Текст книги "Сообщество разума"

8.6. Уровни

Иногда мы трактуем память так, будто она способна переместить нас вспять во времени, позволить услышать голоса минувшего и увидеть мысленным взором картины прошлого. Но память никуда не перемещает; она может лишь вернуть наш разум в предыдущие состояние и позволить навестить себя прежних посредством восстановления былого состояния ума. Теория полос пропускания дала нам возможность описать для памяти некие диапазоны, или «уровни», детализации воспоминаний; в случае со змеем мы отметили, что некоторые подробности фиксируются надежно, тогда как другие – слабо или вообще не фиксируются.

Гипотеза полос пропускания может быть применена не только к описаниям предметов, но и к нашим воспоминаниям о процессах и действиях, которые мы реализуем для достижения своих целей, то есть о мысленных состояниях, которые мы воссоздаем, поскольку в прошлом успешно решали какие-то задачи. Со временем задачи, которые нам нужно решать, меняются, поэтому мы должны адаптировать наши воспоминания к своим текущим целям. Чтобы оценить полезность гипотезы полос пропускания, давайте вернемся к игре в кубики и на сей раз предположим, что наш ребенок повзрослел и хочет построить настоящий дом. Какие агенты из былого «строительного сообщества» могут быть задействованы для решения новой задачи?

Рис. 20

Новый агент (строитель дома), безусловно, может использовать многие навыки Строителя башен. Ему наверняка пригодятся низкоуровневые операторы агента «Добавить» («Найти», «Взять» и «Поместить»). Однако Строителю дома не понадобятся высокоуровневые агенты Строителя башен («Начать» и «Закончить»), поскольку они «специализируются» на возведении башен. Также окажутся невостребованными низкоуровневые навыки Строителя наподобие «Поднять», ибо речь идет вовсе не о том, чтобы строить дом из детских кубиков. При этом большинство навыков из средней группы агентов Строителя сохранит свою полезность. Как кажется, они олицетворяют знание, которое обладает максимальной практической ценностью, тогда как верхние и нижние кромки, скорее всего, связаны с теми сторонами задач, что были свойственны старой цели или характерны сугубо для цели новой. Но если наш механизм памяти устроен таким образом, что содержимое этих отдаленных кромок легко отделимо от воспоминаний, дополнительные знания, в них хранящиеся, редко грозят причинить вред, зато часто приносят пользу. Например, «кромочные» подробности в памяти Строителя башен могут подсказать, что делать, если наш дом грозит получиться очень высоким или у него высокая дымовая труба.

Мы начали использовать полосы пропускания для описания предметов, а закончили тем, что применили эту гипотезу для описания действий! В следующих разделах мы увидим, что отнюдь не случайно идеи, связанные с уровнями, играют множество ролей в нашем мышлении.

8.7. Кромки

Когда подробностей в изобилии, составить представление об объекте непросто. Чтобы понять, что перед нами воздушный змей, пригодится знание о бумаге, деревянном каркасе и шнуре. Но если заглянуть в микроскоп, мы увидим отнюдь не какие-то признаки змея как цельного объекта, а мельчайшие подробности кусочков бумаги, дерева или шнура. Тем самым мы, возможно, составим представление о конкретном змее, однако не сумеем распознать других змеев, когда их увидим. Начиная с некоего уровня детализации, чем больше мы видим, тем меньше можем описать увиденное! То же самое касается воспоминаний, которым надлежит ослаблять взаимосвязи на более низких уровнях детализации.

Нижняя полоса: За пределами порога детализации возрастание полноты воспоминаний о событиях прошлого затрудняет адаптацию к новым ситуациям.

Чтобы объяснить, зачем строкам З нужна верхняя кромка, давайте вернемся к тому примеру, в котором наш ребенок изначально научился строить башню, а теперь хочет построить дом. Здесь возникает затруднение иного рода, если мы будем слишком хорошо помнить свой предыдущий опыт!

Верхняя полоса: Воспоминания, активирующие агентов на слишком высоком уровне, будут предлагать нам цели, которые не соответствуют текущей ситуации.

Чтобы понять, почему наши воспоминания в строках З должны ослаблять взаимосвязи за каким-то порогом детализации, рассмотрим крайний случай. Пусть некая память настолько полна, что побуждает переживать, в мельчайших деталях, какой-либо совершенный момент прошлого. В результате текущее «я» будет стерто и мы забудем, о чем просили свою память!

Оба «эффекта кромки» служат для того, чтобы сделать наши воспоминания более релевантными для реализации наших текущих целей. Средний же уровень («полоса пропускания») помогает выявлять сходства между запомненными событиями и нынешними обстоятельствами. Нижняя кромка снабжает нас дополнительными подробностями, но не навязывает их нам. Мы используем их лишь в качестве «умолчаний», в отсутствие фактических данных. Точно так же верхняя кромка напоминает о предыдущих целях, но, опять-таки, мы вовсе не обязаны использовать эти воспоминания для чего либо кроме «умолчаний» (в ситуациях, когда текущие обстоятельства не навязывают нам более актуальных целей). Рассуждая таким образом, мы можем воспринимать нижнюю кромку как некое знание о структуре объектов, а верхнюю кромку – как знание о функциях объектов. Нижние уровни выражают «объективные» детали реальности; верхние уровни выражают наши «субъективные» проблемы в сочетании с целями и намерениями.

Как могут кромки одной и той же строки З находиться в двух настолько различных пространствах? Дело в том, что для мышления нам необходимы, скажем так, интимные связи между объектами и целями, то есть между структурами и их функциями. В чем вообще польза от мышления, если мы не в состоянии соотнести характеристики любого объекта с нашими планами и намерениями? Подумайте, сколь часто в английском языке употребляются слова, представляющие имена объектов и их назначение. Какие инструменты нам понадобятся для постройки дома, чтобы пилить, прибивать и клеить дерево? Очевидно, это будут пила, молоток и клей[11]11
  В английском языке существительные (имена) и глаголы (функции) нередко имеют один и тот же «облик», как в данном случае; ср. saw – «пила» и «пилить».


[Закрыть]. Узрим чудотворящую силу этих «значений»: едва мы слышим какое-либо имя (существительное), наши агенты приступают к действиям, которые выражаются соответствующим этому имени глаголом. Эта способность сочетания целей и средств не ограничивается языком – в дальнейшем мы изучим много других примеров аналогичной деятельности агентов, – однако в языке подобное сочетание обременено наименьшим количеством ограничений.

8.8. Сообщества воспоминаний

Вчера мы наблюдали, как Джек запускает воздушного змея. Что мы помним об увиденном сегодня? Например, можно ответить: «Вспоминая, мы как бы видим все воочию заново». Но вчера, когда мы увидели змея, он не был воспринят нами как нечто совершенно новое. Тот факт, что вчера мы опознали его как «змея», свидетельствует, что нам уже доводилось видеть змеев и мы об этом помним.

Отсюда формируются два способа получения новых воспоминаний об увиденном минуту назад. На схеме слева мы просто соединяем новую строку З со всеми агентами, которые были недавно активны в нашем сознании. На схеме справа изображен иной способ создания воспоминания: вместо того чтобы соединять новую строку З с этим множеством отдельных агентов, мы соединяем ее только с теми старыми строками З, которые были активированы недавно. Тем самым мы получим аналогичный результат, поскольку данные строки З были задействованы для использования многих агентов, активных в последнее время. Эта вторая схема обладает двумя преимуществами: она проще и позволяет рассматривать воспоминания как организованные сообщества.

Рис. 21

Допустим, когда мы осознали, что Джек запускает воздушного змея, это вызвало возбуждение трех строк З – «Джек», «Змей» и «Запускать», – которые сформировались раньше и были активированы видом Джека, запускающего змея. Когда эти три строки З активировались, каждая из них в свою очередь активировала сотни или тысячи агентов. (Наше состояние ума, когда мы наблюдали эту сцену, было результатом деятельности как агентов, возбуждаемых непосредственно нашими чувствами, так и агентов, возбужденных опосредованно, через узнавание.) Для левой схемы потребуется указать огромное количество соединений всех этих агентов с новой строкой З. Но на правой схеме мы достигаем того же самого, лишь добавив новую строку З к трем прежним строкам З! Впрочем, если повторно активировать новую строку З позже, она снова «подцепит» те же прежние строки, обозначающие «Джека», «Змея» и «Запускать», равно как и прочие необходимые воспоминания. В итоге мы станем заново переживать многие минувшие события и узнавать былые образы. В некоторой степени мы словно возвратимся в какую-то раннюю ситуацию.

Разумеется, эти два типа воспоминаний не обеспечивают совершенно одинаковый результат. Наш трюк с «подключением» новой строки З к старым не поможет восстановить многие мелкие подробности минувших событий. Вместо того ментальные состояния, вызываемые этими «иерархизированными» воспоминаниями, будут основываться, скорее, на стереотипах и умолчаниях, а не на реальном восприятии чего-либо. В частности, мы будем склонны вспоминать только то, что опознали когда-то. Нечто наверняка потеряется, однако мы приобретаем кое-что взамен. Эти «деревья воспоминаний» из строк З лишают нас некоторых подробностей, но сохраняют больше следов, позволяющих проследить истоки наших идей. Данные «деревья воспоминаний», кстати, могут и подвести, если удастся в точности воспроизвести исходные обстоятельства какого-то события из прошлого. Но подобное никогда не произойдет, а структурированные воспоминания гораздо легче адаптировать к новым ситуациям.

8.9. Деревья знаний

Если каждая строка может соединяться с другими такими строками, а те в свою очередь могут соединяться с иными строками, получается, что строки З способны образовывать сообщества. Но как мы можем убедиться, что эта гипотеза будет полезной для нашего исследования и не породит грандиозный хаос? Что заставляет строки З формировать действенные иерархии наподобие следующей?

Чтобы сохранить порядок, мы снова применим концепцию полосы пропускания. Если помните, мы сначала предложили понятие строк З для объединения нескольких старых агентов в группу; затем мы ввели понятие полосы пропускания, чтобы эти строки З не заполнялись обилием бесполезных и разрозненных подробностей. Теперь мы сталкиваемся с той же проблемой: при соединении новых строк З со старыми приходится следить, чтобы эти конструкции отвергали избыток неуместных подробностей. Почему бы не попробовать прежнее решение? Давайте применим концепцию полосы пропускания к «деревьям» строк 3!

Рис. 22

При создании нового воспоминания в строке З не нужно соединять ее со всеми активными строками З; достаточно тех, которые были активны в пределах конкретной полосы пропускания.

Можно предположить, что идея окажется трудноприменимой, если мы не определим, что понимаем под «уровнем» и «полосой». Впрочем, некое подобие «вычленения» строк совершается автоматически, просто потому, что новые сообщества строк З тяготеют к наследованию иерархий, уже существовавших среди первоначальных агентов, которые «подключаются» к этим строкам З. Фактически мы располагаем сразу двумя различными теориями. В нашем примере со змеем мы рассуждали об «уровне детализации» описаний. Иначе говоря, нам казалось полезнее рассуждать о «листе, натянутом на каркас», чем о бумаге или деревяшках каркаса. А в примере со Строителем мы обсуждали цели и пришли к выводу, что агент Строитель (Строитель башен) находится на уровень выше тех агентов, которых он использует для реализации своих задач (имеются в виду агенты «Начать», «Добавить» и «Закончить»).

Тактику соединения новых строк З со старыми следует применять осмотрительно. Иначе новые агенты попросту не проникнут в наши воспоминания. Кроме того, далеко не всегда необходимо создавать простые, иерархически упорядоченные «деревья»; например, в случае со Строителем мы обнаружили, что операторы «Переместить» и «Видеть» часто нуждаются в помощи друг друга. Рано или поздно все наши структуры знаний переплетаются со множеством исключений, «обходных путей» и перекрестных ссылок. Это не имеет значения; концепция полосы пропускания остается применимой в целом, поскольку бо́льшая часть того, что мы знаем, представляется именно в виде иерархий – благодаря способам пополнения наших знаний.

8.10. Уровни и классификации

Разве не любопытно, как часто мы используем концепцию уровней? Мы говорим об уровне устремлений или достижений человека. Говорим об уровнях абстракции, уровнях управления, уровнях детализации. Есть ли что-то общее во всех этих уровнях, о которых рассуждают люди? Да: каждый уровень отражает, по-видимому, способ организации идей, и каждый представляется нам иерархической структурой. Обычно мы склонны считать, что любая иерархия иллюстрирует какой-то порядок, существующий в мире. Но часто эти упорядочения порождаются разумом и лишь кажутся присущими материальному миру. Если наша теория «деревьев» со строками З верна, было бы «естественно» классифицировать объекты, распределять их по уровням и иерархиям, пусть даже не идеальным. На приведенной ниже схеме изображены два способа классификации физических объектов.

Эти две иерархии разделяют объекты по-разному. Птицы и самолеты близки друг к другу по ряду признаков, но далеки друг от друга по другому ряду признаков. Какая классификация правильная? Это глупый вопрос! Все зависит от того, для чего вы хотите ее использовать. Левая схема полезнее для биологов, а правая полезнее для охотников.

Рис. 23

Как классифицировать фарфоровую утку, то есть красивую декоративную игрушку? Это какая-то птица? Животное? Или просто безжизненный кусок глины? Нет смысла спорить: «Это не птица!» – «Как раз птица, да еще керамическая». Вместо споров мы часто пользуемся двумя классификациями или большим их количеством одновременно. Например, вдумчивый ребенок может играть с фарфоровой уткой, как если бы это было животное, но одновременно обращаться с нею осторожно, что вполне уместно, когда имеешь дело с фарфором.

Когда мы осваиваем новый навык или дополняем старый, нам важно подчеркнуть для себя относительную важность некоторых качеств и особенностей в сравнении с другими. Мы можем разнести эти качества по уровням, лишь когда отыщем способ выполнять такие действия систематически. Тогда наши классификации начнут напоминать схемы уровней и иерархии. Но иерархии всегда оказываются запутанными и неупорядоченными, поскольку в каждой классификационной схеме хватает исключений и причудливых взаимосвязей. Принимаясь за новое дело, мы не желаем начинать, что называется, с чистого листа; нет, мы пытаемся воспользоваться успешным предыдущим опытом. Потому мы роемся в памяти, выискивая старые идеи. А потом, когда обнаруживается полезная часть какой-либо иерархии, извлекаем следом за нею все остальное.

8.11. Слои общества

Согласно нашей концепции памяти, строки З каждого агента разрастаются в новое сообщество. Итак, чтобы не терять нить рассуждения, назовем исходных агентов С-агентами, а их общество назовем С-обществом. Для любого С-общества возможно вообразить создание и накопление воспоминаний посредством формирования соответствующего З-общества. Когда мы начинаем создавать З-общество, нужно соединить каждую строку З напрямую с С-агентами, потому что у нас нет других строк З, с которыми мы могли бы соединить эти строки. Позже мы можем использовать более эффективную тактику сочетания новых и старых строк З. Но это породит иную проблему: контакты с исходными С-агентами ослабеют еще сильнее и станут сильно опосредованными. Все начнет замедляться, если только З-общество не продолжит формировать новые связи с исходным С-обществом. Все несколько проще представить, если вообразить З-общество как «слой», близкий к С-обществу. На приведенной ниже схеме это хорошо видно.

При таком расположении пары слоев могут образовывать своего рода компьютеры. С-агенты активируют З-агентов и наоборот, а вследствие этого возникает определенная «спиральная» активность. Со временем фокус этой активности может смещаться вверх или вниз, а также бесконтрольно расширяться. Система быстро скатывается к хаосу. Но контролировать систему изнутри тяжело, к тому же это помешало бы целям других агентов. Впрочем, не составит труда представить, как некий третий агент ограничивает и контролирует деятельность системы С – З, указывая, какая полоса пропускания должна оставаться активной, и отсекая все прочее. Налицо тот самый грубый контроль, к которому мог бы прибегнуть мозг Б, ибо он способен выполнять все это без необходимости понимать суть происходящего в мозгу А. Третий агент просто бросает взгляд, фигурально выражаясь, и нетерпеливо заключает: «Это никуда не годится, нужно подняться до ситуации более высокого уровня». Или говорит: «Похоже на прогресс, так что двигайтесь дальше и добавьте подробностей».

Рис. 24

Существует ли принципиальное различие между З-обществами и С-обществами? Думаю, нет; разве что С-общества задействуются первыми. Можно вообразить бесконечную цепочку таких обществ, в которой каждое новое учится эксплуатировать предыдущее. Позднее мы выдвинем теорию, что именно так наш разум развивается в младенчестве – в виде последовательности слоев обществ. Каждый новый слой возникает как совокупность строк З, которые порождаются усвоением любых навыков, полученных предыдущим слоем. Всякий раз, когда слой приобретает некоторое полезное и существенное умение, он склонен прерывать обучение и останавливать перемены, но затем другой слой начинает изучать возможности предыдущего. Каждый новый слой обучается, осваивает новые способы использования умений старых слоев. Далее он замедляет скорость обучения – и становится одновременно объектом изучения и «наставником» для слоев, которые формируются впоследствии.

Глава 9
Итоги

Помимо боли, чья функция, очевидно, заключается в том, чтобы информировать высшие центры нервной системы о возникающих дефектах, существует множество физиологических механизмов, назначение которые состоит только в том, чтобы извещать нас о каких-либо проблемах. Мы плохо себя чувствуем без видимой причины. Сам факт того, что мы употребляем выражение «Я плохо себя чувствую» в различных случаях, весьма показателен в данном отношении.

Конрад Лоренц

9.1 Желать и нравиться

Среди прочего, что мне ненавистно, есть следующие вопросы:

Вы предпочитаете физику биологии? Вам нравится эта пьеса?

Вам нравится Вагнер? Удачно ли вы провели год за границей?

Что заставляет нас вкладывать столько содержания в такие невыразительные определения, как «нравиться», «предпочитать» и пр.? Зачем мы пытаемся свести богатство мыслей и чувств к неким элементарным оценкам или к измерению того, что доставляет удовольствие? Ответ заключается в том, что наши способы оценки удовольствия обладают множеством применений. Они помогают нам сравнивать, достигать компромиссов и делать выбор. Они включаются в те знаки коммуникации, которые мы используем для выражения различных степеней привязанности, довольства и согласия. Они проявляют себя не только в словах, но и в жестах, интонациях, улыбках и во многих других мимических инструментах. Однако необходима осторожность: не следует воспринимать эти знаки, так сказать, буквально. Ни состояние мира, ни состояние разума никогда не бывает настолько простым, чтобы его можно было выразить в каком-то одном, если угодно, «одномерном» суждении. Ни одна ситуация не бывает полностью удовлетворительной или полностью отвратительной, а наши реакции удовольствия и отвращения представляют собой всего-навсего поверхностные «резюме», маскирующие целые пирамиды подспудных процессов. Чтобы «наслаждаться» опытом, некоторые наши агенты должны суммировать успехи, тогда как другие агенты одновременно осуждают своих подчиненных за невыполнение поставленных целей. Поэтому надлежит насторожиться, когда нам очень что-то сильно нравится, ибо это может означать, что отдельные агенты насильственно подавляют другие возможности.

Чем больше мы уверены, что нам нравится то, что мы делаем, тем сильнее подавляются другие наши устремления.

Для выбора между альтернативами наивысшие уровни разума требуют простейших обобщений. Если наши высокоуровневые чувства слишком часто оказываются «смешанными», редко будет возможен выбор, какой едой питаться, какими дорогами перемещаться и какие мысли обдумывать. На уровне действий нам приходится все упрощать до выражений наподобие «Да» и «Нет». Но эти выражения недостаточно информативны для того, чтобы использоваться на низких уровнях разума, где осуществляется множество процессов и где каждый агент вынужден решать, насколько что-то соответствует конкретным локальным целям. На более низких уровнях разума должны иметься в изобилии некие малые (и сосуществующие) удовольствия и раздражители.

Мы часто рассуждаем так, словно нам следует подчиняться собственным желаниям. На самом же деле мы едва различаем само желание и потенциальное удовольствие от его исполнения; отношение между этими двумя понятиями кажется настолько тесным, что даже как-то странно упоминать о нем. Вполне естественным кажется хотеть того, что нам нравится, и избегать того, что нам не нравится, и порой мы испытываем чуть ли не потусторонний ужас, когда другие люди нарушают это правило; мы думаем, что они, конечно же, не стали бы делать ничего подобного, если бы, в глубине души, не желали этого на самом деле. Мы будто чувствуем, что все люди должны делать только то, что им нравится.

Но взаимоотношения между «хотеть» и «нравиться» куда сложнее, поскольку наши предпочтения суть конечные результаты длительных переговоров между нашими агентами. Чтобы достичь какой-либо существенной цели, мы должны отказаться от других возможностей и задействовать механизмы, позволяющие не поддаваться унынию или раскаянию. Мы употребляем слова вроде «нравится», чтобы охарактеризовать результат работы механизмов, которые заставляют нас придерживаться сделанного выбора. Деятельность агента «Нравиться» заключается в устранении альтернатив; мы должны понимать эту его роль и сознавать, что он, не имея ограничений, изрядно сужает нашу вселенную. В итоге формируется мнимая ясность и строгость понятия «нравится», которое не отражает своей сути, а лишь показывает образ действий.