Электронная библиотека » Матвей Гречко » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 1 мая 2016, 16:40


Автор книги: Матвей Гречко


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Елисавет
Дщерь Петрова

Новая метла… Инсценировка казни

Обеспечив себе власть, Елизавета поспешила наградить людей, которые способствовали вступлению ее на престол или вообще были ей преданы, и составить из них новое правительство. Гренадерская рота Преображенского полка получила название лейб-кампании. Солдаты не из дворян были зачислены в дворяне, капралы, сержанты и офицеры повышены в чинах. Все они были пожалованы землями преимущественно из конфискованных у иностранцев поместий. Лесток получил титул графа и обширные земли. Впрочем, он недолго благоденствовал и уже в 1748 году был сослан за резкие выражения об императрице.

Во всех учебниках написано, что этот переворот породил в обществе взрыв национального чувства: приветственные оды поэтов и церковные проповеди были полны злобными отзывами о правителях-немцах и неумеренными восхвалениями Елизаветы (самой наполовину немки!) как победительницы иноземного элемента. Известно, что дома многих иностранцев в Петербурге подверглись разгрому – ну черни только повод дай, чтоб погромить.

Люди, которые записывали свои впечатления не для публики, вспоминали иное: страх и неуверенность. Слишком много переворотов случилось за прошедший год: умерла императрица Анна, арестовали Бирона, отправили в отставку Миниха, а теперь – новая государыня.

28 ноября Елизавета издала манифест, где подробно и без стеснения в выражениях доказывала незаконность прав на престол Иоанна VI и выставляла целый ряд обвинений против немецких временщиков и их русских друзей. Кроме брауншвейгского семейства были арестованы Остерман, Миних, Головкин, Левенвольде и др. Великий русский историк Василий Осипович Ключевский пишет, что их «изрядно помяли» при аресте. Довольно гнусное утверждение, если вдуматься: получается, что гвардейцы избивали своего фельдмаршала, пусть даже в отставке, и старика-инвалида Остермана.


Елизавета Петровна. Карл Ван Лоо. XVIII в.


Так ли это было? Да, Шетарди пишет, что «с Остерманом обошлись жестоко». Но сохранились записки Я. П. Шаховского, который в то время был обер-полицмейстером и видел все своими глазами. Жестокость, проявленная по отношению к Андрею Ивановичу, состояла в том, что его, больного подагрой, не оставили под домашним арестом, а отнесли в сани вместе с постелью. Прусский посланник Пецольд сообщает о сожалении, которое вызывали арестованные у простых солдат, пишет, что конвойные были очень внимательны и называли Андрея Ивановича «батюшкой».

В тюрьме было сыро и холодно – болезнь Остермана обострилась, и Елизавете пришлось даже выделить ему специального врача: обиды – обидами, но она была доброй женщиной. Что касается Миниха, то некоторые из солдат могли держать на него зло за гибель товарищей. Но и тут дальше словесных оскорблений дело не зашло.

«На рассвете все войска были собраны около ее дома, где им объявили, что царевна Елизавета вступила на отцовский престол, и привели их к присяге на подданство. Никто не сказал ни слова, и все было тихо, как и прежде. В тот же день императрица оставила дворец, в котором она жила до тех пор, и заняла покои в императорском дворце.

Когда совершилась революция герцога Курляндского, все были чрезвычайно рады: на улицах раздавались одни только крики восторга; теперь же было не то: все смотрели грустными и убитыми, каждый боялся за себя или за кого-нибудь из своего семейства, и все начали дышать свободнее только по прошествии нескольких дней», – описывает эти дни Манштейн.

Допросы велись каждый день, следствие продолжалось долго. Примечательно, что когда приставы описывали имущество арестантов, следователи оказались крайне разочарованы: «основной подозреваемый», Остерман, оказался беден, ведь он не брал взяток. Поэтому любимой всеми правителями статьи обвинения – «мздоимство и казнокрадство» – приписать ему не смогли, все обвинение в итоге свелось к демагогическим заявлениям: мол, эти люди преступно поддерживали правительство Анны Леопольдовны и малолетнего императора Иоанна Антоновича, вместо того чтобы передать престол законной наследнице – дочери Петра Елизавете.

Поначалу арестованные отрицали все обвинения, но к концу следствия признали себя виновными. Однако почти все петербуржцы понимали, что, в сущности, преступление всех арестованных лиц состояло в том, что они не понравились новой императрице и слишком хорошо служили императрице Анне.

Приговор был суров: граф Остерман был приговорен к колесованию; фельдмаршал Миних – к четвертованию; графа Головкина, графа Левенвольде и барона Менгдена присудили к отсечению головы.

Яков Петрович Шаховской, будучи обер-полицмейстером, лично руководил содержанием узников и отправкой их на казнь (сам Шаховской не знал, что она будет отменена), а затем – отправкой в ссылку. Зрелище первых людей государства в столь жалком положении прочно запечатлелось в памяти обер-полицмейстера. В своих воспоминаниях Я. П. Шаховской сообщает, что каждый из узников реагировал на несчастье по-своему. Левенвольде пал духом, он оброс, щеки его ввалились, одежда была грязна. Он «робко» обнимал колени Шаховского, который даже не сразу его узнал. Миних выглядел его противоположностью: «В смелом виде с такими быстро растворенными глазами», какие Шаховской часто видел у него во время опасного сражения. После объявления приговора лицо его выразило досаду. Совершенно разбит и болен был князь Головкин.

Болен был и Остерман. Он лежал в камере Петропавловской: крепости и жаловался на подагру. Казалось, собственная судьба интересует его меньше всего. Он красноречиво выражал сожаление о своих преступлениях и просил императрицу милостиво отнестись к его детям. Все его речи записывались специальным офицером.

2 января 1742 года, в понедельник, в 10 часов утра осужденные были подвезены к месту казни на телегах. На эшафоте стояли две плахи с топорами. Остерман единственный из приговоренных был возведен на эшафот. Он спокойно выслушал приговор, только иногда поднимая глаза к небу и тихим движением головы давая знать о своем изумлении. Его заставили положить голову на плаху, он оставался спокоен, только руки его слегка дрожали. Палач занес топор, и в этот момент сообщили о помиловании. Остермана подняли, посадили на стул. Неизменившимся голосом он произнес: «Прошу вас возвратить мне мой парик и шапку». Это были его единственные слова.

Миних «выглядел прекрасно», Левенвольде был явно болен, Головкин и Менгден вели себя малодушно.

На следующий день все они были отправлены в ссылку: Остерман – в Березов, Миних – в Пелым[9]9
  Свердловская область.


[Закрыть]
, Головкин – в Германг (Среднеколымск).

Из депеш английских послов Э. Финча и К. Вейча следует, что современники надеялись на скорое возвращение Остермана из ссылки, полагая, что российская внешняя политика не сможет без него обойтись, и опасались, как бы его жизнь не была «сокращена втихомолку». Большие надежды на реабилитацию опального министра возлагались на его секретаря – Карла Германовича Бреверна, советника Коллегии иностранных дел, оставшегося помощником нового канцлера Бестужева. Но в депеше от 14 января 1744 года англичанин Вейч сообщает о его внезапной смерти «от сильного желудочного приступа», а в 1747 году по той же причине умер и сам Остерман.

Ребенок, принесенный в жертву

Все кончилось хорошо? Почти. Жертвой в этой истории стал младенец-император Иоанн V Антонович (1740–1764), иногда называемый также Иоанн III (по счету царей) – сын принцессы Мекленбургской Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейг-Люненбургского Антона-Ульриха.

Существует легенда, что астрологам из Академии наук (в те времена астрология официально считалась наукой) было поручено составить гороскоп для новорожденного. Сделав расчеты, астрологи пришли в ужас и не решились показать свой труд императрице. Этот гороскоп был ими уничтожен, а взамен составлен подложный, обещавший царственному младенцу всевозможные удачи.

Но звезды не знали о подлоге: в декабре 1741 года после ареста Анна запоздало и не к месту проявила характер, отказавшись подписать отречение от престола за себя и за детей. Первоначально Елизавета намеревалась отправить все брауншвейгское семейство в Германию и даже издала об этом манифест, но потом, под действием канцлера Бестужева-Рюмина, переменила решение.


Иоанн Антонович. Неизвестный художник. XVIII в.


Анна с детьми и мужем уже выехали из Петербурга в сопровождении генерала Салтыкова и добрались до Риги, где им было велено задержаться. Сначала их поместили на несколько месяцев в крепость; затем их перевезли в Дюнамюндский форт, где они пробыли до 1744 года. Затем их перевезли в городок Раненбург (Рязанской губернии), а через некоторое время переправили в Холмогоры, отделив четырехлетнего Иоанна от остальной семьи. В Холмогорах он пробыл около 12 лет в полном одиночном заключении, общаясь только с приставленным к нему майором Миллером. Несмотря на запрет чему-либо обучать ребенка, Миллер все же научил его читать, и впоследствии Иоанну было позволено иметь при себе Библию.

В начале 1756 года Иоанна перевезли из Холмогор в Шлиссельбург, причем сам комендант крепости не должен был знать, кто содержится в ней под именем «известного арестанта»; видеть Иоанна могли и знали его имя только три офицера стерегшей его команды.

Обращались с ним ужасно, инструкция, данная тюремщикам графом А. И. Шуваловым, предписывала: «Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему усмотрению палкой и плетью».


Петр III посещает Иоанна Антоновича в Шлиссельбругской крепости. Гравюра XIX в.


К началу 1760-х годов несчастный Иоанн уже повредился в рассудке, однако не забывал о своем происхождении и называл себя государем. Охране было дано прямое указание убить «известного арестанта», если кто попытается его вызволить. Именно это они и сделали, когда в 1764 году подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович вздумал освободить его и провозгласить императором. Сам Мирович был арестован и после тщательного расследования казнен.

С тех пор ни одному из возможных наследников престола не давали ранее популярного имени Иоанн. Печати его царствования переделывались, монета переливалась, деловые бумаги с именем императора Иоанна предписано было собирать и высылать в Сенат.

Что касается остальных членов семьи, то Анна Леопольдовна в ссылке примирилась с мужем, несмотря на то, что Юлианна Менгден оставалась при ней. Анна родила одного за другим еще четверых детей – Екатерину, Елизавету, Петра и Алексея. В 1746 году бывшая правительница умерла очередными родами. Все ее дети и муж пробыли в строгом заключении до 1780 года, когда они были освобождены Екатериной II, и на корабле «Полярная звезда» отправлены в датский городок Горсен. Впрочем, счастья это никому не принесло: датского языка никто из брауншвейгского семейства не знал, а из-за отсутствия общения многие страдали психическими отклонениями. Все они остались холостяками и старыми девами.

Дольше всех прожила Екатерина Антоновна. Сохранилось ее письмо, написанное с ошибками, адресованное духовнику незадолго до смерти: «…мне было в тысячу раз лючше жить в Холмогорах, нежели в Горсенсе… меня датские придворные не любят и часто оттого плакала и теперь горькие слезы проливаю, проклиная себя, что я давно не умерла».

Елизавета процарствовала двадцать лет – долго и, по выражению историка Ключевского, «не без пользы». Первое время она старалась вникать в государственные дела, подражать своему отцу. Императрица демонстративно упразднила Кабинет министров, от которого, как гласил указ, «произошло немалое упущение дел, а правосудие совсем в слабость пришло». Так же демонстративно восстановила роль Сената и коллегий. Она недолюбливала раскольников, но разрешила проповедовать буддистским ламам. Она закончила русско-шведскую войну и начала Семилетнюю. Отменила смертную казнь. Ограничила пытки, а несовершеннолетних (до 17 лет) и вовсе запретила пытать, несмотря на возражения Синода, доказывавшего, что, по учению святых отцов, возраст совершеннолетия – 12 лет. При Елизавете были основаны первые русские банки – Дворянский, Купеческий и Медный.

Шестнадцать из двадцати лет правления Елизаветы всеми делами руководил граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

Интриган или патриот?

«Первый из министров российских и начальствующий над делами иностранными, граф Бестужев, канцлер Российской империи, с фельдмаршалами ведет игру, смотря по древности их рода; не стану рассказывать здесь его историю, не стану и распространяться о его проделках, плутнях и низостях, часть коих всему миру известна; замечу лишь, что невеликий его умишко, исполненный самой черной злобы, в серьезных делах не дозволяет ему решительно действовать, внушает интриги самые подлые и клеветы самые злостные. Недели не проходит, чтобы не сообщил он Императрице донесений, полных самой грубой лжи… Поведение гнусное, которое в любой другой стране канцлера бы погубило. Человек он гордый и в тщеславии своем вынашивает замыслы самые обширные, впрочем, труслив, отпетый плут и разговаривает уверенно, лишь когда разогреет себя вином или ликером. Кто его поит с полудня до вечера, тот, пожалуй, услышит от него словцо острое… Притворяться он не мастер, так что ежели соврал или только приступить собирается, сие скоро замечаешь, а уж если ласкает он вас больше обычного, значит, наверняка дело нечисто. Без зазрения совести приписывает он иностранным посланникам такие речи, о каких те и думать не думали, те же речи, кои сам пред ними держал, отрицает… Добрая его черта в том состоит, что всем, кто ему служит, платит он изрядно».

Рассказал Аксель Мардефельд, прусский посланник

Манштейн писал про Бестужева, что он был ума разборчивого, приобрел долговременной опытностью навык в делах государственных, был чрезвычайно трудолюбив; но, вместе с тем, горд, хитер, мстителен, неблагодарен и жизни невоздержной.

Среди советских историков было принято выражать радость по поводу русского происхождения Бестужева, сменившего немца Остермана. На самом же деле, Бестужев был ставленником Бирона и после его падения даже угодил в Шлиссельбург. Тогда он сумел оправдаться, а затем использовал факт своего ареста, чтобы избежать репрессий со стороны Елизаветы Петровны. Он даже свел дружбу с Лестоком и благодаря его ходатайствам получил одну за другой несколько важных должностей. Когда Бестужев сделался канцлером, бывшие друзья перессорились и принялись интриговать друг против друга. В итоге Лесток оказался в тюрьме, на дыбе, а затем в ссылке.

Было ли правление Бестужева полезным для России? У историков нет единого мнения.

Он ненавидел Пруссию и втянул Россию в разорительную войну против Фридриха Великого (от которой пытался уберечь свою вторую родину Остерман). Она стоила России более трехсот тысяч человек и более тридцати миллионов рублей, причем завершилась совершенно безрезультатно: Петр III вернул Фридриху все русские завоевания.

Но за несколько лет до этого произошел эпизод, который заставляет подозревать, что и у канцлера Бестужева было «рыльце в пушку».

Тайна Гросс-Егерсдорфа

19 (30) августа 1757 года у деревни Гросс-Егерсдорф произошло кровопролитное сражение, окончившееся победой русских войск. Оно упоминается во всех учебниках истории.

Но затем генерал-фельдмаршал Апраксин, командующий русской армией, вместо того чтобы развить успех, внезапно отступил к Неману, да так поспешно, что оставлял на своем пути пушки и припасы. Это было так нелепо, что пруссаки только неделю спустя поняли, в чем дело, и начали преследование.

Причины столь внезапного, напоминающего бегство, отступления Апраксина, лишившего русские войска всех стратегических преимуществ, непонятны и сегодня.

Существует версия, что из-за внезапной и очень тяжелой болезни императрицы Елизаветы приказ отступать отдал канцлер Бестужев-Рюмин в угоду великому князю Петру Федоровичу.

Есть и другая версия, что Бестужев намеревался произвести государственный переворот, лишив престола Петра Федоровича в пользу его малолетнего сына Павла при регентстве Екатерины. Тяжелая болезнь императрицы Елизаветы представила ему случай исполнить это намерение, и он отозвал своего ставленника и друга Апраксина к пределам России, чтобы иметь в своем распоряжении его армию.

Выздоровевшая императрица приказала арестовать Бестужева и отправила его в ссылку.

Апраксин был также потребован к ответу, некоторое время находился под судом, а потом внезапно умер «апоплексическим ударом».

Ссылка канцлера продолжалась до воцарения императрицы Екатерины II. Он был вызван в Петербург, и Екатерина возвратила опальному чины, ордена и переименовала в генерал-фельдмаршалы. Кроме того, последовал высочайший указ, в котором была обнародована невинность Бестужева-Рюмина.

«Князь Никита Трубецкой был с грехом пополам[10]10
  Придурковат.


[Закрыть]
Лопухиным, мужу и жене, урезали языки и в Сибирь сослали их по его милости; а когда воротили их из ссылки, то он из первых прибежал к немым с поздравлением о возвращении.

По его же милости и Апраксина, фельдмаршала, паралич разбил. В Семилетнюю войну Апраксин был главнокомандующим. Во время следствия содержали его в “подзорном дворце”…

Презусом следственной комиссии был князь Трубецкой.

Елизавета Петровна, когда ей в очередной раз доложили, что Апраксин ни в чем не признается, решила, что остается лишь последнее средство – кончить дело и оправдать невиновного.

Презус Трубецкой на допросе громко объявил: “Нам остается лишь приступить к последнему средству…”

Старик Апраксин от этого слова затрясся, подумал, что станут пытать его, и скоро умер».

Рассказал Федор Петрович Лубяновский
Как фрейлин кнутом били

Наталья Федоровна Лопухина была дочерью Федора Николаевича Балка и Матрены Ивановны, в девичестве носившей фамилию Монс, то есть той самой битой кнутом Балкши, сестры Виллема Монса, предполагаемого любовника Екатерины I. Анна Монс, фаворитка Петра I, приходилась Наталье родной тетей.

Петр I выдал Наталью замуж за Степана Васильевича Лопухина, морского офицера, двоюродного брата царицы Евдокии Федоровны, впоследствии ставшего вице-адмиралом и кавалером ордена Святого Александра Невского.

Все бы хорошо, но молодые совсем не любили друг друга и не подходили друг другу по характерам: она – живая, активная, он – флегматичный увалень.

Впервые опала настигла эту семью в 1717 году: по делу царевича Алексея пострадали многие из Лопухиных. Степана Васильевича били кнутом и вместе с женой отправили в ссылку.

Помог Виллем Монс: по его ходатайству Лопухиным разрешено было вернуться в столицу. Но не успели они обосноваться, как Монс был казнен.

После смерти Петра I счастье, казалось, улыбнулось Лопухиным: они были вновь приближены ко двору, а Екатерина одаривала их своими милостями. Но тут сделала глупость уже сама Наталья Федоровна: угораздило ее влюбиться в гофмаршала Левенвольде – фаворита самой императрицы. И не умри Екатерина – неизвестно, чем бы все еще кончилось.

Зато в тридцатые годы Лопухина благоденствовала. Ее роман с красавцем и щеголем Левенвольде был в полном разгаре. Вот кто был полной противоположностью ее скучному супругу! Да и помимо него поклонников было немало.

Историк Дмитрий Бантыш-Каменский писал: «Толпа вздыхателей, увлеченных фантазией, постоянно окружала красавицу Наталью; с кем танцевала она, кого удостаивала разговором, на кого бросала даже взгляд, тот считал себя счастливейшим из смертных. Молодые люди восхищались ея прелестями, любезностями, приятным и живым разговором, старики также старались ей нравиться; красавицы замечали пристально, какое платье украшала она… старушки ворчали на мужей своих, бранили дочек».


Наталья Лопухина. Гравюра XVIII в.


Увы, все кончилось после переворота 1741 года. Левенвольде сослали. Чету Лопухиных арестовали вместе с прочими, но в тот раз отпустили. Однако беда не отстала!

Близкой подругой Натальи Федоровны была Анна Гавриловна Бестужева – жена Михаила Петровича Бестужева (того самого, что передал в Россию портрет и маршрут Цинклера). Он был родным братом канцлера Алексея Петровича Бестужева.

Анна Гавриловна была высока ростом, имела прекрасный стан; рябоватость ее лица выкупалась приятностью в обхождении, и она пользовалось славой лучшей танцовщицы во всем Петербурге. Обе дамы постоянно находились в центре светской жизни Петербурга – и обе они имели основания недолюбливать императрицу Елизавету Петровну. Между собой они не стеснялись отзываться о ней как о незаконнорожденной, а о ее матери – как о женщине легкого поведения. «На троне – шлюха, а настоящий император – в тюрьме!»

Этим решил воспользоваться Лесток, который к тому времени совершенно перессорился с канцлером Бестужевым-Рюминым. Заговор – реальный или мнимый – вот что было нужно, чтобы сокрушить врага.

Однажды, когда в Соликамск, куда был сослан Левенвольде, отправляли нового офицера, Лопухина попросила передать от нее любовнику, «чтобы граф не унывал, а надеялся бы на лучшие времена». Эти слова дошли до Лестока и стали достаточным основанием, чтобы объявить Наталью Федоровну заговорщицей.

Лопухину, Бестужеву, их мужей и многих других арестовали. Долго длилось следствие; не обошлось, конечно, без пытки. Суд признал их преступление доказанным и приговорил всех к жесточайшим казням: четвертованию, колесованию, отсечению голову и проч. Елизавета приговор смягчила: всем сохранили жизнь. Смертную казнь заменил кнут, а также вырывание языка и ссылка в Сибирь.

Во время казни Лопухина попыталась сопротивляться палачам, за что была ими безжалостно избита. Ей вырвали большую часть языка, и она до конца жизни осталась немой.

С Бестужевой обошлись мягче: когда палач разорвал на ней платье, она сняла с себя драгоценный крест и подарила ему. За это ее били не так сильно и вырвали только маленький кусочек языка, так что она не потеряла способности изъясняться.

По слухам, когда Наталью Федоровну везли с места казни мимо здания Сената, она подняла глаза и, увидев высовывающихся из окон любопытствующих сенаторов, плюнула в них кровью.

В Сибири Лопухина пробыла двадцать лет, потеряла там сына и вернулась в Петербург только с воцарением Петра III. Спустя год с небольшим она скончалась и была похоронена в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве. Ее дочь Анна пережила мать на три года. Дочь Настасья вышла замуж за графа Головина, дочь Прасковья – за князя Голицына.

Красавица-императрица

«Императрица есть средоточие совершенств телесных и умственных, она проницательна, весела, любима народом, манеры имеет любезные и привлекательные и действует во всем с приятностью, восхищения достойной. Набожна до суеверности, так что исполняет дотошно все нелегкие и стеснительные обязанности, кои религия ее предписывает, ничем, однако же, не поступаясь из удовольствий самых чувственных, коим поклоняется с неменьшею страстью. Весьма сдержанна скорее по совету министра своего, нежели по собственной склонности. Ревнует сильно к красоте и уму особ царственных, отчего желает зла королеве Венгерской и не любит цесаревну Шведскую. В довершение всего двулична, легкомысленна и слова не держит. Нерадивость ее и отвращение от труда вообразить невозможно, а канцлер из того извлекает пользу, нарочно из терпения выводит донесениями скучными и длинными, так что в конце концов подписывает она все что ни есть, кроме объявлений войны и смертных приговоров, ибо страшится всякого кровопролития.

Посланник иностранный, желающий заслужить одобрение царицы, должен ловить случаи тонким и косвенным манером восхищение ее чарами, умом, одеянием, убранством и танцевальным искусством выразить, от критики же воздержаться.»

Рассказал Аксель Мардефельд

Конный потрет Елизаветы Петровны с арапчонком. Георг Грот. 1743 г.


Вступив на престол, Елизавета принялась осуществлять свои девические мечты о роскошной жизни: нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты. Как страшный сон уходили в прошлое те дни, когда она – дочь Петра Великого – вынуждена была считать копейки, когда одна из фрейлин Анны Иоанновны нарочно, чтобы унизить ее, приказала обить мебель той же тканью, из которой было сшито ее платье.

Теперь Елизавета могла поквитаться со всеми! Ревнуя к чужой красоте, Елизавета издала указ, согласно которому купцы, торгующие галантереей, должны были первоначально показывать свой товар императрице, а уж только после этого он поступал в широкую продажу.

Сверх меры разряженные дамы, появляясь при дворе, серьезно рисковали: если Елизавете казалось, что кто-то из них одет элегантнее, чем она сама, императрица могла запросто изрезать даме прическу или платье, а то и лицо расцарапать. Мемуаристы донесли до нас сплетню о том, как однажды Елизавета прямо на балу срезала с головы красавицы Нарышкиной «прелестное украшение из лент».

Елизавету окружали многочисленные приживалки – сплетницы и льстицы, составившие некое подобие совещания, где премьером была Мавра Егоровна Шувалова, а членами состояли Анна Карловна Воронцова, урожденная Скавронская, и какая-то Елизавета Ивановна, фамилии которой никто не запомнил, носившая прозвище Министр иностранных дел. «Все дела через нее государыне подавали», – замечал современник.

Но куда больше дел государыню интересовала французская комедия и итальянская опера.

Она любила устраивать машкерады, куда мужчины обязаны были приезжать в полном женском уборе, в обширных юбках, а дамы – мужском придворном платье.

«Императрице вздумалось в 1744 году в Москве заставлять всех мужчин являться на придворные маскарады в женском платье, а всех женщин – в мужском, без масок на лице; это был собственный куртаг навыворот. Мужчины были в больших юбках на китовом усе, в женских платьях и с такими прическами, какие дамы носили на куртагах, а дамы – в таких платьях, в каких мужчины появлялись в этих случаях. Мужчины не очень любили эти дни превращений; большинство были в самом дурном расположении духа, потому что они чувствовали, что они были безобразны в своих нарядах; женщины большею частью казались маленькими, невзрачными мальчишками, а у самых старых были толстые и короткие ноги, что не очень-то их красило. Действительно и безусловно хороша в мужском наряде была только сама императрица, так как она была очень высока и немного полна; мужской костюм ей чудесно шел; вся нога у нее была такая красивая, какой я никогда не видала ни у одного мужчины, и удивительно изящная ножка. Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся».

Рассказала Екатерина II
Золоченая нищета

Так охарактеризовал историк Ключевский образ жизни Елизаветы. Бальные залы были роскошны, но жилые комнаты поражали теснотой, убожеством обстановки и неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло; когда на улице шел дождь, то вода текла по стенным обшивкам. Строилось все наспех, из непросушенного дерева, и комнаты часто были чрезвычайно сыры. Так, в спальне у великой княгини Екатерины Алексеевны в печи зияли огромные щели; близ этой спальни в небольшой каморе теснилось 17 человек прислуги, причем выход из их комнаты был только один – через спальню принцессы. Чтобы дать Екатерине возможность хоть как-то отдохнуть, горничные были вынуждены сделать себе другой выход – через окно, спустив из него на улицу доску с прибитыми к ней поперечными перекладинами.

Но в то же время именно при Елизавете в обеих столицах началось интенсивное каменное строительство, и в Петербурге были воздвигнуты знаменитые дворцы: Аничков, Строгановский, Бестужевский, Зимний…

Елизавета часто переезжала из Петербурга в Москву. При этом она была вынуждена перевозить с собой не только личные вещи, но и всю мебель, так как ее раззолоченные дворцы не имели своей обстановки. Поезд из телег и карет растягивался по всему пути дня на два. Зеркала, постели, столы и стулья при перевозке неизбежно ломали, били и в таком виде расставляли по временным местам.

По смерти императрицы насчитали около 15-ти тысяч практически новых платьев, два сундука шелковых чулок и кучу неоплаченных счетов.

Елизавета была такая добрая, что однажды, завидев гурт быков, и на спрос, куда гнали, услышав, что гнали на бойню, велела воротить его на царскосельские свои луга, а деньги за весь гурт выдала из Кабинета.

Анекдот
«Ночной император»

Так называли Алексея Григорьевича Разумовского – морганатического супруга Елизаветы.

«…Обер-егермейстер граф Разумовский, как всем известен за Ночного Императора, то все пред ним уступают. Природа его всеми физическими совершенствами наделила, кои цитерскому Геркулесу потребны, однако ж умственного достоинства не дала. Глуп, как пробка, и к государственным делам вовсе неспособен. Канцлер в пору нашей дружбы признался однажды, что хотел было его к делу приставить, но сей до того бестолков оказался, что говорил черное, когда должен был сказать белое. Влюблен безумно в благодетельницу свою и свирепо ее ревнует. Измены ее, частые, хоть и мимолетные, в таковое отчаяние его приводят, что, как напьется, а сие частенько с ним случается, оскорбляет ее словесно. Темперамента он ипохондрического, исполнен суеверий и все толкует о том, что уйдет в монастырь, случиться же сие может, когда менее всего ожидать будут… Он великий игрок, так что делать ему дорогие подарки – все равно что деньги за окошко выбрасывать, довольно с него и любезностей королевских».

Рассказал Аксель Мардефельд

Алексей Разумовский. Неизвестный художник. XVIII в.


Олекса был сыном казака Григория Розума из села Лемеши Черниговской губернии. Мать его была шинкаркой. Подростком он пел в церкви, и его голос понравился проезжавшему через село полковнику, который взял его с собой в Петербург: при дворе ценили хороших певчих.

На красивого голосистого молодого человека из придворного хора обратила внимание цесаревна Елизавета и, когда он – о несчастье! – потерял голос, устроила его управляющим в одно из своих поместий.

Роман их начался позже, когда цесаревна искала утешения после ареста и ссылки Шубина. Тот был бравым офицером, Олекса – неотесанным, простоватым малороссийским парнем, но цесаревна сумела оценить его искреннее чувство.

Любовь его она принимала, а вот в интриги не посвящала: то, что его возлюбленная решила захватить престол, стало полной неожиданностью для Разумовского. Зато потом императрица принялась осыпать своего любовника милостями: должности, титулы, воинские звания, награды сыпались на него золотым дождем.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации