Текст книги "Кто ты, тебя я не знаю…"

Березовскому на орехи и проводы

 
Славлю, славлю эвтаназию, это право стариков.
Даже вот в коварной Азии смерть без всяких дураков.
Там кишат йоги мразные, надоело жить – помёр.
А причины смерти разные, смерть, вообще, большой гримёр.
Среди нас кто жить соскучился – петлю в руки и ага!
И мгновенно ты отмучался, стал свободен на века!
Верить в Рай не возбраняется, существует мир иной.
Тот, кто Богу поклоняется, не ровняет смерть с женой.
Поменять жену на новую, без проблем для мужика.
Смерть же, самую хреновую, обретаешь на века!
Вешают без риска смелые, шарф вокруг и ты в петле,
Видны рученьки умелые, три нареза что в стволе!
Помогли, видать, болезному, не нарушил он Завет.
Своему, вчера полезному, шарф на горло и привет!
Говорят, не по церковному, коли сам себя добил.
Объяснению подобному, не поверит лишь дебил!
В Ад на суд приходят голыми, оправданья не в зачёт.
Из огня, да прямо в полымя, все грехи наперечёт.
Ну и что увидит судия, на груди христьянский крест,
И висят пониже мудия, хера светится обрез.
Всё что можно, всё нарушено, десять заповедей все.
Вера продана, разрушена. Иудей во всей красе!
 
 
Умом Расею не понять…
 

Пётр Третий!

 
Классическая музыка играла, кувшинки раскрывались на реке,
Осока жалами кинжала угрожала, а он ходил по берегу в тоске.
Так долго ждать уход императрицы, мечтать о власти, по ночам рыдать,
Короноваться во второй столице, и вдруг, без боя, власть свою отдать!
Жена, в глаза им названная дурой, ведёт к присяге гвардии полки,
А император, брошенной фигурой, сметён рукой супружеской с доски.
Голштинцы, прямо скажем, в неувязи, далёк и Фридрих, Пруссии король.
Супруга, глянь, из грязи прямо в князи, да и войска свою сыграли роль.
Бежать? Куда? Тут время и расчёты. К народу обратиться, но о чём?
Вокруг одни дворянские комплоты, любезно строят морду кирпичом!
Надежда есть на связи Воронцовой и на дворян, что нынче всё ж вольны.
А в голове, всё более свинцовой, засела мысль, что дни уж сочтены!
 
 
Мене, Текел, Упарсин, да среди родных осин!
Императору «Ура», вилки в ход пойдут с утра!
Скоро будут хоронить, не хвалить и не бранить.
В Петропавловке лежать. От сего не убежать!
Не простит его жена. Чашу всю испьёт до дна.
Имя же возьмёт Пугач. Обобрали, плачь-не плачь!
 

Мультфильм «Ночь перед Рождеством,» «Найт бефор кристмасс»
(американский вариант)

 
Плутишка, зайка серенький, поймал в лесу лису,
Снял шкуру, тушку голую продал на колбасу,
И волку, вдрызг трусливому, устроил ататуй,
Все ноженьки повывернул, не бегай, не волнуй.
Хана пришла и ёлочке во всей её красе.
Стоит себе нарядная, завидует лисе!
В лес больше не является за ёлкой мужичок,
Поскольку отрубил себе башку по мозжечёк!
Что, нравится картиночка? Христос в ней не у дел!
Сюжет по телевизору я нонче подглядел.
 

Рассвет

 
Рано утром перед битвою выезжает Пересвет,
И со светлою молитвою крестит русских воев цвет.
Ряса старая изношена, но кольчуги сталь крепка,
Шелестит трава нескошена, мочит коника бока!
Мощь копья в руке привычная, да булата полоса.
Быть в сраженьи – вещь обычная, смелость – воина краса.
Ничего, что годы многие монастырил наш инок,
И, ходя на службы строгие, не один сносил сапог.
Мастерство не забывается, не остарился пока,
Скачет, солнцу улыбается, не дрожит с копьём рука!
Со святым благословением пастырь Серьгий за спиной,
Грозовым Руси явлением встали русичи стеной!
 

Нескладуха

 
Однажды, в студёную зимнюю пору, один облизьян воровал помидору.
Он рвал её лихо и прятал в порты, да вот, на беду, набежали скоты!
Копыта, рога и ручной пулемёт, зима припустилась галлопом в намёт!
Я точно не знаю значенье намёта, но в книгах им скачут под стук пулемёта.
Зима уходила на юг, в камыши, а наш облизьян ей кричал: Не спеши!
Мы сможем составить семейную пару и срочно предаться любови угару.
Угар – он в крови, СО 2 – не пустяк, сбивает, как сдуру башкой о косяк!
Зачем это надо старушке-зиме? Но помнит она о тюрьме и суме!
Легко побираться, носить хоруёбки и горечь не чувствовать в друга подъёбке.
Тюрьма посложнее, ты с ней не шути, зиме не до шуток, не веришь – спроси!
И вот облизьян получает отлуп, садится на корточки, чешет свой пуп.
Оттуда сиянье и лотос прёт в высь. Буддисты по-жизни, приди, удивись.
Теперь облизьян ищет светлый приют, что Шамбалой люди-буддисты зовут!
Везёт дураку, он легко, без обмана мгновенно становится членом романа!
Ну, может, не членом, ещё кое-чем, пред нами такое количество тем!
 

Старость

 
Старый барабанщик, детства старый друг,
Засыпаем в кресле мы с тобою вдруг.
Позади тревоги, пули лишь в кино,
Пройдены дороги, выпито вино!
И теперь неспешно всё вперёд и вниз,
Не играй атаку, лучше оглянись.
Те кто был когда-то в молодых годах,
Нынче отдыхают в Господа садах.
По всему по миру русские кресты.
Кончились загулы, начались посты!
 

Сон

 
На вернисаже случайном я увидал и постиг,
Истину, в домике чайном, слиты монах и постриг.
В серых пастелях картина на светло-жёлтой стене,
Мягких теней паутина прячется в мох на бревне.
Замерли демоны, Лихо в стены уходит норой,
Толстая злая шутиха рот набивает корой!
За занавескою плотной леший с весомым стволом.
В отблесках стройки высотной, девка нагая с веслом.
Бегают серые тени, клоун целует камин.
А в кракелюровой лени, Лесоповал – Насреддин!
Старец с глазами ребёнка бдит под могучей сосной,
В левом углу киноплёнка – башня с кремлёвской стеной.
Пол снизу крошкой хрустальной, крыша – стекло и каркас.
Я просыпаюсь, а в спальной утра распоротый фас.
 

Моё поколение

 
А мы тоже не молчали, время шло, и мы за ним.
Где торчали, где стучали, где мечты вдыхали дым!
Жили мы в грехе и розни, но, романтики в душе,
Шуры строили и козни, жили с милой в шалаше!
Кто хомячил для гелды, кто наивно лез под пули.
Убегали от беды, а несчастья не минули.
Разошлися пацаны по дорогам, в жизнь ведущим,.
И, без всякой без войны, приводящих к райским кущам.
Тех дорог всего то две, для блатных – и прочих лохов.
Матерщина в голове среди ахов, ой и охов!
Кто-то двигался в закон, мир понятий и прихвата,
Кто сказал, мне не резон, а страна не виновата.
Уезжали от греха и в Европу, и подале.
Перемелется мука, а пока – крути педали!
Комсомолу – всё путём, порулить просил, и дали.
Сделав рожу кирпичом, боссы нал считать устали.
Все мы смыты с корабля, нет страны, державы нету.
Где спасения земля? Мы пошли вразнос по свету!
А теперь приходит срок, мы у Богова порога.
Смерть – последний наш урок в школе жизни, школе Бога!
 

Два вора

 
Шли по берегу реки не друзья и не враги,
Так, знакомые немного, что ж такого? Ради Бога!
Был один из них Цыган, кент по воле был Вован,
По блатным и погоняло, всё путём, не будет мало,
Коли взяли на гоп-стоп, руки в гору, пуля в лоб.
Фиксы, шрам, наколок синь, иль помри, иль филки вынь.
Разговорчик ни о чём, ну, с понтами, что почём?
Пальцы гнули, толковали, углублялися в детали,
Брал Цыган на «понял-понял», а Вован в ответ долдонил,
Мол, «на понял» не бери и базаром не сори.
Коль дойдёт до пахана, пику в бок, и всё, хана.
Лучше подвязать метлу, чем прижаться лбом к стволу.
Блатовали, гоношились, приблатнённо копошились
И, решив хлебнуть с устатка, нырьк в подвал. Малина-хатка!
Тишина, покой, гитара, биксы есть и есть водяра!
Враз за карты два вора, дальше чёрная дыра!
Что такое? Что случилось? Что с кентами приключилось?
Просто им не повезло, масть то в фарт, а то и в зло.
Две компании гуляли, а в ощип кенты попали.
Обнажили все стволы, нет воров, а есть жмуры!
Им теперь одна дорога, вверх, до Божьего порога!
По этапу не впервой, видят, ангелы – конвой.
Как и должно, с автоматом вологодским быть ребятам.
Вот шинели нет – хитон. Построение и шмон,
А затем, пердячим паром, прямо в небеса задаром.
С криком, что в сторонку шаг предвещает адский мрак!
Вот и райские ворота, не пускают отчего-то.
Вышел к ним седой старик, с матерка сорвался в крик.
И апостол он, и Павел, вроде Бог его поставил.
Конвоирам говорит, принимая грозный вид,
Что ж вы всякое смитьё в царство тащите моё?
Это ж жарево для Ада, вот туда им всем и надо.
Дунул, плюнул, проклял всех, вот и Ад. И смех и грех!
Ба! Знакомые всё лица! Прямь не Ад – Москва-столица!
На работах фраера, все доходы у вора.
И с тех пор Вован с Цыганом, позабыв разбой с наганом,
Тихо в лагерном аду отбывают срок – беду.
Но, минуют их напасти, вору зона лишь по масти.
Срок большой? Какой пустяк! Отсидим и здесь. Ништяк!
 
 
«Ох, ох, и тут лох.»
 

Баран и варан (басня Козьмы Пруткова. Из ненаписанного.)

 
Эта басня про дуплет, в ней меняется сюжет.
Как-то утром у реки повстречалися враги.
В столкновении открытом – встреча жрачки с аппетитом!
Хорошо служить вараном, истребителем баранов,
Думал пожилой варан, а к реке спешил баран.
Был в пути один изъян, мог в засаде ждать варан.
В споре, быть или не быть? Победило, надо пить!
Вот баран, а вот и речка, вожделенна как овечка!
Припадает он к воде, не почуяв, быть беде!
А варан к нему ползёт, открывая алчно рот!
Тут и грянуло дуплетом, всё варан, прощайся с светом.
Всё что есть в тебе найдут и китайцам продадут.
И пойдёшь ты на сырьё, грустно бытие твоё!
Так исходом этой встречи стали отблески картечи.
Сам баран приманкой стал, а варан не разобрал.
Думал, что баран всегда просто сытная еда.
Оказалось, вовсе нет, избежал баран тенет.
Выстрел грянул, нет варана, есть приволье для барана.
Я к чему веду, ребята, тут природа виновата.
Сколько ни проси варана, всё равно сожрёт барана!
Проще взять и пристрелить. Нам варанов не солить!
 

Этюд

 
Мокро в осеннем лесу. Ветер в вершинах шумит.
Треплет деревьев красу, так что на сердце щемит.
Робкий морозный туман, лужи в цепях кракелюр,
Первых метелей обман, да ветродуя аллюр.
Зимние гости идут, Вьюга, Пурга и Метель.
Как покрова их падут, белая ляжет постель.
Где-то на ёлках клесты и снигири у рябин,
Церкви замёрзшей кресты солнца не греет рубин.
Входит зима не спеша, шлейфом по полю снега,
И отдыхает душа, ровно входя в берега!
 

Аграфена

 
Аграфена всё страдала, что, мол, нету молодца,
На крылечке ожидала от любимого гонца.
Ускакал милёнок властный, ждал его кровавый пир.
Сделал девицу несчастной, опозорил на весь мир.
Первый княжий воевода глаз на Груню положил,
На глазах всего народа, честно коему служил.
Подошёл, сказал прилюдно: Жди сватов близь Покрова!
И уехал, то-то студно за такие вот слова.
Аграфена, Аграфена! Ждёшь, пождёшь ты молодца,
Инь, любовь ведь не полено, не запустишь со крыльца.
Зря ты девица на дружку так пеняешь по ночам,
Зря кропишь свою подушку ручейками по очам.
Скачет милый твой обратно, скоро, скоро под венец.
Не дождался меч булатный, держит слово молодец!
 

Экономистам в законе

 
В Высшей школе экономики профессура разгулялася.
Нет что б там кишели гомики, но развратом прославлялася!
Хрена нам всё население, что в России обретается?
Тут не жизнь, а просто тление, раз уж с нами не считается.
И живут себе проклятые, да Сибирью прирастаются,
Носят, вон, рубашки мятые, да размножится стараются.
Ну, куда им до Европы-то, вот где страсти сексуальные,
С их никчёмным диким опытом, патриоты, мля, сусальные.
Ничего, что нет открытиев, нет прорывов, нету сущего.
Мы живёт среди событиев, предсказаний всем грядущего.
Надо русскую нам Арктику поделить между соседями,
Прекратить терзать Антарктику, мировую пить с медведями.
Всё равно мы будем в пропасти, хрена ль в русской экономике?
Тяжелы взвихрений лопасти, нам бежать в одном кальсонике.
Правда, если Ходорковскому возвернуть бразды правления,
Да поднять бы Березовского, да Айфони устремления,
Нет налогам на все прибыли, опустить страны защитников,
В средствах массовой формации, Русь считать страной опричников.
За бугорчик отхреначено, существо-то я отпетое.
Всё давно, в натуре, схвачено, место тёплое, нагретое.
 

Голова болит…

 
«Будь готов, всегда готов!», – к миру, но и драке.
Будь готов в конце годов очутиться в сраке.
Близко к сердцу не бери будни огорчений,
И деньгами не сори в вихре увлечений!
Если в целом беспредел лагерного типа,
Если с горя поседел, пробрало до хрипа,
Что бы не было войны делай сказку былью,
И получишь от страны ты возгрю кобылью.
Можешь ты в атаку взвод, может даже роту,
Иль среди солёных вод кочумать в охоту,
Штопать, там, иль зашивать, сыпать соль на раны.
Или вот преподавать, аль писать романы.
У станка стоять в пыли, край любить свой отчий,
Ты не соль родной земли, просто скот рабочий.
Будешь ты торчать один посреди сугроба.
Государство – господин, бдит всегда и в оба.
Почему мы не равны, врозь ведут дороги?
Просто мы страны сыны, а родитель строгий!
Что то нету у меня нонче настроенья.
Нету дыма без огня, нету вдохновенья.
Патриотом быть готов я всегда и сразу,
Я не раб в стране скотов, тех, что держат мазу.
Я готов отдать стране всё коли придётся.
Повернись лицом ко мне, слушай – сердце бьётся!
Не считай нас всех скотом, верь – твои мы дети.
И не меряй всех гуртом ни за что на свете!
 

Почти детская сказка…
(опять голова болит…)

 
Ах, какие имена женщинам даются.
Часто юные сердца так о них и бьются.
Ропот тихий средь купав, и амуры стайкой.
В сказку русскую попав, чертенята шайкой.
Старый леший громоздит с водяным плотину,
И чего-то там скрипит кот, прося полтину.
Сказ за сказом воротя, бродит он по кругу,
А русалка ждёт дитя, всё за помощь другу.
Тишина среди дубрав, хохот в отдаленьи,
Смертью смерть свою поправ, прёт Кащей в сомненьи.
Чисто, кто сказал ему, девка будет рада,
И, по случаю сему, старца ждёт награда.
Ждёт Людмилушка его, уж все жданки сьела,
От него от одного просто обалдела.
Вроде как Руслан в гробу и изжит со свету,
Старец мыслит, подгребу, и девицы нету.
Будет баба и пускай, эка, право, не быль.
Хоть меня в назём мокай, явь я, или небыль?
Ступа с Бабою-Ягой вышла из питейной,
Говорит, расклад такой, прямо карусельный.
Утром нонеча, порань, смылася избушка,
Так что я теперь тарань под шафе старушку.
На невиданных следах спрятаны капканы,
Фрукту в сказочных садах тырят хулиганы.
Всё, пора сие кончать, бред прошёл пределы.
Просто я не мог молчать, коли наболело.
 

Да! Лохи мы!

 
А кто такие лохи? А это мы с тобою.
И не нужны тут вздохи, коль окружён чумою.
Ты к людям с добротою, добро творишь открыто,
С святою простотою, без «вессона и смита.»
В обратку получаешь накаты и угрозы,
И быстро замечаешь, что есть шипы у розы.
Коль ты открыт для чувства – мишень для басурмана,
Не хитрое искусство дуть водку из стакана.
Бандитские малины, да рекетиров стаи,
Грабители, банкиры, ну, мы и пролетаем.
Поскольку верим людям, дающим свято слово,
И по себе мы судим, о том что нездорово.
И к помощи готовы, соседям отдавая
Ульяновски, Ростовы – живите, наживая.
Мы думаем что гости такие как мы сами,
А те грызут нам кости и посылают к маме.
Ну, русичи, ну, лохи! Да так дано от Бога,
Кончайте люди вздохи, метите сор с порога.
В людскую верим совесть, страну прикрыть готовы.
Тут я кончаю повесть, пойду-ка рвать оковы.
 

Нечаянная встреча

 
В синагоге у дверей друга встретил раз еврей!
Завязался разговор, быстро перешедший в спор.
Ты еврей и я еврей, только я тебя старей.
Я, ты помнишь, Зимний брал, ты же был ужасно мал.
Бла, бла, бла, азохен вэй, – мне сказал сосед-еврей.
Ну, бывает, что ж такого, подавай-ка, брат, другого.
Что к евреям ты пристал? Вот же Маркса «Капитал»,
Хоть написан был аидом, но своим сурьёзным видом
В мире банков и финансов миру дал немало шансов.
Он об этом, и о сём, до сих пор туфту сосём.
Или Фрейд – мужик при деле, бдел про секс в здоровом теле.
Это – не всегда здорово, Фромм добавил нам сурово,
Старый Сахаров учёный, бился с строем обречённым,
Пел про жизню за бугром с демократии стволом.
Лез наш старый на рожон, и от Бога поражён.
Убедил меня, слезаю, про другое петь дерзаю.
Рано утром в синагоге стоял чукча на пороге,
Всё при нём, олень, винтовка, чум, уменье и сноровка.
В думах был оленевод, у него болел живот.
Дума горькая терзала, не успеет до вокзала.
Опозорится в дороге не смотря, что быстры ноги.
Но, не дали умереть, или со стыда сгореть.
Пропустили в туалет, чукча цел, проблемы нет!
Славлю дружбу я народов, что несёт спасенья свет!
 

Заяц и лев
Басня.

(Посвящается Эзопу и ОГПУ)

 
Раз по улице одной заяц шёл себе с женой,
Ну идёт, не беса тешит, был у зайца выходной!
Как назло, навстречу лев, как вам этот перепев?
В лужу смёл легко зайчишку, вызвал зайца страшный гнев.
Льву «до-фени» эти страсти, нет урона и напасти.
Зайцы, вот ещё мура, на обед им всем пора!
В смысле Лёве на обед, голод – худшее из бед.
Только зайка был не прост, вёл он в интернете пост.
Быстро звякнул по мобиле, сделал с блогерами мост.
Заяц в сети, набежала кодла сетевых с вокзала,
Кто на частных, кто на траме, ну, короче, в курсе сами.
Лёва, в целом, получил, так, что из последних сил.
Он с трудом домой добрался, двери запер и запил.
Тут уместные слова, заяц с кодлой клал на льва.
Если свой ты в интернете, значит ты, брат, голова.
Заяц постит: Лабуду я на льва переведу.
Кошки драные ответят, ну, а я гулять пойду!
 

Полевая лирическая

 
Не одна я в поле кувыркалася,
Был со мною валеный сапог.
От поры девической осталося
Ощущенье строгости у ног.
Я сначала вовсе не давалася,
Про погоду всякое плела,
Пролетавшим птичкам удивлялася.
Словом, чёрти что ему несла
Но, сапог – он тоже не без странности.
Был не склонен просто говорить.
Слушать про небесные туманности,
Комплименты всякие дарить.
Сходу проявил в любви решительность,
Взял, как говорят, судьбу за грудь.
Тут меня оставила сомнительность,
Я решила, там где верть, и круть!
И к согласью остро обоюдному,
Мы пришли в консенсусе пыля.
Так прошла я по пути по трудному.
Из полымя прямо в жар огня!
 

Кругом масоны

 
Товарищ! Упадку сегодня не время!
Вдень ногу свою пролетарскую в стремя,
Крепи оборону, масонов гоняй.
Иначе погибнешь, пеняй – не пеняй!
Они укрепилися на «Винзаводе»,
Ведомые Гельманом гласны в народе,
Порочат мерзутники Матушку – Русь,
Ату – их, позорников, в дело, не трусь!
Страшитесь сторонники псевдоконструкций,
Мы вас уничтожим без всяких инструкций.
И держим мы знамя Потупчик открыто,
Наш конь пролетарский на вас клал копыто!
Так смело, товарищ, вперёд и наверх,
Где гордо летает российский наш стерх!
 

Замять

 
Как то утром Адидас повстречался с Пумой,
Чётко снять её на раз, было парня думой.
Ну, а Пума не далась, я, мол, тоже марка.
Нескладуха понеслась весело и жарко.
Адидас кроссовком был, Пума – женской курткой,
Он от кроссов в раж входил, Пума млела с урков.
Всё ж к консенсусу пришли, знаменатель сбоку,
Ловят счастье за рубли, Кока прёт на Соку.
Где ты, где наш русский бленд? Почему не в жилу?
Допускаю на момент возражений силу.
Этот самый Адидас, да и эта Пума
Были сделаны у нас. Не гляди угрюмо!
Так что местные они, обе марки эти,
Распевайте соловьи и ликуйте дети!
 

Забытое

 
Что глядишь глазами злыми ты, мне твой взгляд, да не в укор,
Уж давно все чувства вымыты, как песок из-под опор.
Слабо в воздухе качается разговора чёрна нить.
Ночь, зараза, не кончается, всё стремится удавить.
Позабыты, позаброшены наши старые пути.
Откровений травы скошены, нам порознь вперёд идти.
Так, на ночку на осеннюю, мы как бабочка на свет.
Не вернуть пору весеннюю, порезвились и привет!
 

Король и тролль

 
Жил в пещере горной тролль, донельзя ужасный,
А в долине жил король, просто распрекрасный.
Кто их сравнивать решил, дело это глухо,
Я бы с тем не поспешил, может быть проруха.
Суть вопроса – вот беда, как понять, кто краше?
Тут талмудить на года, жду догадки ваши.
Каждый был для своего дела очень годен.
Тролль и силушка его нужны в штреках штолен.
Королю же минуэт, балы да парады,
Фаворитки ла минетте, войны и засады.
Взглянет в зеркало король – просто загляденье.
Отраженье хвалит тролль, и воображенье.
Ничего, что коренаст, сила есть и злоба,
Если надо, так поддаст, не избегнуть гроба.
Королю ж наоборот, всё бы девки, бабы,
Камасутры разворот, он ходок не слабый.
Каждый в деле по уму, по делам и стати.
Руды нужны одному, визави – кровати.
И не надо их равнять, красотою мерить,
Нам природу не унять, остаётся верить,
Что у всякого своё в жизни отраженье,
Что твоё, то не моё, так что прочь сомненье.
Очень разные они, короли и тролли,
Ты тут свой геном вини, он основа роли.
 

Ужас какой

 
Цирк сгорел, линяют клоуны, и лишился мир основ.
В путь-дорогу упакованы рюкзаки страны сынов.
Как теперь без них мы справимся? Все ударимся в запой,
Мы ж беспомощностью славимся, хочешь пей ты, али пой!
Что-то дрожь скребёт в тестикулах, как тут жить и не тужить?
Дума наша на каникулах, как такое пережить?
 

Одолели нас вчера

 
Я помню как за валом вал на нас словес напал обвал.
Пришла она – Свобода слова, ломая слабых, как амбал.
На неокрепшие умы Свобода, Равенство и Братство,
Во всё словесное богатство влияли с силою чумы.
Сметала разум Перестройка, то б ничего, но неустойка.
Всё рассчитали, только малость всего одну решить осталось!
Прошибло всю страну на Гласность, да позабыли про опасность.
Идти вперёд, иль там куда, пускай ведёт волхвов звезда,
Подумав надо наперёд, не в неизвестность звать народ.
Кто нам в дороге даст еды, кто этот гений доброты?
Куда придём, вобще, когда? И та ли светит нам звезда?
Горбач нам много обещал, народец между тем нищал,
Ему по сути и вербально лишь матюгами отвечал.
Прошли года, мы поумнели, здоровый дух в здоровом теле.
Но есть ещё средь нас народ, что к переменам всех зовёт,
Вновь обещая Перестройку, a мы жуём словес помойку,
Лапшу с трудом с ушей снимая, в предверьи Ада, или Рая!