Текст книги "Лила, Лила"

30

Давид впервые надел новый темный костюм от Хуго Боса – однобортный пиджак с застежкой на две пуговицы, чистая шерсть, классический покрой. Вообще-то ему больше понравился другой костюм, фирмы «Ком де гарсон», но Мари, которая пошла в магазин вместе с ним, воспротивилась: «Костюм от «Ком де гарсон» плохо вяжется с концом постмодернистского дендизма».

Мари была в новом черном платье с круглым вырезом. Давид не сомневался, что в этом зале нет никого красивее ее. А зал, между прочим, большой, и красивых женщин много.

Издательство «Кубнер» поселило их в гостинице, которая не вполне отвечала их представлениям о жилище звезды нынешней книжной осени. В номере был стол, шкаф, окно, выходящее на задний двор, и, что особенно раздражало, две ниши с односпальными кроватями, которые невозможно поставить рядом. То есть либо надо тесниться на одной кровати, либо спать врозь. Либо сперва тесниться, а потом расходиться.

Мари выражала свой протест, бросая махровые полотенца на пол после однократного использования, хотя наклейка с улыбающимся глобусом на светло-желтой кафельной стене крошечной ванной убедительно просила постояльцев этого не делать.

Они находились на приеме, устроенном крупным немецким издательством. Давид не понял, каким именно. В расписании просто стояло: «С 18.30 разл. приемы, «Франкфуртер хоф».

Карин Колер заехала за ними в гостиницу и с тех пор не отходила ни на шаг. Опекала, словно церемониймейстер, представляла разным людям, толпившимся вокруг, тактично подводила к другим, которые не толпились.

Давид пожимал руки и вежливо улыбался комментариям вроде:

– Ах, я буквально проглотила вашу книгу.

– Вы знаете, что по вашей милости я плакала?

– Только-только начал читать ваш роман. Умоляю, не говорите, чем все кончится!

– Моя жена прочла вашу книгу и прямо-таки требует, чтобы и я тоже прочитал.

– Ваша книга лежит у меня на ночном столике, на самом верху.

Уже некоторое время он держал в руке палочку сатай, с которой нет-нет да капал арахисовый соус – возможно, ему на брюки, он не отваживался бросить взгляд вниз. Палочку он зажал, как сигарету, между указательным и средним пальцами левой руки, держа в ней еще и бокал. Салфетку сунул под левую мышку. Каждый раз, когда он собирался переложить сатай в правую руку и поднести ко рту, начинались рукопожатия. В данный момент он пожимал руку Джереми Стьюарда, лауреата премии Букера, которого Мари представила ему с легким восторгом в голосе. Давид пока не читал его книг, но знал, что Мари они очень нравятся.

– You're one of my heroes,[22]22
  Вы один из моих фаворитов (англ.).


[Закрыть] – сказала она, как раз когда Карин Колер потащила его прочь, чтобы познакомить с очередной важной персоной: Йенсом Риглером, главным редактором издательства «Лютер и Розен».

Риглер оказался толстяком с иронической складкой у рта. Когда Карин представила их друг другу, он сказал:

– Наконец-то мы с вами встретились. Кстати, я на вас в обиде.

– За что? – испугался Давид.

– За то, что вы не послали рукопись мне.

– Рукопись прислала нам подруга господина Керна, – вмешалась Карин. – Он даже не знал об этом.

– Тогда я в обиде на вашу подругу. Она хотя бы хорошенькая?

Давид смерил его взглядом, пытаясь подыскать более деликатный ответ, чем «сволочь ты!».

И опять Карин пришла на помощь:

– Она просто красавица.

Риглер поднял брови.

– Вы привезли ее с собой?

– Нет.

В тишине, повисшей после резкого ответа Давида, послышался чей-то голос:

– Никто не видел официанта с вином? Он что тут, один-единственный?

Худшие опасения Давида оправдались: Джекки.

Он был в черном блестящем костюме с пурпурной бабочкой. Кожа на скулах разгоряченно-красная, глаза несколько остекленевшие, беспокойно переминается с ноги на ногу.

– Устраивают помпезный прием, а выпить нечего!

– Я принесу, – сказал Давид и исчез в толпе.

Мари все еще разговаривала с лауреатом Букера. Давид обнял ее за плечи, привлек к себе. К счастью, уже после нескольких фраз Джереми Стьюард завел разговор с французским издателем, остановившимся возле них.

– Здесь Джекки, – тихо сказал Давид.

Мари взглянула на него так, будто не расслышала.

Давид подбородком показал ей, куда смотреть.

– Вон он. С Карин Колер и главным редактором «Лютера и Розена». Пьяный, в смокинге.

Мари чуть не расплакалась.

– Сожалею, – сказал Давид.

– Отошли его.

– Не могу.

– Тогда скажи хотя бы, чтоб оставил нас в покое.

Давид пожал плечами.

– Ну что ты в нем нашел?

Давид задумался, потом наконец сказал:

– Мне его жалко.

– Жалко? Джекки?

– Мне всех стариков жалко.

– Серьезно? Почему?

Эта мысль пришла Давиду в голову впервые. И похоже, Мари ею заинтересовалась.

– Потому что они старые. Вся жизнь у них позади. И никто не обращает на них внимания. Оттого я и не могу послать Джекки к черту.

Мари положила руку ему на затылок, притянула к себе.

– Вдобавок он напоминает моего деда. Давид ни одного из своих дедов не знал.

С одним мать разругалась еще со времен своего совершеннолетия. Другой умер, когда Давиду было всего четыре.

– Твой дед тоже столько пил? – Мари пошутила, но Давид остался совершенно серьезен.

– Да. Увы. А когда бывал трезв, рассказывал мне разные истории. Как Джекки.

– Тоже одни и те же? – Мари не хотела впадать в серьезность.

– Да, одни и те же. Но дети это любят. Им не нужны новые истории. Даже в старых они не терпят изменений.

Мари задумчиво улыбнулась.

– Ладно, тогда попробую примириться с дедушкой Джекки.

Давид наградил ее поцелуем.

В ходе этого вечера жизнь Давида еще усложнилась.

На приеме издательства «Драко» они снова встретили Карин Колер, и она повела их на прием издательства «Леопарди». Неафишированное сборище происходило в апартаментах на втором этаже, а народу набилось столько, что Карин Колер немедля оттерли, а Мари с Давидом, которых толпа занесла в ванную, целый час не могли выбраться оттуда. Эту участь они разделили с группой итальянских авторов, которые по-французски рассказывали им о знаменитостях, мелькавших в толчее за открытой дверью ванной. Хорошо, хоть есть где посидеть – унитаз, биде и край наполненной льдом, пивом и белым вином ванны. Только когда народ стал расходиться, Давид и Мари вышли из ванной. Карин Колер куда-то исчезла.

Пока они ждали лифт, не вполне трезвый журналист из австрийского литературного журнала представил Давида важной нью-йоркской редакторше. В битком набитой кабине, съезжая в нижний этаж, она спросила:

– So, what's your book about?[23]23
  Так о чем же ваша книга? (англ.)


[Закрыть]

Но не успел он открыть рот, как лифт остановился и важная американка растворилась в толпе.

Давид с радостью согласился, когда Мари предложила закончить вечер бокальчиком вина в гостиничном баре. В худшем случае они встретят там Джекки, и тогда Давид скажет, что они его искали. В лучшем случае – не встретят, и на следующий день Давид скажет ему то же самое.

Лучший случай произойти не пожелал. Как только они, протиснувшись мимо посетителей, стоявших на подступах к бару, с нерешительностью неофитов стали озираться по сторонам, кто-то громко провозгласил:

– Давид Керн!

Несколько десятков человек сперва оглянулись на голос, а потом воззрились туда, куда указывал коротышка с бабочкой. Вот, значит, какой он, Давид Керн.

Давид вопросительно посмотрел на Мари.

– Нет, без меня. Но я не обижусь, если ты ненадолго останешься.

Давид переводил взгляд с приветственно машущего Джекки на улыбающуюся Мари, не зная, как поступить. Мари чмокнула его в щеку.

– Не застревай слишком надолго.

Он провожал ее взглядом, пока она не исчезла в холле.

Джекки пристроился на одном из диванов. Рядом сидел какой-то незнакомый Давиду человек. А между ними было свободное место, по которому Джекки сейчас и хлопнул ладонью.

Давид втиснулся между Джекки и незнакомцем.

Джекки с трудом ворочал языком и тыкал указательным пальцем в воздух, чтобы придать весу своим словам и не позволить собеседникам перебить его монолог.

– О приемах, – объявил он, – о приемах можешь забыть. Все происходит здесь. Здесь ведутся самые важные переговоры. Больше никуда ходить не надо. Стенд? Забудь! Чтения? Забудь! Приемы? Забудь! Дискуссии? Забудь! – Он отхлебнул пива. – Здесь! Здесь ты встретишь важных людей. Здесь завяжешь контакты. – Со словом «завяжешь» он совладал лишь с третьей попытки. – Разреши тебя познакомить, это… – Джекки отчаянно старался вспомнить имя.

– Клаус Штайнер, – подсказал незнакомец.

– Клаус Штайнер из издательства «Драко». Очень важный человек.

Штайнер протестующе отмахнулся и протянул Давиду руку.

– Ваш агент преувеличивает.

31

Чем позже Джекки засиживался за выпивкой, тем раньше просыпался. Будила его изжога. Желудочный сок потоком лавы устремлялся вон из желудка, обжигая пищевод.

Так случилось и этим утром. Он выбрался из постели и попробовал сориентироваться. Маленькая комната. В свете, проникавшем с улицы – видимо, он забыл задернуть шторы, – проступали очертания шкафа. Рядом стул, на нем открытый чемодан. Две двери. В замке одной торчал ключ с тяжелым грушевидным брелоком. Наверно, она вела в коридор.

Вторая дверь открыта. Должно быть, там ванная. Джекки побрел к этой двери, нащупал выключатель. Вспыхнула неоновая лампа над зеркалом. Он стоял в крохотной ванной. Цветастая занавеска душа, маленький умывальник, унитаз с поднятой крышкой и желтоватой водой. Джекки нажал на слив.

На бачке лежал его мешочек с туалетными принадлежностями. Он покопался внутри, нашел пачку таблеток «ренни», выдавил из пластинки две штуки и сунул в рот. На опухшего старика в зеркале он даже не взглянул.

Вернувшись в комнату, Джекки открыл окно. Холодный осенний воздух хлынул в помещение. Тремя этажами ниже поблескивала черная мостовая, по которой изредка проезжали машины. Светилась вывеска над какой-то витриной, но разобрать надпись на таком расстоянии да без очков было невозможно.

Джекки подошел к закрытой двери, вытащил ключ. На брелоке стояло: номер 36 и «Гостиница «Лоза», Бад-Наухайм».

Только теперь он вспомнил. Вчера, когда он приехал во Франкфурт и поинтересовался в вокзальном бюро информации насчет гостиницы, его сперва подняли на смех, а потом послали в Бад-Наухайм. Аж за тридцать шесть километров от Франкфурта. Но, как они сказали, ему крупно повезло, что хотя бы там еще есть свободный номер.

Как он добрался сюда нынче ночью, Джекки совершенно не помнил.

Задернув шторы, он включил лампу на ночном столике. Сверху вниз посмотрел на себя. Он был в носках и в белой рубашке. Поднес руку к вороту – что-то шелковое. Пурпурная бабочка. Сообразил, как ее отстегнуть, снял. Потом скинул рубашку и подштанники. Поднял левую ногу, намереваясь стянуть носок, потерял равновесие и во весь рост грохнулся на прикроватный коврик. Падая, сдернул за собой лампу с ночного столика. Она приземлилась возле его головы, вспыхнула ярким, почти белым светом и с тихим гудением погасла. Минуту-другую Джекки так и лежал на полу. Потом, убедившись, что кровь не течет и кости целы, встал на ноги и пошел под душ.

Спустя полтора часа он собрал вещи, расплатился за номер и, направляясь на такси во Франкфурт, восстанавливал в памяти минувший вечер.

Если не считать перебора с выпивкой, вечер для него прошел хорошо. С поля боя он удалился победителем. Не помнил, в котором часу, но одним из последних. Давид, кажется, ушел чуть раньше. А вот парень из «Драко» – как бишь его звали? – оставался до конца. И они договорились о встрече. Хотели потолковать о будущем Давида. Надо только вспомнить, когда и где.

Он почти не сомневался, что речь шла об обеде.

Нащупав замок, Джекки отстегнул ремень безопасности, наклонился всем корпусом влево и извлек из правого заднего кармана бумажник. Водитель искоса наблюдал за ним.

Джекки перебрал талоны на жратву и визитные карточки в разных отделениях и в конце концов отыскал карточку издательства «Драко». «Клаус Штайнер, ведущий редактор», – прочел он вслух. На обороте размашистым почерком стояло: «Четверг, 12.30, «Штеффенс-штубе», 2-й этаж». Это он тоже прочел вслух. Спрятал карточку, сунул бумажник в карман и так долго колупался с пряжкой ремня безопасности, что водитель не выдержал, оттолкнул его руку и сам защелкнул ремень.

Джекки велел отвезти его на вокзал. Там он оставил чемодан в камере хранения и поискал, где можно прилично позавтракать.

В такие дни, как этот, приличный завтрак состоял из кофе с молоком, булочек, двух яиц всмятку, большого количества минеральной воды и одного-двух бокалов красного вина, чтобы унять дрожь в руках.

После завтрака он взял такси и поехал на ярмарку. На входе предъявил карточку участника, которую вчера в баре выцыганил у начальника отдела сбыта какого-то английского садоводческого издательства. С видом ярмарочного завсегдатая сел в челночный автобус и на нем добрался до павильона, где располагался стенд «Кубнера».

Давид, сидя за столиком, разговаривал с какой-то журналисткой. Вид у него был бледноватый, контуры усиков слегка расплылись из-за двухдневной щетины.

Джекки проигнорировал неодобрительный взгляд Карин Колер, подошел к Давиду и поздоровался с ним за руку.

– Все в порядке? – спросил он.

Давид кивнул.

Засим Джекки представился журналистке:

– Джекки Штоккер. Агент Давида Керна. – И снова обернулся к Давиду: – У меня тут несколько встреч, а потом обед с… ну, ты знаешь. Увидимся позже.

– Ладно, – пробормотал Давид, покосившись на Карин Колер, которая сидела на стуле в пределах слышимости, но как раз сейчас разговаривала с посетителем.

Джекки покинул кубнеровский стенд и не спеша двинулся в сторону солидных издательств.

У «Лютера и Розена» он подошел к информационной стойке и потребовал главного редактора.

– Господин Риглер в данный момент занят, может быть, я вам помогу? – спросило юное существо с алыми губками.

– Нет, я подожду.

– Предупреждаю заранее, если у вас нет договоренности с господином Риглером, он вряд ли найдет для вас время.

– Просто скажите ему, что я представляю Давида Керна. Возможно, тогда у него найдется минутка.

Девушка отошла к Риглеру, что-то ему сказала. Он бросил беглый взгляд на Джекки, тот кивнул ему. Риглер что-то сказал и снова обратился к своему собеседнику.

– Господин Риглер сейчас подойдет. Позвольте вам что-нибудь предложить. Кофе? Воды?

Джекки выбрал кофе и уселся на стул. Риглер подошел одновременно с кофе.

– Вчера я как-то не понял, что вы агент Давида Керна. Надеюсь, свой бокальчик вина вы все-таки получили.

Они обменялись рукопожатием.

– Не буду вас задерживать. Я просто подумал, что мы с вами могли бы встретиться в кулуарах ярмарки, выпить по коктейлю или перекусить, а заодно доверительно потолковать.

Риглер вытащил ежедневник и, наморщив лоб, полистал.

– В четыре я мог бы ненадолго отлучиться отсюда. Где мы встретимся?

– В баре отеля напротив.

– В баре «Марриотта»?

– Совершенно верно.

– Не самое тихое место.

– Зато близко.

«Штеффенс-штубе» – добропорядочный бюргерский ресторан. В нижнем этаже располагался зал попроще, во втором – заведение рангом повыше, с крахмальными белыми скатертями на столах. Когда Джекки вошел, Штайнер уже был там и приветственно махнул ему рукой. Джекки немного опоздал, потому что по дороге забежал выпить аперитив. Он не хотел произвести неблагоприятное впечатление и решил при Штай-нере алкоголем не злоупотреблять.

Но искренне обрадовался, увидев рядом с прибором Штайнера стакан кампари. Будет неучтиво не заказать и себе то же самое.

– На ярмарке хуже всего то, что изо дня в день приходится засиживаться допоздна, – простонал Штайнер.

– Да, много чего набирается.

– Вы давно этим занимаетесь, господин Штоккер?

– Джекки. По-моему, вчера мы перешли на «ты».

– Клаус. Я был не вполне уверен. – Штайнер смущенно ухмыльнулся. – Как давно ты этим занимаешься, Джекки?

– Книжной ярмаркой?

– Нет, вообще. Книжным бизнесом. Как агент и все такое.

– Да не сказать, что очень давно. Раньше я активнее участвовал в литературной жизни. Но тебя в ту пору и на свете не было. А вернулся я в эту сферу только благодаря Давиду. Он нуждался в доверенном человеке, который бы немножко его опекал, прикрывал ему спину. А у меня времени хоть отбавляй.

– И опыта. – Интонация была не вопросительная, но Джекки знал, что это вопрос. Штайнер хотел разобраться, с кем имеет дело.

– Ну, здесь вполне достаточно минимума коммерческих ноу-хау. Чем ни торгуй – ядровым мылом или авторскими правами, – законы одни и те же. Покупатель хочет дать меньше, чем запрашивает продавец. А кто из них одержит верх, зависит от предложения и спроса.

– Однако ж надо знать рынок и торговые обычаи.

– Невелика премудрость. У меня на руках Давидов договор с «Кубнером», и я могу исходить из того, что он по всем позициям занижен.

– Господа уже выбрали? – спросил официант в тесной белой куртке.

– Еще даже и не смотрели, – ответил Штайнер.

Оба открыли меню и молча углубились в изучение оного.

Не поднимая глаз, Штайнер спросил:

– Как выглядят планы Давида Керна на будущее?

– Как у всех писателей, – отозвался Джекки. – Новая книга.

– Он уже приступил?

– На сегодняшний день ему немножко недостает мотивации.

Штайнер опустил меню на стол.

– Это вполне можно обсудить.

Разговор с Клаусом Штайнером оказался весьма конструктивным. Как и разговор с Йенсом Риглером в «Марриотте». В ближайшие дни оба представят свои предложения.

Но Риглер сумел оказать ему небольшую услугу. Джекки рассказал про свою гостиничную проблему, и Риглер распорядился, чтобы он получил номер из резерва «Лютера и Розена». Номер был заказан на всю неделю для одного из авторов, который приедет только послезавтра.

После встречи с Риглером Джекки забрал на вокзале свой чемодан и водворился в отеле «Франкфуртер хоф».

32

Звонок Карин Колер застал Мари врасплох. На этот вечер, последний во Франкфурте, у нее были совсем другие планы. Завтра она уезжает, а послезавтра предстоит важный экзамен.

Сегодня вечером, в восемь, у Давида чтения, которые будет снимать телевидение. Мари собиралась присутствовать там, а прежде зайти в гостиницу – чуток отдохнуть и навести красоту.

Но просьба Карин Колер о встрече звучала так настойчиво, что она не сумела отказаться. А вдобавок была рада случаю поговорить с нею один на один.

Дело в том, что, по ее мнению, Давид читал слишком много. И она решила при первом же удобном случае сказать Карин Колер, что издательство, как ей кажется, ездит на Давиде верхом. Он тоже так думает, но не может сказать «нет». Мол, было бы непорядочно бросить издательство в беде. Да и деньги, в конце концов, всегда пригодятся.

Иногда ей казалось, что все наоборот, что он читает больше ради денег, чем ради издательства. Перед каждой поездкой он мрачнел, проклиная Карин за то, что она дала согласие, и себя за то, что не отказался. Возвращался он усталый, измотанный, но настроение улучшалось, как только он доставал конверты с гонорарами и пересчитывал купюры. А потом скалывал их скрепкой, прицепив записочку с общей суммой.

Но деньгами Давид не бросался. При первой возможности относил в банк. Он казался ей маленьким мальчиком, который экономит на большую покупку и все свои карманные деньги отправляет в копилку. Интересно, на что Давид копит деньги?

Иногда у нее даже мелькала мысль, что он скупердяй. Впрочем, если и так, то скупился он лишь на себя. Ее он приглашал в дорогие рестораны и, вопреки всем протестам, оплачивал большую часть расходов на общее хозяйство. А видя, с каким долготерпением он позволяет Джекки себя эксплуатировать, она понимала, что о скупости и речи быть не может. Наверно, Давид просто из тех, кому больше удовольствия доставляет иметь деньги, чем тратить.

Мари сидела за столиком в полутемном вульгарном баре, со стаканом швепса, и ждала редакторшу. Бар быстро наполнялся участниками и посетителями ярмарки. С каждым новым человеком уровень шума и содержание вредных веществ в воздухе возрастали. Нигде столько не курят, сколько в книжных кругах, думала Мари. Утром, когда она садилась на ярмарке в челночный автобус, от одежды окружающих пассажиров разило пепельницей. Вчера ночью, после трех, когда Давид, пьяный, ввалился в номер, дымом от него воняло куда сильнее, чем в бытность его официантом в «Эскине».

Мари взглянула на часы. Карин Колер опаздывала уже на десять минут. Компания шумных датчан у стойки то и дело посматривала на нее. А поскольку они были прямо у нее перед глазами, игнорировать их было трудновато. И она еще раз глянула на часы, чтобы всем стало ясно: она кой-кого ждет.

Честно говоря, Мари радовалась, что завтра уедет. По горло сыта этим столпотворением. Издательские стенды отличались друг от друга только размером и дизайном. Равно как и книги.

Вдобавок такое количество книг повергало ее в уныние. Чего ради ей вздумалось изучать литературу? Чтобы в один прекрасный день закончить функционеркой в этой массовой индустрии? Журналисткой, редакторшей, книгопродавцом, литературным агентом, сотрудницей издательства? Как все те, что с бейджиками на груди очертя голову спешили куда-то по коридорам, где гуляли сквозняки, или в шумном гостиничном баре гадали, кто завтра получит Нобелевскую премию по литературе?

Да, ярмарка Мари разочаровала, и Давид тоже. Она не ожидала, что он уделит ей больше времени. Даже рассчитывала, что при отсутствии официальных обязанностей он будет проводить время в обществе интересных людей, коллег-писателей, журналистов, издателей. Но что он, как дома, будет всюду таскать за собой Джекки, – такое ей в голову не приходило. Его абсолютная неспособность настоять на своем действовала ей на нервы. «Давид, когда-нибудь тебе придется сделать выбор между Джекки и мною, и чем раньше, тем лучше», – сказала она ему сегодня утром, лишь полушутя.

А он умоляющим тоном произнес: «Пожалуйста, Мари. Для меня эти дни – сплошной стресс. Не делай их еще тяжелее. Прошу тебя».

Как она ненавидела такие уловки! К ним все мужчины прибегают. Не усложняй ситуацию, она и без того тяжелая. Только не сейчас. В другое время – сколько угодно. Только не надо устраивать сцену сейчас. Не наноси удар в спину в такой важный для меня момент. Не сейчас, когда я так нуждаюсь в твоей лояльности и поддержке.

Она снова взглянула на часы. Четверть седьмого. Все, сейчас она подзовет официанта, расплатится и уйдет.

– Извините за опоздание. Никак не могла уйти со стенда. – Карин Колер запыхалась, щеки раскраснелись. Она сняла пальто, бросила его на подлокотник мягкого дивана.

– Я рассчитывала самое позднее в семь быть в гостинице, – отозвалась Мари, слегка недовольным тоном.

– Вы успеете. Мы закажем такси через администратора. На стоянке вы в это время простоите как минимум минут сорок пять. Так вот, к делу: Мари, мне нужна ваша помощь.

– В чем?

– Давид рассказал вам о моем предложении?

– О каком предложении?

– Стать его агентом.

– Нет, не рассказал.

– Я сделала ему это предложение вчера в полдень. И он хотел посоветоваться с вами.

– Не посоветовался.

– С вами, может, и нет. Но с господином Штоккером поговорил. Тот теперь трубит на всех углах, что он агент Давида.

Мари покачала головой.

– Не стоит принимать это всерьез. Джекки просто болтливый пьянчуга.

Карин выдержала драматическую паузу.

– Давид это подтвердил.

– Что вы сказали?

– Сегодня я поговорила с ним начистоту. Он сперва заюлил, а потом признался, что так оно и есть.

Подошел официант принять у Карин заказ.

– То же самое. – Карин показала на стакан Мари.

– Один швепс?

– Я думала, это джин с тоником.

– Значит, джин с тоником?

– Да, мне надо что-нибудь покрепче.

Мари тем временем старалась собраться с мыслями.

– Давид сказал, что Джекки его агент?

– Не прямо, но имел в виду именно это. Вроде как сожалел, однако отменять ничего не собирался.

– Я поговорю с ним.

– Об этом я и хотела вас попросить. Переубедите его. Не только из-за меня. Он вредит себе. Делает себя мишенью насмешек в литературных кругах.

– Знаю.

– Не стану скрывать: это и для меня очень важно. Мне пятьдесят два, и это последний шанс начать все сначала. Я понимаю, подобные заявления звучат эгоистично. Но все, что я намерена предпринять для нового начала, пойдет на пользу Давиду. Я сумею устроить его в надлежащее издательство и позабочусь, чтобы ему предложили наилучшие условия. Я буду драться за него, как лев, поверьте.

Мари верила.

Официант принес Карин джин с тоником. Она сразу же расплатилась.

– Чтобы вы вовремя вернулись в гостиницу, – сказала она Мари. Отпила два больших глотка, закурила сигарету. – Давид чем-то обязан этому Джекки?

Мари пожала плечами.

– Я тоже задавала себе этот вопрос. Давид говорит, что жалеет его и что он напоминает ему деда.

– Деда? – Карин покачала головой и допила джин. – Вы бы назначили деда своим литагентом?