Текст книги "Повелители теней"

ГЛАВА 21

В Царстве Тьмы носите маски…

Литания магов, пролог

Призрачный образ Бернака повис над костром, клубы дыма соткались в четкие контуры его лица. С того места, где она сидела, связанная, с заткнутым ртом, прислоненная к вороху седельных сумок, Сувьель чувствовала исходящую от Нерек чудовищную силу, силу, окутывающую ее пульсирующим сиянием. Нерек пыталась привлечь внимание своего хозяина. Она стояла, раскинув руки, а призрачный зеленый свет ходил вокруг нее как живой.

Все на поляне приобрело невероятно четкие очертания: травинки, сухие ветки, хлопья золы, выщербленные камни, среди которых был разведен огонь, куча копий, ножей и обрывков тряпок, четверо охранников в масках, трусливо жмущихся друг к другу, блестящие отсветы костра на их кожаных доспехах. Сувьель чувствовала напряжение Нерек и дрожание ее рук…

Потом черты дымного лица вдруг ожили, и Нерек воскликнула:

– Мой господин, самому верному из твоих слуг необходим совет!

Глаза призрака повернулись к ней, рот был готов раскрыться. Но тут с лица ушла жизнь, оно начало расплываться, распадаться на части, действие заклятия окончилось. Сувьель ощутила, как сгусток силы лопнул и исчез. Огонь костра потерял всю свою яркость, ночь укрыла поляну, когда Нерек опускалась на колени, что-то бормоча и тихонько всхлипывая. Она выглядела побежденной и измученной, но через миг уже вскочила на ноги, обогнула костер и заговорила со своими людьми. Она говорила на одном из диалектов могонского, который Сувьель знала достаточно хорошо, чтобы понять простые приказы, отданные стражникам.

Закрыв глаза, она вздохнула и уронила голову на грудь. Чем ближе они подходили к Ошанг-Дакалу и Треваде, тем заметнее становились перепады настроения у Нерек. Дня через четыре после того, как Орграальшенот швырнул ее прямо в руки к Нерек, Сувьель обнаружила, что начала испытывать жалость к творению Бернака. Она была уверена, что Нерек боится Бернака, хотя и сильно привязана к нему; каждый раз, когда упоминалось его имя, в глазах зеркального дитя появлялось затравленное выражение. Еще было преследование Керен, дикая тяга выследить ее и уничтожить, странно не сочетающаяся с горячим желанием знать все о воительнице. Сувьель постоянно приходилось отвечать на вопросы о том, что та любит и не любит, какая она, что она сделала и почему. Сувьель не слишком хорошо знала Керен (та не была разговорчивым собеседником), она дополняла свои воспоминания догадками и логическими построениями, чтобы насытить любопытство Нерек.

До слуха травницы донесся звук шагов, она подняла голову и увидела стоящую над ней Нерек. Нерек ослабила кляп Сувьель и вытащила его, значит, еще что-то случилось. Наверное, очередная порция вопросов о Керен или Раале Хайдаре. Сувьель ничего не сообщила о Порождении Демона, настаивая на версии о фантастическом волшебнике откуда-то из Кеременкула, который захватил ее и остальных с какой-то неведомой им целью.

У нее была причина настаивать на этом. Они стояли лагерем в паре часов езды от ворот Тревады; если бы Нерек узнала, что демонический принц собирается тайно проникнуть в цитадель Слуг, она бы нашла способ их предупредить, тогда и без того призрачная надежда Сувьель на получение Хрустального Глаза обратилась бы в прах.

Нерек разглядывала Сувьель с безразличным видом, потом убрала с ее лица несколько упавших на него прядей. Сувьель едва не отпрянула, но сдержалась, а ее захватчица заправила растрепавшиеся волосы ей за уши удивительно деликатно.

– Утром мы пойдем в Треваду, – объявила Нерек. – Только мы с тобой, слуги будут ждать здесь нашего возвращения. Мы назовемся охотниками, скажем, что ищем работу лазутчиков или следопытов или что мы можем добывать фураж. Подумай, как лучше сыграть эту роль, прежде чем ты уснешь.

– Как скажешь.

На лице Нерек появилась едва заметная улыбка.

– Ты будешь участвовать в этом, Сувьель Хантика. Я знаю, чем убедить тебя.

Она дотянулась до одной из сумок за спиной Сузьель, достала что-то плоское, завернутое в тряпку, отложила этот предмет в сторону. Потом из другой сумки она извлекла одеяло и накрыла им Сувьель.

– А теперь подумай и спи.

Нерек вернулась обратно к костру, села на землю и развернула тряпку. Сувьель стало не по себе, когда та достала ручное зеркальце и начала внимательно разглядывать себя в нем, наклоняя голову в разные стороны, словно высматривая что-то в глубине стекла. Сувьель вспомнила о происшедшей в горах Хоньира жуткой трансформации. Неизвестно, что произошло с разумом молодого человека, которым когда-то была Нерек. Унесло ли его, как отпечаток следа смывает с пляжа приливной волной, или же какая-то часть его еще жива и переплетается с разумом Нерек?

Сувьель перестала размышлять над неразрешимой загадкой и устроилась поудобнее, повернувшись спиной к костру. Через некоторое время она ощутила, что начинается дождь, совсем слабый, похожий на густой туман, но она слишком сильно устала, чтобы беспокоиться об этом. А еще через миг Сувьель уже была слишком усталой, чтобы просыпаться.

Она проснулась тусклым утром под звуки дорожных сборов. Один из стражников принес ей миску остывшей каши и горсть ягод, потом он стоял рядом и ждал, пока она торопливо проглотит свою порцию. Слуги в масках по-прежнему оставались для нее тайной. Она уже подвергалась преследованиям с их стороны и подозревала, судя по исходящему от них острому запаху, что они были не совсем людьми.

Когда Сувьель покончила с завтраком, к ней подошел второй стражник и поднял ее, а первый достал кинжал и перерезал веревки на ногах и руках. После этого они встали по бокам, глядя на подходящую Нерек, которая остановилась, не доходя до них несколько шагов. Сегодня она собрала свои светлые волосы в пучок на макушке и надела длинный плащ из какого-то тяжелого сине-серого материала поверх мужской куртки и штанов. Но страх в сердце Сувьель вселил не ее наряд, а огонь, который она принесла с собой.

Яркий узел из цветных языков пламени шевелился в ее сложенных ковшиком руках, крошечные пестрые языки извивались и опутывали друг друга, как горящие бесконечные змеи. Нерек наклонила голову и прошептала что-то этим змейкам, потом взглянула на Сувьель, загадочно улыбаясь. Стражники без всякого предупреждения схватили Сувьель за руки, а Нерек выплеснула живой огонь в ее сторону.

Сувьель попыталась вырваться из рук стражников, увидев летящее ей в лицо пламя, языки которого разошлись в стороны, подобно крыльям. Она поборола желание зажмуриться и глядела на приближающуюся к ней судьбу с отчаянной храбростью…

Пламя померкло в шаге от нее, все оттенки пропали, языки растаяли, и само оно исчезло. Сувьель ощутила, как по ее лицу прошла теплая волна, пахнущая кузницей, горячим камнем и железом. Стражники отпустили ее, а Нерек подошла ближе:

– Ты понимаешь, что я сделала?

Борясь с накатывающей на нее нервной дрожью, Сувьель отрицательно помотала головой.

– А еще называешь себя магом! Ты хотя бы можешь перечислить старые огни?

Сувьель изумилась. Вопрос Нерек был частью необходимых магических знаний, но той частью, которая никогда не использовалась практически и не воспринималась всерьез. Нерек ждала, покачивая головой, поэтому Сувьель напрягла память и начала перечислять:

– Огонь земли, огонь небес, огонь вод, никогда не горящий, огонь песни, огонь знания, огонь ночи, огонь дня… – она задумалась, вспоминая, – огонь, который спит, огонь, который гневается, огонь, который наблюдает, огонь…

Ей почудилось какое-то присутствие, она быстро перевела взгляд в сторону и заметила нечто у ее плеча, нечто похожее по форме на перо, переливающееся всеми цветами радуги. Оно тут же пропало, оставив после себя пустое место.

– Огонь, который наблюдает, – констатировала Нерек с самодовольным видом. – Я сделала для себя слугу и приставила его к тебе. Я дала ему свое слово и дыхание, теперь я буду знать, если ты вдруг решишь… причинить мне беспокойство.

Сувьель собрала в кулак остатки мужества и посмотрела Нерек прямо в глаза:

– Раз моя судьба в твоих руках, у меня нет выбора, мне приходится верить тебе. Да будет так.

Нерек насмешливо фыркнула, но Сувьель заметила тень неуверенности в ее глазах, когда та развернулась и пошла к своим людям, отдавая последние приказы.

Начался дождь и шел все время, пока солдаты сворачивали лагерь и выезжали с поляны. Воздух посвежел, его наполнили тяжелые ароматы земли и листвы, но главенствовал над всем запах гниения, который, как казалось Сувьель, она могла почувствовать на вкус. Откуда-то доносились завывания невидимых среди зарослей зверей, но их голоса были скорее печальными, чем угрожающими. Один раз Сувьель заметила темное животное, похожее на крысу, но размером с пса, мелькнувшее в кустах где-то впереди.

Вскоре после этого они доехали до кромки леса и остановились, Нерек отдала последние распоряжения. Стражники в масках отправились на север прямо через заросли, а Нерек с Сувьель и ее невидимым сторожем поехали в сторону Тревады.

Ошанг-Дакал возвышался впереди, две мили скал и утесов, перерастающих в лысые пики, над которыми располагались Высокая Базилика и академии магов. Между горами и лесом лежала широкая долина, разделенная рекой. Истерзанная местность, где из зарослей сорняков поднимались разбитые в щепы пни деревьев, мусор плавал во всех лужах, и лишь обломки стен позволяли предположить, что здесь когда-то жили люди.

Через реку был переброшен мост, сложенный из больших блоков светлого камня. Когда они подъехали ближе, Сувьель поняла, что это были колонны и камни фундамента древнего Храма Древа-Отца, который когда-то стоял на берегу потока. Она думала, что слышанное от путешественников и лазутчиков, посещавших эти места, подготовило ее к печальному зрелищу, но реальность поражала. Она ехала через мост, глядя на бесчисленные следы, оставленные копытами, ногами и повозками на чудесных рельефах, и через некоторое время осознала, что плачет.

«Ушло, – думала она. – Все ушло: сады и птичье пение, деревья, домики фермеров, вся прелесть Прекайна, они либо вытоптаны, либо выметены».

Все оказалось хуже, гораздо хуже, чем все то, что она слышала от других. Сувьель остановила лошадь посреди моста и уставилась в бурные воды реки, которая когда-то называлась Эйтель. Слезы лились по ее лицу, она глядела на бурный грязный поток, подавляя жгучее желание броситься в него. Тогда ее боль пройдет, больше не будет необходимости страдать, бороться и мучиться от потерь. Но прежде чем она успела сойти с лошади, у ее плеча возникла янтарная вспышка, и на нее навалилась непреодолимая апатия.

– Что такое? Что ты собиралась сделать?

Нерек подъехала и сердито вырвала поводья из рук разом обессилевшей Сувьель. Потом она заметила ее заплаканное лицо, и злость уступила место удивлению.

– Ты собиралась убить себя. Но почему?

Сувьель ощутила прилив ярости и ненависти к этой женщине, ее воображение нарисовало картину, где она душила ее, тряся за шею. Ей тут же стало стыдно, и она прогнала видение. Она утерла слезы.

– Ты не знаешь, каким было это место до вторжения, – сказала она. – Я не могу объяснить тебе, что я чувствую, глядя на него теперь.

Нерек пожала плечами:

– Здесь появится новое, разве нет? Придут другие люди и построят дома и фермы.

– Могонские дома, – горько возразила Сувьель. – Могонские фермы.

– Мне плевать! – заявила Нерек, разглядывая окружающую их местность и вглядываясь в широко распахнутые ворота Тревады. – У нас нет времени сокрушаться. Нам пора идти.

Она дернула поводья лошади Сувьель, пуская обоих скакунов в галоп. Спутницы переехали мост и выбрались на грязную дорогу, идущую посреди болотистых полей. Когда они приблизились к городу, Сувьель разглядела всадников и повозки, въезжающие и выезжающие из широких, высоко расположенных ворот, разделенных на две части: одна для входа, другая для выхода.

Нерек вернула поводья Сувьель, когда они уже подъезжали к воротам, потом она сказала:

– Слуги будут осматривать всех, кто въезжает в город, я прикрыла нас заклинанием, чтобы они не смогли понять, кто мы на самом деле. Но помни – мы охотники с юга, из Хоньира, приехали сюда искать работу.

Сувьель безразлично кивнула, и они въехали в длинный темный тоннель, ведущий к воротам. Здесь воняло конским навозом и гнилой капустой, эти запахи смешивались с запахами конского и человеческого пота. Отовсюду доносился гул голосов, скрип колес и цоканье копыт о булыжники. Большинство идущих в Треваду пешком были юларийцами или ангатанцами, они тащили какие-то тюки или толкали перед собой тачки. На конях были только могонские воины. В другом конце тоннеля несколько стражников, наемников с нашивками на одежде, сообщающих об их принадлежности к определенному формированию, внимательно осмотрели их оружие и мешки, потом разрешили, чтобы они проезжали. Эти стражники были здесь, как полагала Сувьель, чтобы предотвращать возможные беспорядки и ловить потенциальных возмутителей спокойствия, но на самом деле они полностью полагались на невидимую помощь огненных цепей.

«Как и мы, – подумала она. – Нет, как и Нерек. Едва ли меня следует принимать в расчет, когда речь идет о таких возможностях».

Они спешились и повели своих лошадей в поводу мимо стражей в шумную толпу путешественников и горожан, суетящуюся на площади. Сувьель инстинктивно перевела взгляд вправо и вверх, на балконы ближайшего к воротам здания. Но студентов больше не было в «Пяти Лунах». Теперь только полураздетые проститутки облокачивались на перила, сплетничая и делая знаки проходящим внизу мужчинам.

Повсюду чем-то торговали. Люди с сальными физиономиями предлагали оружие, одежду или продукты, стоя у груженых повозок, тогда как вновь прибывшие в город пытались продать явно краденные вещи: пару кожаных ботинок, бронзовую статуэтку или пригоршню ярких заколок и булавок.

Это место когда-то называлось Площадью Путешественника, и хотя фонтан в центре площади с повернутыми друг к другу спиной изваяниями еще сохранился, но у изваяний больше не было рук и голов, а белый мрамор был измазан синей краской. Четыре огромных агатника, стоявшие когда-то по углам площади, исчезли, на месте некоторых зданий зияли пепелища, повсюду была грязь. Кроме впечатления общего упадка было что-то неправильное во всем окружении, какая-то небольшая деталь, ускользнувшая от Сувьель прежде, чем она осознала ее присутствие.

Чтобы не привлекать внимания торговцев и пьяниц, они обошли площадь кругом, миновав несколько отвратительного вида таверн и грязных прилавков, с которых торговали похлебкой из моллюсков и сомнительного вида сластями. Спутницы свернули в переулок между домами, и Нерек огляделась по сторонам, чтобы увериться, что их никто не слышит:

– Союзники моего хозяина разместили здесь только один из множества своих постов, их внимание полностью поглощено приезжающими, поэтому я сняла с нас закрывающее заклинание и несколько ослабила силы твоего постоянного спутника. – Она улыбнулась. – Нам нужно торопиться. В верхней части города нет стен, и мои враги уже там…

– Суви? Малышка Суви? Неужели это ты…

К ним по переулку ковылял седовласый старец в лохмотьях, опирающийся на палку. Сувьель обернулась к нему, изумленная и обрадованная:

– Мастер Бабрель?

Но прежде чем прозвучало хоть еще одно слово, Нерек бросила Сувьель свои поводья и двинулась на старика по имени Бабрель, вытащив из ножен кинжал. Несколько пар глаз проследили за тем, как она схватила старика за грудки и затащила его подальше, в темноту переулка. Сувьель обмотала поводья вокруг руки и кинулась за ними.

– Не обижай его, Нерек. Пожалуйста. Прошу тебя!

– Он тебя узнал, – пробормотала Нерек, прижимая старика к стене и сжимая ему горло. – Он произнес твое имя вслух…

– Он был привратником в одной из академий, когда я училась здесь, – быстро пояснила Сувьель, беря Нерек за плечо. Нерек дернула плечом и повернулась к ней. – Бабрель неопасен нам, клянусь. Посмотри на него, разве он может быть опасен?

Нерек перевела взгляд на свою жертву и после нескольких секунд пристального созерцания отступила назад и засунула кинжал в ножны.

– Ты ведь хорошо знаешь эту часть города, старик? Есть здесь место, где мы могли бы разместить лошадей?

Дыхание со свистом вырывалось из обезображенного синяками горла старика, он закивал, потом тяжело оперся на трость и пошел по переулку. Сувьель смерила Нерек презрительным взглядом, перебросила ей поводья ее лошади, потом пошла рядом со стариком, обняв его за плечи. Он оказался совсем исхудавшим.

– Мастер Бабрель, почему вы еще здесь?

Бабрель скосился на нее, подняв бровь, – знакомая гримаса!

– То есть почему я не бежал с остальными? – Старик печально вздохнул. – Должен же был остаться хоть один свидетель, юная Хантика, кто-то, кто станет наблюдать за происходящим, присматривать кое за чем, возможно, спасать что-то. Ты понимаешь?

– Да.

– Прекрасно. Надеюсь, что и ты, и две твои подружки не были бездеятельными все эти годы. Опять забыл, как их имена?..

Сувьель вздохнула:

– Пелорн и Каваксес. – Во время учения в Треваде они были ее самыми близкими подругами: Пелорн с длинными волосами и вечно насмешливым выражением лица и потрясающе способная Каваксес. Они продолжали дружить и долгие годы после окончания курса, им казалось, что их дружба будет длиться вечно. У Сувьель защемило сердце, когда она поняла, что не вспоминала о них уже долгие годы.

Бабрель заметил, что с ней что-то происходит:

– Они живы?

– Они обе погибли при осаде Беш-Дарока.

Он помолчал.

– Многие отдали свои жизни в те последние дни. Самые лучшие. Выжили только грубые и сильные, – сказал он после паузы. – «Как и я».

Сувьель грустно улыбнулась, вспомнив строки, которые он процитировал:

…Сотни чудовищ

И тысячи монстров остались в живых,

Как и я.

Это было из «Черной Саги», длинного поэтического произведения, полного неясных аллюзий и темных мест. Она легко могла представить, что автор когда-то тоже пережил череду бедствий.

Сувьель разглядывала темные силуэты зданий, между которыми Бабрель вел их. В сером дневном свете можно было различить сломанные трубы и осыпавшуюся черепицу. До вторжения эти дома были студенческими гостиницами, здесь же располагались кварталы плотников, обойщиков, переплетчиков и стеклодувов, а также множество других мастеров, умевших создать все – от башмаков и свечей до воздушных змеев и самоходных повозок.

– Теперь здесь совсем пусто, – пояснил Бабрель. – В большинство этих домов опасно заходить – стены и лестницы совсем прогнили. Все наемники и прочие паразиты живут рядом с Площадью Путешественника и еще в нескольких больших домах на улице Урагана, там они еще иногда чинят что-то. – Они завернули за угол, и Бабрель указал на трехэтажное здание, выстроенное под одним из многочисленных утесов Тревады. – Остался только этот, да еще пара домишек.

Он направился к дому, а Нерек остановилась, на ее лице было написано подозрение.

– Нас видели, – заявила она.

Бабрель пожал плечами:

– Нищие, бродяги, пьяницы… отбросы. – Он обращался к Сувьель. – Ты ничего не сказала о своей спутнице, но я и не спрашиваю. Любой сразу поймет, как она опасна. – Он продолжал идти. – Никто не посмеет сунуться. Идемте.

Старик провел их туда, где дыру в доме занавешивал большой кусок парусины, серый и истрепанный за долгие годы. Бабрель отодвинул занавеску, и ноздрей Сувьель коснулся запах пыльной старой тряпки. Старик жестом пригласил женщин войти вместе с их конями. Лошадь Сувьель мотнула головой, отказываясь заходить в полную темноту, но она успокоила ее, Бабрель вошел первым и зажег лампу.

В тусклом свете они разглядели комнату с высоким потолком, у одной стены была стойка, наверх вела полуразрушенная лестница. Один угол был завален поломанной мебелью, но пол был чисто выметен. Сувьель привязала коней к деревянной колонне и огляделась со странным чувством, что она уже видела все это.

– Это «Плащ Сенешаля», да? – За стойкой виднелась широкая скамья, на которую когда-то ставили бочки, на стене сохранились пустые полки, где когда-то стояли пивные кружки и бутылки. Это заведение посещали только военные люди и главы академий и библиотек Тревады. Студентам и преподавателям ход сюда был заказан, хотя в «Плаще» бывали многие известные поэты и певцы. Существовала легенда, что Авалти набросал свою «Песнь о Награде Королевы» именно в этих стенах.

– После падения Тревады, – пояснил старик, – и во время всего этого хаоса и резни я прятался здесь не один месяц, ненавидя это место, но не имея более надежного укрытия. В итоге оно стало моим домом. – Он посмотрел наверх. – У меня комната на следующем этаже, и довольно удобная. Там полно комнат, которые вам подойдут, если вы захотите остаться здесь. Единственный путь наверх – по приставной лестнице, эта лестница может обвалиться в любой момент.

– Полезно для незваных гостей, – заметила Сувьель.

– Но только если есть пути к отступлению, – добавила Нерек.

Она остановилась у стойки бара, разглядывая царапины на дереве и изучая пустые крючки и полки, на которых когда-то висели картины и гобелены, стояли статуэтки.

– У тебя есть какие-нибудь припрятанные сокровища, старик? Какие-нибудь там пенни и полушки?

К изумлению Сувьель, Бабрель улыбнулся:

– Нет, только безделушки, вырезанные из дерева мной самим да несколько растений. – Он взглянул на Сувьель. – Хочешь посмотреть?

Она повернулась к Нерек. Та пожала плечами:

– Нам придется остаться здесь до темноты, так что иди, если хочешь. Но не попадайся никому на глаза и будь внимательна.

Это было завуалированное напоминание о невидимом слуге Нерек, и Сувьель молча пошла за Бабрелем к задней двери комнаты. Они пошли по длинному коридору, ведущему мимо лишенных дверей комнат для слуг, и попали в комнату, забитую обломками бочек и битой посуды. Бабрель зажег свечу от лампы, и в ее свете Сувьель разглядела темные пятна на пыльном полу, пятна засохшей крови. А Бабрель был уже на другом конце комнаты и возился, расчищая подход к двери в углу, которая со скрипом распахнулась. Она поспешила за ним и оказалась на улице.

С порога, на котором она стояла, Сувьель могла достать до поверхности скалы, к которой притулился «Плащ». Между зданием и скалой был крошечный островок земли, тайный садик размером с телегу. У порога его ширина была не больше длины руки, но он постепенно расширялся к подножию скалы. Может быть, строители и хотели оставить здесь потайной клочок земли, но Сувьель ни разу не слышала о таких местах за все свое пребывание в Треваде.

– Стены «Плаща» превращают день в ночь, – произнес Бабрель. – Но моим питомцам, кажется, хватает одной лишь влаги, чтобы жить.

Он подошел к трем крепким саженцам, которые Сувьель сначала разглядывала в недоумении, но потом по листьям узнала в них агатники.

– Агатники, – удивленно повторила она вслух, подходя ближе.

Бабрель кивнул, довольный:

– В те дни эти проклятые Слуги свалили четыре древних дерева на площади, но я собрал семена с верхних веток, и вот результат.

Он осторожно погладил пальцами один из небольших раздвоенных на концах листочков. Сверху лист был темным и блестящим, снизу он был бледным и покрытым пушком.

– Я никогда до этого времени не видел молодых агатников…

Она замерла, то мелькнувшее раньше ощущение неправильности вернулось к ней и обрело силу. Она встревоженно посмотрела на старика:

– Дети, Бабрель. Прошло шестнадцать лет. В Треваде есть дети?

Он выдержал ее взгляд:

– Сувьель, прежде чем я отвечу, я хочу знать, почему ты путешествуешь с такой спутницей.

Черное отчаяние завладело Сувьель, когда она услышала этот вопрос. Как бы сильно ни хотелось ей рассказать ему о своем несчастье, она ощущала присутствие наблюдателя за своим плечом, чувствовала, как заклятие касается ее разума своими усиками.

– Я не могу сказать. Все, что я могу, просить тебя поверить мне. Я не опасна никому, а особенно тебе.

– Не о себе я беспокоюсь. – Он немного помолчал. Потом принял какое-то решение, поманил ее скрюченным пальцем и пошел вдоль серой замшелой стены таверны.

Сувель пошла за ним. Он нагнулся и несколько раз стукнул в деревянную панель. Через секунду со скрипом открылся низкий лаз.

– Это я, – произнес Бабрель. Он с трудом опустился на колени перед дырой и поманил к себе Сувьель. – Я привел друга.

Она присела рядом с ним и, вглядевшись в темноту, увидела там светлые силуэты – двенадцать маленьких детей. Самым старшим было не больше десяти, и все они смотрели на Сувьель голодными, полными недоверия глазами. Среди них была совсем маленькая девочка лет трех, которая застенчиво улыбнулась, остальные смотрели молча и сурово.

– Год назад они стали хватать сирот и маленьких попрошаек, – пояснил Бабрель. – Когда начали пропадать и домашние дети, многие семьи уехали, больше здесь не рожают детей. Слуги успели схватить многих. Одних силой, других они покупали у умирающих с голоду беженцев, потом всех увезли в центр города, за высокую стену, которую они сложили у лестницы Хаградио. – Он покачал головой. – Они разобрали Библиотеку, чтобы построить стену.

Сувьель охватил животный страх:

– Что они делают с этими детьми?

– Я не знаю. Когда я пытался расспрашивать этих детей, они только затыкали уши. Из того, что я услышал, ясно, что Слуги используют Великую Сферу для своих экспериментов. Они запирают детей в странные железные клетки, покрытые изнутри и снаружи символами и словами, а потом проводят над ними обряды. – Его голос упал до шепота. – Они не сказали ни слова о том, что происходит после этого.

Несколько детей отпрянуло к стене, словно не желая слышать, Сузьель с жалостью вглядывалась в их лица. Она читала о жестоких и диких ритуалах приверженцев магии Источника, которые они творили много веков назад, но это было что-то новое. Она хотела бы прижать к себе этих несчастных детишек, как-нибудь залечить их раны, но помнила, где находится. Она тяжело задышала, пытаясь успокоить мысли:

– Как этим детям удалось бежать?

– Их держали в комнате для ритуальных предметов и одежд, прямо под Великой Сферой. Кто-то из детей то ли нашел разлом в стене, то ли расширил какую-то трещину, пролез через нее и нашел узкий лаз. – Он пожал плечами. – В древние времена Ошанг-Дакал примыкал прямо к Храму Небесной Лошади, возможно, это был один из сохранившихся коридоров храма. А может быть, кусок породы сдвинулся внутри горы. Человек двадцать успели пролезть в тоннель, когда обрушился кусок скалы. Некоторых завалило, а остальные протискивались по проходу, пока не оказались под ночными горами. – Он улыбнулся одному из самых маленьких, и Сувьель увидела слезы у него на глазах. – Можешь представить себе, что тебе лет восемь-девять и ты лезешь по расселине внутри горы, которая едва больше твоей ступни? Им каким-то образом удалось расшатать камень и вылезти наружу через образовавшуюся дыру. Я нашел их в одной из пещер неподалеку отсюда вчера утром, едва живых и голодных. Если бы не один парнишка по имени Рови, я полагаю, они бы не выжили, он всю дорогу помогал им и подбадривал их. – Он обратился к тоненькой темноволосой девочке: – Илз, ты не попросишь Рови выйти?

Она испуганно отпрянула и посмотрела на остальных:

– Он… его здесь нет.

Бабрель испуганно охнул:

– Где же он?

– Он пошел за своим братом.

– Рови не говорил, что кто-то из мальчиков…

Илз нетерпеливо покачала головой:

– Гона не было с нами, когда ты пришел. Он пошел искать выход, а потом он вернулся и говорил с Рови протяжным голосом.

Сувьель слушала с нарастающим беспокойством. Этот «протяжный голос», не был ли он мысленной речью магов? И если так, то не был ли он как-то связан с намерениями Слуг использовать детей?

– Необходимо вывести отсюда детей, – сказал Бабрель. – Вполне очевидно, что Рови уже в руках стражников, он расскажет им об укрытии…

«Сувьель…»

Она подняла руку, призывая Бабреля к молчанию:

– Погоди…

«Сувьель, у нас гости. Быстро возвращайся и приведи старика…»

Она встала, помогла подняться Бабрелю и сказала:

– Моя спутница требует, чтобы мы вернулись обратно.

Он нахмурился, но согласно кивнул, деревянная панель встала на место, и они поспешили обратно в комнату с баром.

Пока они шли по длинному коридору с комнатами для слуг, до Сувьель доносились голоса. Она шагнула в комнату через дверь под старой лестницей и заметила, что теперь здесь гораздо светлее. Потом она окинула взглядом всю комнату и замерла.

Нерек стояла, прислонясь спиной к длинной пустой стойке, на ее лице блуждала улыбка, ее правая рука светилась. Перед ней стояли два маленьких мальчика, не старше девяти-десяти лет, оба смотрели на нее с ледяным спокойствием.

– А, Сувьель, рада, что ты здесь, – произнесла Нерек. – Я только что объясняла нашим посетителям, насколько безнадежны их попытки. Они думают, что они освободят…

– Ты инструмент врага, – произнес один из мальчиков. – Не мы.

Когда он заговорил, Сувьель уставилась на него в изумлении и испуге. Прозвучало два голоса: один его собственный и второй, хриплый приглушенный шепот, который она восприняла скорее своими мыслями, а не слухом.

– Ты слишком мало знаешь, – ответила Нерек. – Ваши тени – тени моих хозяев. Ваши слова, ваше дыхание – все это их. – Теперь светились обе ее руки. – Я вижу, как разделены ваши души.

– Гон! – позвал Бабрель. – Тебе нужно идти, тебе и Рови…

– Слишком поздно, старик, – ответила Нерек, хлопая в ладоши. – Их время истекло.

– Нет!

Бабрель хотел броситься вперед, но Сувьель обхватила его руками и удержала:

– Не глупи, Бабрель. Она же…

Горячее янтарное пламя слетело с пальцев Нерек и устремилось к мальчикам. Тот, кого звали Гоном, слегка шевельнул рукой, и в следующий миг магический огонь распался на дюжину нитей, которые разбежались по сторонам, упали на пол и с шипением сгорели. Нерек только улыбнулась чуть шире, и золотистое пламя в ее руках превратилось в злобное белое свечение.

Гон сделал шаг вперед, вытянул одну руку и указал на Нерек пальцем, произнеся своим жутким двойным голосом:

– Мы тоже умеем видеть сокрытое. Мы видим твою душу.

Его лицо полыхнуло злобой, от которой Сувьель вздрогнула. Он указательным пальцем нарисовал в воздухе перед собой круг. И на его месте тут же повис черный диск, его поверхность блестела и отражала предметы. Нерек охнула и отступила за стойку бара, поверхность которой тут же задымилась в тех местах, на которые она опиралась для поддержки. На лице Нерек читался неприкрытый ужас. Потом она вскрикнула и отпрянула от диска, упав на колени и завывая как побитая собака.

Сувьель бросилась к Нерек через всю комнату, а Гон протянул руку к черному зеркалу, и оно исчезло в сером сиянии. Его брат Рови что-то сказал ему, и он кивнул. Сувьель уже не обращала на них внимания, склонившись над несчастной Нерек и пытаясь посадить ее. Она испуганно вскрикнула, увидав вблизи ее лицо.