Текст книги "Русская история в легендах и мифах"

Великий князь Петр Федорович также очень привязался к своему камергеру, без которого совершенно не мог обойтись. Именно Салтыков помогал решать разнообразные интимные вопросы, то и дело возникавшие в жизни великокняжеской четы. Сплетники считали Салтыкова отцом наследника престола Павла Петровича.

Злые языки заставили Сергея Васильевича удалиться на время от двора: его отправили послом в Швецию. Затем был Гамбург, потом – Цербст, Варшава… Все последующие годы своей жизни Салтыков проводил при разных европейских дворах. Долгие годы он переписывался с Екатериной Алексеевной.

Менее чем через месяц после вступления на престол Екатерина повелела выдать Сергею Салтыкову 10 000 руб. для выезда в Париж, куда он назначен полномочным министром. Это был род ссылки, но почетной и ответственной. Однако Сергей Васильевич оказался не на высоте положения: в Париже он наделал огромных долгов, и Екатерине пришлось выплачивать их из казенных средств. Это навсегда отвратило ее от бывшего любовника.

Позднее Панин предложил послать Салтыкова в Дрезден, а Екатерина ответила: «Разве он еще недовольно шалости наделал? Но если вы за него поручаетесь, то отправьте его, только он везде будет пятое колесо у кареты». О дальнейшей судьбе Салтыкова известно мало, даже дата смерти неясна. Известно, что он имел дом в Москве на углу Большой Дмитровки, переулок возле этого дома получил название Салтыковского. Детей он не оставил.

Станислав Август Понятовский – граф, последний польский король и великий князь Литовский. Сын краковского каштеляна Станислава Понятовского и Констанции Понятовской, урожденной княжны Чарторыской.

Сам Понятовский так писал о своем воспитании:

«Видя недостатки умственнаго и нравственнаго воспитания современной польской молодежи, мать требовала, чтобы я избегал говорить с теми людьми, которые могли повлиять на меня дурным примером». Но это было обоюдоостро. «Сознание, что я не делаю того, что считалось предосудительным в других детях, развило во мне гордость и самомнение. Стараясь отыскать людей во всех отношениях безупречных, я почти ни с кем не говорил, и число лиц, полагавших, что я их презираю, было так велико, что в 15 лет я уже имел врагов; это избавило меня, впрочем, от дурной компании, весьма вредной для молодых людей, и я стал презирать все неискреннее и двоедушное».

Преждевременно развитая рассудочность, отсутствие свойственной детям шаловливости и воспитанная с детства привычка относиться слишком критически к тому, что говорили и делали окружающие, – таковы были свойства, привитые Понятовскому воспитанием, но это не спасло его от крайнего легкомыслия и не выработало в нем тех твердых нравственных правил, которые старалась привить ему мать. «Принимая во внимание мои лета и мое положение, – говорит Станислав-Август, – я вижу, что я слишком рано стал относиться нетерпимо к тому, что меня приучили считать пошлостью и посредственностью, я, так сказать, слишком рано перестал быть ребенком. Теперь я вижу, что эта потеря невознаградимая, и очень горюю об этом. Я думаю, что некоторая склонность к меланхолии, которая часто гнетет меня, есть следствие слишком рано привитого и не свойственного мне от природы благоразумия, что не спасло меня, однако, от многих ошибок».

«В шестнадцать лет я был прекрасно образован для своих лет: правдив, беспрекословно повиновался моим родителям, благоговел перед их душевными качествами, которые, по моему мнению, ни с чем не могли быть сравнимы, и считал ничтожеством всякого, кто не походил на Аристида или Катона.

Что касается внешности, я был мал ростом, коренаст, неловок, слаб здоровьем и во многих отношениях дик и чудаковат».

Но, несмотря на все эти недостатки, он понравился юной Екатерине и долгое время был ею любим.

В 1764 году Понятовского избрали королем Речи Посполитой. Именно он учредил знаменитый орден Белого Орла. Увы, это стало самым успешным его деянием: при нем Польша была окончательно разделена и потеряла независимость.

После гражданской и русско-польской войн Понятовский подписал акт об отречении и прожил последние годы жизни в Санкт-Петербурге, там и умер. Похоронили его в храме Святой Екатерины Александрийской, а впоследствии перезахоронили в Польше.

Григорий Григорьевич Орлов – сын новгородского губернатора, окончил кадетский корпус, участвовал в Семилетней войне, был ранен. Назначен адъютантом начальника артиллерии П. И. Шувалова, а затем – артиллерийским казначеем; произведен в капитаны. Отличался высоким ростом, силой, красотой, отвагой; участвовал в кутежах и кулачных боях; прославился своими любовными похождениями. Вместе с братом Алексеем был кумиром гвардейской молодежи. Этими своими качествами он привлек внимание Екатерины и стал ее любовником. Их отношения тщательно скрывались, но именно Григорий Орлов стал одним из организаторов переворота 1762 года. Екатерина II возвела его в чин генерал-адъютанта и главнокомандующего сухопутными силами.

Дашкова описывает эпизод, чрезвычайно ее смутивший: после переворота она зашла к императрице и обнаружила в ее будуаре Григория Орлова валяющимся на диване. Он распечатывал секретную дипломатическую переписку и на возмущенные восклицания Дашковой отговорился тем, что императрица сама поручила ему прочесть эти письма. Вошла Екатерина, весело поздоровалась с Дашковой, объяснила, что у Григория воспалилась старая рана, и попросила подругу помочь перенести уже сервированный столик поближе к дивану. Воспитанная в строгих правилах княгиня была шокирована.

Григорий изменял царственной любовнице напропалую. «Этот русский открыто нарушает все законы любви по отношению к императрице; у него в городе есть любовницы, которые не только не навлекают на себя негодование императрицы за свою угодливость Орлову, но, по-видимому, пользуются ее расположением. Сенатор Муравьев, заставший с ним свою жену, едва не сделал скандала, прося развода. Царица умиротворила его, подарив ему земли в Ливонии», – писал французский посланник Беранже.

Но несмотря на это Григорий Орлов искренне любил Екатерину и был ей предан. Лишь в 1772 году Екатерина прекратила эту связь, отослав Орлова подальше. Он пытался самовольно вернуться, писал ей письма, шантажировал, молил, угрожал… Все ждали гнева императрицы – но грозы не последовало. Но и встречи – тоже. Она даже выставила караул на подъездах к Петербургу, чтобы ни в коем случае не пропустить Орлова в столицу. Екатерина отвечала отставному любовнику смиренными письмами, в которых уговаривала его смириться с разрывом и не появляться при дворе хотя бы год. И уговорила.

В 1776 году сорокатрехлетний Орлов обвенчался со своей юной кузиной Катенькой Зиновьевой. Синод возмутился по двум причинам: во-первых, невесте только-только исполнилось 13 лет (!), а во-вторых, супруги состояли в родстве. Пошли слухи, что Орлов изнасиловал девушку и теперь пытается покрыть грех. Синод принял решение о разводе, но Екатерина развод не утвердила, более того, лично встретилась с Катей, убедившись, что она вышла замуж не по принуждению, ну а потом сделала ее статс-дамой.

Орлов жил то в своем имении, то в Лозанне. Увы, семейная жизнь бывшего фаворита не сложилась: жена его заболела чахоткой и в 1783 году умерла, совсем юной. От горя Григорий помешался и последний год жизни провел у своего брата – в Нескучном.

Екатерина, хоть и не желала возобновления старого романа, не забывала его, присылала ему в Нескучное подарки. А узнав о его кончине, не просто расстроилось – она слегла от горя, и придворный лекарь даже был вынужден пустить ей кровь, хотя обычно императрица редко пользовалась его услугами, предпочитая «бабкины средства».

Екатерина родила от Григория сына – Алексея Бобринского и дочерей Анну (умершую во младенчестве от оспы) и Наталью Алексееву, в замужестве Буксгевден.

Как-то раз в Совете разбиралось дело о женитьбе князя Григория Орлова на его двоюродной сестре Екатерине Николаевне Зиновьевой. Орлов, всегдашний недоброжелатель Кирилла Разумовского, в это время уже был в немилости, и члены Совета, долго пред ним преклонявшиеся, теперь решили разлучить его с женою и заключить обоих в монастырь. Разумовский отказался подписать приговор и объявил товарищам, что для решения дела недостает выписки из постановления «о кулачных боях». Все засмеялись и просили разъяснения.

– Там, – продолжал он, – сказано, между прочим, «лежачего не бить».

Васильчиков Александр Семенович принадлежал к древнему княжескому роду. Он понадобился Екатерине лишь как временная замена Орлову – не более. Внимание на него она обратила, когда красивый молодой человек бывал в караулах в Царском Селе. Красавец получил ряд повышений и подарков, был назначен камер-юнкером, потом – камергером, а затем занял комнаты, в которых ранее жил Орлов.

«Лакеи и горничные императрицы были озабочены и недовольны, ибо любили Орлова и он им покровительствовал», – писал германский посол, на что Фридрих II рекомендовал ему самому «заискивать дружбу у нового любимца».

Васильчиков не был честолюбив и не имел блестящих дарований. Екатерина ценила его скромность. Года через два он ей надоел и был отправлен в отставку, получив подарки и пенсию. На Дворцовой площади для него был куплен дом Глазова, там он и жил, собирая западноевропейскую живопись и скульптуру.

Григорий Александрович Потемкин-Таврический – происходил их польской шляхты, получил домашнее образование. Из университета его исключили «за леность», после чего он поступил в Конную гвардию. Он участвовал в перевороте 1762 года на правильной стороне, хотя, по идее, должен был находиться на противной, будучи адъютантом принца Голштейн-Готторпского. За участие в перевороте он был произведен в подпоручики, получил звание камер-юнкера и 400 душ крепостных.

В 1762 году он лишился одного глаза. Сплетничали, что Потемкину проткнули глаз шпагой на дуэли или же что он потерял его, получив сильный удар кулаком от Алексея Орлова. Но граф Самойлов, племянник Потемкина, сообщает более прозаическую версию: будущий фаворит всего лишь неудачно лечил ячмень, воспользовавшись услугами какого-то горе-знахаря.

Потеря глаза настолько расстроила Потемкина, что он заперся в спальне, не зажигал свет, отрастил бороду и 18 месяцев не вставал с постели, погруженный в мрачные мысли. Однако императрица, прослышав о таком несчастье, пожалела Потемкина, велела призвать его ко двору и… отправила послом в Швецию: ведь в фаворе был Орлов. Его время настало лишь через десять лет.

Несмотря на то что официальным фаворитом Потемкин значился лишь два года, он оставался ближайшим другой императрицы почти до конца жизни. Шли слухи, что они даже тайно обвенчались в храме Большого Вознесения на Никитской улице в Москве, а в 1775 году Екатерина родила от Потемкина дочь Елизавету, которая была воспитана под именем Елизаветы Темкиной и впоследствии вышла замуж за генерала Карагеорги.

Потемкин занимал множество должностей: был вице-президентом Военной коллегии, генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний. Именно он занимался подавлением восстания Пугачева.

Широко известно выражение «потемкинские деревни», то есть фикция, миф, обман. Легенда о его возникновении связана с тем, что в 1787 году Потемкин организовал путешествие Екатерины в Крым. Сплетники утверждали, что на всем пути следования он распорядился возвести фанерные домики с хорошенькими палисадниками, чтобы продемонстрировать императрице благоденствие края. Правда это или вымысел – уже никто не скажет.

С началом русско-турецкой войны 1787–1791 годов Потемкин был назначен главнокомандующим русской армией. Он руководил взятием Очакова, протежировал Суворову и Кутузову, основал город Ейск (посвятив его «Ей» – то есть Екатерине), а в это время в Петербурге у императрицы начался новый роман – с Платоном Зубовым.

Потемкин вернулся, надеясь развеять холодность своей царственной подруги, – но тщетно.

Он был вынужден уехать обратно в Яссы, где шли мирные переговоры, там заболел и хотел вернуться в Николаев, но умер в степи в 40 км от Ясс на руках у графини Браницкой. Похоронен в Херсоне.

Именно Потемкин поставил фаворитизм на постоянную основу, превратив его в конвейер. Про него самого ходила масса анекдотов и сплетен. Злые языки утверждали, что он сожительствует сразу с пятью своими племянницами. Насколько эти сплетни были правдивы – судить трудно, но одна из девушек, Екатерина Энгельгардт, в замужестве графиня Браницкая, действительно была его любовницей.

На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!» Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись – и что же? на всех бумагах вместо: князь Потемкин – подписано: Петушков, Петушков, Петушков…

* * *

«Однажды Федор Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.

Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:

– Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.

– Какая? – спросил изумленный Потемкин.

– Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.

Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.».

Рассказала госпожа Загряжская

Петр Васильевич Завадовский учился в иезуитском училище в Орше и Киевской духовной академии. Участвовал в русско-турецкой войне, отличился в битвах, был способным и знающим человеком. Фаворитом Екатерины пробыл около двух лет, считаясь соперником Потемкина. В конце концов, по настоянию Григория Александровича Екатерина рассталась с ним, богато наградив, как она всегда поступала со своими фаворитами.

Но в отличие от остальных Завадовский не потерял влияния при дворе: он был действительным тайным советником, в 1794 году пожалован графским достоинством, в 1801-м стал членом Государственного совета.

Семен Гаврилович Зорич, по национальности серб из рода Наранджичей. Был привезен в Россию усыновившим его офицером Максимом Зоричем и уже девятилетним зачислен в гусарский полк. К 15 годам имел чин вахмистра, был ранен, побывал в прусском плену. Командовал передовыми частями русской армии в русско-турецкой войне, проявил героизм при обороне реки Прут в мае 1770 года, а в июле 1770-го попал в турецкий плен, где пробыл 5 лет.

В 1775 году, вернувшись в Россию, стал адъютантом Потемкина и по его протекции был представлен Екатерине II. Продержался в фаворитах менее года, вызвав неудовольствие императрицы неумеренной карточной игрой, а недовольство Потемкина – нежеланием считаться с его интересами. Был уволен в отставку с большим вознаграждением, пожалован 7 тысячами крестьян, поселился в подаренном ему Екатериной II местечке Шклове и очень много сделал для развития города. Сейчас там стоит ему памятник.

Иван Николаевич Римский-Корсаков – смоленский дворянин. Образование получил домашнее. Будучи капитаном, познакомился с Потемкиным, который искал тогда замену отставленному фавориту императрицы Зоричу. Оценив красоту Римского-Корсакова, а также его невежество и глупость, что исключало его из числа соперников в борьбе за власть, Потемкин представил его императрице в числе четырех офицеров для выбора флигель-адъютанта на место Зорича – так считалось официально.

Екатерина оценила его красоту, а также ей понравилось, что молодой человек прекрасно играет на скрипке, так что «не только люди, но и животные заслушиваются его игрой». Впрочем, у Екатерины Великой совсем не было музыкального слуха.

Новый фаворит был осыпан милостями. В числе прочего ему был подарен дом в Петербурге. Существует анекдот, что, получив этот подарок, Римский-Корсаков занялся его обстановкой и пожелал составить библиотеку, а для этого послал за книгопродавцом. На вопрос последнего: какие книги ему нужны, он ответил: «Ну, знаете, большие тома внизу, а маленькие книжки вверху – как у ее величества».

Екатерина, давшая ему прозвище Пирр, царь Эпирский, так характеризовала его в письме Гримму:

«Прихоть? Прихоть? Знаете ли вы, что эти слова вовсе не подходят, когда речь идет о Пирре, царе Эпирском, который приводит в смущение всех художников и в отчаяние скульпторов? Не прихоть, милостивый государь, а восхищение, восторг перед несравненным творением природы! <…> Никогда Пирр не делал жеста или движения, которое не было бы полно благородства и грации. Он сияет, как солнце, и разливает свой блеск вокруг себя. В нем нет ничего изнеженного; он мужествен и именно таков, каким бы вы хотели, чтобы он был; одним словом, это Пирр, царь Эпирский. Все в нем гармонично; нет ничего, что бы выделялось; такое впечатление производят дары природы, особенные в своей красоте; искусство тут ни при чем; о манерности говорить не приходится».

Однако уже через год императрица жестоко разочаровалась: она застала своего Пирра в объятиях графини Прасковьи Брюс и немедленно удалила его от двора. Корсаков очень страдал в разлуке, и совсем не из-за потери влияния: ему не хватало общества умной, сильной, образованной женщины. Возможно, поэтому он вскоре завел роман с графиней Екатериной Петровной Строгановой (урожденной Трубецкой), которая была его старше на 10 лет. Роман закончился ее разводом, причем Строганов наделил бывшую супругу домом, деньгами и имением Братцево. Там они и жили с Корсаковым до самой ее смерти. Корсаков любил жену, несмотря на то, что она «лишилась движения ног». Он имел от нее сына и двух дочерей.

Виновница его падения, Прасковья Александровна Брюс была сестрой фельдмаршала Румянцева. Мужа своего графа Брюса она не любила, хотя немало содействовала впоследствии преуспеянию его на служебном поприще. Прасковья была прекрасна собою, умна, образованна – и не отличалась строгостью нравов. Долгое время она пользовалась дружбою императрицы, но после того, как имела неосторожность флиртовать с Корсаковым, та удалила ее от двора. После этого графиня Брюс попеременно жила то за границей, то в Москве. Лишь за несколько месяцев до смерти, уже будучи больной, она случайно встретилась в дороге с императрицей, возвращавшейся из Москвы в Петербург. Екатерина II приняла ее очень ласково, взяла с собою в экипаж и долго беседовала с нею наедине. Затем дамы простились навсегда. Погребена графиня в подмосковном селе Глинки.

Александр Дмитриевич Ланской, сын бедного смоленского помещика. В 1772 году начал службу солдатом в Измайловском полку, а через несколько лет был пожалован в кавалергарды. В 1779 году императрица Екатерина II обратила на него внимание, и Потемкин представил его ей. Юноша получил 100 рублей на гардероб и переехал во дворец. Вскоре он был пожалован в действительные камергеры, затем – в генерал-адъютанты, произведен в генерал-поручики. Несмотря на все эти милости, он не вмешивался в государственные дела и интриги, вызывая умиление даже у канцлера Безбородко. «Сущий ангел», – так отзывался о нем этот человек. Умный и любознательный Ланской много читал, увлекался науками и коллекционированием, на что Екатерина не жалела средств.

Она могла увлекаться и другими молодыми людьми: Ермоловым, Мордвиновым, но Ланской продолжал находиться при ней. Он отличался такой преданностью императрице, какой она, по собственному признанию, «в жизни не встречала».

Увы, этот роман окончился печально: желая удовлетворить свою госпожу, юноша стал злоупотреблять афродизиаками, которые совершенно подорвали его здоровье. Случайное падение с лошади вызвало горячку и в возрасте 26 лет он умер.

Перед смертью он передал обратно в казну все свое недвижимое имущество, а остальное предоставил в распоряжение императрицы, которая разделила наследство между его матерью, братом и сестрами.

Екатерина родила от Ланского дочь – Екатерину Александровну Алексееву, которую потом выдала замуж за генерала Свиньина.

Александр Петрович Ермолов – красивый блондин, адъютант Потемкина, затем флигель-адъютант императрицы. О нем мало что известно, кроме того, что был он крайне неумен и скучен. При расставании он получил 100 тысяч рублей и был выслал из Петербурга, как все временные фавориты. Известно, что после он женился и жил обычной жизнью провинциального помещика, отличаясь от прочих разве сто любовью к путешествиям за границу. Сохранилась его усадьба в селе Красное Рязанской области.

Дмитриев-Мамонов Александр Матвеевич – креатура Потемкина и его адъютант.

Григорию Александровичу и Екатерине он показался скромным, приятным и нечестолюбивым человеком, а вот другие писали о его заносчивости и корыстолюбии.

Екатерина считала его очень способным и даже привлекла к литературной деятельности: под ее руководством Мамонов написал несколько пьес на французском языке. Постепенно стал играть заметную роль при дворе, участвовал в беседах императрицы с разными сановниками, присутствовал при ее свиданиях с императором Иосифом II и польским королем Станиславом Понятовским.

Он был единственным из фаворитов, сумевшим сохранить хорошие отношения с наследником престола, будущим императором Павлом I.

Этот роман окончился внезапно: сплетники донесли императрице о том, что Мамонов ей изменяет с фрейлиной, госпожой Щербатовой. 20 июня 1789 года в «Дневнике» статс-секретаря Храповицкого записано следующее: «…перед вечерним выходом сама ее величество изволила обручить графа A. M. Мамонова с княжной Щербатовой; они, стоя на коленях, просили прощения и прощены». Екатерина II, подарив Дмитриеву-Мамонову на свадьбу 100 тыс. руб. и свыше 2200 душ крестьян, удалила его от двора.

Дмитриев-Мамонов был вынужден уехать в Москву, где сильно скучал. Жену свою он не любил. По замечанию Головкина, «он был ни тем, ни сем, и ни чем-либо вообще; у него было лишь одно развлечение – изводить свою жену, которую он без конца обвинял в том, что она является виновницей его полного ничтожества». Супруга родила ему сына, но в такой обстановке мальчик вырос не вполне нормальным психически. Имение, где тосковал отставной фаворит сохранилось – это т. н. «Мамонова дача» на Ленинском проспекте.

Платон Александрович Зубов – родился в старинной дворянской семье. Образования не получил, но хорошо говорил по-французски. В 1789 году начал службу поручиком Конной гвардии.

Платон Зубов. Иоганн Лампи. 1792 г.

Этот глупый, невежественный, тщеславный, но очень красивый молодой человек стал последней любовью Екатерины II. Он постоянно вмешивался в дела, причиняя один лишь вред. Хамил Суворову, Воронцову и Безбородко. Обладал множеством титулов и званий: был светлейшим князем, генерал-фельдцейхмейстером, генеральным директором над фортификациями, главнокомандующим Черноморским и Азовским флотами, генерал-губернатором Новороссии, почетным любителем Академии художеств и др. Сочинял химерические проекты, вроде плана покорения Персии, который был принят влюбленной стареющей Екатериной к исполнению.

После смерти в 1796 году Екатерины II Зубов моментально потерял всякое значение. В 1801-м был участником убийства Павла I. При Александре I жил в одном из своих имений, был очень богат и отличался крайней жестокостью по отношению к крепостным, за что даже получил от императора выговор.

В список не вошли некоторые мимолетные увлечения императрицы, те фавориты, о которых порой неизвестно ничего, кроме фамилий: Страхиев, Станов, Ранцов, Левашев, Мордвинов, Милорадович, Миклашевский, Высоцкий… – всего ретивые историки насчитали более двадцати фаворитов.

Императрица Екатерина II строго преследовала так называемые азартные игры (как будто не все картежные игры более или менее азартны?). Дошло до сведения ее, что один из приближенных ко двору, а именно Левашев, ведет сильную азартную игру. Однажды говорит она ему с выражением неудовольствия: «А вы все-таки продолжаете играть!» – «Виноват, Ваше Величество: играю иногда и в коммерческие игры». Ловкий и двусмысленный ответ обезоружил гнев императрицы.

«Конец ее царствования был отвратителен…»

Екатерина любила нравиться. Неважно, какой она была, важно, какой она казалась. «Говорить и делать – разное», – написала она однажды по поводу знаменитой книги Макиавелли.

В России распространялись идеи Просвещения, действовали вольные типографии, театры, учебные заведения, разнообразные кружки и общества… И Екатерина радовалась, считая все это благом для страны.

Все изменилось после Французской революции и последовавшего за ней террора и казни Людовика XVI и его семьи. Увидев, сколько страшное, чудовищное воплощение могут обрести любимые ею мысли французских просветителей, Екатерина словно очнулась от сна. С этого момента она резко изменила свои взгляды и перестала либеральничать. Приказала выслать из России всех французов, заподозренных в симпатии к революции, а всем русским, пребывающим во Франции, – вернуться на Родину.

В 1794 году в письме Гримму Екатерина с горечью напишет: «Я вчера вспомнила, что вы мне говорили не раз: этот век есть век приготовлений. Я прибавлю, что приготовления эти состояли в том, чтобы приготовить грязь и грязных людей разного рода, которые производят, производили и будут производить бесконечные несчастья и бесчисленное множество несчастных». «Я ошиблась, – признается Екатерина, – закроем наши высокоумные книги и примемся за букварь».

Есть веские доказательства того, что Екатерина имела все основания беспокоиться за свою жизнь и за общественный порядок в России. Так, полиция получила донесение от шпионов, что французский агент Бассевиль получить задание убить императрицу. Обнаружить Бассевиля полиции не удалось. А. М. Тургенев писал, что «не только в высших кругах общества, но и даже в народе была тогда молва, что якобинцы и франкмасоны соединясь, умыслили отравить государыню ядом». Говорили о существовании заговора, «управляемого якобинцами из Парижа».

Существует легенда, что русские масоны, идейно связанные с якобинцами, планировали убийство императрицы и желали возвести на престол ее сына Павла, который сам был масоном.

Исполнение замысла было возложено на архитектора Баженова, а орудием убийства должен был стать дворец в Царицыне. Ловушка была устроена в спальне. Легенда даже передает ее конструкцию: под огромной кроватью императрицы находилась вторая такая же, соединенная с первой поворачивающейся осью. Верхняя кровать была тяжелее, но устойчивость конструкции придавал не слишком прочный штырь, фиксирующий верхнюю кровать на месте. Когда довольно грузная государыня легла бы почивать, то в первые часы никто бы ничего не заметил. Но от ее движений штырь должен был непременно сломаться, а двойная кровать – перевернуться на 180 градусов, так что более тяжелая ее половина оказалась бы внизу, теперь сама надежно фиксируя устройство. А императрица провалилась бы в каменный мешок, где если бы не погибла сразу от удара, то скончалась бы через несколько дней от голода и жажды.

Легенда говорит, что все было выполнено Баженовым в точности. Толстые плиты, из которых было сделано смертоносное ложе, глушили любые звуки. Но архитектор не смог стать убийцей и сам признался во всем Екатерине. За свою честность он поплатился отставкой и ссылкой. Участь остальных заговорщиков была тяжелее.

Прекрасный дворец был разрушен, а потом вновь возведен архитектором Казаковым по тому же самому проекту – но уже без ловушки.

Все это лишь легенда, не более. Но она объясняет многое.

Барон Фридрих-Мельхиор Гримм – корреспондент Екатерины II, публицист, критик и дипломат. Он был корреспондентом многих коронованных особ, издавая нечто вроде рукописной газеты, посвященной литературе и философии, в 15–16 экземпляров. В ней обсуждались новости светской и общественной жизни, театральные и литературные новинки. Ныне эта газета в письмах является драгоценным источником для изучения того времени. «Автор ее был человек тонкого, проницательного ума, имевший на все свой собственный взгляд», – писал поэт Сен-Бев, но в то же время современники отмечали в Гримме такие черты, как угодливость, льстивость, двуличие.

В 1776 году Гримм был в Петербурге, познакомился с императрицей, сумел понравиться ей и стал поставщиком петербургских музеев. Переписка Гримма с Екатериной, начатая в 1774 году, продолжалась до самой смерти императрицы.

Масон Новиков

В журнале «Всякая всячина» была напечатана «Сказка о мужичке», которому собрались шить новый кафтан, являвшаяся пародией на деятельность Комиссии об Уложении и объяснявшая ее неудачи неумеренными выступлениями некоторых депутатов, желавших немедленно исправить все и вся. Такие депутаты сравнивались с «мальчиками», которые хотя и «умели грамоте, но были весьма дерзки и нахальны: зачали прыгать и шуметь» и тем самым помешали «доброму приказчику» и умелым портным сшить мужичку кафтан. Автором сказки была Екатерина, она не называла имен, но имела в виду вполне конкретных людей. Одним из таких не в меру ретивых «мальчиков» был Николай Иванович Новиков (1744–1818).

Выйдя в отставку, он стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень», который стал оппонентом «Всякой всячины». Очень часто Новиков переходил границы дозволенного. В конце концов «Трутень» был закрыт.

Потом были журналы «Живописец», «Утренний свет», московская типография… Новиков развил активную деятельность в масонской ложе. Но затем внезапно он был арестован, издательство его закрыто, а сам он тайно перевезен в Шлиссельбург, где его допрашивал сам Шешковский. Никаких доказательств преступлений Новикова получено не было, но это не помешало Екатерине подписать указ, приговаривавший его к пятнадцатилетнему тюремному заключению. Реально он отсидел четыре с половиной года, до ее смерти.

«Для разбора всех книг и сочинений, отобранных большею частию у Новикова, а также и у других, составлена была комиссия. В ней был членом Гейм Иван Андреевич, составитель немецкого лексикона, которого жаловала императрица Мария Федоровна, и он-то и рассказывал, что у них происходило тут сущее аутодафе. Чуть книга казалась сомнительною, ее бросали в камин: этим более распоряжался заседавший от духовной стороны архимандрит. Однажды разбиравший книги сказал:

– Вот эта духовного содержания, как прикажете?

– Кидай ее туда же, – вскричал отец архимандрит, – вместе была, так и она дьявольщины наблошнилась».

Другим печальным эпизодом стало сожжение трагедии популярного драматурга Якова Княжнина «Вадим Новгородский». Этот драматург был автором либретто многих комических опер, его куплеты распевал весь Петербург. Совсем недавно Екатерина распорядилась за государственный счет издать собрание его сочинений, и вдруг – тираж пьесы публично сжигают.