Текст книги "Моя прелестная роза"

К ее удивлению, он ответил:

– Только до женитьбы. Меня никогда не прельщало распутство, и после смерти Луизы… у меня почему-то не было ни малейшего желания завести любовницу.

Стало быть, он все-таки любил свою первую жену. Розалинда вынуждена была нехотя признаться самой себе, что ей, возможно, было бы приятнее слышать о многочисленных любовных похождениях. «Господи, какая же я дура! – мысленно выругала она себя. – Сейчас он здесь, принадлежит мне, разве можно желать большего». Вслух она просто сказала:

– Я рада это слышать.

Стивен мягко провел розой от одной груди к другой.

– Вероятно, в глубине души я знал, что меня ожидает нечто много лучшее. Вернее, некто много лучший.

– У тебя какое-то особое пристрастие к романтике, – рассеянно сказала Розалинда, с приятным расслаблением чувствуя, как твердеет ее сосок под его пальцами.

Он усмехнулся:

– Боюсь, что ты путаешь романтику с искренностью. Роза спустилась к ее пупку, затем стала лениво выписывать узоры на животе. Убаюканная замшево-мягкими прикосновениями, она пробормотала:

– Странно, что мы никогда не поженились бы, если бы не твоя болезнь. – Она резко остановилась, спохватившись, что ее слова могут быть восприняты как совершенно неуместный намек на его состояние, но, подумав, сочла за лучшее продолжать: – Если бы ты просто видел меня на сцене, ты вряд ли хоть когда-нибудь вспомнил обо мне.

– Ты не права, – возразил он, водя цветком между животом и бедрами. – Я заметил тебя сразу же, как только ты сняла костюм Калибана. – Будь мы в Лондоне, я бы тоже отправился за кулисы, присоединившись к толпе пахнущих элем наглецов. И, – он запнулся, потом попробовал неуклюже вывернуться, – все было бы по-другому. Его слова повисли в воздухе, от них повеяло на обоих легким холодом. Розалинда хотела было переменить тему, но потом вдруг подумала, что им никуда не уйти от того, что так беспокоит обоих, и мягко сказала:

– Твоя болезнь похожа на слона, заполнившего собой нею эту комнату. Он такой чудовищно большой, что забыть о нем совершенно невозможно. Я не знаю, как говорить на эту тему. И по-моему, ты тоже не знаешь. – Она заглянула ему в глаза, пытаясь угадать, что он думает. – Может быть, ты хочешь, чтобы я обращалась с тобой, как с человеком совершенно здоровым? Или, может быть, я должна говорить о твоей болезни деловым тоном, как, скажем, о наступлении зимы или налогах. Как, мол, это ни прискорбно, но тут ничего не поделаешь.

Стивен долго молчал с совершенно неподвижным лицом. В тишине можно было даже слышать легкий шорох от прикосновения лепестков к ее коже.

– Слон в комнате? – наконец проронил он. – Оба мы стараемся как можно осторожнее ходить вокруг того факта, что мои дни сочтены. – Раздумывая, он продолжал гладить ее цветком. – Что до меня, то я предпочитаю полную искренность. И я хорошо знаю, что делаю. У нас нет ни одного лишнего мгновения, чтобы ходить вокруг да около.

При этих его словах она испытала сильнейшее облегчение. Тут ей стало понятно, в каком напряжении она была нее это время, боясь заговорить на волнующую обоих тему.

– Ты просто замечательный человек!

– Я? – с изумлением переспросил он. – Во мне нет ничего замечательного, кроме того, что я удачно выбрал себе предков.

Она рассмеялась:

– Ты в самом деле веришь в то, что говоришь. Знаешь ли, в своей жизни я встречала людей из самых разных слоев общества, и далеко не всегда они представали передо мной в лучшем виде. Так вот, я могу утверждать с полной уверенностью, что ты в самом деле замечательный человек, каких бы предков себе ни выбрал.

Улыбнувшись, он покачал головой.

– Мне приятно, что ты так думаешь.

Цветок с бархатной ласковостью достиг того места, где смыкались ее ноги. У нее перехватило дух, когда приятное ощущение переросло в нечто более сильное.

Он остановился.

– Прости. Я делаю тебе щекотно?

– Если и так, то ты только доставляешь мне удовольствие, – ответила она, почувствовав, что где-то в глубине начали вновь разгораться тлеющие там угольки. – Но я удивлена, что во мне так скоро возродилось желание. После всего того, что между нами было.

– Любопытно. То же самое чувствую и я, – пробормотал он. – Роза ткнулась головкой в мягкие завитки между ногами. Теплое тело ясно ощущало ее прохладу.

– Но ведь это какая-то несообразность. Я еще никогда не слышала, чтобы кого-то можно было соблазнить цветком, – сказала она со смехом, в котором скрывалось некоторое смущение.

– Я думаю, что наверняка есть какая-нибудь греческая легенда, повествующая о том, как Зевс перевоплотился в подсолнечник, чтобы соблазнить нимфу, – сказал Стивен с притворной серьезностью. – Или, может быть, то была репа?

– Царь богов – и репа? Никак не вяжется, – со смешком запротестовала она. Разбуженная чувственность истомно сомкнула ее веки. Ее ноги раздвинулись, и, будя волнующие ощущения, цветок коснулся заповедных тайн. Кровь быстрее запульсировала в ее теле. Бедра беспокойно двигались, ожидая тяжелого упругого давления, куда более ощутимого, чем слабое прикосновение цветка. В этот момент она перестала ощущать почти призрачное касание розы. Ее глаза широко раскрылись.

– О, злой человек! Или, может быть, я должна сказать: злой цветок. Ты не можешь остановиться.

– А я и не хочу останавливаться. Но на этот раз я надеюсь, что главную работу сделаешь ты сама.

Он подтянул ее ближе и усадил на себя. Нетерпение бурлило в нем так же сильно, как и в ней. Хотя Розалинда никогда не предавалась любви в такой позе, она хорошо представляла себе, что делать. Она присела на колени и обняла его. Затем, вся истаивая в блаженном удовольствии, села на напряженное древко. Мышцы ее напружинились.

Он жадно глотнул воздух и схватил ее за бедра.

– Так кто же из нас злой?

С громким смехом Розалинда положила голову ему на плечо, а ее бедра медленно сблизились с его бедрами. На этот раз все происходило не в такой отчаянной спешке, как прежде: чувственная истома как бы разливалась по всему ее телу, а не сосредоточивалась в каком-то определенном месте. Ей нравилось, что она может контролировать ритм. Она даже слышала, как учащается биение его сердца, когда вбирала в себя упругую плоть. Но больше всего ей нравилось, как хорошо они чувствуют друг друга. Их слияние на этот раз сильно отличалось от той страсти, которая еще недавно сотрясала их, однако чувства, которые они при этом испытывали, были не менее глубокими.

Истома постепенно превращалась в нетерпеливое желание, Розалинда крепко вцепилась в его плечи, оставляя многочисленные следы ногтей. На ее вскрик Стивен ответил каким-то гортанным звуком.

Покрытые легким потом, их тела мало-помалу расслабились. Он начал ласкать ее, теплой ладонью поглаживая спину. Никто не проявлял желания отодвинуться. Ей нравилось, что их тела близки, хотелось, чтобы они навсегда оставались сплетенными.

Погружаясь в сон, Розалинда почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы: ей было жаль, что мучительно-сладостная красота их любви скоро увянет, как роза.

Глава 20

День пятьдесят четвертый

Стивен проснулся рано. Розалинда спала рядом, свернувшись клубочком, положив одну руку ему на грудь. В окно тихо постукивал дождь, перламутровый рассвет неярко озарял ее волосы, веером разметавшиеся по его плечу. Стивен ласково погладил их. Вздохнув, она теснее прижалась к нему.

Он с удовольствием вспоминал о вчерашнем дне, прошедшем почти идеально, если не считать легкого приступа боли. Брачная же ночь притупила все чувства. Теперь, поддавшись эгоизму, он мечтал еще об одном таком же дне. И таком же утре. Какое это счастье – просыпаться рядом с Розалиндой, в безмятежном покое! Почему бы нынешнему дню не быть таким же, как вчерашний? Даже лучше?

Чуть погодя, он задремал, а когда проснулся, увидел, что небо посветлело, а дождь прекратился. Розалинда продолжала спать. Признак спокойной совести, подумал он.

Однако в нем самом бурлила энергия, он больше не мог оставаться в постели. Он хотел было разбудить Розалинду, но тут же передумал. Заботливый муж должен предоставить жене возможность хорошенько выспаться и, стало быть, восстановить свои силы.

Решив прогуляться, он тихонько выскользнул из объятий Розалинды и стал одеваться. Она перекатилась на освободившееся место и обняла подушку, на которой совсем недавно покоилась его голова. Жена лежала как котенок, с той же непринужденной свободой, только была в десять раз очаровательнее.

Эта мысль напомнила ему о Порции, которая после вчерашнего ужина, свернувшись клубочком, сладко посапывала в своей корзинке. Подобрав маленькое пушистое тельце, он положил его рядом с Розалиндой. Котенок широко разинул свою розовую пасть и вновь погрузился в сон.

Накануне вечером он не принял лекарства. Не по рассеянности – просто побоялся, что опий может вызвать у него нежеланную сонливость. Отныне он перенесет прием пилюли с вечера на утро.

Проглотив пилюлю, он оделся, написал записку для Розалинды и положил на прикроватный столик. Спящее лицо и голые руки его жены были прелестны; он оборвал лепестки у розы и осыпал ими ее и котенка. Открыв глаза, Порция оттолкнула лепесток. Затем, повернувшись на спину, задрала лапки вверх.

Надев пальто, Стивен спустился вниз. Найленды еще не пришли, видимо, слишком рано. Воздух напоен осенней прохладой, небо пасмурное, чуть светлее чугунно-серого моря. Шел прилив, почти все песчаное устье было залито морской водой: он стоял на берегу, глядя на север, на Ирландское море. Забиваясь под одежду, ветер покалывал его тело, и он всем своим существом чувствовал, как в нем играет жизнь. Уж не оказывает ли страсть целительное действие на его болезнь? Он рассмеялся. Окажись так, это было бы большим потрясением для столь здравомыслящего Джордана Блэкмера.

В приподнятом настроении духа он прошел почти целую милю. Из-за пронизывающих морских ветров здесь, на берегу, не было почти никаких строений, кроме древней каменной часовни, где некогда молились рыбаки из давно уже исчезнувшей деревни. Одиночество доставляло ему большое удовольствие. Собственно, он впервые познал, что это такое, после того как покинул Ашбертонское аббатство с его армией слуг.

Он уже почти достиг часовни, когда боль стиснула ему горло, а затем разлилась по животу с такой внезапностью, что он пошатнулся. Он прижался к искривленному ветрами дереву, изрыгая скудное содержимое желудка. Затем упер лоб в грубую кору ствола, единственную реальную опору в мире невыносимой боли.

Постепенно боль снизилась до терпимого уровня, но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы вернуться, весь дрожал от холода. Руки и ноги почти онемели, их только слегка покалывало. Неужели паралич может разбить его еще до смерти? Господи! Как мог он подумать, что надежда еще не окончательно для него потеряна?

Не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы вернуться в Керби-Мэнор, он медленно направился к часовне, находившейся от него в ста ярдах. К счастью, тяжелая дверь была отворена. Он вошел в темное святилище и скорее рухнул, чем сел на скамью. Холод здесь стоял пронизывающий, но по крайней мере он был защищен от ветра.

Поскольку часовня находилась на земле Керби-Мэнора, за ее поддержание в надлежащем порядке платил Стивен. А недавно, смутно припомнил он, группа методистов обратилась к нему с просьбой позволить им проводить здесь службу. Впрочем, по этому поводу к герцогу Ашбертону обращались многие. Он с готовностью дал свое согласие методистам, придерживаясь мнения, что здания для того и существуют, чтобы ими пользовались, пусть даже сектанты. Конгрегация прислала ему письмо с благодарностью, где между строк проскальзывало явное удивление. Он прочитал это письмо с удовольствием и тут же о нем забыл.

Оглядев древние окна со свинцовыми рамами, он остановил взгляд на простом алтаре, где стоял только бронзовый крест. По всей видимости, методисты произвели здесь полную уборку и побелили старые каменные стены, но еще не приступили к богослужению. Спустя год часовня, вероятно, будет иметь приветливый вид, даже если в ней и будет безлюдно. Но сейчас она выглядела мрачно, словно гробница.

Каждое утро, просыпаясь, он первым делом отбрасывал еще один день от того, что осталось, но теперь он начал сомневаться, что протянет срок, отпущенный ему Блэкмером. Сколько же дней ему в действительности еще отпущено? Сорок пять? Тридцать? Как бы там ни было, ему остается по крайней мере один месяц с Розалиндой. О Иисусе!

И каков, хотелось бы знать, будет этот месяц? И почему, хотя и неверующий, он называет имя Господне? Его рот скривило горькое чувство. Даже здесь, в церкви, которая, вероятно, видела, как викинги всплыли на своих ладьях в Ди, он не чувствовал божественного присутствия, благодати, не чувствовал проявления высшего замысла.

Его глубокая грусть была смыта волной ярости. Только что впервые в своей жизнь он обрел счастье, и тут же его должна поглотить одинокая могила. Это несправедливо. Чертовски несправедливо!

Впервые за много лет он почувствовал, как в нем бушует знаменитый кеньонский темперамент. У него было желание все крушить и рушить, покарать жизнь за ее извечную несправедливость. Сила охвативших его чувств была столь велика, что у него поплыло в глазах, перехватило дыхание. Скрестив руки, он положил их на спинку скамьи перед собой и опустил на них голову, изо всех сил стараясь вернуть утраченное самообладание.

А за алым пламенем ярости он чувствовал холодное дуновение страха.

Розалинда проснулась, почувствовав, как что-то ткнулось ей в живот. Открыв глаза, она успела заметить, как с кровати спрыгнул черно-рыжий комочек. Порция. Она улыбнулась, увидев, как котенок перескочил с дивана на кресло. Порция, очевидно, уже оправилась от утомительной поездки и была полна неугомонной энергии.

Но где Стивен? Она присела, ощущая некоторую неловкость при мысли, что спала без ночной рубашки. Она была вся усыпана розовыми лепестками, очевидно, это дар мужа. Подняв один лепесток, она пощекотала им щеку, вспоминая о том, как ночью ее ласкал Стивен. Это еще более усугубило ощущение неловкости.

Увидев рядом клочок бумаги, она протянула руку и, взяв записку, прочла: «Пошел гулять. Скоро вернусь. Что будем есть на завтрак? Или, может быть, заменим его чем-либо более приятным?»

Тут она покраснела и соскользнула с кровати. Огонь в камине уже погас, в комнате стало холодно, поэтому она быстро умылась и оделась. Затем спустилась в кухню и попросила чашку чаю у миссис Найленд, смущенной появлением герцогини.

К тому времени, когда она кончила пить чай, Стивен еще не вернулся, поэтому Розалинда решила тоже пойти погулять. Набросив плащ, она вышла из дома. Скорее всего ни отправился бродить по берегу и пошел на север, к открытому морю. На другом берегу лежала Ирландия. А где-то далеко-далеко – Новый Свет с его тайнами.

Хотя погода и была сырая, промозглая, гулять было приятно. Стивена нигде не было видно – вероятно, он пошел в другом направлении. Розалинда решила дойти до небольшой часовни на мысу, затем вернуться в Керби-Мэнор. Возможно, он уже будет ждать ее дома.

Часовня легко выдерживала сильный напор ветра, что свидетельствовало о мастерстве ее строителей. Розалинда машинально толкнула дверь, которая тут же легко отворилась. Войдя в мрачное святилище, она увидела на последней скамье понуро поникшую темную знакомую фигуру. Она оцепенела. Господи, неужели Стивен?.. Неужели?..

Прежде чем ужасающая мысль окончательно сформировалась в ее уме, он поднял голову и увидел ее. На какой-то миг их взгляды встретились. Вероятно, у него был тяжелый приступ, ибо его глаза казались бесцветно-серыми и совершенно безжизненными. Выглядел он на двадцать лет старше, чем накануне. Хуже того, она чувствовала в нем какое-то эмоциональное отдаление. Будто он находится по ту сторону пропасти, куда ей уже не попасть.

Эта мысль была почти такой же ужасающей, как и только что испытанный ею страх. Надеясь, что интуиция ее обманывает, откинув назад капюшон, она со светлой улыбкой направилась к нему.

– Доброе утро. Я вышла, чтобы погулять, а заодно и найти тебя. – Она села на скамью рядом с ним и взяла его за руку.

Он смотрел на алтарь, его рука осталась странно неотзывчивой, Сердце у нее упало. Прошлой ночью они договорились вести себя предельно честно по отношению друг к другу, но не прошло и нескольких часов, как она нарушила свое обещание.

Вероятно, он даже не расслышал ее глупых слов, ибо обратился к ней с неожиданным вопросом:

– Боишься ли ты смерти, Розалинда?

Если Стивен и нуждался в честном ответе, то именно сейчас.

– Я боюсь боли, – медленно произнесла она. – Я люблю жизнь и не хочу умирать, отсюда логично было бы сделать вывод, что я боюсь умереть. Но, странное дело, самой смерти я не боюсь.

– Почему? Ты веришь в рай или ад? Веришь в крылатых ангелов и гнусных чертенят с вилами в руках?

– Н-не знаю. – Она вздохнула, чувствуя, что разочаровывает Стивена. – К сожалению, у меня нет лучшего ответа. Боюсь, что я не очень-то задумывалась над вопросами религии.

Его губы искривились в безрадостной усмешке.

– В последнее время я много думаю над всем этим.

– Эти мысли, кажется, не приносят успокоения, – спокойно сказала она.

– Я думаю, что религия – надувательство. Стремление внушить надежду разочаровавшимся. – Он поджал губы. – Это мишура для глупцов, только для глупцов.

– Не могу с этим согласиться, – возразила она. – Многие мудрые люди верили в Бога. Я думаю, что этот мир слишком велик и слишком сложно устроен, чтобы возникнуть просто по случайности.

Он поднял их соединенные руки и поцеловал косточки ре пальцев.

– Приведи мне какое-нибудь убедительное доказательство, Розалинда, что жизнь не исчерпывается тем, что мы видим вокруг, и я буду вечно благодарен тебе за это. – Он слабо улыбнулся. – Тут нет никакой игры слов. Я всерьез.

Она прижала его руку к щеке, с трудом удерживая слезы. Страсть, пылавшая накануне в их сердцах, была исполнена такой жизненной силы, что, казалось, будет длиться вечно. Но сегодня утром на нем лежала явная печать смерти.

Он высвободил свою руку и встал.

– Ты вся дрожишь от холода. Пора вернуться домой, чтобы ты могла согреться у огня.

Она кивнула и поднялась со скамьи. Вставая вслед за ней, он пошатнулся и, чтобы не упасть, вынужден был схватиться за спинку скамьи.

– Ты плохо себя чувствуешь, – ужаснулась она. – Я схожу за помощью.

– Нет. – Он выпрямился, его лицо было полно яростной решимости. – Я чувствую себя хорошо.

– Это не так, – возразила она. Хотя ей и не хотелось идти против его желания, она болезненно переживала его слабость. – Подожди здесь. Через полчаса я вернусь вместе с кучером.

Его глаза блеснули льдом.

– Свадьба была ошибкой, – сказал он. – Вчера у нас был идеально счастливый день. Возвращайся к своей семье и навсегда запомни меня таким, каким я был вчера.

Она ошеломленно уставилась на него:

– Ты отсылаешь меня сразу же после нашей свадьбы?

– Не беспокойся. Я выполню свои финансовые обещания. – Он помахал свободной рукой, не в силах сжать ее в кулак. – Тебе, кажется, нравится Керби-Мэнор? Забери его себе. Этот дом не относится к Ашбертонскому аббатству, и я могу сразу же отписать его тебе вместе с достаточным доходом, чтобы ты могла его содержать.

Розалинда всегда хорошо владела собой, но на этот раз ей не удалось сдержать гнев.

– Да как ты смеешь? – взорвалась она. – Неужели ты и впрямь думаешь, будто я вышла за тебя замуж из-за твоих проклятых денег? Если ты еще раз осмелишься заявить такое, то встретишься с Творцом куда раньше, чем думаешь. – По ее щекам заструились слезы. Она яростно принялась их вытирать. – Чтоб тебя черт побрал, Стивен. За что ты решил отослать меня обратно?

Несколько мгновений он остолбенело молчал, затем шагнул вперед и с такой силой стиснул ее, что у нее затрещали ребра.

– Вот дьявольщина. Прости меня, Розалинда, – сказал он с болью в голосе. – Тут нет никакой твоей вины. Просто… Просто мне ненавистна мысль, что ты увидишь мою постепенную деградацию. Я полагал, что смогу это вынести, но когда соприкасаюсь с реальностью, все во мне восстает против этого.

Она уткнулась лицом ему в плечо. Он такая надежная опора. Еще шесть недель назад они даже не знали друг друга, но сейчас она слита с ним в одно неразрывное целое.

Только уверившись, что ее голос не будет дрожать, она продолжала:

– Ты, видимо, невнимательно слушал слова брачного обета? «В радости и горе, в здоровье и в недуге, пока смерть нас не разлучит…» Я знала, что делаю, когда согласилась выйти за тебя замуж, и ты тоже знал, что делаешь, когда попросил моей руки. Даже во время приступа боли ты не должен этого забывать. – Запрокинув голову, она сверкнула на него глазами. – К тому же наверняка есть светское правило, запрещающее приказывать герцогине, что ей делать.

– Ты очень неплохо справляешься с ролью знатной дамы. – В его глазах вспыхнуло желание, которое тут же уступило место благоразумию. – Я хочу, чтобы ты была со мной. Но не уверен, что моя гордость и чувство справедливости потерпят это.

– А как насчет моей гордости? – язвительно спросила она. – Я просто не переживу, если мой второй муж откажется от меня после первой же ночи. Первому своему мужу я надоела через шесть месяцев. – Она осеклась, и глаза ее наполнились слезами. Она вновь спрятала лицо, надеясь, что Стивен не заметил их, но он был очень наблюдателен.

– Измены Чарлза глубоко ранили тебя, хотя ты и старалась этого не показать? – участливо спросил он. Она кивнула.

– Если бы родители поняли, как сильно я была расстроена, они спустили бы на Чарлза всех собак. Отец вполне мог его убить. Во всяком случае, вышвырнул бы из труппы, и я была бы поставлена перед выбором: уехать, как подобает верной жене, вместе с Чарлзом или остаться со своей семьей. Поэтому я всячески прикрывала амурные похождения мужа и прикидывалась, будто его поведение ни капли меня не беспокоит. Я надеялась, что со временем смогу примириться с этим, однако мне становилось все тяжелее и тяжелее. Я почувствовала облегчение, когда он уехал в Ирландию. Но когда его убили, это был большой удар для меня. Я почему-то почувствовала себя очень виноватой.

Стивен ласково погладил ее спину.

– Похоже, тебе не очень везет в браке. Один твой муж изменял тебе, другой умирает. Ты заслуживаешь лучшей участи.

Она не могла допустить, чтобы он огорчался из-за нее. Слава Богу, у него хватает своих проблем, и эти проблемы куда более тяжелые. Она постаралась вернуть себе спокойствие, и это ей удалось.

– Мой брак с Чарлзом – дело прошлое. Если я о ком-то и беспокоюсь, то только о тебе. Мы заключили с тобой полюбовную сделку, я вышла за тебя замуж и ничуть не раскаиваюсь. – Она подняла на него взгляд, с умением опытной актрисы стараясь придать ему как можно большую искренность. – В нашем распоряжении не так уж много времени. Это, конечно, печально, зато у нас есть полная уверенность, что мы не наскучим друг другу. Если кто-то из нас и раскается, что заключил этот брак, ему не придется долго терпеть его последствия. У нас не будет никаких жизненных неприятностей, которые иногда подтачивают лучшие, казалось бы, браки. У нас будет только то, что истинно прекрасно – радость узнавания другого человека.

Морщины на его лице разгладились, глаза вновь приобрели обычный зеленый оттенок. Теперь он выглядел сильным и оживленным. Чувствовалось, что он одержал полную победу над приступом боли.

– Интересная мысль, – сказал он. – Хотя ты забываешь, что это прекрасное все же будет отравлено; но ты совершенно права, утверждая, что мы, конечно же, не успеем наскучить друг другу.

– Тогда не говори, чтобы я уехала, – отступив на шаг, она натянула капюшон. – Ты так и знай, я все равно не уеду. Должна же я беречь свою репутацию.

В его смехе зазвучало искреннее веселье.

– Я вижу, что ты полезнее для моего здоровья, чем целый флакон с пилюлями. Хорошо, я обещаю больше не ссориться с тобой по крайней мере две недели. А пока мы можем наслаждаться, узнавая друг друга. – Он предложил ей руку. – Как нам лучше всего использовать имеющееся у нас время? Я бы хотел провести здесь несколько дней, а затем не спеша отправиться в Лондон, осмотреть достопримечательности, которые я раньше не видел.

Она приняла его руку.

– Я всегда хотела поехать в Йорк. Это возможно?

– Конечно. – Он открыл дверь, и они покинули часовню. – Я хочу побывать в Озерном крае, хотя бы немного.

Сквозь тучи стало пробиваться солнце. Розалинда восприняла это как добрый знак. Стивен выглядел почти так же хорошо, как накануне, но их еще разделяла легкая отчужденность. Он был уже не так угрюм, как в часовне, когда она нашла его, но той близости, что накануне, между ними не было.

Подумав, она пришла к мысли, что некоторая отчужденность поможет ему преодолеть конфликт между желанием быть в ее обществе и презрением к своей слабости. Возможно, и ей она позволит легче перенести предстоящие трудные недели.

И однако все ее существо восставало против этой отчужденности.