Текст книги "Тайны сибирских алмазов"

19. Разговор возле старой шахты. Скверный знак. Береженого Бог бережет. Ночные раздумья капитана Самсонова.

Красноватый свет, озаривший вершину холма, видели в эту ночь также и наши старые знакомые – Заячья Губа, Иван, Игорь…

Они стояли – все трое – возле старой шахты, смотрели на дальние отблески костров и переговаривались негромко.

– Нашли, значит, – гнусавым голосом проговорил Николай, – представляю, что там сейчас творится!

– Поздновато все-таки нашли, – отозвался Иван. – Ведь прошла уж почти неделя! И все это время серегин труп валялся на поляне, в сущности, на виду.

– Но это же Холм Пляшущего, – сказал Игорь, – ты забываешь, какая у него репутация! Туда не ходят, боятся…

– И правильно делают, что не ходят, – криво усмехнулся Николай. – Я сам, как попал туда, сразу завибрировал… Почувствовал себя неуютно… А уж меня-то, кажется, испугать трудновато!

– А как ты думаешь, кто же все-таки прикончил Сергея? – спросил, помолчав, Иван. – Ведь не духи же, в самом-то деле…

– Что ж я тебе могу сказать? – поднял плечи Николай. – Не знаю… Дело темное… Кому-то, наверное, понадобилось. Только вот – кому?

– Это-то и интересно, – пробормотал Игорь, – кому? И зачем?

Он покосился на Николая. И вдруг добавил, подмигивая:

– Послушай, а может это ты сам его – своими руками?… Ведь ты же тогда за ним гнался по тайге, был зол, грозил поквитаться… Давай, выкладывай, чего уж там. Не стесняйся! Дело прошлое.

– Что-о-о? – тихо и гневно сказал Николай. – Черт возьми, да ты сдурел? Чего ты тут лопочешь, на что намекаешь? Ну, правда. Я был тогда зол. И если бы догнал Сергея сразу – не знаю, что бы с ним сделал… Но в том-то и суть, что я опоздал. В том-то и суть! И ты свои подковырки брось.

Заячья Губа заметно разнервничался. Лицо его потемнело. И последние слова он прокричал, задыхаясь, брызгая слюной:

– Слышишь – брось! Кончай! Надоело!

– Да ладно, старик, не психуй, – примирительно сказал тогда Игорь, – ну, чего ты пенишься… Я просто пошутил. Или ты шуток не понимаешь?

– Ничего себе – шутки, – проворчал, закуривая, Николай. – За это, знаешь, голову отвинчивают.

На минуту воцарилось общее молчание. Затем Иван произнес уныло:

– Ох, чувствую я, ребята, что серегина смерть – это только начало. Это скверный знак! Скоро и до нас, до каждого, дойдет своя очередь.

– Ты вот что… Ты панику тут не разводи, – зло сказал Николай. – Что это еще за бред? Какой такой «знак»? Чепуха…

– Да нет, пожалуй – не чепуха, – сказал Игорь. И обвел прищуренным взглядом товарищей. – Панику, конечно, разводить ни к чему… Но все же, давайте-ка, братцы, подумаем о деле. О том, как нам теперь быть? Ездить сюда, я считаю, больше уже нельзя. И вообще, надо на время затаиться… Береженого, как говорится, Бог бережет.

– Н-да, ты, в общем, прав, – медленно произнес Заячья Губа. – Затаиться, так или иначе, придется… Раз уж они, гады, там появились – скоро их и здесь надо будет ждать! Это – как дважды два.

– Стало быть, все имущество, все инструменты придется схоронить в шахте, – сказал Иван задумчиво.

– Ну, ясно. Где же еще?!

– А камешки? – быстро спросил Игорь.

– И камешки тоже, – сказал Заячья Губа. – В старых штольнях, внизу, есть много укромных мест… Так что, не беспокойся. Упрячем надежно.

И тут же он оскалил в усмешке гнилые, мелкие свои зубы.

– Или ты, может, о другом беспокоишься, – хочешь начать дележ уже сейчас?

– Ну, сейчас это рискованно, – отмахнулся Игорь. – Переждем, пока стихнет шумок… Но между прочим, сколько же всего у нас добыто? Я за последнее время как-то отвлекся, не спрашивал, а мне никто ничего не разъяснил.

– Что ж, добыто не мало, – сказал Заячья Губа. – Хотя, конечно, вышло не так, как было задумано. Мы же рассчитывали на три месяца, а проработали всего два…

– Ладно, ладно, – нетерпеливо перебил его Игорь, – это все я знаю. Ты давай ближе к делу. Итак – сколько?

– В общем, сейчас у нас имеется тридцать крупных, первоклассных камней. И приблизительно столько же мелких, промышленных… Да в придачу еще целый мешок – около двадцати килограммов – доброго концентрата. Отмыть и обработать его нетрудно. И алмазов там – половина!

– Насчет половины, это ты, брат, загнул, – сказал Иван, – дай Бог, чтоб была хотя бы четверть…

– А хотя бы и четверть, – воскликнул Николай, – чем плохо? Причем, в концентрате, помимо алмазов, есть еще и гранаты. Они тоже ценятся… Так что куш богатый. Тебе, наверное, такой и не снился!

Николай пожевал потухшую папиросу. И потом:

– К тому же, учти, – сказал небрежно, – Сереги-то ведь нету… А значит, доля каждого из нас возросла.

* * *

А капитан Самсонов, между тем, курил кривую, почерневшую свою трубочку и размышлял…

Он размышлял о том, что версия «шаман» сейчас уже отпала сама собой. Отпала естественно… Давние смутные его догадки получили вдруг наглядное подтверждение. В районе прииска, без сомнения, орудует какая-то пришлая банда. И к ней-то как раз и принадлежал человек, найденный на холме.

Никаких документов при нем не оказалось. И никто – ни работники милиции, ни местные якуты, – никто не смог опознать его, установить его личность. В здешних краях он появился впервые… И прикончили его, это ясно, свои.

Врач, при обследовании, обнаружил на его теле и лице следы побоев… Стало быть, убийству предшествовала драка! Однако, на поляне, вокруг костра, не было замечено ни малейших признаков борьбы… Драка происходила где-то в другом месте… Где? И с кем? И по какой причине?

И была еще одна загадка, которой Самсонов никак не мог найти объяснений.

Если драка произошла где-то в другом месте, то почему же парня прикончили не там, а именно здесь? Он что же, сумел как-то вырваться, убежать? И потом прятался на этом холме? Но когда человек прячется – он не разводит костров. А ведь этот тип, судя по всему, спокойненько сидел тут, грелся и с кем-то мирно попивал чаек… И придушили его легко, без лишней суеты.

Слишком уж легко. Подозрительно легко.

Но может быть, его придушили еще раньше – во время драки? И уже потом приволокли сюда, в запретное место, пользующееся среди местных жителей дурной славой… Приволокли специально для того, чтобы все запутать, сбить с толку следствие? Так иногда бывает. Профессиональные уголовники любят устраивать всяческие фокусы и инсценировки.

Самсонов подумал об этом и сейчас же, невольно, вспомнил о покойном коменданте.

Расследуя обстоятельства смерти Керимова, криминалисты сразу же обратили внимание на спиртной запах, исходящий от мертвеца… Выяснилось, что лицо лейтенанта кто-то обрызгал водкой; обрызгал, конечно же, для того, чтобы имитировать опьянение. И это была явная глупость! (Ведь именно она, эта деталь, как раз и навела следствие на мысль об убийстве). Но все же, такая глупость свидетельствовала – в первую очередь – о том, что комендант столкнулся именно с профессионалами. То есть с людьми, приученными работать тихо и скрытно и всегда стремящимися замести следы… Подобные парадоксы – дело известное. Чрезмерный профессионализм нередко приводит к таким же ошибкам, как и дилетантская неумелость…

* * *

Капитан вернулся на прииск поздно, уже под утро. В доме его все давно спали. Войдя – он прокрался на цыпочках на кухню. Затопил печь. И осторожно, стараясь не греметь посудой, стал приготовлять запоздалый свой ужин. Или, вернее, – ранний завтрак.

Минувшие сутки были хлопотливыми, трудными, и Самсонов устал. (Годы-то его были ведь уже немалые!) Однако спать ему не хотелось. И насытясь, он долго потом сидел на кухне, в тиши, курил и потягивал пиво. И думал все о том же – о странных делах, творящихся на прииске, о загадочной серии убийств…

Есть ли между этими убийствами какая-либо связь? Или, может, тот факт, что они произошли в короткое время – одно за другим – всего лишь случайное совпадение?

Ответить на этот вопрос было не так-то легко… Но вообще-то Самсонов – этот старый таежный следопыт'– в случайности верил плохо. Многолетняя практика приучила его к тому, что почти всегда за кажущейся нелепостью кроется некий тайный, конкретный смысл…

Безусловно, иногда встречаются преступления действительно нелепые, безмотивные! Но они, как правило, редки. И характерны скорее для больших городов, чем для дикой тайги. И кроме того, они всегда, более или менее, ясны, понятны. Ибо человек, совершивший убийство в бреду, или по пьянке, обычно мало заботится о сокрытии следов. Да он и не имеет для этого достаточного опыта.

Но если здесь появились профессионалы – то с какой целью? Что их могло привлечь в эту глушь? Наверняка только одно – алмазы!

И не случайно лейтенант Керимов погиб как раз на «алмазной трассе» – во время ночной инспекционной поездки.

Несмотря на то, что человек это был дерьмовый, склочный, склонный к интригам, свою службу он знал превосходно. Он постоянно жаловался на отсутствие освещения и должной охраны – и был прав! Охрана на Радужном, в самом деле, налажена слабовато… Это известно всем работникам прииска. И в первую очередь – шоферам самосвалов.

И конечно, чужие, пришлые люди никак не смогли бы обойтись без их помощи… В этом деле, бесспорно, замешан кто-то из шоферов!

Ну, а раз так, – надо срочно заняться их проверкой, надо покопаться в их личных делах… Ведь связаться с профессионалами, вообще, говоря, не так-то просто. И легче всего это сделать тому, кто уже знал их, кто был и раньше с ними связан.

Вот таков, в общих чертах, был ход рассуждений капитана Самсонова. Он походил на человека, блуждающего в болотных туманах. Он как бы брел, кружась, увязая, осторожно нащупывая твердую почву. Брел, руководствуясь только опытом и чутьем… Но чутье у него было верное. И помаленьку он все ближе и ближе подступал к тому месту, где начинается искомая тропа.

Размышляя о связи шоферов с бандитами, Самсонов подумал также о том, что пришельцы эти должны скрываться где-то поблизости от Холма Пляшущего, где-то совсем рядом…

Еще там, в тайге, Самсонов подметил одну любопытную деталь. Дело в том, что убитый одет был слишком легко, очень уж для Севера небрежно… Под его полушубком была только нижняя, нательная рубашка. И обут он был в сапоги – но на босу ногу. Однако в Заполярье, весной, никто так не ходит! Так может одеться лишь человек, второпях выскочивший из тепла, из дому.

Второпях выскочивший из тепла! – эта мысль сразу тогда возникла у Самсонова. И теперь, вернувшись к ней, капитан еще раз все взвесил. И вновь утвердился в своей правоте. Да, безусловно, незнакомец обитал где-то совсем рядом с холмом. И ютился он не у костра, не под открытым небом, нет.

Но в окрестностях Холма Пляшущего находилось всего два пункта, по-настоящему пригодных для жилья. Во-первых – якутское стойбище. И во-вторых – старая, заброшенная шахта. А так как стойбище, естественно, исключалось, то оставался лишь второй вариант…

«Причем эту чертову шахту давно уже никто не осматривал, – подумал капитан, – о ней как-то все позабыли. А между тем, она примыкает к территории прииска. И стало быть, должна находиться под контролем.

Такой контроль, по правилам, должен был бы осуществлять комендант… Но его ведь нету. А новый – еще не прибыл. Пока что на прииске единственная власть – это я. И терять даром время я не имею права. Действовать надлежит – без промедления…»

Он залпом допил стакан. Выбил пепел из трубки. Поднялся и потянулся с хрустом. И потом устало, медленно, пошел в спальню.

И уже улегшись, прислонившись к теплому, мягкому боку жены, он подумал сонно:

«На шахту надо сходить завтра 'же. Хотя, нет. Завтра вряд ли получится. Много всяких дел… Но послезавтра – это уж точно.»

20. Беспокойный рассвет. Откуда они берутся, эти болота? Западня. На нашу кровушку теперь найдется много любителей…

Капитан задремал с мыслью о старой шахте, о людях, таящихся там… И спал потом крепко. Но на самой-то этой шахте людям было в ту ночь не до сна!

Расставшись с Игорем, который должен был срочно пригнать машину в поселок, Николай и Иван хлопотали еще долго – вплоть до рассвета. На них как-то сразу свалилось множество дел. И самой неотложной и трудной задачей была очистка шахтной территории… Требовалось как можно быстрее уничтожить все видимые следы работ. А за два истекших месяца таких следов накопилось немало.

Когда над болотами растеклась далекая бледная заря, они присели, наконец, отдохнуть. И Иван сказал:

– Ну, так… Кажись, все. Теперь – вот это. – Он потряс лопатой. – Это куда? У нас же ведь уйма всего, – лопаты, ломы, разные сита… Их, значит, – в шахту?

– Нет, я передумал, – лениво проговорил Николай, – спрячем здесь где-нибудь… Утопим в болоте – и все дела!

– Может, и камешки тоже где-нибудь здесь зарыть, – предложил Иван. – Я хочу сказать: наверху…

– Камешки – статья особая! В шахте будет надежней.

– Надежней? – с сомнением повторил Иван. – Хм… Не думаю. Ты же сам видел: в штреках полно воды, рудничные стойки шатаются… Ну, инструменты пропадут – не жалко! Их все равно бросать. А вот если что с алмазами случится…

– Да что может случиться-то? – развел руками Николай. – Эта шахта без нас сколько лет стояла – и ничего. Не обрушилась. И еще продержится… Она пробита не в мерзлоте, не на болотной почве, а в пластах гранита.

– Знаю, – кивнул Иван, – Ну, еще бы! Ты должен знать это все лучше меня. Не новичок все-таки…

– Вот потому и говорю: старые шахты всегда опасны. А в эту даже и заглянуть-то страшно.

– Так для нас – чем хуже, тем лучше! Никто, стало быть, не захочет там долго шарить.

Николай утер ладонью слюнявую заячью свою губу. И добавил, помедлив:

– Но пойми, чуть только мусора обнаружат в шахте роккер, джигу и другие вещи – они сразу догадаются, что у нас там какой-то тайник… И уж тогда-то все перевернут вверх дном.

– Ты считаешь, что они такие догадливые? – вяло пробормотал Иван.

– За всех не скажу… Но есть у них капитан Самсонов. Вот он – настоящая бестия! На три метра сквозь землю видит.

– Ты с ним знаком?

– Немного… Когда я промышлял здесь мехами, он меня пару раз прихватывал.

– И что же?

– Штрафовал, грозил посадить… В общем, любви между нами не было. Не получилась как-то любовь.

– У него какая же должность?

– В том-то и дело, что – главная… Вся здешняя милиция у него в подчинении.

– Тогда тебе нельзя попадаться ему на глаза!

– Но и уходить отсюда тоже ведь нельзя! Ты – как хочешь, а я лично камешки без присмотра не оставлю.

– Камешки! – Иван дернул плечом. – Если уж подопрет – выбирать не приходится… Своя голова дороже.

– Так ведь, чудак, – тихо, проникновенно, сказал Заячья Губа, – без этих камешков мне все равно – хана. Так или иначе, а отвечать-то придется головой… Я же объяснял тебе с кем мы связаны. «Серые» шутить не любят.

– Да-а-а, – протяжно вздохнул Иван, – это ясно. Это я понимаю. И милиция, конечно, не страшнее «Серых». Скорее, наоборот.

– Вот именно, – сказал Николай. – Да и что милиция может нам предъявить? Мы же тут никому не мешаем. И бумаги у нас чистенькие…

– Та справочка, какую ты мне дал, – она, разумеется, липовая?

– А как же ты думал! Но эта липа – первоклассная. Выглядит в сто раз лучше настоящей.

– Ну, а если Самсонов здесь появится? Ты же сам говоришь: его обмануть нелегко…

– Да, трудновато… Но по поводу справочки ты не волнуйся! Сейчас ты такой же, как и я, охотник-промысловик.

И работаешь по договору с конторой «Заготпушнина».

– Между прочим, отстрел дичи в мае запрещен.

– Да ведь мы и не стреляем. Упаси Бог!

– А что же мы, кстати, здесь делаем? – если спросят…

– Просто, живем временно, почему бы и нет? Шахта же брошенная. Просто, живем, ждем открытия охотничьего сезона. И все дела!

Они отдохнули, поднялись и сразу заторопились. Дел оставалось еще немало – а время летело неудержимо, восток становился все светлей.

Край неба пожелтел. Потом он окрасился в багряный цвет. И тайга, казавшаяся раньше черной, густой, как бы вдруг поредела. Отчетливо проступили из мглы дальние лиственничные стволы. Сейчас они казались плоскими – словно бы их вырезали из картона и наклеили на красное полотнище зари.

* * *

– Восьмой час, – сказал Заячья Губа, – ишь, как рано уже светает.

– Да, рано, – с натугой проговорил Иван.

– Скоро солнце совсем перестанет заходить!

– Да, скоро…

Иван брел по болоту и нес на спине громоздкий промывочный станок роккер. И было ему в этот момент не до болтовни.

А Николай, наоборот, как-то странно оживился. Он шагал, чуть поотстав (и гоже тащил тяжелый груз), и говорил, говорил, сыпал словами.

– Откуда они вообще-то берутся, эти болота? Ведь ты подумай: почти весь Север – такой! И мне вот что непонятно. Здесь же почва скована вечной мерзлотой… Вечной! Солнце ее, стало быть, не берет. Так как же получается, а? Ты, Иван, встречался с учеными, может, слышал что-нибудь?

– Это все – из-за летних дождей, – нехотя, не оборачиваясь, ответил Иван. – Вода же теплее льда… Ну, и в низких местах она порою застаивается надолго. И тогда образуются особые полярные озера. Они называются «термокарстовые». На их дне мерзлота разрушается – лед протаивает там на большую глубину…

– А потом?

– А потом озера затягивает мох. И вот так они и рождаются – болота!

– Ну, ты у меня прямо профессор! – восхитился Заячья Губа. – Все знаешь, собака! Но постой… Зима же здесь долгая, свирепая; вода обязательно должна промерзнуть до самого донышка!

– Это вовсе не обязательно. Все зависит от глубины… В болотах иногда встречаются такие ямы – провалы – где влага держится всю зиму. Представляешь? Сверху снег, корка льда, а внизу – гиблая трясина…

– Ну, а тут, как ты думаешь? – такие провалы имеются?

– Наверняка! И ходить теперь надо с оглядкой. Снег-то уже сошел…

Иван не успел договорить. Внезапно он пошатнулся и охнул растерянно. Зыбкий, мягкий, мокрый мох расступился под ним. Обнажилась трясина – и Иван погрузился в нее по пояс.

Тяжелый роккер медленно сполз с его плеч. Рухнул в грязь. И с липким чмокающим звуком ушел на дно…

– Видишь, старик! Вот мы и напоролись на западню! Иван сказал это и обернулся с улыбкой. И вздрогнул, увидев чужие, ледяные, жестокие глаза Николая.

* * *

Заячья Губа смотрел на Ивана и думал о том, что все, как будто бы, складывается удачно. Судьба уже второй раз избавляет его от сообщников. И, таким образом, увеличивает личную его долю в добыче!

Причем происходит это случайно, неожиданно, – без малейших усилий с его стороны… И значит, он перед своею совестью чист.

Хотя, конечно, абсолютно чистым он быть не мог, ибо мысль об устранении сообщников возникала у него уже давно и неоднократно…

И в связи с Иваном эта мысль возникла как-то непроизвольно, в тот самый момент, когда они спустились с откоса и побрели по кочкам, по шаткому моховому ковру… Николаю вдруг подумалось, что под этим слоем, – там, где шагает сейчас Иван, – может таиться гиблая трясина… И разговор о болотах он завел не случайно!

Да, конечно, он не был чист… Но вообще-то понятия о совести Николай имел весьма своеобразные! Любой свой поступок он мог всегда оправдать перед самим собою. И всегда, поразмыслив, он убеждался в том, что он – прав.

И в эту минуту – глядя на тонущего Ивана – Заячья Губа почувствовал, что теперь требуется только одно: спокойно наблюдать и ни во что не вмешиваться.

Зачем, в самом деле, суетиться, вмешиваться в события? Пусть они идут своим ходом…

Однако Николай вовсе не был так уж прямолинеен, как это может показаться. Нет, человек это был непростой. И не забывая ни на миг о личной своей выгоде, он заботился одновременно и о многом другом…

«Если потом кто-нибудь спросит, – мелькнула у него мутная мысль, – куда подевался парень? Что я смогу сказать? То, что он утоп в болоте?… Это будет звучать неубедительно. Сразу же возникнет вопрос: почему я не помог, не спас? Пожалуй, лучшее объяснение будет такое: Иван попросту сбежал… Испугался мусоров, рванул в тайгу и где-то там сгинул бесследно. Люди в этих местах иногда так и пропадают – таинственно, странно…»

Но сейчас же, оттесняя все эти мысли, всплыла из глубины другая, тревожная, – об Игоре. Об этом проклятом Интеллигенте!

Вот, кто всему помеха! Ведь он может появиться здесь в любой момент – хоть завтра, хоть сейчас, – и судьбой Ивана он заинтересуется с ходу. И сразу же все поймет. Уж его-то обмануть не удастся!

* * *

– Эй, старик, – хриплым, сдавленным голосом позвал Иван, – ты чего застрял? Иди же, помоги!

– Что ты сказал? – спросил Николай. Он выглядел так, словно только что очнулся от обморока или от крепкого сна.

– Иди сюда, говорю! Не видишь разве: я увязаю.

Иван увязал. С того момента, как он попал в западню, прошло совсем немного, – но он успел уже погрузиться по грудь…

«Эх, если б тут нас было только двое, – подумал Заячья Губа, – скоро, совсем скоро, я остался бы один! И все дела! Но есть еще где-то третий… И ничего не поделаешь; надо выручать этого придурка.»

Помрачение прошло. И Николай понял: ждать больше нельзя. Он подобрался к краю провала, протянул Ивану лопату. И когда тот ухватился за нее – резко, рывком, вытащил парня наружу.

И болото вздохнуло, выпуская Ивана. В том месте, где он только что находился, поднялся и лопнул пузырь грязи, распространяя густое зловоние.

– Я уж было думал – конец, – сказал, погодя, Иван. И шумно перевел дыхание. – Зову тебя, зову, а ты – как глухой… Мне даже показалось… Хотя, ладно. – Иван махнул рукой. – Это неважно.

Он дышал судорожно, часто. И все никак не мог отдышаться.

– Главное, я все-таки выбрался, вылез!

– Но что же тебе показалось?

– Смешно сказать… Но, в самом деле, – показалось, чтс ты не хочешь меня выручать. Уж больно вид у тебя был странный!

– Это от усталости, – отвел глаза Николай. – Мы же целую ночь не спали. Ну и вот… Ты прости.

– Ладно, хватит об этом. – Иван осмотрел себя, стряхнул с пиджака липкий ком грязи. – Промок я сильно – вот, что худо. Как бы и вовсе не простудиться!

– Ничего. На берегу погреемся. Выпьем водочки…

– Так пойдем скорее, – сказал Иван. И затем, поспешая к берегу:

– А все-таки правильно говорится: нет худа без добра. Местечко мы отыскали ценное! Там можно утопить все, что хочешь.

– И отыскали вовремя, в самый раз, – сказал Иван, – день-то, гляди, уже начался…

* * *

День начался. Ослепительный, бело-желтый шар поднялся из багряного зарева и повис над зубчатой кромкой леса.

И как только косые солнечные лучи пронизали окрестные заросли, – послышался тоненький, нежный, комариный звон.

Николай с проклятьем шлепнул себя по шее. Посмотрел на раскрытую ладонь. И сказал:

– Первый комар! Ах, сатана. Ах, кровопиец! Ожил, отогрелся – и враз учуял жертву. Ну, Ванька, жди: на нашу кровушку теперь найдется много любителей.