Текст книги "Нашествие арабуру"

Когда вскрикнул смертельно раненый Бан, Кацири на мгновение замер. Он считал его своим отцом. «Иначе бы я никогда-никогда его не слушался!» – шептал он. На одно единственное мгновение Кацири забыл, для чего он бежит на холм. Казалось, перед ним разверзлась пропасть и он увидел ее дно. Ему захотелось заплакать – ведь он остался один, совсем один, а дело, которое ему предстояло сделать, было тяжелым, ох каким тяжелым. Он стоял, повернувшись лицом к храму Каварабуки, и уже десятки стражников целились в него. Слезы душили его, он не мог шевельнуться.

– Стойте! – крикнул капитан Угаи. – Стойте! Мальчишка мне нужен живым!

Он один понял, что творится с мальчишкой, и бросился вверх по склону. Капитан Угаи и сам не знал, зачем это делает, просто ему надо было во что бы то ни стало догнать мальчишку. В нем проснулся азарт охотника. Он понимал, что не причинит ему вреда, но, тем не менее, гнался за ним.

Две или три стрелы, пущенные дрогнувшей рукой, прошелестели в хвое, но именно они заставили Кацири очнуться. Он неуклюже повернулся и еще целое мгновение представлял собой прекрасную мишень. Кацири больше ни о чем не думал, кроме того, как проникнуть в лабиринт Драконов.

Вслед за капитаном Угаи бросились десятка два стражников. Напрасно Угаи, пока бежал по лестнице, поносил их самыми черными словами, напрасно проклинал весь их род до пятого колена – когда он влетел в часовню, мальчишки там уже не было, только огромная каменная плита, служившая бассейну дном, в котором теперь не было воды, словно нехотя становилась на место. Оставалась щель между стенкой и плитой. Не долго думая, капитан Угаи прыгнул в эту щель и потерял ощущение времени.

Он ударился о каменный пол и долго не мог прийти в себя. Перед глазами плыли круги. Голова звенела, словно медный котел.

– Господи, Иисусе! – твердил он, ощупывая себя и пространство вокруг.

На лбу зрела огромная шишка. Из носа текла кровь. Один глаз ничего не видел. А подвернутая левая нога не слушалась.

Потом он услышал тихие удаляющиеся шаги и вскочил, невольно охнув. Направление, в котором убегал мальчишка, не оставляли никаких сомнений – в Оль-Тахинэ, двенадцатиярусную пирамиду императора Кан-Чи, построенную на костях императора Мангобэй.

Капитан Угаи, прихрамывая, побежал следом и тотчас наткнулся на ворох одежды и два пустых флакона. Один едва заметно пах хвоей, а второй – чем-то до жути знакомым, но Угаи сгоряча не мог вспомнить, чем именно. Запах был связан со смертью. От этого запаха у него закружилась голова. Так вот! – обрадовался капитан Угаи. Так вот! Пахнет же, пахнет! Так однажды пахло в монастыре Святого Доминика, когда там умер главный настоятель. Угаи имел неосторожность в тот час зайти к нему в покои по какому-то мелкому делу и обнаружил мертвого настоятеля и людей, менявших бокалы. Пахло точно так же, как и сейчас – сладким запахом лилии. Хотя Угаи в ту пору был молодым и глуповатым, но ему хватило ума тотчас бежать из Генуи.

Он захотел с кем-нибудь поделиться своим открытием, оглянулся и только теперь окончательно сообразил, что находится в лабиринте Драконов и что императорская пирамида-дворец совсем рядом, потому что в нишах мерцали лампады. Когда-то в этих нишах находились золотые статуи Будды, но с появлением арабуру их убрали. Вдали мелькнула тень. Капитан Угаи побежал следом и уперся в тупик.

– Где же ты? Выходи! – крикнул он и обернулся, потому что ощутил дуновение ветра.

На этот раз тень мелькнула позади. Капитан Угаи, как коршун, бросился на добычу, но всего лишь рассадил себе лоб о корень, торчащий из потолка подземелья. И снова ему послышался шорох. Но теперь не сзади, ни спереди, а над головой. Господи, Иисусе! – подумал Угаи, я же ничего не вижу в темноте и не умею летать.

Он принялся ощупывать потолок и обнаружил лаз. Там, дальше в нем, мерцал огонек. Капитан Угаи долго карабкался по узкой лестнице, порой застревая, копаясь, как крот, но неотрывно следуя за огоньком, а потом попал в горизонтальный туннель и понесся к удаляющемуся огоньку, как несется мотылек на свет лампы, и если бы не врожденная ловкость, сломал бы себе шею, потому что огонек вдруг куда-то пропал, а под ногами не оказалось ничего, кроме пустоты.

Упал капитан Угаи на бок – как раз на край глубокого колодца и едва не угодил в него. Еще никогда на долю Угаи не выпадало таких приключений. Всякое бывало, но в такие переплеты он не попадал. На этот раз он долго приходил в себя. Кашлял и извивался, проклиная весь белый свет, как вдруг снова увидел огонек. Нет, засмеялся он, теперь не обманешь, теперь я никуда не пойду. Я буду выслеживать тебя осторожно и долго. А лучше всего посижу здесь. Из колодца, в который он едва не угодил, тянуло холодом и смертью.

Должно быть, мальчишка посчитал, что преследователь разбился насмерть, потому что совсем не прятался, и капитану Угаи не составило большего труда, выследить его. Теперь он шел осторожно, как зверь. Но все равно не поймал мальчишку, а очутился перед закрытой дверью, прижал к ней ухо и долго вслушивался в звуки, доносившиеся с той стороны. Он не знал, что это за дверь, а плана лабиринта Драконов у него не было.

– Эй-й-й… – постучал он костяшками пальцев. – Выходи! – и на всякий случай тихонько ударил кулаком.

Пламя ближайшей лампады едва заметно померкло, и капитан, теряя от страха осторожность, бросился и схватил кого-то. Лампада упала, разбилась, и деревянное масло, вспыхнув в нише, полилось на пол.

– Стой! Стой! – оторопело твердил капитан Угаи, впервые в жизни борясь с хонки.

Хонки оказался маленьким, вертким и зубастым. На запястьях капитана, казалось, сами собой возникли следы укусов и кровь. Однако капитан Угаи был очень силен, и ему удалось удержать скользкую тень. Впрочем, он плохо соображал, что делает, и не знал, как ему правильно поступить дальше. В этот момент, скрипнув, приоткрылась дверь, и суровый голос начальника Сань-Пао произнес:

– Отпусти его!

– Господи, Иисусе!

– Отпусти!!!

– Так ведь!.. – с изумлением возразил Угаи, не зная, как себя вести. – Вы тоже здесь, сэйса?!

– А как же!

– Я, я, я…

Какой бы случайной ни казалась эта встреча, им обоим сделалось неловко оттого, что они столкнулись в лабиринте Драконов. При других обстоятельствах они бы сделали вид, что не узнали друг друга, и разошлись бы, но в лабиринте это сделать было невозможно.

Сань-Пао не дал ему больше и рта открыть:

– Отпусти, я сказал!

Капитан Угаи отпустил и тотчас увидел, с кем боролся: перед ним проявился полуголый мальчишка. В одной руке он сжимал раздвижную трубку, в другой – складной стилет.

Мальчик тотчас понял, кто из них друг, а кто враг, и спрятался за Сань-Пао.

– Он мог убить тебя одним ударом, – сказал Сань-Пао и с укором посмотрел на Угаи, как на ребенка.

Угаи стало стыдно. Он и понятия не имел, с кем на самом деле боролся – он просто бежал в темноте и кого-то схватил. Он его хотел поймать и поймал.

– Я не знал… – оправдывался капитан Угаи и подумал, что судьба мятежников теперь находится в их руках, стоит допросить мальчишку, который наверняка много знает.

Он вопросительно посмотрел на своего начальника. Но Сань-Пао сделал вид, что не понял его взгляда.

– Это оружие предназначено не для нас, – со вздохом объяснил он.

Ладно, подумал капитан Угаи, так тому и быть. Какое мне дело до арабуру и их внутренних конфликтов.

– А для кого? – спросил он. – Неужели?.. – он невольно кивнул головой в направлении двери.

Сань-Пао засмеялся:

– Это уже не твое дело. Хочешь жить?

– Хочу, – честно признался Угаи. – Очень хочу.

Ему представились наполненные ветром паруса, море и неведомые берега.

– Иди по этому лабиринту, касаясь стены правым плечом, и выйдешь в большую пещеру, где течет река. Там увидишь кецалей. Расскажешь им, что император Кан-Чи мертв. Пусть улетают. Им здесь нечего делать.

– А вы, сэйса? – невольно спросил капитан Угаи, с непонятным облегчением делая шаг в темноту лабиринта, и предложил: – Пойдемте со мной?

Все страхи и мучения остались позади. Кончилась его тягостная служба у арабуру. Теперь он пойдет и найдет настоящих хозяев этого мира и еще успеет повидать много диковинных мест. А в конце жизни обязательно вернуться на родину – в далекую северную страну Сканию и расскажет людям, где он был и что он видел.

В свою очередь, Сань-Пао подумал: ничего ты, иноземец, не понял в нашей жизни, ни в чем не разобрался ни в плохом, ни в хорошем. Даже убить тебя рука не поднимается.

– Я наконец поступлю в этой жизни так, как считаю нужным, – ответил он. – Твоя задача убедить кецалей улететь. А моя – убить Кан-Чи. Правда, мальчик? Пойдем со мной, мы им покажем, как надо любить свою родину.

Он почему-то решил, что обязательно должен командовать мальчишкой, даже не спросив его мнения.

– Покажем! – смело ответил Кацири, однако это еще не значило, что он доверял Сань-Пао.

– Но ведь вы же из Ая? – спросил напоследок капитан Угаи. – Зачем вам эта пропащая страна? Господи, Иисусе!

– Страна? – удивился Сань-Пао. – Пропащая? Оро?! Я об этом не думал. Оро?! Не знаю, – признался он. – Я стар, но ничего не знаю. Оро?! Я только чувствую, что надо поступать по справедливости. А больше я ничего не знаю. Оро?!

– По справедливости… – с недоверием повторил Угаи, который наконец что-то начал понимать. – Хм… А я? Я справедлив? Господи, Иисусе! – Но так и не нашел в своей душе ответа.

Его справедливость была другого рода. Она питалась надеждой познать новые миры, но никак не такой крохотный мирок, как Нихон, в котором надо еще и остановиться и задуматься на долгие годы. А это оказалось не по душе черному капитану Угаи.

Сань-Пао распахнул дверь – за ней лежали три мертвых арабуру. У каждого в шее торчало по духовой игле с черным оперением из перьев курицы цути. Четвертый, невидимый – умирал в нише за ажурной стенкой. Разумеется, Сань-Пао никому не говорил, что мастерски владеет трубкой фукуми бари, которую он прятал в рукаве. Но один он ни за что не решился бы на покушение, поэтому и искал связи с мятежниками. К тому же пронести в цитадель трубку с иглами было невозможно. Правда, у Сань-Пао была еще трубка – камити-бари, которую можно было держать за щекой. Эта трубка заряжалась одной единственной иглой, и яд в ней был не таким, как в фукуми бари.

– Ты пришел вовремя, – сказал Сань-Пао. – Я помогу тебе.

На самом деле он еще не знал, как он это сделает. Но был уверен, что сделает.

Сань-Пао ждал ниндзюцу три дня и дождался. Только он не мог подумал, что это будет мальчишка. Когда же в городе раздались крики и брань, он сообразил, что неспроста: под шумок совершаются и подвиги, и самые грязные дела. Он рассуждал так: могут ли мятежники проникнуть в пирамиду? Тем путем, которым я вхожу в нее? Не могут! Для этого надо быть арабуру или начальником городской стражи. А больше сюда никого не пускают. Значит, что? Значит, они пойдут другим путем, через лабиринт Драконов. Но он охраняется так же тщательно, как и стены пирамиды. А еще нужно попасть на самый верх, в цитадель. Обычным путем это тоже невозможно. Такое ощущение, что дух императора Мангобэй действительно охраняет пирамиду-дворец Оль-Тахинэ – и от друзей, и от недругов. Но ведь для ниндзюцу ничего невозможного нет.

Его знания были почерпнуты из рукописей периода «собирания» Нихон. Он знал кое-что о ниндзюцу, но не думал, что мятежники выберут самый трудный и долго подготавливаемый способ покушения. Так убили могущественного главу клана Сиба – Уэсуги Кэнсинома, которого охраняла целая армия. Сань-Пао даже не стал спрашивать у Кацири, как он собирается расправиться с императором Кан-Чи. Все стало очевидно, когда Сань-Пао ощутил запах, исходящий от мальчишки. Там пахнут только золотари. Недаром на него никто не обращал внимания. Я бы тоже не обратил, подумал Сань-Пао. Вот хитрецы!

К его огромного удивлению, Кацири открыл ажурную стенку ниши и, не обращая внимания на арабуру, выпавшего к его ногам, нажал на какой-то тайный рычажок. Задняя стенка с гвоздями отошла в сторону, и открылся узкий лаз. Кацири нырнул в него, как в омут. На прощание высунулся и сказал очень по-взрослому:

– Закройте стенку и уходите. Я справлюсь один.

– Как один?! – едва не подскочил Сань-Пао.

Сань-Пао был уязвлен до глубины души. Он убил стражников – раз. Он открыл дверь – два. Он избавил мальчишку от капитана – три. А теперь оказался лишним! Сань-Пао даже хотел воскликнуть, что так нечестно – бросать его одного, что он тоже хочет участвовать в покушении, что он тоже полезет тайными ходами, но мальчишки и след простыл. Сань-Пао потерянно стоял целую кокой, с трудом соображая, что ему делать: пойти ли следом за черным капитаном Угаи или же отправиться домой. Потом понял, что не остается ничего другого, как закрыть заднюю стенку ниши и запихнуть арабуру, который все еще умирал, в нишу. Арабуру был молод, на его лице курчавилась редкая бородка. Он глядел на Сань-Пао умоляющими глазами.

Сань-Пао услышал шаги и только тогда сообразил, что прошла целая стража и что сюда идут арабуру, чтобы сменить охрану. Ага! – обрадовался Сань-Пао. Вот и наступил мой час. Он выглянул из-за колонны. Арабуру было пятеро. В фукуми бари Сань-Пао тоже было пять игл. Была не была, решил Сань-Пао и пошел навстречу арабуру.

Когда во внешней галерее пирамиды-дворца появился начальник городской стражи, сотник арабуру даже обрадовался. Арабуру не подчинялись городским стражникам и относились к ним свысока. Однако сотник пару раз оказывался в одной компании с Сань-Пао и видел, с каким уважением к нему относились не только титлаки, он и цукасано гэ. Поэтому сотник воскликнул:

– Приветствую вас, Сань-Пао!

Больше он ничего не успел сказать. Игла вонзилась ему в щеку, вырвав кусочек кожи. Прежде чем умереть, к своему изумлению он успел понять, что точно такие же иглы вонзились в его спутников справа и слева, которые тоже рухнули, как подкошенные. Один выпростал из петли мшаго, но не сумел даже взмахнуть им. Арабуру, который шел за сотником, пытаясь защититься, выбросил перед собой руку. Игла попала ему между пальцами, и крови было совсем мало, потому что кожа на ладони была огрубелой. Он так и умер, упав вперед с вытянутой рукой. Умер даже быстрее, чем сотник, потому что успел испугаться. Сотник потерял способность двигаться и кричать, но видел, что только пятый арабуру получил шанс избежать смерти. Вместо того, чтобы привести мшаго в боевое положение и ударить им Сань-Пао, тот развернулся и побежал. Сань-Пао помнил, что у него осталась всего одна игла, и поэтому целился особенно тщательно. Арабуру осталось сделать всего один шаг и завернуть за угол, когда игла с черным оперением вонзилась ему между лопатками. Арабуру показалось, что он всего лишь споткнулся, но встать больше не смог. Он пролетел еще пару кэн, врезался в стену под проемом и с ужасом наблюдал, как Сань-Пао перешагнул через него, схватил за омертвевшие руки и куда-то поволок. После этого он уже ничего не видел и не слышал, а язык у него отнялся.

Шум на нижнем ярусе привлек внимание стражи сверху.

– Эй, что там у вас? – крикнул стражник, заглядывая вниз. В солнечном свете, падающим через большие проемы, он увидел всего лишь ноги того арабуру, которого последним убил Сань-Пао.

Опять напились, с восторгом решил арабуру, и я хочу! Такое иногда случалось в конце стражи, если кому-то из стражников было невтерпеж. Нравились им здешние напитки, и они каждый вечер пробавлялись ими в ближайшей харчевне среди благоухающих хризантем и веселых подружек под чарующие звуки сямисэн[170]170
  Сямисэн – трехструнный музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий лютню.


[Закрыть]. Спускаться на нижний ярус было запрещено. Это приравнивалось к оставлению поста. Надо было дождаться напарника и вызвать старшего. Однако стражник пренебрег правилами и сбежал по лестнице вниз, чтобы всего-навсего помочь товарищу. Он застал Сань-Пао за перезаряжанием фукуми бари и с безумной улыбкой уставился на него, полагая, что у Сань-Пао есть выпивка.

– Подожди… – улыбнулся в ответ Сань-Пао, вложил последнюю иголку в кассету фукуми бари и выстрелил арабуру в плечо.

– Что это? – удивленно спросил арабуру, схватившись за руку.

– Смерть твоя, – ответил Сань-Пао и, не оборачиваясь, пошел на второй ярус.

Всего их было двенадцать. Как добраться целым и невредимым до самого верхнего, и думать не хотелось. А ведь там мальчишка, с завистью подумал он, обогнал меня, хитрец! В душе он восхищался им. Так может поступить только человек, любящий свою родину, думал он. Люблю ли я ее так, как он?

* * *

Кацири преодолел всего лишь два яруса, но не нашел нужного хода. План пирамиды оказался неточным. Там где значились проходы, оказались горы мусора, а там, куда не следовало соваться, были туннели, которые заканчивались тупиками. Несколько раз он едва не провалился на самый нижний уровень или даже в лабиринт, когда доверился ненадежному плану. Наружные стены пирамиды располагались наклонно, и передвигаться в узком проходе было неудобно. Через кокой Кацири приноровился двигаться боком да еще и внаклонку.

По его расчетам он уже три раза обошел пирамиду по периметру второго яруса, чуть ли не весь его ощупал, он все без толку. Тонкие полоски света падали сквозь щели, и Кацири сверился с планом, куда идти. Нужного лаза не было. Кацири охватило отчаяние. Выходило, что этого проклятого хода никогда и не существовало, потому что для него просто не хватало места в пирамиде. Он сел, как его учил Бан, и стал думать. Или я ищу не там, или я ничего не вижу. Стоп, стоп, он понял. В спешке я совсем растерялся и запутался со сторонами света. Он стал припоминать, с какой стороны должно светить солнце, и быстро нашел ту грань пирамиды, на которой надо было сосредоточить внимание. Вот она – лазейка, замаскированная ложной панелью – узкий вентиляционный ход с северной стороны, для того чтобы летом прохладный воздух поднимался прямиком в цитадель. Правильно, а вентиляционный ход с противоположной грани открывается только зимой для теплого воздуха. Неровно отесанные камни только облегчил Кацири задачу. Время, потраченное на поиск хода, он с лихвой компенсировал скоростью, с которой поднялся к цитадели. Вентиляционный ход был прямым, как стрела, но только до десятого яруса. Здесь его ждало разочарование – медная решетка с такими мелкими ячейками, что сквозь них не смогли проникнуть даже крысы. Их сухие трупики рассыпались от одного прикосновения, пока Кацири пилил решетку. Потом на его пути поочередно возникали следующие препятствия: камень, балка, забытое строителями бревно, с которым он провозился дольше всего, и горы мусора. Вот тогда-то он едва и не попался. Должно быть, стражники наконец услышали шум. Кацири заметил их босые ноги с медными кольцами в вентиляционном отверстии, забранном решеткой.

Ему оставалось всего-то перемахнуть через стену, которая не доходила до потолка примерно на полторы сяку. Он не знал, была ли эта щель ошибкой строителей или же так полагалось по плану, но через эту щель можно было легко попасть в императорские покои. Однако стражники не торопились.

– Ты слышал? – спросил один, худой и лысый. Его давно грызла болезнь, и он беспрестанно покашливал. – Кха-кха!

– Нет, а что?

Его напарник, напротив, был толстым и краснощеким. Его большой горбатый нос и скошенный подбородок выдавал в нем майя.

– Мне кажется, будто там кто-то есть, – он с опаской постучал по камню. – Куриное дерьмо! Кха-кха!

– Никого там нет, – отмахнулся другой, – одни крысы. Я вчера одну поймал. Жирная, как поросенок.

Они непонятно чему захихикали. Оказалось, что наложницы Кан-Чи от скуки подкармливали крыс.

– Вот бы к ним заглянуть?

– Поменьше болтай. Кха-кха!

– А я чего? Я говорю, везет тем, кто сторожит десятый ярус изнутри.

– А ты знаешь, кто их сторожит? Кха-кха!

– Нет, не знаю.

Они напряженно зашептались, при этом худой и лысый несколько раз трусливо оглянулся.

– Да ты что?! Нет, лучше я здесь отслужу свое, а вечером схожу в Веселый квартал к юдзё.

– Ты что, учишь туземный язык? Кха-кха!

– Нет, а как общаться?

– По правде, я тоже знаю несколько слов. Кха-кха!

– Ну и?..

– Самые необходимые, чтобы не попасть впросак. Кха-кха!

– Я тоже. Пойдем, а то нас хватятся.

– Пойдем.

Кацири прислушался. Стражники ушли. Он спрыгнул в коридор и, оставляя белые следы от босых ног, добежал до следующего поворота. У входа в апартаменты императора стояли три стражника: двое у двери, третий – напротив. Голые, в перьях, намазанные пахучим маслом. Таких чуешь за сто кэн. Тоже мне вояки, пренебрежительно решил Кацири. Они корчили друг другу рожи и глупо хихикали. Потом откуда-то сверху раздался окрик: «Бди!», и они на мгновение застыли, а затем снова стали глупо хихикать.

Кацири презирал их. Если бы я знал, что они такие беспечные, я бы не потратил столько времени на тренировки. Я бы пришел и просто убил вашего императора, и вы бы со мной ничего не сделали. Напрасно умер Бан, напрасно умер Абэ-но Сэймэй. Надеюсь, их души благополучно добрались до гокураку[171]171
  Гокураку – рай.


[Закрыть] и им там будет хорошо.

На одно-единственное мгновение он стал невидимкой, но этого времени ему вполне хватило, чтобы проскользнуть мимо хихикающих стражников в святую святых императора – гарем, который сторожили евнухи. Эти толстые, ленивые люди не представляли для Кацири никакой опасности. Они сидели на подушках и дремали. Их копья – нагинаты и яри – валялись на полу. Из баловства Кацири пощекотал одному евнуху нос. Не открывая глаз, евнух чихнул и перевернулся на другой бок.

Следы, которые оставил за собой Кацири, стражники обнаружили немного погодя и совершенно случайно. Можно только представить, что они испытали. Очевидно одно: они сразу сообразили, что проглядели злоумышленника, и очень сильно испугались. Но донести начальнику дневной и ночной стражи Чичимеку не посмели. Это означало смерть. Поэтому они стали проверять все помещения, но так, чтобы не беспокоить императора Кан-Чи. Разумеется, они никого не нашли и перешептывались:

– Хонки это, хонки, я вам говорю! Мы шли по их следам, а потом они пропали!

– Клянусь семью узлами зла, хонки! – соглашались с ним.

– Я тоже видел!

– Какие хонки?! Куриное дерьмо! Их всех отменил наш великий император Кан-Чи.

Ему объяснили, ткнув кулаком в ребра:

– В этой стране есть такие твари, как у нас песиголовцы или черти.

– До кецалей у нас ничего не было.

Согласились, еще раз ткнув кулаком:

– Не было. А теперь есть! Значит, и хонки есть!

– Бр-р-р…

– Бр-р-р…

– Бр-р-р…

– Вот бы одного поймать одного? А? Никогда не видел. Куриное дерьмо!

На том и успокоились. Разве стражникам когда-нибудь хватало мозгов? Они не были созданы для мышления, они не были даже солдатами. Все их предки работали от зари до зари на полях, а этим повезло – их набрали в экспедиционные войска, даже дали в руки оружие, но не объяснили, что с ним делать.

Когда же они все-таки донесли по инстанции, Кацири уже сидел на одиннадцатом ярусе в отхожем месте. Вначале он прятался на перекладинах. Миазмы наполняли яму, но это было привычно, и Кацири почти не сдерживал дыхания. Он слышал, как в туалет три раза кто-то заходил и обшаривал помещение. Даже открыл крышку и заглянул в выгребную яму, но фыркнул, как собака, и убежал. Если бы Кацири знал, что сам Чичимек наведывался с инспекцией, он бы гордился своим подвигом, но он этого не знал, как, впрочем, и не знал, кто такой Чичимек. Его только удивило одно обстоятельство: в туалете, справа от стульчака, была спрятана гуа[172]172
  Гуа – молот в форме дыни.


[Закрыть], а значит, император кого-то очень сильно боялся.

Между тем Сань-Пао почти извел запас игл. У него осталась последний комплект, и он берег его, как зеницу ока. Два десятка игл он израсходовал, чтобы подняться по западному тайному ходу. Ему еще повезло, потому что Чичимек в этот момент находился на восточной стороне пирамиды, а ураканы, как и обычные арабуру, не успели ровным счетом ничего понять. Впрочем, Сань-Пао не рискнул подниматься выше десятого яруса, где на каждом повороте лестницы дежурило по десять ураканов. Только теперь он стал тешить себя надеждой, что доберется до императора раньше мальчишки – уж слишком легко ему удалось забраться так высоко. К началу всеобщей суматохи, когда подняли мосты и зарыли все ворота и двери, он уже прятался под потолком северного коридора. Вот где пригодилась гимнастика тай-чи. И опять ему повезло, потому что именно этим коридором император Кан-Чи обычно уходил от своих наложниц. Когда же пискляво завыли дудки, а стража забегала, как полоумная, император Кан-Чи появился в окружении шестерых ураканов. Их сгорбленные фигуры замелькали среди колонн и переходов. Сань-Пао приготовился. Его сердце билось ровно и спокойно, словно он всю жизнь готовился к этому моменту. Однако ураканы пошли на хитрость, они надели одинаковые рясы и накинули на головы капюшоны. К тому же, все они оказались одного роста, и Сань-Пао пришлось гадать, кто из них император Кан-Чи. Первым Сань-Пао убил того, кто был в золотой рясе и находился в центре группы, справедливо полагая, что только император Кан-Чи может носить такое одеяние и только его со всех сторон будут окружать стражники.

Он ошибся. Впервые за весь день удача изменила ему. Человек, в которого он выстрелил, схватился за шею и стал валиться на спину. Но это был не император. Император Кан-Чи оказался хитрее. Он поменялся одеждой с рядовым ураканом и пошел не в центре, а сбоку. Ведь Кан-Чи с детства развивал в себе коварство, и теперь оно помогло ему избежать смерти. По крайней мере, он так думал.

Сань-Пао последовательно убил всех тех, кто находился ближе центру, и уже ликовал. Но когда спрыгнул на пол и подошел, чтобы убедиться в смерти императора Кан-Чи, Чичимек, который прикрыл императора своим телом, вскочил и ударил Сань-Пао ножом. Обливаясь кровью, Сань-Пао упал на каменные плиты коридора. Чичимек уже готов был перерезать ему горло, но император Кан-Чи удержал его руку:

– Постой, я хочу спросить его кое о чем перед лицом смерти. Теперь-то ты врать мне не будешь, – и наклонился: – Скажи, в чем ваша сила?

Сань-Пао схитрил. Он уже задыхался и боялся одного, что ему не хватит духа убить императора Кан-Чи, поэтому он только прохрипел:

– А-а-а…

– Что? Не слышу? – император Кан-Чи наклонился ниже.

Сань-Пао оскалил окровавленные зубы, вытолкал языком камити-бари из-за щеки и плюнул в лицо императору Кан-Чи отравленной иглой. Чичимек тут же убил Сань-Пао. На губах Сань-Пао застыла улыбка исполненного долга.

– Уййй!!! – Император Кан-Чи отпрянул и мгновенно выдернул изо лба иглу. Холодный пот выступил на его большом теле. Он ожидал мгновенной смерти, но она не пришла. Целую кокой он прислушивался к себе. Слава тебе, о Кукулькан! – думал он. За одно слава и Богу Кетцалькоатль! Император Кан-Чи вздохнул с облегчением и на всякий случай ощупал себя: нет, я не умер, я еще жив. От радости он даже, как обычно, хлопнул себя по затылку. Уййй!!! Куриное дерьмо!!! Пнул Сань-Пао. Уййй!!! Заставил меня испугаться. Вдруг император Кан-Чи почувствовал, что на него напал понос. Он схватился за живот и побежал в покои на одиннадцатый ярус, попутно ликуя, что чудесным образом избежал смерти.

В туалете имелась еще одна – тайная дверь, занавешенная красной тканью. Кацири сидел, затаив дыхание. Тревога разносилась по всему дворцу – с яруса на ярус, и он стал бояться, что ничего не получится и что усилия двух лет пойдут насмарку. В этот момент кто-то вбежал через тайную дверь. Кацири изготовился: привел стилет в боевое положение и снял с него колпачок. Дыхательную трубку зажал в зубах, а ноздри и уши залепил воском. Кто-то тяжелый и грузный заходил у него над головой. Сердце у Кацири билось так, что он боялся быть обнаруженным раньше времени. Человек кряхтел и сопел, а потом открыл крышку и уселся. Прежде чем наступила темнота, Кацири запомнил, куда должен ткнуть, и ткнул стилетом – прямо в анус. Затем, придерживая дыхательную трубку, прыгнул вниз.

– Уййй!!! – воскликнул император Кан-Чи, который до последнего мгновения думал об одном и том же – в чем же сила этого народа. Но так ничего и не надумал.

Через коку Чичимек забеспокоился – уж слишком долго император находился в туалете. Вначале Чичимек скребся в дверь, потом деликатно постучал, потом приоткрыл и осторожно заглянул. Император сидел на стульчаке, свесив голову набок. Его лицо были черным, как ночное небо.

Сгоряча обыскали все двенадцать ярусов золотой пирамиды-дворца Оль-Тахинэ. Искали три дня и три ночи, но так никого и не нашли. Решили, что во всем виноват Сань-Пао, который плевался отравленными иглами.

Через три дня Чичимек случайно заглянул в выгребную яму и обнаружил ее пустой, а заслонку для спуска фекалий – открытой. Он спустился в яму и только тогда сообразил, что пролезть в узкий канал, ведущий к реке Ёда, едва ли может даже ребенок. На этом официальное расследование было прекращено. Но Чичимека еще долго грызли сомнения, а тайна гибели императора Кан-Чи преследовала его до самой смерти.

Народная же молва говорит о том, что в лиловых горах Асафуса появился молодой отшельник. Он проповедовал чандала: «Все, зависящее от чужой воли, – зло, а зависящее от своей воли – благо». «Ты не запятнан грехом, если действовал во благо родине». «Желающий прожить долгую жизнь не должны наступает на волосы, пепел, кости, черепки, семена хлопчатника, мякину, – говорил он. – Никогда не следует заходить в труднодоступные места, смотреть хонки в лицо, пересекать реку при помощи рук. Кто слыша, прикасаясь и видя, вкушая и обоняя, не радуется и не печалится, тот человек должен считаться обуздавшим чувства». Отшельник не мылся. Не стригся. Не менял одеяния. Но самое благочестивое заключалось в том, что отшельник питался человеческими испражнениями. Так его и прозвали святой Веда, что значит «погрязший». У него было только три ученика, которые разнесли учение по миру и назвали это учение «Веды».