Текст книги "Королева Аттолии"

– Где гонец? – спросил Телеус.

– Как только они подъехали, вскочил как ни в чем не бывало, – ответил гвардеец. – Живехонек, как вы и я. Один из всадников посадил его к себе, и они ускакали в лес.

Телеус выпучил глаза. Пятеро. Все, кто был с гонцом, кроме одного.

– За мной! – скомандовал он гвардейцу и стремглав помчался вниз со стены.

Глава Пятнадцатая

Аттолия пригляделась к нему. Он стоял на одном колене и смотрел ей прямо в лицо. Он повзрослел, подумалось ей. Мальчики, становясь мужчинами, часто подрастают одним резким рывком, но ее шпионы либо не заметили этого, либо не сочли нужным докладывать. Ростом он так и не догнал ее, волосы, коротко подстриженные, были спрятаны под шлемом, и во дворе, среди остальных перемазанных в грязи солдат, она не обратила на него никакого внимания. В тот момент на нем была искусственная рука, а не крюк, вспомнилось ей. Должно быть, прятал под перчаткой. Но самой большой переменой был не рост и не длина волос, а выражение лица. Он смотрел на нее абсолютно бесстрастно, так же как и она на него. Она ощущала неподвижную маску на собственном лице. Подумала: если поискать гвардейца, которого Телеус послал сопровождать ее, он наверняка найдется где-то поблизости. Не бесчувственный, не связанный, а мертвый.

– Ты изменился, – сказала Аттолия.

– Многие так говорят. Садитесь в лодку, ваше величество, – коротко кивнул Эвгенидес. Он все еще сидел на корточках у края пристани, совсем близко от нее – с такого расстояния легко мог бы дотянуться. Черная вода охотно примет ее тело.

Аттолии вспомнилось, каким было его лицо, когда она впервые внимательно присмотрелась к нему. В замке над Сеперкией, когда он, раненый, истекал кровью. В тот раз он сказал ей, что она гораздо красивее Эддис, но не так добра, и улыбнулся – как лучник, чья стрела попала в цель. Аттолия и подумать не могла, что когда-нибудь он улыбнется ей еще раз, даже в насмешку. Она еще мгновение поколебалась и ступила в лодку. Та покачнулась, и королева торопливо села, лицом назад, на деревянную скамейку возле мачты. Плотнее запахнулась в теплый плащ.

– Надежда умирает последней, да, ваше величество? – бесстрастно спросил Эвгенидес. Аттолия не ответила, лишь сидела, устремив взгляд на швертовый колодец прямо перед собой. Острой как нож внутренней стороной крюка вор перерезал трос, крепивший парус к мачте. Рея опустилась за спиной у королевы, захлопал освобожденный парус. Эвгенидес отвязал лодку и, держа причальный конец, зашагал к дальнему концу пристани. Издалека послышались крики. Эвгенидес прибавил шагу, перешел на бег. Лодка быстро скользила по воде. Когда она поравнялась с краем пристани, Эвгенидес ступил на корму. Лодка опять качнулась. Из двери высыпали люди, но лодка уже вышла из-под нависавшего фундамента мегарона на ветер. Парус наполнился, лодка резко накренилась, и Аттолия наклонилась в другую сторону. Эвгенидес сел на кормовую банку и положил крюк на румпель, чтобы рулить. Рукой поправил парус, и лодка, набирая скорость, вышла из пещеры. Когда солдаты Аттолии добежали до конца причала, лодка ушла уже далеко и ее пассажиры были едва различимы в темноте.

В гавани по воде бежала рябь, маленькую лодочку швыряло с волны на волну. Аттолия почувствовала, как спину окатывают брызги, и порадовалась, что шерстяной плащ не пропускает воду. Она закуталась еще плотнее, свернувшись в клубок.

Они вышли из гавани в окутанное тьмой море. Эвгенидес повернул вдоль берега в сторону Эддиса. Ветер был попутный. На корме смутно темнела его фигура. Над его плечом медленно уходили вдаль огни мегарона. Наконец они совсем скрылись из виду за темной громадой мыса. Вода, плескавшаяся в борт, медленно пропитывала спину королевского плаща.

Эвгенидес спросил:

– Вы умеете плавать, ваше величество?

– Нет, – коротко ответила она.

* * *

Телеус вывел солдат из пещеры под мегароном и встретил медийского посла. Тот ждал на верхней ступеньке лестницы.

– Соблаговолите рассказать, гвардеец, чем вызван весь этот ажиотаж, – попросил медиец. Телеус заколебался, но в конце концов решил: нет смысла скрывать, что королева похищена. Медиец мрачно улыбнулся: – Этот эддисский вор умен и хитер. Не сомневаюсь, что сейчас, пока мы разговариваем, он топит королеву в море. А может быть, тонет и сам, если решится темной безлунной ночью идти вдоль побережья.

Казалось, Нахусереша не слишком пугает мысль об утонувшей королеве. Телеус следил за ним, прищурив глаза.

– Надо отправить весть армии, стоящей в ущелье, – сказал Телеус.

– Зачем? – удивленно приподнял бровь медиец. – Чтобы начать приготовления к официальным похоронам?

– Может, она и не погибла, – прорычал Телеус.

– Верно, – задумчиво согласился Нахусереш. – Совершенно верно. Не смею больше вас беспокоить. Прошу извинить меня, гвардеец. Меня в комнате ждет обед.

* * *

– Ваше величество, – заговорил Эвгенидес через несколько часов. – Соблаговолите наклонить голову, мне надо переложить парус.

Аттолия открыла глаза и посмотрела на него. Ветер разогнал облака, на воде играл лунный свет, а совсем неподалеку высились черные скалы.

– Парус быстро перелетит через всю лодку, – пояснил он. – Рея может ударить вас по голове.

Аттолия нехотя пригнулась. Эвгенидес переложил румпель на другой борт, и лодка повернула. Парус перелетел над их головами и с громким щелчком натянул ванты. Лодка накренилась, Аттолия потянулась к высокому борту, но Эвгенидес уже уселся на планшир и откинулся назад, уравновешивая. Лодка выровнялась и, повернувшись боком к ветру, помчалась вдвое быстрее прежнего. Аттолия еще крепче вцепилась в боковой поручень. Отвесные скалы были всё ближе и ближе.

Аттолия еще плотнее стиснула руки. Эвгенидес ловко вел лодку между камней, укутанных белой пеной, и шел прямо к скалам, в которых она не видела ни малейшего просвета, ни единой отметины. Но потом он еще раз шевельнул румпелем, и королева разглядела узкую щель. Значит, они направляются туда. Через минуту с обеих сторон от лодки выросли отвесные стены. Ветер стих, вода успокоилась, лишь вздымалась и опадала в размеренном ритме. Лодка по инерции двигалась вперед, Эвгенидес осторожно маневрировал, огибая ему одному ведомые препятствия.

Постепенно замедляя ход, они вошли в крошечную бухточку, со всех сторон окруженную высокими скалами. Ветра здесь не было, вода разгладилась, засияла отраженным светом луны. Стояла полная тишина, особенно заметная после рева открытого моря.

Аттолия снова села посередине передней банки и уставилась на швертовый колодец.

* * *

– Ваше величество, – тихо произнес Эвгенидес и дождался, пока Аттолия поднимет глаза на него.

Лицо его было спокойно, выражение невозможно прочитать. Глядя на него, Аттолия вспомнила день в зале для приемов, когда она стала королевой не по титулу, а всерьез. Тогдашний капитан гвардии, предшественник Телеуса, устранил ее самонадеянного жениха, и она, оставив баронов свыкаться с реальностью ее правления, удалилась к себе в спальню. Зашла туда в последний раз, а после этого переселилась в королевские покои. Постояла перед гладким серебряным зеркалом, всмотрелась в свое лицо, потрогала: неужели оно и впрямь такое жесткое, каким кажется. В приемном зале ей было тоскливо и страшно, она не знала, исполнит ли капитан свое обещание, но ни страх, ни смятение не отразились на ее лице. С тех пор ее прозвали каменнолицей королевой. Чтобы править, нужна маска, и она была рада, что обрела свою. Интересно, радуется ли своей маске Эвгенидес.

– У вас есть выбор, – заговорил Эвгенидес. – Вы, в сознании или без, можете погрузиться в воду. У меня есть багор, чтобы вы уж наверняка не вынырнули. – Вор подтолкнул ногой лежавший на дне шест. Тот стукнулся о швертовый колодец, и королева, вздрогнув, опустила глаза. Багор был футов пять или шесть в длину и заканчивался двумя небольшими крючьями. Легко представилось, как крючья цепляются за складки ее платья, а Эвгенидес налегает на багор, заталкивая ее все дальше в глубину.

Она бесстрастно встретила взгляд Эвгенидеса. Подумалось: далековато он завез ее, чтобы утопить. Однако она знала: в своей области он очень скрупулезен и не желает оставлять место случайностям.

Он не шевельнулся, лишь заговорил опять:

– Или же вы можете предложить мне то, чего я хочу. Хочу гораздо сильнее, чем погрузить вашу голову под воду и ждать, пока вы испустите последний вздох.

Аттолии сначала казалось, что выбор заключается в том, уходить под воду в сознании или без. Ей и в голову не приходило, что Эвгенидес хочет большего. Она бы на его месте только об этом и мечтала.

– Я хочу стать королем Аттолии, – сказал он.

Аттолия вздрогнула. Окинула взглядом крохотную гавань, прокашлялась и лишь тогда заговорила:

– Хочешь, чтобы я перед смертью провозгласила тебя наследником? Для этого ты выбрал слишком безлюдное место. Тут маловато свидетелей.

– Я не собираюсь становиться вашим наследником, – сказал вор.

– Тогда что же?

– Чтобы стать королем, есть способ гораздо легче, – ответил Эвгенидес и стал ждать, пока она сообразит.

Аттолия распахнула глаза.

– Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж? – Она не верила своим ушам.

– Если вам не хочется выходить за мужчину с одной рукой, можете винить только себя.

– И с каких это пор ты вырос в мужчину? – Аттолия приподняла бровь с еле заметным сарказмом.

Эвгенидес не попался на удочку.

– Выбор за вами, ваше величество, – тихо молвил он.

– А если я предпочту умереть здесь?

Наступила полная тишина. Слышался только плеск мелких волн о днище лодки да шелест воды у подножия утесов.

– Тогда в Аттолии начнется гражданская война и придут медийцы, – произнес наконец Эвгенидес. – Они станут править и Аттолией, и Саунисом, а Эддис удалится к себе в горы.

– Без Сауниса и Аттолии Эддису не с кем торговать. Эта страна не может сама обеспечить себя. Если твоя королева уничтожит Аттолию, то уничтожит и свою страну.

– У нее есть пираты.

Королева опять окинула взглядом бухточку. Очень пригодится для страны, не имеющей собственного флота.

– Ах да, пираты. Весьма изобретательно. А сможет ли она повелевать ими?

– Достаточно для наших целей. Достаточно, чтобы Эддис не голодал.

– Надейтесь, надейтесь.

Эвгенидес пожал плечами:

– Эддис – страна небогатая. И не разбогатеет, пока Медия не потеряет власть над этим побережьем. Однако Аттолия и Саунис исчезнут, а Эддис еще долго будет существовать. Нас защитят наши горы.

– А если я не захочу умирать? Выберу жизнь?

– Тогда я провожу вас к моей королеве, и начнем обсуждать брачный контракт. Общими усилиями армии Эддиса и Аттолии смогут прогнать медийцев от побережья и вынудят Саунис тоже заключить мир.

– И ты станешь королем Аттолии?

– Да.

– А я все равно останусь королевой.

– Вы будете править. Я не стану вмешиваться, но у вас появится советник из Эддиса.

– И я буду смотреть, как Эддис взимает дань, выжимая из моей страны последние соки, как истощается казна, как растут налоги, как крестьян угоняют в рабство, как истинными правителями страны снова становятся бароны, они делают что хотят, лишь бы король был сыт?

– А вам не все равно? – спросил Эвгенидес. – Ведь вы, королева, тоже будете сыты.

– Мне не все равно, – прошипела Аттолия и подалась вперед, стиснув кулаки.

Эвгенидес по-прежнему был бесстрастен. Аттолия видела его в лунном свете, но так и не смогла понять, доволен ли он, добившись от нее такого отклика. Она снова села на скамью и взяла себя в руки.

– Да, мне не все равно. Это моя страна.

После долгого раздумья вор заговорил:

– Если я стану королем, с Эддисом будет заключен мир безо всякой дани.

Королева недоверчиво фыркнула, потом ссутулилась, укутав руки платьем, чтобы согреть. Она промокла и замерзла. Сидя перед Эвгенидесом, чувствовала себя намного старше своих лет. Все кости ныли. Эвгенидес, конечно, слишком молод, разве у него могут болеть кости. Что бы он о себе ни воображал, он всего лишь мальчишка. Мальчишка без одной руки. Она откинула с лица мокрые волосы, спрашивая себя, с каких пор она опустилась так низко, что стала пытать мальчишек. Этот вопрос она задавала себе ночь за ночью, лежа без сна на кровати или сидя у окна, глядя, как по небу медленно плывут звезды.

– Прежде чем отправить тебя в Эддис, я каждую ночь стояла у двери твоей камеры и слушала, – резко произнесла Аттолия.

Эвгенидес молчал, ожидая продолжения.

– Первую ночь ты кричал. – Она всмотрелась, ожидая отклика, но ничего не увидела.

Она стояла за дверью камеры, в тусклом свете ламп, одна, потому что отослала стражу, и слушала. Одна, потому что уже тогда знала, что сорвется на любого стражника, который посмеет насмехаться над болью вора. Он кричал, задыхаясь, судорожно всхлипывая, кричал даже тогда, когда ей казалось, что у него не осталось сил. Наконец он засыпал, но к королеве сон не шел. С самого первого вечера, как она услышала его рыдания, их звук не давал ей заснуть, пробуждал от кошмаров.

– На вторую ночь ты снова и снова повторял одни и те же слова. Наверное, тогда же началась лихорадка. Ты их помнишь?

– Нет.

А она помнила наизусть. Его голос, ломкий и прерывистый, наполнял ее сны, и тогда она плакала о нем, плакала горькими слезами, так, как не плакала ни об отце, ни о себе самой.

– Оксе Харбеа Сакрус Вакс Драгга…

Эвгенидес узнал эти слова.

– Это воззвание к Великой богине на весеннем празднике, – спокойно ответил он. – Ее призывают на помощь тем, кто нуждается. Очень древние слова.

– И она приходит на помощь тем, кто нуждается? К тебе вон не пришла.

– Ваше величество, вам предстоит принять решение, – напомнил ей Эвгенидес. – Времени остается не так уж много.

Наступила тишина. Аттолия задумалась. В основном она думала о медийском после с привлекательным лицом и мимолетной улыбкой.

Эвгенидес ждал.

– Ну ладно. – Королева выпрямилась и посмотрела ему в глаза. – Ты станешь королем Аттолии. Но если хочешь жить, никогда не пей из моего кубка.

– Возле багра лежит весло, – сказал Эвгенидес без малейшего торжества в голосе. – Вам придется грести к пристани.

Он изогнулся всем телом, взялся за румпель рукой, а не крюком и стал рулить. Она подвинулась на скамье и опустила весло в темную воду. Лодка медленно двинулась к крохотной пристани, выступавшей над каменистым пляжем у подножия скал.

Грести королева не умела, и путь до пристани занял добрых полчаса. Аттолия подтянула лодку к берегу, и Эвгенидес вышел. Обернулся, подал ей руку. Когда она тоже очутилась на пристани, он отошел на несколько шагов, закрыл глаза, поднял руки и размял затекшие плечи. Аттолия пошарила в складках платья, отыскивая нож, который всегда носила за пазухой, но его не было. Исчез также и церемониальный кинжал с пояса, и даже крохотный клинок, спрятанный в волосах.

Она обернулась к Эвгенидесу – его глаза были открыты, а в руке лежали веером все три ножа. Он стал подкидывать их в воздух один за другим, ловил за лезвия и подкидывал снова, жонглировал одной рукой. Потом рукоятками вперед протянул королеве. Она заколебалась, ожидая, что он отдернет руку, но он не шелохнулся.

– Возьмите все три, – сказал он.

Она взяла, и он указал на точку под своим сердцем.

– Вонзите сюда снизу вверх, – посоветовал он. – Это чтоб наверняка. Впрочем, можете ударить куда угодно. Результат будет таким же. Потом столкнете меня в воду. Не знаю, смогу ли я плавать с одной рукой.

Аттолия ждала, чувствуя западню. Луна скрылась за облаками. Эвгенидес превратился в темный силуэт на фоне еще более темной воды.

– Прежде чем примете решение, – сказал он, – знайте: я вас люблю.

* * *

Аттолия расхохоталась. Эвгенидес во тьме зарделся.

– Меня всю жизнь окружают лжецы, но такого я не слыхивала, – улыбнулась Аттолия.

– Это чистая правда, – пожал плечами Эвгенидес.

– Это чувство на тебя внезапно нахлынуло? После нашей недавней помолвки?

– Нет, – тихо ответил вор. – Когда я украл Дар Гамиатеса, уже тогда я вас любил. Хотя и сам не понимал. Считал вас исчадием ада, – признался он, склонив голову набок, – но уже любил.

Он продолжил:

– Мой дед, пока был жив, часто приводил меня в ваш дворец, чтобы я сам на всё посмотрел. Однажды там шел праздник с музыкой и танцами, дворец был полон народу. Я пошел в огород и спрятался, так как думал, что там никого нет. И пока я прятался, распахнулась дверь из оранжереи, и вошли вы. Одна. Я смотрел, как вы идете между капустными грядками, как танцуете под апельсиновыми деревьями. Я был там, сидел на дереве.

Аттолия удивленно распахнула глаза. Вспомнила тот вечер, когда танцевала под апельсинами.

– И сколько тебе было лет? – спросила она. – Шесть?

– Да уж побольше, – улыбнулся воспоминаниям Эвгенидес.

– Детская влюбленность, – сказала королева.

– Детская влюбленность не может выдержать ампутацию, ваше величество.

– Тебе еще повезло, что я отрубила тебе руку, а не вырезала сердце, – с жестокостью произнесла Аттолия. – Считаешь, что до сих пор любишь меня?

– Да.

– И думаешь, я тебе поверю?

Эвгенидес пожал плечами:

– Можете убить меня на месте, ваше величество, и покончим с этим.

Он видел, как она в белом платье танцевала в лунном свете, представляя себе, будто движется вместе с друзьями в хороводе на празднике урожая. Танцевала, широко раскинув руки, словно обнимая невидимых сестер и подруг, существовавших только в ее воображении, и он никогда не видел ничего красивее – и печальнее. Вспомнил, как вспыхнула она, когда он назвал ее жестокой. Впоследствии, когда волшебник предложил поставлять ему материалы более свежие, чем хранились в его библиотеке, Эвгенидес охотно согласился и внимательно читал всё, что ему присылали. Пытался понять, кто она – зверь в человеческом облике, каким ее называли, или всего лишь одинокая женщина, которой приходится править страной без поддержки собственных баронов. В конце концов он принял совет, данный дедом много лет назад, и решил пойти посмотреть сам.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Можешь мне поверить.

Аттолия задержала на нем взгляд, не выпуская ножа из рук. Потом сунула клинок обратно в стеганый футляр за пазухой платья и шагнула вперед. Коснулась ладонью его щеки. Он застыл как громом пораженный.

– Верю я вот во что, – сказала она. – На вершине этой лестницы тебя ждут друзья, и, если я поднимусь туда без тебя, мне не жить.

– У тебя есть лодка. – Согретый теплом ее ладони, он не шелохнулся.

– Ты не привязал ее, и она уплыла. Если я даже доберусь до нее, смогу ли на веслах пройти мимо рифов?

– Нет.

– Тогда идем наверх вместе, – решила королева и отвернулась от него.

Глава Шестнадцатая

Лестница, ведущая с пляжа, была вырублена в скальной расщелине. Время от времени расщелину перекрывали деревянные ступени, помогавшие перебраться на другой край. Эвгенидес пропустил королеву вперед, чтобы она могла выбрать скорость подъема и чтобы не спускать с нее глаз. Подъем помог ей согреться и размять мышцы, но ноги в войлочных туфельках все равно промокли и замерзли. Каждый шаг давался с трудом. Она то и дело проверяла, на месте ли ножи. И на каждом повороте, где деревянный мостик вел на другую сторону узкого ущелья, оборачивалась поговорить с Эвгенидесом. Он осторожно держался подальше, чтобы не попасть под удар.

– Ты не подкупал Эфкиса, – сказала она.

– Верно, – ответил Эвгенидес. – Это была ложь. И никакого королевского гонца не было. Лейтенантом был мой родственник Кродес. Он много месяцев тренировал аттолийское произношение. А почтовую сумку гонца мы позаимствовали в вашем посольстве в Эддисе.

– Но вам удалось провести людей мимо сторожевых постов Эфкиса. И пушки, – сказала она. – Одиннадцать пушек. Как вы провезли их мимо него?

– Они деревянные.

– Деревянные?

– Деревянные, – подтвердил Эвгенидес. – Ненастоящие. Мы перевезли их вниз по Сеперкии на одном корабле, потом выбросили через борт и вплавь доставили к берегу.

– Мерзавец, – выдавила Аттолия.

– Отнюдь. – По лицу Эвгенидеса на миг промелькнула улыбка – та же самая, запомнившаяся Аттолии улыбка лучника, попавшего в цель. Промелькнула и вмиг исчезла.

Аттолия снова начала подъем. Она нарочно не оглядывалась на Эвгенидеса. Карабкалась остервенело, вымещая гнев на ступеньках. Эвгенидес шел сзади, слышал, как ее дыхание становится все тяжелее, ждал, пока она устанет и замедлит шаг. Но королева взяла темп и отказывалась его сбавлять. Стараясь дышать не запыхавшись, упрямо шла вперед.

– Ваше величество, – окликнул Эвгенидес.

Королева остановилась и свирепо оглянулась на него. А он всего лишь хотел, чтобы она остановилась, надеялся, что когда она снова тронется в путь, то пойдет медленнее. Посмотрел на нее снизу вверх – и от ее красоты и презрения язык прилип к гортани.

– Надеюсь, вам понравились сережки, – неуклюже молвил он.

Казалось, он слышит, как кровь бьется у нее в жилах и заливает щеки яростью.

Она ядовито ответила:

– Мне могут понравиться те сережки? Или понравится идти замуж за мальчишку-подростка? За козлонога с одной рукой? – Так на равнинах грубо называли горцев Эддиса. – Когда мне искренне захочется выйти за тебя, тогда я и надену те сережки. Не жди и не надейся, вор.

Она повернулась к Эвгенидесу спиной и стала подниматься быстрей прежнего.

– Ваше величество, – окликнул Эвгенидес.

– Что еще?

– Подъем предстоит долгий, – подавленно сказал он. – Если будете так спешить, до вершины не дойдете. Вас хватит апоплексический удар.

– Наверное, я буду не первая, кого ты довел до апоплексического удара, – огрызнулась Аттолия, но все же сбавила шаг. Эвгенидес по-прежнему держался на безопасном расстоянии.

* * *

В полном молчании они поднимались еще с полчаса. Наверху уже показался конец лестницы, и тогда Эвгенидес не устоял перед искушением и тихонько, но весьма достоверно заблеял по-козьи. Аттолия услышала. Вздернула голову, застыла на миг, сжав кулаки. Потянулась за ножами и обнаружила, что они опять исчезли, хотя она и проверяла за время подъема несколько раз. Бешено разозлившись, обернулась, стала нарочито медленно с грозным видом спускаться к вору. Эвгенидес пятился, отступая шаг за шагом.

– Ваше величество, чем дальше мы спустимся, тем больше придется подниматься обратно, – сказал он.

Королева остановилась. Многолетние интриги и открытая война с баронами научили ее отличать победу от поражения. Вот и сейчас она поняла, что проиграла. Без посторонней помощи ей не освободиться. На вершине скалы вора ждут вооруженные друзья, они сопроводят ее к свадебному алтарю, и помощи ждать неоткуда. Поэтому она собрала все свое терпение – оно всегда имелось в избытке – и снова начала подъем.

Дойдя до вершины лестницы, она осмотрелась. Оказывается, за прибрежными холмами скрывались высокие горы. Они темными силуэтами вырисовывались на светлеющем небе, но рассвет еще не наступил, и она плохо различала, кто стоит перед ней. Королева окинула их холодным взглядом. Почти все носили мундиры эддисской армии, но были и мужчины постарше в скромной гражданской одежде. Вон тот толстый, подумала она, один из эддисских министров. Наверное, остальные старики тоже министры. Эддис послала к ней достойную компанию.

Лагерь не разбивали. Рядами были привязаны лошади и вьючные животные, все оседланные, все нагруженные.

Подошли офицеры и министры, кто мрачный, кто смущенный. Когда они приблизились, Аттолия кое-кого узнала. Министр торговли, казначей. Чуть впереди других стоял человек, не мрачный и не растерянный. С абсолютно непроницаемым лицом. Прищурившись, королева узнала и его. Личный камергер Эддис, привезен сюда, чтобы официально представить высоких особ, что он и проделал, ни на волосок не отклонившись от дворцового этикета. Заколебался только один раз, взглянув через плечо.

– Он сказал, что его здесь не будет, – торопливо шепнул один из министров, и камергер продолжил передавать формальные приветствия от отсутствующей королевы Эддис.

– И что дальше? – спросила Аттолия в пустоту.

– Как можно скорее пойдем через холмы к истоку Прикаса. Там спустимся в главное ущелье, – ответил Эвгенидес из-за ее спины. – Там поскорее проведем переговоры, нас обручат, и ваши бароны будут свидетелями.

– Унылая церемония, – вздохнула королева.

– Блеск и веселье будут на свадьбе – и на коронации.

Аттолия окинула его холодным взглядом. Он ответил ей столь же холодной улыбкой и обернулся к людям, только что подошедшим.

– Никаких неожиданных трудностей? – спросил министр торговли.

– Неожиданных – никаких, – доложил Эвгенидес.

К аттолийской королеве обратился камергер:

– Ваше величество, к сожалению, мы не можем предложить вам отдых после, полагаю, чрезвычайно утомительного путешествия, однако мы должны добраться до главного ущелья с максимально возможной быстротой. Можем предоставить вам лошадь. Вы умеете ездить верхом?

– Умею, – ответила Аттолия, решив, что лучше сесть в седло добровольно, чем ждать, пока ее усадят силой и привяжут.

Камергер прокашлялся.

– Ваше величество, разрешите предложить вам сухой плащ.

– Разрешаю. Предлагайте, – отозвалась королева.

Он опустил глаза на ее ноги.

– Сухая обувь у нас тоже есть. Прошу прощения. – Он вежливо откланялся, отошел и вернулся с плащом и мягкими кожаными сапожками. Опустился на колено, снял с нее туфли и надел теплые сапоги. Они пришлись впору, и королева с наслаждением пошевелила замерзшими пальцами.

Ей подвели лошадь и помогли сесть верхом. Эвгенидес стоял неподалеку и смотрел. Аттолия не удостоила его даже взглядом. Села верхом и уехала не обернувшись.

Отряд поднялся на прибрежные холмы и свернул на узкую тропу. Целый день она провела в седле под нависшими тучами. Ландшафт этих холмов был разнообразнее, чем со стороны суши, где Гефестийские горы спускались к реке Сеперкии отвесным обрывом. Тропа то поднималась по пологим склонам, то уходила вниз. Ближе к ночи они выехали на склон, уходивший к Аттолии, и отыскали лагерь, разбитый на террасе. Тот был пуст, если не считать гонца, оставленного, чтобы сообщить, что Ксенофон благополучно и без помех отступил от Эфраты.

* * *

Аттолию трясло от изнеможения. Чтобы спуститься с лошади, пришлось принять помощь одного из солдат. Тот был пожилой, в мундире, но без офицерских нашивок на воротнике. Находясь рядом с королевой, он, кажется, не испытывал особого благоговения. Может, у себя на родине служил при королевском дворе. В нем было что-то знакомое. Возможно, она встречала его на каком-нибудь торжественном мероприятии в Эддисе или в ее собственном дворце в Аттолии. Она соскользнула с лошади, и его руки плотно обхватили ее за талию, сжались крепче. На миг ее охватил необъяснимый страх – она, пойманная им, повисла в воздухе, не касаясь ногами земли. Его глаза были суровы. Она всмотрелась в него, и он отвел взгляд, потом осторожно опустил ее наземь.

Она отвернулась от него, спросила подошедшего министра:

– Что будет, когда мы приедем в Эддис?

– Будут переговоры, ваше величество. Полагаю.

– О приданом? – выгнула бровь королева.

– Думаю, да, ваше величество. Камергер ее величества проводит вас в вашу палатку.

Министр откланялся. Пожилой солдат тоже исчез.

Ей отвели самый большой шатер. Камергер подвел ее ко входу, остановился рядом и поклонился. В вопросах вежливости перед плененной королевой он был щепетилен до мелочей, и ей подумалось: уж лучше бы ее облили презрением, чем окутывали таким вниманием. Весь день она не видела Эвгенидеса.

Королеву разместили с удобством: шатер внутри был застелен коврами, на низенькой спальной кушетке лежали подушки. Ее оставили одну. Снаружи дежурил гвардеец. Королева удивленно окинула взглядом пустой шатер. А чего она ждала, подумалось ей. Светское общество? Гостей, чтобы в их присутствии съесть холодный ужин, стоявший на крохотном столике? Она присела на кушетку и принялась за еду. Потом, падая с ног от усталости, все же встала и подошла к выходу из шатра. Откинула край полога и выглянула. Гвардеец настороженно обернулся. Юноша, видимо, не привык бывать среди королевских особ.

– Я хочу поговорить с Эвгенидесом, – сказала она самым величественным тоном.

Часовой вызвался отнести послание вору.

– Лучше отведи меня к нему, – приказала Аттолия. – Так будет быстрее. К тому же я устала и, поговорив с ним, хочу отдохнуть.

Солдат заколебался, бросил взгляд на освещенный шатер рядом с королевским. Аттолия шагнула туда. Пусть часовой, если посмеет, попробует остановить ее силой. Он, смирившись с неизбежностью, обогнал ее и пошел впереди. Полог шатра был открыт. Приблизившись, Аттолия через плечо часового заглянула внутрь. Шатер освещался теплым светом лампы, висевшей на центральном шесте.

На невысокой табуретке сидел Эвгенидес. Над ним склонился плотный человек в зеленой тунике лекаря. Он отстегивал манжету с руки вора. Эвгенидес сидел закрыв глаза. Когда манжету сняли, он содрогнулся всем телом и уронил голову на плечо лекаря.

Аттолия замерла. Ей вспомнилось, как накануне ночью она подумала: Эвгенидес слишком молод, разве у него могут болеть кости.

– Эвгенидес! – Часовой назвал его по имени, но имя это было также титулом.

– Что? – Юноша вскинул голову и открыл глаза. Увидев в дверях королеву, застыл на миг, побледнел, потом резко отвернулся, схватил полотенце и обернул им голую культю. Встал, шагнул к дверям, прижимая руку к груди, и с его лица и из голоса исчезло всякое выражение. – Чем могу служить, ваше величество? – вежливо спросил он.

– Что случилось с войском Пилоксидеса?

– Я еще не получал известий, – ответил Эвгенидес. – Но атака на Пилоксидеса была отвлекающим маневром с целью связать его силы. Серьезных боевых действий не велось.

Аттолия, не сказав ни слова, вернулась в свой шатер.

* * *

Сквозь сон она слышала, как стучит по крыше шатра тихий дождь. Проснулась от криков. Села, еще не успев откинуть одеяло с ног, и в тот же миг Эвгенидес поднял полог и вошел. Фонарь в шатре был оставлен гореть, и при свете она увидела в его левой руке обнаженную саблю.

– Ну и повезло тебе, – сказал он и подошел ближе.

Она не стала прятаться. Вздернула подбородок и смотрела, как он приближается. Думала, подойдя, поднимет саблю – но нет. Он наклонился и коротко поцеловал ее в губы.

Она, как громом пораженная, отпрянула и скинула с ног одеяло. Вскочила, пылая яростью, но Эвгенидес уже ушел, опустив за собой полог шатра. Она подошла ко входу и откинула ткань.

Снаружи стоял часовой, тот же самый юноша, что и накануне.

– Ваше величество, пожалуйста, оставайтесь в шатре, – сказал он тверже, чем прежде, надеясь, что она послушается.

Перед шатром пробегали солдаты с клинками наголо. Аттолия вышла, и полог за ее спиной упал, отсекая льющийся изнутри свет. Опять пошел дождь, но не сильный. Луна скрылась, и нелегко было понять, что происходит. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела, как из-за гребня, тянувшегося вдоль края горной террасы, бегут люди.