Текст книги "Два завоевателя"

Карлина… Он наконец возвращался к ней, своей законной жене – так гласил древний закон. Все-таки он должен был настоять, чтобы Одрин выполнил его требование. Карлина должна была отправиться с ним в изгнание. Если же они выдали ее замуж за другого, то опять же, по стародавнему укладу, он первым делом должен был убить ее нового мужа. Если же этот другой не кто иной, как Джереми, он отрежет ему яйца и зажарит у него на глазах.

К тому моменту, когда вдали показались шпили башен замка дома Рафаэля, Бард так распалил себя, что был готов тут же кинуться на врага. Ругался он отчаянно. Досталось и Карлине… Одно слово, баба! Храбрости не хватило отправиться с мужем в дальние края, а согрешить с этим чудовищем Джереми – пожалуйста!

Скоро солнце село, однако ночь выдалась на редкость светлая, тихая. Серебряный свет трех полных лун освещал округу. Бард решил, что это добрая примета, он поспешил вперед, однако ворота замка захлопнулись на его глазах. Когда же он, возмутившись, принялся стучать в них, раздался предупреждающий окрик:

– Ступай прочь! Кому это пришло в голову, что можно по ночам наезжать в гости? Если у тебя есть дело к дому Рафаэлю, приди утром.

Бард узнал голос отцовского коридома[19]19
  Управляющего.


[Закрыть] Гвина. Он окликнул его:

– Эй, Гвин, это же я, Киллгардский Волк. Неужели ты хочешь, чтобы я скинул тебя со стены? А что, если меня ограбят у порога замка, заберут коня? Я возьму с тебя виру за то, что ты вовремя не открыл мне ворота. Ну-ка, поспеши, а то я сейчас выломаю их, так не терпится прижать к сердцу отца.

– Это вы, молодой хозяин? Это точно вы, Бард?.. Бринат, Халдрен, идите сюда, открывайте ворота! Мы слышали, молодой господин, что вы выехали из Скаравела. Кто бы мог подумать, что вы так скоро доберетесь до дома. Ну, как ястреб, только крыльями взмахнуть…

Ворота со скрипом приоткрылись. Сердце Барда забилось гулко, тревожно. В лунном свете, словно по мановению волшебной палочки, стал виден двор, место его детских игр. Словно наплывали на него мшистые стены, кое-где присыпанные свежим снежком, зарешеченные окна подвалов, повыше – толстые, деревянные, обитые крест-накрест металлическими полосами двери, еще выше – стрельчатые, витражные окна, узкие, похожие на бойницы… Бард снял шлем, почему-то решив, что вдруг заденет плюмажем за верхнюю балку. Никогда не задевал, а вот на тебе… Обомлел от радости… Путь был открыт. Воин пришпорил коня, тот неожиданно, как будто приветствуя, заржал – Бард едва не подхватил его возглас, потом соскочил с коня и, уже ведя его в поводу, вошел на знакомое подворье. Старый Гвин приблизился, потянулся к Барду одной рукой – рукав левой был заткнут в карман камзола – и обнял изгнанника. Управитель совсем поседел, ссутулился, едва переставлял ноги. Руку Гвин потерял во время осады замка. Это случилось давным-давно, еще до рождения Барда. Тяжело раненный, он все-таки сумел спрятать первую жену дома Рафаэля на чердаке. Господин высоко оценил верность вассала и объявил публично, что никто, кроме Гвина, не будет занимать должность коридома, пока тот жив. Старый слуга ревниво относился к своим обязанностям и, хотя уже с трудом добирался до отведенного ему помещения, никого и близко не подпускал к бухгалтерским книгам. Так и заявил – пока хожу, буду работать. Он стал первым учителем Барда по фехтованию – уже в семь лет показал ему основные приемы. Старик обнял и поцеловал молодого господина. Бард спросил:

– Гвин, с какой стати вы закрываете ворота в такую рань?

– Время тревожное, молодой лорд, – ответил тот. – Опять пошла смута… Все из-за Хастуров, объявивших, что, мол, раз земли окрест принадлежали им, значит, и теперь они должны здесь править. Это надо же! Земли, которые испокон веков принадлежали роду ди Астурией. Само название Астуриас означает «земли ди Астуриен». Как не стыдно этим наглецам Хастурам утверждать, что это их вотчина! Дошло до нас, что жители Хали совсем ополоумели и поклялись вернуть наши края под власть своих лордов. Теперь они издали указ, что все наши люди должны сдать оружие. Это что ж, выходит, теперь мы должны сдаться на милость всяким грабителям и живодерам? Ох, молодой лорд, наступили черные дни…

– Я слышал, король Одрин умер? – спросил Бард.

– Правда, правда, мой лорд… И молодой принц Белтран погиб от руки убийц, как раз когда вы покинули нас. Между прочим, я уверен, что Хастур, который теперь нагло претендует на наш трон, приложил к этому руку. Они, как рассказывают, уехали вместе, а вернулся Джереми один. Так что, когда погиб принц Белтран и умер король Одрин, королева Ариэль тоже покинула страну – так сказал дом Рафаэль. Вот что он еще добавил, господин наш: «Та страна обречена на гибель, где король – младенец». Они перевернули Астуриас, все поставили вверх дном, так что честный народ боится выехать в поле собрать урожай. А разбойников в округе расплодилось видимо-невидимо. Я слышал, что, если Хастуры победят в войне, они всех разоружат. Заберут даже охотничьи луки. Оставят нам только ножи и вилы. Если дело и дальше так пойдет, смею сказать, пастуху нельзя будет держать дубинку, чтобы отгонять волков. – Гвин здоровой рукой перехватил у Барда поводья и добавил: – Ладно, что-то мы заболтались. То-то будет рад дом Рафаэль, услышав, что вы прибыли.

Старик позвал конюхов и передал им поводья. Отдал распоряжение расседлать скакуна, багаж отнести в замок, зажечь свечи, разбудить слуг. Тут же в замке и во дворе началась суматоха – забегали люди, подняли лай собаки…

Бард огляделся и спросил:

– Что, мой отец уже лег спать?

Откуда-то снизу, от самых его ног, донесся голосок:

– Нет, мой лорд. Я только что сообщил ему, что вы должны были приехать сегодня вечером. Я увидел вас в моем звездном камне. Сеньор ждет вас в главном зале.

Бард удивленно разглядывал мальчишку лет шести, который вертелся у его ног и так толково разъяснил что к чему.

Старик Гвин испуганно вскинул руки:

– Дом Эрленд! Вам же было запрещено появляться в конюшне. Лошади могли затоптать вас! Теперь ваша мама устроит мне хорошую взбучку!

– Лошади ко мне привыкли, они узнают меня по голосу, – ответил мальчик и вышел на свет. – Они на меня не наступят.

Точно, ему было не больше шести лет, маловат для своего возраста, почему-то расстроившись, отметил про себя Бард. Копна кудрявых волос в свете факелов отливала темной медью. Тут мальчик церемонно преклонил колено, склонил голову и громко произнес:

– Добро пожаловать в родной дом, отец. Я очень хотел первым встретить вас. Гвин, ты можешь не волноваться, я попрошу и господина не сердиться на тебя.

Бард угрюмо разглядывал мальчика.

– Значит, ты и есть Эрленд, – наконец произнес он.

Странно, что он не сразу сообразил, кто этот мальчишка. Быстро – да, но не сразу. Даже с некоторым мучительным сопротивлением в душе, словно не желал признавать его. Что тут сомневаться: волосы мамочкины, у них это из рода в род, – вот она, кровь Хастура и Касильды – Макараны были их потомками. Однако больше всего его удивило то, что мальчик обладает лараном.

– Значит, тебе известно, кто я? – наконец нарушил молчание Бард. Интересно, каким же предстал он в рассказах матери. Этаким кровожадным чудовищем, не иначе…

– Да, господин, – ответил мальчик. – Я сумел различить ваш образ в сознании матушки. Тогда я был еще меньше, чем теперь. Сейчас она очень занята. Мама говорит, что, когда смотрит на меня, такого большого, невольно вспоминает прежние дни. Я видел вас в волшебном камне, и старый господин сказал, что вы – знаменитый воин, храбрый донельзя. И вас прозвали Волком. Я бы тоже хотел стать знаменитым воином, хотя мама считает, что скорее всего я стану ларанцу, как ее отец и мой дедушка. Можно, я посмотрю на ваш меч, отец?

– Да, конечно, – согласился Бард и сам испугался той легкости, с какой пошел на поводу у этого не по годам серьезного, рассудительного мальчика. Он присел на корточки, вытащил меч из ножен. Эрленд осторожно, уважительно коснулся рукояти, потом положил на нее маленькую ладошку. Бард испугался – не хватало еще, чтобы ребенок поранился, однако тут же почувствовал, что мальчик не станет баловаться. Он все понимает – и что такое острая сталь, и что такое кровь. Бард осторожно опустил меч в ножны и положил руку сыну на плечо.

– Значит, первым в родном доме меня приветствовал мой сын. Что ж, это годится… Пойдем со мной, я хочу поздороваться с отцом.

Парадный зал сразу показался Барду маленьким, обстановка – обветшалой. Зал представлял собой низкое, вытянутое в длину помещение. На стенах были развешаны щиты и знамена рода ди Астуриен. Там же размещалось и старинное оружие. Здесь были выставлены пики, тяжелые копья – они были слишком велики для ближнего боя. Это оружие применялось против кавалерии и в сомкнутом строю, называемом фалангой. Такого построения Бард ни разу не видел. Где в горах развернуться строю? И здесь, на холмах Киллгард, тоже действовать подобным образом было несподручно.

В зале также были вывешены древние гобелены, изображающие богов. На одном из них собирающая урожай великая богиня мановением руки прогоняла с поля птиц баньши. На другом – Хастур, спящий на берегу озера Хали, на следующем – неясный образ Кассильды. Каменный пол был шероховат и даже на глаз неровен. В каждом углу зала устроен камин – там всегда пылал огонь. У дальней стороны толпились женщины, и Бард, войдя в зал, услышал характерный звук – там играли на ррилле. Возле ближайшего камина в кресле сидел дом Рафаэль ди Астуриен. Увидев сына, вошедшего в зал с Эрлендом на руках, он поднялся.

Одет он был просто, по-домашнему – в длинный, до пят, шерстяной темно-зеленый балахон с расшитыми рукавами и воротником. Все мужчины из рода ди Астуриен были светловолосы, а дом Рафаэль особенно, так что нельзя было сказать, поседел он или нет. Он заметно постарел, правда, глаза смотрели живо, молодо, однако в них застыла тревога.

Он протянул руки, однако Бард сначала отпустил мальчика, потом преклонил колено. За семь лет он ни разу не склонил головы ни перед одним нанявшим его властителем.

– Я вернулся, отец, – сказал он и тут же уловил удивление стоявшего рядом мальчика. Тот не мог понять, почему такой знаменитый воин, изгнанник, встал на колено перед дедушкой. Как будто он его вассал!..

– Благословляю тебя, сын. Хвала богам, что они позволили тебе так быстро добраться до дома. Я, впрочем, и не сомневался в этом. Кто посмеет встать на пути у такого молодца! Встань, сынок, обними меня.

Бард поднялся. Увидев совсем близко лицо отца, он едва унял дрожь: «Ну и ну, как же он постарел! В детстве он казался мне великаном, а теперь совсем одряхлел». Теперь он мог с легкостью поднять отца на руки. Так же, как и Эрленда…

Как быстро пролетело время! Пока он сражался, годы летели. Ему тоже досталось. Бард вздохнул…

– Я смотрю, Эрленд успел встретить тебя, – сказал дом Рафаэль, когда Бард сел в кресло напротив. Потом старик обратился к мальчику: – Теперь, внучок, пора спать. О чем думает твоя нянька, время уже позднее!..

– Кажется, она уверена, что я уже в постели. Там, где она меня оставила, – сказал Эрленд. – Я просто не мог не встретить отца. Спокойной ночи, господин, спокойной ночи, мой лорд.

Мальчик церемонно и очень потешно поклонился, взрослые так же серьезно простились с ним. Только когда Эрленд вышел из комнаты, дом Рафаэль расхохотался.

– Каков маленький чертенок! Настоящий ларанцу!.. – объяснил хозяин замка. – Половина слуг уже боится его, ни одно упущение не остается незамеченным. Для своего возраста очень развитой и сообразительный мальчик. Я им горжусь. Жаль, что ты сразу не рассказал мне, что обрюхатил Мелисендру. Это помогло бы защитить ее от гнева жены. Мне тоже досталось – я не знал, что Мелисендра дала обет хранить девственность, чтобы стать лерони. Одним словом, нам крепко досталось, видел бы ты, как разошлась Джерана… Еще бы, потерять такую талантливую колдунью.

– Я не сообщил, потому что сам ничего не знал. Не такая уж она была перспективная, если ее ларан не помог ей. Она же сама явилась ко мне…

Бард со стыдом почувствовал неточность в своих словах. Может, наоборот, все дело в ларане. Не обладай она даром, она, вероятно, сумела бы противостоять его цепкому повелевающему взгляду. Или он ошибается? Ах, с этим такая неразбериха!.. Он неожиданно рассердился – что тут неясного? Ларан – это сила; выходит, обладай им Мелисендра, она бы никогда не потеряла голову. Что-то он не слышал, чтобы сильные лерони позволили кому бы то ни было сесть себе на шею. Он же ничего не мог поделать с Мелорой. Вот пример могущества дара.

– Но я не в обиде ни на тебя, ни на нее. Эрленд – просто замечательный мальчишка. Здоровый, крепкий, умишком не обделен…

– Я смотрю, он здесь живет на полных правах, а ведь ты не усыновил его… – сказал Бард.

Прежде чем ответить, дом Рафаэль долго смотрел на огонь.

– Ты был объявлен вне закона, тебя отправили в изгнание. Это нелегкая доля. Опасная… У меня было очень тяжело на душе в те дни. Я решил, пусть хотя бы этот ребенок останется как память о тебе. Погляжу на него – и легче делается… – Дом Рафаэль вновь замолчал, как будто чуть устыдился проявленной слабости. – Должен признаться, меня удивила леди Джерана, она по-прежнему любит Мелисендру и хорошо к ней относится.

Бард с удивлением подумал, что он всегда считал, что у леди Джераны вообще нет сердца. Подобное отношение к падшей девушке несколько смутило его. Он поспешил перевести разговор на другую тему:

– Я гляжу, мать обучает его всяким колдовским штучкам. Он уже что-то различает в волшебном камне. Такой маленький, а туда же… Ладно, о детях и женщинах мы поговорили. Теперь давай о самом главном. Надеюсь, ты уже принял меры против этого обнаглевшего Хастура, жаждущего прибрать к рукам наши земли?

– Нет, в этом деле поспешить – врага насмешить. Действовать следует крайне осторожно. Не забывай, что Аларик в его власти. Я поэтому и послал за тобой – одна голова хорошо, а две лучше. Прежде всего нам следует вызволить Аларика из королевского замка.

Бард сердито заявил:

– Джереми, подобно змее, всех опутал кольцами – сжал так, что никто и дернуться не смеет. Однажды я уже совсем было взял его за горло, да пожалел. А зря! Жаль, что я не обладаю способностью Мелисендры прозревать будущее.

– Бард, не надо кипятиться. Страсть и чувства в таких делах вредны. И Джереми не так плох, как ты себе воображаешь. Он вовсе не злодей – просто парень попал в тяжелые обстоятельства. Не сомневайся, на его месте я бы поступал точно так же. Он был заложником при дворе Одрина, чтобы король Тендары Карелии не плел интриг против Астуриаса. Как ты не можешь понять, что Джереми рос с ощущением опасности, постоянно пребывая в страшном напряжении? Стоило отношениям между Астуриасом и Тендарой ухудшиться, его голова первой бы слетела с плеч. Никакое побратимство с наследным принцем не спасло бы его! Задумайся, каково ребенку, подростку, юноше ощущать холод топора возле шеи?.. То-то… Кстати, о сыне Одрина, ты слыхал о том, что Белтран погиб?

Бард сжал челюсти и молча кивнул. Придет час, и он расскажет отцу об обстоятельствах смерти принца. Но не теперь. Сейчас его заботило другое.

– Отец, выходит, я тоже был заложником при дворе? Значит, и тебе следовало быть паинькой?

– Ты разве сомневался! Я был уверен, что тебе все известно. Одрин никогда до конца не доверял мне. Нет-нет, он высоко ценил твои воинские способности, иначе никогда бы не назначил тебя знаменосцем, никогда бы не выделил в обход родного сына. Все складывалось великолепно, однако ты, мой мальчик, по собственной глупости все испортил. Расклад намечался замечательный: Белтран – король, ты командуешь армией… Кто бы в королевстве мог противостоять вам, кто бы посмел затеять смуту? А я бы помог вам советом. Ты взрослый мальчик, понимаешь, в чем сейчас главная задача правителя?

– Обеспечить безопасность государства.

– Это само собой, – недовольно хмыкнул старик. – Главная задача – обеспечить мир внутри страны. Хотя бы на десяток лет. При ситуации, какая сложилась в Сотне царств, государь, обеспечивший спокойствие на своей земле, станет так могуществен, что окружающие королевства волей-неволей попадут к нему в зависимость. Кое-кто уже понял это. Например, Хастуры в Хали. Даром, что ли, они объединили три королевства? Хастуры начинают мутить воду в Астуриасе, а у нас не хватает силенок, чтобы разом, одним ударом, навести порядок. Что теперь вспоминать об этом… За эти семь лет ты, как я слышал, больше не совершал крупных ошибок. Пока ты, а потом Аларик находились при дворе Одрина, он мог быть уверен, что корона надежно защищена и я не выступлю с претензиями на трон Астуриаса, хотя мои права на него куда весомей, чем его младшего сына. Брат, может, и понимал, что складывающееся будущее – связка Белтран и ты – меня устраивало, однако до конца мне не доверял. Но это его дело… Теперь же, со смертью Одрина и Белтрана, разразилась катастрофа. Можешь вообразить – ребенок на троне, а в стране – смута! Вольно будет крысам орудовать на кухне, когда вместо кота держат котенка. И если ты со мной…

– Неужели вы в этом сомневаетесь, отец? – перебил его Бард, но, прежде чем он смог выплеснуть нахлынувшие на него чувства, к ним подошла худенькая седовласая женщина в богато расшитом платье.

– Значит, ты вернулся, приемный сын? Смотрю, семь лет изгнания не очень-то отразились на тебе. Конечно, – добавила леди Джерана, глядя на его отделанный мехом плащ, украшенное драгоценными камнями оружие, на косичку, в которую были вплетены самоцветы, – ты неплохо нажился на войнах. Это на тебе костюм волка?

Бард вежливо поклонился мачехе. Тут же мелькнула мысль: «Ты тоже, хладнокровная, язвительная сучка, ни капельки не изменилась. Чтобы в тебе проснулось что-то человеческое, необходимо три раза по семь лет. Но лучше всего ты будешь выглядеть в гробу…»

– А вам, приемная матушка, эти семь лет пошли только на пользу, – вежливо ответил Бард.

Женщина чуть усмехнулась:

– Да, твои манеры заметно улучшились.

– Конечно, домна, ведь семь лет я был вынужден полагаться только на свой разум и меч. Там, где я был, с теми людьми, с которыми имел дело, – одно из двух: либо быстро научиться хорошим манерам, либо погибнуть. Как видите, я оказался в числе выживших.

– Вижу, твой отец не очень-то радушный хозяин. Он даже не предложил закусить. А ты крайне неосторожен. Разве можно в нынешнюю пору скакать ночью? – Тут она сделала жест слугам, и те быстро накрыли на стол.

– Разве это так опасно, домна? Точно, старый Гвин тоже поминал лихие времена. Я подумал, в его возрасте начинает мерещиться всякая чертовщина.

– Рассудок у него вполне ясный, – вступил в разговор дом Рафаэль. – Это я распорядился закрывать ворота с заходом солнца. К этому времени все люди и скот должны быть в замке. Более того, я выслал отряды по границам земель – они должны предупредить нас, если наши пределы пересечет более трех конных. Потому, Бард, тебя и встретили не так любезно. Никому из нас и в голову не могло прийти, что ты помчишься сломя голову – без охраны, без слуг!

– Не зря меня Великим называют, – ответил Бард. – Да еще кличут либо Одиноким Волком, либо Бродягой. Это еще самые ласковые имена.

Отец не обратил на это замечание никакого внимания и продолжал говорить о своем:

– Несмотря на все меры предосторожности, разбойники так и шныряют по округе. Сам-то я думаю, что их подсылает Джереми. Вот и грабят, угоняют лошадей, чтобы навести страх на людей. Нам пришлось соорудить укрепления перед замком и внутри стен. Там можно и скот держать, но крестьяне все равно отгоняют его по подворьям. Налетчики забирают в основном зерно и орехи, уже потеряна половина урожая яблок. До голода дело не дойдет, однако рынок заметно обеднел. Значит, цены вырастут, людям потребуется больше денег, вот некоторые деревни сами начали вооружаться. Был даже разговор о том – не нанять ли лерони. Решили обороняться от налетчиков с помощью колдовства, однако ничего из этого не вышло. И хорошо! Подобные меры мне не по сердцу.

– Мне тоже, – кивнул Бард. – Маленький Эрленд упоминал, что и его тренируют как ларанцу.

Леди Джерана ответила:

– У мальчика уже проявился ларан, и воспитатели считают, что его будущие не в умении обращаться с мечом.

Между тем слуги принесли вино, аппетитно выглядевшие закуски. Бард замер, глянув в глаза невысокой полной женщины, чьи волосы напоминали цветом огонь, игравший в камине. Косы были кольцами подвешены на затылке, и все равно соблазнительные пряди вились на висках и шее.

– Мелисендра!

– Мой лорд, – ответила она и, чуть присев, склонила голову. – Эрленд прибежал ко мне и сообщил, что уже виделся с вами.

– Замечательный, сообразительный мальчишка. О его существовании я узнал совсем недавно, перед самым отъездом. Я, если честно, никогда не думал об этом. Любой мужчина может гордиться таким сыном.

Мелисендра слабо и, как почувствовал Бард, облегченно улыбнулась:

– Такие слова являются лучшей наградой, полноценной платой за перенесенные страдания. Теперь верю, что этот ребенок – достойное возмещение того, чего я лишилась. Я, правда, не сразу догадалась об этом.

Бард молча изучал лицо женщины, родившей ему сына. Все те же округлые черты, пухлые щеки, мягкая линия подбородка… Одета она была скромно: серая накидка без пуговиц наброшена на простенькое голубое платье, украшенное вышивкой на груди и рукавах. Мелисендра держалась свободно и уверенно. Тут Барда кольнула мысль – вот в кого пошел мальчик рассудительностью. Раньше она была другой… Ну, какая она была раньше, Бард, собственно, и припомнить не мог, что-то смутно маячило в памяти: хныканье, безответность, пышная грудь. Да, это точно… Остальное расплывалось в дымке лет.

– Леди Джерана была очень добра к нам. Так же как и ваш отец… – сказала Мелисендра.

– Рад слышать, – отозвался Бард. – Я был воспитан в доме отца. Не вижу причин, почему моему сыну должно быть отказано в этом.

В глазах женщины блеснула ирония.

– Как раз об этом вы мне сказали в тот вечер – заверили, что ваш отец не позволит сослать меня и ребенка на ферму.

– Внук есть внук! – Бард словно не заметил укола. – Даже если его рождение обошлось без всякой церемониальной чепухи. Без благословения…

– Любое рождение угодно небесам, – тихо заметила Мелисендра. – Церемония, Бард, должна всего-навсего смягчить сердце неверующих. Мудрые люди ведают, что в любом случае благословляет только богиня. Разве может то, что утешает душу, просветляет мысли, быть чепухой?

– Я так понимаю, что ты не относишься к числу невежд, которые жаждут официальных обрядов?

– Я нуждалась в них, мой лорд, когда была столь неопытна, что вы вряд ли можете себе представить. Молодая, глупая… Теперь я знаю, что только богиня способна утешить человека. Все остальное – церемонии, обряды – всего лишь декорации.

Бард хмыкнул:

– Все богиня да богиня! О какой именно вы говорите? Как мне известно, их несколько дюжин.

– Спасительница одна, как ее ни назови. Каким бы стихиям ни поклонялись непосвященные, над всеми ними довлеет одна рука. Справедливость и добро едины…

– Выходит, мне следует самому выбрать подходящую форму обращения, чтобы поблагодарить ее за подаренного мне сына. Но мне как-то приятней думать, что в первую очередь следует выразить признательность вам, Мелисендра.

Она покачала головой:

– Это вовсе не обязательно, Бард, – и тут же повернулась и ушла.

Он хотел было последовать за ней, однако в эту минуту в зале появились музыканты и сразу заиграли знакомую мелодию. Бард вернулся и вновь сел рядом с отцом. В другом конце зала начались танцы, женщины вышли в круг, однако краем глаза Бард заметил, что Мелисендры среди них нет. Он наклонился и негромко спросил отца:

– На каком основании Джереми заявляет, что эти земли принадлежат Хастурам? Ведь само название Астуриас – производное от нашей фамилии. Астуриас – значит «земли, принадлежащие ди Астуриен». При чем здесь Хастуры?

– Он заявляет, – ответил дом Рафаэль, – что когда-то ими владела одна из ветвей рода Хастуров и что они были отданы ди Астуриен исключительно по воле Хастуров. Со временем первый звук перестали произносить, за ним на письме исчезла согласная, а на древнем языке Астуриас – значит «земли Хастуров».

– Он сумасшедший!

– Если и так, то это очень удобная форма помешательства. Исключительно в свою пользу. Одним словом, Джереми заявляет, что сувереном Астуриаса является король Карелии из каркосских Хастуров.

– Фантастическое заявление! – развел руками Бард и тут же выпрямил спину, как-то подобрался. – Давай-ка покончим с главным. Я скорее соглашусь с претензиями принца Валентина на трон – пусть даже ты прав, говоря, что несчастья приходят на землю, где в правителях двухлетний ребенок, – чем с требованиями Джереми, основанными на преданиях и мифах о потомках Хастура и Кассильды. Я никогда не присягну тому, чье право на корону основывается на бабушкиных сказках.

– Я тоже, – поддержал его дом Рафаэль. – Я скорее поверю, что когда-то, как утверждают легенды, Хастуры являлись богами и первый Хастур был сыном Властелина Света. Да пусть он окажется сыном самого Алдонеса – все равно они не дождутся, чтобы я безропотно уступил свое право на земли Астуриаса, которые все эти годы принадлежали нашей семье. К тому же народ решительно настроен против Хастуров. Однако я и пальцем не могу пошевелить, пока Аларик в их руках. Возможно, Джереми рассчитывает использовать Аларика как марионетку, но для этого они должны сломать парня. – Рафаэль на мгновение задумался, потом бросил в сердцах: – Негодяй!

– Как только Хастур узнает, что я вернулся, у него появится веская причина для беспокойства, – заметил Бард. – Однако все происходит как-то странно. Я считал, что для Джереми есть более короткий путь к трону. Всего-то жениться на дочери короля Одрина и якобы сохранить трон для ее детей!

– Ты имеешь в виду Карлину? – И, не дожидаясь ответа, дом Рафаэль покачал головой: – Я о ней ничего не слышал, однако знаю наверняка – Джереми на ней не женился, иначе я бы узнал об этом.

Вскоре, когда музыкантов отпустили, леди Джерана позволила уйти и женщинам. Дом Рафаэль пожелал сыну спокойной ночи.

Когда Бард явился в свою комнату, постель уже была расстелена. В комнате царил полумрак. Он разделся, разулся, и тут в дверь постучали. Пришел лакей, чтобы забрать его одежду и обувь. Уже стоя у порога, слуга почтительно осведомился – не желает ли молодой господин женщину? Бард долго раздумывал, и слуга вышел из комнаты. Он хотел было вернуть его, потом зевнул, пожал плечами… Он очень устал за долгий путь. К тому же девицы, что прислуживали в зале, не заинтересовали его. Он задул свечу и полез под одеяло. Тут рука наткнулась на что-то теплое и мягкое. Кто-то уже занял его место.

– Зандру меня побери! Кто здесь?

– Это я, Бард, Мелисендра.

Женщина села в постели. На ней была длинная тонкая полупрозрачная рубашка, рыжие волосы светились в полумраке. Бард рассмеялся:

– Значит, ты все-таки пришла, хотя, помнится, хныкала и горько жаловалась, что я тебя принудил. А теперь явилась по своей воле?

– Нет, Бард. По воле леди Джераны, – ответила Мелисендра. – Возможно, она опасается, как бы ты не испортил еще одну лерони. Что касается меня, я уже потеряла то, что можно потерять единственный раз в жизни. – Она цинично пожала плечами. – Она позволила мне жить в этих комнатах – сказала, что я имею на это полное право. Маленький Эрленд и его няня спят поблизости. Ты не хуже, чем любой другой. Богиня ведает, что я не настаивала. Согласна была и уйти, лишь бы сохранить мир в этом доме. Леди Джеране приятно думать обо мне, как о барраганье[20]20
  Официальной любовнице.


[Закрыть] приемного сына, к тому же я принесла тебе ребенка. Если ты не хочешь, чтобы я осталась, я с удовольствием уйду. Где-нибудь найду местечко, хотя бы рядом с сыном.

Барда озлобила тихая, безразличная покорность. Тут же понял, что, окажи она сопротивление, прояви недовольство, это тоже вызвало бы раздражение. Он уже совсем было собрался вышвырнуть женщину из постели и пинками прогнать из комнаты, однако мысль, что и это унижение она примет без ропота, заставила смириться. Чертова баба! Мелисендра, должно быть, считает, что он обидел ее тогда, но, если здраво рассудить, он подарил ей сына благородной крови и достаточно почетное место барраганьи в знатном доме. И леди Джерана, чертовка! Тоже что-то замышляет, интригует потихоньку. Что за жизнь – куда ни плюнь, повсюду эти бабы. Только одна является исключением – Карлина. Она должна была лежать в этой постели, даже если в темноте все бабы выглядят одинаково.

Что было делать? Бард ничего не мог придумать.

– Ладно, оставайся, – мрачно объявил он. – Только лежи тихо. Не люблю, когда от женщин сплошная суета. И больше не упоминай при мне о богинях… Вообще помалкивай…

Она удивленно глянула на него и, когда Бард обнял ее, улыбнулась.

– Как прикажете, господин. Я покоряюсь. Боги… – Тут же спохватилась, ойкнула, но все-таки закончила: – Боги запрещают мне хоть чем-нибудь, хоть самой малостью вызвать ваше неудовольствие.

Больше Мелисендра рта не открывала. Бард потом долго не спал, терзался от гнева, ждал… Чего ждал, сам понять не мог – может, ее болтовни, хныканья, упреков, восторгов, обвинений, оправданий?.. Одним словом, лежал и ждал, чтобы был повод спихнуть женщину с кровати. Можно было и поддать хорошенько, только ради того, чтобы взглянуть, будет ли она при этом улыбаться.

Как сейчас, уже во сне, отвернувшись, улыбается…