Текст книги "Королева Аттолии"

Глава Тринадцатая

Королевский инженер следил, как вода вытекает из Гамиатесского водохранилища через шлюз в дамбе, и докладывал королеве Эддиса о результатах промеров. После сильных весенних дождей и снеготаяния в горах ворота оставались открытыми. Если их закрыть, водяной поток сметет шлюз.

Напор воды начал слабеть, лишь когда в низинных странах наступило лето. Аттолия и Саунис продолжали воевать, а Эддис так и остался зажатым в горах: с одной стороны горного ущелья путь преграждали войска Аттолии, с другой стороны – Сауниса. Аттолия отступила с островов, отвоеванных Саунисом, и терпеливо ждала, пока противник совершит ошибку. Наконец инженер доложил, что опасность миновала. Теперь можно закрыть ворота хотя бы на один день или на одну ночь, не опасаясь, что река прорвет дамбу. С закрытыми воротами река Арактус превратится в тоненький ручеек. Эддисская армия двинулась из верховий ущелья вниз, в Аттолию, оставив лишь небольшой отряд защищать Главный мост на случай, если Саунис решит атаковать, пока эддисские войска где-то разгуливают.

* * *

По ночам широко раскинувшиеся походные костры показывали, что эддисская армия, идущая в наступление на Аттолию, очень велика. Аттолия давно догадывалась, что рано или поздно Эддис пойдет на прорыв, иначе будущей зимой стране придется голодать.

– Она не сговорилась с Саунисом? Ты уверен? – расспрашивала она секретаря архивов.

– Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, ваше величество. – После внезапного возрождения эддисского вора Релиус стал осторожнее. – Но если Саунис и заключил какой-то договор с Эддисом, никому об этом не известно. Не говоря уже о том, что, когда вы вступите в войну на суше, он вряд ли упустит удобную возможность атаковать.

– Мы сможем удержать побережье. – Аттолия нимало не обеспокоилась. – А если и потеряем острова, то потом легко отвоюем их обратно. Пока Тегмис и Солон в наших руках, ему будет нелегко воевать на суше. По-моему, Эддис делает тактическую ошибку, если считает, что мы окажемся зажаты между нею и Саунисом.

– Вы поручите медийским кораблям прогнать флот Сауниса?

Аттолия покачала головой:

– Нет. Обойдемся без их помощи.

* * *

Солнце садилось. Инженер Гамиатесского водохранилища приказал опустить ворота главного шлюза и внимательно следил за тем, как идет работа. Вода напирала на деревянные створки и струями просачивалась в узкие щели между досками, но ворота держались. Королевский гонец принес весть об этом во дворец, и те, кто ждал там, взялись за дело. Эддис дала последние наставления генералам, офицерам, отвечавшим за войска, и своему вору. Закончив, отправила их в путь. Но, поднявшись к двери, окликнула вора.

– Моя королева? – обернулся он, не зная, чего ждать.

– Только для этого, – сказала Эддис.

Эвгенидес улыбнулся и отвесил поклон.

– Моя королева, – сказал он, возможно, в последний раз. И ушел.

* * *

Когда вода в Арактусе схлынула, солдаты тронулись в долгий путь. Они шли в темноте, по щиколотку в воде, непрерывно сочившейся из-под ворот водохранилища. Многие искоса оглядывались на темневшую сзади дамбу. Наконец и она скрылась из виду.

Шли без факелов – их свет могли увидеть в Аттолии и доложить в столицу. Вереница людей спускалась по речному руслу, и путь им освещала только полная луна. С обеих сторон высились отвесные берега обмелевшей реки. Кое-где в расщелинах лежали тени, настолько плотные, что на беглый взгляд казались сплошной черной стеной. Речное дно под ногами было неровным, каменистым, а ведь многие солдаты, помимо оружия и снаряжения, несли длинные лестницы. Те, кто шел сзади, сгибались под тяжестью подъемных блоков, грубо отесанных брусьев, деревянных лафетов и пушек.

Время от времени им встречался офицер, который смотрел вверх по реке и отсчитывал минуты по карманным часам. Солдаты и сами тревожно оглядывались и старались шагать как можно быстрее, хотя местами идти приходилось по пояс в воде. Эвгенидес шел впереди пушечной кавалькады и беспокоился ничуть не меньше королевских солдат.

К концу первой ночи, дойдя до места, где был намечен привал, все вздохнули с облегчением. Те, кто нес лестницы, прислонили их к стенам каньона, а остальные, выстроившись в затылок друг другу, начали подъем. Некоторым больше других не терпелось выбраться из реки, и они стали карабкаться прямо по крутым каменным берегам. Поднявшись из каньона, солдаты с удобством, насколько это возможно, расположились на узком выступе, тянувшемся вдоль края Арактуса. В этом месте река, прокладывая себе путь по горам, обогнула большой массив твердого камня, не поддавшийся эрозии. Скалы закрывали вид на Аттолию и прятали солдат от случайного взгляда снизу.

Ксенофон, назначенный командиром экспедиционного отряда, стоял у края обрыва и следил, как поднимаются люди и как втаскивают снаряжение. Как только последний из солдат оказался вне опасности над рекой, как только подняли и сложили штабелями лестницы, в верховьях над водохранилищем вспыхнула сигнальная ракета. Она была зеленая – значит, ворота были открыты, как полагалось по плану. Красная ракета говорила бы о том, что замысел не удался и вниз по течению мчится со всей своей мощью разрушительный поток.

Ксенофон отыскал Эвгенидеса. С самого начала он как мог сопротивлялся королевской идее поставить его командиром над вором. Дерзко, чуть ли не бестактно он объяснял властительнице, что королевский вор никогда в жизни не находился ни под чьим командованием. Королева лишь улыбалась и заверяла его, что Эвгенидес обещал быть послушным. Ксенофону пришлось уступить, что он и сделал со всей доступной ему любезностью, но на стадии планирования Эвгенидес действительно вел себя сговорчиво, и Ксенофон стал относиться к нему более приязненно, хоть и не терял настороженности.

Вор сидел чуть в стороне, у края каньона, держал в руках карманные часы и при лунном свете пытался разглядеть время.

– Твой брат сделал? – спросил Ксенофон, подойдя сзади.

– Да, – ответил вор. – Для меня.

– И который час?

– Поздний. Воду сдерживали лишних полчаса, и эти полчаса как раз ушли у нас на то, чтобы подняться сюда. Чтобы спустить всех обратно и продолжить путь, времени понадобится больше.

– Этого следовало ожидать. На следующих этапах резерв времени будет увеличен.

Они стали ждать. В положенное время воды Арактуса, вырвавшись из приоткрытого шлюза, заполнили теснину. Поздними вечерами Арактус нередко поднимался, вобрав в себя талые воды горных снегов, и эддисийцы надеялись, что на равнине снижение и подъем уровня воды останутся незамеченными. Оросительные каналы были давно разрушены наводнением, и с тех пор их не восстанавливали, опасаясь новых потопов.

День прошел в ожидании. Кто мог – спал, остальные глядели в синее небо, высматривая первые признаки облаков. Летний дождь не мог угрожать дамбе, перекрывавшей реку в верховьях, однако, если луна скроется за тучами, идти по каменистому руслу станет невозможно.

Когда солнце село и горы окутались тьмой, вода снова схлынула, солдаты спустились в каньон и двинулись дальше.

В конце второго ночного перехода Ксенофон остановился посреди речного ложа, окинул взглядом отвесные стены по обе стороны.

– Ничего не вижу, – пожаловался он.

– Вон одно из них. – Эвгенидес указал на черное пятно посреди обрыва. В камне зияла дыра неестественно квадратной формы. – А вон и остальные, в ряд за этим.

Ксенофон махнул тем, кто нес лестницы, и они быстро прислонили свою ношу к каменным стенам возле отверстий. Ругаясь на чем свет стоит, осторожно подняли и установили на место толстые брусья, перекрыв речное русло на немалой высоте. В этом месте ущелье сужалось сильнее всего, а дальше река обрушивалась вниз. Когда отряд окажется ниже водопада, каньон станет шире, и солдаты смогут идти вдоль реки. Но близился рассвет, скоро Арактус наполнится, и спуститься они не успеют. Не успеют и покинуть речное русло. И даже если бы длины лестниц хватило, чтобы подняться на отвесный склон, там, наверху, они были бы открыты всем взглядам с равнины.

Брусья плотно вошли в узкие скважины – не слишком аккуратно, зато надежно.

– Давно тут эти дыры? – спросил Ксенофон.

Вор пожал плечами:

– Спросите моего отца. Это работа военных, я о них узнал чисто случайно. Прочитал в одном свитке давностью в сто пятьдесят лет. В те времена в Аттолии начались волнения, и король поставил здесь часовых. Отверстия тогда уже были.

– Ты уверен, что они окажутся выше уровня реки?

– Были выше – полтораста лет назад, – ухмыльнулся Эвгенидес.

Ксенофон сурово сдвинул брови:

– Твой отец дал мне слово, что эти скважины существуют, что они смогут удерживать брусья над пропастью и что эти брусья окажутся выше уровня реки.

Эвгенидес сдался:

– Мы посылали сюда каменщика, чтобы проверил, не выветрились ли скважины. Они были крепкими и находились гораздо выше уровня воды.

Ксенофон окинул взглядом постройку, быстро выраставшую над головой. Между брусьями солдаты натягивали сети, сооружая целый ряд настилов.

– Пора подниматься.

Он бросил взгляд на вора и тотчас отвернулся, едва удержавшись от вопроса, сумеет ли Эвгенидес одолеть подъем без посторонней помощи. Разумеется, сможет – ведь поднялся же он накануне ночью. Вор промок до нитки, а значит, на пути по реке хотя бы раз упал в воду, но, с другой стороны, падали почти все. Те, кто не был занят натягиванием сетей, стояли по колено в воде и дрожали от холода.

Эвгенидес поймал взгляд Ксенофона и понял его смысл. Ксенофон нахмурился – он не хотел обижать вора. Генерал отвернулся и стал раздавать приказы солдатам. Они установили уже вторую партию настилов, и предстояло возвести еще третью ниже по реке.

Позже, когда в небе занялся рассвет, Ксенофон осторожно прошел по настилам и сел рядом с Эвгенидесом. Его впечатлила способность юноши не отставать от других солдат, и, пока он думал, как об этом сказать и стоит ли вообще, вор заговорил первым:

– Мне казалось, с настилов выше по течению должны прислать сюда гонца – сообщить, что пушечные стволы и лафеты надежно закреплены.

– Наверное, сомневались, успеет ли он пройти по дну, прежде чем нахлынет вода. Каньон очень глубок, они могли не увидеть сигнальную ракету, – ответил Ксенофон.

– По-моему, вода сейчас самая высокая… – заговорил Эвгенидес, и вдруг настил сотрясся от внезапного толчка.

Ксенофон и остальные солдаты крепко ухватились за веревочную сетку. Только вор не стал цепляться. Он подался вперед и вгляделся в реку.

– Что это было? – спросил генерал.

– Точно не скажу, – отозвался Эвгенидес. – Что-то большое. Может, ствол дерева, подхваченный водой. – Он помолчал. – А может, одна из пушек. Она ударила по нижнему брусу не прямо, а вскользь.

Оба приумолкли, размышляя, что стало бы с их сетками, если бы удар пришелся прямо по деревянным подпоркам.

* * *

Королева Аттолии заворочалась и проснулась. Медленно села, прогоняя остатки дурного сна, обвела взглядом комнату. На тумбочке горела небольшая лампа, но в углах, куда не проникал свет, клубилась темнота. За шкафом маячила тень. Другая, еще темнее, виднелась у края шторы. Королева села, прислонившись к подушкам. Натянула одеяло до подбородка и с трудом подавила противоречивое желание – чтобы пришла старая нянюшка и разогнала темноту. Желание было противоречивым потому, что она и сама не знала, чего хочет – чтобы в тенях никого не оказалось или наоборот. Так она сидела и смотрела, пока не занялась заря. С приходом дня тени посветлели и растаяли.

* * *

Когда в небе угас последний отблеск вечерней зари и воды Арактуса схлынули, солдаты, разминая затекшие руки и ноги, спустились на обнажившееся речное дно. Из отряда, шедшего выше по течению, прибежал гонец. Он сообщил: когда воды Арактуса наполнили каньон, течением сорвало три пушечных ствола. Два из них разрушили опоры настилов, стоявших ниже того места, где находились Ксенофон и Эвгенидес. Погибли шестнадцать человек. Четверо из двадцати, находившихся на тех настилах, сумели ухватиться за опоры, и их удалось спасти. Об остальных ничего не известно.

Пушки были найдены на краю заводи под последним большим водопадом. Две раскололись и в дело не годились. Третью, решил Ксенофон, можно транспортировать дальше. Увидев их у берега, он фыркнул и сказал:

– Хорошо хоть, не надо выкапывать их с самого дна.

Заводь была глубокая, а там, где обрушивалась вода, еще глубже. Дно терялось в темноте, и поднять из глубины чугунную пушку было бы невозможно.

Земля стала ровнее, ущелье расширилось, и солдатам хватило места разместиться на день с относительным удобством. Костров не разводили, но люди смогли достать из непромокаемых заплечных мешков сухие штаны и туники и переодеться. Когда солнце село, Ксенофон осторожно двинулся в переход через пустошь. И опять пушки катились невероятно медленно, а солдаты, тащившие их, ругались на чем свет стоит.

– Аттолийские пограничные патрули сюда не доходят? – спросил Ксенофон у Эвгенидеса. Собственно, уточнять не было нужды, все эти подробности были обсуждены еще в Эддисе, но Эвгенидес охотно заверил его еще раз, что нет, не доходят. Он был рад, что ответственность лежит на Ксенофоне, а не на нем.

– Вряд ли они погонят лошадей на пустошь без веской причины, тем более ночью, – ответил он.

Ксенофон радовался, что вор больше не сердится на вчерашнюю генеральскую оплошность.

– Это самый дурацкий план, в каком я участвовал за всю свою карьеру, – сообщил он.

– Обожаю дурацкие планы, – отозвался Эвгенидес. – Долго нам придется идти через пустошь?

– Вдвое дольше, чем шли бы без этих твоих никчемных пушек.

Эвгенидес рассмеялся.

* * *

Когда эддисийцы добрались до края пустоши, их окружила бескрайняя роща под названием Оливковое море, тянувшаяся вдоль подножия Гефестийских гор в Аттолии. Солдаты перестроились в четкие ряды и сели отдохнуть. Костров не разжигали, и оливковые деревья скрывали войско от чужих глаз. Днем офицеры направили солдат на узкую тропу, петлявшую среди олив, и начался переход к Сеперкии. Еще не выйдя на дорогу, они повстречали торговца лошадьми. На вид он был суров, с такими нелегко иметь дело. Однако он охотно уступил эддисийцам своих лошадей и, ничего не взяв взамен, скрылся среди олив в направлении Эддиса.

Лошадей впрягли в пушечные лафеты. Эддисийцы, ведомые осторожным Ксенофоном, вышли с узкой тропы на дорогу и по ней приблизились к маленькому городку на реке. Горожане безо всякого любопытства взирали на солдат в тяжелых стеганых туниках, служивших и мундиром, и доспехами. У всех туники были выкрашены в небесно-голубой и желтый – цвета аттолийской армии. Замаскированные эддисийцы прошли через город к порту, где их ждали четыре речных корабля. Без единого слова офицеры направили солдат вверх по сходням и завели на борт. Те, кто тащил пушки, разговаривали вполголоса, скрывая эддисский говор. Они распрягли лошадей, подтащили пушки к краю пристани, с помощью подъемных блоков погрузили их на один из кораблей.

Эвгенидес смотрел за погрузкой, но вмешаться не мог, лишь шепнул Ксенофону:

– Ради всех богов, только бы никто не заметил, что мы запихнули двенадцать пушек на один речной кораблик.

Ксенофон поморщился, но и он тоже не мог ничего поделать. Если бы он отдал приказ и кто-нибудь из солдат ответил, это сразу выдало бы их с головой. В городе были и другие солдаты, и надо было отчаливать как можно скорее. Через час погрузка закончилась, лодки двинулись вниз по течению, а доверенный агент Эддис, организовавший корабли, доложился Ксенофону. Он был купцом, жил в одном из городов-государств Полуострова, не присягавшем на верность ни Эддису, ни Аттолии. Больше всего он ценил собственный карман. Он останется с эддисийцами, пока для них не минует нужда скрываться.

Корабли были полны припасов, на каждом стоял кирпичный очаг, чтобы готовить еду. В солдатские кружки налили горячего кофе, и солдаты, с удобством расположившись на борту, приготовились к долгому путешествию. Они не рискнут причаливать к берегу, пока не придет пора высаживаться.

Глава Четырнадцатая

Аттолия расслабленно откинулась на спинку большого приподнятого кресла, служившего ей троном, когда она бывала в Эфрате. До нынешней войны с соседями она редко заглядывала сюда. Эфрата – замок маленький. Подобно многим крепостям Сауниса и Аттолии, когда-то он состоял всего из одной большой комнаты, служившей домом какому-то мелкому князю, но затем разросся, и комната стала парадным залом укрепленной резиденции. Само слово «мегарон», первоначально означавшее дом с одной комнатой, ныне относилось и к крепостям такого стиля, и к большому парадному залу.

Неподалеку была гавань, правда, маленькая и плохо защищенная от летних штормов, поэтому крохотный городок на ее берегах никогда не процветал. Теперь это как нельзя лучше отвечало замыслам королевы: она находилась близко к армии, перекрывавшей путь к Эддису через ущелье, и могла легко передавать приказы на корабли, входившие в гавань и покидавшие ее. Ни один корабль не оставался здесь надолго. Ее флот был не настолько велик, чтобы держать боевые суда в бездействии. Все крупные корабли ходили между островов. Обычно она отправляла приказы на небольших быстроходных вестовых судах, но два из них были отосланы не далее как накануне – один отвозил секретаря архивов обратно в столицу, чтобы тот присматривал за тамошними событиями. Поэтому гавань опустела совсем.

Сидя на троне, королева слушала донесения из своей армии и от шпионов Релиуса. Шпионы докладывали в основном о положении дел в ее собственной армии и о поступках потомственных офицеров, однако подтверждали, что эддисское войско стоит лагерем у самого входа в ущелье.

Аттолия посчитала это тактической ошибкой и порадовалась. Эддис отодвинула войско от позиций, где оно находилось под прикрытием собственных пушек, и теперь ей нелегко будет отступать вверх по узкому ущелью. Она собралась было созвать своих офицеров на военный совет, как вдруг объявили о прибытии медийского посла. Королева отпустила всех, кто был рядом, и улыбнулась медийцу.

– Вашему величеству вряд ли стоит прерывать свои дела ради меня, – вкрадчиво произнес он, подходя ближе.

– Дела подождут столько, сколько я хочу, Нахусереш. Я думала, вы далеко отсюда, в столице.

– Без вас там было невыносимо скучно. – Он склонился над ее рукой. – И я крайне тревожился, зная, что вам, возможно, очень нужна моя поддержка. – Он сказал это с улыбкой, словно заверяя, что пошутил, что не сомневается в ее способности направлять войска и баронов на победоносную войну с Эддисом.

– Как приятно иметь рядом друга. – Королева пожала ему руку и отпустила. – Но величайшая ваша поддержка – это ваше общество.

Она знала, что военные корабли медийского императора кружат в открытых водах сразу за внешними островами, готовые прийти ей на выручку.

– Ради такой чести не жаль преодолеть самое большое расстояние, – сказал медиец. Выпрямившись, он обвел взглядом зал и на краткий миг обернулся.

Королева подкрепила этот тонкий намек, кивнув горничной, и та принесла кресло.

– Ваше величество весьма любезны, – сказал Нахусереш, присаживаясь. – Но, по-моему, дворецкий плохо служит вам.

Он обвел зал неодобрительным взглядом. Стены были ничем не украшены, если не считать переплетающегося узора под потолком. Рисунок на полу потемнел от времени и стал плохо различим.

– Дворец очень древний, – улыбнулась королева. – Этот аттолийский мегарон, укрепленный дом на вершине холма, находился здесь еще в те времена, когда на месте дворца вашего императора была лишь пустая поляна на сидосианской земле.

Но медийский посол предпочитал красоту, а не древность. Он этого не говорил, но королева поняла и без слов. Она любила этот мегарон и не променяла бы его на роскошь медийских дворцов с позолоченными колоннами и расписной плиткой на стенах.

Медиец сменил тему:

– Эддис взяла на себя слишком много и наконец потерпела неудачу?

– Возможно.

– А ваши бароны? Вы не опасаетесь предательства?

– Больше опасаюсь глупости. – Аттолия легким взмахом отмела разговор о войне и о своих баронах. – Расскажите лучше, как прошло ваше путешествие сюда.

Медиец прибыл по морю и высадился в порту Реи, всего в нескольких милях отсюда, однако в самых убедительных подробностях доложил королеве о плохом состоянии дорог между столицей и Эфратой и о еще худшем состоянии рессор в его карете.

– Бедный Нахусереш, – вздохнула королева. – Вам пришлось так много выстрадать ради меня. – И томно вложила руку в его ладонь.

– По крайней мере, мне повезло прибыть сюда до дождя.

– А что, собирается дождь? Я целыми днями сижу в четырех стенах в этом зале среди скучных людей и даже не вижу неба.

– Да, – ответил Нахусереш. – Дождь непременно пойдет.

* * *

Облака еще не опустились слишком низко и не успели окутать горы, поэтому часовые Эддис издалека увидели, как причалил медийский корабль. Передали своей королеве весть и о высадке, и о погоде. Эддис ждала известий в своей палатке, разбитой над основным расположением армии.

– Под дождем Аттолия не станет спешить с наступлением, – сказала королева. – Будем надеяться, ливень разгуляется вовсю. Возможно, она призовет своих баронов и передаст им указания. – Она опасалась, что королева покинет мегарон, чтобы лично осмотреть расстановку войск. – Пока она в мегароне, медиец не станет по собственной воле мешать планам Эвгенидеса.

* * *

Королева Аттолии нетерпеливо ждала, пока прибудет последний из призванных ею баронов. Вдруг в зал вошел капитан ее гвардии, Телеус. Он приблизился к королеве, склонился и что-то тихо прошептал на ухо. Она не сразу осознала услышанное. Сидела неподвижно, слушала, сосредоточенно прищурившись. Когда он закончил, встала без объяснений. Все, кто был за столом, тоже встали, и королева вышла.

Подойдя к крыльцу, ведущему во двор, она увидела, как уводят измученных лошадей. Во дворе стояли шестеро забрызганных грязью солдат в окружении любопытных зевак. При виде королевы зеваки рассеялись. Прибывшие солдаты вытянулись по стойке смирно, и один из них шагнул вперед.

– Королевский гонец? – спросила королева.

Капитан гвардии, стоявший рядом, ответил:

– Сражен арбалетной стрелой на опушке леса.

– А письмо, которое он нес? – спросила королева у лейтенанта небольшого отряда.

– Мы вернулись за его почтовой сумкой, ваше величество, – осторожно заговорил тот и протянул Телеусу кожаный мешок с королевским гербом.

– Очень хорошо, – похвалила лейтенанта королева, взяла у Телеуса сумку, раскрыла, достала свернутые бумаги и протянула сумку обратно Телеусу. Мимоходом взглянула на оттиск печати, сломала воск и стала читать. Потом подняла глаза. – Отошлите их в казармы и возвращайтесь, – велела она капитану гвардии и шагнула по крыльцу в мегарон.

Лейтенант поклонился Телеусу, кивнул своим людям, направляя их к двери, ведущей из двора к гвардейским казармам. Телеус понял, что лейтенант знаком с Эфратой, и оставил его размещать своих солдат самостоятельно. А сам пошел за королевой.

Нахусереш увидел их и заметил в руках у Телеуса почтовую сумку. Удивленно выгнул бровь. Он-то считал, что перекрыл все дороги в Эфрату и позаботился о каждом королевском гонце.

* * *

В передней возле зала Совета Аттолия обернулась к Телеусу:

– Вели послать в столицу за Хопсисом. И верни Релиуса. Барон Эфкис нас предал. Один из его офицеров сообщил, что барон пропустил эддисское войско вниз по Сеперкии и позволил им высадиться на этом берегу реки. Они, вероятно, уже в лесу.

– В гавани не осталось вестовых кораблей, – напомнил Телеус. – Тот, который должен вернуться сегодня, еще не прибыл. Второй ожидается только завтра.

Королева выругалась так злобно, что привела бы в ужас медийского посла.

– Возьми в деревне рыбацкую лодку, – велела она. – Иди в Рею. Там должен стоять быстроходный корабль.

– Каким образом эддисийцы могли спуститься по Сеперкии незамеченными? – спросил Телеус.

– Тоже предательство, – дернула плечом королева. – Не хочу обвинять офицеров, стоявших в блокаде у старых Арактусских ворот, но если их одолели численным преимуществом и в живых никого не осталось, то эддисийцы могли проникнуть незамеченными. – Она опять выругалась. – Гонец доложил о пушках.

– Против пушек нам не продержаться, – возразил Телеус. – Надо послать за войском, пусть придут к нам на помощь.

– Попытайся, Телеус, – сказала королева. – Хотя, боюсь, уже поздно.

* * *

Она поднялась на стену над воротами замка и окинула взглядом окрестную равнину. Та тянулась до лесистого хребта, преграждавшего путь к реке Сеперкии. Леса, покрывавшие горный хребет, спускались к его подножию у дальнего края. А сама равнина была покрыта садами и огородами, где выращивался урожай для мегарона и для соседней деревни. Эддисийцы смогут установить пушки в горах и из-под прикрытия деревьев обрушить всю силу своей артиллерии на плохо укрепленные стены мегарона. Капитан указал на дорогу. В тускнеющем свете дня хорошо различалось неподвижное тело ее гонца.

– Вы не можете забрать тело? – спросила она.

Капитан покачал головой:

– Эддисские лучники держат под прицелом ворота. Мы пытались послать гонцов в деревню, но они не смогли пробиться сквозь арбалетный огонь и вернулись.

Королева кивнула. Этого она и боялась.

– Если мы сможем отчалить на лодке, то пошлем кого-нибудь в Рею. Но, полагаю, Рея тоже в руках барона.

Она замолчала, вместе с Телеусом глядя на людей, движущихся среди леса.

– Если они начнут обстреливать замок, Пилоксидес услышит огонь и придет, – сухо молвила она.

– Верно, – сказал гвардеец. Ему это и в голову не пришло.

Они долго смотрели на опушку леса. В сгущающихся сумерках эддисийцы разбивали лагерь и деловито расставляли пушки на огневые позиции. Из леса доносилась ругань – пушки тяжелые, людям нелегко. Одну из пушек выронили, она покатилась в оросительную канаву у края поля. Эддисийцы, рискуя попасть под арбалетный огонь со стен Эфраты, торопливо спустились, привязали веревки и с огромным трудом подняли пушку обратно на гору.

– Одиннадцать пушек, – насчитал капитан. – К утру будут готовы стрелять.

Вдалеке зарокотал гром. Оба подняли головы.

– Надвигается летняя гроза, – сказала королева.

– Что-то необычное, – заметил Телеус.

Гром раздался снова. Они прислушались.

– Это ружья Пилоксидеса, – сказала наконец королева. – Должно быть, эддисийцы напали из ущелья. Сквозь этот грохот он ничего не услышит.

Она снова перевела взгляд на сумрачные деревья.

– Сдаемся, – решила королева.

– Ваше величество? – растерялся Телеус.

– Пусть захватят мегарон, – с горечью произнесла королева. – Вместе со всеми моими баронами. В конце концов Пилоксидес его отобьет. Скажи им, что утром мы сдадимся. – Она с мрачной улыбкой повернулась к гвардейскому капитану. – Мне жаль покидать тебя, Телеус. Ты же понимаешь, что, когда эддисийцы захватят мегарон, меня здесь не будет?

– Понимаю, ваше величество, – поклонился Телеус.

– Начинай готовиться, – велела королева и спустилась со стены.

Пока Телеус подавал сигналы эддисийцам, она вернулась к себе и отпустила служанок. Торопливо собрала самое необходимое, написала несколько писем. Закончив, позвала гвардейца, стоявшего на страже у двери, и послала его за капитаном.

Когда он ушел и коридор опустел, она вышла из своей комнаты и поспешила к небольшой запертой дверце. Ключ у нее был. За дверью уходила вниз винтовая лестница. Дождавшись, когда коридоры опустеют, королева осторожно прошла через небольшую цитадель к другой дверце, за которой скрывалась еще одна лестница. Она вела в глубокие коридоры, проложенные в недрах скалы, на которой стоял мегарон.

Королева прихватила лампу, но та не понадобилась. На стенах уже горели лампы – их зажгли гвардейцы, посланные Телеусом. Она дошла до потайной двери, по пути никого не встретив. Возле нее стоял гвардеец. Он издалека услышал ее шаги и к появлению королевы вытянулся по стойке смирно. Если он и считал, что ситуация необычная, то ничем этого не выдал. Уставившись в противоположную стену, он стоял, обратив к королеве лишь ухо, и ждал приказов.

– Лодка готова?

– Да, ваше величество. – Лодка всегда была наготове.

Она сама отперла дверь, и гвардеец вышел вслед за ней. По ту сторону было прохладно, сыро и темно. Они очутились под мегароном, в пещере, выходившей в гавань. Было слышно, как плещет вода, и сквозь устье пещеры королева различила белые гребешки волн. Из двери пробивался свет, и Аттолия не стала зажигать лампу. У причала стояла лодка, парус был обернут вокруг мачты. Лодка была небольшая, только-только для двоих, но Аттолия не сомневалась: для ее целей вполне сгодится. Она не собиралась плыть далеко. В ее планы входило сначала добраться до медийских кораблей, а уж потом думать, как избавиться от их навязчивой помощи и как объяснить Нахусерешу, почему для него места в лодке не хватило. Осторожно ступая в полумраке, она прошла вдоль пристани и остановилась у лодки. Причальные канаты были длинные, и суденышко покачивалось в нескольких футах от берега. Она жестом велела гвардейцу подтянуть лодку. Уголком глаза заметила, как он покорно опустился на одно колено и потянулся к воде. Тихо стукнулся о дерево крюк, привинченный на место правой руки.

* * *

Со стены над воротами Телеус смотрел на эддисийца, стоявшего внизу. Он ожидал всадника на лошади и с удивлением смотрел, как из-за деревьев вышел пеший солдат и направился через поля к мегарону.

– Хотите сдаться? – прокричал переговорщик.

– Утром, – ответил Телеус.

– Справедливо. До тех пор оставите ваших погибших?

На дороге лежал королевский гонец. Сумерки сгущались.

– С вашего позволения, мы бы забрали его нынче вечером, – сказал Телеус.

– Я передам генералу. – Солдат махнул одной рукой Телеусу и зашагал обратно к лесу.

– Разрешите мне пойти, – послышался голос. Телеус обернулся. Рядом стоял лейтенант, принесший почтовую сумку. – Он был мне другом, – пояснил солдат. – Я схожу заберу его.

– Иди, – разрешил Телеус.

Через несколько минут гвардеец, стоявший у одной из колонн на широкой террасе мегарона, увидел верхового лейтенанта. Тот ждал, пока откроют ворота, ведущие из двора. Вместе с ним были еще четверо – все, кто прибыл вместе с гонцом, кроме одного. Сердитый гвардеец, ни к кому не обращаясь, проворчал – мол, так ли уж надо идти за телом непременно вчетвером. Начал было спускаться с террасы, но ворота открылись, и всадники ускакали. Гвардеец остался ждать во дворе – хотел поговорить с лейтенантом, когда тот вернется. Услышав за стеной крики, взбежал на сторожевую площадку над воротами. Вгляделся сквозь сумерки: дорога опустела. И всадники, и тело убитого гонца исчезли без следа. Гвардеец помчался к капитану.