Текст книги "Ненастоящая любовь"

14

Никуда я не пойду. Точка.

– Кирочка, ты ещё не одета? Хочешь, я тебе косу колоском заплету? Или так сейчас не носят? – бабушка садится на край кровати, на которой я, поджав ноги, пытаюсь читать книжку.

– Я не пойду, – продолжаю смотреть в книгу.

– Почему? – удивляется бабушка. – Ты ведь ещё ни разу не была на студенческих вечеринках. Тебе обязательно нужно сходить.

– Ба, ты странная, – роняю книгу на себя и поднимаю глаза на бабушку. – А вдруг я напьюсь, обкурюсь и загуляю на неделю? Как результат: отстану в учёбе, потеряю стипендию, нахватаюсь хвостов или вообще вылечу. Тебе вот не страшно?

– Ты? – смеётся бабушка и треплет меня по волосам. – Плюшечка, ты слишком умна для этого всего. Но даже умняшкам нужно развлекаться.

– Вот я и развлекаюсь, – поднимаю книгу и демонстрирую бабушке. – Читаю. Чем не развлечение?

– Кира, иди, – снова улыбается она, мягко отбирает у меня книгу и откладывает на тумбочку. – Развейся немного. С людьми пообщайся. Никуда твоя учёба от тебя не уйдёт. Ходить на вечеринки – нормально для твоего возраста.

Про Марка я бабушке ничего не сказала. Только поделилась тем, что меня в числе других первокурсников позвали на вечеринку. Надеялась, она мне строго запретит, и самой решать не придётся. Железобетонный аргумент будет, так сказать.

Но бабуля меня подставила, выразив восторг, что “наконец-то моя плюшечка насладится студенчеством!”

Блин, что?

Бабушка так завелась, будто это она собралась на свою первую вечеринку, а не я.

А я вот никуда собираться не хочу. Я уже знаю, что буду чувствовать себя ужасно не в своей тарелке. Я не Настя, не смогу влиться. И уже предвижу жалкое зрелище: Марк и за ним таскающаяся, словно хвост, я. Неудобная и лишняя.

“Я не пойду” – пишу ему сообщение, когда бабушка, вздохнув, уходит на кухню.

“В каком смысле не пойдёшь, Веснушка? ” – буквально через секунду прилетает в ответ.

“В прямом”

Думаю, что, наверное, это немного грубовато и дополняю сообщение.

“Зачем я тебе там? Ни твоей сталкерши, ни достающих павианов там не будет. Какой смысл притворяться?”

“Зато там будет много других людей, кто общается со сталкершей и с павианами. Так что, Веснушка, не бузи. Жду у подъезда через десять минут”

И пропадает из сети.

Ну класс. Без меня меня женили.

Это вообще-то неправильно – решать за других. Я сама решу, что мне делать. Вот.

Беру книгу и смотрю в неё. Пытаюсь поймать глазами строчки, но они расплываются. Оно и понятно, ведь книгу я держу вверх тормашками. Но даже когда переворачиваю, не могу вчитаться, ни одно слово не задерживается в сознании. Будто иероглифы непонятные рассматриваю, а не хорошо знакомые буквы.

Так проходит минута. Потом ещё две. И ещё одна.

На экране смартфона цифры сменяются, а я всё сижу.

– Блин!

Подскакиваю и несусь в ванную. Осталось пять минут, надо хотя бы зубы почистить. Душ я принимала, когда приехала с учёбы.

– Ты всё-таки решила идти, плюшечка? – зовёт бабушка через дверь ванной, пока я спешно пытаюсь распутать и причесать свои волосы, а они никак не поддаются после абы как сколоченного высокого домашнего пучка.

– Ага. Раз ты так настаиваешь.

Слышу, как бабушка в ответ смеётся.

– Ну ты же там реснички подведи поярче, губки. А то я тебе как подарила наборчик, ты пару раз только пользовалась им. Как раз и пригодится.

Да вот ещё. Краситься я буду. Не буду!

Распахиваю дверцу шкафчика в ванной и достаю небольшую золотистую косметичку, которую бабуля подарила мне перед первым днём учёбы. Это моя первая косметика, не считая необходимого для моей светлой кожи крема с солнечными фильтрами. И ею я почти не пользовалась. А смысл, если каждый день павианы меня до слёз доводят? Только разводы в туалете подтирать.

Достаю хайлайтер, его я пробовала несколько раз, едва-едва начатую тушь и наношу того и другого совсем понемногу. Ещё в косметичке есть два блеска для губ – почти прозрачный, карамельный и более яркий.

А вот возьму и накрашу ярким!

Навожу губы и внимательно смотрю на себя в зеркало. Ярко так… но мне вдруг нравится. Я даже чувствую себя чуть более красивой.

Ладно. Сейчас натяну джинсы и водолазку и пойду. Ненадолго!

Выхожу из ванной и быстро топаю в сторону своей комнаты, но вдруг застываю как вкопанная. На кухне за столом с моей бабушкой сидит… Марк.

Хочется придержать глаза, чтобы не выпали. И это не считая отнятого дара речи.

– Кирочка, ты ещё в пижаме? – удивлённо говорит бабушка, вскинув брови. – А за тобой тут уже пришли.

Ну спасибо, бабуль. А если бы я в нижнем белье вышла из ванной?

Марк оборачивается и, дожёвывая бабушкин сырник, кажется, проходится по мне взглядом с головы до ног. Кожа на руках и ногах тут же покрывается мурашками, а в животе становится как-то странно-горячо.

– Я быстро, – говорю сквозь зубы, остро глянув на бабушку, а потом убегаю. Хочется по пути натянуть и так растянутую футболку до самых коленей, чтобы хоть немного прикрыть их, ввиду того, что короткие домашние шорты – такое себе прикрытие.

Комнату свою я, наверное, впервые запираю на щеколду. Ну просто на всякий случай. Отталкиваю раздвижную дверцу шкафа и выуживаю с полки джинсы и свой любимый жёлтый свитер. Но когда одеваюсь, понимаю, что оно как-то… не смотрится, что ли.

В университете на парах смотрится, а сейчас нет.

И не собираюсь я выряжаться!

Но всё же меняю джинсы и свитер на платье. Тоже жёлтое. Мне его мама на день рождения привезла – чуть выше колена, рукав до локтя, трикотажная тонкая основа, а сверху полностью как чехол из плотного гипюра.

Надеваю, застёгиваю пуговицу сзади на шее и смотрюсь в зеркало. Чуть поворачиваюсь, и ткань мягкого колокольчика вторит моему движению. Красиво…

Так, меня Марк ждёт, а я тут кручусь!

Быстро натягиваю колготки и выхожу из комнаты. Марк уже стоит в прихожей, держит на руках моего Бари, а бабушка ему рассказывает, как же они уживаются с Паштетом.

– У меня тоже есть кот, – рассказывает ей Марк. – Здоровенный рыжий мейн-кун по кличке Оникс. Та ещё хитрая морда.

– А вот и Кира! – говорит бабушка, кивая в мою сторону.

Марк поворачивается, и вдруг его взгляд замирает удивлённо. Он снова проходится по мне взглядом, но уже без скрытой улыбочки, а с каким-то даже изумлением, что ли. И… как-то слишком долго смотрит. Я уже даже перетаптываться на месте начинаю.

– Ну, я готова.

– Вижу, – кивает он, сглотнув, будто резко пить захотел. – Поехали.

Пока я достаю пальто, он отдаёт бабушке кота и надевает куртку. Чувствую, что бабушка смотрит на меня, но игнорирую, не поворачиваюсь, пока старательно застёгиваю все пуговицы и наматываю шарф на шею.

Когда выходим, я жду, что бабушка скажет что-то типа “Осторожно едьте”, или “Кира, ты же там веди себя благоразумно”, или “Парень, чтобы вернул мою внучку целой, невредимой и вовремя, иначе у-ух я тебя”.

Но бабуля ограничивается милым “Хорошо вам погулять” и захлопывает за нашими спинами дверь.

Вот так вот. И на кого только меня родители оставили?

15

Булкин живёт в частном коттедже за городом. О том, что там вечеринка, слышно, когда мы только выходим из машины. Разноцветные огни из-за забора во дворе отражаются в небе, музыка грохочет в самом доме, а где-то сразу за воротами слышны разговоры и звонкий девичий смех.

Я топчусь у машины, обхватив себя руками, пока Марк что-то ищет в багажнике, и понимаю, что сейчас попаду совершенно в другой мир. Мир, который я видела только в молодёжных кино и сериалах. Иногда, раздражаясь, выключала, считая все эти тусовки и вечеринки глупостью несусветной, а иногда смотрела с упоением и даже некоторой завистью, что я не часть всего этого.

И даже сейчас, когда я вот-вот окажусь в самом эпицентре, я по-прежнему не имею к этому всему отношения. Это всё фиктивно, не по-настоящему. Так что мне не стоит обманываться.

Отыграю роль и домой.

– Пошли? – Марк подходит и протягивает руку.

Интересно, зачем? Нас же ещё никто не видит. Или он на всякий случай?

Марк звонит в домофон, и ворота с сигналом отпираются.

– Привет, дружище! – нас на пороге встречает сам Булкин. Кажется он уже принял алкоголь, потому что выглядит неестественно весёлым, да и запах сам за себя говорит. – Кирочка!

Антон делает смешной поклон, будто бы я принцесса какая-то. Кстати, на нём самом поверх футболки длинный красный плащ, а на голове, сдвинутая на самый затылок, шляпа, соломенная, с узкими полями.

– Не знала, что сегодня бал-маскарад, – не могу сдержать улыбку в ответ на его учтивое приветствие.

– А-а, ты об этом? – машет полой плаща. – Не-е-е, это я у стриптзёрши отобрал. По приколу просто.

– Здесь есть стриптизёрши? – шокировано смотрю сначала на Булкина, а потом на Марка. В какой разврат он меня притащил?

– Сегодня нету, это я про другую тусовку, – мотает головой Булкин. – Сегодня у нас всё прилично, рыжуля. Ну почти прилично. И пока прилично, – подмигивает мне и ржёт, подняв указательный палец на последней фразе. – Давайте, ребята, проходите. Сёма, Феликс и остальные уже здесь.

Он открывает дверь, приглашая, и сам теряется в глубине дома.

Музыка оглушает. Никогда так громко не слушала без наушников. А тут аж в груди басы отдаются. Интересно, как можно разговаривать там внутри между собой, когда так громко?

Свет выключен. Вместо дневных ламп пространство освещается развешанными по стенам гирляндами, похожими на новогодние. Красная нитка, фиолетовая, белая, зелёная. Какие-то горят постоянно, какие-то попеременно мерцают. С одной из комнат сбоку в гостиную выстреливают снопы разноцветного света. Наверное, какая-то аппаратура как на дискотеке. Да и в самой гостиной по стенам, полу и присутствующим ползут то кислотно-зелёные световые пятна, то красные, то белые.

Кстати, на одной дискотеке всё же была – на выпускном из начальной школы. Весь наш класс возили в кафе, где после пиццы и сладостей предложили потанцевать. Свет погасили, вот эти светилки включили и всем родительским составом подначивали выйти всех в кружок и танцевать. Всех, слава Богу, спас Вовка Крупин – он объелся и облевался. На этом безудержное веселье было окончено.

Народу тоже прилично. Пересчитывать не берусь, но лишь в гостиной тусуется человек двенадцать, а ещё на улице и в других комнатах тоже, уверена.

– Привет, бро, – слышится с одной стороны – у подоконника в гостиной стоят два парня и три девушки. Одна кажется знакомой, остальных вижу впервые. Или просто плохо видно в полутьме.

– Ма-арк! – слышится кокетливое с другой стороны – на диване сидят ещё две девушки.

Марк машет и одним, и вторым, но ведёт меня за собой дальше вглубь дома. Мы проходим через гостиную и оказываемся на просторной кухне. Тут тише и народу почти нет. Только близкие друзья Марка – Феликс и Семён. Булкин где-то по дороге потерялся.

– Привет, – Марк протягивает им по очереди руку, здороваясь, а я киваю.

– Ну вау, – играет бровями Семён, глядя на меня. – Ты умеешь удивлять, лисичка.

Меня такие неприкрытые комплименты, прямо в лоб, смущают, и я интуитивно сжимаю руку Марка крепче. Хочется спрятаться за него.

Феликс Октавин достаёт из холодильника две бутылки. Одну с разноцветной этикеткой и голубой жидкостью внутри, другую из тёмного стекла. Семён из шкафчика вытаскивает высокие стаканы и ставит на стол.

– Дамы и господа, вечеринка у Булки объявляется открытой, – торжественно произносит Радич и начинает одновременно из двух бутылок лить в бокалы, смешивая голубую жидкость и прозрачную. – Давненько мы не отрывались.

– Это точно, – кивает Феликс. – Я после недели промежуточных зачётов чувствую себя измотанным. Пора поправить здоровье и хорошенько откиснуть.

Парни ржут и разбирают бокалы. Я, конечно, от предложенного отказываюсь. В душе искренне благодарна, что они не настаивают.

Опрокинув по одному коктейлю, Феликс тут же мутит ещё по бокалу.

– Теперь можно и окунуться. В веселье. – говорит, криво усмехнувшись, и первым направляется в гостиную, где шум музыки и голосов смешивается в чудную какофонию.

Я, конечно же, иду за Марком. Не знаю, как долго мне ещё нужно отираться рядом, и когда он сжалится и отвезёт меня обратно. Но пока я следую за ним тенью. Молчу и в основном киваю, когда он с кем-то болтает, а ко мне в разговоре обращаются между прочим.

– Держи, Веснушка, – вручает мне бутылку газированного напитка. – Не бойся, туда ничего не подлили, бутылка запечатана.

– А могли? – выгибаю удивлённо бровь.

Вместо ответа Марк смотрит с ухмылкой и качает головой.

– Ты чиста, как весенняя рома, Кира, – усмехается и открывает бутылку, демонстрируя характерный “пшик”.

– Приветик! – слышится писклявое над ухом.

Конечно же, кто ещё может своим ультразвуком перекричать музыку. Это Настя.

– А я тебя везде ищу, Кирюш, думала, мы встретимся ещё в городе и вместе приедем, – её ярко-красные губы растягиваются в расщелину, которую в биологическом плане принято называть улыбкой. – Но не дозвонилась тебе.

– Потому что у тебя нет моего номера телефона? – язвлю в ответ. Вот же прилипала.

– Точно, – кивает, продолжая скалиться. Она или не чувствует или игнорирует сарказм. – А ты не видела Феликса?

Слава Богу, Настя-губа-сосиска не особенно надоедает, а сразу переходит к делу. А то я ещё подумаю, что мы подружки.

Настя пришла сюда с конкретной целью и не сильно парится, что гость она незванный. Даже завидно становится тому, как люди умеют идти напролом.

– Там где-то, – неопределённо машу рукой за спину.

– Ок, спасибо. Увидимся!

Надеюсь, нет.

Настя дефилирует дальше, а я наблюдаю на ней, потягивая газировку. Высокая, чёрное платье начинается под мышками и заканчивается чуть ниже треугольника трусов. Длинные ноги, высокие шпильки. Тёмные волосы зализаны в идеальный длинный блестящий хвост. Мне такой с моим пухом никогда не заплести.

Глядя на Настю и других девушек здесь на вечеринке, я понимаю, насколько я в своём жёлтом гипюровом платье тут не к месту. Будто случайно забрела. Хотя, собственно, так оно и есть.

А потом я оборачиваюсь и внутри бежит неприятный холодок, заставляя сильнее сжать в пальцах холодное стекло бутылки.

В дверях появляются трое, и в них я узнаю Баганова и двух его друзей-павианов.

А они тут что забыли?!

16

– Ты позвал их сюда специально? – шокировано спрашиваю у Марка. – Чтобы они меня не доставали – было моей выгодой в сделке! А ты специально позвал их!

Я ужасно злюсь. Мы разговариваем на кухне, и мне кажется, я сейчас взорвусь от обиды и ярости. Аж пальцы трясутся, и я сжимаю платье по бокам, чтобы эту дрожь унять.

– Ну я не лично их позвал, а через других людей, – сердито складывает руки на груди о ответ Марк. – И включи мозги, Веснушка. Ты же умная. Так подумай, зачем мы их сюда позвали? М-м?

Он издевается? Или это шутка такая дурацкая?

– Объясни мне, Марк, потому что я не понимаю, – зеркалю его жест. – Вот такая вот дурочка. А ты, видимо, переоценил мои умственные способности.

Он смотрит на меня, словно я маленький глупый ребёнок. Как когда-то, когда объяснял, как правильно ставить ногу на ветку, чтобы влезть на дерево.

– Чтобы они видели нас вместе, – качает головой и стучит пальцем по своему виску. – Чтобы поняли, что за тобой целая компания, что тебя принимают, и если придурки решат снова попытаться тебя зацепить, то будут последствия для них. Очень нехорошие.

Его аргументы ясны и понятны. И вполне логичны. Но у меня сложновато с тем, чтобы взять и просто так принять чью-то правоту, так что я просто молча поджимаю губы.

– Закон джунглей, Кира. А студенческое общество, да и вообще любое, – это джунгли, – тон Марка становится мягче. – Ты откуда такая фиалка вообще взялась?

– Надо откуда.

Отворачиваюсь к столу и утыкаюсь взглядом в окно, за которым фонари освещают мощёную природным камнем дорожку и большую деревянную беседку. Слышу, как за спиной Марк хлопает дверцей холодильника, а потом чем-то аппетитно хрустит.

В зале музыка начинает играть громче. От басов подрагивают окна, крики веселья тоже слышно.

– Что мне надо делать? – сдуваюсь и сдаюсь.

Оборачиваюсь к Марку и смотрю, как он с аппетитом доедает ломтик яблока.

– Танцевать, – пожимает плечами Марк, хватает меня за руку и, ошалевшую от такой инструкции, утаскивает в лопающуюся от бита гостиную.

Я забыла ему сказать: я не умею! Несмотря на то, что я много лет училась играть на фортепиано, телу моему так и не удалось научиться ловить ритм. Только пальцам.

И когда мы выходим, музыка сменяется. Включается медленная мелодичная песня на русском языке, модная нынче, и Марк неожиданно притягивает меня к себе.

Я впечатываюсь в его тело и едва не задыхаюсь. Слишком резко это, слишком неожиданно. Ноги тут же становятся какими-то слабыми, коленки подкашиваются, но Марк держит крепко. Я чувствую, как под платьем на спине горит кожа там, где прикасается его ладонь. По позвоночнику бегут колючие мурашки, а шум в ушах кажется громче музыки.

– Кира, расслабься немного, ты задеревенела вся? – он склоняется и шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием, смешанным с едва слышным свежим ароматом яблока и терпким алкоголя.

– Я не умею танцевать, – говорю, пряча лицо у него на груди и дурманея от запаха парфюма, что переплетается с чем-то… чем-то другим, наверное, с запахом самой его кожи. Странным, будто морем пахнущим и ветром.

– Так расслабься и учись. Тут делов-то.

– Упасть боюсь. Запутаюсь в ногах и рухну, – стараюсь глубоко не дышать, чтобы не опьянеть от близости парня окончательно. – Как я уже сказала, танцы – не моя сильная сторона.

– Не рухнешь, – слышу, а скорее чувствую низкий грудной смех. – Я не дам тебе упасть, Веснушка. Ну или поймаю. Кстати, эти обезьяны, как ты их называешь, смотрят в нашу сторону.

– Павианы, – поправляю его и чувствую, что напряжение растёт ещё сильнее.

– Просто закрой глаза, – советует Марк, и я этому совету тут же следую.

Упираюсь лбом ему в грудь, ведь до плеча я просто не достаю, и прикрываю глаза. Он и правда держит крепко, но дискомфорта это не причиняет. Наоборот, я даже начинаю дышать ровнее и получается немного расслабить спину.

Марк двигается мягко. Раскачивается, чуть виляя бёдрами, и меня плавно увлекает. Я же стараюсь не задумываться, насколько тесно прижата к его телу. Слишком тесно…

Танцевать с ним оказывается довольно легко. Марк ведёт надежно. Главное, ему на ногу не наступить.

– Давай-ка поставим жирную точку в понимании ситуации у твоих павианов, – шепчет.

– Они не мои, – пытаюсь огрызнуться, но тут он поднимает пальцем моё лицо за подбородок, и я едва успеваю вдохнуть, прежде, чем его рот накрывает мой.

И это не быстрый чмок, как утром в университете…

17

В первые секунды, как губы Марка раздвигают мои, а язык проникает в рот, меня накрывает паника. Я дёргаюсь, но его ладонь крепко прижимает меня за талию, не давая возможности отстраниться. Приходится смириться и позволить происходящему происходить. А ещё крепко уцепиться ногтями за футболку Марка, потому что меня накрывает неожиданным головокружением. Ступни каменеют и будто к полу прирастают.

Что уж говорить про дыхание…

А язык Марка тем временем продолжает хозяйничать у меня во рту. Кружит, прикасается то к зубам, то даже к нёбу, пытается то ли сплестись, то побороться с моим.

К собственному моему удивлению я обнаруживаю, что не испытываю к этому действию отвращения. Хотя, казалось бы – слюни… Я когда в кино поцелуй видела, прям чувствовала, как явно меня коробит, даже мне, следящей через экран, хотелось побежать и прополоскать рот.

Но сейчас, странное дело, я не испытываю ничего подобного. И даже наоборот… Кроме того, как-то интуитивно получается ответить. Губы сами ловят его и повторяют движения.

Кажется, будто время меняет свой ход. Даже затрудняюсь сказать, играет ли ещё музыка, танцует ли вокруг народ, и смотрят ли павианы… Восприятие времени какое-то иррациональное, пластичное, неправильное. Я теряюсь в пространстве, и в себя прихожу лишь когда губы Марка отрываются от моих.

Делаю резкий вдох, удивляясь, как не потеряла от недостатка кислорода сознание. Накрывает реакция – я будто в вакууме, а потом музыка, разговоры, яркие вспышки света, лица – всё одновременно снова врывается в моё внимание и пришибает. Хорошо, что ладонь Марка всё ещё на моей спине, иначе бы точно растянулась на полу.

Но мне нужно на воздух. Срочно. Или хотя бы туда, где немного тише. И воды выпить. В себя хоть чуточку прийти.

Невероятным усилием воли заставляю себя остаться на месте ещё хотя бы секунд на тридцать, чтобы мой побег не показался странным. Но когда песня заканчивается, высвобождаюсь и, стараясь не пуститься бегом, устремляюсь снова в сторону кухни.

Слава Богу, так никого нет. Подбегаю к крану и открываю холодную воду. Смачиваю руки и прикладываю тыльной стороной кисти к щекам, пока те не сгорели до ошмётков.

– Фу-ух, – выдыхаю от облегчения и прикрываю глаза, а когда снова открываю, то усилия по охлаждению щёк оказываются под угрозой нивелирования.

Потому что напротив стоит Марк и смотрит на меня, сложив руки на груди.

– Что? – огрызаюсь, продолжая держать руки у лица.

– Ты чего дёру дала?

– Пить захотелось, – даже почти не вру, потому что горло действительно пересохло.

Он продолжает молча смотреть, подняв бровь, и тогда я иду в наступление.

– Ты перестарался! – говорю возмущённо.

– Мы должны быть убедительными, – пожимает плечами, будто ни капли и не кается.

– Ну не… – я словно весь свой словарный запас теряю, не могу мысль выразить, – ну не так же… явно…

– Веснушка, – Марк делает ко мне шаг и смотрит чуть прищурившись, а в его голосе слышится веселье, – это что, твой первый поцелуй, что ли?

Все мои усилия по охлаждению щёк идут прахом. Кожа снова вспыхивает от его слов, кровь приливает к лицу и начинает пульсировать в висках. Горит уже не только лицо, но и шея, и уши. Вот-вот и волосы задымятся.

– Да ну тебя! – выпаливаю и сбегаю подальше.

Кажется, Марк зовёт меня, но я от шума собственной крови в ушах слышу плохо. Ныряю в толпу в гостиной, а оттуда в какой-то полутёмный коридор. Хочу побыть одна, успокоиться и продышаться.

Когда убеждаюсь, что он сюда за мной не пошёл. Либо рукой махнул, либо не нашёл. Ну и славно.

Иду по коридорчику дальше. Может тут где-то есть кресло или диванчик, и я смогу спокойно посидеть в тишине и темноте.

И действительно. Под лестницей на второй этаж стоит небольшой кожаный диван. Рядом высокая ваза с экибаной, на стене сбоку маленький светильник, едва-едва отбрасывающий приглушённый зеленоватый свет.

– Отлично, – бормочу себе под нос и усаживаюсь на диван.

Однако, едва я достаю смартфон, чтобы посмотреть адрес и определиться, как тут с такси, то подпрыгиваю от неожиданности, услышав приглушённый всхлип.

Осторожно заглядываю за поручень дивана и обнаруживаю там на полу Настю. Ту самую прилипалу. Она сидит между диванчиком и стеной, прямо на полу, уткнувшись лицом в колени и почти беззвучно рыдает.

– Эй, – осторожно трогаю её за плечо. – Насть… ты чего это тут слякоть разводишь…

– Отстань, морковка, – отвечает она сквозь рыдания и дёргает плечом, сбрасывая мою руку. – Всё из-за тебя, дура лупоглазая.

– Э-э… – теряюсь даже сначала от такого наезда. Хочется сделать то самое рукалицо. Но Настя выглядит так несчастно и жалко, что мне даже обижаться на неё стыдно. – Интересная версия, конечно.

И внезапно она меняет тактику. Или просто сдувается, понимая, что если она сорвёт на мне злость, то ей это не поможет.

– Прости, – поднимает красные, одутлые, с потёкшей тушью глаза. – Просто обидно так…

– Так что случилось-то?

– Этот Октавин такой урод, – она всхлипывает и снова разражается рыданиями.

Понятно.

– Отшил?

– Нет! Наоборот… – она выдыхает судорожно, пытается вытереть лицо.

– Тогда что тебе не так? Ты не за этим сюда пришла, разве? – искренне недоумеваю.

– Нет, конечно, дурочка, что ли? Я с ним хотела встречаться, а он… он меня трахнул тут в каморке и пожелал классно время провести.

– Оуч, – вздыхаю. Что я ещё могу сказать? Разве что не особенно удивлена.

– И что мне теперь дела-ать?! – Настя встаёт и падает рядом со мною на диван.

– Ну, наверное, там тест на беременность купить на всякий случай, – я вот даже и не знаю, что советовать-то.

– Я ведь влюби-и-илась, – она повисает у меня на шее, обдавая запахом алкоголя и парфюма.

Дела… Вот тебе и посидела в одиночестве…

– Можешь с Марком поговорить? – поднимает голову, шмыгая носом и с надеждой смотри мне в глаза. – Пожалуйста-пожалуйста, Кирочка! А я… я расскажу тебе, что Лида на посвящение задумала.