Текст книги "Популярность. Дневник подростка-изгоя"

Я направляюсь к ней.

– Приветик, – говорю я, пока не передумала. – Как тебя зовут? – в моих словах звучит уверенность, которая удивляет даже меня.

Она поднимает на меня глаза.

– Донна, – говорит она, словно с сомнением.

– Рада познакомиться, Донна, – я улыбаюсь и жду, пока она спросит мое имя, но, похоже, она слишком ошарашена. Я сажусь напротив. – В каком ты классе?

– В шестом.

– Здорово, и как тебе, нравится? – продолжаю я. – Средние классы так отличаются от младших. Но ты, похоже, хорошо справляешься.

– Нормально.

– А какой твой любимый предмет?

– Английский, – отвечает она без запинки. – Я люблю писать.

– Не может быть, и ты тоже! Я тоже люблю писать!

Ее глаза загораются, и она рассказывает мне о своем любимом писателе и о рассказах, которые недавно написала. Звенит звонок, и мы поднимаемся с наших мест.

– А тебя как зовут? – спрашивает она наконец, глядя на меня.

– Майя, – отвечаю я.

Она повторяет имя, чтобы лучше запомнить.

– Было очень здорово пообщаться, Донна, – говорю я. – Еще увидимся!

Я ухожу на репетицию хора и смотрю, как она исчезает в противоположном направлении. Мне кажется, она улыбается.

Понедельник, 28 ноября

На дворе понедельник, и мне снова приходится вставать раньше обычного, расчесываться и работать над осанкой (которая, кстати, стала значительно лучше). Добравшись до школы, мы с Кензи идем в библиотеку.

– Майя, почему ты так странно ходишь?

– Я хожу нормально.

– А вот и нет.

– Я хожу так, как все должны ходить.

– Нет… – на ее лице написано озарение. – Я поняла! Ты хочешь, чтобы твои сиськи казались больше!

– Ничего подобного!

Она пародирует меня, выпячивая вперед грудь, и смеется.

– Больше сисек, больше сисек.

Я вздыхаю. Вот до чего может довести хорошая осанка.

Вторник, 29 ноября

Судя по всему, сегодня мама пыталась говорить с Броди «об этом». Он что-то услышал в школе, очень расстроился, и вместо того, чтобы дождаться папу с работы, мама взяла инициативу на себя. Эти нечастные ритуальные события традиционно отводятся для отца, сына и поездок на природу но папа так редко бывает дома в эти дни. Он работает до позднего вечера у себя в кабинете, дописывая очередную книгу, в надежде найти аварийный выход для нашей семьи, чтобы мы могли убраться подальше от наркоторговли и облав ФБР на школьной парковке.

М а м а. Ты не хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Б р о д и. У меня неприятности?

М а м а. Нет, я просто хочу поговорить с тобой, о жизни и всяком таком…

Б р о д и (закрывая уши). Ничего не хочу знать! Ничего не хочу знать! (Срывается с дивана и прячется в ванной.)

Может, парня просто оставить на недельку-другую на какой-нибудь ферме? Он узнает все, что нужно.

Среда, 30 ноября

Сегодня у Наталии урок верховой езды. Она уже несколько раз брала такие уроки, и очень их любит, несмотря даже на то, что когда мы показываем ей на лошадь, она говорит: «Корова. Му». Я отправляюсь вместе с ней.

По пути на ранчо я прокручиваю в голове весь прошедший месяц и модельные хитрости Бетти Корнелл. И вот к каким выводам я пришла:

• В школе никому нет дела до осанки.

• Почти никто никак не отзывался о моей походке (если оставить в стороне Кензи и Карлоса Санчеса).

• Я не чувствую себя популярнее, чем раньше.

• Следовательно, может, не так уж важно, сидеть тебе с прямой спиной или нет?

Мама подъезжает к воротам, и я отстегиваю ремень Наталии, которая сгорает от нетерпения. Сестренка так размахивает руками, что я боюсь, как бы она не навернулась. Она улыбается во весь рот.

– Кататься? Кататься?

Я обнимаю ее, и она бежит в своих розовых ковбойских сапожках к конюшне, расчесывает своего жеребца, Саймона, и надевает розовый шлем. Масть Саймона – цвета старых носков, которые побывали в стирке миллион раз. Он слюнявый и беззубый, но очень нежен к Нат, а это самое важное.

Наталия и Саймон

Мама и наш инструктор, мисс Стейси, помогают Наталии вывести лошадь на огороженный участок для выездки. Я сижу за оградой, на одном из ржавых садовых стульев, и думаю грустные мысли. Поверить не могу, что вся эта затея с осанкой обернулась пустышкой. Я так ушла в себя, что почти не слышу происходящего над моим ухом разговора.

Мисс Стейси рассказывает маме про лошадиную выставку, где соревнуются ее ученики.

– Вы знаете, дети не выигрывают по той простой причине, что ленятся, – говорит она.

– Как так? – спрашивает мама.

– Они сутулятся. Я постоянно твержу им, что для победы нужно сидеть прямо, но они пропускают все мимо ушей, – она наблюдает, как моя сестра делает круг. – У Наталии замечательная осанка.

Она права. Наталия всегда держится прямо. Я смотрю, как она поднимает руки и визжит от радости. Сестра сидит ровно, высоко держа голову, показывая всему миру, какая она замечательная.

– Осанка – это все, – слышу я слова мисс Стейси.

Я улыбаюсь и, несмотря на хмурое настроение, вытягиваюсь по струнке, втягиваю живот и расправляю грудь.

Держи мышцы в тонусе, а спину – выпрямленной, и тебе никогда не придется бояться за свой внешний вид.

В конце концов, может, работа над осанкой и не была такой уж бесполезной тратой времени.

Декабрь
Проблемы с кожей • Макияж

Зачем ограничиваться одними лишь природными данными, когда есть столько способов преобразить свои черты и подчеркнуть достоинства?

Раньше я пользовалась косметикой только на школьных постановках и балетных выступлениях, но костюм стрекозы или цветка едва ли дает представление о том, что представляет собой мир косметики для «больших девочек». Конечно, я экспериментировала. Когда мне было шесть лет, тетя подарила целый косметический набор, куда входили оранжевая и фиолетовая губные помады и целый океан блесток. Но каждый раз, накрасившись, я становилась похожа на проституток, которых в Браунсвилле можно встретить в центре города, на 14-й улице.

Мама, красавица от природы, косметикой пользуется редко. Примерно раз в год она выкладывается на полную, если идет на свадьбу или какое-нибудь другое торжество. Но в остальных случаях – нет.

Так что вы можете понять, почему я покрываюсь испариной, когда мы с мамой стоим в отделе косметики в магазине, нагнувшись над плакатом «ПОДБЕРИ ПОД ТОН КОЖИ», пытаясь сообразить, пудра какого оттенка подходит моему цвету лица.

– Точно не фарфоровая, – говорит моя смуглая мать, держа мою руку перед пластмассовой палитрой. – Есть много людей бледнее тебя.

– Тут так и сказано.

– Ну что ж, тогда, видимо, будем брать, – соглашается она, бросая пудру в тележку. – Что еще нам понадобится?

Я мысленно сверяюсь со списком Бетти Корнелл:

• Пудра;

• Мягкий лосьон для лица, который послужит основой для макияжа;

• Губная помада («Чистый красный и яркий розовый будут хорошим выбором»)

• Кисточка для помады;

• Лак для ногтей, сочетающийся с губной помадой;

• Основа для лака;

• Прозрачный лак для ногтей;

• Пилочка для ногтей;

• Средство для очищения кожи;

• Пуховка для пудры;

• Палочка для обработки кутикул.

Голова кружится от обилия информации.

Я перечисляю пункты, и мама находит тюбик красной губной помады.

– Ты уверена, что румян не нужно?

– Бетти Корнелл говорит, что не нужно.

Подросткам редко нужно придавать коже дополнительный цвет, потому что она светится естественным светом благодаря активной жизни на свежем воздухе.

Здесь мне приходится рассчитывать на уроки физкультуры.

Выйдя из магазина, мы с мамой садимся в машину. Мама пристально смотрит на меня и улыбается.

– Однако, Майя, у тебя стальные яйца.

– Спасибо… наверное.

– Я серьезно. Когда я была в твоем возрасте, я бы не решилась и на долю того, на что отважилась ты.

Я улыбаюсь. Когда я росла, я была тихоней, с которой никто не разговаривал. Я сливалась с партой, пока учитель не вызывал меня к доске. А если я поднимала руку слишком часто, класс стихал, увеличивая пропасть между нами еще больше.

А теперь только посмотрите на меня. Сижу в машине с новой косметикой в руках, стараюсь заслужить одобрение, доверие и уважение тех, кого всю сознательную жизнь старательно избегала.

Суббота, 3 декабря

– Майя, выходи, покажись нам! – доносится папин голос из гостиной, где сидит в ожидании вся моя семья.

– Нет.

– Выходи! Мы же не можем ждать вечно!

Рано или поздно им надоест. Может, если я просто останусь в ванной и запрусь на замок, она забудут обо мне.

– Давай уже! – кричит Броди.

Слышно, как мама подходит к двери.

– Майя, ничего страшного, выходи.

– Я похожа на клоуна-проститутку, – ною я.

Даже через закрытую дверь я слышу, как мама сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Уверена, ты не похожа ни на клоуна, ни на проститутку, зайка.

Я с содроганием смотрю в зеркало. Я в точности следовала советам Бетти. Как мне далось так все испортить?

Наконец я отпираю дверь и выхожу.

Мама видит меня. Она закусывает губу. Я краснею, но по мне, скорее всего, не видно.

– Солнышко, у тебя пудра полосами по всему лицу. Нужно, чтобы это было незаметно.

– Угу.

Она помогает мне все исправить и выгоняет меня в гостиную, показаться остальным членам семьи. Броди поднимает на меня глаза и присвистывает, после чего продолжает показывать Наталии «гули-гули». Папа улыбается.

– Хорошо выглядишь.

Он говорит так просто потому, что считает это своим долгом. Или мама за моей спиной тихонько ему грозит.

Кензи решит, что я окончательно свихнулась!

Понедельник, 5 декабря

Сегодня я просыпаюсь в холодном поту и с горящими щеками. Руки трясутся, когда я наношу новую красную помаду (специально предназначенной для этого кисточкой, чтобы придать губам «самую обворожительную форму»). Вскоре я заставляю себя выйти из дома. Красно-желтый школьный автобус выворачивает из-за угла. Когда дверца со скрипом открывается, сердце мое останавливается. Медленно я взбираюсь по ступенькам к своей погибели.

Пряча лицо, я сажусь за Кензи. На улице еще не рассвело, так что во мне начинает теплиться надежда, что подруга просто ничего не заметит. И тут она хмурится.

– У тебя… губы… накрашены? – ее голос пугающе спокоен.

– Ну… да?

– Почему?

– Э-э-э, – запинаюсь я и, наконец, придумываю ответ: – Смеха ради!

Она с опаской разглядывает меня.

– У тебя… глаза подведены?

Я нервно оглядываюсь по сторонам, но никто не обращает на нас внимания. Все либо спят, либо заняты своими телефонами. Бетти Корнелл настоятельно не рекомендует пользоваться косметикой для глаз в нашем юном возрасте.

Что касается макияжа для глаз – не стоит. Молодым не нужно подчеркивать глаза. В них есть своя яркая искра и свой блеск, так зачем же прятать это под слоем штукатурки? Тушь и карандаш для глаз… это искусственные средства, которые лучше оставить другим. Подростки, которые приходят в школу с нарисованными кляксами на веках, выглядят попросту нелепо. Если ты собралась куда-то по особому поводу… и считаешь, что выглядеть роскошно просто необходимо, попробуй нанести немного крема или вазелина на каждое веко. Эта маленькая хитрость подчеркнет все, что нужно, чтобы глаза заблестели по-новому.

– На самом деле это вазелин, – улыбаюсь я как ни в чем ни бывало, хотя мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Я нервно посмеиваюсь.

Губы Кензи начинают дергаться, в буквальном смысле.

– Значит, ты… накрашена вазелином, – это не вопрос. Подруга просто переваривает информацию.

Она долго не спускает с меня пристального взгляда и наконец качает головой.

– Ты прелесть, – говорит она и отворачивается.

Судя по ее выражению лица, это не комплимент.

Вторник, 6 декабря

У меня прыщи. Достаточно много. Это не заболевание кожи, как у одной бедняги из моего класса по химии (вместо Дианы Акби она в момент стала известна как Диана Акне), но у меня все равно полно забитых пор.

Бетти Корнелл говорит, что лучшее средство в борьбе с прыщами – это умывание. У меня есть ультрамодное мыло для лица, но оно едва ли помогает, если его не использовать, что я частенько забываю делать. В этом месяце я буду вести себя лучше. Нет, правда, я целое лето провела с огненно-красным прыщом на лбу. Он выглядел, как бинди у индусов.

Бетти Корнелл советует умыться горячей водой, чтобы приоткрыть поры, а затем отчистить лицо мылом, нанося его массирующими движениями снизу вверх (потому что «если оттягивать мышцы лица вниз, со временем это может привести к обвисанию кожи на лице»). Потом нужно ополоснуть лицо холодной водой. Дважды в неделю мне полагается протирать кожу кубиками льда, чтобы как следует закрыть поры.

Бетти Корнелл, впрочем, не использует слово «прыщи». Она называет их «нарывами». Мне так странно это читать, потому что в пятидесятых значение этого слова явно отличалось от современного. Иначе это была бы совсем другая история.

– Ты по-прежнему намазана своей мазью? – спрашивает Кензи у нашего шкафчика на физкультуре. – Этой… вазелиновой мазью?

– Да.

– Ненормальная, – говорит она. Она права. Знаете ли вы, что если мазать веки вазелином, он попадает вам на очки, и там тает, так что в конце концов размазывается по всему стеклу? Попробуйте на досуге.

Я снимаю штаны и слышу у себя за спиной брезгливый возглас. Я поворачиваюсь и вижу, как на меня уставилась Флор, лидерша группы художниц-готок.

– Майя! – кричит она. – Стоит мне повернуться, как я вижу твою жирную задницу прямо у себя перед носом! Не знаю, что ты думаешь, но смотреть на это мне совсем не нравится! Так что ШЕВЕЛИСЬ!

Она протискивается мимо меня, чтобы переодеться в другом углу раздевалки. Слезы жгут мне глаза. Но я беру себя в руки и натягиваю шорты.

Совет популярности от Майи

Никогда не плачьте в школе. Никогда. Особенно если есть риск размазать по лицу вазелин.

Пятница, 9 декабря

Как модели ухитряются сохранять помаду яркой? У меня цвет исчезает за каких-то десять минут. Бетти Корнелл советует наносить на губы немного пудры перед тем, как браться за помаду, а излишки промакивать салфеткой. Но это не очень-то помогает. Может, потому, что я пользуюсь дешевой косметикой из простого магазина.

Два часа я торчу на сайтах, посвященных молодежной моде, в поисках ответов. После череды тестов, я узнаю следующее:

• Моя кожа «очень жирная»;

• Мой «любимый образ» – «естественный»;

• Моя «зимняя прическа» – «небрежный узел»;

• Мой «звездный двойник по коже» – Селена Гомес;

• Мой макияж для глаз должен быть в стиле «секс и шик» (разбежались!).

Я с ужасом осознаю, сколько времени убила на этот сайт. Обычно я предпочитаю классическую литературу. Я понятия не имею, что заставило меня так долго читать статьи и материалы. Наверное, это как в тот раз, когда мы с двоюродной сестрой полдня листали «желтую» прессу. Некое постыдное увлечение чем-то запретным и недосягаемым.

Воскресенье, 11 декабря

Я делаю макияж перед сегодняшним походом в церковь. Каждый раз при виде Итана мне становится больно. Он проходит мимо, и папа хватает меня за запястье.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я сердито.

– У тебя пульс участился, когда он прошел мимо. Он все еще тебе нравится, – папа улыбается, очевидно, довольный собой. Не вижу причин.

– Он участился, потому что меня напрягло, что ты меня так схватил, – выкручиваюсь я и понижаю голос. – Он мне больше не нравится, оставь меня в покое.

– Кто же тебе теперь нравится? Данте?

– Никто, отстань.

Он вопросительно изгибает бровь.

– Не может тебе совсем никто не нравиться. Я в твоем возрасте влюблялся по меньшей мере в пятерых за раз. И никто из них не отвечал мне взаимностью.

Он не понимает, что я чувствую. Я никогда не влюбляюсь больше чем в одного парня за раз, и это может тянуться не один год.

Я поняла, что влюблена в Итана, в тот день, когда приходские девочки впервые заперли меня в шкафу. Они постоянно делали мне гадости. Пытались настраивать других против меня, разрисовывали мне лицо на ночевках у друзей, врали про меня взрослым.

Съежившись в углу темного шкафа, я слышала, как Итан выговаривает им за то, что они так со мной обходятся. Он крикнул: «Уходите, оставьте ее в покое!» – и отпер меня.

Потом он улыбнулся мне. Мое сердце и мозг растаяли, как вазелин. Я поняла, что он мне нравится. Очень. И с того дня, как он за меня заступился, он мне нравился. Очень. И как бы я ни пыталась убедить папу, маму и себя в обратном, он все еще мне нравится.

Очень.

Понедельник, 12 декабря

– Броди, иди сюда, мне нужна твоя помощь! – кричу я с верхнего этажа брату.

– Чего ты хочешь? – кричит он в ответ.

– Подойди, и я тебе скажу!

– ЛАДНО!

Он поднимается наверх, громко топая ногами при ходьбе.

– Можешь помочь накрасить мне ногти? – спрашиваю я самым милым тоном.

– Вот еще! – он делает вид, что его тошнит, и направляется обратно к лестнице.

– Помоги – и можешь посмотреть телевизор. Я ничего не скажу маме.

Он останавливается. Потом поворачивается и идет мне помогать.

Когда ты подпилила ногти и размягчила кутикулу, время наносить основу для лака. <…> Покрой основой весь ноготь и оставь его хорошенько просохнуть, прежде чем переходить к лаку. Когда основа высохнет, нужно нанести первый слой лака. Покрой ноготь целиком – это проще, чем пытаться описать аккуратную дугу вокруг лунки.

Десять секунд спустя я объясняю брату схему Бетти Корнелл по маникюру, и добавляю, что уже придала ногтям форму и нанесла слой основы. Но я набедокурила с цветными и глянцевыми слоями, и мне нужна помощь. Он сочувственно кивает и принимается красить мне ногти.

– Тебя не удивляет, что у меня так хорошо получается? – спрашивает он через несколько минут.

– Да, здорово выходит.

– Мне не нравится косметика, но у меня все равно все получается.

Я была рядом с мамой, когда она получила результаты ультразвука, подтверждающие, что Броди – мальчик. Я перетрусила. Жутко. Единственное, чего мне хотелось, это старшую сестру или щенка. Младший брат – последнее, на что я рассчитывала. Я даже не думала, что такое вообще возможно, и считала, что родители просто хотят позлить меня. Так что когда Броди было года два или три, я наряжала его в свои одежки и мазала его всякой «миленькой» ерундой (спасибо тетиному набору блескучей косметики). С тех пор у него остался иррациональный страх перед губной помадой и прочими женскими штучками.

– Может, ты мне заплатишь? – говорит он, заканчивая правую руку и приступая к левой.

– Э-э-э…

– Не то чтобы много, а так, знаешь, монетку.

Я соглашаюсь. Он старается, как может, но получается густо и неказисто.

– Ух ты, я молодец. И я ведь только учусь!

– Настоящий профессионал, – говорю я, подбадривая его.

Он молчит какое-то время, пока заканчивает с красным лаком и переходит к блеску. Он доволен своей работой. Это вызывает у меня улыбку.

– Хорошо, – говорит он, как бы призывая меня послушать. – Ключ к идеальному маникюру – это чтобы выглядело шикарно. Чем больше накрасишь, тем шикарнее получится.

– Мило вышло.

– Ну и… сколько ты мне заплатишь?

Пятница, 16 декабря

Сегодня последний день перед рождественскими каникулами, и я накрасила губы дополнительным слоем красной помады. По дороге домой мы с Кензи сидим рядом в автобусе. Она едет на каникулы в Лондон, к родственникам. Неплохо быть единственным ребенком стабильно трудоустроенных родителей, надо думать.

– Но это такая тоска, я же отморожу себе там зад, – хнычет она.

– Ах ты, бедняжечка, у меня сердце за тебя разрывается, – говорю я. – Ты едешь в ЛОНДОН! Тебе не положена жалость.

Она усмехается.

– И в Париж. Ну так что, было сегодня что-нибудь интересное?

Я киваю.

– Карлос Санчес стал новым любимчиком учителя литературы, потому что он первым ответил на вопрос про метафоры. Учитель сказал, что мы все должны брать пример с Карлоса Санчеса! Я не шучу! Все так и было! – я вздыхаю. – Я в бешенстве! И ты не вернешься до самого конца первой учебной недели! Кензи, я буду скучать.

– И я тоже, девочка в помаде, – говорит она с полным ртом кекса, отобранного у сидящего за нами шестиклассника. От него у нее краснеют зубы. Она вытирает глазурь с пальцев о мое плечо, и я тоже об нее вытираюсь. Автобус останавливается на моей остановке.

– Пока! – кричу я ей вслед и провожаю подругу взглядом.

Она выглядывает в окно и машет мне на прощание. «Пока, Майя», – произносит она неслышно.

Воскресенье, 18 декабря

Сегодня фортепианный концерт. И поскольку у нас с Итаном общая учительница, он тоже там будет. Я ненавижу себя за это, но все равно трачу больше обычного, чтобы удостовериться, что макияж хорош. Накладывать пудру и губную помаду теперь кажется таким естественным. Я даже не задумываюсь об этом, когда крашусь по утрам. Интересно видеть, как я изменилась.

Я надеваю красный свитер, черные брюки и балетки. Папа странно на меня смотрит и играет бровями. Он знает, что Итан тоже будет. Я не обращаю внимания.

Выступления проходят в небольшой унитарианской церкви в центре города. Она красивая, только совсем маленькая. Свободных стульев осталось всего на двадцать человек. Когда приходит Итан, я чувствую, что мой мозг плавится, а когда он садится рядом со мной, уверена, что мозг вытекает у меня через уши.

– Нервничаешь? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Немного.

– У тебя все получится, – я стараюсь не показаться слишком преданной. – А вот я буду ужасна.

Он смеется и качает головой.

Это было смешно? Вот черт, да что со мной не так?

– Я слышал, как ты играешь, – говорит он. – Ты хорошо выступишь.

– Вот и нет! Посмотри на эти ноты! – говорю я и разворачиваю перед ним четырехстраничную сонату Моцарта.

Глаза у него лезут на лоб. Он играет всего-то пару месяцев. Ой-ой, я вовсе не хотела демонстрировать свое превосходство. Черт!

Но он улыбается и говорит:

– Впечатляет.

Итак, мой мозг официально стынет лужицей на полу. В черепушке ничего не осталось. Шаром покати. Мне хочется прищелкнуть языком, как делает Наталия в помещениях с высокими потолками, чтобы послушать, как звук отражается от дальних стен. Цок-цок, цок-цок.

Потом учитель музыки рассаживает всех так, чтобы мы сидели сообразно порядку выступления. Итана пересаживают на несколько рядов от меня. Он пожимает плечами и заводит разговор с красивой новой соседкой. Она смотрит на него, хлопает своими густо накрашенными ресницами и улыбается безупречно белыми зубами.

Цок-цок, цок-цок.

Воскресенье, 25 декабря

На часах четыре утра.

Я просыпаюсь в силу привычки. Каждое Рождество Броди примерно в это время врывается ко мне в комнату с криком, что пора вставать. Я швыряю в него чем-нибудь. Он уходит, но мне уже не заснуть. Видимо, он наконец это перерос.

Я почти разочарована.

Сейчас такое время, когда семейные традиции особенно дороги.

Тремя часами позже мы с Броди вскакиваем на родительскую кровать.

– Подъем! Рождество наступило!

Папа ворчит и переворачивается на другой бок. Мы с Броди спускаемся вниз.

Огни на елке зажжены, и хоть игрушки развешены уже не первую неделю, сейчас от нее особенно захватывает дух. Мы с Броди проверяем наши чулки (единственное, что можно посмотреть до полного семейного сбора) и вытряхиваем из них наши подарки.

Спускается Наталия – ее руки сплошь залеплены пластырем. Вчера вечером она как-то умудрилась разбить стекло в рамке с изображением Иисуса и играла с осколками. Кровь была повсюду. Отмыв ее, мы, к счастью, обнаружили, что порезы только на пальцах и не очень глубокие. Убирать ее комнату после всего произошедшего было совсем не радостным занятием. Представьте, что за вами из-под поломанных деревяшек, битого стекла и размазанной по нему крови наблюдает Иисус. Веселого, называется, Рождества.

Наконец мама и папа тоже спускаются вниз. Мы собираемся вместе, читаем рождественские рассказы, поем святочные песни и принимаемся распаковывать подарки. По очереди, друг за другом, чтобы насладиться тем, что случается лишь раз в год. Я получаю килограммы книжек, диски с классической музыкой и что-то из одежды. Мама в качестве подарка также оплатила мои расходы на косметику. Около одиннадцати часов мы завтракаем запеченными французскими тостами, омлетом и мексиканским горячим шоколадом.

Месяцами Броди умолял нас поиграть всей семьей в настольные игры, и в качестве подарка для него мы собираемся вокруг стола и играем в «Улику». Броди высказывает свои обвинения против моего персонажа, миссис Уайт (мне всегда достается эта чудаковатая горничная).

– Я думаю, это была миссис Уайт с гаечным ключом в библиотеке, – говорит он, пытаясь оторвать голову миссис Уайт миниатюрным инструментом. Он маниакально смеется.

Нам (всем, кроме Броди) так скучно, что я подбираю с доски крошечный железный револьверчик и деланно стреляюсь. Для игры о загадочных убийствах «Улика» невероятно уныла. Мы наконец находим отгадку и смотрим, кто был ближе всех – побеждает Броди.

– Сыграем в «Монополию»! – кричит он.

– НЕТ! – хором стонем мы. По сравнению с «Монополией», «Улика» – это Диснейленд.

В итоге мы играем в «Руммикуб», и побеждает папа. Он исполняет победный танец, одним из элементов которого оказывается стягивание задней части штанов перед маминым лицом. Обычно меня смущает подобное, но мама сидит прямо у открытого окна, так что нам всем очень весело.

Совет популярности от Майи

Никогда не приглашайте друзей на семейные игры. Для работников сферы психиатрии можно сделать исключение.

В общем и целом это было прекрасное Рождество.

Понедельник, 26 декабря

Сегодня родители Итана приглашают нас и еще несколько семей в свой домик на берегу реки на барбекю и горячий шоколад. Я так рада. И взволнована.

Я одеваюсь потеплее и наношу лишний слой пудры и помады в качестве защиты от холода. На улице сегодня вечером всего пять градусов, а я заметила, что косметика хорошо сохраняет тепло. Мне и впрямь начинает нравиться краситься. Я чувствую себя как-то иначе. Не то чтобы привлекательнее, но увереннее в себе. Как будто я секретный агент. И мне нравится сам процесс.

Мы едем туда, и мое сердце колотится. Я твердо нацелена поговорить с Итаном.

Припарковав машину, мы здороваемся со всеми: женщин тут целуют в щеку, мужчин обнимают. Здесь все так здороваются и прощаются. Так ты чувствуешь себя удивительно близко с совершенно незнакомыми людьми.

Я устраиваюсь в кресле и усиленно стараюсь не мерзнуть. Рядом садится папа. Кто-то стучит мне по обручу. Я поднимаю глаза, собираясь отругать Броди за то, что он меня трогает, но вместе этого вижу его. Итана.

О. Мой. Бог.

Я закусываю губу, и помада наверняка размазывается по зубам.

– Ну, привет, – говорит он, садясь напротив меня.

– Привет, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. Я вытираю зубы рукавом свитера, но пряжа запутывается в брекетах. Я дергаю рукав, пока не высвобождаю нитку. Я такая крутая.

– Здравствуй, Итан, – здоровается из соседнего кресла папа. Тьфу ты! Я и забыла, что он тут. Я пытаюсь силой мысли заставить его уйти, но папа как всегда не понимает (или не хочет понимать) телепатических намеков.

Мы немного говорим о школе, но я не могу думать ни о чем, кроме довольного выражения папиного лица. Я сверлю его взглядом. О, если бы взгляды могли убивать!

В конце концов, приезжают новые гости, и папа удаляется за очередной порцией объятий и поцелуев. Слава богу, его возможность разрушить счастье дочери, опозорив ее, пропала. На время, по крайней мере.

Я не знаю, от холода или потому, что папа больше не следит за мной, но мне внезапно становится сложно контролировать речь. Тина Фей называет этот феномен «словесной рвотой». И вот, когда Итан замечает, что обжег язык горячим шоколадом, я чувствую, как слова вырываются изо рта безудержными приступами.

– Когда мне было десять, подруга сделала мне горячий шоколад и поставила его в микроволновку на пять минут, и, конечно же, я сделала огромный глоток. Я целую неделю не чувствовала вкуса. Но это все пустяки по сравнению с моей подругой из пятого класса. Она была самая стеснительная девочка в школе. А дома у нее творилось безумие. Как-то я пришла к ней домой, а ее дядя резал дикобраза на крыльце. Повсюду была кровь, кишки, отвратительно…

Я закрываю рот рукой, чтобы воздержаться от продолжения.

Конец истории я проглатываю (а он примерно следующий: когда я вернулась домой тем вечером, я так устала, что отправилась прямиком в постель. А где-то после полуночи маме позвонила мама подруги, которая сообщила моей, что мне стоит проверить лобковую область на предмет клещей дикобраза).

Итан бормочет: «Еще увидимся», – поднимается и идет рыбачить. В ужасе от собственной болтливости я смотрю, как он вылавливает маленького карасика. Когда он отпускает его, тот взвивается в воздух и в лунном свете сверкает чистейшим серебром. Всплеснув хвостом, он ныряет обратно в черную реку и исчезает.

Я встаю и отправляюсь на поиски мятной жвачки. Мне нужно что-то, чтобы перебить этот кисловатый привкус во рту. Ну что ж. Я хотя бы не упомянула о лобковых клещах.

Совет популярности от Майи

Если ваш длинный язык доставляет вам неприятности, ныряйте в ближайший водоем и уплывайте. Я бы хотела так поступить.

Среда, 28 декабря

Броди уговорил нас выбраться на пляж, хотя сейчас слишком холодно, чтобы купаться. И вместо того, чтобы ехать на Саут-Падре Айленд, мы выбираем долгий маршрут вдоль Рио-Гранде до пляжа Бока-Чика-Бич. Броди обожает именно этот пляж, потому что рано или поздно все вещи выбивает на берег именно здесь. В наши прошлые наезды мы обнаружили массу «интересного»:

• Ружейный кремень времен Американо-мексиканской войны;

• Оранжевую каску нефтяников;

• Умирающего пеликана;

• Множество обуви;

• Окаменелый лошадиный зуб;

• Несколько заиндевевших купальников;

• Трубу, набитую пустыми пластиковыми молочными бутылками, при помощи которой неизвестный иммигрант переплыл реку;

и…

• Одним особенно удачным днем – упакованную в пластик пачку марихуаны.

Пляж простирается вплоть до самого устья Рио-Гранде, и по мелководью отсюда можно добраться до самого Мехико. Именно по этой причине нам приходится проходить таможенный досмотр. Вылазки нашей семьи на пляж сопровождаются ищейками и страшными федеральными полицейскими с вопросом «Не возражаете, если мы проверим ваш багажник, мадам?» Хотя чаще всего их просто интересует твое гражданство. Каждый раз, когда мы приезжаем сюда, мы играем в нашу фирменную дорожную игру, которая называется «Как нельзя отвечать на вопрос, являетесь ли вы гражданином США».

Я, Наталия и Броди на Бока-Чика-Бич и найденная нами половина лодки

• Que?

• Взываю к Пятой поправке Конституции.

• А какой правильный ответ?

• Вопрос в том, являетесь ли вы?

И…

• Я-то да, насчет детишек в багажнике не уверен.

Четверг, 29 декабря

Вчера на пляже я обгорела. После месяца тщательных умываний, нежирной диеты и закрытых кубиками льда пор (которыми я до онемения отмораживала себе щеки) – ничто не помогло – оказалось, что солнце выжгло все прыщи с моего лица. Теперь у меня идеальная кожа. Не считая, разумеется, покраснения и шелушения.

Не та ли это «активная жизнь на свежем воздухе», о которой говорила Бетти? Вынуждена признать, это несколько болезненно.