Текст книги "Запретное пламя"

ГЛАВА 8

Абнер уволился на следующее утро, и Бренден принял это без особых возражений, сказав только, что Абнер может остаться. Но тот отказался. Его унизили перед Кэтлин и половиной города прошлым вечером, и большой синяк на челюсти постоянно напоминал ему об этом.

Бренден проводил Абнера взглядом. Возможно, ему следовало уволить Галлахера и оставить на работе Уайли. В конце концов, Абнер был частью ранчо уже несколько лет. Но у Рэйфа Галлахера – вороная кобыла, и пока Галлахер поблизости, всегда имеется вероятность, что он передумает и продаст ее.

Кэтлин была рада, что Абнер уходит. Уайли никогда не скрывал своего желания, горевшего глубоко в его бледно-голубых глазах. Она знала, что отец одобрил бы этот брак, но сердце ее не могло смириться с подобной участью. Мысль о его прикосновении вызывала отвращение, мысль о том, чтобы стать его женой, просто невыносима.

Бренден смерил Галлахера задумчивым взглядом, когда утром они сели завтракать.

– Ты когда-нибудь занимался скотом?

Рэйф покачал головой.

– Не так, чтобы очень.

– Научишься, – отрезал Бренден. – Уайли был первоклассным работником. Тебе придется занять его место, если парням понадобится помощь.

Рэйф кивнул:

– Вы – хозяин.

– Жаль, что не все здесь помнят об этом, – пробормотал Бренден.

Кивнув Кэтлин, он снял шляпу со спинки стула и вышел из дома.

Кэтлин встала, тоже собираясь выйти, но Рэйф взял ее за руку:

– Мы можем поговорить?

– О чем?

– О прошлом вечере. Я хочу извиниться за то, что произошло.

– Разве вы должны извиняться, что всего лишь испортили мне вечер и устроили сцену перед всеми моими знакомыми?

Губы Рэйфа сжались, когда он услышал сарказм в ее голосе. Кэтлин почувствовала укол совести. Рэйф не был виноват. Но прежде, чем она собралась объяснить, почему так набросилась на Рэйфа, тот встал, и глаза его посуровели.

– Если ты хотела танцевать с Уайли, могла бы сказать об этом. Я думал, что оказываю тебе любезность.

– Так ты поэтому танцевал со мной весь вечер? Чтобы оказать мне любезность?

Рэйф фыркнул, словно вопрос не заслуживал ответа.

– Ты мог бы дать мне возможность потанцевать и с кем-нибудь другим.

Уже произнося эти слова, Кэтлин поняла, что возмущается несправедливо. Ей нравилось танцевать с Рэйфом. Как только он обнял ее, все остальные мужчины в зале перестали для нее существовать.

– А с кем бы ты хотела потанцевать? – спросил Рэйф с легкой насмешкой в голосе. – С Уэбом, с Уишфулом? Или с тем застенчивым техасцем, как его там?

– Марти Дэвис. – Ей вдруг стало не хватать воздуха, непонятно почему. Рэйф по-прежнему держал ее за руку, и она отступила. Он отпустил ее, она осторожно сделала шаг назад. Почему он так смотрит на нее своими темными глазами, словно забавляясь? Она снова отступила на шаг, и еще на шаг… Слишком поздно она поняла, что он загнал ее в угол.

Оказавшись в ловушке, Кэтлин вытянулась во весь рост. Сердце ее билось, словно она только что пробежала полторы сотни миль в гору. Его лицо заполнило все вокруг. Она вздрогнула, когда он притянул ее к себе, его рука дерзко соскользнула вниз.

А потом он поцеловал ее… Это был глубокий чувственными поцелуй, который в один миг лишил ее способности мыслить разумно. Она почувствовала своим телом его тело, стройное, мускулистое и возбужденное. Его желание было очевидным. У нее по спине забегали мурашки, а кровь – откликнулась песней, неведомой ей ранее.

Она попыталась глотнуть воздуха и раскрыла губы, и его язык скользнул в ее рот. Мгновенно горячая волна наполнила ее, словно солнце взорвалось внутри.

Она почувствовала себя покинутой, когда их губы разомкнулись, – покинутой и смущенной. И бесстыдно жаждущей продолжения.

Она медленно открывала глаза.

Он широко улыбался ей с довольным видом.

– Мне хотелось этого с прошлого вечера, – признался он.

– Неужели?

Он нахмурился: тон ее был ледяным, от глаз веяло холодом.

– Что такое? Тебе что, не понравилось?

– Конечно же, нет! – солгала она, надеясь ухватиться за чувство достоинства.

– Как же! Ты неделями мечтала о том, как это будет!

– Неправда! – воскликнула она, в ужасе от того, как легко его взгляд пронизал завесу ее напускного безразличия.

– Ну, а я – да, – парировал он.

Он все еще прижимал ее к себе, и ей очень захотелось спросить, понравилось ли ему целовать ее так, как это понравилось ей. От его близости и насмешливого взгляда ей стало неловко. Сердце снова бешено забилось, когда он перевел взгляд на ее губы. Сама того не осознавая, она чуточку придвинулась к нему, приподняв голову, чтобы ему было легче.

Рэйф улыбнулся. Легко поцеловав в лоб, он отпустил ее и быстро вышел из комнаты.

Вошла Консуэло, но Кэтлин почти не замечала ее присутствия, да и всего остального вокруг – так поразил ее поцелуй Рэйфа и ее собственная реакция на него.

Она направилась в свою комнату и подошла к окну. Взгляд ее сам по себе нашел Рэйфа, который объезжал одну из лошадей. Она долго простояла у окна, не замечая, как идет время, и смотрела, как он седлает лошадь и легко вскакивает в седло. Почувствовав человека, лошадь сразу попыталась сбросить его, но Рэйф сидел, как приклеенный. Длинные черные волосы били по его лицу, а ноги, обтянутые джинсами, сжимали бока лошади. Кэтлин смотрела на Рэйфа, не в силах отвести глаз. Голубая хлопчатобумажная рубашка подчеркивала мощные мышцы на его спине и руках. Между лопатками струйки пота прочертили темную дорожку.

Это была великолепная схватка, схватка дикого мустанга и человека. Лошадь становилась на дыбы и брыкалась, как только могла, но, в конце концов, остановилась посреди кораля со взмыленными боками, повесив голову.

Кэтлин улыбнулась, когда Рэйф нагнулся и похлопал усталое животное по шее, успокаивая после отчаянной борьбы. Соскочив на землю, он вывел лошадь из кораля. Потом снял седло и начал водить кобылу вперед и назад перед коралем, чтобы она остыла. Затем быстрыми, ловкими, точными движениями он стал чистить лошадь скребницей, пока бока ее не заблестели, словно полированная бронза.

«Да, он умеет обращаться с лошадьми», – подумала Кэтлин.

«И с женщинами…»

Следующие несколько дней Кэтлин казалось, что куда бы она ни пошла, там оказывается и Рэйф. Конечно, он приходил на завтрак, обед и ужин, но он появлялся и в других местах. Если она шла прогуляться вдоль реки – там был Рэйф. Если она направлялась в сарай, чтобы почистить Рэда, – там был и Рэйф: чинил уздечку, разговаривал с Поли или чистил шкуру Черного Ветра. Если она в конце долгого дня присаживалась на веранде, то могла быть уверена, что рано или поздно Рэйф присоединится к ней.

Его постоянное присутствие беспокоило ее, но Рэйф был неизменно вежлив. Он ни разу не приблизился к ней, ни разу не сказал чего-либо вызывающего, и все же напряжение между ними не исчезало. Каждый раз, когда он проходил мимо, внутри у нее все непереносимо дрожало. Она ждала, что он снова попытается ее поцеловать, тогда она смогла бы дать ему отпор едким замечанием, но он не дал ей этой возможности. Она еще больше злилась и еще больше ждала этого.

Каждый вечер он вежливо желал ей спокойной ночи, когда она уходила к себе, и звук его голоса, взгляд его глаз тенью следовали за ней по коридору, занимая ее мысли, пока она готовилась ко сну, вторгаясь в ее сны, так что она часто просыпалась в жару и смятении.

Однажды ранним воскресным утром Кэтлин оседлала одну из лошадей и уехала из дома, чтобы побыть одной. Лошадь медленно двигалась все дальше и дальше, день был ясным и теплым, так что скоро Кэтлин почувствовала себя совсем хорошо. Пару раз она проехала мимо нескольких коров, а однажды увидела скунса, вынюхивавшего что-то среди ягод.

Добравшись до озера в дальнем конце долины, Кэтлин остановила лошадь и спешилась. Привязав животное так, чтобы оно могло пощипать свежей летней травы, она села на берегу, чтобы, сняв туфли и чулки, поболтать ногами в холодной воде.

Это было чудесное место. Чистое голубовато-зеленое озеро окружали деревья и цветущие кусты.

Вздохнув, она откинулась на траву. Листья деревьев над головой, словно зеленый кружевной зонт, затеняли лицо, и она закрыла глаза, отдаваясь мирной успокаивающей тишине.

Она пролежала так всего несколько минут, как вдруг вскочила, услышав всплеск. Ее испугала мысль о диких индейцах, и она быстро огляделась, страшась того, что может увидеть.

Но это был всего лишь Рэйф. Он плыл по озеру, прорезая воду длинными, сильными, аккуратными взмахами рук. Он еще не видел ее, и она смотрела на него со странной смесью удовольствия и раздражения. Она уехала из дома, чтобы побыть одной, и все же теперь она не жалела, что он тут. Внутри у нее все затрепетало от его близости, и вдруг ей захотелось, чтобы он поскорее заметил ее.

Словно почувствовав ее взгляд, Рэйф повернул голову в ее сторону. Он заметил ее, изменил направление и легко поплыл к берегу, пока не остановился в нескольких метрах от нее. Он встал по пояс в воде, и взгляд Кэтлин притянула его грудь. Струйки воды стекали по упругой коже. Растущие на груди черные волосы сужались на животе в тонкую полоску и исчезали под водой.

Смущенная направлением своего взгляда и тем, что рисовало ей воображение, она подняла глаза и увидела, что Рэйф улыбается ей.

– Что ты тут делаешь? – резко произнесла Кэтлин, злясь на то, как сжимается ее сердце и учащается пульс, когда он рядом.

– Плаваю, – спокойно ответил он. – А ты против?

Кэтлин издала крайне неженственный звук, обозначавший отвращение.

– Конечно, нет. Какое мне дело? Просто, похоже, ты меня преследуешь.

– В самом деле? – Рэйф уперся кулаками в бока, блеснув зубами в широкой улыбке. – А я думал, ты преследуешь меня.

– Не будь смешным!

Он лишь пожал плечами, и она подумала: какая прекрасная картина – он в зеленоватой воде на фоне лазурного неба… Она даже пожалела, что не может запечатлеть этого на холсте. Без сомнения, она никогда не видела ничего прекраснее. И ничего притягательнее и мужественнее.

– Вы могли бы выйти на берег и обсушиться, – не очень любезным тоном пригласила Кэтлин.

– Не думаю.

– Почему бы и нет?

– Потому что на мне нет ничего, кроме воды. На лице Кэтлин сменилось пять оттенков красного, пока она усмиряла свое воображение.

– Моя одежда на том берегу, – заметил Рэйф, которого забавлял ее пораженный вид. – Если я пойду и оденусь, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь?

– Конечно, – сказала Кэтлин. Вообще-то ей очень хотелось убежать, но она не могла позволить Рэйфу думать, что боится его.

Перед тем как отвернуться и нырнуть, он улыбнулся ей с таким видом, словно хотел сказать, что не верит ей. Она смотрела, как он пересекает озеро, восхищаясь естественностью его движений в воде, блеском света в его густых темных волосах. Она быстро опустила голову, когда он достиг берега, но потом, не в силах справиться с собой, подняла глаза как раз в тот момент, когда он ступил на берег.

Его ноги были длинны и прямы, ягодицы – маленькие и упругие, спина – длинная и ровная, плечи – широкие и сильные.

Он скрылся за деревом, и ей овладело незнакомое странное желание, и ясно вспомнился его поцелуй в столовой всего несколько дней назад. Что же с ней происходит? Вскоре появился Рэйф верхом на сером мустанге. Он сидит на лошади так же замечательно, как и плавает, подумалось ей, – словно он занимался этим всю жизнь. На нем были узкие джинсы, синяя хлопчатобумажная рубашка и черная шляпа. Ей пришло в голову, что она никогда не видела ничего прекраснее Рэйфа Галлахера, гарцующего на высоко поднимающей копыта лошади.

С улыбкой он остановился и соскочил на землю.

– Ага, ты все еще здесь.

– Я ведь так и сказала, не правда ли? Рэйф кивнул. Его тянуло к ней, несмотря на клятвы никогда больше не увлекаться женщиной. Она словно колючая груша, подумал он. Уже поспела, но кругом колючки. Вздохнув, он опустился на землю рядом с ней, а потом растянулся на траве, заложив руки за голову.

Кэтлин по-прежнему сидела, положив руки на коленях, в напряжении от его близости. Ни один мужчина не действовал на нее так, а тем более мужчина, о котором она знала так мало. Что же она знала о нем? Его имя, то, что он жил с индейцами, – и больше ничего.

– Кто ты, Рэйф Галлахер? – спросила она и бросила на него взгляд через плечо. – Кто ты на самом деле?

– Ты знаешь, как меня зовут, что еще тебе надо?

– Где твоя семья? Они живы?

– Мать умерла. Вскоре после того, как я родился. Отец живет с лакота. У меня есть индейская мачеха и пятилетняя сестра по имени Желтый Цветок.

– А ты… у тебя… у тебя есть женщина? Образ Летнего Ветра пронесся в его голове – ее волосы, чернее воронова крыла, глаза, такие темные и прекрасные, ее губы, такие нежные и лживые…

– Нет.

– Ты никогда не рассказывал мне, почему ушел от индейцев.

– Разве?

– Да, не рассказывал.

– Хорош сегодня денек, – беззаботно сказал Рэйф, меняя тему разговора.

Кэтлин нахмурилась, но по его лицу было видно, что он не собирается рассказать ей, почему он ушел от индейцев.

Рэйф сел, потянувшись, и Кэтлин смотрела, как играют мышцы на его руках и плечах. Она вспомнила эти руки, обнимавшие ее, ведущие ее в вальсе по залу, крепко прижимавшие ее во время поцелуя.

– А где ты так хорошо научился танцевать? – нарушил тишину ее голос.

Рэйф усмехнулся.

– Одна мадам в борделе Нового Орлеана научила меня, – ответил он с надеждой, что такой ответ заставит ее держать свои вопросы при себе.

– Мадам?! – пискнула Кэтлин.

Рэйф кивнул.

– Ее звали Коринн, и у нее были самые рыжие волосы, какие я только видел.

Он хихикнул.

– Ей было, наверное, лет шестьдесят, и она была мадам почти сорок лет.

– Чему еще она научила тебя? – вырвалось у Кэтлин. Она тут же прикрыла рот рукой в ужасе от того, что сказала.

Рэйф удивленно поднял бровь и склонился к Кэтлин, заглядывая в душу своими темными глазами.

– А ты действительно хочешь узнать? Кэтлин замотала головой. Вскочив на ноги, она подбежала к лошади и взлетела в седло. Схватившись за поводья, она ударила пятками и понеслась домой.

Веселый смех Рэйфа преследовал ее, как кошмарный сон. Въехав на первый же холм, она увидела пожар. Горел сарай, и она различила Поли и Скотта, бегавших туда и обратно через большие двойные двери, пытаясь спасти животных, оказавшихся в ловушке. Не менее двадцати индейцев скакало по двору к мустангам, запертым в коралях с восточной стороны дома. Она с досадой вспомнила, что остальные ковбои были как раз на холмах, где проверяли скот.

Несколько минут страх не давал ей сдвинуться с места, но когда она наконец собралась с духом, чтобы подъехать поближе, голос Рэйфа остановил ее.

– Оставайся здесь, – кратко приказал он, доставая привязанное к седлу ружье. – Ты ничего не сможешь сделать.

Она собралась возразить, но он уже что есть сил скакал к дому.

Теперь индейцы открыли ворота кораля, и мустанги ринулись наружу в предвкушении свободы. Индейцы поскакали за ними. Наступившая тишина казалась оглушающей.

Рэйф направил лошадь к сараю, намереваясь помочь Поли и Скотту, как вдруг увидел Кармайкла, лежавшего у веранды. Еще не спрыгнув с лошади, он понял, что хозяин ранчо «Сэкл Си» мертв.

Увидев, что индейцы уходят, Кэтлин сразу же поскакала к ранчо. Утрата табуна, похоже, менее страшна, чем потеря сарая, корма и скота. Она резко остановила лошадь у дома, так что грязь брызнула во все стороны, и спрыгнула на землю.

– Папа! – позвала она. – Папа, где ты? Увидев у веранды Рэйфа, она поспешила к нему.

– Рэйф, ты не видел моего…

Слова застряли у нее в горле, когда Рэйф встал и повернулся к ней лицом. Она прочитала все в его глазах.

– Нет, – сказала она, – нет.

– Мне очень жаль, Кэтлин.

– Нет, – она уклонилась от его рук и пробежала мимо. Глаза ее расширились, когда она увидела стрелу, вонзившуюся в спину отца. – Нет!!

Это было уже не рыдание, а душераздирающий крик…

– Кэтлин, – Рэйф положил ладонь ей на плечо, зная, что любые слова бесполезны.

– Не смей трогать меня! – закричала она. – Не смей больше трогать меня!

Рэйф отпрянул от ненависти, пылавшей в ее глазах.

– Индеец! – выплюнула она. – Твой народ убил моих братьев, а теперь и моего отца! Я ненавижу тебя! – Она тряхнула головой, глаза ее были полны ненависти. А потом, не вытирая струившихся по лицу слез, она опустилась на колени рядом с отцом и положила его голову к себе на колени.

– О, папа, – всхлипывала она, – папа… Рэйф смотрел на нее, крепко сжав кулаки.

Ее плечи сотрясались от рыданий, каждое из которых разрывало его сердце. Повернувшись на каблуках, он пошел к сараю, где Поли и Скотт тщетно пытались затушить огонь.

– Уже можно не тушить, – сказал Рэйф. – Бесполезно.

Он указал большим пальцем в направлении Кэтлин.

– Ты нужен ей, Поли. Я займусь тут.

– Он мертв?

– Да.

– И Лютер тоже, – пробормотал Поли. Горе исказило его черты. Лютер был ему как отец, единственный отец, которого он знал. Тяжело вздохнув, Поли пошел утешать дочь Брендена Кармайкла.

Кэтлин сидела одна в большой комнате, глядя из окна в темноту. Ночь была темной и холодной, как и комната, где она сидела, как и боль в ее сердце. Умер ее отец. Умер Лютер. Все, кого она любила, умерли, и она осталась одна, совсем одна…

Снова потекли слезы, она не в силах была остановить их. Она часами сидела в комнате, просто глядя в окно. Сарай сгорел вместе с молочной коровой и упряжными лошадьми. Украли всех мустангов, в том числе и серую кобылу Рэйфа. К счастью, Рэда, пару ездовых коней и черную кобылу Рэйфа удалось спасти.

Кэтлин глухо рассмеялась. Что же это за счастье, если спасают лошадей, а люди гибнут? Она была готова убить всех оставшихся лошадей, чтобы вернуть отца и Лютера.

Скотт, Поли и Расти уже завернули их тела в одеяла и увезли. Завтра нужно съездить в город и договориться о похоронах.

Слезы жгли ее глаза, и она прижалась лбом к холодному оконному стеклу.

– О, папа, – вздохнула она.

Вернувшись вечером на ранчо, ковбои были потрясены этим несчастьем. Они выражали соболезнования, но слова застревали у них в горле. Каждый думал, что Хикс и Кармайкл могли остаться живы, если б поблизости оказалось больше ковбоев.

Чувствуя ответственность на своих плечах, Кэтлин убедила их, что никто не виноват. Они были далеко и делали свою работу. Вина лежала на дикарях-язычниках, которые убили отца и Лютера, убили зверски и хладнокровно. Индейцы! Она ненавидела их всех. Она отослала Рэйфа Галлахера, но сейчас уже не была уверена, что поступила правильно. Он оказался полезен для ранчо, нравился отцу и пользовался его доверием. Но она не могла спокойно смотреть на него. Он все-таки – индеец, и постоянно напоминал ей о смерти отца и братьев.

Кэтлин закрыла глаза, и воспоминания о том, как убили братьев, нахлынули с новой силой. Она хорошо помнила тот день! Индейцы появились на рассвете. Они прискакали с востока с ярко-красным солнцем за спинами и пронзительными воплями в глотках. Они напали быстро и хищно, угнали лошадей, скот и шестерых убили. Арло был первым, а Морган защищался ненамного дольше. Она вспомнила, какое горе нависло над караваном, когда вырыли шесть могил и шесть завернутых в одеяла тел опустили в землю… Прочитав короткую молитву, отряд двинулся дальше, боясь, что индейцы могут вернуться, но оставшаяся часть путешествия прошла спокойно. Вообще, караван направлялся в Орегон, но отцу пришлась по душе эта долина, и они поселились здесь. Некоторое время все шло хорошо, индейцы больше не появлялись. А сейчас ее отец мертв…

Чувствуя страшную усталость, Кэтлин набросила на плечи одеяло и отправилась в постель. Долгие часы лежала она без сна, думая о том, как жить дальше. Она не может управлять ранчо сама. Она не может продать его. Отец любил это место, и она обязана справиться. Отец никогда не отступал перед трудностями, не отступит и она.

Завтра она назначит Поли старшим ковбоем и прикажет заново отстроить сарай. Скотту нужно взять помощников и перегнать скот ближе к дому. И необходимо найти способ вернуть ссуду банку…

И еще: завтра она поедет в город и договорится о похоронах.

Погребальная контора Рэйтмана оказалась небольшим зданием на окраине города.

Кэтлин теребила складки своего черного платья и старалась не думать о том, что лежит за выцветшей голубой занавеской. Гомер Рэйтман, высокий, угрюмый человек с пепельными волосами и водянистыми голубыми глазами, вошел несколько минут спустя. Когда он предложил присесть, Кэтлин вздрогнула. Все кругом казалось нереальным, но она сумела выбрать гробы для отца и Лютера. Все происходило, словно во сне.

Из конторы она направилась к преподобному Тобиасу Уилсону, чтобы договориться о похоронных службах. Священник оказался добрым, сочувствующим человеком, но она испытала облегчение, когда все было, наконец, оговорено и ей можно было выйти на воздух из маленькой белой церкви. Кэтлин понимала, что и мистер Рэйтман, и отец Уилсон искренне сочувствовали ей, но ласковые слова и успокаивающие пожатия рук почти невыносимы, и она постоянно боролась с желанием расплакаться, проклясть судьбу. Казалось, что все это лишь дурной сон, кошмар, который кончится, как только она проснется.

Она опустила голову, чтобы скрыть выступившие слезы, и пошла вниз по дощатому тротуару. Не успев сделать нескольких шагов, Кэтлин с кем-то столкнулась и стала извиняться, но услышала вдруг знакомый голос:

– Ба, кого я вижу! Уж не мисс Кармайкл ли это? – с подчеркнутой медлительностью произнес Абнер Уайли, не дав ей договорить. – Что привело вас в город в этот прекрасный день?

У Кэтлин не было ни малейшего желания обмениваться с ним шутками.

– Дела, – отрезала она. – Рада была вас видеть.

– Постойте-ка, – Абнер взял ее за руку. – Я слышал о вашем старике. Мне очень жаль.

– Спасибо, – она выразительно посмотрела на его руку, но он не отпустил ее.

– Что ты теперь думаешь делать? – настойчиво спросил Уайли.

– Насчет чего?

– Насчет ранчо. Старика и Лютера нет. Кто будет управлять им?

– Поли.

– Поли? – он рассмеялся. – Поли хорош для животных, но люди – не стадо. Они же ему на голову сядут.

– Я думаю, у него получится. И я буду ему помогать.

– Ты? Ни один уважающий себя ковбой не станет работать на женщину.

– В Западном Техасе есть несколько ранчо, которыми управляют женщины, и неплохо управляют.

– Это верно, но эти женщины не молоды и не красивы. Они выросли на ранчо, вышли замуж за ковбоев и продолжили дело мужей, которые умерли. Это не городские девушки, которые приехали на запад оттого, что у их отцов зачесались пятки.

Кэтлин выдернула руку.

– До свидания, мистер Уайли.

– Черт возьми, девочка, послушай меня.

Кэтлин остановилась. Ей не хотелось слушать Абнера, но, похоже, придется, ведь все, что он пока говорил, было чистой правдой.

Абнер снял шляпу и провел рукой по волосам.

– Тебе понадобится мужчина, чтобы управлять ранчо, и я предлагаю себя.

– У меня есть старший, – напомнила Кэтлин.

– Я не говорю, что хочу быть старшим, – сказал он. – Я говорю о том, что хочу стать твоим мужем.

– Мужем?! – воскликнула Кэтлин.

– Да, мэм. Я буду тебе хорошим мужем, Кэтлин, – пообещал он. – И я буду следить за тем, чтобы ранчо процветало.

Кэтлин пристально смотрела на него, пораженная этим предложением. Сначала ей хотелось рассмеяться, а после – расплакаться. Но она не сделала ни того, ни другого.

– Спасибо, Абнер, я не знаю, что и сказать.

– Просто скажи «да». Ты знаешь, что я всегда был неравнодушен к тебе.

Кэтлин кивнула. Неожиданный блеск желания в бледно-голубых глазах Уайли внушил ей отвращение.

– Это все так неожиданно, – проговорила она с трудом. – Я и вправду не могу пока думать об этом. Похороны назначены на завтра. А мне нужно еще многое сделать…

Абнер кивнул, уверенный в том, что она примет его предложение, обдумав все хорошенько. Черт возьми, разве у нее есть выбор?

Кэтлин протянула руку.

– До свидания, Абнер.

– Подумай о том, что я сказал. Это единственный выход.

Кэтлин кивнула и зашагала прочь. Он прав, мрачно думала она. Ей придется выйти замуж, и поскорее. Но не за Абнера. Только не за Абнера!

На похороны Брендена пришло много людей: соседи любили его. Он был щедр с друзьями, всегда готов был поделиться с ними всем необходимым, будь то деньги, совет или корм для скота, чтобы пережить суровую зиму. Он хорошо относился к наемным рабочим, но сейчас, глядя на ковбоев «Сэкл Си», Кэтлин гадала, надолго ли они останутся. Она была уверена в Скотте, Нейте и Расти, которые работали на ранчо с самого начала. Она знала, что останутся Поли и Уэб. А остальные? Хэл Таил ер, Уишфул Поттер, Джонс Тернер… Риата Джонс и Марти Дэвис устроились на работу только в начале этого года. Будут они чувствовать себя обязанными ранчо, или Абнер окажется прав? Неужели они предпочтут уйти, чем работать на женщину?

Кэтлин отогнала от себя эти мысли, когда начал говорить священник. Он рассказал о добродетелях Брендена Кармайкла, обходя вниманием недостатки, и суля его душе вечное блаженство.

Когда служба кончилась, Кэтлин пришлось принимать соболезнования. Она еле сдержала слезы при виде Белинды Крокер.

– Нам будет не хватать его, – прошептала Белинда, обнимая Кэтлин.

Кэтлин кивнула, не в силах поблагодарить Белинду из-за комка, стоявшего в горле, когда та ласково погладила ее по спине и сказала:

– Знаю, что сейчас в это трудно поверить, но впереди всех нас ждут лучшие времена.

Кэтлин опять кивнула, Белинда пошла дальше. Знакомые и незнакомые люди подходили к ней, пожимали ей руку, говорили сочувственные слова…

Абнер подошел самым последним. Он был одет в темно-коричневый костюм и галстук в полоску. Его гладко зачесанные волосы и начищенные туфли навели Кэтлин на мысль, что он специально отстал от других, чтобы остаться с ней наедине.

– Мне жаль, что так получилось, Кэтлин, – искренне сказал он. – Твой отец был хорошим человеком. Я знаю, что тебе будет не хватать его.

– Да, спасибо, Абнер.

– Я понимаю, что сейчас не время говорить об этом, но все-таки мне интересно, обдумала ли ты мое предложение?

– Абнер, пожалуйста, поговорим об этом позже.

– Конечно, конечно, я понимаю, – он взял ее руку в свою и сжал. – Если тебе что-нибудь понадобится, я живу в гостинице Мэйбела.

– Спасибо, Абнер, – ответила она, думая о том, чтобы он скорее ушел.

– Ну, счастливо, – сказал он и, надев шляпу, пошел вниз по холму, оставив ее, наконец, одну.

Кэтлин еще долго оставалась у могилы, прощаясь с отцом. Она мысленно простилась и с Лютером. На его похоронах не было службы. В его вещах нашли пожелание насчет этого. Он хотел быть похороненным тихо, чтобы вокруг не было никого, кроме священника, который благословит могилу и помолится за упокой его души.

Кэтлин смахнула слезу со щеки и положила на отцовскую могилу примулу.

– Спи с миром, папа, – прошептала она. – Наверное, ты теперь с мамой. И с Морганом и Арло. Я никогда не забуду тебя.

Ничего не видя из-за слез, она отвернулась от могилы и вдруг резко остановилась. К ней направлялся Рэйф.

Она узнала его походку и фигуру, еще не видя лица. Несмотря на то, что она поклялась ненавидеть его всю жизнь, впервые за эти три дня на сердце у нее чуть полегчало. Рэйф подошел и кивнул.

– Мне очень жаль, Кэтлин, – тихо сказал он. – Я могу как-то помочь?

Она прогнала его тогда с жестокими гневными словами и клятвой ненавидеть всю жизнь, и вот он стоит перед ней, сняв шляпу, и предлагает свою помощь. Она подняла взгляд, увидела его бронзовую кожу, широкие плечи, сильные руки, и вдруг ей захотелось положить голову ему на грудь и выплакать все свои горести и страхи. Она чувствовала, что он поймет, что он сможет все исправить, но не могла сдвинуться с места. Слово «индеец» глухо стучало в ее висках.

Кэтлин медленно покачала головой.

– Я справлюсь сама, спасибо.

Его челюсти сжались, и она пожалела, что ответила так резко. Он был добр к ней, а она отблагодарила его грубостью.

– Ну, тогда я пошел, – внешне безразлично произнес Рэйф. – Просто я хотел удостовериться, что у тебя все в порядке.

– У меня все хорошо, – заверила его Кэтлин.

Но это было не так. Она чувствовала себя растерянной и одинокой.

Рэйф кивнул. Она стояла перед ним такая маленькая, такая беззащитная… Черное платье подчеркивало тонкую талию, высокую грудь, бледное милое лицо и тени под глазами. Когда-то он поклялся не связываться больше с женщинами, но теперь ему хотелось обнять Кэтлин, утешить ее, прикрыть собою от всего мира, чтобы никто не мог больше обидеть ее.

Но он предложил свою руку, а она отвергла его. Он не мог винить ее: старая ненависть и старые обиды залечиваются с трудом. Она видела в нем только индейца, и он знал, что она никогда не забудет, как погибли ее отец и братья. Я не могу винить ее, подумал он, но от этого не становилось легче.

Он кивнул на прощание и пошел в сторону города.

Она отказала ему, вот и все. Сейчас он доберется до конюшни, оседлает вороную кобылу и уедет отсюда прочь.

И, вполне возможно, отправится в Калифорнию…