Текст книги "Два завоевателя"

– Нет, – ответил тот.

– Что же еще? Я не хочу воевать с Хастурами, я предпочитаю заключить перемирие.

– И я тоже, – кивнул дом Варзил, – и Карелии тоже. Я наделен полномочиями взять с вас клятву в том, что вы не начнете первыми войну против нас. Мы считаем вас разумными людьми, это в ваших интересах получить передышку.

– Я не испытываю желания воевать, – сказал дом Рафаэль. – Но я не являюсь подданным Хастуров, тем более на своей земле, где ди Астуриен правили из века в век.

– Это неправда, – возразил посол. – Есть письменные свидетельства – они хранятся в Неварсине и Хали, – это куда более убедительный аргумент, чем патриотические легенды и народные сказки, которыми вы потчуете своих подданных. Эти документы достоверно свидетельствуют, что менее чем два века назад эта земля являлась частью королевства Хастуров. После изгнания отсюда народа кошек Хастур передал ее ди Астуриен на правах сеньора. Ди Астуриен должны были организовать оборону этого края – не более того. Теперь земли Дарковера оказались разделенными на множество мелких королевств, которые заявляют о каких-то мифических правах на самостоятельность и суверенитет. Наступило время хаоса, анархии. Почему бы нам не замириться?

– Мир? О каком мире вы говорите? – спросил дом Рафаэль. – Ваш мир окажется тиранией для нас. Зачем свободным людям Астуриаса склонять головы перед Хастурами?

– А зачем им склонять головы перед ди Астуриен? Мир вовсе не означает полного подчинения, в своих делах вы будете обладать полной автономией. Предположим, что ваши фермеры – каждый из них – заявят, что он свободный человек и не намерен никому подчиниться. При этом он отказывает любому другому человеку в праве свободно пересечь его землю без уплаты дани, и единственным законом на этой территории являлась бы его собственная прихоть.

– Это действительно глупо.

– Но ведь не меньшая глупость заявить, что Эль-Халейн, Астуриас, Маренжи – самостоятельные в полном смысле слова государства и могут жить так, как вздумается их правителям. Почему нельзя установить мир между сыновьями Хастура, наладить свободный товарообмен, открыть границы, распустить армии? В своем собственном королевстве вы будете свободны и суверенны. Единственное обязательство – следовать общим правилам, обязательным как для вас, так и для ваших соседей.

Дом Рафаэль отрицательно покачал головой.

– Мои предки завоевали эту землю. Валентин, сын Одрина, лишился наследственных прав в тот самый день, когда сбежал к Каролину со своей предательницей-матерью. Теперь я просто обязан сохранить это королевство для своих сыновей, и если Хастурам это не по вкусу, то пусть они придут и попытаются установить здесь свои порядки. Если смогут, конечно.

Дом Рафаэль говорил спокойно – чувствовалось, что этот человек уверен в себе, однако только Бард знал, что скрывалось за этим спокойствием: он припомнил разговор, который состоялся у них накануне свадьбы Джереми.

Серраис на востоке, Алдаран и Скатфелл на севере, Хастуры и все их союзники на западе, а с юга лежала Валеронская равнина – рано или поздно оттуда непременно последует вторжение.

– Итак, – заключил дом Варзил, – вы не желаете жить в мире с Хастуром, хотя все, что он просит, – это ваше обязательство не нападать на Хали и Каркосу, а также замок Хастуров и Башню Нескьи, которая находится под его защитой.

– Трон Астуриаса, – ответил дом Рафаэль, – не во власти Хастуров. Это мое последнее слово. У меня нет намерения нападать на Хастура, но он не имеет права вмешиваться в наши внутренние дела.

– Аларик, – обратился Варзил к юноше, – ты – властитель Астуриаса. Пока ты не достиг того возраста, когда имеешь право самодержавно заключать договоры, тем не менее прошу как родственника попросить отца еще раз подумать над моим предложением.

– Мой сын теперь не ваш заключенный, дом Варзил, – заявил регент, и его нижняя челюсть отчетливо выпятилась вперед. – Не знаю, сколько яда вы влили в него, настраивая против отца, но теперь…

– Отец, это несправедливо! – воскликнул Аларик. – Прошу тебя, не ссорься с домом Варзилом. Мы все-таки родственники.

– Только ради тебя, мой сын, я готов заключить мир. И еще, дом Варзил, больше не заводите разговоров насчет признания ди Астуриен вассалами Хастуров!

– Вижу, – сказал дом Варзал, – что вы уже замышляете нападение на соседей. Заметьте, вас окружают не агрессоры. Я знаю, как вы поступили с Маренжи. Я знаю точно, что весной вы собираетесь напасть на Серраис. Кроме того, вы намерены укрепить земли вдоль Кадарина…

– А что вам за дело! – холодно спросил Бард. – Земли вдоль Кадарина неподвластны Хастурам.

– Но они не принадлежат и Астуриасу, – ответил Варзил. – Каролин поклялся защитить их от посягательств жадных до чужого добра маленьких королевств. Внутри своих границ делайте что хотите, но я вас предупреждаю. Предупреждаю от имени всех соседей: даже не пытайтесь высунуться за свей пределы.

– Вы нам угрожаете?

– Да, хотя я и не хотел этого делать. Я требую, чтобы вы, дом Рафаэль, и оба ваших сына дали клятву, что не развяжете агрессию против любого из ваших соседей, подписавших договор. В противном случае в течение сорока дней мы объявим вам войну и начнем боевые действия. Когда мы освободим королевство Астуриас, мы поставим здесь королем более спокойного и разумного правителя, который будет выполнять условия договора и признает верховную власть Хастуров.

У Барда от этих слов замерло сердце. В животе что-то оборвалось, по спине побежали мурашки. Они никак не могли сейчас воевать ни с Хастурами, ни с живущими по берегу Кадарина, ни с Серраисом на востоке! Если Хастуры выступят против них немедленно, Астуриасу не устоять.

Дом Рафаэль гневно сжал кулаки:

– Какую именно клятву вы от нас требуете?

– Вы должны дать слово родственника – не мне, а Джереми Хастуру как представителю Каролина… Это обязательство не может быть нарушено в течение полугода любой стороной… Поклянитесь в том, что вы не начнете военных действий против союзников Хастура и любой другой земли, находящейся под его защитой. Кроме того, вы обязуетесь войти в альянс, который в дальнейшем будет именоваться Союз. Согласны ли вы дать слово родственников?

Наступило молчание, однако ди Астуриен оказались в проигрыше, и они знали об этом. У них не осталось выбора, как только дать подобные гарантии. В этот момент в разговор вступил Аларик и снял напряжение. Его речь позволила ди Астуриен сохранить лицо.

– Дом Варзил, я даю слово родственника, кроме той части, которая понуждает нас вступить в Союз. Разве этого недостаточно? Клянусь, что не пойду войной против Каролина из Тендары. По крайней мере предупрежу об этом за полгода… Однако… – добавил он, и Бард обратил внимание, как крепко отец сжал кулаки – даже пальцы побелели. – Однако это обязательство действительно только до той поры, пока мой родственник Карелии из Тендары позволит мне, Аларику ди Астуриен, беспрепятственно владеть троном Астуриаса. В тот день, когда он заявит о своих претензиях на наш трон, я буду считать себя свободным от обязательств и сочту его своим врагом.

– Я принимаю ваше слово, кузен, – ответил Джереми. – И в свою очередь обязуюсь довести ваши условия – честно и без искажений – до отца моего, Каролина. Но мне неясно, согласны ли с вами ваш отец и брат? Вы еще не вступили в тот возраст, когда получаете право самостоятельно принимать решения. Что скрывать – именно они являются опорой вашего трона.

Аларик повернулся к брату:

– Ради богов, чести нашей семьи, прошу тебя, Бард, подтвердить мое слово!

– Я присоединяюсь к твоему обязательству, брат, – ответил Киллгардский Волк, – в той форме, как оно было высказано. – Он не удержался и схватился за рукоять меча. – Зандру, разбей мне сердце и обезоружь меня, если я солгал.

– Я тоже присоединяюсь, – тусклым голосом произнес дом Рафаэль, положив руку на ножны, где хранился кинжал. – Клянусь честью ди Астуриен. Никто не смеет усомниться в том, что честь ди Астуриен превыше всего.

Как ни крути, с горечью подумал Бард, все-таки Джереми и Варзил с помощью бесчисленных уловок сумели вырвать у них согласие. Собственно, перемирие и было их целью, но именно перемирие, а не это обязательство, связавшее руки. У нас не было выбора, на что можно рассчитывать, когда на троне ребенок-калека. Аларик может подвести в любую минуту. Они-то рассчитывали увидеть в правителях молодого бесшабашного воина, которого только следует немного подправлять. А что получилось? О боги, дело даже не в том, что Аларик оказался слаб телом – он умен, в этом ему не откажешь, – но он не наш! В то время когда отец вел к тому, чтобы добиться перемирия и сохранить свободу действий, этот несмышленыш искренне стремился к миру. Дому Рафаэлю ничего не оставалось, как поддержать его ради сохранения мира в семье. Хуже нет, когда в подобной ситуации между ними начнутся раздоры.

Переговоры закончились. Посол Хастура в компании с Джереми покинул помещение. Вслед за ними бледный, вымотанный до предела Аларик отправился к себе отдохнуть. Дом Рафаэль неподвижно сидел за столом. Наконец он окликнул Барда:

– Сын! Это мой сын!.. Я любил его и люблю, я горжусь им, но, черт побери, разве в такую минуту ему управлять государством?! Боги, боги, что вы натворили – ну, почему твоя мать, Бард, не стала мне женой?

– Отец, – голос у Барда дрогнул, – стоит ли принимать все так близко к сердцу? Ну хром, ну слаб, зато голова у него работает. Я же солдат. Не политик, не дипломат, не государственный деятель. Аларик будет лучшим королем.

– Но они молятся на тебя, они прозвали тебя Киллгардским Волком. Разве они когда-нибудь будут восхвалять калеку, не способного повести их в бой?

– Если я буду опорой трона, – ответил Бард, – куда они денутся…

– Аларику повезло с братом. Правильно говорит старая пословица: гола спина без брата … Но что ты можешь один… То есть ты многое можешь, но этого недостаточно. Разорваться ты не в состоянии. К тому же дал клятву… Если бы у нас было время или если бы Аларик был посильнее, повыносливее…

– Что жалеть об этом? Если бы королева Лоримель надела штаны вместо юбки, она была бы королем и Тендара бы устояла, – жестко сказал Бард. – Какой смысл вспоминать об этих «если» и – о боги! – нам нельзя терять время на «ахи» и «охи». Мы сами должны скроить себе одежонку. По собственному вкусу… Боги видят, я люблю брата, мне бы очень хотелось, чтобы рядом со мной был соратник, чтобы мы встали плечом к плечу, однако что свершилось, то свершилось. Ни время, ни ход событий нам не подвластны. У меня, как ни крути, единственный брат.

– Я о другом думаю – о везении, об удачной судьбе… Как же повезло Хастурам, что у нее не родились двойняшки! – Дом Рафаэль горько рассмеялся. – Если бы вас было двое, сынок, я бы смог завоевать все Сто царств.

Потом он неожиданно замер. Смех оборвался – он взглянул на сына так, что тот невольно выпрямился, с тревогой глянул на отца. Потом отец опять засмеялся, но уже довольно, с некоторой лукавинкой:

– Двое! А что? Почему бы и нет? Да с такими молодцами я бы завоевал все земли от Далерета до Хелер. Бард, а что, если вас станет двое? – шепотом, расширив глаза, спросил отец. – Что, если у меня появится еще один сын, твоя точная копия. Он будет так же искусен в воинском мастерстве, так же храбр, дальновиден. Двое в одном! Я знаю, как его найти. И никакого подобия. Это будешь ты сам, твое второе «я». Во плоти и крови.

5

Бард с тревогой посмотрел на отца. «Что за напасть, – решил он, – то брат – калека, то отец свихнулся. Боги решили, что теперь Аларик возьмется за дело?»

Однако по виду вовсе нельзя было сказать, что дом Рафаэль сошел с ума. Движения его были по-прежнему точны, взгляд таил какую-то мысль. Нет, отец не тронулся. «Выходит, это я начал бредить?..»

– Значит, вы не доверяете мне, батюшка? Вы никогда не говорили, что у вас есть еще один незаконнорожденный сын, причем вылитый я. Теперь сочли, что наступило время?

Дом Рафаэль отрицательно потряс головой:

– Нет. Понимаю, что моя идея звучит несколько ошарашивающе, сынок, но поверь, я вполне здоров. Чтобы быть довольным, мне тебя одного вполне достаточно. Не думай, я не помешался, и все равно то, что я хочу предложить тебе, прозвучит несколько… э-э… необычно. – Тут старик огляделся, замолчал, потом добавил: – В любом случае нам не следует говорить здесь.

Они перешли в другую комнату. Слуга принес вино, и, когда он удалился, Бард налил отцу и себе.

– Достаточно, – попросил старик. – Мне бы не хотелось, чтобы ты решил, что я пьян. Ты уже счел меня сумасшедшим – на этом и остановимся. Я уже говорил, Бард, что если бы вас было двое… Если бы у меня было два полководца с такими военными талантами, способными разобраться в стратегии и тактике и в бой войско повести – это уж от природы, таким уж ты уродился, – с вами двумя, Бард, я бы завоевал весь Дарковер. Если Сотню царств объединить в одно государство – я так полагаю, что эта задача уже встала на повестку дня, так почему бы не воспользоваться ситуацией, – неужели именно Хастуры должны быть королями? На этих холмах давным-давно жили ди Астуриен, еще задолго до того, как лорд Картон выдал свою дочь за какого-то Хастура. В нашем роду тоже существовал ларан, и это был дар человеческий, если так можно выразиться. Дар, находящийся в границах человеческого разумения, а не нечто запредельное, не от чири[22]22
  Сверхъестественные существа наподобие эльфов.


[Закрыть]. Дар Хастуров именно от чири или похож на него. Если ты обратил внимание на их руки, если мог сосчитать пальцы, ты бы сразу обратил внимание, что с их породой что-то не то. Слишком многие из них рождаются эммаска[23]23
  Бесполые люди.


[Закрыть] – не поймешь, то ли мужчина, то ли женщина. Несколько сот лет назад жил Феликс из Тендары – оказался гермафродитом. Это о чем говорит? О том, что династия вырождается.

– Но, отец, на наших холмах нет человека, у которого в крови не было бы генов чири.

– Да, но только Хастуры стремились оградить свою кровь, то есть сохранить все ее особенности с помощью специальной наследственной программы, – ответил отец. – Впрочем, так поступали все древние фамилии – Хастуры, Эйларды, Ардаисы, даже Алдараны и Серраисы. У всех у них что-то неладно с кровью и наследственными признаками. Они так упорно держатся за генеалогии, даже гордятся ими, что все остальные относятся к ним с подозрением. Я имею в виду настоящих, полноценных людей. У них могут родиться дети, способные убивать силой мысли или обладающие даром распознавать будущее, – словом, время может побежать для них в обратную сторону. Были и такие, которые воспламеняли взглядом на расстоянии, устраивали наводнения на реках, а то и гнали воду вверх по течению… Существуют две разновидности ларана: первая – ею обладают и могут пользоваться все люди, она усиливается при использовании звездного камня. И вторая – та, дьявольская, что присуща Хастурам. К сожалению, наш род не свободен от этой чертовщины. Когда наша лерони родила от тебя сына, ты вольно или невольно добавил толику их ларана в нашу кровь. Но что сделано, то сделано, и от Эрленда когда-нибудь будет польза. Кстати, ты случаем не приготовил мне еще один такой подарок? Никакую девицу больше не обрюхатил? Собственно говоря, почему бы и нет? – Дом Рафаэль на некоторое время замолчал и, не дождавшись ответа, продолжил: – Теперь, надеюсь, тебе понятно, почему я не испытываю желания попасть под руку Хастуров. Их ненавидят все сильнее и сильнее. Их ларан невозможно разжижить обычной человеческой кровью, он зафиксирован навсегда – для этого и была создана наследственная программа – и передается от поколения к поколению. Я так думаю, людьми должны править люди, а не колдуны!

– Зачем вы мне все это рассказываете? – пожал плечами Бард. – И в такой момент. Или считаете, что, когда Эрленд вырастет, он будет настолько близок к ним, что в нем проявится какой-нибудь особый дар?

Отец даже не удостоил его ответом. Его мысли были заняты чем-то иным, далеким и великим. Он как будто что-то вспомнил. Или зрил в запредельном…

– Ты, вероятно, не ведаешь, – неожиданно вымолвил он, – что в молодости я учился обращаться со своим лараном. Долгие годы провел в Башне. Мечтать о короне мне не приходилось, да меня и не учили этому. Старшим был Одрин… Меня даже в Астуриасе не оставили, ведь между мной и Одрином было еще три брата. Так что меня отправили в Далерет, где я и стал ларанцу.

Бард знал, что его отец носит на груди звездный камень – в том не было ничего необычного. Многие незнакомые с искусством использования ларана носили матриксы. Вот что было ново, необычно – это то, что отец долгие годы провел в Далеретской Башне.

– Есть одно правило, касающееся звездного камня, вернее, некая таинственная особенность, – между тем продолжал рассказывать дом Рафаэль. – Я не знаю, кто первым открыл ее, но это факт – все, что существует на свете, любой предмет, вещь, имеет свою абсолютную копию. Исключая звездные камни. Эти кристаллы – все наособицу. Все же остальное, без исключения, имеет двойника. Имеется в виду – все, что имеет естественное происхождение. Рогатый кролик, каждое дерево в лесу, цветок, камень в поле – одним словом, все, что ты видишь вокруг себя. И ты тоже, как и любой другой человек. Каждый из нас имеет свою точную копию, не близнеца – нет! Именно двойника, совершенного и полностью схожего. Во всем, даже в мыслях… Вот что подсказало мне решение, Бард… Значит, ты тоже имеешь двойника! Он может обитать в Сухих землях или вообще за пределами Стены мира. Он может оказаться сыном крестьянина, может жить на другом берегу Далеретского моря… Он должен быть похож на тебя больше, чем если бы он был твоим близнецом, пусть даже он находится за пределами Сотни царств. Надеюсь, что это не так, верю – он где-то рядом, среди холмов Киллгард. В противном случае нам придется обучать его нашему языку и образу жизни. Но кем бы он ни был, он обязательно имеет тот же ларан, что и у тебя, даже если он и не догадывается об этом. У него обязательно должны обнаружиться те же военные таланты, пусть он за всю свою жизнь ни разу не брал в руки оружие. Он будет так похож на тебя, что твоя мать, если она еще жива, не сможет вас различить. Видишь, сынок, неплохо бы нам заиметь такого парня!

Бард задумался.

– Понимаю… – начал было он, однако отец, воодушевившись, перебил:

– Вот еще что! Твой двойник ни в чем не клялся Хастурам. Он не связан обязательствами. Понимаешь, о чем я?

Он понял. Догадался сразу:

– Но где же мы сможем найти подобного двойника?

– Я же тебе объяснял, что я изучал искусство магии. Я могу определить примерное положение объекта, потом с помощью особого расположения звездных камней – тут надо суметь выложить определенную фигуру – можно произвести перенос. Когда я был молод, мы могли – хотя это было очень трудно – перемещать мужчин и женщин – тоже лерони – из одной точки в другую. Если мы сумеем вызвать изображение твоего двойника на особом экране, то есть отыщем его, установим с ним телепатическую связь, то сумеем с помощью матрикса вырвать его из той среды, где он обитает, и перенести сюда.

Бард хмыкнул:

– Хорошо, мы перенесем его сюда. Ну, а если он не пожелает нам помогать?

– Он не в состоянии отказать существу, которое и есть он сам. Конечно, могут быть сложности – гордыня человеческая неисповедима. Если он уже стал знаменитым воином, то мы, вероятно, слышали о нем. Если он один из моих внебрачных сыновей или детей Одрина, живущих в бедности, то нам придется обучать его военному делу. Ты пойми, мы дадим ему шанс добиться высот, какие ему и не снились. Уже за одно это он обязан будет служить нам. Он до конца своих дней будет нам благодарен. Потому, Бард, что он – это есть ты! У него тоже крепкая воля и много амбиций.

Тремя днями позже Аларик, наследный принц Астуриаса, был торжественно коронован в присутствии многих гостей. Общий порядок управления государством был сохранен – в том новый король и регент дали слово, Бард публично произнес присягу на верность новому королю, и Аларик подарил брату изумительной красоты меч, который считался семейной реликвией. Бард знал, что отец давно хранил это замечательное оружие – у него была мечта преподнести его когда-нибудь своему законному сыну чтобы тот, выхватив его из ножен, повел королевскую армию в бой. Очевидно, теперь об этом не стоит и думать – каким бы правителем ни оказался Аларик, он никогда не станет великим воителем. Бард был назначен главнокомандующим королевской армией и всеми войсками, которые должны были выставлять на поле брани союзники и вассалы Астуриаса.

«Итак, под мою руку перешли войска Астуриаса и Маренжи. Что ж, будем считать это началом. Придет день, и я возглавлю все вооруженные силы Сотни царств, тогда все будут бояться и уважать меня».

Вот теперь, когда Маренжи попала под его власть, он имеет право осмотреть окрестные земли, а также побывать на острове Безмолвия.

«Для начала следует объявить служительниц вне закона и изгнать их с острова».

Бард был уверен, что жители Маренжи сочтут это требование святотатством. Чтобы усмирить их, он попросил Аларика издать прокламацию, в которой объявлялось, что кое-кто из населения Маренжи, как полагают, предоставил убежище нареченной Барда ди Астуриен. Любой человек, скрывающий сведения о том, где прячется Карлина ди Астуриен, считается предателем и может быть подвергнут суровому наказанию.

Аларик с большой неохотой подписал это заявление и в частной беседе выразил свое недовольство:

– Зачем ты преследуешь женщину, которая не желает тебя видеть? Мне кажется, тебе следует жениться на Мелисендре. Она просто замечательный человек, мать твоего сына. И Эрленда следует усыновить. Такой хороший, добрый мальчик, у него есть ларан. Женись на ней, и я устрою роскошную свадьбу.

Бард твердо ответил, что его повелителю и брату не следует вмешиваться в такие дела, в которых он ничего не понимает по причине возраста.

– Ну, – улыбнулся Аларик, – если бы мне было на десяток лет побольше, я бы сам женился на Мелисендре. Она мне очень по душе. И ко мне хорошо относится – разговаривает со мной так, словно не замечает, что я калека.

– Что еще ей остается! – в ярости прорычал Бард. – Если она посмеет сказать тебе хотя бы одно грубое слово, я сверну ей шею. Она знает об этом.

– Что за речи, Бард! Зачем такая злоба? Я знаю, что я инвалид и мне еще надо научиться жить с этим ощущением, – сказал Аларик. – Леди Хастур, которая ухаживала за мной в Башне Нескьи, говорила, что не важно, как я выгляжу. Вот Джереми тоже искалечен, но это просто удивительный человек. Очень трудно свыкнуться с мыслью, что Хастуры – враги, – неожиданно признался юноша и вздохнул. – Я нахожу, что политика для меня темный лес, Бард. Как бы я хотел, чтобы повсюду установился мир. Мы могли бы стать друзьями с домом Варзилом, который относился ко мне как отец. Я привык, что со Мной обращались как с инвалидом – собственно, я и есть инвалид. Не могу одеться без посторонней помощи, даже хожу с трудом, но вот такие добрые люди, как Мелисендра, помогают мне понять, что я ничем не хуже других. Да-да, она так и говорит: «Что вы, ваше величество, чем вы хуже других…»

– Вы – король, а как это король может быть хуже других? – не понял Бард.

Аларик вздохнул:

– Ах, жаль, что ты не понимаешь. Я совсем другое имел в виду, Бард. Конечно, тебе трудно понять – ты такой сильный, ты вообще никогда не болел, никогда ничего не боялся. Как ты можешь узнать… Когда в первый день эта лихорадка напала на меня, когда даже вздохнуть не мог, я так испугался… Джереми и три знахарки короля Одрина всю ночь провели возле моей постели – все пытались посредством звездных камней изгнать болезнь. Семь ночей… Они помогали мне дышать, давили вот сюда и сюда – и помогали дышать, Бард. Понимаешь?..

Бард едва не усмехнулся, слушая признания брата, однако сумел взять себя в руки. Он не собирался смеяться над ним – это было просто пошло. Он – здоровяк, Киллгардский Волк – будет подсмеиваться над несчастным человеком, да еще и собственным братом? Другое до печальной усмешки покоробило его в словах Аларика – замечание, что Бард никогда не испытывал страха. Вспомнился ужас, который охватил его на берегу озера Безмолвия. Этот наплыв искореженных лиц, что подмигивали ему из зеленоватого тумана. Вспомнилось, как он свалился с коня – хорошо, что еще не разрыдался. Плакать плакал, но не навзрыд. Еще чего не хватало!.. То-то Мелисендра порадовалась бы!.. Конечно, никому и никогда он не признается в этом. Даже брату… Тем более брату… Вместо этого он грустно ответил:

– Что ты, Аларик! Если бы ты знал, как я боялся, когда в первый раз принял участие в битве.

Брат теперь завистливо вздохнул:

– В ту пору тебе было не больше годков, чем мне теперь, а тебя после той битвы сделали королевским знаменосцем. Все же есть различие между нами, брат. Ты держишь в руках меч, значит, способен хоть что-то противостоять страху. А мне что противопоставить страху? Только лечь я могу и подумать – почему бы мне не умереть? Трудно, когда понимаешь, что уже ничего нельзя исправить. Как ни старайся… С другой стороны, ты каждый раз испытываешь страх, когда вступаешь в бой, – конечно, сейчас меньше, а мне этого не дано. Никогда мне не узнать, храбр я или труслив. Знаешь, это грустно, когда впереди сплошная беспросветность. Вот что удивительно, – неожиданно оживился Аларик, – разговаривая с некоторыми людьми, мне становится неуютно, стыдно. Я чувствую себя больным, парализованным трусом. С другими же, такими, как Варзил или Мелисендра, я разговариваю как равный, понимаю, что жизнь не такая уж плохая штука. Ты понимаешь, что я имею в виду? Хоть немного?

Бард грустно вздохнул. Он понимал, как трудно Аларику, как он ищет понимания, сочувствия. Подобная тоска всегда была чужда Киллгардскому Волку. Он уже встречался с подобным испытующим взглядом – так смотрели тяжелораненые солдаты, заглянувшие в лицо смерти и, к своему удивлению, оставшиеся в живых. Вот это смутное, неосознанное удивление, перемешанное со страхом, стыло на самом донышке их зрачков, словно они увидели что-то такое, о чем так хочется и никак не возможно рассказать. Другой может только посочувствовать этому. Если, конечно, у него отзывчивая душа. Виноват ли он в том, спросил себя Бард, что у него душа грубая, цельная. Точно скала… Жалко? Да, очень жалко брата, но утешить его нечем, хоть целый век сиди рядышком.

– Мне кажется, что ты слишком долго оставался в одиночестве, – осторожно заметил он. – Это развивает нездоровую мечтательность… – Он примолк, видно, понял, что не о том ведет речь, и наконец сказал: – Я рад, что ты нашел с Мелисендрой общий язык.

Аларик вздохнул и отвел взгляд в сторону, потом вытащил свою маленькую белую ручку из-под огромной ручищи Барда. Он не понял, с тоской подумал юноша, он ничего не понял, и все равно – брат любит его. Это уже немало.

– Надеюсь, Бард, тебе удастся вернуть жену. Так нельзя. Зачем люди так злы? Зачем они разлучили вас?

Что мог ответить Бард на подобные вопросы? Он только, невольно подражая Аларику, тягостно, протяжно вздохнул.

– Послушай, – обратился к нему Бард, – нам с отцом необходимо отлучиться на несколько дней. Мы возьмем с собой кое-кого из лерони. Дом Джерил останется с тобой, ты смело можешь обращаться к нему с вопросами.

– Куда вы отправляетесь?

– Отец прослышал о каком-то знатоке, который может здорово помочь нам в укреплении обороны. Вот мы и собираемся отыскать его.

– Почему бы не приказать ему прибыть ко двору? Регент имеет полное право приказывать любому моему подданному.

– Неизвестно, где он живет. Придется искать его с помощью ларана… – Тут Бард замолчал – решил, что подобных объяснений вполне достаточно.

– Хорошо, если надо ехать, то поезжайте. У меня единственная просьба – пусть Мелисендра останется со мной, – попросил он.

Бард задумался – Мелисендра была лучшей лерони при дворе, однако он не мог отказать брату.

– Если она согласится, я возражать не буду.

Бард долго не решался сообщить отцу о просьбе. Однако дом Рафаэль, услышав об этом, согласно кивнул.

– Я и не собирался брать с собой Мелисендру. Она мать твоего сына.

Бард немного опешил – какая связь между задуманным колдовским действом и его сыном, однако ничего не сказал. Вполне достаточно, что все получилось так удачно – все довольны.

Они выехали под вечер и поскакали в сторону старой усадьбы дома Рафаэля. С ними было трое лерони – две женщины и мужчина. Добравшись до старого замка, сразу, скинув лишь плащи, прошли в комнату в башне, в которой Барду раньше бывать не доводилось. Поднялись они туда по заброшенной лестнице – и там уперлись в запертую дверь. Хозяин отпер ее сам.

– Я здесь уже несколько десятилетий не бывал, – сообщил дом Рафаэль. – Надобности не было… Однако, имея дело с лараном, уж если чему научился, то никогда не забудешь. – Потом он повернулся к колдунам и спросил: – Знаете, что это?

Мужчина-ларанцу осмотрел аппаратуру, установленную в комнате, потом перевел испуганный взгляд на дома Рафаэля.

– Знаю, мой лорд, – сглотнув, ответил он. – Однако я думал, что использовать все эти штучки за пределами башен строго-настрого запрещено.

– В Астуриасе действуют только те законы, которые установил я. Ты умеешь с этим обращаться?

Ларанцу в некоторой растерянности глянул на женщин, потом ответил:

– Это удваиватель, который действует на основе принципа Черилиса. Так, по-видимому… Только копию чего или кого мы должны отыскать?

– Вот мой сын, он является командующим вооруженными силами королевства…

Одна из женщин мельком глянула на Барда, и он уловил мелькнувшую мысль: «Еще один Киллгардский Волк? Нам и одного с лихвой хватает». Бард догадался, что это одна из подруг Мелисендры. В то же мгновение женщина выставила ментальный экран и четко, совсем как в строю, доложила:

– Что ж, ваи дом. Если вы так желаете…

Бард ощущал смущение, охватившее лерони, однако никто из них не посмел высказать сомнения вслух. Они тут же занялись необходимыми приготовлениями, наложили магические печати по всем углам помещения так, чтобы недоброжелатель не смог проникнуть лараном в комнату и определить, что же там происходит. Когда доступ враждебным чародеям был перекрыт, взялись за оборудование. Предстояло вдохнуть в него жизнь, опробовать, проверить…

Когда все было готово, дом Рафаэль жестом указал Барду место перед экраном. Он должен молчать и оставаться недвижимым. Бард кивнул и, ни слова не говоря, встал на колени. В этом положении он не видел ни отца, ни сопровождавших их лерони, однако ощущал их присутствие. Бард никогда подолгу не задумывался, что такое ларан, есть ли он у него. Ясно было, что есть, только слабенький, который и тренировать по-настоящему не стоит. Он всегда откровенно презирал колдовское искусство, считал, что оно больше подходит женщинам… Но в момент, когда невидимая сила словно сетью оплела, сжала его, когда Бард на себе почувствовал неодолимую мощь совокупного ларана, он немного оробел. Вдруг ощутил, как бесцеремонный мысленный щуп погружается в его сознание, проникает в члены – в каждую жилку, каждую клеточку. Нечто чужеродное, мельчайшее и хваткое овладело им, отыскивая тот самый запретный код, набор первоэлементов, которые составляли его сущность, складывались во вполне определенное «я», называемое Бардом ди Астуриен. Он еще смог подумать, что лерони, возможно, ищут его душу. Именно эту невесомую субстанцию пытаются вызволить из темницы плоти и спроецировать на экран.