Текст книги "Секретная карта"

– Советник, должно быть, произошла какая-то ошибка.

Старик покачал головой.

– Нет, серркаи, никакой ошибки нет. Вы должны явиться в Вентокикан на шестой день Празднества. Там вам предстоит показать ваше мастерство во время поединка.

– Однако я никому не предлагал своих услуг.

– Это не имеет значения. Его Высочеству было предложено насладиться вашим искусством в качестве подарка к годовщине правления династии.

Моравен усмехнулся.

– В качество подарка? Кто же предложил ему меня?

Чиновник склонил голову.

– Госпожа Нефрита и Чёрного Янтаря.

– О, понятно. – Моравен тепло улыбнулся. – Её желание для меня закон.

Глава двенадцатая

Третий день Празднества Урожая года Собаки.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Вентокикан, Морианд.

Наленир.

Официальное одеяние Правителя тяготило Кирона больше, чем боевые доспехи. Он охотно променял бы роскошный пурпур, сплошь расшитый изображениями драконов, земных воплощений богов, на тяжёлую броню. Если бы вдобавок можно было укрыться за тяжёлой маской дракона! Кирон знал, что ему придётся каждое мгновение следить за выражением своего лица. Малейший промах был недопустим. Сейчас даже удар мечом будет лучше самой незначительной ошибки.

Двери длинного приёмного зала медленно отворились. Внутреннее пространство было разделено на три равные части восемью колоннами; каждая колонна символизировала одно из божеств Зодиака. Трон Дракона, на котором восседал Правитель, представлял Вентико – девятую звезду и главное божество, подчиняющее себе всех прочих. Широкая красная ковровая дорожка, отороченная по краям пурпуром, начиналась возле трона и заканчивалась у дверей. Только особы королевской крови имели право ступать по ней. Простой смертный оскорбил бы этим Небеса и лично Правителя. Это привело бы к страшным несчастьям; астрологи и советники Кирона могли бы подробно их перечислить. Во избежание вышеупомянутых последствий преступник был бы предан ужасной смерти; подобающие способы казни советники Правителя также знали наперечёт.

Советники присутствовали в зале в обязательном порядке. Однако они наблюдали за происходящим, сидя на циновках из тростника возле внешних стен зала. Чиновники Кирона расположились в верхней правой трети помещения, тогда как строго определённое число прибывших должно было разместиться напротив, по правую руку от своего Господина, каждый в соответствии с возрастом. Равновесие будет соблюдено, гармония сохранена.

Несмотря на то, что я ненавижу их господина, а он ненавидит меня.

Кирон сохранял невозмутимое выражение лица, наблюдая, как Правитель Пируст входит в зал. Он также был одет официально. В одеянии преобладал темно-синий цвет. Вышивка была не столь богатой, как на мантии Кирона. Кроме Ястреба, присутствовали изображения ещё двух божеств. Собаки – символ Гелосунда – бежали по подолу накидки, так что Правитель при каждом шаге словно пинал одну из них. На одеянии Пируста спереди, на рукавах и на спине повторялся один и тот же узор: огромный ястреб вонзил когти в змея, утверждая превосходство Дезейриона над Налениром.

Кирон нашёл, что это, пожалуй, чересчур дерзко и самоуверенно. Впрочем, Пирусту было свойственно подобное поведение. По крайней мере, у змея не было гривы огненно-рыжего цвета, как у погибшего брата Кирона. На первый взгляд могло показаться, что со стороны Пируста было грубо или, по меньшей мере, неумно облачиться в такое вызывающее одеяние именно на этом Празднестве. Но так рассудившие недооценили бы Правителя Дезейриона. Несмотря на деньги и оружие, которые Наленир передавал повстанцам Гелосунда, дезеи продолжали удерживать власть на землях захваченного княжества. И хотя у Кирона перед глазами находился пример – Керу, несравненных в воинском искусстве, он сомневался, что Гелосунд когда-либо снова станет свободен. Это означало, что рано или поздно Пируст доберётся и до Наленира.

Пируст был грозным соперником. Однако и у него имелись слабые места. Правитель Дезейриона верил в пророческие сны. Кирон давно уже не обращал внимания на подобную суеверную чепуху; тем не менее, он прислушивался к советам придворных астрологов и предсказателей. Это умиротворяло советников Правителя и, таким образом, сильно облегчало Кирону жизнь. Главное, чтобы Пируст поступал так же, тогда все будет в порядке.

Пируст ступил на ковровую дорожку, и в то же мгновение его советники прошли в двери и заняли заранее отведённые им места. Вторя им, советники Кирона расположились на своих местах. Все вместе напоминало хорошо разученный сложный танец. Кирон знал, что каждый внимательно присматривается, оценивая противников, строя разнообразные предположения и тщательно запоминая всевозможные мелочи, которые чуть позже смогут помочь во время переговоров. Если бы они прикладывали хоть малую толику подобных усилий к своим обычным делам, Княжества давно бы достигли небывалого расцвета.

Пируст прошёл половину пути от дверей, и Кирон поднялся, положив скипетр с набалдашником из конского волоса на подлокотник трона. Краем глаза он заметил, как дёрнулся при этом старший советник. Он разочаровывал Кирона все больше. Правитель втайне почти надеялся, что советника хватит удар. Тогда на его место можно было бы назначить кого-нибудь, кто не был в преклонных годах ещё во времена правления отца Кирона.

Когда Кирон опустил скипетр, лицо Пируста не дрогнуло, оставаясь неподвижным, словно каменная маска. Однако на мгновение он замер посреди алой дорожки. Один из его советников заметил это и застыл в растерянности. Невидимый счёт сравнялся. Пируст продолжил путь, едва заметно прибавив шагу, вновь и вновь отшвыривая гелосундских собак на подоле. Наконец он остановился между двумя последними колоннами и поклонился.

– По случаю годовщины правления твоей династии, Правитель Кирон, я от лица всех дезеи желаю тебе радости, процветания и долгих лет жизни.

Поклон был достаточно низким и долгим, чтобы произвести на Кирона впечатление. Вполне можно поверить, что он искренен.

Кирон подождал, пока Пируст выпрямится, и поклонился в ответ – далеко не так низко. Более глубокий поклон не соответствовал бы месту и обстоятельствам встречи. Однако Кирон выпрямился не раньше, чем это сделал Пируст. Старший советник посерел.

– Ты желанный гость в наших краях, Правитель Пируст, – Кирон взглянул на советников. – Пускай принесут кресло для Правителя.

Старший советник изменился в лице и прижал руку к груди. Двое служащих низшего ранга встали и подошли к дверям. Стражи Керу передали им небольшое кресло. Его установили неподалёку от трона, справа, на одной линии с колоннами. Служащие удалились – удивительно быстро, хотя и мелкими шажками, при этом не переставая почтительно кланяться обоим Правителям.

Пируст обернулся к своим советникам и рискнул улыбнуться.

– Походное кресло. Как заботливо.

– Хорошо известно, что ты чувствуешь себя удобней всего именно в таком, Правитель. – Кирон едва заметно кивнул. – Возможно, седло было бы ещё удобней, но провести сюда лошадь довольно затруднительно.

Пируст неловко опустился на сиденье.

– Понимаю.

Кирон тоже сел, намеренно расправив одеяние на коленях, так что стал ясно виден рисунок спереди накидки. Собака, терзающая ястреба. Кирон уже сделал первый выпад, упомянув о лошади в тронном зале. Согласно легенде, когда пала столица Гелосунда, дед Пируста въехал во дворец Правителя на своём коне и вылетел из седла, ударившись лицом о низкую балку. Это было, по мнению многих, крайне дурное предзнаменование для захватчиков Гелосунда.

– Я польщён, что ты принял моё приглашение посетить Морианд во время этого Празднества. Надеюсь, времяпрепровождение будет приятным.

– Даже более чем, я уверен в этом и рад, что ты тоже способен развлекаться на собственном Празднестве.

Кирон нахмурился, со стороны советников донёсся тихий стон.

– Не уверен, что понимаю, о чём ты.

Пируст хищно улыбнулся.

– Тебе явно нравилось вчера вечером запугивать ту девчонку. Сегодня утром по твоему приказу её выпороли.

– Я с радостью сделал первое, но не второе. – Глаза Кирона сузились. – Ты наверняка сталкивался с такими, как она, – рождёнными в роскоши и при этом не имеющими ни малейшего представления об ответственности, которую возлагает на них высокое положение в обществе. Как бы ты поступил на моем месте?

– Ты сам знаешь ответ. Я бы приказал выпороть её немедленно, на том самом месте. Никаких просьб о помиловании, ничего подобного. Чтобы все присутствующие поняли, какое серьёзное оскорбление она нанесла гостье, и насколько справедливо назначенное наказание. Зачем откладывать восстановление справедливости?

– Возможно, и незачем, но я придерживался иного мнения.

– Какого же?

Кирон улыбнулся.

– Я полагал, что даю ей возможность кое-чему научиться. В её распоряжении были восемь часов, чтобы подумать о предстоящем наказании. О том, как плеть касается её тела. Если бы она раскаялась, просила прощения, если бы осознала, что должна смиренно принять наказание, поскольку заслужила его, – я простил бы её во имя Празднества. – Правитель пожал плечами. – Однако она не раскаялась. Её родные требовали от меня прощения в честь нынешних торжеств. Я предложил кому-нибудь из них занять её место. Никто не согласился.

Пируст нахмурился.

– Среди жителей Дезейриона бытует мнение, что наленирцы вырождаются. Однако я не думал, что ваша мораль так извращена. Даже родной отец не пожелал спасти дочь от порки.

– Не пожелал. Однако я предупредил их, что мой джейкатси добавит любому из них столько ударов, сколько лет наказанной девушке, и это их добило. Хотя её спутник предложил себя. Он из ваших, так что, возможно, дезеи и правы насчёт Наленира, а может быть, просто вы добродетельнее нас.

Пируст фыркнул.

– Ты так говоришь лишь потому, что он – изгнанник, то есть больше не один из моих подданных. Иначе ты бы назвал его умалишённым.

– Или по-настоящему влюблённым.

– Часто это одно и то же.

– Увы. – Кирон позволил себе улыбнуться. – Её привели на базарную площадь, раздели до пояса, – полагаю, это ей понравилось ещё меньше, чем мысль о предстоящей порке, – и высекли. Согласно моим указаниям, джейкатси ударил в первый раз достаточно больно, так что она потеряла сознание. Три оставшихся удара были полегче, и только от одного осталась небольшая отметина, прямо вдоль лопатки. Она сама никогда не увидит шрама, но его будут видеть её служанки.

– Полагаешь, это и есть справедливость?

– Для меня – в достаточной степени. Ничто не способно превратить эту девушку в добропорядочную горожанку, но она послужила хорошим примером. Возможно, мне бы и хотелось надеяться на большее, но придётся довольствоваться этим; что ж, и такой результат неплох. – Кирон наклонил голову. – Знаю, ты бы на моем месте вёл себя жёстче, но я поступил так, как считал нужным. Наши мнения здесь явно расходятся. Более того, я уверен, что в будущем мы ещё не раз разойдёмся во мнениях.

– Ты откровенен.

– У меня при дворе это приветствуется.

Правитель Пируст кивнул и похлопал по подлокотникам походного кресла.

– Ты позаботился о моем удобстве и обходишься со мной по-дружески, братец, так что предлагаю прямо сейчас разрешить все наши разногласия. Тебе прекрасно известно, что я не мог отказаться от приглашения на празднование годовщины правления вашей династии, так как двадцать лет тому назад твой отец приезжал в Феларати по такому же случаю.

– С ним был мой брат.

– Припоминаю встречу с ним. – Глаза Пируста чуть сузились. – Отважный человек твой брат.

«Но не отважнее тебя, – Кирон улыбнулся. – Ты сравниваешь меня с ним, и сравнение не в мою пользу. Убеждать тебя в обратном опасно, но ещё опаснее позволять тебе продолжать так думать».

– Предлагаю забыть о разногласиях. Я хочу, чтобы ты знал: твоё присутствие здесь и сейчас ни в коей мере не означает, будто мой народ выше твоего, хотя моя династия и древнее твоей, по меньшей мере, в два раза. Также я хочу поблагодарить тебя за прекрасную древесину и резное дерево, переданные в дар Налениру.

Лицо Пируста оставалось неподвижным.

– Надеюсь, ты не счёл, что наши подарки намеренно чересчур скромны.

– Ни в коей мере.

Дезейрион действительно прислал прекрасную, хорошо просушенную ценную древесину. В придворных мастерских Наленира подарок вызвал искреннее восхищение. Готовые вещи из дерева также были сработаны с достойным изумления мастерством. Кирон даже оставил себе небольшие походные шахматы, распределив прочее среди советников и друзей. Единственное, что было не так, – по сути, Дезейрион должен бы прислать гораздо больше подарков, чем Наленир на этот раз от них получил.

Кирон подался вперёд.

– Слышал ли ты, что Эрумвирин прислал нам миллион кворов риса?

Взгляд Пируста стал жёстким.

– Слухи об их щедрости распространились далеко за пределы Морианда. Даже глухие слышали об этом.

– О скудном урожае в Дезейрионе также слышали все.

Кирон намеренно употребил слово «скудный», хотя правда была ещё более сурова. Дождей в прошедшем году было мало, Чёрная река пересохла. В Дезейрионе пропал почти весь урожай риса. Квора риса в год хватало на одного человека, но в этом году на каждого жителя Дезейриона приходилось не более половины этого количества.

– Я решил распределить чёрный эрумвиринский рис между жителями моего княжества, почтив тем самым приславших этот щедрый дар.

– Значит, твои люди будут сыты и счастливы.

– Да, они будут счастливы. Это то, чего я для них хочу. – Кирон положил подбородок на сплетённые пальцы рук. – И я намерен взять миллион кворов нашего золотого риса и отправить на север. В Дезейрион.

Пируст умело скрыл изумление под маской подозрительности.

– Зачем тебе это нужно?

– Мне казалось, что мои мотивы ясны. – Выпрямившись, Кирон шумно выдохнул. – Твой народ будет страдать от голода этой зимой. Многие умрут. Если и на следующий год ваш урожай будет столь же скуден, – а это, по мнению моих астрологов, вполне вероятно, – у тебя не останется выбора. Ты соберёшь войска и двинешься на юг, чтобы забрать у моего народа то, в чём так нуждается твой. Но после двух голодных лет твоё войско ослабнет. Так что, если хорошенько подумать, выступать надо уже в этом году, а точнее – в следующем месяце, иначе голода не миновать. Лишь глупец стал бы ждать до следующего года, а ты совсем не глупец.

– Ты говоришь, что я не глупец, и тем не менее пытаешься подкупить меня пищей?

– Не думаю, что волки глупы. Однако если один из них придёт к моему порогу, я накормлю его, чтобы спасти свой дом.

На мгновение Пируст погрузился в свои мысли, затем кивнул.

– Ты ставишь меня в затруднительное положение. Мой народ нуждается в пище, а ты предлагаешь её прямо сейчас. Но не даром; уверен, ты назначишь цену. Так как ты тоже весьма неглуп, цена будет достаточно высока. Тебе ведь известно, что наши народы неравны не только в этом. Если бы так. Наленир ведёт торговлю со всем миром и все больше богатеет. Если я соглашусь, ты будешь давать нам пищу и золото, и постепенно я стану полностью зависим от тебя, а потом ты откажешь мне в помощи, и нам придёт конец.

– Не будем спорить о твоей способности предвидеть будущее, Правитель. Однако хочу заметить, что это всего лишь один из возможных путей.

– Ха! Ты точно так же страстно желаешь воссоединить княжества и заново создать Империю, как и все прочие Правители. Только ты хочешь подкупить, а не завоевать нас.

Кирон поднял бровь.

– Разве это плохо, если княжества добровольно объединятся в империю?

Северный Правитель поколебался и произнёс:

– Это неправильно. Твой брат это понимал. Ты пытаешься сделать из всех остальных рабов, уничтожить наш дух.

Кирон поднял бровь.

– А завоевание не уничтожит его?

– В такой войне выживают лишь трусы. Мужественные предпочитают погибнуть, защищая свой дом.

Правитель Наленира кивнул.

– Хорошо. Теперь позволь мне объяснить подробнее. Я буду отправлять зерно на север, но лишь через определённые промежутки времени. Если твоё войско перейдёт нашу границу, все склады – и большие, и маленькие – будут сожжены. Моё войско отбросит вас на юг, а мой флот сожжёт Феларати. У Гелосунда людей куда больше, чем ты можешь себе представить, и они отрежут твою армию от подкреплений на юге. Вы будете голодать. Сокрушив твоё войско, я двинусь на север, привезу твоему народу зерно и захвачу власть в Дезейрионе, назначив гелосундского наместника. Все три княжества будут объединены под моими знамёнами.

– Звучит неплохо, братец-правитель, однако чтобы сокрушить моё войско, потребуется нечто большее, чем длительный поход и усилия кучки повстанцев, перебравшихся через горы. – Пируст поднял руки. – Но будущее, предсказываемое тобой, действительно возможно. И оно не устроит никого из нас. Мне не остаётся ничего иного, как спросить: чего же ты требуешь в обмен на зерно?

– Мои советники встретятся с твоими и обсудят подробности. Однако суть моих требований такова: я хочу, чтобы ты отозвал войска из Гелосунда.

Правитель Дезейриона задумался, а затем кивнул.

– Ты мог бы потребовать и больше. Соглашение о ненападении на пять лет.

Крон покачал головой.

– Ты не станешь его соблюдать. Я не доверяю тебе.

Оба правителя замолчали. Стало слышно, как взволнованно перешёптываются советники. Это было забавно, и оба улыбнулись. Пируст пожал плечами.

– Ты всё равно будешь защищать своё княжество, – не имеет значения, отправишь ли ты нам зерно или нет. Так почему же тебя волнует, что мы будем голодать?

– Потому что ты не будешь голодать, братец, – Кирон едва заметно качнул головой. – Как ты не понимаешь? Голодать будет твой народ. Я хочу спасти их от страданий и смерти.

– Но ведь тебе нет до них никакого дела.

– Но ведь должно быть, не так ли?

– Некоторые согласились бы с этим утверждением. – Пируст медленно поднялся. – Я не из их числа. Свою власть мы должны использовать для преумножения славы наших династий. Недостаточно просто выживать. Мы должны процветать, а остальные – склоняться перед нами, чествуя наше превосходство.

Эти слова мог произнести и мой брат перед смертью. Кирон поднялся следом.

– Возможно, Правитель, но даже если и так, на сегодня сложилась иная обстановка.

Пируст усмехнулся.

– Верно. Но впереди ещё много лет.

Глава тринадцатая

Третий день Празднества Урожая года Собаки.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Антурасикан, Морианд.

Наленир.

Придя в себя, Келес Антураси услышал приглушённое бормотание нескольких голосов. Он пошевелился, и голоса мгновенно смолкли. В воздухе резко пахло нюхательными солями, и Келес чихнул, почувствовав, как жгучая боль пронзает спину. Он лежал на животе. На раны уже наложили швы, но Келесу казалось, что их зашили докрасна раскалённой проволокой, насыпав внутрь битого стекла.

Ловя ртом воздух, Келес хотел вскрикнуть, но не смог. В горле у него пересохло, язык словно распух и не двигался. Он попытался поднять голову. Простое движение отозвалось новой волной боли во всем теле. Келес вцепился зубами в подушку, из горла его вырвалось рычание. Чья-то полная белая рука поднесла к его лицу нюхательную соль.

Келес услышал высокомерный голос, шедший словно откуда-то издалека.

– Ему нельзя двигаться, иначе откроются раны. Он проспал достаточно долго, и припарки выгнали большую часть яда, а раны начали затягиваться, однако пока прошло очень мало времени.

Келесу голос был незнаком. Однако тут заговорила его мать.

– Вы уверены, что он поправится?

– Госпожа, я личный лекарь Правителя.

– Мне это прекрасно известно, Гезелькир. Но вопрос можно поставить иначе. У меня достаточно влияния при дворе, чтобы у вас была причина очень стараться!

– Ах, вот как!

Келес слабо улыбнулся, несмотря на то, что чувствовал себя пульсирующим комком боли. Его мать редко показывала свой стальной характер. Но если уж приходилось, каждый раз она неизменно добивалась своего.

– Вы все ещё остаётесь при мнении, что ему не следует завтра вечером присутствовать на исцелении?

– Ни в коем случае. Я с самого начала твёрдо стоял на этом, и не передумаю. – В словах лекаря звучало неприкрытое отвращение. – Это суеверная чепуха, и, кроме того, опасная. Возможно, любимец Правителя и искусен, однако это не всегда было так. В любое мгновение все может снова перемениться. Оставлять ваньеша в живых – это просто безрассудство.

– Его жизнь меня не волнует, Гезелькир.

– Келесу нужен покой ещё несколько дней. Я вернусь, чтобы снять швы. Держите раны в чистоте и меняйте припарки почаще, и он быстро пойдёт на поправку. Если кожа вокруг ран покраснеет, и особенно – если краснота начнёт распространяться, сообщите мне.

– Вы увидите все сами, когда будете навещать его.

– Госпожа, если вы полагаете… Да, разумеется, если вы того хотите.

Келес вдохнул так глубоко, как только мог, и прислушался к болезненным ощущениям в своём теле. Ребра рядом с пылающими ранами ныли. Четыре глубокие царапины на боку поочерёдно вспыхивали острой болью, словно невидимый скрипач в случайном порядке дёргал за струны. Келес осторожно выдохнул, надеясь, что боль ослабнет. Однако вместо этого его тело отозвалось новой мучительной мелодией.

Он открыл глаза и поймал на себе взгляд полного человека, все ещё одетого в праздничное платье. На коленях и рукавах виднелись бурые пятна – явно кровь, и явно его. Келес смутно припоминал что-то, но голова его гудела, и он был не в состоянии сосредоточиться, чтобы вспомнить подробности.

Келес подтянул подбородок к груди и посмотрел на мать. Она тоже ещё не успела переодеться. Он ясно видел, что мать даже не ложилась этой ночью, и тем не менее, она была, как всегда, очень красива. Возле неё стояла его сестра. На ней было обычное повседневное платье. Келес был уверен, что мать заставила Нирати немного отдохнуть. Впрочем, и она вряд ли спала больше пары часов, хотя тоже прекрасно выглядела.

Келес попробовал широко улыбнуться, и у него получилось. Ему даже удалось произнести несколько слов хриплым, дрожащим голосом:

– Как долго я спал?

– Недостаточно долго, – отозвался Гезелькир над самым ухом у Келеса.

Сьятси улыбнулась сыну.

– Тебе нужно будет ещё поспать, но хорошо, что сейчас нам удалось тебя разбудить. Благодарю, дисейфикстси, вы свободны.

– Если вы наивно полагаете, госпожа Антураси, что я хоть немного одобряю то, что вы намереваетесь сделать, вы ошибаетесь.

– Я уже приняла ваше мнение к сведению.

– Но вы не понимаете! Теперь я отвечаю за него – по вашей воле и по воле Правителя. А вы собираетесь…

– …Сделать то, что совершенно необходимо. – Голос Сьятси оставался ровным и спокойным, но на лице застыло решительное выражение. – Вы не оставили мне выбора. Раз вы полагаете, что он не сможет присутствовать на исцелении, что ж – значит, придётся сделать это прямо здесь.

– Это опасно, это даже хуже, чем допустить к нему ваньеша. Вы рискуете жизнью вашего сына!

– Неужели вы изменили своё мнение о ваньешах?

– Нет, и меня обижает то, что вы сомневаетесь в моей способности здраво судить об этом.

– Неужели? – Сьятси вздёрнула подбородок. – Скажите-ка, сколько раз вам доводилось лечить раны от когтей Вирука?

– Ну…

– Ни разу, верно?

– Я видел таких раненых, – Гезелькир помолчал и едва слышно прибавил: – Все они были уже мертвы.

– Подождите снаружи.

– С радостью. Я не хочу в этом участвовать.

Келес подождал, пока лекарь выйдет, и попросил:

– Пить…

Мать удержала Нирати, собиравшуюся выполнить просьбу брата.

– Пока нельзя.

– Но я хочу пить! – Келес безуспешно пытался говорить чётко, но слова застревали в пересохшем горле.

Сьятси наклонилась к сыну, почти коснувшись его лица.

– Сейчас тебе необходимо кое-что другое. Нирати, пригласи войти нашу гостью.

Нирати безмолвно вышла и вскоре вернулась в сопровождении посланницы вируков. При виде неё внутри у Келеса словно все перевернулось. Она подошла очень близко, он почувствовал её запах. На лбу и на верхней губе у него немедленно выступили капельки холодного пота, дыхание участилось, губы задрожали. Келес ощутил, как его желудок сжимается в комок.

Иерария отстранилась.

– В его крови несгинесфаль. С вашего позволения, я могу сделать так, что он больше не принесёт вреда.

Сьятси кивнула.

– Пожалуйста, сделайте это.

– Тогда отойдите от него подальше.

Сьятси отступила. Иерария осталась на прежнем месте. Она направила сложенные вместе ладони в сторону Келеса. Он почему-то обратил внимание на большие пальцы её рук – они были скрещены. Потом её руки разлетелись в стороны, словно олени, спасающиеся бегством от охотничьих собак.

Воздух между руками Нессагии задрожал, словно в полдень перед раскалённой скалой. Её фигура затрепетала и исказилась, а затем волна жара накрыла Келеса с головой. Жар тёк по ранам, расплавляя битое стекло и опаляя плоть. Горячая желчь поднялась из желудка и обожгла горло Келеса; его едва не стошнило. Невыносимая боль неожиданно словно рассыпалась на мелкие кусочки и почти исчезла, – но это продолжалось не более одного-двух мгновений. Жар все усиливался, и Келес закричал, а затем затих на постели. Силы покинули его. Жар исчез. Мокрые простыни снова холодили кожу.

Келес с трудом вздохнул. Его била лёгкая дрожь, и ему хотелось перевернуться на бок и подтянуть колени к груди, но не получалось. Каждый вдох стоил Келесу таких усилий, словно он в одиночку взваливал на плечи всю крепость Антураси, а каждый выдох казался ему последним.

Он почти испугался, что очередной вздох действительно окажется последним, но тут его мать шёпотом спросила:

– Что мы должны делать?

– Припарки не помешают. И раны действительно должны быть чистыми. Ему следует оставаться в постели несколько дней. Знаю, его дед будет против. Однако у меня есть древние карты, которые я предложу Киро в обмен на время, необходимое Келесу. Лёгкая пища, – и не давайте ему мяса, чтобы не тревожить кровь. – Иерария тоже говорила тихо, хотя и не шёпотом.

– Ваша магия исцелила его?

– Относительно. – Посланница кивнула в сторону Келеса. – Возможно, действие яда не устранено полностью.

– Что вы имеете в виду?

– Я покажу. – Она вынула из рукава одеяния платок и отёрла пот со лба, затем подошла к Келесу и поднесла платок к его лицу. – Ты чувствуешь мой запах, Келес?

Он вдохнул, хотя и неглубоко, потому что вновь почувствовал страх, отозвавшийся болью в спине. Как только запах достиг его ноздрей, внутри него поднялась волна отвращения, сдержать которую не было ни малейшей возможности. Его стошнило прямо на платок и руки посланницы. Хуже того, опорожнились его мочевой пузырь и кишечник. Тело его сотрясли судороги. Он подавился рвотой и закашлялся.

Иерария вытащила мокрую подушку и поддержала голову Келеса, когда его снова затошнило. Он опять тяжело закашлялся, и боль пронзила его спину. Он подавился и начал хватать ртом воздух, безуспешно пытаясь вздохнуть. Его вновь скрутило судорогой, и мир провалился в черноту.