Текст книги "Моя прелестная роза"

– Если, конечно, исходить из предположения, что он не убьет там кого-нибудь еще, – На лице Кинлока было такое же твердокаменное выражение, как и на лице Майкла. – Этот человек нарушил клятву, он позорит нашу профессию.

Стивен оглянулся на стоявшую рядом Розалинду:

– А ты что думаешь?

– У меня большое желание заставить его страдать так же, как страдал ты. После того, как он промучился бы год-другой, я подумала бы о снисхождении. И все же… – Она в смятении остановилась. – Кто из нас не совершал ошибок, которые могли бы иметь ужасные последствия? Когда Джессика была еще маленькой, однажды, купая Брайана, она чуть его не утопила. То, что сделал Блэкмер, отнюдь не было случайностью. Но я верю, что он не лжет, когда говорит, что не хотел убивать тебя.

Когда Стивен исполнял должность магистрата, ему нередко приходилось вершить правосудие, и он делал это неплохо, но ему никогда не случалось принимать решение по своему личному делу. Он внимательно посмотрел на Блэкмера, своего сводного брата, который стоически ожидал решения своей участи.

После того как Блэкмер узнал, кто его отец, в душе у него, вероятно, открылась незаживающая рана, думал Стивен. Каждый раз, когда он видел, как мимо него проезжает он или Майкл, его, вероятно, как огонь, жгла мысль, что его сводные братья купаются в богатстве и занимают такое привилегированное положение в обществе. К тому же, поскольку он был на год или два старше Стивена, он не мог не думать о том, что, будь он законнорожденным, он был бы герцогом Ашбертоном. Несчастный ублюдок, во всех смыслах этого слова.

И все же в сложившихся обстоятельствах он достиг не так уж и мало. Благодаря успехам, которые он показал в образовании, его послали учиться на доктора. Он стал первоклассным врачом, уделял больным все свое время, даже если не получал при этом вознаграждения. Он был вполне преуспевающим человеком, пока постоянная горечь не превратила его в отравителя.

Стивен бросил взгляд на своего младшего брата. Конечно, герцог относился к нему отвратительно, но все-таки он рос, пользуясь всеми преимуществами, которые дает богатство. По возможности избегая аббатства, он жил сперва в Итоне, потом в домах у своих друзей.

И все же эмоциональные и физические муки, которые Майкл претерпел в детстве, разрушительно сказывались на его поведении, пока он наконец не сумел побороть терзавших его демонов.

Вообще-то говоря, все дети герцога пострадали от его сурового обращения. Клаудия озлобилась, ожесточилась, тогда как он, Стивен, любимый сын и наследник, в своем отчуждении отрешился от многого, самого важного в жизни. Блэкмер пострадал больше их всех. Заслуживает ли он самого строгого наказания, вплоть до физического уничтожения, за то, что его гнев вылился в такой непредсказуемый поступок?

Безмолвное напряженное ожидание нарушил Блэкмер, сказавший со всей откровенностью:

– Лорд Майкл прав. Хотя я и не замышлял убийства, я едва его не совершил. Вы имеете полное право отправить меня на виселицу. – Он скривил губы. – Я не жду прощения. Но я должен сказать, что очень сожалею о случившемся. Вашу жизнь, Ашбертон, я превратил в сущий ад. – Он взглянул на Розалинду: – Вы тоже перенесли много горя из-за меня, герцогиня. Вы сильно страдали, хотя и не так, как ваш муж.

Затем он повернулся в сторону Майкла.

– И вам тоже, лорд Майкл, я причинил много горя, надолго разлучив вас с семьей. Все время, пока мы путешествовали, я непрестанно сожалел об этом.

Стивен вдруг вспомнил шекспировскую «Бурю». Ему всегда нравилось, как великодушно Просперо простил своему брату Антонио покушение на убийство, совершенное за много лет до этого. Стивен всегда вспоминал эту пьесу, думая о себе и Майкле. Но никто из них не совершал преступления по отношению к другому, их разделяла только взаимная настороженность. По большому счету, им нечего было друг другу прощать.

Стивен сделал глубокий вдох. Все его тело болело, живот, казалось, пылал жгучим пламенем. По вине Блэкмера вот уже несколько месяцев он терпит жесточайшие боли. Естественно было бы ожидать, что он будет в ярости, но у него просто не оставалось на это сил.

Стивен всегда считал себя справедливым человеком. Чего же требует справедливость в этом конкретном случае?

Самое главное, о чем не следует забывать, что Блэкмер не замышлял убийства. Исполняя должность магистрата, Стивен научился отличать подлинное раскаяние от притворного. Раскаяние доктора было, несомненно, искренним, и, заявляя, что не хотел причинить сколько-нибудь серьезного вреда, он явно не лгал.

Как глава семейства Кеньонов, Стивен обязан был исправлять последствия дурных дел, совершенных его отцом.

– Если я отправлю его в Австралию, ашбертонское поместье останется без врача, а Блэкмер – хороший врач. Я предпочитаю другой путь. – С суровым лицом Стивен вонзил взгляд в своего сводного брата. – Готовы ли вы поклясться, как Кеньон, что никогда не причините никому намеренного вреда?

Блэкмер растерянно заморгал, затем с запинкой произнес:

– К-клянусь.

– Тогда возвращайтесь домой, к своей медицинской практике, – сухо отчеканил Стивен. – Хотя я и не верю, что вы вновь можете совершить преступление, я думаю, что вы поймете меня, если я предпочту нанять другого врача для себя и нашей семьи.

– Вы… вы отпускаете меня? – недоверчиво проговорил Блэкмер. – После всего, что я натворил?

Стивен положил свою ладонь на руку Розалинды. Прикосновение к ней помогло ему укрепить свои слабеющие силы и понять, отчего в его душе так мало гнева.

– Конечно, очень неприятно, когда тебя отравляют, но я неожиданным образом возместил свои страдания. – Он поглядел на жену, которая все это время не сводила с него своих серьезных темных глаз. – Если бы не то, что вы сделали, я никогда бы не встретился с Розалиндой.

И не только это. Он наконец обрел духовную веру, которая отныне никогда его не покинет и даст его жизни необходимую ей глубину и правильное направление. После того как он перенес мучительно тяжелое испытание и в конце концов обрел радость, проявлять милосердие оказалось на удивление легко.

Его взгляд вернулся к Блэкмеру.

– Я признаю вас как сына старого герцога. Если вы возьмете себе фамилию Кеньон, я не буду возражать. Когда-нибудь я познакомлюсь с вами получше. Но пока я еще не готов к этому.

Эти слова пошатнули стоицизм доктора.

– Боже правый… в свете вашего, великодушия моя вина кажется еще более тяжкой. – Он закрыл глаза, стараясь унять волнение, затем опустил руку и тихо сказал: – Клянусь, что никогда больше не согрешу.

Стивен посмотрел на Майкла:

– Согласен ли ты с моим решением? Я не прошу тебя подружиться с Блэкмером. Просто не убивай его.

Майкл вздохнул:

– Слова Розалинды, что все мы ошибаемся, напомнили мне о моих собственных непростительных ошибках. Я не раз вынужден был пользоваться добротой своих друзей, поэтому я не могу судить тебя, если ты проявляешь милосердие. – Он обнял одной рукой Кэтрин и привлек ее к себе. – Главное, что ты поправишься и будешь жить. Что до меня, то я оставляю святость тебе и моей жене. Сам я предпочитаю обходиться без нее.

К этому времени Стивен чувствовал себя таким усталым, что мог двигать лишь глазами. Взглянув на Яна Кинлока, он сказал:

– Вы здесь единственный человек, не принадлежащий к нашей семье. Согласны ли вы хранить молчание о случившемся?

– Пожалуй, да. – Он просверлил Блэкмера хмурым взглядом. – Почему вы не стали адвокатом? Их низость кажется вполне естественной. Но о врачах я всегда был лучшего мнения и никогда не думал, что они способны на подобное.

– Может быть, вас утешит то, что я никогда не прощу себе, что нарушил врачебную клятву, – решительно сказал Блэкмер. – Возможно, наказание покажется вам слишком легким по сравнению с виной. И все же, уверяю вас, это будет наказание.

Кинлок внимательно изучил лицо Блэкмера и с мрачным удовлетворением кивнул.

Розалинда суровым взглядом обвела всех присутствующих.

– Если все важное уже сказано, надо дать Стивену возможность отдохнуть.

– Но ты, пожалуйста, останься, – еле слышным голосом попросил Стивен.

Кинлок посмотрел на Стивена:

– Побольше отдыхайте, пейте побольше молока и… воздерживайтесь от приема мышьяка. Я зайду через пару дней. – И взяв свою сумку, он вышел.

Кэтрин взглянула на Блэкмера.

– Я прикажу приготовить для вас комнату, – сказала она с явной неохотой. Он наклонил голову:

– Вы очень добры, леди Майкл, но я думаю, что мне лучше всего заночевать в гостинице.

Кивнув, она поцеловала Стивена в щеку.

– Ян сказал, что не может творить чудеса, но одно чудо он все-таки сотворил, – шепнула она. – Нам остается только возблагодарить Небо.

Майкл положил руку на плечо Стивена, изъявляя этим простым прикосновением свои чувства. Он вышел рука об руку с женой. Блэкмер приготовился последовать за ними. Он выглядел совершенно разбитым и трагически одиноким.

Вспомнив, как выглядел Майкл в переломные дни своей жизни, Стивен, собрав остаток сил, обратился к доктору:

– Вы не можете переменить ваше прошлое, Блэкмер, но можете переменить будущее. Уж если отец отрекся от вас, создайте свою собственную семью. Это укрепит ваше положение. – Я мечтал об этом, но чувствовал себя… недостойным. Как могу я, незаконнорожденный, которого не захотел признать собственный отец, сделать предложение Джейн, дочери и сестре духовных особ? – Женитесь на ней, Блэкмер. Я никогда не встречалась с вашей Джейн, но она, несомненно, уже смирилась с тем, что вы незаконнорожденный, в противном случае она избегала бы вашего общества, – резко сказала Розалинда. – Стивен дает вам еще одну возможность. Воспользуйтесь же ею.

Лицо доктора чуть посветлело. – Пожалуй, я так и сделаю. И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Утомление просто пригвоздило Стивена к постели. Глаза, казалось, заволок лондонский туман. Он перекатился на бок, схватил жену за руку и заставил ее присесть рядом с собой.

– О Розалинда, – прошептал он. Ему так хотелось сказать, что он очень ее любит, но сил уже не оставалось. – Роза…

Со слезами на глазах она растянулась рядом с ним прямо поверх одеяла и прижала его голову к своей груди. – Спи, любовь моя, – прошептала она. – Спи и быстрее выздоравливай.

С отрывистым удовлетворенным вздохом он блаженно отдался ее объятиям, и в следующий же миг его поглотила темнота.

Проснулась Розалинда от поцелуя в шею. Открыв глаза, она одарила Стивена лучезарной улыбкой. Комната была полна утреннего света, и они лежали лицом к лицу, обвив друг друга, как два плюща. Едва заметив выражение его лица, она сразу же поняла, что он уже безвозвратно покинул долину смертной тени. Отныне он будет жить. Будет жить.

– Я даже не спрашиваю, хорошо ли ты спал, – лениво сказала она. – По-моему, ты за всю ночь ни разу не пошевелился.

– Может быть. – Он слегка похлопал ее по груди. – Но каким образом ты сумела переодеться в эту красивую рубашку? Или ты была в ней все время, пока происходила эта злополучная мелодрама, а я умудрился этого не заметить?

Она улыбнулась:

– Я встала посреди ночи, пошла к себе, переоделась и вернулась. Ты спал как убитый.

– Даже если бы здесь промаршировал целый полк, я навряд ли проснулся бы. Много месяцев я не спал так крепко. – Он хрустнул пальцами. – Я уже чувствую себя лучше. Руки и ноги почти перестали неметь, боль в животе вполне терпимая.

– Прекрасно. – Она довольно потянулась. – Я так счастлива, что начала бы кувыркаться, если бы лежать в постели не было так приятно. А у тебя должно быть еще радостнее на душе.

– Странно, но вчера вечером, когда я узнал, что смерть, во всяком случае, в ближайшем будущем, мне не грозит, я вдруг… весь онемел. Видимо, так свыкся с мыслью, что скоро должен умереть, что никак не мог переварить возможность другого исхода. – Он усмехнулся. – Но сегодня утром все изменилось. Я больше не страшусь смерти и ужасно как рад, что еще не пришло время покинуть этот грешный мир. – Он медленно провел рукой по ее боку, от плеча до бедра. – Однако эта неожиданная перемена означает, что мы должны пересмотреть наш брачный договор.

Она удивленно уставилась на него, все в груди заледенело.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я сделал тебе предложение, то особо подчеркнул, что если наша совместная жизнь не заладится, ты сможешь через несколько месяцев все переиграть, построить свою жизнь заново. Ты как-то сказала, что мы будем снимать сливки с жизни. – Его рука задержалась на ее бедре, сквозь тонкое полотно своей рубашки она хорошо ощущала тепло его ладони. – Но теперь тебе предстоит жить со мной неопределенно долгое время, а это означает, что наряду со сливками тебе придется питаться также молоком, сыром и другими обыкновенными продуктами.

– Ах ты, нахал этакий! – громко возмутилась она. – И почему я не спихиваю тебя с постели на пол? Ты хочешь сказать, что теперь у тебя есть время хорошенько оглядеть ярмарку невест, поэтому ты можешь спровадить меня и выбрать себе более подходящую жену? Он вскинул на нее изумленные глаза:

– «Спровадить», как ты выражаешься, жену, даже при большом желании, почти невозможно, и излишне говорить, что такое желание у меня начисто отсутствует. И какая жена, по твоему мнению, подошла бы мне больше, чем ты?

Она пожалела, что затеяла этот разговор, но отступать было уже поздно.

– Такая, например, как Луиза. – Она сглотнула. – Жена, которую ты мог бы любить.

После недолгого молчания он спокойно сказал:

– Но я не любил Луизу, а она не любила меня. Мы оба были несчастны в этом браке.

– Я… я, вероятно, неверно поняла, что ты сказал – или не сказал – о твоей первой женитьбе, – недоуменно проговорила Розалинда. – Я думала, что ты любил ее так сильно, что любая другая женщина может быть для тебя только сожительницей.

– Неужели ты считаешь, что ты для меня только сожительница? Я обязан Джорджу Блэкмеру и долине смертной тени даже большим, чем полагал сначала. Я получил благодаря им бесценные уроки жизни. – Он пригладил рукой волосы. – Как типичный Кеньон, я не находил места для любви в своем взгляде на мир. До тех пор, во всяком случае, пока мне не привиделось это вознесение на Небеса. Если, конечно, это были Небеса. Вот тогда я и осознал, что любовь составляет самую суть бытия.

Его глаза потемнели: так сильны были испытываемые им чувства.

– Я влюбился в тебя с первого взгляда. И еще сильнее – с первого разговора. А после того как мы сблизились, я понял, что не хочу расставаться с тобой. Но только на пороге смерти, когда я так обессилел, что перестал даже испытывать физическое желание, я наконец полностью осознал, как много ты для меня значишь. – Он придвинулся к ней и поцеловал с неизъяснимой нежностью. – Я люблю твое тело, люблю твой ум, люблю твою душу. До сих пор я молчал об этом, но теперь заявляю совершенно официально. Я люблю тебя, Розалинда. И этих слов я никогда не говорил ни одной женщине.

Ее глаза широко открылись.

– Никогда?

– Вчера я сказал эти слова Клаудии. – Он улыбнулся. – Но по отношению к сестре они имеют другое значение.

Тепло, вдруг заполнившее ее сердце, быстро распространилось по всему ее существу, гоня залегшие кое-где холодные тени, о существовании которых она даже не подозревала. – Я тоже тебя люблю, – шепнула она. – Сначала я не решалась признаться в этом самой себе, а когда наконец решилась, то сочла, что не вправе обременять тебя этим признанием. Но в глубине души я всегда знала; что люблю тебя. И это – навсегда. Он опять ее поцеловал.

– Ты мое сердце, моя любимая, – мягко сказал он. – Я был на краю смерти, но зато нашел тебя, моя безупречная роза. Тепло его любви прогревало ее насквозь, но совесть все равно не позволила ей утаить то, что она думала.

– Поскольку для нас обоих это момент истины, я скажу тебе со всей откровенностью: я отнюдь не безупречна, хотя, видит Бог, и старалась стать таковой. Я прилагала все усилия, чтобы быть примерной дочерью, образцовой театральной распорядительницей. Я также хотела быть и безупречной женой для тебя: всегда ласковой, любящей и рассудительной. – Она поглядела на него с некоторым беспокойством, чувствуя себя страшно неуверенно и нуждаясь в его поддержке. – Я думаю, что смогла бы поддерживать эту иллюзию несколько месяцев, но, конечно, не долгие годы. Я вспыльчива, эгоистична и никогда не смогу стать безупречной. Предостерегаю тебя, чтобы ты не возлагал на меня слишком большие надежды.

Он рассмеялся, прижал ее еще крепче, так что изгибы ее тела слились с изгибами его собственного. Как жаль что его тело недостаточно сильно, чтобы излить ту яростную страсть, которая кипит в его душе. Скоро ли он окрепнет достаточно, чтобы вновь предаться физической любви?

Судя по его теперешнему самочувствию, это будет достаточно скоро.

– Хорошо, я внесу кое-какие поправки в свои слова. Ты не безупречна. Я уверен, что если подумаю неделю другую, смогу назвать по крайней мере пять-шесть свидетельств твоей небезупречности. – Он понизил голос до шепота: – Но ты идеальная женщина для меня.

ЭПИЛОГ

Лондон, 1819 год

В театре «Атенеум» у герцога и герцогини Ашбертон естественно, была лучшая ложа. Когда они прибыли на грандиозную премьеру «Зимней сказки» в исполнении труппы Фицджералда, Розалинду буквально захлестывало бурное волнение. После пяти месяцев восстановительных работ театр поражал зрителей богатыми красками лепными украшениями и сверкающими люстрами.

Прежде чем сесть, Розалинда подошла к балюстраде и обвела взглядом собравшуюся публику. Нарядно одетые мужчины и женщины в роскошных вечерних туалетах заполняли ложи, партер и балконы. Живые звуки оркестра сливались со смехом и разговорами. В ложе с противоположной стороны занимали свои места Касселы и Уэстли.

Она помахала родственникам, затем герцогу и герцогине Кэндовер, которые пришли посмотреть на открытую ими в свое время труппу.

Тут было много и других друзей, ибо высшее общество очень тепло приняло актрису, которая, как оказалось, была по своему происхождению французской графиней, а после замужества – герцогиней Ашбертон. Она приветствовала Стратморов, Абердаров и Сент-Обинов, сознавая, что есть еще много знакомых пар, которых она не может различить со своего места.

– Театр переполнен, Стивен. Все ложи заняты твоими знатными друзьями. Кажется, сегодня это самое популярное место во всем Лондоне.

Он засмеялся и обвил рукой ее талию.

– На этот раз, думаю, не будет необходимости выходить во время антракта на улицу, зазывая прохожих в театр.

Она ласково прижалась к нему и посмотрела ему в лицо. С трудом верилось, что пять месяцев назад он был на самом краю смерти. Теперь он выглядел, да и был, здоровым, сильным и красивым. Она даже подумала, что ни один мужчина не имеет права быть таким красивым. Бросалась в глаза и его поразительная мужественность. В ее положении его внимательность и предупредительность были особенно важны.

Случившееся не прошло для них обоих бесследно. Оба научились ценить жизнь. Каждый день, каждый час, каждая минута приобрели для них особую насыщенность. Они не раз с благодарностью говорили об этом, стремясь навсегда сохранить свою любовь во всей ее первоначальной свежести, оградить себя от пресыщения. Глядя на мужа, она улыбнулась:

– Ты выглядишь сегодня просто замечательно, моя любовь.

– А ты просто невероятно хороша собой. – Он хотел было ее поцеловать, но не решился, ибо на них смотрели почти все лондонское высшее общество.

– Да я сейчас похожа на упряжную лошадь, – со смехом обронила она, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Да, – спокойно откликнулся он. – Но все равно хороша собой. – Он сел справа от нее и незаметно приложил руку к ее животу. В благодарность за свои труды он получил легкий толчок в ладонь. – Что-то она сегодня очень брыкается. Должно быть, как дочь актрисы, реагирует на спектакль.

– Он же аристократ, – со смешком возразила Розалинда. – И будучи Кеньоном и Сан-Сиром, требует к себе должного внимания.

Дверь открылась, впуская лорда и леди Херрингтон. Клаудия выглядела моложе и мягче, чем пять месяцев назад.

– Добрый вечер, Стивен, Розалинда. – Клаудия коснулась легким поцелуем щеки невестки. – Поздравляю. Ваш семейный театр, похоже, будет иметь большой успех.

Как ни удивительно, Розалинда и Клаудия подружились. Конечно, язычок у Клаудии остался таким же острым, но она стала несравненно более выдержанной и терпимой. Влияние Стивена, объяснила Клаудия своей невестке.

Как всегда немногословный, Эндрю поклонился Розалинде, пожал руку Стивену и помог Клаудии усесться в кресло. Он обращался с ней с такой бережностью, точно она была сделана из фарфора. Жена отблагодарила его почти нежным взглядом.

Розалинда спрятала улыбку за веером. Теплые отношения, установившиеся между нею и Эндрю, также были следствием влияния Стивена.

Стивен шепнул ей на ухо:

– Приятно смотреть на людей, которые женаты вот уже двадцать лет, но ведут себя как новобрачные. Будем ли и мы вести себя так же через двадцать лет? – Без сомнения. – И напустив на себя вид скромницы, Розалинда под прикрытием веера совершенно непристойным жестом притронулась к мужу.

Стивен затаил дыхание, его глаза сразу позеленели.

– Какие планы у тебя на сегодняшний вечер, герцогиня?

– После окончания спектакля мы пойдем за кулисы, чтобы отпраздновать сегодняшний триумф вместе со всей фицджералдовской труппой. – Она искоса глянула на мужа. – А потом мы поедем домой, и я постараюсь соблазнить своего мужа.

Взглянув на сцену, Розалинда увидела, что из-за кулис выглядывает Мария в костюме Гермионы. Лицо ее сверкало возбуждением. Увидев Розалинду, она помахала ей рукой и скрылась.

Розалинда хорошо представляла себе, какая суматоха творится за кулисами, но была уверена: к тому времени, когда поднимется занавес, труппа будет вполне готова воссоздать волшебную атмосферу театрального действа. Мери Кент, сестра Саймона, проявила себя и способной актрисой, и отличной распорядительницей. Они с Джереми Джоунзом должны были пожениться в мае, через неделю после свадьбы Джессики и Саймона.

– А ты не хотела бы сейчас быть за кулисами, ожидая своего выхода? – спросил Стивен. – Ведь это так приятно – творить волшебство.

– Отнюдь нет, – ответила она совершенно искренне. – Можно ли быть счастливее, чем я сейчас?

Последними в ложу Ашбертонов прибыли лорд и леди Майкл Кеньон и хорошенькая четырнадцатилетняя дочь Кэтрин, Эйми, которая вся так и светилась, счастливая, что присутствует на спектакле наравне со взрослыми.

Последовал оживленный обмен приветствиями. Вряд ли можно было ожидать, что Клаудия и Майкл очень сблизятся, но они по крайней мере проявляли теперь взаимную вежливость. Что до Розалинды, то она очень при вязалась к Майклу, который многими своими чертами напоминал Стивена.

Ее взгляд возвратился к Стивену. Он был становым хребтом всех Кеньонов, главой семьи – и не только формально, но и благодаря нерушимой силе своего властного характера. О его великодушии свидетельствовало то, что он подружился со своим незаконнорожденным сводным братом, который назывался теперь Джорджем Блэкмером-Кеньоном. Последовав совету герцога, доктор женился на вдове. Розалинда видела их вместе и была убеждена, что эта женитьба со временем залечит душевные раны Блэкмера.

Под звуки смеха, шуршание шелковых юбок Кэтрин поцеловала Розалинду в щеку и уселась слева от нее Она также была в положении и должна была родить через несколько недель после Розалинды. С тех пор как ее муж приехал в Лондон, они жили счастливой семейной жизнью.

Оркестр на мгновение замолчал, затем начал играть волнующую триумфальную увертюру. Все разговоры прекратились, все взгляды устремились на сцену.

Под ритмичный рокот барабанов занавес начал подниматься, открывая величественный королевский дворец.

Откинувшись в кресле, Розалинда взяла Стивена за руку. Его пальцы сплелись с ее пальцами, он поднял и поцеловал ее кисть.

– Волшебство начинается Она улыбнулась, глядя ему в глаза:

– Оно никогда и не кончалось, моя любовь. И никогда, я верю, не кончится.