Текст книги "Кто ты, тебя я не знаю…"

Кто ты, тебя я не знаю…
Михаил Буканов

© Михаил Буканов, 2017

ISBN 978-5-4485-3608-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Страсти по Москве

 
Синеет море за бордвоком, и красота, азохен вэй!
Что я ищу в стране далёкой? – печально думает еврей.
Сейчас у нас, на Маросейке, народ пьёт пиво у ларька.
Пусть на последние копейки, но пена сладостно горька!
Оно конечно – дом и море, еды навалом, водки – всласть.
Но я с самим собою в ссоре. И гложет – жизнь не удалась!
И иногда, хотя бы ночью, пусть понарошку и во сне,
Я вижу вновь Москву воочью. Она является ко мне!
И я брожу по старым скверам, по улицам и площадям.
И шлю привет Наташам, Верам и прочим юности ****ям.
Ах, просто честные давалки, чего беречь? Живём ведь раз!
Людмилы, Светы и Наталки. Куда же скрылись вы сейчас?
Давно степенные матроны, и внуки есть и внучки здесь.
И вы их учите, конечно, беречь свою девичью честь.
Подхваченные круговертью, несёмся, Господи прости.
А так хотелось перед смертью по Маросейке бы пройти.
 

Случай из сельской жизни!

 
Председатель Сарафанов, после четырёх стаканов,
В нас с трибуны бросил клич, «Поголовье – увеличь!»
Если даже старый хрыч, дома не сиди как сыч.
А иди на скотоферму, где свою потрать ты сперму!
Оприходуя скотину, не крои отврата мину!
В деле роста поголовья не жалей своё здоровье!
Тренированный мужик и в дому как ярый бык.
Всяк жена спасибо скажет, коли удаль муж покажет,
Мужики после коровы жёнок ублажать здоровы.
Разобрались только тут, скручен, в «скорую» ведут.
И уехал Сарафанов прямо в «дурку» без обманов.
Может он давно с приветом думали всем сельсоветом,
Или и сейчас здоров и лишь морочит нас, сябров?
 

История России от последнего царя до Гостомысла

 
Историю России не просто рассказать, чего там раньше было без мата не связать!
А мы рискнём, однако, начав её с царя, последнего на троне, и, значит, с февраля!
Полковником отменным являлся Государь, царили и похуже в стране российской встарь.
Да видно маловато хорошим быть отцом, когда страна в разрухе, да и враги кольцом.
Ну, нет ни в ком поддержки, и не найдёшь оплот, опоры нет для трона, и восстаёт народ.
Проигрывать бездарно вторую аж войну невместно государству, обидно за страну.
А лозунги роятся, штык в землю и хана, и слухи копошатся, вина царя видна!
Царевна наша, немка, шпионка, ясно всем. А царь – он подкаблучник, слабак без всяких схем.
Вон депутаты в Думе давно зовут народ под сень святой свободы, под пацифизма свод!
Газеты призывают на митинги солдат, а хлеба нет в столицах, пирожные – лежат!
Да это ж оскорбленье для нас, широких масс, поэт клеймит буржуев за каждый ананас.
Матросы, что с линкоров, под пушки не спешат, зачем идти им в море, где мины аж кишат?
Солдаты гарнизона под пули не идут, чем в штыковых атаках, гораздо лучше тут!
Рабочим на заводах хоть сколько ни плати, военные заказы ко всем чертям лети!
Не будем, нам не вместно работать на войну, буржуи в мягких креслах хотят продать страну!
Вот так вот, нет опоры сегодня у царя, увяли помидоры, пришла свобод заря!
И актом Отреченья Шульгин и Милюков страну свою свою спасают из царственных оков.
Царюгу в каталажку, под радость земляков, из тюрьм освободили сидящих бандюков.
Правительство иное, с Керенским во главе, но не прошла разруха, поскольку в голове.
Нет на фронтах победы, в огне восстаний тыл, и новые приметы масс возбуждают пыл.
В апреле на вокзале картавый большевик горячими словами шёл к сердцу напрямик.
Плевать – слова не новы, но к месту и точны, пора ломать оковы, свободу для страны!
Не шило, мол, на мыло менять угодно нам, свергаем власть богатых, солдаты – по домам.
Земля пойдёт крестьянам, рабочим их завод, народам мир немедля, а не наоборот.
Зачем живому люду победный, но конец? Штык в землю, смерть Иудам, харе глотать свинец!
Идите с нами люди, все те, кто был никем, воспряньте, торжествуйте и сразу станьте всем.
Так в Октябре без боя прошёл переворот, правительство иное, ликует весь народ.
Мол, вот и воплощенье той вековой мечты, настало царство мира, добра и красоты!
И триумфально, мощно ломал страну процесс, движение к свободам, как истинный прогресс.
В правительство России две партии вошли, казалось, всё открыто, давай вперёд, рули!
Но многие с порога сказали: Ленин – нет! Советы не от Бога, не тот авторитет.
Или ещё похлеще, Совет наоборот, когда не коммунисты, а правит всякий сброд.
И левые эсеры поднялися в штыки, мол нам с большевиками совместно не с руки.
Большевики собрали последние шиши, и прытких инсургентов громили латыши.
Теперь в стране из партий царит всего одна, но для проблемы властной она как раз нужна.
Большевики в Советах, страна идёт вперёд, да вот беда, природа опять своё берёт.
Нет ситчика крестьянам, нет хлеба в городах, не соловьи, кукушки в заброшенных садах.
Скажи, скажи кукушка как далеко до дна, а та в ответ замолкла. Гражданская война!
Четыре года с гаком ходил на брата брат, четыре года крови, воссстаний и солдат.
А тут ещё Антанта как в угли керосин, идёт смертоубийство среди родных осин.
Окончены сраженья, победа как венец, а Белому движенью, естественно, конец.
Победа для народов, – твердят большевики, винтовки в оружейку, на лемехи – штыки.
И Фениксом из пепла, всем на Земле в пример, мифическою птицей вставал СССР.
 

Тут вроде все смирились, и может жить народ, но к общему причалу провален поворот.

Почти как одеяло все тянут на себя партийные процессы, одних себя любя.

 
Уклоны левый, правый, троцкизм, бонапартизм, и ликовал лукавый среди партийных изм!
Вождь Ленин бдил на страже, он был умён, не слеп, на смену продразвёрсткам, приходит мирный НЭП.
Однако вождь – не трактор, не из железа он. Тяжёлою болезнью был Ленин поражён!
В году двадцать четвёртом страну покинул тот, кто в сердце коммунистов по сю пору живёт.
Авторитетный самый и признанный большак, не выдержал нагрузок, ушёл в посмертный мрак.
Печалились публично, слюнили пальцем глаз наследники в столице, взлетевшие на раз.
И первым Лёва Троцкий – трибун, боец и вождь, сторонник децимаций, под пулемётный дождь.
Бухарин весь во власти, Зиновьев влезть не прочь, и Каменев стремится Зиновьеву помочь.
Народ всё закалённый, в речах познавший толк, в дебатах съели зубы, как тот тамбовский волк.
Страна в разрухе ига, свинцовые дожди, а тут друг другу фигу винтят страны вожди.
Но зря они старались, Господь не попустил, сквозь будущего сито он их не пропустил.
Страна определила, вождь нужен, но один, и он пришёл ко власти до старческих седин!
Иосиф Джугашвили ему был имя рек, и это был серьёзный солидный человек!
Теперь товарищ Сталин – такой был псевдоним, секретарём стал главным, а прочие под ним!
Не все его приняли, старались приунять, покуда не поняли, пора пришла линять.
Вот тот, что был хитрее, свинтил из СССР, а остальная шобла не приняла пример.
Явится время вскоре, вот будут сожалеть, с таких высот и в яму, в безвестности истлеть.
Страна лежит в руинах, всё снесено войной, тут брошен лозунг новый, вставай народ и строй!
Но есть совсем другие, не могут новь принять, и строй, им лично чуждый, готовы поменять.
Восстания в Тамбове, в огне горит Кронштадт, и на Кавказе банды, всё в мат и перемат.
А позже инженеры, повсюду саботаж, не к месту полумеры, всех в тюрьмы, и шабаш!
Вот правящие классы, в миг ставшие никем, плевать хотят на массы, ведут борьбу со всем.
Где заговор, где взрывы, а где и скот падёт, и не одна разведка свою игру ведёт.
Торговая блокада, теракты, бандитьё, на матушку Россию активно прёт смитьё!
Разруха наступает и голод по земле, но больше не мечтают правители в Кремле.
Мечтателям – не место, прагматикам почёт, все планы – на бумагу, контроль, упор, учёт.
Есть чёткие намётки и пятилеток план, да мысль собрать в колхозы ограбленных крестьян.
А будут недовольны, так это же враги, все тяготы и тужи снесут большевики.
Поганою метлою сметут и в лагеря, не стоит бузотёрить и возмущаться зря.
Когда царя казнили не думали о том, что с властью примиритесь смиреньем и постом?
Расстрелы офицеров и власть имущих стон. Россию превратили в разгульных банд притон.
Теперь охолонитесь, пришла и вам пора, воздастся той же мерой, есть кара для вора!
А те кто был у власти в прошедшие года, сейчас системе чужды, слетают без труда.
 

Поскольку надо просто пахать без болтовни, так выяснилось скоро, на что годны они.

Смириться очень трудно, слетать с таких высот и маятно и нудно, хоть жизнь не без красот.

Паёк, машина, дача, и всё что можно – спец., но, нет реальной власти, и видится конец.

Такое разве можно кому нибудь простить? Нет! Выбрать и ударить. Момент не пропустить.

 
Да и вояки с ними, что при больших чинах, о прошлом сожалеют, короче эх и ах.
Однако на старуху, в народе говорят, найдётся и проруха, ведь тут не детский сад.
Когда нашкодил ежли, то встань и стой в углу, а тут, промежду прочим, тебя сотрут в золу.
Ягодам да Ежовым, как вурдалакам кол, сначала в тюрьмах своды, затем в затылок ствол.
Военные, что к власти стремились напролом, в отдачу получили тем сталинским колом.
И с ними под панфары тюрьмой прошли вожди, от сломанной гитары ты музыки не жди!
Трудом безумным адским промышленность взошла, построены плотины, страна теперь скала,
Единственная в мире республика свобод, и принят всем народом законов высших свод.
Колхозное крестьянство, и трактора в полях, свет в новенькие хаты, дороги в тополях.
Стоят страны на страже и армия и флот, надёжа и опора среди мирских невзгод.
И, как гляделось в воду, не скажешь – подожди, войны пришли ненастья, смертельные дожди.
Считай, что пол Европы нагрянули на Русь, горит земля родная, сражайся и не трусь.
Коварно и внезапно нанёс удары враг, десятки тысяч пали, цветёт кровавый мак.
От Буга и до Волги последний марш солдат, от Волги и до Буга убитые лежат.
Приходят похоронки, в слезах далёкий тыл, мамашам и сестрёнкам без близких свет не мил.
В тылу что хлебом кормит советские войска, вооруженья точит у старого станка,
Уделом наших женщин – неимоверный труд, на фронт отцы, а дети теперь к станкам идут.
Война – она любого прикинет на излом, атаки, отступленья, но за спиною – дом!
Пусть даже если где то обидели тебя, откинь свои обиды, страну свою любя!
Вот в городе Париже Деникин – генерал немецких офицеров с презреньем посылал.
И часто те, кто ране на красных шёл в штыки, теперь вели в атаку советские полки.
Вернувшимся из зоны даны страной права с оружием, в атаках писать к главе глава.
И миллионы павших Отечества сынов, пришли к порогу смерти без всяких орденов.
Но те же миллионы людей, а не рабов, заслоном мощным стали отеческих гробов!
Опять четыре года кровавый умолот, а на полях военных разгулье для невзгод.
В тяжёлую годину был нужен человек, в котором отразится его кровавый век.
Возглавил бой тяжёлый и труд в тылу страны, Верховный, просто Сталин, и с ним страны сыны.
Кровавую рулетку сумели повернуть, не дали в сне последнем родной стране уснуть!
И вот с зарёю майской пришёл конец войне, дав шанс живым остаться тебе, ему и мне!
Солдаты возвращались, кто сам, кого везли, слезами окроплялись дома родной земли.
Но пол страны в руинах, чего ни скажешь – нет, без света, при лучинах, горком и сельсовет.
За дело надо браться, кто сможет, как не мы? В землянках и без хлеба, средь стужи и зимы.
Пахать до слёз кровавых России не впервой, и города и сёла приходят в вид живой.
Сегодня нет, а завтра придёт и к нам успех, гуляют люди в парках и слышат детский смех.
Степенно, осторожно, прогнозам вопреки, ведут страну к подъёму в ЦК большевики.
И что б не говорили – защитная стена, есть мощное оружье, и прочь ушла война.
Под Берия опекой, с Курчатовым сошлись российские Ньютоны, и устремились ввысь!
Хоть мы за мирный атом, но нужен паритет, ведь ядерные бомбы – не старый Алитет,
Который мирно в горы ушёл, себя храня, даёшь ответ на вызов, нет дыма без огня!
Так ядерные силы, в готовности всегда, страны на стражу встали на долгие года
И что б ни говорили про то враги тогда, советские ракеты прикрыли города.
Да если бы не это, хоть страшною ценой, обуглилась планета, объятая войной.
Намеченные планы сплотили весь народ, уверенно и бодро грядущее идёт.
Дома встают из пепла, плоды растут в садах, крестьянин и рабочий вперёд идут в трудах.
Нет карточной системы, пришёл сорок седьмой, реформам в государстве дают чинуши бой.
Партийная элита и местные вожди с военной кастой слиты, реформа – обожди!
У нас тут не Европы, без демократий блеск, а внешне – все согласны, рукоплесканий треск!
Менять сейчас и сразу то, что и так ништяк – пускать к себе заразу, ломать основ костяк!
И Сталин всемогущий, хоть пядей семь во лбу, не разглядел измену и не отвёл судьбу!
Чего там точно было, и кто там был палач, безвременье покрыло, всё в бездну, плачь не плачь.
Так вождь ушёл из жизни до срока своего, преемников – навалом, а толку – ничего.
Неплохо получалось у Берия рулить, Политбюро собралось, решили завалить!
Хрущёв, опальный Жуков, предавший Маленков и Лазарь Каганович секли без дураков.
Мол, Сталина терпели, страдали верь – не верь, но Берия покруче, он сам матёрый зверь.
Случись чего, и сразу позор и Соловки, так Берия достались свинцовые плевки.
Убит он был на месте спецгруппою из ГРУ на выходе из дома при свете поутру.
Арестовали сына, в тюрьме сидит жена, обычная картина, рука спецслужб видна.
Во власти оказался юродивый и шут, которого с рожденья Никиткою зовут.
Народ наш шельму метит, не проглядел и тут, жучиное обличье, что носит баламут.
А щирые селяне зовут хрущём жука, так метко окрестили селяне мужика.
Сей деятель сначала развенчивал вождей, нёс Сталина повсюду среди честных людей.
Как мог боролся с культом, себя вознаграждал, и трижды он Героем восстал на пьедестал.
Воздвиг везде хрущёбы и в голод вверг страну, но сеял кукурузу, квадратно и в длину.
Почти дошёл до ручки родной СССР, пришлось убрать задрыгу, подав плохой пример.
Иуду и мерзавца в пенсионеры враз, а хорошо ли это? Иль жаль, что не угас?
По мне так к высшей мере за все его дела, заряд забить и в пушку, испепелить до тла!
И начались отсчёты, ведущие в застой, когда сосуд порожний, то значит, он пустой.
Старели партократы, куда им старым в бой? Препоны и преграды, идёт системный сбой.
Был Брежнев и Андропов, Черненко что то нёс, народ взирал на это и водку пил без слёз.
Подумаешь потеря, у нас абонемент, махнём стакан не глядя, занюхаем в момент.
Но что-то вдруг случилось, пришёл ещё один, на прежних не похожий, с пятном среди седин.
От чёртова копыта поставлена печать, болтал народ открыто, чего уж там молчать?
А с ним и перемены галопом понеслись, исчезли вдруг продукты и цены поднялись
Но Гластность с Перестройкой обрушились на всех, у нас оно помойка – на Западе успех.
Страна летела в бездну, а Меченый болтал, последние идеи за дёшево кидал.
И своего добился, нет больше той страны, которую создали Отечества сыны.
Стоит он на руинах, доволен донельзя, ехидною усмешкой по времени скользя.
Вот тут то нам прерваться пока имеет смысл, пусть сребренники тратит наш с вами Гостомысл!
 

Он Рюрикам и прочим открыл пути на Русь.

Вы скажете – не думал? Я только усмехнусь!

 
«Мишаня, Мишаня! Чего ты там такое натворил?»
 

Сидел Чапаев на скамейке…

 
Сидел Чапаев на скамейке, писал штыком «Мы – не рабы!», a птице малой соловейке всё снились жёлтые гробы! Глазет. Кистей пурпурных змеи, свисающие до земли. И комисарши словно феи, с командой чёткой, Взвод! Пали! А комсомольцы, что с наганом и книгой Ленина в башке, уходят паром и туманом и тают в дальнем далеке. Приснится птице может всяко. Чапаев волен видеть сны. Почти сто лет «Ура» и драка. И те, кому не до весны! Кому не встать весенней ранью, не пробежаться по росе. Униженные нашей бранью. От нас ушедшие совсем. Но часть того, что было ране, осела в наших душах, в нас. И в каждой смерти, в каждой ране – свои, не победивший класс. Одна страна, одна Отчизна. И ты один перед собой. Нам только совесть – укоризна. Нам смерть не в смерть, и бой не в бой. И коли грянет медь набатом, над нашей родиною вновь, за Веру, Честь и за любовь вновь невиновный с виноватым пойдёт своей страны солдатом. И пусть святая льётся кровь!
 

Кому Высоцкий песни пишет?

 
     Кому Высоцкий песни пишет? В каких неведомых краях? Ушёл поэт и нас не слышит в чужих заоблачных раях. А след дисперсией воздушной бледнеет, исчезает, нет! А память податью подушной, ночной сырой подушкой душной. Всё глуше прошлого привет!
 

Здесь страна Америка

 
     Здесь страна Америка – вольная страна. По бокам – два берега, не идёт война. Не встают за Родину в яростном бою граждане с винтовками, теша честь свою. Воевать – пожалуйста, только в далеке. Ты на жизнь не жалуйся в тихом закутке. Это ж просто здорово, мирное житьё, но, довольно орова, всё тут не моё. Крокодил здесь ловится и растёт кокос, нет причин озлобиться и обид до слёз. Над страною светится мирный божий свет… Хочется повесится, и покою нет!
 

Как-то раз на площади Гримау Хулиана…

 
     Как-то раз на площади Гримау Хулиана встретились приятели, приняв по полстакана. Если б знали бедные, кто этот Хулиан, то, небось, махнули бы ещё один стакан! Есть Тореза улица и Тольятти есть, как тут не нарезаться в ихую нам честь? Старые московские улочки мои, ох, названья броские, парки, да скамьи. Кто ж нас оккупировал? Кто ж нас победил? Морг названия старые в мусор превратил! Африканцев лидеры, ярый Хо Ше Мин, Карла Марла с Энгельсом, да Готвальд Клементин. По московским улицам лица упырей, нечисть чужеземная поборзей царей. Никому не нужные в стороне родной, проходимцы мёртвые реют над страной. Мясницкая, Лубянская, а я иду Солянкою. В Котельниках над Яузой плюю себе с моста! Седая Новоконная, Ордынка с Якиманкою, любимые знакомые родные мне места. Ах, где ты, Горка швивая, Щипок с его трамваями, Кривоколенный с Духовым, да и с Зацепы хват? Народ – река бурливая, а флигеля с сараями на Харитонье пушкинском стояли и стоят. Чудна гора Поклонная, Таганку ждёт Калужская, и вот внизу раскинулся живой Нескучный сад. Вот бани Сандуновские, Столешников с пивнушкою, и тополя бульварные теряют свой наряд. Когда-то в годы юности я здесь гулял с подружкою. Ушли года, ушла Москва из памяти людской! И только ночью тёмною над мокрою подушкою, приходит, возвращается шум старый городской.
 

На Витоне раз старик…

 
     На Витоне раз старик распалил себя и в крик. Чистым русским говору, десять лет был в школе, я, не думай, не совру, мне скажи благодару, что пока на воле. Ты ж, московское смитьё, здесь, вообще, пoцара. Это мнение мое подтверди мне, Сара! Ох, неблагодарный гой, прёшь ты буром в гору. Прежде хавальник умой, после суйся в разговор или, таки, в ссору. Ты пешком под стол ходил, мы за мир стояли, брали город Измаил и Варшаву брали. Взяли Вену и Берлин, нас таких – не я один. И Ицхак, и Соломон, ты пойди народ спроси, все мы русские, до дон. Просто надо поскрести! И откуда ты такой, ай, кадохл цорес, в жизни ты ни в зуб ногой, пой скорей за упокой, жди прицела прорезь! Слышал, гой – не человек? Вечная скотина! Проживёт свой долгий век в стойле господина. Бог нам отдал землю всю, с молоком и мёдом. Отойди, иль укусю, по-хорошему, просю перед всем народом. А не то как дам тебе по башке рукою. Будет перемен в судьбе, cразу успокою. Что, агитл поц! Понял? Ну, кус мерин тохес! Ловко я тебя пронял. Сара! Как ему я дал? Похвали твой Брохес!
 

Тем, кто ушёл до срока

 
     Сошедшие с небес, они пришли ко мне. Как жаль, что нет чудес, лишь память в тишине. Подмечено давно, пусть тишь, да благодать, а смерти всё равно, кого когда глодать. Уже вас, парни нет, и остывает след. Вам клином белый свет, непруха, всё не в цвет! Но я-то помню тех, кто до меня ушёл, то их весёлый смех, то наш накрытый стол, а коль махнул стакан, то о работе трёп. А тут, гляди, упал, а вот, смотри, усоп! Всё это без войны, без всяких канонад. Солдаты тишины по кладбищам лежат! Ушедшие в покой ещё до сорока, для вас веков конвой и вечные срока!
 

Покосилися избушки…

 
Покосилися избушки, нет заборов, пруд зарос.
Только ветхие старушки, мусор всякий на опушке, от тоски в душе мороз.
А когда-то утром рано, свадьба мчала здесь звеня.
Полегла тогда Татьяна, на виске зияла рана от лихого кистеня!
И ровесницы убитой, вспоминая те года, чаще девушку жалеют, а себя лишь иногда!
Говорят ушла подружка и у бога прижилась.
Может в церкви горней служка, ей в раю живётся всласть!
Нам другая вышла доля, вдовы в девятнадцать лет. На себе пахали поле, мужиков с войны-то нет.
А остарились и стали никому мы не нужны. Наплевать, беда не горе. Лишь бы не было войны!