Текст книги "Секретная карта"

Глава пятьдесят шестая

Шестой день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Иксилл.

Моравену Толо было страшно, и его это удивляло. Он не помнил, когда в последний раз ему было настолько страшно. Медный привкус во рту казался откуда-то знакомым. Его одолевала мучительная жажда, его знобило, и даже мысль о еде вызывала отвращение. Он знал, что когда-то уже испытывал то же самое.

Страх усиливало ощущение беспомощности. Моравен не мог вспомнить, как ни старался, почему эти чувства кажутся такими знакомыми, почему даже охвативший его ужас не внове. Воспоминания ускользали; ответ на все вопросы казался дразняще близким, но не давался в руки. У этого мучения нет ни формы, ни содержания. Мне не с чем сражаться. Я бессилен.

Все началось, когда они покинули Опаслиноти. Они миновали долину и оказались на пороге Иксилла. До магической завесы Моравену удавалось держать себя в руках; он был взволнован, но держался. Грубая ткань защитной одежды натирала кожу, и точно так же что-то саднило внутри. После того как тавам эйзар сомкнулся за их спинами, ощущение превратилось в пытку.

Он наблюдал за попутчиками, и это немного отвлекало его. Рекарафи оказался не самым необычным путником среди направлявшихся в Иксилл. Люди, которых они преследовали, опережали. Однако Келес считал, что те знают об этих землях не больше, чем он. Бывалые таумстонеры говорили, что после такого свирепого шторма местность наверняка полностью изменилась, так что всем предстояло увидеть совершенно новые места.

Опасности подстерегали их на каждом шагу. Некоторым не повезло больше других. То там, то тут над плоскогорьем поднимались в воздух небольшие смерчи, похожие на «песчаных дьяволов», иногда появлявшихся на землях Девяти. Один из них превратил всадника в огненный столб. Настигший другого смерч оставил после себя скопление жуков, ещё несколько часов сохраняя форму человека; насекомые продержались бы вместе и дольше, если бы не чьё-то дружеское похлопывание по подобию спины. Но Моравен не сомневался, что позже разрозненные жуки снова воссоединятся.

Если только их не расшвыряет следующий шторм.

Довольно быстро толпа путников рассредоточилась, словно жуки. Келес повёл товарищей на северо-восток. В этом был определённый смысл, на северо-восток в древности вёл Путь Пряностей. Правда, на первый взгляд, от него ничего не осталось. Они оказались среди бесконечных нагромождений крутых холмов. Единственное достоинство этой местности – пещеры, достаточно просторные для того, чтобы вместить всю компанию вместе с лошадьми. Их давешние попутчики советовали в случае шторма искать подземное убежище. Магические бури передвигали скалы, но редко проникали под землю.

Эта земля была искалечена магией. Тут и там лежали огромные валуны, вырванные из породы. Поверхность их была гладкой, словно щека младенца. Листья на деревьях кровоточили, истекая не смолой, а настоящей кровью; ветви обвивались вокруг птиц, ловили и пожирали. Растения появлялись из-под земли, расцветали и умирали в течение одного-единственного часа. Странные цветы невероятных расцветок, покрытые полосами и пятнами, напоминавшими разводы масла на воде, можно было бы назвать красивыми, если бы не исходивший от них отвратительный запах болотного газа или гниющего мяса.

Иксилл отнюдь не убивал все живое. Обнажённые штормом склоны на глазах покрывались пышной растительностью; путникам попадались огромные колонии насекомых. Жизнь так и кипела. Рекарафи нашёл огромную муравьиную кучу, напоминавшую вулкан; потоки жёлтых муравьёв струились по её склонам, словно лава. Вирук сказал, что эти насекомые вымерли сотни лет тому назад. Они считались изысканным кушаньем в Вирукадине; впрочем, желающих остановиться и попробовать деликатес не нашлось.

Такие вещи не пугали Моравена. Напротив, они позволяли ему хотя бы частично вернуть утраченное чувство реальности. Его не удивило, что после шторма неожиданно появились вымершие насекомые. Его преследовало навязчивое ощущение, что он находится не только непонятно где, но и непонятно когда. Казалось, местность меняется и принимает новые формы, подстраиваясь под их мысли. Моравен видел очертания того, что Рекарафи назвал муравьиной кучей, но она стала ею только после его слов, и насекомые появились лишь тогда, когда вирук указал на них остальным.

Они увидели бы то же, что и я, если бы я указал на это первым?

Моравен поёжился. Он сам толком не понимал, что именно видел, но его не покидало чувство, что всё это происходит с ним не в первый раз. Воспоминания возвращались из неведомой бездны, процарапывая путь к его душе. Почти явственно слышимый скрежет их когтей пронизывал его страхом.

Где мы? Внутри у него ворочался ком. Когда мы?

Уже три дня они провели в бесплодных поисках древних захоронений или следов Пряного Пути. Им попадалось множество пещер, некоторые явно были обитаемыми, но они не нашли даже ни одной вирукианской могилы, не обнаружили и подземелий с останками славных имперских воинов. Конечно, Моравен точно не знал, как должно выглядеть такое захоронение, но его обескураживало полное отсутствие хоть чего-нибудь, пережившего Катаклизм.

Если бы я только знал, что мы ищем, я бы нашёл.

Хуже того, они потеряли след обогнавших их бандитов. Келес решил повернуть на северо-восток, потому что верил в правдивость историй и легенд, вроде описанных в книге Амениса Дукао. Дорога на северо-восток когда-то была стратегически важной трассой. Здесь располагались аванпосты Империи. Кирса могла рассчитывать на больший успех, решив оттеснить турасиндцев в этом направлении. Но разбойники, похоже, отправились другим путём. Возможно, бандитам было известно что-то, чего не знал их преследователи. Может быть, они направлялись прямо к искомому погребению, в то время как Келес с товарищами слепо блуждали вокруг?

Путешествие измотало всех; передвижение по Иксиллу давалось нелегко. Рекарафи почти перестал спать; Кирас стал ещё раздражительнее и тоже страдал от бессонницы. Тайрисса не слишком отличалась от него. Келес же, казалось, излечился от своей загадочной болезни, головная боль больше не мучила его, однако силы возвращались очень медленно. Боросан все время молчал, что было совершенно ему не свойственно, и занимался исключительно своими джианриготами. Он бесконечно подправлял что-то внутри мышеловов и нового танатона – номера Пятого. По его задумке, они должны были охранять путников. Но даже машины вели себя странно: те, что поменьше, забирались на спину большего джианригота, трусившего рысцой между лошадьми.

Все были напряжены, словно чего-то ждали. Моравен тоже ждал. Но он отличался от прочих. Остальные оказались перед лицом неведомого, а, возможно, и непостижимого. Но он-то знал, что ждёт впереди; знал, но не мог выразить словами. Воина мучили дурные предчувствия; то, что таилось в грядущем, поджидало его.

Но что меня ждёт?

На исходе третьего дня над ними слишком рано сгустилась темнота. В этих северных землях сумерки наступали поздно. Путники спустились с каких-то холмов и оказались на дне плоского котлована с сухой, растрескавшейся землёй. Похоже, когда-то здесь было озеро. Вдалеке, на расстоянии около мили, виднелся обрывистый утёс, уже почти скрывшийся в густой тени. Закатное солнце светило Моравену в глаза; тем не менее, он заметил промелькнувший среди скал отблеск, словно кто-то сигналил зеркалом. Он махнул рукой в ту сторону; оказалось, что и Кирас, и Тайрисса тоже видели свет.

Действительно видели или моё движение заставило их поверить в это?

Ни Келес, ни Боросан не обратили внимания на странные блики. Они оба внимательно рассматривали прибор для измерения уровней магической энергии. Когда Моравен указал на северо-запад, Келес как раз развернулся в седле и махнул рукой на северо-восток.

– Вы правы, Боросан, он приближается. Сюда идёт шторм, и достаточно сильный.

Моравен обернулся и увидел сквозь тонкую ткань, закрывавшую глаза, на что указывал Келес. И до этого они замечали бушевавшие вдалеке бури. Но сейчас гроза шла прямо на них. Багровые тучи закручивались по спирали чудовищной воронкой, затягивая все на своём пути. Смерч пронизывали кровавые сполохи, наружу вырывались чёрные молнии. Загрохотал гром, и Моравен почувствовал, как дрожь передаётся его телу. Кирас застонал, и Моравен поспешил к ученику, чтобы поддержать его в седле.

Келес бросил взгляд на Кираса.

– Нужно найти укрытие.

Тайрисса указала на скалы.

– Мы увидели там свет. Вот он снова, видите? Ещё одна вспышка.

Картограф кивнул.

– Это уж точно не отражение молнии. Едем. Думаю, мы успеем до начала шторма.

Они пришпорили лошадей, хотя сквозь толстые защитные попоны животные почти не чувствовали уколов; впрочем, их и не надо было особенно подгонять. Они сами спешили спастись от надвигавшейся бури. К счастью, местность оказалась совершенно плоской и ровной, и кони легко преодолели расстояние до скал.

Моравен, как мог, отгонял собственные страхи, пытаясь помочь Кирасу удержаться в седле. Но шторм приближался; завывания ветра становились все громче, накатывали волны невыносимого жара. Моравен боролся с желанием сорвать с себя тяжёлую, тёплую одежду. Ткань, пропитанная таумстоном, начала светиться. Лошади галопом неслись по равнине, одеяния путников развевались; они видели, как мерцают серебристо-голубым светом скальные выступы и вершины холмов по сторонам, тени в ущельях переливались фиолетовым.

Если шторм настигнет, они погибнут. Сомневаться не приходилось. Но Моравена пугала не возможность близкой смерти, а нечто другое. Из глубин его души поднималось что-то ужасающее, нечеловеческое. Отвратительное существо ворочалось, источая запах разложения. На нем были лязгающие доспехи и маска. Боевая маска с чертами дракона. Чудовище разевало рот, обнажая острые зубы, и из горла вырывался низкий, зловещий смех, переходивший в вой ветра…

Стуку копыт по высохшей земле вторили раскаты грома. В ярком свете багрового пламени стала видна дорога среди скал. Не слишком широкая, не очень крутая, тропа поднималась наискось и вела к тёмному провалу, достаточно высокому, чтобы не пришлось слезать с лошадей. Боросан добрался первым. Рекарафи свернул направо и принялся рассматривать скалу, кружа возле входа пока внутрь заходили лошади и вслед за ними вбежал танатон.

Моравен пригнулся, въезжая в пещеру, и соскочил с седла. Кирас обмяк, сидя на лошади, но пока держался. Прежде чем он начал соскальзывать, Келес и Моравен подхватили его и мягко опустили на землю. Тайрисса собрала лошадей и отвела их поглубже. Стук копыт отдавался гулким эхом под сводами. Моравен откинул с лица покрывало и сдёрнул с головы оба капюшона.

– Нужно утащить Кираса подальше. Помогите мне.

Келес кивнул и подхватил младшего воина под мышки, а Моравен взялся за ноги. Они медленно двинулись по проходу, полагаясь лишь на слух. По мере того, как они удалялись от слабо мерцавшего выхода, темнота сгущалась. Дрожащая тень вирука заслоняла свет. Моравен понимал Рекарафи: надвигавшийся шторм был завораживающим зрелищем. Но он знал, что вирук не настолько глуп, чтобы оставаться у входа, когда буря подойдёт слишком близко.

Они добрались до проёма, ведущего в следующее помещение. Боросан зажёг фонарь, работавший на таумстоне. Вспыхнувший голубой свет выхватил из темноты высокий арочный проход, очевидно, ведущий в третий зал. Дальше по-прежнему лежала тьма. Джианридин поднял фонарь повыше и повернул направо, осветив каменную стену. В следующее мгновение стало ясно, что перед ними не просто скала, а плод долгой и искусной работы человеческих рук.

Моравен опустил ноги Кираса и молча выпрямился. Он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Фонарь освещал величественную и одновременно жуткую картину. Моравен понял, что нашёл источник своих страхов. Он отыскал то, что поручил ему найти джесейсерр Ятан. Колени его подогнулись.

Отблески голубого света играли на отполированной до блеска поверхности с прямоугольными каменными плитами высотой в человеческий рост. Искусная резьба покрывала их. На плитах были высечены имена и перечислялись славные деяния лежащих под ними. Позолоченные буквы ярко блестели.

Келес изумлённо приоткрыл рот.

– Вон там… Там гробница Амениса Дукао! Он погиб вместе с Императрицей!

Прежде чем кто-нибудь отозвался, раздался пронзительный вопль вирука. Моравен обернулся. Он не понял смысла слов Келеса. Но это не имело никакого значения.

Вот шторм и настиг нас.

Силуэт Рекарафи заслонял выход. Вирук вцепился в края проёма, когда ударил шторм. Песчаный вихрь ворвался внутрь, выбив землю у Рекарафи из-под ног. Вслед за ним золотисто-красное пламя заполнило вход и охватило вирука. Но он продолжал держаться, пока скала под его правой рукой не начала крошиться. Он, наконец разжав левую руку, отлетел внутрь и ударился о стену слева от входа.

Больше ничто не стояло на пути бушующего шторма. Мерцающий серебром шар вплыл в пещеру, приостановился, а потом разразился чёрными молниями. Трезубцы молний со свирепым треском ударяли в скалы и землю. Они напоминали чудовищные конечности, которые выпускал, медленно двигаясь, серебряный шар. Моравен мельком подумал, что тот очень напоминает танатон номер Пять. Или мы всего лишь воображаем его таким.

Шар разверзся. Образовавшееся отверстие истекало раскалённой магией. Багровый зрачок ворочался; он словно что-то высматривал.

Он заметил воина.

И взорвался.

Серебряный смерч сбил Моравена с ног и швырнул наземь. Его скрутило судорогой ещё в воздухе. Каждый мускул его тела свело, а потом отпустило. Он ударился о землю, и его протащило по полу до самой стены.

Он смутно осознавал происходящее с его телом, но это его не волновало. Когда смерч ударил, в его сознание грубо ворвалось нечто. Оно пронзило его душу, оставив кровоточащую рану; голос наполняло презрение.

«Это ты. Ты вернулся. Хорошо. – Чувство реальности покинуло Моравена, остался только этот голос. – На этот раз тебе не уйти».

Глава пятьдесят седьмая

Шестой день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Тиренкан, Феларати.

Дезейрион.

Правитель Пируст увидел Джейсаи, ожидавшую его в приёмном покое. Тлеющие в очаге угли обеспечивали лишь жизненно необходимую толику тепла. Несмотря на знобящую прохладу, на Джейсаи была лишь ночная рубашка, и она пришла босиком. Плотная шерстяная ткань рубашки облегала тело, так что Пируст видел проступающие очертания её острых сосков. Джейсаи всегда одевала на ночь рубашки, но раньше предпочитала яркие цвета, распространённые в Наленире. Сейчас же встречала его в одеянии из некрашеной ткани; такую одежду носили простые дезейрионцы.

Он приблизился, и она опустилась на колени, склонив голову. Волна длинных белокурых волос рассыпалась по плечам и закрыла лицо, но Пируст чувствовал, что Джейсаи не испытывает ни страха, ни раскаяния. Ей ничего от него не нужно, и меньше всего она хотела получить его прощение. Угрызения совести её тоже явно не мучили. Пируст был удивлён, но не показал вида. Он неторопливо поднял руку и расстегнул пряжку на чёрном шерстяном плаще, отделанном по краям волчьим мехом.

Плащ соскользнул на пол.

Не обращая внимания на Джейсаи, Пируст наклонился и подбросил несколько поленьев в очаг. Раздался громкий треск; сноп искр вылетел в дымоход. Волны тепла начали исходить от очага; вспыхнуло яркое пламя, осветив комнату и позолотив волосы Джейсаи.

Он стянул перчатки и бросил их поверх упавшего плаща. Протянув руки к огню, Правитель смотрел, как отблески пламени пляшут на закоченевших пальцах. Наконец он потёр ладони одна о другую и тихо заговорил.

– Теперь здесь теплее. Мне не жаль для тебя тепла.

Ответ был таким, как он и предполагал. Пусть Джейсаи согласилась выйти за него замуж и уехать в Феларати, но всё равно продолжала бунтовать, изобретая для этого бесчисленные способы. Она жаловалась на холод, и очаг в её комнате горел дни и ночи напролёт. Пируст объяснял, что его народ беден, и такая расточительность в отношении дров недопустима.

Её это не остановило.

Пируст позволил ей продолжать в том же духе четыре дня, а потом приказал вообще не давать дров. Когда Джейсаи принялась жаловаться, он ответил, что она израсходовала весь отведённый ей запас; он же благоразумен, и ему дров хватает. Он сказал, что Джейсаи может перебраться в его покои, а он позаботится, чтобы ей было тепло, но она ответила, что предпочитает холод.

Она упорствовала ещё один день. Возможно, продержалась бы и дольше, если бы он велел заменить мебель, которую она сожгла. Она пришла к нему. И предпочла остаться, хотя к концу недели ей снова предоставили топливо для очага.

Пируст не был глупцом. Они поспешно поженились в Мелесвине, и тем же вечером он подтвердил свои права мужа. В ту ночь она приняла его, поскольку это было частью сделки. Но с тех пор Джейсаи отвергала Пируста, пока холод не загнал к нему в постель. Хотя всё равно она пришла не по своей воле; он прекрасно это понимал. С другой стороны, неважно, почему она согласилась разделить с ним ложе; имело значение лишь то, что она это сделала. Ненависть, безразличие, похоть – его вполне устраивала любая причина. Все, кроме непослушания.

Джейсаи так и не подняла головы.

– Вы объяснили мне, супруг мой, что в Дезейрионе не принято расточительство.

– Но ты тратила мои дрова, пока не поняла, что я подчиняюсь тем же законам, что и мои люди.

– Я вела себя глупо.

– А теперь поумнела?

– Отчасти, мой господин. – Она подняла лицо, и дорожки от слез заблестели в свете очага. – У меня для вас новости, Правитель Пируст.

Что ещё за слезы? Он вгляделся в её лицо и отошёл, так что она могла видеть лишь его силуэт напротив пламени очага.

– Какие новости?

– Твой наследник растёт у меня внутри.

Пируст сложил руки, зажав левую ладонь в правой; неожиданно он вспомнил о своём увечье. Что подумает об этом мой ребёнок? Он вздрогнул; эта мысль пришла ему в голову так внезапно, словно это было очередное послание богов. Теперь он должен думать не только о своей жизни и о своём будущем. Он всегда был конечным звеном в цепи, теперь же стал просто одним из звеньев и должен приложить все усилия, чтобы сделать эту цепь прочнее.

Он прищурился.

– Мой наследник или наследник Гелосунда?

Джейсаи изумлённо посмотрела на него, а затем низко опустила глаза.

– Ваш вопрос не должен меня удивлять. Вы обещали, что мой сын займёт трон Гелосунда, и я стану править моим народом до его совершеннолетия. Это входило в условия сделки. Ради этого я согласилась разделить с вами ложе. Я знала, что смогу научить своего ребёнка ненавидеть вас, как ненавидела сама, и отравить вашу жизнь, придав ей вкус горечи.

Она говорила с горячностью, но отнюдь не столь резко, как раньше. Что-то смягчило её.

– Если это было условием сделки, почему, Джейсаи, ты говоришь теперь о моем наследнике?

Она медленно выдохнула.

– Я стала вашей женой полтора месяца тому назад. Вы сказали, что со временем я пойму – вам можно доверять. Я поняла то. Вы жестоки и не остановитесь почти ни перед чем, в том числе перед безжалостным убийством; но вы не лицемер. Вы заботитесь о своём народе. Вы мёрзнете так же, как и ваши люди; вы тоже испытываете голод и подвергаете свою жизнь тем же опасностям, что и они.

Моя прежняя жизнь прошла среди наленирских дворян, много рассуждавших, но никогда не воплощавших свои слова в жизнь. Они хотят быть впереди, но их способ достижения цели заключается в том, чтобы наблюдать за происходящим, а в нужный момент броситься в первые ряды и объявить себя предводителями. Мой брат не подходил на роль Правителя Гелосунда; все это понимали, и он сам это понимал. Он знал, чего от него ждут, и действовал соответственно.

– Но теперь все изменилось. Кирон дал ему ещё одну возможность. У вас и у вашего народа появилась надежда.

– Но эта надежда никогда не исполнится, верно? – Не дождавшись разрешения, она поднялась на ноги, подхватив с пола его плащ. Набросив его на плечи, она продолжала:

– Вы не позволите Гелосунду восстать. Ведь в этом случае Дезейрион потеряет прежнее выгодное положение, а Кирон перестанет чувствовать угрозу с вашей стороны. В свою очередь, Кирону тоже невыгодно, чтобы Гелосунд вновь окреп; тогда он не сможет контролировать его. Наш ребёнок на троне Гелосунда – самое ужасное, что Кирон может себе представить. Это объединит наши народы, и границы Наленира останутся без защиты.

Пируст подошёл к ней со спины. Положив руки ей на плечи, он проговорил:

– Ты рассуждаешь трезво. Но забыла прибавить, что твой сын, как наследник гелосундского трона, станет соперником твоего брата. Платой за власть неминуемо станет убийство одного из них.

– Или обоих, мой господин, поскольку Совет Министров не сможет управлять ни тем, ни другим.

Она полуобернулась, нагнула голову и потёрлась щекой о его искалеченную руку.

– Вот почему наш сын должен стать Правителем Дезейриона. Я примирилась с этим, как и с другими вещами.

– А именно?

– Я должна остаться в Дезейрионе. Совет Министров рассчитывал выдать меня замуж за кого-нибудь – за кого угодно. Я не возражала. Теперь я замужем и могу освободиться от забот, связанных с Гелосундом. У вашего народа появится возможность полюбить нашего ребёнка или наших детей. Ради этого я приму ваши обычаи и буду одеваться, как уроженка Дезейриона. Как и вы, я стану довольствоваться меньшим, чтобы у других оставалось больше. С вашего соизволения я сделаю для нашего народа все что в моих силах; супруги прочих правителей будут посрамлены. Если вы одобряете мои намерения, так тому и быть.

– Одобряю ли я? Несомненно. – Пируст приблизил губы к её левому уху и заговорил резким шёпотом. – Но поспешность принятого решения заставляет меня сомневаться в его искренности. Тебе должно быть понятно моё недоверие.

Она кивнула.

– О, не стоит заблуждаться относительно меня, мой господин. Я уважаю вас и даже восхищаюсь, однако по-прежнему ненавижу. Я выношу ваших детей, но никогда не полюблю вас. Но я буду любить их; они станут отдушиной для моих чувств. Но как бы то ни было, вас я ненавижу меньше, чем тех, кто поставил меня в такое положение. Они не принимали меня в расчёт, думали, что меня можно просто сбросить со счётов. Я буду жить ради того, чтобы увидеть, как они раскаиваются в собственной глупости. В этом желании мы с вами, полагаю, единодушны.

Он позволил себе негромко рассмеяться.

– А как же твоё намерение преподнести мне ещё один подарок? Ты ведь обещала, что благодаря тебе я смогу стать Императором.

– Одно повлечёт за собой другое. – Она встрепенулась и прижалась к нему спиной. – Наши дети будут лучше, чем мы, и они должны получить больше, чем кто-либо из нас. Вы станете Императором, а они – наследниками Империи. Это будет хорошо для них и хорошо для всего мира.

Пируст поцеловал её затылок.

– Рад, что у моих детей будет такая умная мать. – Он протянул руку и игриво шлёпнул супругу. – Иди, жена моя, и согрей нашу постель. Я скоро присоединюсь к тебе.

– Да, господин мой. Приходите, и тогда в нашей постели действительно станет жарко.

Джейсаи выскользнула из комнаты в его плаще, оставив перчатки лежать на полу. Пируст ногой зашвырнул их в тёмный угол и подошёл к очагу, чтобы согреть руки.

Он ничуть не удивился, когда Тёмная Мать появилась перед ним, держа перчатки в скрюченной руке.

– Что-то тревожит вас, Правитель?

Пируст уставился на пламя подумав, что всё равно, скорее всего, незаметил бы её раньше, даже если бы не утратил ночное зрение.

– Прошло чуть меньше полутора месяцев, а она уже беременна.

– Вы же видели сами – она была девственницей до первой брачной ночи.

– Кровь появляется в куриных яйцах и на простынях по самым разным причинам. – Он помрачнел. – Возможно, она уже была беременна.

– Расспросы ни к чему не привели. По слухам, у неё не было любовника. – Делазонса пожала плечами. – По пути в Феларати у неё было кровотечение, а после приезда – нет. Скорее всего, она действительно беременна, и у неё не было никого до вас.

– То есть ребёнок мой?

– Да.

– Могла ли беременность так повлиять на неё? Она совершенно изменилась.

Тёмная Мать усмехнулась.

– Полагаю, она просто осознала происходящее. Она старается ради своих будущих детей. Она молода, но отнюдь не легкомысленна. Материнство редко меняет женщину полностью; скорее, оно пробуждает её истинную природу.

Пируст кивнул.

– Она нарисовала передо мной завлекательное будущее.

– Да, господин, но пока до него далеко. – Голос Делазонсы звучал приглушённо и мягко. – У неё может случиться выкидыш или ребёнок родится нежизнеспособным. Убийцы не смогут добраться до неё, однако такие попытки будут, а в её положении любое неприятное происшествие способно повлечь за собой несчастье.

– Разумеется, ты права. – Он обернулся и взглянул на Тёмную Мать. Протянув левую руку, он забрал свои перчатки. – Слухи о её беременности не должны распространиться за пределы моих покоев. Все сплетники должны умереть. Кирон не станет подсылать к ней убийц, но гелосундский Совет попытается. Напомни моим министрам, что их благополучие зависит от моей жены, которой я не на шутку увлечён. После этого они из шкуры вон вылезут, чтобы угодить ей.

– Вы мыслите совершенно верно, мой господин.

Пируст вздохнул. Сунув перчатки за пояс, он продолжил:

– У моего убитого братца есть незаконнорождённый сын. Он может стать помехой, когда родится мой ребёнок.

Она кивнула.

– Я разберусь с Тиралом.

– Не убивай его.

– Почему?

– Делазонса, возможно, ты сочтёшь меня глупцом, однако не настолько бездушен. Отец этого мальчика мёртв, поскольку позволял себе прислушиваться к речам наленирских лазутчиков и злоумышлял против меня. Его пришлось убить, и его родственников тоже. Его сын был тогда младенцем; сейчас ему шесть лет. Он не знает, кто он такой; самое время начать учить. Скажи ему, что он выбран для великой цели. Пусть он станет твоим учеником, а позже – телохранителем моего сына. Когда-нибудь он будет стражем Императора.

Тёмная Мать склонилась в поклоне. Медленно выпрямившись, она произнесла:

– Вы оказываете мне честь, вверяя ученика из вашего рода.

– Я рискнул сделать это, Делазонса, рассчитывая на то, что ты встанешь между ним и его честолюбием. – Пируст улыбнулся. – Это будущее должно наступить. Нам обоим придётся поработать, чтобы этого добиться, но оно должно наступить. Такова воля богов. Такова и моя воля.