Текст книги "Свет первой любви"

Глава 9

Всю неделю после Рождества Кеннет старался постоянно находить себе занятия. Пока не сошел снег, он ежедневно проводил по несколько часов на свежем воздухе – катался на санях, лепил фигуры из снега, играл с кем-нибудь в снежки. Молодые кузены графа называли его «веселым славным парнем», племянник, племянница и другие дети постоянно требовали, чтобы он еще немного поиграл с ними. И даже некоторые взрослые присоединялись к нему, уверяя, что граф – необычайно любезный хозяин. По утверждению матери Джулианы Уишерт, эта барышня обожала развлечения на свежем воздухе.

Когда снег настолько стаял, что дороги снова сделались безопасными, Кеннет отправился сопровождать целый полк теток и кузин, отдававших визиты тем, с кем они познакомились на балу, и счел себя обязанным дожидаться окончания каждого визита. К сожалению, не представляется возможным, объяснил граф своим теткам, посетить мисс Хейз, поскольку дорога на Пенвит-Мэнор все еще опасна. Возможно, на следующей неделе… Но, конечно же, к тому времени дорогие тетушки уже уедут. Джулиана Уишерт и ее матушка отправились вместе с Кеннетом и графиней в Тамаут – зайти в торговые лавки, а потом посмотреть на гавань с каменной стены. Леди Хокингсфорд намекнула, а графиня предложила Кеннету сопроводить мисс Уишерт вниз, на берег, прогуляться. К счастью, оказалось, что эта юная леди боится высоты, она чуть было не расплакалась при одной мысли о том, что ей придется спускаться по крутой каменной лестнице, даже если его сиятельство будет держать ее за руку и не даст ей упасть, как уверяла ее матушка.

В доме же графу приходилось затевать карточные игры, бильярд, игру в бирюльки для детей, а также более подвижные игры – вроде пряток. Нужно было устраивать и концерты, и шарады, а однажды вечером – даже импровизированные танцы. И, конечно же, следовало развлекать беседой старших родственников и устраивать так, чтобы юные парочки могли уединиться, по крайней мере, не замечать их, когда они пытались отыскать укромные уголки, в особенности под омелой. И еще приходилось писать письма и заниматься кое-какими хозяйственными делами. И вдобавок ко всему – объясняться с матерью.

– Ты проводил мисс Хейз домой? – спросила она, нахмурившись, когда он вернулся в Данбертон утром после бала и представил свои объяснения всем присутствовавшим в столовой. После трапезы графиня отвела сына в сторону, чтобы побеседовать наедине. – Один, Кеннет? Среди ночи? Разумеется, я рада, что в конце концов ей не пришлось ночевать здесь, но неужели было так уж необходимо провожать ее самому? Кто-нибудь из конюхов вполне справился бы с этим.

– Она моя гостья, матушка! – отрывисто проговорил Кеннет. – И она пожелала вернуться к леди Хейз. Я дал слово сэру Эдвину Бейли, что доставлю ее домой в целости и сохранности. Что я и сделал.

«В целости и сохранности? Она была девственна, когда покидала Данбертон».

– Ты ушел, никому ничего не сказав, – продолжала мать, по-прежнему хмурясь. – Это дурной тон, Кеннет. И теперь уже невозможно скрыть правду. Хотя тебе следовало бы скрыть ее, а не объявлять о своем поступке во всеуслышание. Неужели действительно нельзя было не оставаться на ночь в Пенвите? Тебе еще повезет, если эта особа со своей матушкой не раструбят об этом по всей округе.

Кеннет не выдержал, вспылил.

– Эта особа и ее матушка – мисс Хейз и леди Хейз, мама! – сказал он. – И они наши соседи. Мы обменялись визитами. А мисс Хейз была приглашена сюда на бал. Я благополучно доставил ее домой. Не думаю, что все это заслуживает вашего порицания.

Графиня не стала возражать. Она внимательно посмотрела на сына и спросила:

– Кеннет, ты ведь не увлечен этой особой?

Увлечен? Он вспомнил, как Майра дремала в его объятиях и как он почувствовал влечение к ней, несмотря на холод и неудобную, узкую койку. Именно влечение сбило его с толку. Можно было придумать множество иных способов, чтобы согреться. Но в голову ему пришло только одно. О да, он увлекся ею, это так! Он испытывал к ней физическое влечение. И овладел ею – овладел дважды.

– Она наша соседка, мама, – повторил Кеннет. – И она обручена. – Хотя, мысленно добавил он, скоро ее помолвке придет конец.

Мать продолжала смотреть на него так, словно читала его мысли.

– Ты тоже должен обручиться, – сказала она. – Тебе тридцать лет, и у тебя нет ни брата, ни сына, которые унаследовали бы все, чем ты владеешь. Твое положение обязывает жениться. Это твой долг перед твоим отцом и передо мной. Лучшей супруги, чем Джулиана Уишерт, тебе не найти.

– Она дитя, мама, – возразил Кеннет.

– Ей семнадцать лет. У нее такой характер, что сильный мужчина может без труда управлять ею. Ты сумеешь воспитать ее должным образом. Ее семья безупречна. Равно как и ее манеры, и образование. Она очень хорошенькая. Чего же тебе еще?

Наверное, женщину постарше… Чтобы она была не только женой, но и другом. Или это слишком много – требовать такого от жены? Но ему нужна страстная женщина. Непокорная и неуправляемая. Такая, которая перечила бы ему во всем, в каждой мелочи, до тех пор, пока они не одержат совместную победу и не потерпят совместное поражение. Но ведь он не пытался выразить свои желания в словах, хотя бы мысленно обрисовать тот идеал, о котором мечтает. Значит, ему не нужна женщина, которую он смог бы подчинить себе.

– Мне? Ничего, – ответил Кеннет на вопрос матери. И невольно улыбнулся.

– Ну что ж, – сказал она, – тебе просто нужно собраться с духом, Кеннет. Ты слишком много времени провел среди военных и слишком мало – в обществе. Ты стал молчаливым и неловким. Вчерашний день хорош, но сегодняшний должен быть не хуже. Я попрошу лорда Хокингсфорда подождать тебя в библиотеке после ленча.

– Благодарю вас, матушка, но я сам найду время и место. Равно как и невесту. И я вовсе не уверен, что это будет мисс Уишерт. – Ты обязан хорошенько подумать, – заявила графиня, – и, в конце, концов понять: из Джулианы Уишерт получится прекрасная жена. Только думай не очень долго.

Но Кеннет все же отказался брать на себя какие-либо обязательства, и графине пришлось ограничиться тем, что всю следующую неделю она то и дело сводила его с девушкой. Кеннет понял, что к концу недели он вполне может оказаться в неловком положении, вернее, в ловушке, из которой не вырваться.

Временами ему казалось, что, возможно, следует решиться и уступить матери. Жениться на Джулиане – и дело с концом. Произвести на свет наследников и жить своей жизнью, не оскорбляя при этом жену. Он, может статься, даже увлечется ею. Она, без сомнения, приятная и покладистая юная леди.

Но он не может вступить в брак столь хладнокровно – и дело здесь не только в Джулиане, но и в нем самом. К сожалению, он понимает: несмотря на свою молодость, робость и уступчивость, Джулиана Уишерт к тому же еще и человек – возможно, она мечтает о любви, нежности и счастье на всю жизнь. С ним она не увидит ничего подобного. К тому же он слишком стар для нее.

И потом, он пока просто не может вступить в брак. И не сможет до тех пор, пока не узнает, что часы, проведенные в хижине отшельника, не возымели определенных последствий. Одна лишь мысль об этом приводила его в ужас… Тем не менее последствия весьма вероятны. Он дважды оросил ее своим семенем. И теперь не может обручиться с другой женщиной, не убедившись, что не обязан жениться на Майре Хейз.

Майра Хейз! Кеннет бледнел при одной мысли о ней. Эта девица – воплощение всего, что вызывает в женщине наибольшее осуждение: дерзко пренебрегающая условностями и приличиями лгунья, преступница и контрабандистка! Она ничем не лучше своего братца или даже своего прадеда. И она чуть было не заманила его в ловушку, точно так же, как Шон чуть было не заманил в ловушку его сестру. Хотя она все же отвергла его – отвергла с яростной горечью. Он не хотел вспоминать ту, последнюю, ссору. Майра тогда походила на тигрицу.

Возможно, она стала мягче – либо войдя в возраст, либо лишившись своего сообщника. Но она по-прежнему бродит по окрестностям одна, без сопровождающих, по-прежнему отвергает любой совет, который воспринимает как приказание. Она по-прежнему упрямо идет своим путем. И по-прежнему пренебрегает приличиями. Такая предпочла бы умереть, но не поступиться своей добродетелью. Впрочем, нет… это уже неверно, даже нелепо. Уж в этом-то он, по крайней мере, не может ее обвинить.

Но она отказалась выслушать его предложение вступить в брак. Как типично для Майры! Как можно было отказаться? Он ведь лишил ее девственности. Она утратила добродетель, а стало быть, и возможность вступить в брак с кем бы то ни было, кроме него. Что станется с ней и с ее матерью, когда она расторгнет помолвку с Бейли? Хорошо ли она подумала? Хотя вряд ли это повлияло бы на ее решение. Майра пренебрегла бы возможностью выйти за него – вот и все!

Всю неделю Кеннет придумывал себе всевозможные занятия. И всю неделю его терзали воспоминания о той ночи и об отказе Майры хотя бы выслушать его предложение. Всю неделю он страшился: вдруг она возьмет и передумает? Или обстоятельства заставят ее передумать… И всю неделю она вызывала у него раздражение – нет, ярость. Она не могла отказать ему. Он не мог согласиться с ее отказом. Это просто ни на что не похоже.

В Тамауте, в зале для собраний, должен был состояться бал по случаю Нового года. Часть гостей Данбертона уже разъехалась, но кое-кто из оставшихся решил, что па этом балу будет весело, хотя, разумеется, великолепием он не превзойдет рождественский бал в Данбертоне. Но вот одному молодому человеку, например, запала в душу хорошенькая мисс Пеналлен, а две молодые леди, хихикая, вспоминали о сыновьях мистера Мизона. Энсли и Хелен очень хотелось побывать на этом балу. А Джулиане – посмотреть, как выглядит зал для собраний. Графиня сообщила леди Хокингсфорд, что зал этот убран со вкусом, хотя излишне строго.

Майра будет там, подумал Кеннет. Обязательно будет! Но нельзя же из-за этого не поехать туда. Всю неделю он ждал, что вот-вот столкнется с ней где-нибудь в гостях или в деревне. Нельзя же вечно избегать ее. Да он и не хочет ее избегать. Даже напротив. Они еще не покончили со своими делами, а он намерен покончить с ними самым достойным образом. Нельзя позволить этой девице пренебрегать им.

Но его раздражала сама мысль о том, что он ее увидит, будет с ней разговаривать.

Договорились, что в его карете вместе с ним поедут мисс Уишерт, Хелен и Энсли. Еще в двух каретах разместились гости, желающие побывать на балу. Когда все уселись и кареты покатили в сторону Тамаута, наступило какое-то особое оживление.

* * *

Всю неделю после Рождества леди Хсйз не покидала уверенность, что ее дочь подхватила простуду, когда шла домой из Данбертона после бала.

– Просто не понимаю, о чем думал его сиятельство, когда допустил такое, – ворчала леди Хейз. – Пуститься в путь по такому глубокому снегу, что даже карета не может проехать! И к тому же в такой холод! Разве можно было идти пешком? Хорошо еще, что ты смогла укутаться в этот красивый теплый шарф. Хотя этого, конечно же, было недостаточно.

– Но я даже слышать не могла о том, чтобы остаться в Данбертоне, – объясняла Майра. Она улыбнулась:

– А вы знаете, какой я бываю упрямой, если что-нибудь решу.

– С его стороны, конечно, было любезно проводить тебя самому, – продолжала леди Хейз. – Но я не могу поверить, что сэр Эдвин допустил бы, чтобы ты настояла на своем, И как только граф позволил тебе совершить подобную глупость!

– Мне было не по себе в Данбертоне, – объясняла Майра. – Там оставались только те, кто гостит в доме. Большая часть этих гостей – члены графской семьи. Я никого из них не знаю. Я должна была отправиться домой.

Мать посмотрела на нее не без сочувствия:

– Это я понимаю, дорогая. Но ты необыкновенно бледна. Надеюсь, ты не простужена.

– Прогулка только освежила меня и взбодрила, – возразила Майра. Она терпеть не могла лжи и полуправды, к которым сейчас ее вынуждали обстоятельства. Впоследствии может очень легко обнаружиться, что она ушла из Данбертона еще до окончания бала. Так же легко может открыться, что Кеннет вовсе не провел ночь в Пенвите. И она действительно чувствовала себя неважно – и в тот день, и потом, – но вовсе не оттого, что подхватила простуду.

Она никак не могла написать письмо сэру Эдвину. Сначала потому, что дороги были непроезжими и письмо все равно нельзя было бы отправить. При этом Майра заметила: когда бы ни принялась за письмо – а начинала она его несколько раз, – никак не находила удовлетворительного объяснения своему решению расторгнуть помолвку. Она вообще не находила нужных слов. Ей никак не удавалось продвинуться дальше нескольких официальных приветствий. Что именно должна она написать? Какую причину найти для отказа? Расторгнуть помолвку после того, как она была заключена формально, – это ведь нарушение всяческих приличий! Это выставит сэра Эдвина в смешном свете, а ее самое – в самом скандальном. Впрочем, о себе Майра не беспокоилась, но сэр Эдвин совершенно не заслуживает, чтобы над ним смеялись. А потом с первой же почтой пришло письмо, в котором сэр Эдвин в своей обычной витиеватой манере сообщал, что матушка действительно серьезно больна и его огромное беспокойство по поводу ее болезни облегчает лишь уверенность в том, что мисс Хейз в своей доброте испытывает не меньшее беспокойство за здоровье своей будущей свекрови. Сестры сэра Эдвина также не сомневались в этом.

Конечно, сейчас не время писать ему, решила Майра. В такой момент это было бы жестоко. Надо подождать недельку-другую, пока матушка сэра Эдвина не поправится. Конечно, она трусит, придумывает всякие отговорки: ведь для подобного письма любой момент неподходящий. И, сознавая свое малодушие, Майра чувствовала себя еще хуже, а за письмо все равно не могла приняться. Казалось, ею овладела какая-то неодолимая апатия.

Теперь, по прошествии времени, события той ночи представлялись ей совершенно нереальными, похожими на страшный сон, хотя она прекрасно знала, что все произошло на самом деле. И виновата во всем только она. Было бы куда легче, с тоской размышляла Майра, если бы можно было хоть часть вины переложить на него, но этого она никак не могла сделать. Он ведь гостеприимно предложил ей остаться у него в доме, несмотря на неодобрительное отношение к этому его матери и сестры, а она отвергла его гостеприимство. Кеннет отправился искать се в буран, рискуя собственной жизнью и думая только о спасении ее жизни. Найдя ее, он сделал все, что мог, чтобы она выжила.

Кеннет не хотел близости с ней. Во всех своих действиях он был крайне деловит и бесстрастен. Просто старался согреть ее – и себя. При мысли о том, что произошло, Майра вспыхивала от смущения, в особенности когда вспоминала, что случившееся доставило ей удовольствие. Конечно, она постаралась получить удовольствие, следуя его указаниям, но разве раньше она делала что-либо только потому, что это ей предложил он? У нее даже появилось подозрение: возможно, удовольствие она получила только потому, что с ней был именно Кеннет. Майра просто представить себе не могла ничего подобного с сэром Эдвином… Ужасаясь самой себе, она отгоняла эту мысль.

Нет, Кеннета обвинять нельзя. Он ведь даже был готов жениться на ней – после всего. И Майра злилась, потому что не могла ни обвинять его, ни презирать.

Она не простудилась после ночного приключения, но, тем не менее, чувствовала себя плохо. А довериться некому. И это одиночество, наверное, было самым тяжким из всего, и усугублялось оно двумя причинами: погода оставалась холодной, и снег таял слишком медленно. Когда же он все-таки почти растаял, то превратился в жидкую грязь, и выйти из дома стало еще труднее. О том, чтобы отправиться в Тамаут в экипаже, и речи не могло быть. В другое время Майра не усидела бы дома – подумаешь, немного слякоти на дороге! – и отправилась бы в деревню пешком. Но в эту неделю она слишком плохо себя чувствовала, хандра полностью овладела ею. Было к тому же еще одно соображение, заставлявшее ее держаться подальше от Тамаута, соседей и знакомых. Майра ужасно боялась столкнуться где-нибудь с Кеннетом, то есть с графом Хэверфордом. Она никогда в жизни не сможет посмотреть ему в глаза. Потому что тут же вспомнит о… Сама мысль об этом вызывала на лице ее жаркий румянец.

Она презирала себя за трусость.

И ненавидела Кеннета за то, что он причина этой трусости.

– Может, нам лучше остаться дома, Майра? – сказала леди Хейз в тот день, когда в Тамауте должен был состояться бал. Мать с дочерью намеревались поехать туда, как делали это каждый год. И обе ждали этого бала даже с некоторым нетерпением. – Ты все еще не оправилась после прогулки из Данбертона. К тому же ты, вероятно, скучаешь по сэру Эдвину, хотя мы с тобой и считаем, что разговаривать с ним – тяжкое испытание. Я все-таки думаю, что нужно позвать мистера Райдера, чтобы он осмотрел тебя.

Мистер Райдср был доктором, который года три назад распростился со своей богатой клиентурой в Лондоне и занялся скромной практикой в их краях.

– Мне не нужен доктор, мама, – возразила Майра. – Но побывать на балу хочется. нам обеим хочется. Мы почти целую неделю сидим взаперти из-за погоды, и настроение у нас совсем упало. Провести вечер, танцуя и разговаривая с соседями, – это именно то, что нам необходимо.

Да, мысленно добавила Майра, она больше не выдержит сидения взаперти. А новогоднее собрание всегда было самым любимым праздником ее матери. Если же остаться дома, то мать тоже не поедет. А это уже совсем никуда не годится.

– Ну что ж, если ты настаиваешь, дорогая, – проговорила леди Хейз, явно повеселев. – Признаюсь, мне не терпится узнать от миссис Тревеллас, благополучно ли разрешилась от бремени ее невестка. Ты ведь знаешь, это у нее первый ребенок.

Итак, они отправились на бал в Тамаут. По сравнению с Дапбертоном тамошние собрания не отличались пышностью. Комнаты были убраны просто, приходилось довольствоваться музицированием мисс Питт на фортепьяно, иногда играл на скрипке мистер Райдер. Новые лица там появлялись крайне редко, а программу вечера, как и угощение, нетрудно было предсказать заранее. Никто и не ждал от этих собраний чего-то особенного, просто приятно было пообщаться с соседями и к тому же еще и потанцевать.

Майра отправилась на бал, почти ни о чем не тревожась. Пенвитская кухарка слыхала от помощника мясника, который слыхал, в свою очередь, от мясниковой жены, слыхавшей от кого-то из данбертоновских слуг, что гости графа разъезжаются. А те, кто остался, разумеется, будут веселиться по-королевски на собственном празднестве по случаю Нового года. Конечно, посетить деревенское собрание ниже достоинства графа Хэверфорда и членов семьи Вудфоллов. Никто из них никогда не приезжал на праздник в Тамаут.

Усадив матушку между миссис Тревеллас и мис сие Финли-Ивенс, с которыми та принялась обмениваться последними новостями, Майра расположилась рядом с Хэрриет Линкольн.

Танец, открывающий бал, Майра танцевала с мистером Мизоном, второй – с мистером Линкольном. Она отогнала от себя мрачные мысли, которым предавалась всю неделю, в том числе и тягостную мысль о том, что ей вскоре предстоит, может быть, даже завтра, написать письмо сэру Эдвину. Но об этом она подумает завтра. Завтра наступит не только новый день, но и новый год! А сегодня надо просто веселиться.

И вот, едва Майра опять уселась подле Хэрриет, у входа послышался какой-то шум, двери распахнулись, и появились новые гости. И Майра, и Хэрриет не без любопытства подняли глаза. Все, кого можно было ожидать, уже пришли. Недоброе предчувствие охватило Майру, прежде чем она успела сообразить, кто это, прежде чем успела рассмотреть вновь прибывших.

– Ах, какой приятный сюрприз! – прошептала Хэрриет. И тут же весь зал наполнился радостными возгласами. – И молодые люди, от которых наша молодежь придет в восторг. И виконт Энсли, и его супруга. И даже сам граф! Майра, как это любезно с его стороны! Как ты думаешь, по вкусу ли им придется наше скромное торжество?

– Не знаю, – пробормотала Майра. Она еще раз посмотрела на графа, чувствуя, что во рту у нее пересохло, а внутри все сжалось. Кеннет был высок, элегантен, красив, аристократичен – и отчужден. Он казался пришельцем из миров, расположенных где-то очень высоко над ее миром. И он входил в ее плоть.

– Граф просто… греховно красив! – прошептала Хэрриет, распахнув веер и обмахивая лицо, хотя в гостиной было не так уж жарко. Вновь прибывших приветствовал комитет устроителей бала. То и дело раздавался веселый смех. – Он красивее, чем я думала, хотя меня и предупреждали заранее. – Хэрриет приехала в Тамаут всего шесть лет назад, выйдя замуж за мистера Линкольна. – Неужели тебя не восхищает его красота, Майра? Как ты думаешь, он женится на мисс Уишерт? С тех пор как она приехала в Данбертон со своими родителями, он оказывает ей подчеркнутое внимание. На рождественском балу это было очень заметно. А позавчера он показывал ей лавки и гавань, – конечно, в сопровождении графини и леди Хокингсфорд. Очень красивая будет пара, верно?

– Да, – ответила Майра.

– Ах, бедняжка Майра! – сказала Хэрриет, пристально взглянув на подругу и положив руку ей на плечо. – Конечно, это очень грустно – видеть молодую любовь, когда тебя самое обстоятельства вынуждают выйти замуж за более чем неприятного человека. Прости мою откровенность, но ведь подруги должны быть откровенны…

Майра нахмурилась.

– Я никогда не говорила… – начала она.

– Знаю, что не говорила, – перебила подругу Хэрриет. – И мне не стоило заводить об этом разговор. Сэр Эдвин Бейли, конечно же, обладает многими достоинствами. Для тебя это очень выгодная партия. А если говорить совсем откровенно и непредвзято, то нельзя не отметить, что мисс Уишерт чересчур молода для графа и через месяц, будь уверена, надоест ему до смерти. Ну вот, от этого тебе должно стать легче. – И Хэрриет засмеялась.

Майра заставила себя улыбнуться. И ту же встретилась взглядом с графом Хэверфордом, находившимся в противоположном конце зала. Это был ужасный миг, именно таким она его себе и представляла. Граф посмотрел на нее холодно, без улыбки, а Майра никак не могла отвести от него взгляд, хотя внутри у нее все опять сжалось и она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Ей казалось, она ощущает его ледяное дыхание. Еще немного – и Майра лишилась бы чувств.

Тут граф отвернулся и что-то сказал мисс Уишерт. При этом улыбнулся ей.

От обморока Майру спасло только презрение к самой себе. Грохнуться в обморок при виде мужчины?

При виде Кеннета? Ни за что на свете! И Майра поняла, что делает то же самое, что за минуту до этого сделала Хэрриет, – распахнула веер и принялась обмахивать лицо. Ей вдруг стало очень жарко.