Текст книги "Запретное пламя"

ГЛАВА 13

Пришла весна, и на деревьях, что потянулись ветвями к небесам, появилась молодая листва. Трава пробивалась сквозь последние островки снега, и казалось, птицы запели веселее, вознося к небу свои утренние гимны. Черный Ветер должна была скоро ожеребиться. Скотт, Поли и другие стали ездить по холмам и каньонам, сгоняя скот на ранчо. Отец Кэтлин заключил сделку на продажу восьмисот голов в форт Ларами, и Рэйф обдумывал, как перегнать туда скот. Он не намеревался брать Кэтлин с собой, но у нее на этот счет были другие мысли, которые она до поры до времени благоразумно держала при себе.

Рэйф много времени проводил на улице, занимаясь хозяйством, а она принялась за весеннюю уборку: скребла полы, мыла окна, вытряхивала ковры, сушила постельные принадлежности.

Однажды вечером за ужином Рэйф сказал ей, что зима принесла кое-какие потери. Пока что они нашли четырнадцать мертвых коров и телят. Большинство животных были застигнуты вьюгой и погибли от холода.

Но такие потери были обычным явлением, и Кэтлин не очень сокрушалась по этому поводу. Каждый день она проводила некоторое время в загонах для скота, наблюдая, как ковбои клеймят телят. Было пыльно, и пыль прилипала к потным рукам и лицам ковбоев. Телята не хотели расставаться со своими матерями, а коровы не хотели покидать малышей, и ковбои громко и замысловато ругались, когда пригибали испуганных телят к земле и выжигали на теле клеймо в виде буквы «С» в круге и кастрировали бычков.

Обычно Кэтлин избегала этой процедуры, но Рэйф был в загоне и притягивал ее как магнит. Он быстро научился обращаться с тавро, и она с гордостью наблюдала, как он работает наравне со Скоттом, Нейтом и Уишфулом. В отличие от других ковбоев Рэйф работал без рубашки, и его мускулы перекатывались под бронзовой кожей, зажигая в груди Кэтлин огоньки желания. Он был такой красивый, было так приятно смотреть на него, высокого, худощавого и крепкого.

У нее всегда наготове было много еды, когда она ждала его в конце дня. Казалось, его совершенно не интересовало, что ему подают на обед, лишь бы было побольше еды и горячего кофе.

После ужина она грела воду для Рэйфа и мытья посуды. Часто мылила ему спину, потом грудь, и они вдруг оказывались в ванне или на ковре в гостиной перед камином. Сколько бы он ни работал, он никогда не уставал с ней.

Он рассказывал ей словами, поцелуями и долгими нежными ласками, что она прекрасна и желанна. Она упивалась его ласками, его сильным телом, нежными романтическими словами, которые он шептал ей на ухо, и тем, как он выкрикивал ее имя, когда их тела сплетались в последней агонии страсти.

О да, думала она, брак – это чудесно, и Рэйф Галлахер был тем, о ком она всегда мечтала, хотя он никогда не говорил тех трех слов, которые ей так хотелось услышать.

Холодной весенней ночью у Черного Ветра начались роды. Поли вызвал Рэйфа и Кэтлин, и они втроем заняли место в конюшне около стойла, откуда они могли все видеть.

Кобыла беспокойно ходила около часа, в конце концов легла, вытянув ноги, потом снова встала.

Только Кэтлин успела подумать, что Поли ошибся, как Черный Ветер растянулась на земле, тужась изо всех сил. Потом хлынул поток воды, и появились два крошечных копытца, темная морда, а потом понемногу голова и плечи. Черный Ветер немного передохнула, а затем, напрягшись в последний раз, вытолкнула из себя всего жеребенка.

Кэтлин почувствовала, как из ее глаз хлынули слезы.

– Это необыкновенно, да? – прошептал Рэйф. Он взял ее за руку, когда кобыла тихо заржала своему жеребенку. С трудом встав на ноги, Черный Ветер обнюхала его и начала облизывать шею маленькой лошадке.

– Она черная, как туз пик, – заметил Рэйф. Кэтлин улыбнулась.

– И эти ножки не длиннее трех футов.

– Она – прелесть! – объявил Поли.

Кэтлин и Рэйф подождали, пока жеребенок наберется сил, встанет на ноги и начнет сосать, потом пожелали доброй ночи Поли, который должен был остаться до тех пор, пока у Черного Ветра не выйдет послед. В ожидании этого он намазал йодом пупок жеребенку, чтобы предохранить его от инфекции, и приготовил для Черного Ветра пойло из отрубей.

Когда они возвращались домой, Рэйфу показалось, что Кэтлин чем-то расстроена.

– В чем дело? – спросил Рэйф.

– Эта лошадка прекрасна, – сказала Кэтлин, подавляя рыдание. – Папа был бы так рад.

– Кэти… – Рэйф обнял ее.

– О, Рэйф, мне так его не хватает! – сквозь слезы проронила Кэтлин.

– Я знаю, Кэти, я знаю.

Она прижалась лицом к его груди, и слезы потекли быстрее, облегчая боль в ее сердце. Они с отцом были очень близки. После того, как умерла мать и убили братьев, Кэти и отец привязались друг к другу, как две потерянные души. Они вместе горевали и утешали друг друга, и между ними установились прочные узы.

Постепенно всхлипывания Кэтлин утихли, и она начала осознавать, что Рэйф гладит ее. У него такие сильные, умелые и ласковые руки!

– Папа хотел выращивать лучших лошадей в этой местности и создать новый семейный очаг для меня и моих братьев после смерти мамы. Он мечтал, чтобы имя Кармайклов что-то значило, хотел сделать что-нибудь, чем можно было бы гордиться. Но ему не было суждено осуществить свои мечты, Рэйф. Он сам чуть не умер от горя, когда индейцы убили братьев, но у него все еще оставалась мечта. Когда появились Рэд и Черный Ветер, его надежды на будущее возродились, он стал думать, что еще не поздно, что его мечта о разведении хороших лошадей может осуществиться. А потом эти грязные дикари хладнокровно убили его. – Ненависть наполнила ее голос и высушила последние слезы. – Я бы хотела, чтобы все они подохли, Рэйф. Все до единого. – Ее гнев исчез так же быстро, как и появился. – Если бы он только мог увидеть жеребенка.

Она вдруг поняла, что мускулы на руках Рэйфа, напряглись, а челюсти сжались. Она сначала не поняла, а потом догадалась, что случилось. Слова «грязные дикари» пронеслись у нее в голове.

Она посмотрела вверх, взглядом умоляя, чтобы он понял ее. Она больше не думала о нем, как об индейце, он стал для нее мужем, человеком, которого она любила. Но она не могла найти в своем сердце прощения для дикарей, убивших ее братьев, а потом отца и Лютера. Дикий Запад станет спокойным, если всех индейцев навсегда сотрут с лица земли.

– Рэйф…

– Все нормально, Кэтлин.

Его слова немного успокоили ее, но потом она увидела гнев в его глазах. Рэйф все-таки наполовину индеец, и она интуитивно понимала, что он относит ее слова и к себе.

– Я не имела в виду, что ты дикарь, – сказала Кэтлин, желая стереть плохо скрываемое выражение ярости в его глазах. – Я больше не считаю тебя индейцем, я… – Она замолчала, понимая, что только ухудшает положение. Он гордился своим индейским происхождением, гордился, что он такой, какой есть.

Рэйф отпустил ее и пошел к камину. Потом свернул и раскурил сигару. Он не мог винить Кэтлин в ненависти к индейцам. У нее было достаточно причин ненавидеть и бояться их, и все же ее слова наполнили его гневом и болью. Люди презирали его и смотрели на него свысока из-за того, что в его жилах текла индейская кровь. Он терпел множество оскорблений, в душе у него рождался гнев, когда мужчины называли его грязным полукровкой. С женщинами дело обстояло не так плохо. Их пленяло то, что в нем кровь чероки, возбуждало, что он дикарь. Это ведь так романтично! Он знал, что если бы был маленьким, толстым и некрасивым, они избегали бы его. От матери он унаследовал смуглую кожу, черные волосы и глаза, а от Киллиана Галлахера – обаяние и добрый, но твердый взгляд.

Рэйф нахмурился и посмотрел в окно. Он ничего не знал о свойствах своего взгляда.

Женщины всегда льнули к нему, потому что им нравилось его худощавое телосложение и суровое выражение лица. Он не гордился своей внешностью, и если он привлекателен для дам, что ж, так тому и быть.

Он думал, что подобные замечания больше не ранят его теперь, когда Кэтлин стала его женой и у него появился дом, который можно называть своим. Но ее слова полоснули, как нож. Грязные дикари! Возможно, и его Кэтлин считает в глубине души таким же.

Он бросил сигару в огонь и смотрел на нее, пока она не сгорела и не рассыпалась в прах. «На самом деле у меня нет дома, который я могу назвать своим», – думал он. Ранчо принадлежит Кэтлин, дела ведутся от ее имени. Он был не более чем надсмотрщиком, который следил за людьми, за тем, как идет работа, и все ли нормально. Брак с дочерью босса – это премия к заработку.

Он удивился своему сарказму.

– Рэйф, – в ее неуверенном голосе сквозили печаль и сожаление.

– Ступай спать, Кэтлин, – коротко ответил Рэйф.

Она не смогла заставить себя подойти к Рэйфу. Он выглядел таким разозленным, таким неумолимым и обиженным.

Кэтлин сидела на кровати уже около пятнадцати минут, медленно расчесывая волосы и пытаясь уловить звуки его шагов в гостиной. Но было тихо.

Скользнув под одеяло, она уставилась в потолок, пытаясь не плакать. Почему он такой обидчивый и несправедливый? Ведь он знает, что она не считает его дикарем. Прошло уже несколько месяцев, и он должен знать, что она любит его.

Часы пробили час ночи, а Рэйф все не шел.

Кэтлин лежала одна в кровати, когда проснулась на следующее утро. Посмотрев на подушку рядом с собой, она с ужасом поняла, что Рэйф не ложился спать вовсе.

Она надела халат и поспешила на кухню, надеясь найти его там. Но кухня была пуста. Одинокая чашка из-под кофе являлась немым свидетельством того, что Рэйф ушел чуть раньше.

Обескураженная, Кэтлин налила себе чашку еще теплого кофе, а потом долго стояла у окна кухни. Черт бы побрал мой глупый язык! Рэйф имел все основания обижаться.

Немного позже она увидела, как он выезжает со двора на гнедом коне.

Кэтлин овладело уныние, когда она поняла, что Рэйф уезжает. Его не будет дома весь день, он уезжает на южные пастбища вместе со Скоттом и Расти Джорданом. Почему он не остался на завтрак, они вместе могли бы разрешить это недоразумение?

Ей стоило больших усилий исполнять обязанности по дому как всегда. Обычно она напевала, когда заправляла кровать, готовила и прибирала, но сегодня черное уныние отравило все, она не стала обедать, думая, что и Рэйф сегодня не будет сыт своей гордостью. Он останется голодным, если только кто-нибудь из помощников не взял достаточно еды для двоих. Ближе к вечеру она пошла на конюшню, чтобы посмотреть на Черного Ветра и на жеребенка. Малышка спала на охапке соломы, но проснулась, когда Кэтлин наклонилась над входом в стойло. Кэтлин не могла не улыбнуться, увидев, как жеребенок встает на ноги и тянется к соску.

– У тебя чудесный ребенок, – сказала Кэтлин кобыле-матери, почесывая ей лоб. – Просто чудесный.

Она еще немного побыла в конюшне и пошла к выходу. Рэд заржал, когда она проходила мимо его стойла, и она решила вывести жеребца, чтобы тот немного размялся. Возможно, побыв на открытом воздухе, она почувствует себя лучше.

Двадцатью минутами позже она была уже далеко от ранчо.

Стоял прекрасный день. Воздух становился прохладным, потому что солнце садилось за горы, но небо было голубое и ясное, а деревья великолепны в своей свежей весенней зелени. Островки диких цветов разбросаны разноцветными отметинами на зеленых холмах, а река – бурлива и полноводна.

На пути к пруду она заметила несколько коров. Надо сказать Скотту, чтобы он пригнал их на ранчо.

Пруд был спокоен, вокруг него появился ковер из свежей травы. Она видела белок, прыгающих между деревьями, слышала хриплый крик сойки.

Кэтлин слезла с коня, сняла сапоги и чулки и окунула ноги в холодную воду. Рэд пасся рядом. Ей хотелось поплавать, но вода в пруду еще слишком холодная.

Она думала, улучшится ли настроение Рэйфа, когда он вернется вечером. Что ему сказать?

Что она плохо спала этой ночью, что ей не хватало его рук, его поцелуев, которыми он каждый вечер благословлял ее ко сну и будил каждое утро.

Она обернулась на топот копыт и увидела приближающихся к ней Скотта, Расти и Рэйфа. Они гнали с десяток голов скота. Сердце учащенно забилось, когда она увидела мужа. Покажет ли он как-нибудь, что заметил ее присутствие, или просто поедет дальше?

Она встала так, чтобы он обязательно ее увидел, и заметила, как Рэйф жестами дал понять Скотту и Расти, чтобы они продолжали движение.

Сердце Кэтлин колотилось, когда он стал распрягать свою лошадь около пруда. Она смотрела на него, пытаясь придумать хоть какие-нибудь слова.

Рэйф глубоко вздохнул. Он устал и проголодался, но глядя на Кэтлин, забыл обо всем. На ней была ситцевая юбка, немного намокшая снизу. Ее волосы были стянуты назад голубой лентой, но несколько прядей выбивались и вились у ее висков. Но Рэйфа притягивали глаза Кэтлин. Они были зеленые, как трава у ее ног, и безмолвно молили его о прощении.

Он разозлился на себя, подошел к Кэтлин и обнял ее. Она приникла к нему, и из глаз ее хлынули слезы.

– Прости меня, – прошептала она. – Я не хотела тебя обидеть.

– Я знаю. – Немного подавшись назад, он положил руки ей на щеки и стал вытирать слезы. Его сердце дрогнуло, когда она посмотрела на него снизу вверх, с мокрыми от слез щеками и с любовью в глазах.

– Кэти…

– Я люблю тебя, Рэйф. Я бы никогда не могла обидеть тебя.

– Я знаю. – Теперь ему казалось, что не она виновата в том, что ненавидит индейцев, а он виноват в том, что в его жилах течет смешанная кровь.

Он поцеловал ее ласково и нежно, и прикосновение его губ унесло прочь все обиды и тяжелые чувства.

– Давай поедем домой, Кэти, – сказал он.

Кэтлин кивнула. У нее на сердце было легко, когда Рэйф сажал ее на спину Рэда, а потом вскочил на своего гнедого.

Бок о бок они поскакали на «Сэкл Си».

ГЛАВА 14

У Рэйфа вырвался жест раздражения.

– Черт побери, Кэтлин. Ты не можешь ехать, и все тут. На тропе нет места для женщины.

– Точно так же говорил мой отец – отпарировала Кэтлин.

– Да, он был прав. Я хочу, чтобы ты дала слово, что останешься здесь, пока я не вернусь.

В глазах Кэтлин сверкал вызов. Казалось, они метали зеленые молнии.

– Я еду, и все. Кажется, ты забыл, что это мой скот. Я имею право ехать с вами.

– У тебя совсем нет прав, за исключением тех, которые даю тебе я, – перебил Рэйф. – Ты моя жена, и я говорю, что ты останешься здесь, в доме, потому что твое место здесь.

Кэтлин сердито смотрела на мужа. Она была слишком разозлена, чтобы возражать. Как он смеет так с ней разговаривать! Подумать только, никаких прав! Ранчо принадлежит ей, скот тоже, и она будет делать так, как хочется ей. И если это ему не нравится, ничего не попишешь.

Рэйф ругался про себя. Он пытался урезонить ее, пытался угрожать, а сейчас пытается запугать ее, но ничего не помогает. Так или иначе, он знал, что Кэтлин решила сопровождать стадо до форта Ларами, и устал усмирять ее.

– Кэти, пожалуйста, сделай, как я прошу.

Она почувствовала, как ее гнев улетучивается от этой мягко высказанной просьбы. Она почти согласилась, но потом покачала головой:

– Я еду, Рэйф.

Он понял, что побежден.

– Мы выезжаем с первыми лучами солнца. Будь готова, или мы уедем без тебя.

Это была пустая угроза. Он не мог уехать без нее. Зная Кэтлин, он не сомневался в том, что она просто последует за ним и, возможно, нарвется на неприятности или потеряется. Он не мог этого допустить. К тому же ему не хотелось спать одному в течение следующих нескольких месяцев, думая, все ли с ней в порядке дома.

Кэтлин торжествующе улыбнулась.

– Я буду готова.

На рассвете они уже были на тропе: восемьсот голов скота, за которыми нужен глаз да глаз, шестеро мужчин и одна женщина, едва скрывающая свое волнение. Поли и Расти остались, чтобы присматривать за ранчо.

Рэйф ехал рядом с Кэтлин.

– Ты уверена, что не передумаешь? Это ведь поездка не на одну ночь, Кэти. Мы будем двигаться в течение нескольких недель.

– Я еду с тобой, Рэйф.

Рэйф кивнул и, закрепив ремешок на шее, забросил шляпу за спину. Пока скот сам пойдет по тропе, пройдет около недели, а до тех пор погонщикам предстояло хорошо поработать.

Часом позже Кэтлин уже почти сожалела о своем упорстве. Коровы мычали, громко протестуя против каждого шага, будто зная, что их ожидает в конце тропы. Густые клубы пыли висели в воздухе, и только платок на лице не давал ей задохнуться. Кроме мычания были слышны крики мужчин, пытавшихся заставить стадо двигаться в правильном направлении, случайное ржание лошадей и монотонный стук тысяч копыт, сотрясавших землю.

Первый день – самый тяжелый. Нужно увести стадо как можно дальше от знакомой территории. Кэтлин знала, что уставшие коровы уже не захотят оторваться от стада, чтобы вернуться на старое пастбище, они будут двигаться медленнее, покрывая от двенадцати до пятнадцати миль в день и давая скоту время пастись и набрать вес.

Ковбои ее отца знали что делать: в прошлом они проделывали такой путь не однажды. В первый день Скотт и Нейт ехали впереди стада. Хэл ехал сбоку, Джош и Уишфул, которых наняли недавно, погоняли стадо сзади.

В начале пути скот вел себя беспокойно и был готов разбежаться при малейшей возможности. Бренден Кармайкл всегда включал в стадо несколько старых быков, чтобы они успокаивали расшалившихся молодых бычков. Кэтлин заметила, что Скотт сделал то же самое.

Это продолжалось пять часов. В полдень ненадолго остановились, чтобы поесть, а потом снова продолжили путь.

Прошло еще шесть часов, пока Рэйф не объявил привал. К тому времени Кэтлин была уверена, что никогда не вернется в свое нормальное состояние. Ей казалось, что ее ноги останутся навсегда искривленными, как у Уэба. Ее мускулы одеревенели и болели, и ее слегка покачивало, когда она встала на твердую землю. Ее сил хватило только на то, чтобы снять с седла снаряжение, а потом она бросилась на землю и села на попону, скрестив ноги, не понимая, что происходит вокруг.

Уэб вызвался заниматься готовкой на все время пути. Кэтлин следовало бы предложить ему свою помощь, но она не могла заставить себя двигаться. Она едва сознавала, что ковбои устраивают стадо на ночь и что Рэйф назначает караульных в первую очередь, во вторую и так далее. Запах дыма защекотал ей ноздри, когда Уэб зажег костер, чтобы приготовить ужин, и она слышала, как вокруг него собрались мужчины, обсуждая события дня. Но к тому времени она уже почти спала.

Рэйф покачал головой, увидев, что Кэтлин спит под раскидистым тополем. Если бы у него был лишний человек, он отправил бы ее домой, но теперь уже слишком поздно. Он не знал, будить ли ее на ужин, и решил, что в отдыхе она нуждается больше, чем в еде. Накрыв ее одеялом, он прыгнул в седло и поехал проверять, все ли сторожа на месте.

Уэб приготовил бобы с красным перцем и лепешки из кислого теста, которые встретили всеобщее одобрение, и Рэйф облегченно вздохнул. Не было ничего хуже, чем провести недели на тропе, вместо еды замаривая червячка, которого даже жевать не стоит. Хороший повар лишал мужчин повода ворчать.

Постепенно огонь угасал и стали устраиваться на ночь.

Кэтлин спала, подложив руку под щеку, и волосы золотом обрамляли ее лицо. Рэйф почувствовал, как внутри него растет знакомое желание, но здесь не было ни времени, ни места для этого.

Завернувшись в одеяло, он растянулся рядом, с седлом вместо подушки и шляпой на лице. Даже сейчас он не мог не чувствовать женщину, лежащую рядом. Он слышал тихое дыхание, ощущал легкий аромат ее волос. Он все еще не спал, когда Скотт потряс его за плечо и сказал, что сейчас его очередь объезжать стадо.

Ночь была темная, мирная и спокойная. Рэйф объезжал стадо, и когда встречал другого сторожа, негромко приветствовал его и кивал головой. Большинство мужчин во время объезда тихо напевали, но Рэйф не знал заунывных ковбойских песен, и поэтому он ехал в молчании, думая о Кэтлин и об их будущем.

Следующая неделя прошла в клубах пыли и в седле. Кэтлин пересаживалась к Уэбу в кухонный фургон, когда долгие часы, проведенные в седле, выматывали ее. Старик был неразговорчив, но они довольно хорошо ладили, и она стала помогать готовить, хотя Уэб хотел все делать сам, жалуясь, что ее кофе слишком слабый, а лепешки чересчур маленькие.

– Подумать только, маленькие! – бормотала про себя Кэтлин, но не спорила. Уэб все-таки повар, а кухонный фургон его вотчина.

Кэтлин не удавалось проводить много времени с Рэйфом, хотя она видела его часто и ночью спала рядом с ним. Она не понимала, насколько ей нравилось засыпать в его объятиях, пока не лишилась этого. Теперь, в лучшем случае, он целовал ее и желал спокойной ночи. Она знала, что его чувства к ней не изменились: он сохранял дистанцию из-за того, что вокруг были ковбои, но ночью ей так не хватало его любви. Он научил ее страсти, разбудил в ней такие желания, о существовании которых она раньше и не подозревала, но сейчас она даже не могла дотронуться до него. А он был таким желанным. Она не сводила с него глаз, когда они были рядом, восхищаясь тем, как он скачет на своем скакуне, тем, как вздувается рубашка на его плечах и спине, как джинсы облегают его стройные сильные ноги. Он хорошо ладил с погонщиками: внимательно выслушивал их жалобы, улаживал споры и смеялся над их непристойными шутками.

Они были на тропе около двух недель, когда увидели индейцев: полдюжины индейских воинов на малорослых лошадях «калико». Кэтлин смотрела на них, чувствуя, как страх сдавливает ей горло при виде их размалеванных лиц и перьев, привязанных к длинным черным волосам.

Рэйф подскакал к кухонному фургону и велел Уэбу остановиться, потом поехал разбираться с индейцами. Кэтлин казалось, что она умрет, дожидаясь возвращения Рэйфа. Вернется ли он? Или индейцы убьют его и потом зарежут всех остальных?

Казалось, прошла вечность, когда Рэйф появился у фургона.

– Они из племени чеинн, – коротко сказал он. – Они хотят, чтобы мы дали им несколько голов скота. Если мы это сделаем, я думаю, они пойдут своей дорогой. Если мы откажемся, я думаю, они будут драться.

– Дай им то, что они хотят, – сказала Кэтлин. – Все, что угодно, лишь бы избавиться от них.

Рэйф кивнул. Он позвал Скотта, который ехал позади стада, и они вместе отобрали шесть нетелей-однолеток. Потом Рэйф снова поскакал к индейцам.

Через пятнадцать минут индейцы исчезли, а вместе с ними исчезли и шесть телок с ранчо «Сэкл Си».

– У них была тяжелая зима, – пояснил Рэйф, вглядываясь в даль. – Их дети голодают, а старики умирают. Шаман сказал им, что Бог не доволен своими краснокожими детьми, и в этом году у них будет плохая охота на бизонов.

– Это глупо, – нахмурилась Кэтлин.

Рэйф пожал плечами:

– Некоторые индейцы верят, что приход белых является наказанием Вакан Танка. И кто знает, возможно, они правы. Болезни белых людей уже уничтожили некоторые племена. А теперь бизонов становится все меньше и меньше. И если бизоны исчезнут, индейцы исчезнут вместе с ними.

Рэйф покачал головой, будто пытаясь прогнать дурные мысли. Потом сказал:

– Погоняй, Уэб. Нам надо спешить.

Через несколько дней они стали лагерем около реки. Расседлав лошадь, Кэтлин сразу улизнула из лагеря в поисках укромного места, где могла бы помыться. Она была уверена, что никогда еще не была такой грязной. Ее волосы покрывал слой пыли, кожа шелушилась от грязи и от высохшего пота.

На берегу она сняла юбку для верховой езды и рубашку, потом вошла в воду и с наслаждением вздохнула, когда холодная влага сомкнулась вокруг нее. Глубоко вздохнув, она окунулась, едва не вскрикнув, когда ее пробрал холод.

Кэтлин лениво плавала, когда голос Рэйфа нарушил мирную тишину.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он строгим и гневным голосом.

Кэтлин встала, бессознательно прикрыв грудь руками.

– Я купаюсь, – тихо сказала она. – Что-то не так?

– Что-то не так?! – воскликнул он. – Я скажу тебе, что не так.

Его голос становился тише, пока глазами он скользил по ее телу. Ее мокрые волосы сверкали, как жидкое золото. У нее была розовая кожа, украшенная сотнями капелек воды, в которых отражались янтарные лучи вечернего солнца и которые сверкали, как россыпь бриллиантов. Он позволил своему взгляду скользить ниже и ниже, пока вода не скрыла от него ее гладкое тело.

Кэтлин внезапно стало жарко. Она так давно не чувствовала его рядом…

Как будто следуя невидимой путеводной нити, она вышла из воды и очутилась в его объятиях, вздохнув, когда он крепко прижал ее к себе. Она почувствовала, как его губы касаются ее волос, как потом он поднимает ее на руки и уносит от реки к рощице деревьев, укрытой под скалистым утесом. Он осторожно поставил ее на ноги и затем, не говоря ни слова, начал раздеваться.

При виде его сердце Кэтлин застучало быстрее, она почувствовала, как к щекам прилила кровь, когда он положил ее на землю и начал покрывать легкими, как бабочки, поцелуями ее лицо, шею и грудь. Его рука нетерпеливо двинулась к ее лону, а губы настойчиво прижимались к ее губам. Его язык дразняще скользил по ее губам, прося разрешение войти, и она почувствовала, что тает, а кровь горит, когда его язык скользнул в ее рот.

– Жена, – хрипло простонал он. – Мы слишком долго не были вместе.

– Слишком долго, – согласилась она, и ее голос был таким же хриплым.

Кэтлин почувствовала тяжесть его тела, когда он лег на нее, раздвигая коленями ее бедра, и была рада этой ноше. Она приподняла бедра, чтобы принять его, и вздрогнула от удовольствия, когда он вошел в нее и наполнил ее собою. Когда мы вместе, мы – совершенны, ликующе думала Кэтлин, – как две половинки одного целого.

Только позже, когда они утолили свое желание и она лежала, свернувшись в его руках, Рэйф вспомнил, что рассержен на нее. Приподнявшись на локте, он посмотрел Кэтлин в лицо.

– Больше никогда, – сказал он, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово, – больше никогда ты не уйдешь из лагеря одна. Понятно?

– Да, сэр, – обиженно сказала она.

– Черт возьми, Кэтлин, ты сейчас не дома. Здесь есть индейцы, – или ты забыла об этом? – дикие животные, змеи и еще черт знает что. Тебе просто небезопасно ходить одной.

Он был прав.

– Прости, Рэйф, – сказала Кэтлин, раскаиваясь. – Кажется, я просто не подумала.

Она подняла руку, чтобы погладить его по щеке, улыбнувшись, когда колючая щетина защекотала ей кончики пальцев. Рэйф глубоко вздохнул, нагнул голову и поцеловал ей ладонь. Он был в ярости, когда вернулся в лагерь и обнаружил, что ее нет; в ярости от того, что до смерти испугался. Они были в самой глуши, окруженные бесконечными милями неосвоенной земли и враждебными индейцами. Его воображение, обычно не слишком богатое, тотчас нарисовало ему ужасные картины.

– Кэти, я не хотел кричать на тебя, я… – ему не хватало слов, чтобы рассказать, что он чувствует, и вместо слов он нагнулся и поцеловал ее.

Но Кэтлин видела любовь и заботу в его глазах, и ответным поцелуем показала ему, что все поняла.

Следующие несколько дней прошли довольно мирно. Кэтлин не отходила далеко от лагеря и радовалась, глядя на Рэйфа, когда он занимался своими обязанностями.

Она с гордостью думала, что выбрала хорошего мужа; он справляется с работой на тропе, хотя никогда раньше не делал этого. Он приписывал часть своего успеха тому, что не стеснялся спрашивать у Скотта и других людей их мнения, если был в чем-то неуверен. Он дежурил ночью, как все, и погонял стадо сзади, когда наступала его очередь. Никому не нравилось ехать позади стада и часами глотать пыль.

Они были на тропе уже почти три недели, когда добрались до реки Нос-Платт. Кэтлин тревожилась, наблюдая, как ковбои переправляют стадо через реку.

Переправа всегда была опасным делом, даже если вода стояла достаточно низко. Но в этот раз Нос-Платт текла полноводно и широко. Кэтлин затаила дыхание, когда Скотт, Нейт и Уишфул загоняли первые ряды в воду. Коровы входили в реку и плыли, держа головы над водой. Кэтлин молилась про себя, чтобы ни одна из них не повернула назад. Многие ковбои гибли, находясь в середине плывущего стада, которое внезапно поворачивало назад, туда, откуда пришло.

У нее пересохло во рту, когда Рэйф сошел на лошади в воду. Он пытался подогнать особенно упрямых и отставших животных к противоположному берегу.

Казалось, это продлится целую вечность, но в конце концов все стадо было благополучно переправлено. Рэйфу пришлось пересечь реку несколько раз, и сейчас он вернулся, чтобы помочь переправиться Кэтлин, пока Скотт и Нейт помогали Уэбу справиться с кухонным фургоном.

Кэтлин держала свою лошадь близко к Рэйфу, пока они плыли. С Рэйфом не было страшно. Он позаботится о ней.

Она уже было с облегчением вздохнула, когда треск ружей разорвал воздух, и посыпался дождь стрел. Стадо встревожилось и стало рассеиваться среди низких прерывистых холмов. Лошадь Кэтлин испугалась, потеряла опору и поплыла вниз по течению.

Рэйф ругался на чем свет стоит. Он представил все: скот бежит, сломя голову; неизвестно откуда появляются индейцы; ковбои быстро расчехляют ружья и начинают стрелять. Но у него не было времени беспокоиться ни о ком и ни о чем, кроме Кэтлин, он дернул поводья, намереваясь последовать за ней, когда стрела вонзилась в спину его коня. Конь погрузился в воду, потом опрокинулся на бок, вынуждая Рэйфа высвободиться из седла, в противном случае его унесли бы тысячи фунтов веса раненого животного.

Он бросил быстрый взгляд на берег. Не было видно никого, кроме Уэба, который нашел убежище за фургоном, и стрелял оттуда из винтовки в сторону индейцев.

Пуля опасно просвистела над головой Рэйфа, и он нырнул под воду, позволяя течению нести себя вслед за Кэтлин.

Он оставался под водой до тех пор, пока хватало воздуха. А когда вынырнул, обнаружил, что оказался далеко внизу по течению. Рэйф вылез из воды и осмотрел внимательно оба берега. Он слышал далекие звуки пальбы и едва долетающие крики людей. Но здесь было тихо.

Он почувствовал, что волоски на его шее стали дыбом, когда вынул нож. Нагнувшись, он осмотрел землю под ногами, потом тихо выругался, когда увидел следы подкованной лошади, идущие от берега. Две другие лошади, без подков, следовали за подкованной. Все три следа вели к деревьям, находящимся ярдах в двадцати.

Сжав губы, Рэйф вспомнил, как лакота учили его идти по следу врага. Он снял мокрую рубашку, сапоги и промокшие носки и двинулся вперед, производя шума не больше, чем тучи, плывущие в небе. Все мысли о стаде и о ковбоях ранчо «Сэкл Си» были забыты. Он думал только о Кэтлин.

Его глаза и уши напряженно улавливали любой знак или звук. Наконец, он остановился, подняв голову и нюхая ветер, как волк, почуявший добычу.

Он шел по следу около сорока минут, когда услышал приглушенный женский крик, исполненный ужаса.

Холодная улыбка на губах Рэйфа сменилась дикой ухмылкой удовлетворения. Те, кого он преследовал, были недалеко. Через несколько ярдов он увидел их лошадей. Упав на землю, Рэйф пополз, точно змея, среди высокой травы.