Текст книги "Крепость Дракона"

ГЛАВА 56

Алекс увидела обнаженного по пояс Ворона. Тот сидел в тени палатки магов Вильвана. Он поднял левую руку в знак приветствия, и она с удовлетворением заметила, что новых ран на его теле нет. Правое плечо Ворона оставалось в тени, и Алекс была даже рада, что слабый вечерний свет не дал ей его толком разглядеть. Ворон прижимал к груди руку, частично скрывая три шрама, и это ничуть ее не удивило.

– Ну, как вы себя чувствуете? – Алекс сдвинула брови.

Ворон улыбнулся и указал на стоявший рядом с ним стул:

– Пожалуйста, садитесь ваше величество. Не знаю, как и благодарить вас за то, что, рискуя своей жизнью, вы защитили меня. Резолют рассказал мне, что вы сделали. И Ломбо… вы его очень поразили.

– А он – меня, – рассмеялась Алекс. – Он до того ловко расправлялся с бормокинами и темериксами… вы бы не поверили.

– Вы знаете, он вам сочувствует, – усмехнулся Ворон, – переживает, что не дал вам как следует развернуться. Считает, что поступил как эгоист.

– Благодаря ему я осталась в живых, – улыбнулась Алекс. – Так как вы себя чувствуете?

Ворон пожал левым плечом.

– Когда вы отъехали, Ломбо принес меня сюда. Керриган хотел излечить меня с помощью магии, но я сказал, что другие пострадали больше. У меня всего лишь шишки на голове да синяки. Пусть лучше поможет другим, а я скоро буду здоров.

– В таком случае, почему вы до сих пор здесь?

Он указал пальцем на палатку:

– Там Уилл. Он был с Адрогансом, видел битву и потерял сознание. Сейчас спит. Он пришел в себя, но не помнит, что с ним случилось, и это ставит нас в одинаковое положение. Я тоже ничего не помню с тех пор, как разговаривал с вами в последний раз.

– Вы были здесь с Резолютом и Дрени. Как они себя чувствуют?

– Очень хорошо. У Резолюта несколько царапин. У Дрени на правом бедре – след от лапы темерикса, но добраться до кожи тому не удалось: Дрени успел его убить. – Ворон мотнул головой в сторону поля. – Они сейчас там, помогают раненым, приканчивают бормокинов. Резолюту раздолье: наберет сабель, смастерит из них боевые звезды. Маги Вильвана ищут людей, готовых стать механоидами. Если бы не вы, меня тоже превратили бы в механоида.

Алекс похлопала его по колену:

– Вы ведь тоже спасли мне жизнь. Когда сулланкири меня обезоружила, я была на волосок от гибели, но споткнулась о вас, и ее удар прошел мимо.

– Совершенно случайно, уверяю вас, ваше величество.

– И совершенно случайно вы оставили для меня это, – Алекс вынула из ножен Цамок. – Ваш меч ее прикончил, понимаете?

– Дом строит плотник, а не топор.

– Знаете, Ворон, мне кажется, мы тратим время попусту, обмениваясь любезностями. Вы знали, что Маларкекс надо убить, и я с этим согласилась. Сначала вы ее остановили, а потом – я. Мы оба ее остановили. Мы убили сулланкири.

Ворон поморщился:

– Осторожно, не произносите такие слова громко, ваше величество. Босли Норрингтон сейчас сулланкири. Таррант Хокинс погиб от его руки. Я не желаю вам такого будущего.

– А себе?

– Себе – тоже. – Ворон взял из ее рук меч и оперся на него, встав со стула. – Нет, ваше величество, сидите. Я просто положу Цамок рядом со своими вещами и принесу нам вина. Вы как-то сказали, что выпьете вместе со мной вина на поле боя. Я знаю, что у них есть вино. Я мигом вернусь.

Она кивнула и посмотрела ему вслед. Седые волосы и борода, напряженная – из-за ранений – походка… она легко могла представить его ухаживающим за своей двоюродной бабушкой. Вспомнив о Татьяне, Алексия вздрогнула: великая герцогиня была настолько холодной, что даже Маларкекс по сравнению с ней показалась бы пылающим углем.

Алекс откинулась на спинку походного стула, заскрипела деревянная рама, зашуршала парусина. В тело вливалось тепло, растворявшее боль мелких ранений. Усталость, однако, не проходила. Она на мгновение закрыла глаза и вдруг почувствовала какой-то толчок.

Хотя Алекс знала, что глаза ее закрыты, она видела и лагерь, и пустой стул Ворона. Но сейчас перед ней стоял Черный Дракон. Огонь осветил его чешую и руку, которую он поднял в приветствии.

– Прости, дочка, за неожиданное появление. Я ненадолго. Ты должна пойти к Адрогансу. Пираты Вруоны явились в Лакаслин.

Азур Паук украл фрагменты Короны Дракона и уничтожил арканслату, с помощью которой столица общается с Маллином. Неизвестно, когда была совершена кража, так что, возможно, фрагменты уже на острове.

– Я скажу ему, – кивнула Алекс. – Мы пошлем туда войско. Черный Дракон покачал головой:

– Ты не можешь сказать ему, дочка, ведь то, что я тебе сообщил, не должно слететь с твоих губ. Ты должна найти способ, с помощью которого он сам об этом узнает. Я верю, ты это сделаешь. Иди к нему немедленно.

Алекс села прямо, сжав руками подлокотники. Поморгала, думая, что увидит перед собой Черного Дракона, но на его месте стоял Ворон. Вид у него был встревоженный.

– Я не хотел напугать вас, ваше величество.

– Да нет, пустяки. Мы должны пойти к Адрогансу. Ворон повесил бурдюк с вином на левое плечо и немедленно двинулся к холму. Палатка Адроганса слабо светилась, словно фантастический гриб.

– Я его сегодня не видел, правда специально и не разыскивал. Около палатки выставлена охрана конногвардейцев.

– Не важно.

– А в чем дело? – нахмурился Ворон.

Алекс открыла было рот, чтобы ответить (ведь Черный Дракон сказал ей, что Ворону она может доверять), но слова улетучились сами собой.

– Я не могу сказать, но это не терпит отлагательства. Вы должны доверять мне.

– Доверяю всем сердцем, ваше величество.

Они подошли к кордону, окружившему подножие холма. Всадник попытался остановить Алекс, встав перед ней и сказав, что проход запрещен, но она увернулась и обошла его. Когда часовой схватил ее за руку, принцесса высвободилась и тыльной стороной руки нанесла ему удар, сшибивший его с лошади.

На полпути к палатке ее остановил сержант конногвардейцев.

– Ваше величество, при всем моем уважении…

Алексия вскинула голову, и в словах ее зазвенела ярость:

– Если вы испытываете ко мне уважение, сержант, не останавливайте меня. Отойдите, не то генерал Адроганс узнает о вашем поведении.

– Я выполняю его приказ, ваше вели… генерал.

Ворон шагнул налево, но сержант ухватил его за правую руку, отчего тот невольно вскрикнул от боли, и сержант отпустил его, позволив Алекс прошмыгнуть мимо. Она добралась до вершины холма, когда сержант, запыхавшись, догнал ее. Вход в палатку ей преградил Пфас.

Вождь жускцев медленно покачал головой:

– Его не надо тревожить.

Алекс понизила голос, но гнев ее не стих.

– Если бы то, что мне нужно сказать, не имело большого значения, то я подождала бы до утра. Отойдите.

Маленькая коричневая рожица Пфаса сморщилась, глаза спрятались в складках сморщенной кожи.

– Уходите, Сварская.

– Пфас, – послышался спокойный голос Адроганса. – Пусть она войдет.

Шаман встал в сторону и быстро загородил дорогу Ворону. Алекс посмотрела на него, но Ворон покачал головой:

– Идите. Я подожду.

Алекс подняла полог и увидела, что Адроганс с трудом поднимается с постели. На нем была набедренная повязка по обычаю жускцев. К распухшей коже, как и у Пфаса, пристегнуты талисманы. Но их гораздо больше, да и сами они больше.

Адроганс посмотрел на Алекс из-под полуприкрытых век.

– Моя мать, как вы знаете, родом из Окраннела. Она была дочерью купца и должна была по уговору выйти за купца из Маллина. Она ехала к жениху по дороге вдоль озера, и жускцы ее похитили. Затем солдаты Джераны ее освободили. Во главе отряда стоял младший брат жениха. Один из воинов, мой отец, влюбился в нее, и потому брачный союз она заключила с ним. Я родился через девять месяцев.

Адроганс медленно подошел к столу и, налив в два кубка вина, кивнул головой, приглашая выпить.

– И только когда я привел войско на территорию жускцев, я узнал, кто я такой на самом деле. Оказалось, что я – наполовину жуск. Пфас тотчас определил это. Благодаря ему я был здесь принят, именно поэтому в течение многих лет жускцы разрешали мне сюда приходить. Несмотря на то что они признали во мне свою кровь (я скрывал это, чтобы ваш дед от меня не отвернулся), полностью в свое общество они меня не приняли.

Алекс отхлебнула вина, даже не почувствовав его вкуса. Ей надо было передать ему свое сообщение, но спокойное признание Адроганса опередило ее слова. Поэтому она просто ему кивнула.

– Так вот откуда талисманы.

– Жускцы – народ примитивный. Богов и вейруна они признают, но предпочитают иметь дело со стихиями. Называют они их – урюн. Вода, воздух, огонь и другие природные явления. Все это представляет для них одну сущность. Известно, что у реки может быть один вейрун, у озера – другой, но обладают они одной и той же сущностью – урюн. Ими можно манипулировать и держать их под контролем.

Адроганс махнул в сторону двери:

– Вы не понимаете, как Пфас остановил стрелу, которая непременно вонзилась бы в сердце Резолюта? У него был союзник – урюн воздуха. После обряда посвящения Пфаса сбросили со скалы. Если бы обряда не было, он непременно бы разбился, но при помощи урюна воздух стал твердым, и это его спасло. Таким же путем он остановил стрелу.

– А вы связаны с водой? Вы создали гейзеры, болото и озеро? Туман – тоже ваша работа?

Адроганс улыбнулся.

– Когда к обряду посвящения приходишь в зрелые годы, то и сам имеешь запас силы, мудрости, философии, и урюн ищет тебя, как и ты его. – Он прикоснулся к талисману, приколотому к левой стороне груди. – Вода стремилась ко мне так же, как и я к ней. То же самое и огонь, потому шпильки эти были раскалены. Земля тоже ко мне тянулась, поэтому шпильки были металлическими. То же и с деревом: оно запустило мне в спину занозы, а вода успокоила жжение. Но самым главным моим урюном был урюн боли. Находясь здесь, я мог видеть сквозь воду, ощущать сквозь землю. Одновременно я видел и слышал, чувствовал вкус и обонял – и все это через боль.

Боль – это жестокая любовница, но мой роман с ней будет долгим и страстным. Я долго откладывал обряд посвящения, а когда устанавливаешь связи впервые, получаешь наибольшее могущество. Я не жалею о том, что сделал это именно здесь и сейчас.

– И я тоже, – очень серьезно заявила Алекс – Генерал, может, слова мои покажутся вам безумными, но вы должны с помощью арканслаты связаться с королевой Карус.

Адроганс прикрыл глаза:

– Но с какой стати…

– Доверьтесь мне, генерал, доверьтесь. Вы заслужили мое доверие, когда пустили в бой спрятанное вами войско. Мне кажется, что и я заслужила ваше доверие, убив сулланкири. Вот и сейчас я прошу вас поверить мне. Свяжитесь с Карус немедленно. Это жизненно необходимо.

Генерал Джераны чуть поколебался, а потом снял поднос с графином и кубками и поставил его на землю. Сдвинул столешницу и вынул из углубления магическое устройство связи. Через мгновение на арканслате загорелись написанные мелким шрифтом слова.

Со своего места Алекс не могла их прочесть, да ей это было и ни к чему. Адроганс напрягся, и тут же плечи его обвисли. Когда слова погасли, он повернулся и посмотрел на принцессу.

– Как вам стало об этом известно?

Алекс покачала головой:

– Я заслужила ваше доверие тем, что предупредила вас. А как узнала, – не важно. Считайте, что увидела это во сне.

Адроганс бросил арканслату на койку, в смятое одеяло.

– Фрагмент Короны Дракона находится на Вруоне. Вионна затеяла большую игру, а Азур Паук ей помогает. Если она отдаст этот фрагмент Кайтрин… – Он замолчал.

– Мы должны ее остановить. – Алекс сделала паузу. – Мы не можем сейчас бросить против нее армию, потому что у нас недостаточно кораблей для атаки Вруоны.

– Согласен. Если мы пойдем на это, то повторим печальный опыт пиратов на Вильване. Если двинем армию, Кайтрин тотчас об этом узнает и поймет, в чем дело. Может, ее агенты в Лакаслине уже все знают. Я попрошу королеву распространить слух о том, что воровство совершено было для отвода глаз, чтобы спрятать фрагмент в таком месте, о котором никто не знает, откуда его невозможно украсть. Тогда к рассказам о шпионах и пиратах отнесутся с недоверием.

– В этом случае мы не сможем немедленно действовать, генерал, а Кайтрин тут же отправится за фрагментом. Вионна скажет ей об этом незамедлительно. Нам нужно что-то предпринять.

– Этим займетесь вы, принцесса, – кивнул Адроганс. – Вместе с вашими друзьями.

– С моими друзьями?

– Вороном, Резолютом и прочими.

– Но ведь мы сейчас готовимся к освобождению заложников в Свойне.

– Знаю, но если Кайтрин захватит фрагмент Короны Дракона, это уже не будет иметь значения. Операция, которую вы проведете, будет точно такой же, как и освобождение заложников. Внедрение на территорию противника, обнаружение, захват и эвакуация.

– Нет, нет и нет, – с жаром возразила Алекс. – Это вовсе не одно и то же. Вруону мы не знаем, в Порт Голде мы не бывали. К тому же там полно пиратов…

– Не так много, как месяц назад.

– Нет, это невозможно. Мы этого места совсем не знаем… – Но прежде чем она продолжила, снаружи послышались крики. Алекс повернулась к входу. В палатку ввалился Ломбо с двумя повисшими на нем конногвардейцами, безуспешно пытавшимися его остановить. Вслед за ним вошли Пфас и Ворон.

Один из стражников, сержант, с которым она говорила, соскочил с Ломбо и обратился к Адрогансу:

– Прошу прощения, сэр, но…

– Понимаю. Можете быть свободны.

Когда оба солдата вышли, в палатку влетел Сприт и уселся Ломбо на плечо. Панк кивнул и взглянул на Алексию:

– Порт Голд. Ломбо знает. Украсть легко.

– Вот видите, генерал, как оптимистично он настроен.

Алексия вздохнула:

– Я знаю, что некоторые панки были пиратами, а ты, случайно, не был?

Ломбо стукнул себя кулаком в грудь так, что Квик свалился с плеча.

– Ломбо – лучший пират. Попадает в Порт Голд легко.

Адроганс выгнул бровь:

– Легко?

Панк энергично кивнул:

– Пираты не подозревают Ломбо.

– Почему это?

Ломбо оскалил огромные зубы:

– Они думают, Ломбо мертв.

ГЛАВА 57

Керриган поерзал на стуле. Путешествие с плато Жуск было нетрудным – они двигались под гору – и заняло неделю, а до джеранского порта Уриз они доехали за три дня. И дни эти показались Керригану очень долгими. Они ехали верхом, не щадя себя, а останавливаясь на ночлег, не зажигали костров, но не из опасения быть замеченными и не из-за отсутствия дров, а из-за недостатка времени. В двух жускских деревнях путники сменили лошадей, поели горячей еды, а потом тут же отправились в путь, так что даже Ломбо чуть не падал от усталости.

Незадолго до рассвета прибыли в порт. Ломбо повел их сразу в гавань, и они быстро сняли дорожную одежду и нарядились в яркие костюмы, чтобы никто их не узнал. Алексия и Резолют покрасили волосы: она – в черный цвет, а Резолют – в голубой.

Керриган всю свою жизнь носил робы, и потому сапоги, панталоны и просторные рубашки с яркими вставками в рукавах очень его смущали. Адепту очень не хотелось повязывать на голову платок, но он немного успокоился, когда увидел, как хорошо этот платок смотрится на Дрени. Кстати, они были похожи друг на друга, и их вполне можно было принять за братьев.

Вместе с Дрени и Орлой Керриган сидел в маленькой прибрежной таверне с низкими потолками и неярким освещением. На Орле была одежда, которую носили жены рыбаков. В таком платье можно было в любой момент подоткнуть подол и приняться за работу на судне. На Дрени была такая же рубашка, как на Керригане, однако брюкам он предпочел мужскую юбку-килт, тем более что многие рыбаки здесь так одевались.

Алексия и Ломбо ушли, чтобы договориться о лодке, которая должна была доставить их на Вруону. Ворон, Резолют и Уилл их охраняли. Квик и Перрин за пиратов сойти никак не могли – таких здесь просто не водилось – а потому держались в стороне, но всегда были готовы помочь или передать при случае какое-нибудь сообщение. Путешествовать они собирались либо на мачте, либо в трюме.

Все остальные вполне сошли за пиратов, даже маленький Уилл. Его, правда сначала, по причине роста брать не хотели, но потом учли то обстоятельство, что он может поговорить с Азуром Пауком и упросить того вернуть фрагмент Короны Дракона. В благоприятный исход дела никто, включая самого Уилла, не верил, и все же такой возможностью решили не пренебрегать. В конце концов, если Азур Паук на это не согласится, Уилл и сам может украсть фрагмент.

Керриган был рад тому, что сидит сейчас на стуле, а не в седле. Морское путешествие его тоже не привлекало: при воспоминании о последней поездке его бросало в пот. Самым неприятным для него обстоятельством стал запрет на ведение журнала. Во время пути адепт не имел возможности делать записи, а в порту, как предупредила его Орла, на такое занятие посмотрят с величайшим подозрением. Он не хотел в это верить, однако заметил, что сама она волшебный жезл с собой не взяла: не хватает еще, чтобы ее приняли за чародейку.

С этими неприятными моментами Керригану пришлось смириться ради того, чтобы быть похожим на моряка, однако недавнее сражение с сулланкири не давало ему покоя. Он много видел, и увиденное переполняло его до краев. Юноше не терпелось обсудить это с другими, но в пути сил на это ни у кого не оставалось. А теперь, в обличье моряка, вести такие разговоры было совершенно неуместно. Да и еще неизвестно, захочется ли вообще кому-нибудь говорить со мной на эту тему.

Если учитывать морское сражение, битва за Свойн была не первой, которая прошла на его глазах, но сражение двух армий Керриган увидал впервые. Исторические сведения, почерпнутые им из книг, отличались бесстрастностью и тенденциозностью. Там отмечались ошибки, сделанные тем или иным полководцем, приводился список потерь и тому подобное. Будучи знакомым с этим, Керриган думал, что готов к битве за Свойн.

Однако он обнаружил, что в действительности невозможно оставаться бесстрастным, когда вокруг тебя кричат люди и как дети просят о помощи или смерти. При эльфийском батальоне лучников было два мага. Керриган и эти двое были единственными чародеями, способными помочь людям, однако случались такие раны, излечить которые не представлялось возможным. Маги могли добиться того, чтобы человек, потерявший руку или ногу, гениталии или половину лица, мог остаться в живых, однако сохранение жизни не всегда было для этих людей благом.

Несколько людей, с которыми Керриган работал, просили его написать для них письма, и он заверял, что напишет. Запомнил он, однако, не тех, кто просил, а тех, кто уже не в силах был просить. Они умерли прежде, чем письма их дошли до дома.

Кровавая бойня, грязная, израненная атаками и контратаками земля, снаряды, вошедшие в кости так глубоко, что вынуть их оттуда уже не представлялось возможным, – все это перевернуло его представления о войне. Огромное количество тел, страшные раны на руках и ногах, смертельные удары по голове и груди… короче, это была самая настоящая резня. Человек, которому отсекали ногу, отбивал удары руками, пока силы его не иссякали. Множественные раны головы и груди (каждая из которых была смертельной) говорили о ярости нападающих.

Однако Керриган не спешил вынести обвинительный приговор войне. Философские споры об ужасах войны всегда заканчивались двумя заключениями. Первое: война – это зло. Второе: бывают времена, когда война становится неизбежной, потому что кому-то очень хочется, чтобы ему подчинились. Защита свободы злом не является.

Существование Керригана на Вильване было простым и мирным и, несмотря на трудности, даже идиллическим. Морская катастрофа или побои в Ислине можно было рассматривать как отклонение от нормы или происки злых людей. Все это не разрушало его оптимистического взгляда на мир. Свойн, однако, показал ему, что даже хорошие люди способны на жестокость.

А я? Он не мог отрицать, что убил пиратов на корабле, но он ведь только ответил на их жестокость. Если бы я остановился и подумал, что я делаю с людьми… Керриган покачал головой и посмотрел на Орлу. Она атаковала пиратов открыто, но жестокой от этого не стала.

Смог бы я это сделать? Смог бы я убить осознанно? Керриган вздрогнул. Действительно ли я хочу знать ответ на этот вопрос?

Уилл не знал толком, счастлив он или нет, и это его раздражало. Он крался по темным улицам Уриза, направляясь в таверну «Сломанный Киль». Ломбо и Алексия наняли маленькое суденышко, предназначенное для рыбной ловли, на котором обычно перевозили контрабанду.

Уиллу нравилось, что он сейчас не в армии, а в городе. Лагерная жизнь ему не подходила, тем более что все теперь знали, кто он такой. Профессия его предполагала анонимность, а потому даже самое благодушное проявление внимания было ему неприятно.

А уж то, что всем стало известно об его обмороке во время битвы при Свойне, выводило парня из себя. Уилл помнил лишь, как он поднимался на холм к палатке Адроганса, а это означало, что из памяти его испарилось что-то очень важное. Когда юноша очнулся, ему сказали, что битву они выиграли, что сам он не пострадал, однако ребра его болели так, словно бы он боролся с Ломбо.

Уилл был уверен в том, что обморок таких последствий не дает.

Единственное, о чем он жалел, покидая лагерь, – это о том, что он не может принять участие в освобождении заложников. У Адроганса в армии имелось несколько человек с криминальным прошлым. По правде говоря, таких людей обычно бывает в армиях куда больше, но в окраннельской кампании принимали участие лишь элитные части, преступным элементам места там не было. Те же, что все-таки нашлись, включая Уилла, приписаны были к разным отрядам. Их и призвали принять участие в освобождении заложников, потому что они могли открыть замки или кандалы и сделать еще что-нибудь в том же роде.

Уилла самого удивляло, что его прельщали не награда и не приключения, он прекрасно знал, что приключений здесь ждать не приходится. Он чувствовал на себе ответственность за освобождение заложников, и это было самым поразительным.

Ответственность Уиллу представлялась в виде огрызающейся дворняжки. Всю свою жизнь он отвечал только за себя. Пророчество взвалило на него куда большую ответственность, хотя он слабо себе ее представлял. Сосредоточившись, Уилл мог еще представить себе Кайтрин как будущего своего врага, но это сужало зону его ответственности. А вот заложники каким-то образом эту зону расширили, но как это произошло, он и сам не заметил.

Пока Уилл собирался принять участие в этой миссии, он был уверен в собственной неуязвимости и знал, что операция закончится успехом. Теперь же он в этом сомневался, и ему представлялось, что заложники будут либо ранены, либо убиты. Он чувствовал себя виновным в каждой капли пролитой ими крови. Потому что, если бы я был там, они все были бы спасены.

Сознание говорило Уиллу, что это все чепуха, однако с сердцем своим он ничего поделать не мог. И вот это его больше всего поражало. В прошлом он спокойно устранился бы от всякой ответственности – так же как тогда в Ислине я бросил Керригана. Он хотел помочь заложникам, но не мог этого сделать – это разъедало ему душу и не давало покоя.

Не исключено, что Уилл рехнулся бы на этой почве, если бы не новое задание. Несмотря на пророчество и полученные уроки, он по сути мало что знал о Короне Дракона и ее фрагментах. Уилл понимал, что негоже выпускать фрагмент из рук ответственных за него людей, а еще хуже, если фрагмент этот попадет к Кайтрин. Он своими глазами видел в Ислине, что может сделать дракон под ее влиянием.

Уилл не спорил: они должны вернуть фрагмент, а это означало, что он должен его выкрасть. Выходит, что он должен пойти против Азура Паука. От одной только мысли об этом мороз подирал его по коже. Об Азуре Пауке слагали песни от моря и до моря. Его прославляли и как бойца, искусно владеющего холодным оружием, и как любовника, и как непревзойденного вора. Уилл всегда мечтал стать королем Низины и превзойти его, однако кража у кумира в его планы не входила.

Уилл чуть голову себе не сломал, стараясь вспомнить подробности рассказов Маркуса об Азуре Пауке. Он все хотел найти какую-нибудь его слабость. Единственное, что он смог вспомнить, было презрительное замечание Маркуса о том, что Паук надолго у себя добычу не оставляет, потому что, как только азарт заканчивается, он теряет к ней всякий интерес. Уилл хотел это как-то использовать, но знал по собственному опыту: рассчитывать на глупость противника не следует.

Вор вошел в «Сломанный Киль» и протиснулся между столиками к друзьям. Керриган больше был похож на клоуна, чем на моряка. Дрени и Орла выглядели как положено. Они собирались уходить и допивали эль, Керриган же к пиву не притронулся. Потому Уилл осушил его кружку, после чего кивнул:

– Прилив начнется через час. Отбываем на «Пумилио».

Дрени положил руки на плечи Керригану и повел его впереди себя через толпу.

– Все в порядке?

– Да.

– Хорошо.

– Пока хорошо. – Уилл пошел следом и вздохнул. – Надеюсь, что и дальше у нас будет нормально.

Стоя на пристани, Алексия беспокойно повела плечами: без привычной тяжести кольчуги ей было не по себе, и девушка постаралась утешиться тем, что в легкой одежде она сможет действовать быстрее, так что недостаток защиты уравновесится достоинством нападения.

Еще ее беспокоил клинок, висевший на поясе. Саблю свою она нашла, но после поединка с Маларкекс металлическое лезвие совершенно затупилось. Адроганс настоял на том, что поскольку Алекс убила сулланкири, то она и заслужила право на ее оружие. Кроме того, что оружие это являлось наградой за доблесть, у него имелось еще одно преимущество: оно обладало магическими свойствами. Алекс могла воспользоваться им против другого сулланкири.

Мысль о том, что ей придется иметь дело с другими чудовищами, холодком отзывалась в сердце Алекс. Ворон предупредил ее, что не следует ожидать от клинка чудес, случись ей сразиться с Кайтрин: оружие, которое воительница сама создала, вреда ей причинить не может. Он, впрочем, согласился с Резолютом, утверждавшим, что в сражении с другими монстрами оружие Маларкекс окажется в высшей степени эффективным.

Алексия испытала оружие в единоборствах с Вороном. Так как это была сабля, то для фехтования она не слишком годилась, однако Алекс заметила ее несомненные достоинства, позволяющие наносить быстрые и сильные удары. Удалось ей обнаружить и некоторые недостатки нового оружия, но все же она старалась сдерживать себя, несмотря на то что Ворон был умелым фехтовальщиком.

Самым неприятным оказались собственные ощущения во время поединка. Алекс чувствовала себя независимой от оружия. Наступал момент, когда теплое ее отношение к Ворону вдруг исчезало. Она смотрела на него как на объект. Видела мышцы, которые ей необходимо порвать, органы, которые она собиралась насадить на клинок, как на шампур, кости, которые ей надо раздробить. Клинок отлично знал анатомию, и владелец его вел себя при этом так, словно бы решал арифметические примеры или определял положение звезд.

Больше всего Алекс ужасало то, что в душе ей хотелось такой отстраненности. Она знала, что войну можно свести к числам и позициям, углам, векторам и временным расчетам. Количественные факторы, имевшие отношение к качественным элементам, таким как мораль и традиция, представлялись несущественными, и ими можно было пренебречь. Война как наука исключала боль и страдание. Наука эта не интересовалась побудительными мотивами сражений, а списки потерь становились просто статистическими выкладками, необходимыми для последующих военных кампаний.

Алексия одернула себя: Кайтрин выгодно иметь такого впавшего в уныние противника. Если бы Алексия проигрывала сражение, то отступила бы, чтобы сохранить людей для следующей битвы; а Маларкекс так никогда бы не сделала: она вцепилась бы в противника мертвой хваткой, в то время как у них большие потери повлекли бы за собой потерю боевого духа. Именно на это Кайтрин и рассчитывала.

Однако Кайтрин не предусмотрела того, что такие люди, как Адроганс, жертвуя собой, способны остановить ее. На усилия отдельных бойцов Кайтрин смотрела как на нечто несущественное, потому что даже самая успешная кампания зависела от поставок с юга. Голосование в каком-нибудь отдаленном совете может свести все успешные действия Адроганса к нулю. Стараниями его была одержана победа, но политические игры могут не позволить довести до конца начатую операцию.

Алексия желала Адрогансу успеха, она вовсе не хотела, чтобы он, или ее кузен, или еще кто-то участвующий в этой кампании погиб. Больше всего она опасалась за судьбу людей из отряда Бил мот Цуво, хотя и надеялась на них. Заложники будут освобождены, во всяком случае большинство из них.

Хотя Алекс и желала Адрогансу успеха, но успеха не полного. Она почти не сомневалась в том, что им удастся пробраться в Порт Голд. Уверена она была и в том, что они найдут фрагмент Короны Дракона и даже в душе надеялась на то, что им удастся его выкрасть. А вот выбраться с острова с фрагментом – затея маловероятная, а уж тем более тут не обойтись без потерь. В то же время допустить, чтобы фрагмент попал в руки Кайтрин, никак нельзя. Следовало рискнуть, чтобы забрать его обратно; возможно, придется заплатить жизнью Норрингтона. До чего же им повезло, что он был квалифицированным вором.

Алекс подняла глаза и увидела, как Уилл, а вслед за ним и трое остальных вышли из таверны. Вынырнули из тени Резолют с Вороном. Над ними незаметно полетели Пери и Квик и спрятались в трюме маленького судна. Мы вдесятером готовы украсть один из наиболее ценных фрагментов с острова, кишащего кровожадными пиратами. Кто из нас прольет кровь? Кто погибнет?

Алекс постаралась улыбнуться:

– Сюда, друзья мои. Добро пожаловать на «Пумилио». Пригните голову, когда будете входить. Судно рассчитано на карликов.

Ворон засмеялся:

– Если там сухо, жаловаться не станем.

– Все правильно, – согласилась она и прислонилась головой к его плечу. – Когда-нибудь мы будем вспоминать об этом, и неудобства путешествия покажутся нам пустяком.