Текст книги "Два завоевателя"

3

После захвата Астурийского замка дом Рафаэль назначил сына главнокомандующим. Серраис уже не представлял собой угрозы – дети дома Эйрика вели себя тише воды, ниже травы; Хастуры тоже притихли, и, выбрав момент, Бард попросил отца разрешить ему отлучиться на несколько дней.

– Согласен, – откликнулся старик, – ты заслужил отдых. Куда собираешься отправиться?

– Я заставил Джереми сообщить мне, где скрывается Карлина, – ответил Бард. – Попытаюсь вернуть ее домой.

– Но только в том случае, если она вновь не вышла замуж, – встревожился дом Рафаэль. – Я уважаю твои чувства, но не могу позволить тебе насильным путем забрать жену у человека, мне подвластного. На мне лежит ответственность за эту землю, я не намерен преступать закон.

– Какой закон сильнее, чем тот, что связал мужчину и женщину узами брака? Даже если они только обручены? Будь спокоен, отец, Карлина не вышла замуж, она нашла убежище там, где никто не смог бы принудить ее к повторному замужеству.

– В таком случае не возражаю. Отбери людей для сопровождения и ступай. Когда вернешься с ней, мы сыграем настоящую свадьбу. – Он задумался, пожевал губами, потом сказал: – Конечно, леди Мелисендра расстроится. Вряд ли ей удастся остаться барраганьей, когда здесь поселится твоя жена. Я намереваюсь отослать ее в деревню. Там она сможет позаботиться о сыне и прожить в чести и достатке.

– Нет, – жестко сказал Бард. – Она будет прислуживать моей жене.

Что-то в душе его взыграло при одной только мысли, какие муки испытает Мелисендра в ожидании прибытия Карлины, потом она будет помогать ей одеваться, расчесывать волосы, чистить обувь…

– Тебе видней, – согласился дом Рафаэль, – поступай как знаешь. Но учти – она мать твоего старшего сына. Унижая мать, ты унижаешь и его. И Карлина, мне кажется, вряд ли испытает большое удовольствие день и ночь лицезреть свою соперницу. Видно, ты не очень хорошо разбираешься в женщинах…

– Возможно, и не разбираюсь, – ответил Бард. – Можешь не сомневаться, если Карлина пожелает отослать Мелисендру, та в тот же день покинет дворец. В качестве моей жены Карлина обязана воспитать всех моих детей, она и за Эрлендом присмотрит.

Это будет лучше, сразу решил Бард, чем позволить Мелисендре вливать яд моему первенцу. Маленький Эрленд ему очень понравился, и он совсем не собирался расставаться с ним.

Он выбрал двенадцать гвардейцев – дюжих, умелых, проверенных. Этого, по мнению Барда, вполне достаточно, чтобы показать монашкам с острова Безмолвия, что его намерения тверды и бесполезно пытаться прятать Карлину от законного мужа. Какие тут особые силы нужны, чтобы справиться с горсткой безоружных женщин-затворниц?

Кроме того, в путь с ним отправились два чародея: юный ларанцу Рори и Мелисендра. С детства Бард наслышался сказок о необыкновенной колдовской силе, которой обладали монахини, и он не желал запутаться в их сетях. Цель похода он сообщил Мелисендре – пусть вот она и потрудится, чтобы Бард смог вернуть себе законную жену. Неожиданно злобно Бард подумал, что с этой бабой только так и следует обращаться.

Остров Безмолвия лежал далеко за пределами Астуриаса, в независимых землях Маренжи. О тех краях известно было немного – разве то, что тамошний правитель избирался раз в несколько лет на общем сходе. Даже не выбирали, а назначали того, чье имя выкрикивали громче. Не было у них постоянного войска, ни в какие союзы с соседними королями и властителями не вступали. Однажды дому Рафаэлю довелось принимать в парадном зале шерифа Маренжи – помнится, тогда они выпили несколько бочонков вина и договорились о том, что отец Барда будет охранять их границы.

За рубежами Астуриаса лежала мирная земля. Вокруг по холмам были разбросаны рощи диких яблонь и груш, росли сливы. Потом вдоль дороги потянулись сады ореховых деревьев и плантации пухового кустарника. Скоро они добрались до широкой запруды, где была устроена мельница и возле нее крупная валяльня, где сбивали пух. Рядом с мастерской располагалась деревня, жители которой занимались ткачеством. Бард вспомнил, что именно в Маренжи изготовлялись лучшие шерстяные ткани. Рисунок был традиционный – разновеликая клетка любых цветовых сочетаний. Нигде в округе не встретишь следов укреплений, ни единого вооруженного человека на пути.

Заманчивая мысль пришла в голову Киллгардскому Волку – эти земли примыкали к Астуриасу. Далее начинался Серраис. Если оставить в Маренжи гарнизоны, создать укрепленные пункты, то защита границ Астуриаса станет куда легче. А местному шерифу своя выгода – налог с них будут брать минимальный, зато можно не беспокоиться о будущем. Если же он не согласится, можно обойтись и без разрешения. Кто здесь может оказать сопротивление? Как только он вернется, надо будет подсказать отцу, что нельзя затягивать решение этой проблемы.

Чем дальше, тем мрачнее становилась местность. Холмы скоро сменились горами, то там, то здесь лежали живописные озера. Все более бедные и мелкие крестьянские подворья попадались им, все дальше и дальше друг от друга располагались они. Мелисендра и мальчик держались вместе, в этой земле они чувствовали себя неуютно.

В дороге Бард постарался припомнить все, что он знал и слышал о служительницах Аварры. С незапамятных времен они жили на острове, расположенном на середине озера Безмолвия. Извечный закон гласил, что любой мужчина, ступивший на священный остров, должен умереть. Известно также, что послушницы давали пожизненный обет хранить невинность и провести свои дни в молитвах. Допускались на остров и другие женщины – замужние, незамужние, вдовы, девушки и старухи, сраженные горем и отчаянием. Там всех их брала под свою защиту Аварра, Таинственная Мать всего живого, богиня и покровительница тех, кто дарит жизнь.

Кто бы ты ни была, ты можешь прийти на остров Безмолвия, облачиться здесь в серую просторную рясу и жить сколько пожелаешь. Единственное условие – соблюдение целомудрия и отказ от похотливых мыслей… Никто из мужчин на самом деле не ведал, как устроена жизнь на этом острове; женщины, вернувшиеся оттуда, а их было не мало, об этом не распространялись. Потерявшие ребенка или любимого человека, страдающие от бесплодия, страстно жаждущие испытать счастье материнства, вымаливающие здоровье для своих детей, отчаявшиеся, опечаленные, ищущие смысл жизни – все шли сюда, чтобы поклониться Аварре, матери всего сущего. И посредницами в этих мольбах выступали жрицы богини.

В детстве, припомнил Бард, в свите леди Джераны была одна старушка, которая побывала на острове и часто рассказывала о том паломничестве подругам. Бард был еще так мал, что женщины не стеснялись его – вот он и выслушал один из рассказов от начала до конца. Крепко засело в памяти странное заявление старушки: «Тайна острова Безмолвия, спрашиваете вы? Секрет острова в том, что там нет никакой тайны. Я провела там все лето. Женщины живут в избах, каждая отдельно, молятся, голос подают, только когда их спросишь о чем-нибудь. Молятся с утра до вечера, занимаются благотворительностью, собирают лечебные травы. Они дают обет помочь любой, кто с именем богини на устах попросит о помощи. В этом деле они такие искусницы – могут от болезни избавить и хворь душевную снять. Святые, просто святые женщины».

Тут-то и скрывалась загадка – что же это за доброта, если они дали клятву убить любого мужчину, кто ступит на остров? Хотя, возможно, пошутил он про себя, чтобы унять неясную тревогу, жительницы острова совсем не похожи на других женщин, если они столь молчаливы. Всем известно, что основная доблесть женского пола – болтовня без конца и без краю.

Странным казалось то обстоятельство, что женщины живут одни, сами по себе, без всякой охраны. Был бы он шерифом Маренжи, он бы непременно послал солдат, чтобы оградить их от непрошеных гостей.

Вскоре отряд добрался до вершины перевала, откуда открывалась ровная как стол долина, в которой лежало священное озеро.

Это было очень тихое и спокойное место. Лишь топот конских копыт нарушал вековую тишину. Вот что еще гармонично, весомо вплеталось в застывшее безмолвие – крики встревоженной птицы, испуганно взлетевшей в небо, пронзительные, странные… Берега озера были пологи, поросли деревьями с темной листвой – ветви клонились до самой воды, листья купались в чистых струях. Закатное солнце путалось в их кронах, озабоченно постреливало лучами, пробивающимися сквозь купы. Как только всадники приблизились к кромке воды, тут же на берегу начали поквакивать лягушки. Места были топкие, под копытами коней сразу начала скапливаться вода. Делать было нечего, и Бард повел отряд вокруг озера.

Ну и мрачный же уголок открылся перед ним! Карлина, несомненно, будет рада, если он заберет ее отсюда. С другой стороны, она правильно сообразила, что лучшего убежища не отыскать. У озера напрочь забывались всякие политические мотивы, никому бы не пришло в голову тайком вывезти ее с острова! Бард был уверен, что семи лет в печали, мольбах и постах вполне достаточно. Все, хватит! Она все же принцесса, жена главнокомандующего королевскими вооруженными силами!.. Пора и честь знать!..

К вечеру озеро начал покрывать туман. Белесая хмарь густыми и таинственными клубами поднималась прямо от воды, стала наползать на берег, и уже через несколько минут Бард, ехавший впереди, с трудом мог различать тропку. Люди за спиной принялись ворчать – что-то угнетающее было в этой пелене, так густо застилавшей глаза. Маленький Рори догнал Барда и, подняв к нему совершенно бледное, испуганное лицо, заявил:

– Пожалуйста, ваи дом, нам следует вернуться. Мы заплутаем в тумане. Они не желают, чтобы мы были поблизости, я чувствую это!

– Попробуй воспользоваться ясновидением, – приказал Бард. – Что-нибудь можешь разобрать?

Парнишка вытащил медальон со звездным камнем и глянул в него. Всматривался несколько минут, потом лицо его исказилось – он словно бы пытался и не мог крикнуть.

– Ничего… Я ничего не вижу. Сплошь туман… Они пытаются скрыться от меня, они умоляют уйти – уверяют, что мужчине здесь нельзя появляться.

– Это ты, что ли, мужчина! – презрительно усмехнулся Бард.

– Нет, – ответил мальчик, – но они взывают ко мне, они требуют, чтобы я ушел из этих мест. Пожалуйста, лорд Волк, давайте повернем назад!.. Мать обратила ко мне свой темный лик, она сердится – ну, пожалуйста, господин, здесь нам нельзя появляться. Нам следует поскорее покинуть эти места или случится что-то ужасное!..

Черта с два, выругался Бард. Если эти колдуньи с острова считают, что могут запугать его, нагнать морок, как на этого трясущегося от страха парнишку, который что-то увидел в своем дурацком кристалле; если они думают, что и он вздрогнет и перетрусит, – они очень ошибаются.

– Придержи язык. Будь мужчиной! – жестко сказал Бард, обращаясь к пареньку, и тот, вытирая на лице слезы, подрагивая и озираясь, дальше ехал молча.

Между тем туман сгущался, вокруг становилось все темнее. Неужели приближается буря? Странно, когда они подъехали к озеру, погода была прекрасная, небо чистое. Возможно, к вечеру на топи спускается туман? Все-таки удивительно, как много людей подвержено предрассудкам! Что таинственного и угрожающего в этом влажном молоке? Разве что белесые струи движутся слишком быстро?..

Действительно, пряди тумана впереди начали перемещаться, сплетаться… Его конь нервно шарахнулся в сторону – прямо перед его мордой в мелькающем крошеве внезапно обозначилась фигура пожилой женщины. Самое удивительное, что это было не привидение, сотканное из тумана, а самая настоящая женщина. Волосы у нее были светлые – Бард даже мог различить мелкие завитки на висках и шее, – заплетены в две косы, лежащие на груди. Лицо покрывала черная вуаль. Одета она была в шерстяную черную юбку, на плечах толстая вязаная черная шаль – одним словом, обычная крестьянка.

Женщина решительно подняла правую руку:

– Вернись! Ты знаешь, что мужчина не смеет ступать на эту землю. Это святая земля, владение Аварры. Остановись, поверни коня и ступай туда, откуда пришел. Здесь зыбучие пески, здесь опасное место, ты о нем никогда не слыхал.

У Барда отпала нижняя челюсть, он вдруг потерял способность говорить; пришлось прокашляться, прежде чем голос вернулся к нему. Наконец, когда оторопь прошла, он ответил:

– Я вовсе не намерен нанести вред святым местам или проявить неуважение. И тебя, мать, я не обижу и никаких служительниц Аварры не трону. Я приехал сюда, чтобы вернуть свою нареченную, Карлину ди Астуриен, дочь короля Одрина.

– Здесь нет нареченных, – ответила старая женщина. – Здесь живут только сестры, давшие обет служить Аварре, – дни и ночи их заполнены молитвами и обрядами. Есть здесь и несколько раскаивающихся грешниц, есть странницы, которые явились пожить среди нас и подлечиться.

– Ты не ответила на мой вопрос, мать. Есть среди них госпожа Карлина?

– Здесь нет никого, кого бы звали Карлина. Мы не спрашиваем, каким именем наши сестры были наречены в миру. Приходят странницы – как назовут себя, так и хорошо. Когда же женщина является с желанием дать обет и посвятить себя служению богине, она забывает, кем была в прошлой жизни. Только Аварра знает, как окликали жрицу до нового рождения. Среди них нет твоей жены, нет принцессы, нет дочери. Уверяю тебя – я говорю правду. Не твори богохульства, иначе гнев Матери падет на твою голову.

– Не надо меня пугать, старуха! Я знаю, что моя жена здесь, и, если ты не вышлешь ее ко мне, я сам приду и заберу ее. Тогда я не отвечаю за то, что натворят здесь мои люди.

– Нет, мужчина, – ответила женщина, – придет час, и ты ответишь за это, и тогда уже никого не будет интересовать: берешь ли ты на себя ответственность или нет.

– Зачем лишние слова? Давай не будем препираться! Лучше пойди и сообщи ей, что пришел ее муж, чтобы забрать с собой. Вот поступишь так, и мне не придется святотатствовать. Я могу подождать и здесь… Могу отойти подальше…

– Твои угрозы мне не страшны, – ответила пожилая жрица. – Не испугают они и Великую Аварру…

Неожиданно сгустившийся туман скрыл ее лицо, и в следующее мгновение фигура растворилась в белесом жутком месиве. Облако, плотностью своей выделявшееся даже на фоне тумана, истаивая, поплыло к прибрежным камышам, внезапно открывшимся взорам всадников, к зеркалу чистой озерной воды.

Киллгардский Волк даже в стременах привстал, принялся озираться… Как этой бабе удалось так незаметно исчезнуть? Что это было? Живой человек или сотканная с помощью чар иллюзия? Странно, но теперь он более чем когда-либо был убежден, что Карлина скрывается именно в этом месте. Они нарочно спрятали ее. Почему бы старой жрице не исполнить его просьбу, ведь он просил достаточно вежливо? Разве трудно ей было объявить Карлине, что Бард пришел с миром, что он не желает никому причинять вреда или творить богохульство? Он просто хочет вернуть ее домой, он имеет право создать семью. В любом случае, чтобы ни случилось, она, как и прежде, его законная жена.

И все-таки душу грызло сомнение – не богохульствует ли он. Что ни говори, а применить силу в таком месте… Плюнуть и растереть – Бард окончательно взял себя в руки. Он повернул коня и подъехал к Мелисендре.

– Пришла пора использовать твою силу, – сказал он. – Ну-ка глянь – где-то здесь зыбучие пески. Что там у нас впереди?

Она вытащила свой кристалл и посмотрела в него. Лицо ее окаменело, взгляд застыл, словно женщина пребывала в каком-то невидимом причудливом мире, где тайное становится явным, где можно разглядеть лики богов. Может, потому в таком благоговейном страхе и восторге замирают лица у лерони, когда они погружают свой взор в недра звездного камня. Более того, в этот миг лицо ее стало очень похожим на лицо сестры ее, Мелоры.

– Здесь рядом полоса зыбучих песков, только они в общем-то не опасны. Мелковаты они… Бард, неужели ты совсем потерял голову? Это же крайнее безрассудство… Нельзя гневить Аварру. Если Карлина пожелает вернуться к тебе, она вернется. Не под замком же здесь ее держат.

– Не знаю, не знаю… – ответил он. – Они очень подозрительны, эти безумные женщины. Зачем они решили жить без мужчин? Что за необходимость целыми днями читать молитвы, хранить целомудрие? Что им вообще делать в этом месте, в котором ни одна нормальная женщина…

– Ты считаешь безбрачие и желание молиться неуместным для женщин? – саркастически спросила Мелисендра.

– Не имеет значения. Я уверен, что женщина может молиться столько, сколько ей заблагорассудится, но пусть занимается этим у семейного очага. Нет и не может быть такого, чтобы замужняя женщина могла позволить себе целомудрие против воли супруга. Что полезного в этих многосуточных бдениях, если они нарушают законы природы и права мужчины?

Вопрос, конечно, был риторический, однако Мелисендра ответила на него, ответила сухо, педантично:

– Мне рассказывали, что служительницы совершают много добрых дел. Собирают лечебные травы, варят снадобья; они могут излечить бесплодие. И молитва сама по себе не такая уж плохая вещь. По крайней мере, обращаясь к богам, повторяя их имена, еще никто и никогда не сотворил зла. Вопреки им – да, это было, но взывая к небесным силам, к добру – никогда!

Бард словно не слышал ее.

Неожиданно они выехали из тумана, плотной завесой окутавшего землю до верхушек деревьев, и оказались на широкой песчаной излучине у самой воды. По обе стороны пляж обрамляли заросли неподвижного камыша. Здесь же, за небольшим холмиком, виднелась деревянная лачуга, от нее к воде вела едва заметная тропка. На берегу к колышку бечевкой была привязана лодка.

Бард подъехал к колышку, долго смотрел на него, потом грузно спрыгнул на песок. Конь тут же ступил в воду и принялся жадно пить.

– Эй, – крикнул он. – Перевозчик!

Невысокий человек вышел из хибарки – даже вблизи трудно было понять, мужчина это или женщина. Какая-то серая роба покрывала фигуру с ног до головы, кроме того, на голове был намотан дырявый шерстяной платок. Только когда перевозчик приблизился к Барду, он с раздражением и даже некоторым испугом осознал, что перед ним женщина. Старуха… Седые пряди выбивались из-под платка, лицо сморщенное. Глазки зоркие, так и поблескивают…

– Где перевозчик? – требовательно спросил Бард.

– Я держу здесь перевоз, господин хороший. Явится какая-нибудь добрая леди, я и везу ее на остров…

– Быстро перевези меня на этот остров. Слышишь? Или ты глуха как пробка?

– Слышу я, господин хороший, малость слышу. А вот перевезти не могу. Запрещено!.. Если, к примеру, на бережок явится леди, попросит – перевези, мол, я тут же – хвать весло!.. А мужчину не могу – этого не дозволяется, богиня против…

– Глупости! – перебил ее Бард. – Как ты можешь судить, что желают бессмертные, а что нет! Даже если допустить, что они существуют. Даже если служительницам и придется это не по нраву, что они смогут поделать?

– Ох, господин хороший, что они могут поделать, не знаю, только я не хочу брать грех на душу. Вы погибнете, а мне потом отвечай – зачем, мол, старая, взялась за весла; знала, что запрещено…

– Ладно, хватит глупить, старуха. Не будь ослицей! Тащи весла, и поживей!

– Ох, господин, вы уж такими словами, как «ослица», не швыряйтесь. Вы сами не знаете, что говорите. Только я вот так скажу – эта лодка вас на тот берег никак не доставит. Меня – да; леди – пожалуйста, а вас не повезет, и все тут.

Бард решил, что старуха явно свихнулась, потому толку от нее не добиться. Возможно, жрицы наняли ее держать перевоз. Из милосердия… Однако она считала, что ее главная задача – отваживать от этого острова мужчин. Но его не отвадишь. Он вытащил кинжал.

– Видишь это? Ну?.. Тащи весла и помалкивай. Быстро!

– Не могу! – заплакала старуха. – Ну, как я могу!.. Здесь воды опасные, стихают, только когда сестры захотят того. Я и с места не стронусь, пока они не позовут с того берега.

Бард нахмурился. Ему припомнился случай возле брода, что рядом с Морейской мельницей. Там река тоже была заколдована – с виду течение спокойное, но стоило войти в воду, как река в мгновение ока превращалась в бушующий поток.

Черт с ней, решил Бард, он все равно не отступит.

– Где весла? – рявкнул он.

Старуха кивнула в сторону хижины. Бард сам сходил за ними, бросил на сиденья и коротко приказал:

– В лодку.

Перевозчица сделала шаг, другой – ее всю трясло. Бард почувствовал, как ярость ударила в голову.

– Лезь!

Женщина разрыдалась, закрыла лицо руками.

– Не могу! – всхлипнула она. – Никак нельзя!..

Она сползла на землю. Бард сразу не понял почему – может, он ее ударил? Вроде нет. Все равно… Он поднял старуху, опустил в лодку, вставил весла в уключины – тут его посетила злобно-радостная мысль: если уж вы тут такие святые, то и лодка могла бы сама поплыть. Но нет – пришлось взяться за весла. Он погнал лодку вперед, в сторону тумана, лежащего на поверхности совершенно неподвижной, темной воды. Лодка была очень легка, послушна, Барду было не впервой справляться с подобным суденышком. Было время, когда он не выпускал весел из рук. Было это на острове Мирион…

Греб долго, даже повеселел; все дальше и дальше забирался в глубь водного пространства, со всех сторон занавешенного клочьями тумана. Наконец впереди показались заросли камыша, стеной вставшие у берега. Сердце забилось гулко, радостно. Бабка уже очухалась и сидела на корме, вжав голову в плечи. Бард, сделав несколько мощных гребков, обернулся, глянул через плечо – и обомлел. Лодка ткнулась носом в песок. Вот и колышек, поодаль ветхая лачуга. Кружил, кружил и в конце концов вернулся на прежнее место.

Бард бессильно выругался – кто бы мог подумать, что в этой стоячей воде на самом деле существуют такие сильные течения. Что еще могло увлечь его с прямого курса? Он развернул лодку и опять погнал ее в глубь озера. Только теперь он заметил, что лодку действительно стало сносить в сторону. Бард приложил все силы, выбрал на берегу ориентир, а когда тот скрылся из виду, принялся следить за оконечностью одного из клочьев тумана – так и гнал суденышко, стараясь придерживаться заданного курса. Все равно медленно суденышко опять начало сносить. Оборачиваясь, Бард вроде бы разглядел впереди кусты – значит, там была земля, может, нужный ему остров, однако лодку с неодолимой силой вновь утянуло вбок. Старуха вдруг захихикала. Лодка опять ткнулась носом в песок.

Бард сделал еще одну попытку. Теперь он не щадил себя, однако все кончилось так же, как в первый раз.

Старуха опять захихикала, тоненько, противно:

– Я же говорила вам, господин хороший, хоть целый день гребите, толку не будет. Эта лодочка никогда не пристанет к острову, если сестры не пожелают.

Барду показалось, что некоторые из его людей, собравшиеся на берегу, посмели усмехнуться. Он бросил на них такой разъяренный взгляд, что все они невольно построились и вытянулись по стойке «смирно». Тут еще это противное хихиканье… Он почувствовал неодолимое желание свернуть шею перевозчице, однако сумел одолеть себя – гневом делу не поможешь. Тем более смертью… Что взять с этой дуры, ее дело – возить, а куда, зачем, ее не касается.

Он поразмышлял, глядя на нее. Брод у Морейской мельницы был заколдован – так? Очевидно, эта лодка – тоже. В любом случае, если служительницы Аварры действительно намереваются любым путем задержать Карлину у себя, ясно, что они должны использовать колдовство. Выходит, сколько ни пытайся в одиночку переправиться на ту сторону, ничего у него не получится.

Тогда, возможно, лерони смогут расколдовать эти воды. Так тогда и поступила Мелора, и его люди сравнительно легко переправились на другой берег.

– Мелисендра!

Она тут же подошла к нему. Бард задумался, может, она тоже хихикала у него за спиной, однако об этом ни словом не обмолвился, сказал только:

– Если служительницы Аварры наложили заклятие на эти воды, сможешь ли ты расколдовать их? Успокоить хотя бы на короткое время?

– Нет, господин. Я боюсь вызвать гнев богини.

– О какой богине ты болтаешь?

– Она – богиня всех женщин, я страшусь рассердить ее.

– Мелисендра, предупреждаю… – Он замахнулся на нее.

Она с мертвым безразличием глянула на него.

– То, что ты сотворил со мной… – неожиданно спокойно откликнулась она, – хуже не бывает. После того как ты сломал меня, неужели ты считаешь, что твои зуботычины что-то исправят? Ну что ж ты, бей!..

– Если ты меня так сильно ненавидишь, ты должна помочь мне вернуть жену! Тогда мы бы расстались, ты обрела бы свободу. Надо же! – Бард не выдержал и хлопнул себя по бедрам. – Я ей, видите ли, отвратителен! И до какой же степени?

– Сам реши, но в любом случае покупать свободу ценой несчастья другой женщины я не буду. Еще одну жертву отдать в твои руки? Спасибо!..

– Вот в чем дело! Ты ревнуешь!.. – воскликнул Бард и ткнул в Мелисендру пальцем. – Вот почему ты не желаешь, чтобы я забрал ее!

Она смело взглянула на Барда, горько усмехнулась:

– Если даже сестры захватили твою жену и силой удерживают ее на острове, а она мечтает побыстрее вернуться к тебе, то и в этом случае я рискую вызвать гнев Матери, если окажу тебе помощь. Этот гнев может пасть не только на меня, но и на головы моих детей. Осмелюсь ли я подвергнуть их будущим несчастьям? Тем более мне кажется, что твоя Карлина вовсе не жаждет вернуться в твои объятия – зачем ей забираться в такую глушь, куда испокон веков все являлись по своей воле. Если бы тебе хватило рассудительности, Бард, ты бы не мешкая приказал своим людям покинуть это место, пока не случилось беды.

– Тебе это стало известно с помощью ларана? – с нескрываемым раздражением спросил Бард.

Она опустила голову, потом вымолвила сквозь всхлипывания:

– Нет, господин. Способность проникать за пределы видимого я потеряла навсегда. Я знаю наверняка – богиня не любит, когда ей бросают вызов. Безнаказанной такая дерзость не останется. Бард, умоляю, нам лучше уйти отсюда.

– Ты-то что печалишься, если со мной что-то случится? Радоваться должна!.. – зло бросил он, однако Мелисендра не ответила – повернулась, подошла в своему коню и, молча развернув его, поскакала вдоль берега в обратную сторону.

«Чертова баба! Чертовы шлюхи и их богиня!»

– Эй, ребята! – закричал он, обращаясь к своим людям. – Мы поплывем на лошадях, только лодка, заколдована. – Он вскочил на коня и направил его в озеро. Тот отчаянно сопротивлялся, вздрагивал, всхрапывал, упирался всеми ногами. Бард едва смог удержать поводья, когда тот вдруг начал тихонько взбрыкивать. В этот момент он заметил, что никто из сопровождавших его людей не последовал его примеру.

– Давайте, ребята! В чем дело? За мной, мужики! Там бабы на острове. Они решили подразнить меня, так что я освобождаю вас от всякой ответственности. Вперед, ребята! Там добыча и женщины. Не бойтесь этих старых ведьм! За мной!..

Около половины отряда сразу отступили, послышались испуганные и в то же время оправдывающиеся возгласы:

– Нет, дом Волк, это невозможно. Это запрещено!

– Богиня не простит, господин. Не делайте этого.

– Богохульство!..

Однако двое после некоторых колебаний смело выехали вперед, принялись нахлестывать упирающихся коней.

Между тем туман начал сгущаться на глазах. Рваные редкие клочья взбухали, расползались по воде, причем на этот раз белесая муть приобрела какой-то на удивление ядовито-зеленый оттенок. Жуткое зрелище! Едко-травянистого цвета колеблющаяся стена влаги начала надвигаться на берег, и в этот момент сердце Барда вдруг замерло – он явственно различил в тумане нелепые ужасающие рожи. Они корчили гримасы, показывали языки, подмигивали. И все бы ничего – эти детские шалости несли с собой леденящий кровь ужас. Словно вот так, с ужимками, с ухмылочками, подбирается к человеку смерть. Словно мрак небытия решил прикрыться глупой личиной, где один глаз смотрел в одну сторону, другой в противоположную. Один из смельчаков, бросившихся к воде, внезапно истошно взвыл. Так обычно вопят сумасшедшие…

– Мать Аварра, пощади! Пожалей нас!..

Он бешено задергал поводья – конь даже голову задрал, истошное ржанье разнеслось окрест. Наконец обезумевший человек сумел развернуть дрожащего коня и галопом помчался к берегу. Этот стремительный рывок словно знаком оказался, словно тем пределом, толчком, после которого уже не было сил терпеть, и один за другим его спутники, сбившиеся на берегу, принялись разворачивать коней, поднимая их на дыбы. Наконец все они помчались вдоль берега вслед за Мелисендрой. Это несмотря на то, что Бард, встав в стременах, приказал им вернуться, сыпал проклятиями и угрозами. Ладно, черт с ними! Тумана перепугались! Трусы, дьявол их раздери! Какие трусы! Надо было заставить их переломить себя. Ладно, все они будут понижены в звании, если только он не прикажет их повесить за трусость! Тут и последний, замерший в растерянности храбрец не выдержал и, отчаянно нахлестывая коня плеткой, помчался вслед за другими.

Бард на мгновение успокоился. Черт с ними! Он злобно, с угрозой обратился к туману: «Ближе, ближе!..» Вскричал громко, словно стараясь напугать гнусные рожи, что корчились в зеленоватой склизкой мути. Бард хлестнул кобылу, однако та не двинулась с места. Ее била крупная дрожь, седло ходуном ходило под ним, как будто он попал в снежную бурю и ветер с неодолимой силой дул им навстречу. На мгновение мелькнула мысль – неужели его кобыла тоже различает эти чудовищные лики, без конца дергающиеся и гримасничающие в наплывающем на кромку берега тумане?

Как смертельный ужас проник в его в душу, Бард понять не мог. Ледяной холод пробрал его до костей. Каждой жилкой, каждой клеточкой почувствовал, что стоит одному из этих ухмыляющихся исчадий коснуться его – он погиб. Жизнь, храбрость, ощущение справедливости, которым он жил все это время, необходимость восстановить ее – если тебя отдали в жены, то будь женой, нечего таиться по святым местам! – воля и терпение будут высосаны по каплям. Его воля и разум станут пустыми, холодными, чужими! Стоит только мельчайшей пряди тумана коснуться его, он тут же выпадет из седла и рухнет на землю. Бессильный, отчаянно голосящий, умирающий. И уже никогда больше не сможет подняться. Волк рывками начал дергать поводья, пытаясь развернуть своего скакуна и умчаться вслед за Мелисендрой и своими спутниками. Однако тот даже переступить не мог – подрагивал, но с места не трогался. Когда-то где-то Бард слышал, что Аварра способна перевоплощаться в кобылу. Неужели она околдовала его лошадь?..

Между тем полоса тумана, словно пропитанная пугающими рожами, подползала все ближе и ближе. Тут только Бард начал соображать, что в этих бестелесных, мятущихся призраках пробивается что-то знакомое, уже виденное… Лики мертвых мужчин, обесчещенных женщин, черепа, подрагивающие остатки костей скелета – вся эта чертовщина плясала, мешалась, пялилась на него, скалила зубы. Боги, это же лица тех, кого он убил! Порубал в сражениях, стычках, на узких дорожках… И женщины… Эту он, помнится, ограбил, эту сжег в собственном доме, закрыл дверь на щеколду и сунул факел под стреху… Эту обесчестил… И эту, и эту… Тут же промелькивало когда-то искаженное от ужаса, а теперь сияющее улыбкой лицо жительницы Скаравела – он вырвал из ее рук ребенка и сбросил со скалы. Помнится, из разбившегося тела торчали кости. Белые как сахар… Эту он изнасиловал, убив ее мужа, труп так и лежал рядом с постелью, на которой он ублажал себя. А вот эта зачем? Эту не надо! Эту прочь… Совсем ребенок, сколько ей было? Лет двенадцать? Сначала попользовался сам – пришлось изрядно отлупить ее, потом отдал двенадцати солдатам. Ее лицо все сплошь было в синяках, тело в кровоподтеках. Что теперь скалиться! Ну, было, было…