Текст книги "Прикосновение невинных"

– Боже мой, это же американское посольство.

– Особенно если речь идет об удостоверении личности иностранца.

В его устах это слово прозвучало как ругательство. Нетерпение стоявших за Изой людей усилилось.

– А в чем ваше затруднение? Компания, кажется, была удовлетворена, прислала вам для меня новую кредитную карточку.

– Но, мадам, именно компания настаивает, чтобы мы полностью удостоверились в вашей личности, прежде чем вручим карточку. Я уверен, вы слышали, как много появилось фальшивых карточек, к тому же сейчас канун Рождества.

– Но у вас именно моя кредитная карточка. На ней стоит мое имя. У вас письмо из американского посольства. Что еще вам нужно?

Сзади нее ворчливый провинциальный голос жаловался, что у нее обеденный перерыв всего сорок минут, что она уже опаздывает, а ей еще надо купить чаю. Иза начинала чувствовать себя среди этих людей, словно прокаженная.

– Нам очень трудно справляться с подобными проблемами. Было бы лучше, гораздо лучше, если бы вы попробовали в Лондоне.

– А еще лучше у себя дома, в Америке, – послышался голос сзади.

– О Боже, что… – начала Иза, но заставила себя замолчать. Она бы с большим удовольствием заорала в ответ что-нибудь грубое, непристойное, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза. Но здесь все бессмысленно. Еще одна измученная истеричная женщина, скажут о ней. Совсем как доктора. И Бенджи, сидевший рядом на конторке, почувствовав напряжение матери, начал ерзать.

– Позвольте выяснить все до конца. Вы предлагаете мне поехать в Лондон, чтобы разобраться?

– Это было бы лучше всего.

– Но как я доберусь до Лондона без кредитной карточки?

– К сожалению, я управляю банком, а не железными дорогами.

– Ах, как остроумно! – Она чувствовала, что начинает по-настоящему заводиться.

– Может быть, ваш муж сможет помочь?

Повысив голос, она потребовала:

– Приведите сюда управляющего!

– Мадам, – услышала она в ответ, – я и есть управляющий.

Иза потеряла всякое терпение, как и люди, стоявшие за ней в очереди. Бенджи плакал и тянул ее за руку. Проблема с мочевым пузырем. Надо было идти. Они победили ее.

– Причина в том, что я американка, или в том, что я женщина? – выдохнула она напоследок.

В ответ вежливые, равнодушные лица.

– Вы действительно удивительная нация! – Это было все, что она смогла произнести, уходя и таща за собой Бенджи. Сзади нее кто-то хихикнул. Когда она ушла, управляющий улыбнулся, сначала про себя, затем обращаясь к посетителям. Он настоял на том, чтобы самому обслужить двух следующих клиентов, извиняясь, как будто это была его вина, что вспыльчивая иностранка устроила здесь такую сцену, прежде чем уступить место кассирше. Он удалился в свой кабинет, где, закрыв дверь, поднял телефонную трубку.

– Да, она была здесь, как вы и предполагали.

Молча он выслушал ответ.

– Да, весьма эмоционально, даже, пожалуй, агрессивно. Но ведь это свойственно американкам. – Еще пауза. – Конечно. Не надо благодарить меня. Это был мой долг. А для друга это одно удовольствие. – Управляющий положил трубку, поправил костюм, вытащил золотые часы из кармана жилета и решил, что пора отправиться на ленч. Жареная индейка. С гарниром. Он чувствовал, что заслужил это.

Настроение Изы, жаждавшей крови, не улучшилось, когда, выйдя из здания банка, она увидела Дэниела, растянувшегося на скамейке. Он как кот грелся на декабрьском солнце и болтал с привлекательной девушкой, с удовольствием разглядывая ее большую грудь.

– Я полагала, вы будете помогать мне, мистер Блэкхарт, а не развлекаться, – пробормотала она себе под нос, хотя понимала, что это обычная женская ревность. Впрочем, нет, не ревность, просто Дэниел единственный человек, которому она может доверять в этом враждебном мире. Увидев Изу, Дэниел быстро распрощался с девушкой и вопрошающе взглянул на журналистку.

– Черт, как мне нужно выпить! – воскликнула она. – Беда в том, что я не могу себе этого позволить: эти слабоумные отказались выдать мне кредитную карточку.

– Нет в мире проблемы, которая решалась бы проще, – сказал Дэнни в ответ. И вот они уже сидят во дворике гостиницы, чьи глинобитные стены покрыты древним мхом и лишайником. Табличка гласила, что здесь бывал Томас Харди, великий писатель спал и ужинал в этом доме, вот только проселочную дорогу превратили теперь в оживленное шоссе.

Иза рассказала Блэкхарту все, пока он пил апельсиновый сок. Она ничего не утаила – даже самых мрачных предположений о дочери Деверье, она была слишком подавлена, слишком напугана, чтобы что-нибудь скрывать.

– Вы знаете Полетт Деверье? – с надеждой спросила она. Но Дэнни разочаровал ее.

– Честно говоря, я даже не знал, что у него есть дочь, и точно не писал о ней в «Хронике». Но почему она или кто-то еще мог забрать вашего ребенка?

– Если бы я это знала! Я все еще надеюсь, что произошла ошибка – может быть, я ошиблась и никакой тайны просто не существует. Но каждый раз, когда я задаю кому-нибудь вопрос, сразу чувствую, как растет вверх каменная стена. В каком бы направлении я ни искала, дверь захлопывается прямо перед моим носом. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Они не замуровывают вас, Иза, они вас «выдавливают».

– Что вы хотите сказать? Кто это «они»?

– «Они» – это весь Уэчестер и люди, которые имеют здесь вес. Вы – аутсайдер, иностранка. Еще более чертова иностранка, чем я. Вы причиняете беспокойство, поднимаете шум, нарушаете гладкое течение их жизни.

Дэнни наклонился и тронул Изу за руку. Как ни странно, его простой жест оказался невероятно приятным. Она отчаянно нуждалась в поддержке.

– Здесь неплохое место, – продолжал Блэкхарт. – За те четыре месяца, что я живу здесь, успел понять, что люди вполне доброжелательны, дружески настроены, чрезвычайно великодушны. Но они живут в своем собственном ритме, к которому привыкли за многие поколения. Они с подозрением относятся к энергичным чужакам. Поэтому может показаться, что они черствые и слепые.

Его взгляд был спокойным и серьезным, таким серьезным, что Изе стало как-то неловко. Она отхлебнула вина, оно было отвратительным, явно из бочки.

– Взгляните на все с их точки зрения. Вы приезжаете сюда – без всякого приглашения, принимаете их гостеприимство, вас лечат. А потом вдруг начинаете причинять беспокойство больнице, полиции, местной газете, социальной службе, даже местному парламентарию. Вы раскачиваете их лодку, а в провинции гребут все вместе.

– Так что вы мне предлагаете делать? Забыть обо всем?

Дэниел еще крепче сжал ей руку.

– Конечно, нет. Но вы должны понимать, против чего выступаете. Знать противника в лицо. И понимать себя, Иза. Отдавать себе отчет в том, что, возможно, и даже весьма вероятно, никакой тайны не существует. Бэлла могла умереть. Вы ведь это понимаете, правда?

– Но, Дэниел, если бы вы сами были убеждены на сто процентов, вас бы здесь не было. Вы же не добрый самаритянин, пекущийся о несчастной калеке.

– А может, я здесь, потому что вы произвели на меня неотразимое впечатление, вчера, в нашей редакции?

– А вы не забыли, что я замужняя женщина и вполне могла бы быть вашей старшей сестрой?

Они улыбнулись друг другу, довольные этой небольшой передышкой.

– Не забывайте, я – журналист, – продолжил Блэкхарт, – как и вы. Не слишком известный, увы, я пишу о таких сенсациях, как новые трещины на потолке в местной библиотеке и ливень, разразившийся во время приема в саду у мэра. Но… я не всегда работал в Уэчестере и, возможно, не навсегда застряну здесь. – В голосе Дэнни прозвучала грусть. Да, жизнь была жестока к этому человеку.

– Почему все-таки вы решили помочь мне?

– О, по многим причинам. Достаточно того, что помощь вам нужна.

– Не врите, Дэнни. Я могу испугаться, ведь то же самое говорил Пол Деверье.

– Есть еще одно обстоятельство: вчера, незадолго до вашего прихода в редакцию, нашему главному позвонили. Не знаю кто, но разговор шел о вас.

– Это невозможно! Я никому не говорила, что собираюсь в газету.

– И все-таки, кто-то его предупредил…

– Черт! – Она допила мутное вино, сморщившись от его кислого вкуса. – Звонили не только редактору, но и в больницу, полицейскому инспектору, этой сволочи в банке. В социальную службу…

– Мужской шовинизм? Люди принимают вас всерьез?

– Только не Кэтти из социальной службы. – Иза смотрела невидящим взглядом в стену, в памяти всплывали некоторые детали, она как будто карабкалась на каменную стену, пытаясь узнать, что же за ней скрывается. – Черт побери, Дэниел, полицейский знал, что я собираюсь задержаться. Этого не знал никто… – она задержала дыхание, – никто, кроме Пола Деверье!

– Ваш гостеприимный хозяин.

– Скорее, тюремщик.

– А вы говорили ему, что собираетесь в полицию?

– Нет, нет, нет, – испугалась своего предположения Иза. – Он не мог знать. – Она опять оказывалась в лабиринте без выхода. В тупике.

– Тогда, возможно, вы натолкнулись на провинциальную солидарность, община сомкнула ряды.

Она покачала головой.

– Инспектор знал все еще до моего прихода. И ваш редактор тоже. Кто-то предупредил их. – Разговор Изы с Дэниелом был прерван ревом проезжавшего мимо тяжелого грузовика, горло защипало от выхлопных газов, стаканы на столе задребезжали. Где-то настойчиво звонил телефон, но никто не брал трубку.

– Вот оно! – воскликнула Иза, выныривая из лабиринта на свет. – Телефон! Дэниел, я договаривалась о встрече по телефону.

Блэкхарт потер впалую щеку, пытаясь понять ее мысль.

– И с вашим редактором, – продолжала Иза. Блэкхарт наконец понял.

– Держу пари, вы и о встрече в банке договаривались по телефону. Потому вам и отказались выдать новую кредитную карточку!

– Таким же образом я пыталась добраться до Кэтти.

– Откуда вы звонили?

Перед Изой забрезжила разгадка.

– Из кабинета Деверье, – ответила она. – Он настаивал, чтобы я звонила именно оттуда. – Внезапно ей стало холодно и неуютно. – Возможно ли это, Дэниел? Неужели Деверье расставил мне ловушку?

– Ловушку? Да этот человек способен превратить всю страну в один большой капкан, если ему это будет необходимо. Член парламента. Представитель одной из самых известных семей Эссекса.

Отец его был членом кабинета министров. В здешних местах Деверье – сам Господь Бог. Кстати, Пол Деверье – близкий друг моего главного редактора. Он наверняка хорошо знаком с полицейским суперинтендантом. И почти наверняка знает управляющего банком.

– Но не Кэтти.

– Конечно. Она в схему не вписывается.

– Дерррь-мо! – Проклятье вырвалось у Изы непроизвольно, она стукнула кулаком по деревянному столу, опрокинув стакан и разбудив Бенджи, который мирно дремал у нее на коленях.

– Я где-то читал, что вы, американцы, умеете произносить это слово тридцатью способами… – Дэнни пытался отвлечь Изидору, подшучивая над ней.

– Дэниел, черт бы меня побрал, я все испортила! – Она наклонилась и взяла его за руку. – Даже с вами я договаривалась сегодня утром по телефону из дома Деверье.

Улыбка исчезла с лица Блэкхарта.

– Это не самый удачный вариант. Я сказал редактору, что собираюсь взять интервью у высокородной председательши местного филиала Женского института на выставке цветов.

– Простите меня!

– Не стоит.

Ветер взъерошил волосы Изы, и она нетерпеливым движением откинула их назад. Бенджи окончательно проснулся, слез с колен матери и начал играть камешками, пытаясь запихнуть их Изе в туфли. Она остановила его.

– Кажется, вы… ко многим вещам относитесь по-философски, Дэниел. К работе. К жизни. К людям.

– Привык. Иногда бывает необходимо посмотреть со стороны даже на себя самого. Особенно на себя. – На какое-то мгновение он приоткрыл Изе израненную душу, мучимую воспоминаниями, но быстро взял себя в руки, пожал плечами и улыбнулся виноватой улыбкой. Прекрасная у него улыбка, подумала Иза.

– Надеюсь, вы не станете возражать против моей помощи, миссис Дин? – Дэниел пристально смотрел на нее, и это не был взгляд доброго самаритянина, и уж тем более не взгляд младшего брата. Она опустила глаза.

– Все в порядке, сэ-эр, – поддразнила она его, растягивая слова.

– Очень рад. Тогда за работу. С чего начнем?

– Надо выяснить, как Деверье узнавал, с кем я говорю по телефону.

– Отводная трубка. Или записывающее устройство, подключенное к телефону. Все очень просто.

– Но Деверье находился за сотни миль отсюда. Вчера он был в Шотландии, посещал какую-то базу атомных подводных лодок. Его показывали в вечерних новостях.

– Так каким же образом он «держит руку на пульсе»?

– … вернее, держит меня за глотку…

Внезапно размышления Изы были прерваны инстинктивным страхом, ощущением надвигающейся опасности. Она вдруг поняла, что не слышит Бенджи. По загородному шоссе шуршали тяжелые шины, по тротуару шли люди.

Иза повернулась и увидела запыленный старенький грузовик, ужас на лице водителя, который жал на тормоза и на клаксон, и Бенджи, ковыляющего по разделительной полосе навстречу машине.

Предупреждающий сигнал автомобильного гудка слился с ее собственным криком, тормоза заскрипели, оставив дымящийся след на дороге. Бенджи, осознавший наконец опасность, застыл перед надвигающимся чудовищем.

Такие сцены человек часто видит в ночных кошмарах. Хочется застыть, спрятаться под одеяло, надеясь, что ужас испарится. Именно так гибнут многие люди – отказываясь поверить в то, что видят, и надеясь, что несчастье минет их. Сами они не способны ни реагировать, ни даже протестовать.

Казалось невозможным опередить грузовик и добраться до Бенджи, но Иза не только оттолкнула малыша, но и сама избежала столкновения с надвигающейся машиной: матери ведь становятся гораздо сильнее, если опасность грозит их детям. Иза прижимала к себе Бенджи, дрожа всем телом и понимая, что сама во всем виновата. Только теперь она ощутила всю глубину своего несчастья.

Иза твердо знала, что должна настойчиво продолжать поиски, она не успокоится, пока не выяснит всю правду о Бэлле. Иначе чувство вины задушит ее.

Вот только ей придется принимать во внимание чью-то злую волю. Только что, лишь благодаря счастливой случайности, она спасла жизнь сына. Пытаясь выяснить судьбу одного ребенка, она ставит под удар жизнь другого. Как ей жить с таким чувством вины? Имеет ли она право жертвовать Бенджи ради Бэллы?

Иза сделала еще одно неприятное открытие, пока приходила в себя и успокаивала Бенджи. На какое-то мгновение за занавеской кафе, находившегося через дорогу от гостиницы Томаса Харди, мелькнуло знакомое лицо.

Зловещая ухмылка Чиннери. Шпионившего за ней. Теперь Иза поняла, каким образом Деверье узнавал о каждом ее шаге.

Глава 5

В комнате царил полумрак, горела только лампа на большом письменном столе красного дерева, да городские огни проникали через незадернутые шторы. Премьер-министр любил так работать, в одиночестве, в своем кабинете на Даунинг-стрит. Ричард Флад рассматривал толстое стекло, покрывавшее стол, пытаясь счистить какую-то грязь ногтем большого пальца, пока до него не дошло, что поцарапан лак. В этот момент вошел Деверье.

– А, Пол, добрый вечер, – произнес Флад, не поворачивая головы. – Вы знаете, сад в полном беспорядке. Пора его вычистить.

– Ммммм, – пробормотал Деверье, не совсем понимая, почему именно с ним премьер поделился такой важной информацией, и задаваясь вопросом, не попросит ли его Флад, чье эксцентричное поведение в трудные времена было всем известно, засучить рукава и взяться за лопату.

– Как поживает Биззи? – произнес он.

– О, прекрасно, Элизабет чувствует себя просто отлично. Как никогда, благодарю вас, – рассеянно бросил Флад, как будто Деверье спросил его, который час.

«Дурак», – подумал Деверье. Три года пребывания на Даунинг-стрит превратили человека в куклу, в зомби, кажется, он даже забыл, как его собственная жена ненавидит, когда ее называют полным именем. Впрочем, он о многом забыл. Флад обернулся к своему министру.

– Пол, я хочу, чтобы вы разделили со мной успех. Помните встречу у американского посла? А как я выкручивал ему руки по поводу ООН, по Кипру и другим вопросам?

– О да, Дик, – кивнул Деверье, издав горький смешок. – Это был мудрый ход.

– Не просто мудрый, Пол. Блестящий! Сегодня мне сообщили, что они готовы согласиться. По всем позициям. Абсолютно по всем, черт побери! Великолепно, не так ли? Через несколько минут должен позвонить президент и подтвердить, я полагал, что вам будет приятно разделить со мной момент триумфа. Я не смог бы добиться этого без вашей поддержки.

Деверье покачал головой, надеясь, что не выдал своего презрения.

– Они протащили эту сделку, вероятно, она нужна президенту больше, чем мы полагали, – продолжал Флад. – Может быть, мы даже продешевили. Как вы полагаете, Пол? Может, нам удастся еще что-нибудь у них вытребовать?

– Не станем перегибать палку.

Их разговор прервала трель одного из трех стоявших на столе телефонов.

– Господин президент, добрый вечер. О да, в Калифорнии еще утро… Я хочу, чтобы вы знали: я очень рад. У меня в кабинете находится Пол Деверье, мой государственный секретарь по делам обороны. Надеюсь, вы не будете возражать, если он подключится к нашему разговору.

Флад нажал кнопку переключения, и голос американского лидера зарокотал в комнате.

– Благословенна рука дающего, господин премьер-министр, надеюсь, я буду более чем «благословен».

Любовь американского лидера к библейским цитатам была общеизвестна, так он пытался утвердить имидж аристократа с Юга и отца нации. Это не мешало ему проводить совещания с советниками, сидя на унитазе.

– Очень великодушно с вашей стороны, господин президент. Я уверен: награда будет щедрой.

– Вашими бы устами… но мне необходимо ваше понимание, господин премьер. Вы получили то, что хотели, – финансовое соглашение по «Дастеру». Совет Безопасности, Кипр, прием в Вашингтоне, который заставил бы позеленеть от зависти Уолта Диснея. Есть одна проблема, по которой мне нужна помощь Англии.

– Слушаю вас.

– Видите ли, у меня возникли некоторые трудности с проектом в конгрессе. Как говорится в Вечной Книге – их глаза не видят, а уши не слышат, рты же не закрываются. Кажется, я точно цитирую. Так что мне приходится ублажать сенатора от Вайоминга – он председатель сенатской комиссии по вооружениям, так вот, его внучка жаждет поступить в ваш Оксфорд. Увы, если бы у нее было столько же мозгов, сколько влияния у старика, то… Вы сможете помочь мне?

У премьер-министра отвисла челюсть.

– Ну, правительство не контролирует университеты, всякие там интеллектуалы могут поднять вой. Но я буду счастлив лично заняться проблемой.

– О Боже, я вовсе не хочу затруднять вас, господин премьер-министр, я прошу, чтобы «проблему решили». Неужели «Дастер» не стоит одного места в Оксфорде?! Мне казалось, он стоит целого университета.

– Я… я… – Подбородок Флада задрожал, он был обескуражен подходом собеседника.

– Господин президент, – вмешался в разговор Деверье, – вы должны понять: премьер-министр не может допустить, чтобы его обвинили в нарушении академических свобод. Ни сенатору, ни его внучке не пойдет на пользу, если поднимется крик в газетах.

– О да, здесь вы правы.

– Однако, полагаю, мы попытаемся решить эту проблему. Я уверен, что премьер-министр найдет бизнесмена, имеющего интересы в оборонной промышленности, возможно, тесно связанного с проектом «Дастер», и мы убедим его принять личное участие в создании новой кафедры в Оксфорде. Это идеальный способ выказать глубокую заинтересованность в вопросах образования. Подобный интерес помог попасть в палату лордов не одному торгашу, не так ли, премьер-министр?

– Безусловно…

– Полагаю, в столь сложный в финансовом отношении момент университетское начальство с пониманием отнесется к… маленькому условию, выдвинутому щедрым дарителем.

– Вы хотите сказать, что сможете… – пророкотал президент.

– Да.

– Да! – поддакнул премьер.

– Джентльмены, мы поразим, удивим, покорим весь мир. Знаете, я думаю, наше дитя отправилось в путь.

– Храни вас Бог, – пробормотал премьер-министр Флад, положив трубку. Впервые за несколько недель Деверье увидел, как Флад улыбается.

Министр обороны провел еще час в обществе премьер-министра, пока тот запивал свой триумф виски. Они начали обсуждать другие проблемы, пытаясь придумать, как оживить популярность и победить на выборах. Флад был воодушевлен, а Деверье молчал, слушал, выдвигая предложения и позволяя премьер-министру подхватывать свои идеи, чтобы потом использовать их. Он должен был действовать осторожно. Не следовало превосходить начальство, Флад еще должен обеспечить ему разбег в гонке за главный приз. Победит Флад на выборах или потерпит поражение, он вряд ли долго продержится. Впервые Деверье всерьез задумался о премьерском кресле.

Глава кабинета. Как заманчиво. Вот тогда тень отца сгинет окончательно.

Весьма довольный, Флад проводил Деверье до парадной двери дома 10 и распахнул ее как раз в тот момент, когда телевизионщики включили все софиты, собираясь показать нации в вечерних новостях ее лидера. Премьер-министр взял руку Деверье и тепло пожал ее, этот жест отметят и поймут все, кто следит за приливами и отливами политического океана.

– Прекрасный вечер, Пол. Благодарю вас. Полагаю, вы отправитесь праздновать наш успех?

Деверье ответил ему улыбкой.

– Возможно, несколько позже. Сейчас я должен встретиться с американским послом. Есть некоторые детали, которые необходимо обсудить.

Казалось, Деверье был повсюду. На экране телевизора, в заголовках газет, в доме, в ее жизни, даже у нее в мозгу. Иза проснулась среди ночи. Подушка была мокрой: она пережила мучительный кошмар и безуспешно пыталась освободиться от него. Лицо Полетт вновь выплыло из подсознания, совершенно ясно и четко. Потом лицо Полетт расплылось и превратилось в лицо ее отца.

Особенно ужасало то, что, по мере того как образ девушки становился все отчетливее, другой образ как будто растворялся: она не могла вспомнить, как выглядит собственная дочь. Бэлла исчезла. Детское, еще не сформировавшееся лицо, плач, меняющийся цвет глаз, рыжие волосики на лбу – все это улетучивалось из ее сознания, как будто скручивалась, сгорая, старая кинопленка.

Иза пыталась найти легкий выход и впала в панику.

Она вытерла влажный лоб – черт, пот просто лил с нее – и вновь легла на подушку, прислушиваясь к старому дому. В таких домах никогда не бывает совсем тихо, что-то все время скрипит, шуршит, стучит. Время работает против нее.

День уходил за днем, все дальше уводя от нее Бэллу. Сколько времени прошло? И Изидора решилась.

Она обшарила каждую комнату в доме, обследовала каждый шкаф, каждый угол в поисках каких-нибудь следов, стараясь не попадаться Салли, которая посматривала на нее с подозрением, как будто ее предупредили, что хорошего от гостьи ждать не приходится. Любой нормальный хозяин вышвырнул бы ее вон, услышав, что она подозревает его дочь, возможно, даже его самого, но Деверье был необычным противником. Он явно предпочитал держать Изу под наблюдением, знать, где она находится, что делает.

Иза преодолела искушение уехать из этого дома. Все казалось бессмысленным. Ей некуда идти, у нее нет денег, а семья Деверье – ее цель, значит, оставаясь в доме, она приближается к этой цели. Скорее всего, дом должен был стать для нее тюрьмой, хотя запоров на дверях не было.

Итак, она осталась. И искала. Но ничего не находила. Никаких секретов, никто ничего не прячет, кроме картотеки в кабинете, но там – государственные тайны, сигнализация, туда не пробиться. Впрочем, может быть…

Как можно бесшумнее, не зажигая света, она кралась по дому, замирая при каждом скрипе половицы, прислушиваясь, не раздастся ли где щелчок выключателя, опасаясь разоблачения. В темноте дом казался населенным духами. Духами семьи Деверье.

И вот она в кабинете хозяина, глаза устремлены не на картотеку, а на компьютер. Возможно, это единственное место, хранящее секреты, которое Деверье забыл запереть. Если только он не писал дневник от руки.

Когда Иза включила компьютер, она знала, какому риску подвергается: ведь ее могли услышать. Машина начала пощелкивать, подавая сигналы в тишине дома. Она сидела, освещенная зеленоватым светом экрана, который наверняка виден из коттеджа Чиннери. Иза испуганно повернулась, когда ей показалось, что в окно постучали, но это была всего лишь ветка боярышника, качавшаяся на ветру.

Неверный пароль.

Проклятье! Значит, в аппарате осталась дискета.

Иза нажала на клавишу, экран вспыхнул, прозвучало электронное приветствие.

Микрософт Уорд.

Великолепно! Всему миру известна эта программа. И она вошла в нее. Пробуя. Шаря. Нащупывая. И нашла нужное на дискете.

«Дневник».

Вот так-то. Дурак. Он забыл, недосмотрел – однажды такое случается со всеми. Это был не весь дневник, только некоторые размышления, касающиеся последних месяцев, начиная с октября. Но этого было более чем достаточно. Она быстро просмотрела записи – политические тайны, личные секреты – то самое оружие, которое Деверье приготовил на будущее.

«14 окт. Заседание кабинета. Премьер-министр – жалкий ничтожный человек. Бесхребетный импотент. Д. говорит о смене руководства…»

Иза не хотела тратить время на политику.

«20 окт. Провел ночь с Б.Л., в то время как премьер-министр был в отъезде в Брюсселе. Дурак. Его надувают со всех сторон…»

«30 окт. Новая личная секретарша в департаменте. Ребекка. Разведена. Динамит. Прекрасная перспектива…»

И так далее, и тому подобное… Изидора не могла всего этого запомнить, она ухватывала только суть, пока не дошла до записи о том дне, когда с ней произошла авария.

Ничего. Ничего, кроме вечеринки с обильными возлияниями. Деверье описывал, какие политически неосторожные высказывания позволил себе хозяин и каких неосторожных высказываний личного характера он ждал от хозяйки в результате некоторых ее действий.

Иза быстро читала дальше. Два следующих дня. Вот, наконец! Очень короткая запись. Вряд ли из нее можно что-то извлечь. Никаких фактов. Но Иза поняла.

«П. Моя дорогая П. Как ты могла? Я был так слеп. Боже, помоги ей. Боже, помоги нам обоим».

Что такого узнал Деверье о своей дочери сразу после аварии, что так подкосило его? В последней записи сквозило явное отчаяние. Деверье был искренен, но у Изы не было времени ни на жалость, ни на сочувствие. Она в ужасе вскочила, когда ветка боярышника застучала по раме и в коттедже с подветренной стороны дома появился свет. Его зажег Чиннери.

Иза бросилась к клавиатуре, и экран погас, но главный дисковод все еще жужжал, компьютер работал. В коттедже зажегся свет в еще одной комнате, завыла собака. У нее остался последний шанс.

По памяти, при бледном свете зимней луны Иза нашла коробку с дискетами за письменным столом. Чистые, пустые дискеты. Как губки.

Изидора не могла рисковать, зажигая свет. Она села перед экраном и начала печатать двумя пальцами.

Компьютер отключился. Иза вынула дискету и заменила ее новой. Она действовала осторожно, в полной тишине.

Журналистке отчаянно хотелось взглянуть на экран, чтобы кое-что проверить, но ей чудилось какое-то движение внутри дома. Салли. Иза вернула дискету Деверье на место.

Удалось ли записать информацию? Проверить это невозможно, по крайней мере, сейчас. Прижимая к себе дискету, Изидора кинулась в свою комнату.

Итак, он знал, с самого начала. И не только знал, но и участвовал. Как иначе истолковать эту дневниковую запись. Значит, появление Деверье в ее жизни – не совпадение. Теперь она знает, что он ее враг.

Отец, которым руководит слепая любовь, вера и надежда, возможно, чувство вины, жаждущий защитить свое дитя.

Иза понимала, что такое любовь к своему ребенку. Деверье пойдет до конца. Как и она.

Этот человек смертельно опасен.

Дэниел довез их до больницы. Только сидя в ожидании приема, Иза поняла, как мало она вспоминала о своем физическом состоянии все эти дни. У нее оказалось достаточно сил, чтобы заниматься Бенджи, ей хватило выдержки, и она пережила эти дни. Никаких головных болей. Приступы депрессии были скорее результатом потери Бэллы, а не последствием аварии. Иза даже начала делать несложные упражнения по аэробике, чтобы восстановить мышечный тонус. Да, она поправляется.

И Уэзерап согласился с мнением пациентки. Тщательное обследование головы, нервных реакций, рефлексов сетчатки, чувствительности подошв, казалось, удовлетворило его. Иза Дин функционировала нормально.

– Вы представляете собой медицинскую загадку, Иза. Несколько недель назад мы полагали, что вы умираете. Сейчас, если не считать шва на животе и маленькой царапины возле глаза, я не могу найти никаких следов аварии. Как будто что-то внутри вас подбирает все «незакрепленные концы» и связывает их в узлы гораздо быстрее и действеннее, чем любые лекарства, которые я мог бы вам прописать.

«Это что-то – надежда», – подумала Изидора.

– Удивительно, что творят физические упражнения, доктор.

– Ну, ну, пожалуйста, не увлекайтесь! – Уэзерап решил охладить пыл Изы. – Травма мозга явление необратимое, мы просто не знаем, какие у вас могут появиться трудности, – если они вообще появятся. Но в ближайшие несколько недель не напрягайтесь, и ваш организм сообщит вам о возникающих проблемах гораздо быстрее, чем это можем сделать мы. Сейчас, насколько я могу судить, все идет очень хорошо.

– Вы хотите сказать, что медицина не всесильна? И врачи допускают ошибки?

Врач понял, на что намекает Иза. Он осторожно уселся на краешек кушетки, огорчившись, что их последний разговор перерастает в конфронтацию.

– Мы так мало знаем! Да, мы упорно боремся – применяя нетрадиционные средства и вознося Всевышнему молитвы. Если одерживаем победу, зачастую даже не знаем, что это – плод нашего труда, удача или помощь Господа. Но иногда мы можем только склонить голову перед неизбежным. Тогда борьба должна прекратиться.

Врач поднял руку, чтобы остановить возражения Изидоры.

– Пожалуйста, Иза, выслушайте меня спокойно. Это обычное дело: мать не может смириться с мыслью, что потеряла ребенка, это так естественно! Вам еще тяжелее – вы не сумели даже проститься с дочерью. – Он облизал сухие губы, подыскивая нужные слова. – Но, поймите, в Системе задействовано столько людей, что ошибка просто исключена. Вам следует освободиться от навязчивой идеи.

Изе хотелось закричать на врача. А путаница с цветом волос? А дети в Борнемуте? Но он был с ней искренен, и Изидора промолчала.

– Идентификационные браслеты проверяют везде, где бы ни производилась медицинская запись. Чтобы произошла ошибка, вся больница, каждый врач и сестра должны были в этом участвовать. Это просто невозможно.

Врач принял молчание пациентки за согласие и ободряюще улыбнулся.

– Не верьте мне на слово. Отправляйтесь и поговорите с теми, кто ухаживал за ребенком, убедитесь, как заботливы они были. Тогда, возможно, вы сумеете смириться с горем.