Текст книги "Штамм «Андромеда»"

6. Пидмонт

В 09:59 того же утра с бетонной площадки сверхсекретного ангара номер девять базы Ванденберг в воздух поднялся вертолет К‑4 и полетел на восток, в сторону Аризоны.

Распоряжение отправиться именно с этой площадки отдал майор Менчик, который беспокоился, что команда может привлечь внимание: все трое мужчин, пилот и двое ученых, были одеты в прозрачные пластиковые надувные костюмы и напоминали то ли огромных марсиан, то ли воздушные шары на параде Дня благодарения, как заметил один из техников ангара.

Когда вертолет поднялся в ясное утреннее небо, два пассажира (а ими были Джереми Стоун и Чарльз Бертон) осмотрели друг друга. Они оба прибыли в Вандерберг всего несколько часов назад, Стоун из Стэнфорда, а Бертон – из Бейлорского университета в Хьюстоне.

Патологоанатому Бертону исполнилось пятьдесят четыре года, он занимал должность профессора в Медицинской школе Бейлора, а также консультировал Центр пилотируемых космических полетов НАСА в Хьюстоне. До этого он проводил исследования по вопросам влияния бактерий на человеческие ткани в Национальном институте Бетесды.

Именно эта жизненно важная область науки оставалась практически незамеченной, когда Бертон вознамерился твердо изучить этот вопрос. Хотя человечество понимало, что микробы вызывают болезни еще со времен гипотезы Генле в 1840 году, до середины XX века о том, почему и как это происходит, ничего не было известно. Никто не понимал точных механизмов развития патологии.

Бертон, как и многие другие до него, начал с Diplococcus pneumoniae, возбудителя пневмонии. До открытия пенициллина в сороковых годах ученые интересовались пневмококками, однако в пятидесятые интерес академиков, как и финансовые вливания в эти исследования, постепенно сошли на нет. Бертон перешел на Staphylococcus aureus, распространенный кожный патоген, вызывающий прыщи и гнойники. Вначале коллеги над ним посмеивались: стафилококк, как и пневмококк, был крайне чувствителен к действию пенициллина. Они считали, что Бертон взялся за заведомо пропащую работу.

Так оно и было в течение последующих пяти лет. Денег не хватало, и Бертон часто просил помощи у различных фондов и филантропов. Однако он не сдавался, терпеливо изучая защитные свойства оболочки клеточной стенки, вместе с тем открыв с полдесятка токсинов, которые выделяли бактерии для поражения тканей, распространения инфекции и разрушения эритроцитов.

Неожиданно в 50-х появились первые устойчивые к воздействию пенициллина штаммы стафилококка. Новые штаммы были крайне опасны, обладали повышенной вирулентностью и часто приводили к смертельному исходу, в том числе – абсцессу головного мозга. Почти в мгновение ока Бертон узнал, что его работа приобрела огромное значение. Десятки лабораторий по всей стране спешно перепрофилировались на изучение стафилококка, который находился у всех на слуху. За один только год количество денежных средств, выделяемых Бертону, увеличилось с шести до трехсот тысяч долларов. Вскоре после этого он стал профессором патологической физиологии.

Однако Бертон не особо гордился своими достижениями. Он понимал, что ему всего лишь повезло оказаться в правильном месте и в правильное время. А так он всего лишь занимался правильным делом.

Теперь он задавался вопросом, во что выльется это задание.

Сидящий напротив него Джереми Стоун пытался не выдать свою неприязнь к внешнему виду Бертона – под пластиковым костюмом скрывалась поношенная клетчатая спортивная рубашка с непонятным темным пятном на левом грудном кармане и помятые брюки. Даже волосы, по мнению Стоуна, были взлохмачены и неопрятны.

Он уставился в окно, пытаясь отогнать мысли о Бертоне.

– Пятьдесят человек, – он покачал головой. – И все умерли в течение восьми часов после приземления «Скупа-семь». Как они заразились?

– Воздушным путем, – предположил Бертон.

– Скорее всего.

– Погибли только те, кто находился в непосредственной близости от города? Есть ли пострадавшие за пределами Пидмонта? – продолжал Бертон.

Стоун покачал головой:

– Я попросил военных отслеживать все возможные происшествия, но пока что никаких трупов за чертой города не обнаружили.

– Ветра не было?

– Нам очень повезло. Прошлым вечером ветер с севера так и завывал до четырнадцати километров в час, но к полуночи утих. Говорят, для здешних краев это весьма необычно.

– На наше счастье.

– Да, – Стоун кивнул. – Нам повезло и в другом смысле. В радиусе почти двухсот километров нет ни одного крупного поселения. Конечно, на севере расположен Лас-Вегас, на западе Сан-Бернардино и Финикс на востоке. Не ровен час, зараза доберется и туда.

– Пока безветренно, у нас есть время.

– Предположительно.

Следующие полчаса ученые обсуждали возможность дальнейшего распространения болезни, склонившись над кипой карт, составленных за ночь компьютерным отделом Ванденберга. Эти карты использовали для сложного комплексного анализа географических факторов; в данном случае на них была изображена юго-западная часть США с указанием количества населения и направлением ветров.

ПРИМЕЧАНИЕ К ПРИЛОЖЕНИЮ: КАРТЫ.

Данные схемы представляют собой пример поэтапного составления компьютерных схем. Первая схема – относительно стандартная карта с указанием компьютерных координат вокруг населенных пунктов и иных важных областей.

Вторая схема составлена с учетом направления ветров и плотности населения.

Третье изображение – компьютерная проекция конкретного сценария, основанного на влиянии ветра и плотности населения.

Ни одна из вышеприведенных карт не принадлежит и не является результатом фактической работы проекта «Лесной пожар».

(Предоставлено General Autonomics Corporation)

Затем ученые начали обсуждать возможную скорость наступления смерти. Они прослушали запись из фургона и сошлись во мнении, что все жители Пидмонта умерли внезапно.

– Даже если перерезать человеку горло, – сказал Бертон, – он не умрет так быстро. Потеря сознания от повреждения сонных артерий и яремных вен все равно займет минимум от десяти до сорока секунд, а смерть – не менее минуты.

– Кажется, в Пидмонте все произошло буквально за пару секунд.

Бертон пожал плечами.

– Травма? Удар по голове?

– Или нервнопаралитический газ.

– Возможно.

– Или же что-то похожее. Если бы мы имели дело с блокированием каких-то ферментных систем, вроде действия мышьяка или стрихнина, это также заняло бы пятнадцать-тридцать секунд, а то и больше. Но блокада нервных импульсов, или нервно-мышечного узла, или корковое отравление – вот они могут занять мало времени и вызвать почти мгновенную смерть.

– Быстродействующий газ, – предположил Бертон, – с высокой диффузной способностью проникать через легкие.

– Или кожу, – подхватил Стоун. – Слизистые оболочки, да что угодно. Сойдет любая пористая поверхность.

Бертон провел рукой по своему костюму.

– Если этот газ так легко диффундирует…

– Вот скоро и выясним, – Стоун слабо улыбнулся.

* * *

По внутренней связи раздался голос пилота:

– Приближаемся к Пидмонту, господа. Жду дальнейших указаний.

– Сделайте один круг над городом, мы хотим взглянуть сверху, – попросил Стоун.

Вертолет круто накренился. Ученые выглянули в иллюминатор и увидели под собой раскинувшийся городок. За прошедшую ночь сюда уже слетелись стервятники, которые плотным кольцом копошились вокруг мертвых тел.

– Этого я и боялся, – выдохнул Стоун.

– Они могут распространить инфекцию. Съесть мясо инфицированных людей и разнести повсюду в своем организме. Что будем с ними делать?

Стоун кивнул.

– Выпустим газ, – он включил переговорное устройство. – Канистры с газом при вас?

– Так точно, сэр.

– Еще один круг, чтобы накрыть весь город.

– Есть, сэр.

Вертолет наклонился и пошел на разворот. Вскоре земля исчезла в облаках бледно-голубого газа.

– Что это? – спросил Бертон.

– Хлоразин. В низких концентрациях крайне полезен для метаболизма птиц. У них крайне высокая скорость обмена веществ, ведь птицы состоят из сплошных мускулов и перьев. Средняя частота сердцебиения составляет сто двадцать ударов в минуту, и многие виды за день съедают больше, чем весят сами.

– Газ-разобщитель?

– Ага. Сейчас все свалятся замертво.

Вертолет накренился, затем завис. Газ медленно рассеивался на слабом северном ветру, постепенно открывая взгляду землю, на которой лежали сотни птиц. Некоторые еще судорожно похлопывали крыльями, но большинство уже погибли.

Стоун нахмурился, изучая местность. Где-то в глубине души он понимал, что проглядел что-то. Какой-то факт, важную деталь, которую им подсказало поведение птиц, что-то, что он ни в коем случае не должен упустить из виду.

– Какие будут дальнейшие указания, сэр? – напомнил о себе пилот.

– Сбросим веревочную лестницу на главной улице. На поверхность не садитесь, зависнуть максимум на высоте шести метров. Понятно?

– Так точно, сэр.

– Как только мы спустимся вниз, поднимитесь на высоту сто пятьдесят метров.

– Есть, сэр.

– Вернетесь, когда мы подадим сигнал.

– Есть, сэр.

– И если с нами что-нибудь случится…

– Направляюсь прямиком к базе «Лесного пожара», – сухо отчеканил пилот.

– Правильно.

Пилот понимал, что это значит. Его работу оплачивали согласно высшей шкале оплаты труда ВВС: он получал свою обычную зарплату плюс доплата за работу в опасных условиях, специальное обслуживание в мирное время, за задания над вражеской территорией и в дополнение за все смены за штурвалом. За эту работу он получит более тысячи долларов, а его семье, в случае гибели пилота, будет положено еще десять тысяч долларов.

Оплата неспроста была такой внушительной: если с Бертоном и Стоуном что-нибудь произойдет на поверхности, пилоту было приказано лететь прямиком к базе «Лесного пожара» и зависнуть там на высоте десяти метров, пока ученые не определят, как будет безопаснее всего уничтожить его и вертолет в воздухе.

За такой риск ему и платили большие деньги. Он сам вызвался на эту работу. И знал, что где-то над ним, на высоте шести тысяч метров, курсировал реактивный самолет ВВС с ракетами класса «воздух – воздух», которому было приказано сбить вертолет, если пилот потеряет самообладание и свернет с назначенного пути.

– Вы там поосторожнее, – попросил пилот. – Сэр.

Вертолет пролетел над главной городской улицей и завис в воздухе. Веревочная лестница с легким дребезжанием опустилась вниз. Стоун встал и надел шлем, загерметизировав костюм. Небольшой баллон с кислородом за спиной обеспечит его воздухом на два часа.

Он подождал, пока Бертон повторит его действия, затем открыл люк и уставился на землю. Вертолет своими лопастями поднимал тяжелое облако пыли.

Стоун спросил:

– Готовы?

– Готов.

И он начал спускаться по лестнице. Через несколько секунд за ним последовал Бертон. Он не видел ничего, кроме клубящейся пыли, но почувствовал, как наконец коснулся земли. Он отпустил лестницу и попытался оглядеться, но с трудом различал даже тусклую фигуру Стоуна на фоне сумрачного мира.

Лестница поднялась вверх вслед за улетающим вертолетом. Пыль рассеялась, открыв взору окружающий их городок.

– Идем? – предложил Стоун.

И они неуклюжим из-за костюмов шагом двинулись по главной улице Пидмонта.

7. «необычный процесс»

Бертон и Стоун прибыли в Пидмонт спустя двенадцать часов после первого подтвержденного контакта человечества со штаммом «Андромеда». Несколько недель спустя, во время опроса членов команды, они оба с мельчайшими подробностями описали все, что с ними произошло.

Утреннее солнце, отбрасывающее длинные тени на припорошенную снегом землю, пока еще не разогрело воздух. Было холодно и безрадостно. С места высадки в обе стороны от ученых вдоль улицы уходили серые обветшалые деревянные дома. Первым делом они заметили окружающую их тишину. Если не считать легкого ветерка, слабо завывавшего в пустых домах, стояла мертвая тишина. Повсюду лежали трупы с удивленным выражением лица.

Но ни единого звука – ни успокаивающего шума проезжающих автомобилей, ни лая собак, ни детских криков.

Тишина.

Мужчины обменялись взглядами, в которых читалась затаенная боль. Они понимали, сколько им еще предстоит сделать. В этом городе произошла какая-то катастрофа, и они были обязаны понять, что именно здесь случилось. Но они не видели никаких зацепок и не имели ни малейшего понятия, от чего отталкиваться.

На самом деле знали они немного: во‑первых, судя по всему, все началось с приземления «Скупа‑7», а во‑вторых, смерть настигла жителей Пидмонта почти с молниеносной быстротой. Если болезнь и была связана со спутником, то ни с чем подобным человечество за всю историю медицины ранее не сталкивалось.

Они долгое время стояли на улице, не проронив ни звука, и просто осматривались по сторонам, ощущая, как ветер треплет их огромные костюмы. Наконец Стоун прервал молчание:

– Почему все на улице? Если болезнь поразила их ночью, то большинство должно было находиться в своих домах.

– Еще почти все в пижамах. Прошлой ночью было холодно. Они должны были хотя бы накинуть куртку или плащ, чтобы не замерзнуть.

– Торопились?

– Но куда? – спросил Бертон.

– Посмотреть на что-то, – Стоун только беспомощно пожал плечами.

Бертон наклонился над ближайшим трупом.

– Странно. Смотрите, как он сжимает рукой грудь. Другие тоже лежат в такой позе.

Осмотрев тела, Стоун заметил, что действительно некоторые просто приложили руки к грудной клетке, а кое-кто словно пытался почесать себе грудь.

– Они не чувствовали боли, – заметил Стоун. – Все выглядят безмятежно.

– Удивительно, – кивнул Бертон. – Что-то поразило их прямо посреди дороги, но держатся они за грудную клетку.

– Острый коронарный синдром?

– Сомневаюсь. Острая внезапная смерть вызывает сильный болевой синдром. Как и в случае с тромбоэмболией легочной артерии.

– Если все произошло быстро, они могли и не успеть прочувствовать боль.

– Возможно. Но почему-то мне кажется, что эти люди умерли безболезненно. А держались за грудь, потому что…

– Не могли дышать, – подхватил Стоун.

Бертон кивнул.

– Возможно, мы имеем дело с удушьем. Быстрое, безболезненное, почти мгновенное удушье. Однако тоже сомнительно. При удушье человек первым делом попытается расстегнуть одежду, особенно в области шеи и груди. Посмотрите, тот мужчина даже не притронулся к галстуку, а там женщина с туго застегнутым воротником.

Бертон постепенно оправился от потрясения и начал ясно мыслить. Они подошли к фургону, стоявшему посреди улицы, его фары все еще слабо светились. Стоун протянул руку, чтобы их выключить. Он оттолкнул от руля окоченевшее тело водителя и прочел имя на нагрудном кармане куртки.

«Шон».

Солдата, сидевшего на заднем сиденье, звали Крейн. У обоих уже началось трупное окоченение. Стоун кивнул на оборудование внутри фургона.

– Еще работает?

– Наверное.

– Тогда давайте найдем спутник. Это наша первоочередная задача. А позже обдумаем, как…

И вдруг замолчал. Он не отрывал взгляда от Шона, который, очевидно, упал лицом на руль в момент смерти. На разбитом носу виднелся крупный дугообразный разрез.

– Не понимаю.

– Что именно? – уточнил Бертон.

– Рана. Смотрите.

– Чистая. Даже чересчур чистая. Никаких признаков кровотечения…

И тут до него дошло. Он попытался было провести рукой по своему затылку, но наткнулся на пластиковый шлем.

– Такой порез на лице – порванные капилляры, раздробленная кость – да тут все должно быть залито кровью.

– Должно быть, – подтвердил Стоун. – Именно. Взгляните на остальные тела. Ни капли крови даже там, где трупы уже поклевали стервятники.

Бертон в изумлении огляделся. Ни на одном из тел не было видно ни капли крови. Как они раньше этого не заметили?

– Возможно, проявление болезни…

– Да, – сказал Стоун. – Возможно.

Он хмыкнул и вытащил окоченевшее тело Шона из фургона.

– Давайте найдем чертов спутник. А то все это начинает меня угнетать.

Бертон зашел в фургон через заднюю дверь и вытащил Крейна, затем вновь забрался внутрь. Стоун тем временем пытался включить зажигание. Двигатель вяло зашумел, но так и не завелся. Стоун предпринял еще несколько попыток, после чего сдался.

– Не понимаю. Аккумулятор сел, но все равно должно было хватить…

– А как же бензин?

Последовала короткая пауза, после чего Стоун громко выругался. Бертон с улыбкой вышел из фургона, и они вместе направились к заправочной станции. Там они нашли ведро и залили в него бензин, потратив еще несколько минут на что, чтобы разобраться, как работает колонка. Затем вернулись к фургону, залили полный бак, и Стоун повернул ключ зажигания.

Двигатель чихнул и зашумел. Стоун ухмыльнулся:

– Поехали.

Бертон залез внутрь, включил оборудование, и антенна заработала. Он услышал слабый писк сигнала от спутника.

– Сигнал слабый, но спутник где-то поблизости. Как будто слева от нас.

Фургон с легким шумом пришел в движение, и они поехали вперед, стараясь не задевать трупы. Писк тем временем усилился. Они проехали мимо заправочной станции и универмага. Вдруг писк почти исчез.

– Проехали. Поворачивайте.

Стоун не сразу обнаружил задний ход в коробке передач, после чего они повернули назад, отслеживая интенсивность звука. Они сумели определить примерный источник сигнала только спустя пятнадцать минут.

Наконец они остановились перед одноэтажным деревянным домом почти на окраине города. На ветру поскрипывала табличка с надписью: «Доктор Алан Бенедикт».

– Следовало догадаться, что они отнесут его к доктору.

Ученые вышли из фургона и направились к дому. Входная дверь была открыта и тоже слегка хлопала на ветру. Они вошли внутрь и, так как в гостиной никого не было, двинулись направо.

Там они и обнаружили Бенедикта: он сидел за столом, заваленном раскрытыми учебниками. Это был полноватый седой мужчина. Вдоль стены на полках стояли бутылки, шприцы, фотографии семьи и людей в военной форме. На одной фотокарточке была изображена группа ухмыляющихся солдат и нацарапано: «Бенни от парней из 87 полка. Анцио».

Сам же Бенедикт незрячим взглядом смотрел в угол комнаты. Выглядел он спокойно.

– Ну, – произнес Бертон. – Бенедикт, например, наружу не вышел…

И тут они заметили спутник.

Гладкий полированный «Скуп‑7», почти метр высотой, стоял в вертикальном положении, его обожженные края потрескались при падении. Его внутренности довольно грубо вскрыли, по-видимому с помощью плоскогубцев и долота, лежащих на полу рядом с капсулой.

– Паршивец его вскрыл, – простонал Стоун. – Глупый ты сукин сын.

– Откуда ему было знать?

– Стоило спросить хоть кого-нибудь, – и Стоун вздохнул. – Зато теперь знает. А с ним еще сорок девять человек.

Он нагнулся и закрыл зияющий треугольный люк.

– Где контейнер?

Бертон достал сложенный пластиковый мешок и открыл его. Туда они и положили спутник, после чего плотно закрыли.

– Надеюсь, там что-нибудь осталось, – сказал Бертон.

– А я в каком-то смысле надеюсь, что нет, – тихо ответил Стоун.

Они повернулись к Бенедикту. Стоун подошел и встряхнул тело, отчего оно сразу же упало на пол.

Бертон взглянул на его локти и сразу воодушевился.

– Давайте, помогите мне, – попросил он Стоуна.

– Как?

– Разденем его.

– Но зачем?

– Нужно проверить синюшность.

– Для чего? – не унимался Стоун.

– Потерпите, – Бертон уже начал расстегивать рубашку и брюки Бенедикта. Они работали молча, пока наконец не раздели доктора догола.

– Вот, – воскликнул Бертон, отступая от тела.

– Чтоб меня, – не выдержал Стоун.

На теле не было никаких следов трупных изменений. Обычно после смерти кровь под действием силы тяжести оттекает вниз. У умершего в кровати человека вся спина будет фиолетового цвета. Но у Бенедикта, скончавшегося в сидячем положении, кровь должна была скопиться в области ягодиц и бедер.

Или локтей, которыми он опирался на подлокотники кресла.

– Какая странная находка, – сказал Бертон. Он огляделся и вытащил небольшой скальпель из маленького автоклава. Затем осторожно, чтобы не повредить герметичный костюм, приладил лезвие и повернулся к телу.

– Попробуем самую крупную поверхностную артерию и вену.

– Которую?

– Лучевую, на запястье.

Бертон осторожно провел лезвием по коже внутренней части запястья сразу за большим пальцем. Отрезанный кусочек кожи отошел от совершенно бескровной раны, обнажив жировую и подкожную клетчатку. Крови не было.

– Поразительно.

Он надрезал еще глубже. Никакой крови. Внезапно он прорезал сосуд, из которого на пол выпал темно-красный сгусток.

– Черт! – вновь вырвалось у Стоуна.

– Твердый сгусток.

– Неудивительно, что люди не истекали кровью.

– Помогите мне его перевернуть, – попросил Бертон. Они положили труп на спину, и патологоанатом сделал глубокий надрез в медиальной части бедра, разрезав бедренную артерию и вену. И вновь – никакого кровотечения. Он добрался до артерии толщиной с человеческий палец, но обнаружил там только плотную красноватую массу.

– Невероятно.

Следующий разрез он сделал на груди и обнажил ребра. Он обыскал кабинет доктора в поисках остеотома или хотя бы очень острого ножа, но пришлось остановить свой выбор на долоте, которым вскрыли капсулу. С помощью инструмента он сломал несколько ребер, чтобы обнажить легкие и сердце. Ни капли крови.

Бертон глубоко вдохнул, затем разрезал левый желудочек сердца.

Внутренности были наполнены красной губчатой тканью, но крови внутри не было.

– Твердый сгусток, – выдохнул он. – Однозначно.

– Есть идеи, почему это произошло? – спросил Стоун.

– Что могло поразить всю сосудистую систему? Пять литров крови? Понятия не имею.

Бертон тяжело опустился в кресло доктора и уставился на только что вскрытое тело.

– Я никогда не слышал о подобном. Существует так называемый ДВС-синдром, но встречается он крайне редко.

– Может ли подобное вызвать какой-нибудь токсин?

– Теоретически может. Но на Земле такого не сущес…

Он умолк.

– Да, – произнес Стоун. – К чему я и веду.

Он поднял «Скуп‑7» и отнес его к фургону, затем вернулся в дом.

– Обыщем дома.

– Начиная с этого?

– Сойдет, – сказал Стоун.

* * *

Тело миссис Бенедикт нашел Стоун. Эта симпатичная женщина средних лет сидела в кресле с книгой на коленях. Казалось, она вот-вот перевернет следующую страницу. Бертон быстро осмотрел ее, затем его позвал Стоун.

Он прошел в другой конец дома. Стоун стоял в маленькой спальне, склонившись над телом мальчика-подростка, лежавшего на кровати. Судя по всему, это была его комната: на стенах висели психоделические плакаты, а на полке сбоку красовались модели самолетов.

Мальчик лежал на спине и пустыми открытыми глазами смотрел на потолок. Рот тоже был открыт. В одной руке он держал пустой тюбик из-под клеящего вещества для моделей. На кровати были разбросаны пустые бутылки из-под краски, растворителя и скипидара.

Стоун пододвинулся:

– Взгляните.

Бертон заглянул ребенку в рот, просунул внутрь палец и коснулся уже затвердевшей массы.

– Боже мой, – пробормотал он.

– Это заняло немало времени, – Стоун нахмурился. – Мы явно упростили ситуацию. Не все умерли мгновенно. Некоторые скончались у себя дома, некоторые вышли на улицу. А этот мальчик…

Он покачал головой.

– Проверим другие дома.

На пути к выходу Бертон снова заглянул в кабинет врача. Обескровленные запястье, нога, обнаженная грудь выглядели дико и как-то не по-человечески. Как будто кровотечение могло считаться признаком человечности.

«Может, так оно и есть, – подумал он. – Может, и так. Возможно, наша способность истекать кровью и делает нас людьми».

* * *

Для Стоуна Пидмонт был загадкой, которая требовала ее раскрыть. Он был убежден, что город расскажет все о природе болезни, ее течении и последствиях. Ему оставалось только правильно собрать анамнез.

Однако пока все собранные ими данные только вводили в заблуждение.

* * *

В следующем доме они обнаружили семью из трех человек за обеденным столом. Мужчина с женой и маленькой дочкой выглядели расслабленными и счастливыми. Они даже не отодвинули стулья от стола и застыли во времени, улыбаясь друг другу через тарелки с уже начинающей портиться едой, в которой копошились мухи. Стоун напомнил себе не забыть про жужжащих мух.

* * *

Пожилая морщинистая женщина с седыми волосами мягко улыбалась, покачиваясь на веревке, привязанной к потолочной балке. Веревка под ее весом слегка поскрипывала.

Внизу лежал конверт, на котором аккуратным неторопливым почерком было выведено: «Тем, кого это касается».

Стоун прочитал письмо вслух. Там было написано: «Судный день близится. Разверзнутся земля и вода, и человечеству придет конец. Да помилует Бог мою душу и души тех, кто проявил ко мне милосердие. А остальных – к черту. Аминь».

Бертон выслушал его и сказал:

– Сумасшедшая старуха. Старческое слабоумие. Она увидела, что все кругом умирают, и сошла с ума.

– И покончила с собой?

– Судя по всему, да.

– А не странноватый ли способ для самоубийства?

– Ребенок тоже выбрал далеко не легкий путь, – заметил Бертон.

Стоун только кивнул в ответ.

* * *

Рой О. Томпсон проживал один. Судя по засаленному комбинезону, решили они, он работал на бензоколонке. Рой наполнил ванну водой, затем опустился на колени, сунул голову в воду и держал ее там, пока не захлебнулся. Тело уже окоченело, голова так и осталась в воде. Вокруг никого не было, как не было видно и признаков борьбы.

– Невозможно, – произнес Стоун. – Так с собой точно никто не кончает.

* * *

Лидия Эверетт, городская швея, вышла на задний дворик, села в кресло, облила себя бензином и чиркнула спичкой. Рядом с останками ее тела ученые нашли обгоревшую канистру с бензином.

* * *

Уильям Арнольд, мужчина лет шестидесяти, неподвижно сидел в кресле в гостиной в форме времен Первой мировой войны. На войне он дослужился до звания капитана и вновь, хоть и ненадолго, стал капитаном, прежде чем выстрелил себе в правый висок из кольта 45-го калибра. В комнате не было крови, старик выглядел до ужаса нелепо с чистой, сухой дыркой в голове.

Левой рукой он держал магнитофон. Бертон вопросительно взглянул на Стоуна и включил запись.

Они услышали дрожащий раздраженный голос:

«А вы совсем не торопились. Но я все равно рад, что вы наконец-то прибыли. Нам нужно подкрепление. Ох и дали же нам гансы жару. Прошлой ночью мы пытались взять высоту и потеряли около сорока процентов личного состава. Двое наших офицеров уже кормят червей. Жаль, с нами нет Гэри Купера. Нам нужны люди вроде него. На таких людях и строилась Америка. Над нами кружат эти великаны на летающих тарелках, они нас сжигают, травят газом. Мои люди умирают, ведь у нас нет противогазов. Нет и не было. Но я не собираюсь безропотно ждать конца, я сделаю все по чести. Жаль, у меня всего одна жизнь, которую я могу отдать за свою Родину».

Запись продолжалась, но старик больше ничего не говорил.

Бертон выключил магнитофон.

– Сумасшедший. Он совсем обезумел.

Стоун кивнул.

– Некоторые умерли мгновенно, а остальные… сошли с ума.

– И мы опять возвращаемся к главному вопросу. Почему? В чем разница?

– Возможно, у кого-то есть иммунитет, – предположил Бертон. – Некоторые более восприимчивы, чем другие. У тех есть хоть кратковременный иммунитет.

– Кстати, – вспомнил Стоун. – На снимках с истребителя мы заметили одного мужчину. Он был одет во все белое.

– Считаете, что он еще жив?

– Теперь задаюсь этим вопросом. Если некоторые люди живут достаточно долго, чтобы успеть записать себя на пленку или покончить жизнь самоубийством, то возникает вопрос, не выжил ли еще кто-нибудь?

Именно в этот момент они услышали плач.

* * *

Сначала им показалось, что это зашумел ветер, такой тонкий и слабый, но стоило им прислушаться, как они с изумлением поняли, что это действительно был детский плач. Ребенок не умолкал, прерывая свои рыдания только отрывистым покашливанием.

Они выбежали на улицу.

Плач был слабым, и они никак не могли понять, откуда он доносится. Они побежали вдоль улицы, и, казалось, звук усилился, что их подстегнуло.

А затем он вдруг исчез.

Ученые остановились, пытаясь отдышаться, грудь ходила ходуном. Они стояли посреди безлюдной улицы и смотрели друг на друга.

– Теперь и мы сходим с ума? – спросил Бертон.

– Нет, – ответил Стоун. – Мы же оба его слышали.

Они ждали. Несколько минут не доносилось ни единого звука. Бертон осмотрел улицу, близлежащие дома, фургон, припаркованный на другом конце улицы перед домом доктора Бенедикта.

Плач вдруг снова раздался, на этот раз он звучал куда громче и как будто… разочарованно?

Они вновь побежали.

Неподалеку от них по правую сторону стояло два дома. Снаружи на тротуаре лежали мужчина и женщина, державшиеся за грудь. Ученые пробежали мимо них в дом. Плач стал еще громче, он заполнил собой все пустые комнаты.

Они поспешили наверх и забежали в спальню. Внутри они обнаружили большую незастеленную двуспальную кровать, комод, зеркало, шкаф.

И небольшую детскую кроватку.

Они наклонились, чтобы стянуть одеяльце с крохотного, краснолицего и крайне несчастного младенца. Ребенок тут же прекратил рыдать, рассматривая их лица в пластиковых шлемах.

И вновь залился слезами.

– Черт, мы его напугали, – сказал Бертон. – Бедняга.

Он осторожно поднял ребенка и покачал на руках. Тот даже не думал замолкать. Он широко разевал свой беззубый ротик, на щеках стоял румянец, а на лбу выступили вены.

– Он, наверное, голоден.

Стоун нахмурился.

– Совсем кроха. Не больше пары месяцев. Мальчик или девочка?

Бертон развернул одеяло и проверил подгузник.

– Парень. Ему пора сменить подгузник. И накормить.

Он окинул комнату взглядом.

– Наверное, на кухне есть…

– Нет, – прервал его Стоун. – Кормить не будем.

– Почему?

– Мы ничего ему не дадим, пока не выберемся из города. Может, все отравились едой? А те, кто какое-то время еще оставались живы, в последний раз ели давно? Может, что-то защитило ребенка из его еды? А может… – Он задумался. – Что бы то ни было, рисковать нельзя. Следует подождать и доставить его туда, где мы можем все проконтролировать.

Бертон вздохнул. Он понимал, что Стоун прав, но ведь ребенка не кормили минимум двенадцать часов. Неудивительно, что он так ревел.

Стоун продолжил:

– Это крайне важно. Это серьезный прорыв, и мы должны его защитить. Нужно немедленно вернуться.

– Но мы еще не закончили полный подсчет погибших.

Стоун покачал головой:

– Теперь это уже не важно. Мы нашли нечто более ценное, чем могли представить. Мы нашли выжившего.

Младенец на мгновение прекратил рыдать, сунул палец в рот и вопросительно уставился на Бертона. Затем, удостоверившись, что еды от них не дождаться, вновь закатил истерику.

– Жаль, он не может рассказать, что здесь произошло, – вздохнул Бертон.

– А я надеюсь, что он нам очень поможет, – ответил Стоун.

* * *

Они припарковали фургон в центре главной улицы, под парящим вертолетом, и дали ему знак снижаться. Бертон держал в руках младенца, а Стоун – спутник.

«Странные трофеи из странного города», – вдруг подумал Стоун.