Текст книги "Русь против варягов. «Бич Божий»"

На самом деле все не так сложно, а логика летописца понятна и проста. Как только Олег потерял трон и власть, он, по большому счету, стал никому не интересен, в том числе и летописцу. Как и когда Вещий окончил свои дни, прозябая в глуши, ему было неведомо. Да и узнать, возможно, не у кого. Но это не так уже важно. Поэтому он с легкой руки и хоронит Олега с его византийским коллегой в один год. Так проще и понятнее.

Все остальное не более чем сказки. И про народную любовь, и стенания по случаю гибели – это все лишь досужие байки, выдуманные позже. Ибо фигура, овеянная таким количеством легенд, не могла не найти себе обожателей, которые и превратили Олега в миф, легенду и анекдот. Сейчас количество продолжателей этой традиции растет не по дням, а по часам. Правда, сама история опровергает фантазии о народной любви. Если киевский люд любил и ценил Осколда, то он четко знал, где похоронен воинственный князь и кто его убийца. С могилой Олега все не просто, ибо никто толком не знает, где она.

По киевской версии, отраженной в «Повести временных лет», его могила находится в Киеве на горе Щековице. В Новгородской I летописи младшего извода говорится о том, что могила Олега в Ладоге. Там ее и показывают экскурсоводы. Как видим, каждый утверждает свое. С народными любимцами, особенно занимающими главный государственный пост, такого не бывает. Можно найти этому десятки объяснений, но на самом деле все объясняется просто.

Олег вышел из легенды и в легенду ушел. Ведь, как вы помните, точное место и дата рождения князя не установлены, потому что никому это было не интересно. То же самое случилось и с его смертью. Вновь дата и место и даже могила оказались не интересны никому. Если бы «он был еще любим своими подданными», как говорит Н.М. Карамзин, такого бы не произошло. Но эти самые подданные восприняли «уход» своего князя совершенно спокойно, можно сказать, философически.

Олег оставил после себя новую великую страну, раскинувшую границы на 1500 километров от Ладоги до Переяславля и от Полоцка до Ростова. Однако в это государство включены были не только славянские племена.

Что же касается эпитафии Вещему, то для нее могут прекрасно подойти слова Н.М. Карамзина: «Древняя Россия славится не одним героем: никто из них не мог сравняться с Олегом в завоеваниях, которые утвердили ее бытие могущественное».

Глава 3. Цепной пес князя Игоря

Из тумана древних легенд и преданий выступает величественная фигура киевского воеводы Свенельда.

Свенельд, варяжский воевода, долго и преданно служивший дому князя Игоря. Человек, который стоял вровень с князьями. Государственный и военный деятель, чью фигуру по значимости и загадочности можно смело поставить вровень с Олегом Вещим. Свенельд не был князем, поэтому летописцы чаще всего о нем не упоминают, а если и пишут, то крайне скупо и редко. Но как ни крути, а получается, что это ключевая фигура русской истории на протяжении правлений Игоря и его сына Святослава. Воевода благополучно переживет их обоих. И станет легендой.

Свенельд всегда был при власти, богат, добычлив, удачлив. Он знает, когда напасть, а когда лучше отступить. Он не прет на рожон, как танк, но и в смелости ему не откажешь. Варяг любит риск, но в откровенные авантюры не пускается никогда. Это истинный сын своего народа.

Свенельд. В этом имени скрыт осколок северного льда. В нем слышится суровость воина, чудится яростный боевой клич его дружины.

Именно судьбу воеводы мы и постараемся проследить по тем немногим свидетельствам, что дошли до нас. Попытаемся по косвенным фактам дополнить и выстроить в цельный рассказ историю этого неординарного человека, столько лет стоявшего у кормила власти. Это история еще одного варяга, неизвестно откуда пришедшего и неизвестно к какому народу принадлежавшего.

Свенельд, как и Олег, поднялся к самым верхам власти и так же, как он, внезапно потерял все. В этом судьбы героев похожи.

Кто-то может сказать – не тот масштаб. Скорее всего, так и есть. В этом Свенельд уступает Олегу, да и не только в этом, но именно благодаря неустанным заботам воеводы Русь Киевская и сохранилась в том виде, в каком ее оставил потомкам Вещий Олег. Именно благодаря этому варяжскому военачальнику она устояла в тяжелые времена внутренних смут, ее не растащили жадные до самостийности народы, не разграбили падкие на добычу печенеги. Именно он послужил той опорой, на которую смогло опереться молодое Русское государство. И Свенельд испытание выдержал. Его сил хватило. Но, к сожалению, силы любого, даже самого стойкого бойца не беспредельны, и время берет свое.

Богатый и титулованный Свенельд постоянно разжигал зависть в не менее могущественных и влиятельных людях. Варяг был везде. Он занимался военными делами и вопросами большой политики. Кто-то называет его фигурой темной, кто-то – незаслуженно забытым героем. Слухов и сплетен сложилось множество, не меньше, чем о самом Рюрике. Договорились даже до того, что одни нарекли Ольгу дочерью Свенельда, а другие сделали княгиню его любовницей. Соответственно, и Святослава объявили ребенком воеводы.

Но давайте обратимся к истории. Кто же такой этот самый Свенельд? Откуда он взялся и что о нем говорят нам скупые строки летописных свитков? Проследить его происхождение с точностью невозможно. Однозначно одно – он варяг.

«Свенделд и Свинделд так явно скандинавское имя есть, что мне стыдно о том множество примеров приводить», – говорит об этом В.Н. Татищев. И этого нам пока вполне достаточно.

Вернемся к тому, на чем мы остановились.

Итак, Олега в Киеве больше нет. О том, что он ушел из власти не по собственному хотению и не добровольным изгнанником, устало сбросившим со своих плеч тяжелую ношу государственных дел, а был свергнут, сброшен, низвержен с пьедестала, который сам себе воздвиг, о том, что был заговор, можно судить по следующим косвенным причинам.

Польский историк XVIII века Х.Ф. Фризе выдвинул версию о том, что у Вещего Олега был сын, которого звали Олег Моравский и который после смерти отца был вынужден покинуть Русь в результате проигранной им борьбы за власть с князем Игорем. Родственник Рюриковичей, Олег Моравский стал последним князем Моравии в 940 году, согласно сочинениям польских и чешских писателей XVI–XVII веков, однако его родственная связь с Вещим Олегом является лишь предположением Фризе.

У польских хронистов можно встретить довольно много интересных фактов, дополняющих древнюю русскую историю, изложенную летописцами. Не всегда эти сведения однозначны, не всегда им можно доверять, но бывает, что они сообщают нам о делах и событиях, которые были выпущены нашими летописцами из поля зрения по каким-то своим причинам. В силу того что поляков больше интересуют дела своего государства, то сообщают они о делах наших вскользь, не вникая в суть и не разбираясь в подробностях. А порой откровенно валя все в одну кучу. Так вот, теория Фризе, сделанная на анализе польских хроник, – типичный тому пример.

Был сын у Вещего Олега или нет, выяснять не будем. Бездоказательно. А вот против кого был заговор, против отца Олега Вещего или его сына Олега Олеговича, – это вопрос. Вполне возможно, что польский историк, углядев информацию о заговоре, уверовал в то, что, согласно «Повести временных лет», Вещий умер в 912 году. Оценив всю мощь фигуры киевского князя и поверив во все приложенные к ней легенды, он решил, что замышлять против этого великого человека киевлянам просто невозможно. А это значит – заговор был против его сына. Главное, что кандидат оказался под рукой. Но если мы продлим жизнь Вещего князя, согласно Новгородской летописи, то эта информация станет пусть и довольно шатким, но подтверждением нашей версии.

Казалось бы, что могло так ослабить позиции могущественного победителя Византийской империи? Что могло так подточить его власть? Возможные причины конфликта мы уже называли, но точного подтверждения этому мы вряд ли найдем. Но то, что конфликт был или назревал, – это несомненно.

Вот мнение Н.М. Карамзина: «Игорь готов был взять бразды княжения в свои руки уже давно, но опекун ему этого не позволял».

Пока Олег был в силе, молодому князю приходилось терпеть. Терпеть и ждать. Но время неумолимо ко всем, и первой причиной падения вожака стал возраст Олега. Он хоть и Вещий, но силы постепенно покидали его. Время набрасывало на старого князя свой аркан. Бороться с ним и победить в этой борьбе не смог никто. Но то, что твой преемник только и ждет момента, чтобы выдернуть из-под тебя трон, ни радости, ни спокойствия, ни сил не добавит. Наоборот, каждый прожитый Олегом год лишь убавит звено в цепи терпения у заждавшегося власти и славы претендента. Тем более такого, который считает свое право на престол естественным и законным. Ведь в отличие от того же Олега, Игорь не просто местный, он со своими подданными одной крови, что уже немаловажно. Возможно, пришло то время, когда варяги должны не сидеть на троне, а просто служить законной славянской власти на правах наемников. То есть за деньги, почести и славу. Славянами же должен править славянский князь!

Вот и весь сказ, а «Игоря, русского царя, к которому я возвращаюсь, сына Святослава имя точно славянское есть, ежели так выговорить, как в русских книгах написано», – отмечает В.Н. Татищев.

Все это так, но за Олегом еще стояла сила. Сила варяжская, и сила немалая. Пока она была, на его власть покушаться было рискованно.

Но вернемся к Свенельду. Переживший трех князей и заставший правление четвертого, воевода должен был быть уже довольно пожилым человеком к тому времени, когда исчезнет со страниц летописей. На момент смерти ему, скорее всего, было не меньше 75 лет.

С Игорем они были практически ровесники, возможно, Свенельд был даже моложе. Это было поколение волевых мужей.

Заговоров и предательства варяг никогда не боялся и не гнушался. Правда, всегда больше действовал сердцем, чем умом. Свенельд вообще никогда не отличался хитростью, скорее, он в своих решениях напоминал тяжелый обоюдоострый меч. Был такой же прямой и грубый. Кстати, хочется заметить, что при всей своей безмерной храбрости варяг всегда знал, когда пришло время отступить и ретироваться. Он не считал никогда это ущербом для своей чести. В дальнейшем мы с этим столкнемся.

Свенельд был лучшей кандидатурой для участия в заговоре против Олега. Для заговорщиков это значило много. Ведь авторитет воеводы базировался на остроте варяжских клинков его людей, и то, что у него их было немало, подтверждают дальнейшие события. Свенельд уже одним своим участием гарантировал, что даже если что-то пойдет не так, то не все варяги выступят на защиту старого князя, мирно почивавшего на лаврах и не замечавшего, что происходит вокруг.

Будущее положение Свенельда в государстве лучше всего говорит о том, что он был не просто посвящен в заговор, а был одним из его руководителей или исполнителей.

Николай Михайлович Карамзин удачнее всех сформулировал переход власти от одного князя к другому: «Игорь в зрелом возрасте мужа приял власть опасную».

Описывая в своем труде этот период отечественной истории, Николай Михайлович сообщает следующее: «Княжение Игоря вообще не ознаменовалось в памяти народной никаким великим происшествием до самого 941 года, когда Нестор, согласно с Византийскими Историками, описывает войну Игореву с Греками». На самом деле это не так.

Первоначальный этап правления Игоря как раз и наполнен значимыми событиями, которые практически налезают друг на друга.

Итак, Олег повержен. Весть об этом разносится со скоростью лесного пожара. Возможно, что темная тайна смерти Олега осталась темной лишь для нас. Современники пользовались иными источниками, скорее всего, для них причина его смерти была куда более проста и понятна. Если бы Вещий ушел сам, по доброй воле, то подвластные ему народы поостереглись бы вступать в открытый конфликт с Киевом. Но если смена власти была насильственна, то возможны смуты и неурядицы, во время которых те же древляне могут избавиться от назойливой опеки киевских властей. В любом случае это ослабление централизованного руководства, и лучшего момента для завоевания свободы может не быть.

«Смерть победителя ободрила побежденных, и Древляне отложились от Киева».

Славянские племена одно за другим поднимают восстание и рвутся из тисков славянского рая, раздирая его в клочья. Это для нас сейчас Русь единое и неделимое славянское государство, а для них это пока всего лишь полянское ярмо. Неволя. Угнетение. Сплошная обида. Поэтому после смерти Олега покоренные земли делают отчаянные попытки освободиться из-под власти киевского князя и уйти от его поборов. Игорю приходится военной силой возвращать их в лоно державы.

Государство приходится собирать заново. Необходимо сохранить и прежних данников, и прежние границы. Однако у молодого князя Игоря той силы, которая была у Олега, под рукой нет. Он не в состоянии собрать такое большое войско, как собирал его предшественник. Чтобы от одного вида воинства бросало в дрожь и отбивало всякую охоту противиться. Нет. Времена поменялись. Да и Игорю, будь он хоть трижды князь, не разорваться, ибо земля горит под ногами, и горит в различных концах державы. Пока тушишь одно, сгорит другое, а в это время заалеет пламенем третье. Метаться по всему государству, размахивая мечом и усмиряя подданных, не просто неразумно, а убийственно. Одному с этой задачей не справиться, тут нужны верные люди и правильно расставленные авторитеты.

Именно тогда на страницах летописей впервые появляется имя воеводы Свенельда.

Игорь правильно расставил акценты. Сам он идет тушить древлянский пожар. Ибо древляне – древние враги полян и там нужно личное присутствие князя. «Игорь спешил доказать, что в его руке меч Олегов» – так емко характеризует ситуацию Карамзин. Особенно если судить по тому счету, что Игорь выставил древлянам за свое беспокойство и потраченное личное время.

«Пошел Игорь на древлян и, победив их, положил на них дань больше Олеговой». Время правления в Киеве князя Игоря стало настоящей эпохой жадности, алчности и стяжательства. Характерная черта, присущая вождю, видимо, подстегнула и остальных. Такого в Русском государстве не было ни до, ни после Игоря.

«И наказал прибавлением дани» – характерный жест этой эпохи. Пока правит Игорь, мы все больше слышим об увеличении дани и захвате богатой добычи. Уж на что Олег был скуп и ни одной беличьей шкурки мимо себя не пропустил, все в хозяйство, но Игорь его обогнал многократно. И если благодаря скупости и домовитости Вещего Олега государство развивалось, то проку от жадности Игоря державе не было никакого. Чаще всего все заканчивалось кровью и никому не нужными конфликтами. Олег знал, где нужно остановиться, Игорь же границ не видел. Пока разговор идет про Игоря, слово «жадность» будет употребляться довольно часто.

Пока это лишь первое проявление неуемной жадности Игоря и его нетерпимости к древлянам. Оправдать его нельзя, но понять вполне можно. В отличие от Олега, у Игоря к древлянам были и личные счеты. Он, как любой представитель полян, давней ненавистью ненавидел древлянский народ. Возможно, Игорь воспринимал их как личных врагов, а их восстание – как личную обиду. Даже в этот раз он наказал их жестоко. Но основания для подобной налоговой нагрузки для подобного унижения соседей у него были. Не нужно было восставать против правящего режима. Побежденный всегда платит за все. Правда, забегая вперед, нужно сказать, что Игорь сильно переоценивал терпение древлян. С таким подходом к делу любая, даже самая смирная лошадь рано или поздно взбрыкнет и выкинет седока из седла. А древляне не кони, и терпения у них было отмерено намного меньше, чем гордости. Но все это еще впереди. Пока Игорь победил и увеличил свой доход. Однако древляне были не одиноки в своем стремлении к независимости.

Уличи, добровольно склонившие голову перед Олегом и даже ходившие вместе с ним на Византию, теперь отказались подчиняться Игорю. Видимо посчитав, что ему они на верность не присягали и со смещением Олега закончились и их обязательства. Уговорами делу было не помочь, нужно было отправлять войска. Приходилось идти на отчаянные меры.

«Игорь, собрав довольное войско, послал с оным на угличей воеводу своего, именем Свинелд».

Это знак довольно большого доверия. Воевода Свенельд становится первым и единственным, кому Игорь безоговорочно доверяет. Он тот, кто может водить в бой свою личную дружину. Свенельд – практически самостоятельная боевая единица.

Начиналось все для Свенельда хорошо.

Казалось, все закончится довольно быстро. Привыкшие к боям и походам свирепые варяжские дружины вновь быстро натянут общеславянское ярмо на шею уличам. Но не тут-то было. Земля уличей была не размером с колхозное поле, и городов на ней было несколько. Главный город уличей Пересечен решил не склонять головы перед пришельцами.

«Но один град Пересечень не покорился, который держал в осаде три лета и едва взял, ибо угличи сидели вниз по Днепру». Сколько неколебимого мужества, сколько невозможного упрямства и неиссякаемой веры в свои силы выказали уличи за эти три долгих года. Явно, что одними уговорами дело не обошлось. Три года лилась кровь в этих славянских землях. Варяги не были из тех мастеров, что умеют брать города штурмом. Они больше полагались на отчаянную храбрость и напор своих бойцов, но в данном случае они долго не помогали, и город, скорее всего, пришлось брать измором. Уходить, пока он не сдастся, было нельзя. Если бы славянам Пересечен удалось отстоять, то это послужило бы сигналом для остальных. Полыхнуло бы по всей державе. Пришлось бы заново приводить к повиновению поднявшихся на дыбы славян, уверовавших в свою силу. Пересечен должен был быть покорен и унижен. Это понимал и Свенельд. Без этой победы ему было в Киеве делать нечего.

Удалой Свенельд исполнил свой долг перед князем. «И взял Свинелд дань с них древлянскую по черной кунице с дыма и раздал войску, бывшему с ним». Жажда наживы осталась у викингов в крови, для них все произошедшее в порядке вещей.

В Новгородской I летописи младшего извода говорится о том, что дань с этих земель шла лично Свенельду, а значит, и его дружине. По делам и плата. А плата, которую викинг Свенельд наложил на славянское племя уличей, была отнюдь не мала. Видимо, воевода не знал, что его патрон уже повысил ставки и поэтому выставил процент налогообложения по максимуму. «По черной куне с дыма». До этого столько платили лишь древляне. Варяги завинчивали гайки так, что хазарам даже и не снилось. Вновь варяжская дружина загоняла славян в кабалу. Вновь варяги лили славянскую кровь и грабили нещадно славянские города. Единственное, что можно сказать в оправдание Свенельда и его людей, что в итоге все это шло на пользу будущему славянскому государству. Потому что только такими насильственными и жестокими методами можно было сохранить государство в тех границах, что «завещал» Игорю Олег. Но это мы сейчас можем так посмотреть на события тех далеких и жестоких времен, а тогда уличи думали не о будущем Русского государства в целом, а о своей личной свободе. Так что у этой палки два конца, и рассматривать события можно с разных точек зрения. Правда, результат от этого никак не поменяется.

Свенельд победил. После трех лет войны он вернулся в Киев состоятельным, прославленным и победоносным мужем. Но дома его ждала еще одна награда за преданность и воинское умение. Игорь передал именно ему, Свенельду, дань древлянскую. А это, как мы помним, было богатство еще большее, чем могли дать уличи. Вот так, возможно даже внезапно для себя, Свенельд становится богатейшим человеком на всей Руси. Ему лично идут доходы от двух богатейших племен. Уже не беличьи шкурки, а куньи текут рекой в его закрома.

Что подвигло Игоря на такой широкий жест? Сейчас мы об этом с уверенностью сказать уже не можем. Самым простым и, возможно, верным предположением может служить то, что Игорь просто перестраховался. Он понимал, что, пожалуй, с древлянами перегнул, и предполагал, что это восстание не последнее. Поэтому своим даром князь привязывал воеводу к себе, делал его неимоверным богачом и возвышал над остальными. И в то же самое время избавлялся от проблем, связанных с двумя по-бунтарски настроенными народами. Ведь их земли по-прежнему принадлежат киевскому князю, как составляющая часть государства. Зато теперь с их проблемами и выколачиванием из покоренных и вразумленных народов шкурок пусть разбирается Свенельд. Игорь будет пополнять свою казну за счет тех, кто исправно платит сам, без меча, кнута и иных напоминаний. А древлянам и уличам нужна суровая рука. Угрюмый вид воеводы и его репутация должны были обеспечить державе Киевской внутренний покой и процветание. К тому же свою дружину воевода Свенельд должен был кормить теперь сам, что избавляло Игоря от дополнительных расходов на содержание этих бойцов. А лишние траты Игорь очень не любил. Свенельд же теперь содержал маленькую армию за собственный счет.

Напомним, что Игорю в это сложное время нужна была безоговорочная поддержка воинственного воеводы. Но и Свенельду большего предложить никто не мог. И случись что с Игорем, Свенельд терял больше, чем приобретал. Но викинг всегда умел трезво взвешивать шансы и здраво оценивать обстановку. Игорь знал, чем лучше всего можно привязать к себе северных искателей счастья. К тому же Свенельд должен был понимать, что встать выше и сесть на престол ему просто не светит. Удержаться на самом верху нет ни малейших шансов. Вот так возник властвующий тандем.

Вроде бы все должны быть довольны и счастливы. Мир и покой никто не нарушает, лишь стоны древлян и уличей портят общую картину славянского счастья. Но отнюдь не раздражают, благо что доходы непрерывным потоком струятся в княжескую казну. Кажется, что наступила благодать. Но не тут-то было! Внезапно Игорь, в нарушение всяческих клятв и договоров, подписанных его предшественником, в 941 году собирается в поход на Византию. Казалось бы, с чего вдруг?

Опять же, если власть передана мирным путем, зачем Игорю нарушать клятвы, данные базилевсу Олегом, тем более что Византия договор с Русью соблюдает. По отношению к Византии и памяти Олега действия Игоря выглядят вероломством. Но это его не останавливает. Он собирает войско и выходит в поход. Как это ни странно, дружина Свенельда и ее вождь остаются дома, на хозяйстве.

Между тем ответ прост. Пока Игорь пополняет в походе свой бюджет, кто-то должен следить за порядком на необъятных просторах киевской державы. Быть пугалом для древлян и уличей, одним своим видом пересекая в зародыше сепаратистские устремления славянских земель. Следить, чтобы не иссякал поток шкурок в княжескую казну. Бить по рукам печенегов, если они в отсутствие князя захотят поживиться на Руси добычей. Но главное, тот, кто останется блюсти государство, должен пользоваться безграничным доверием Игоря. А Свенельд по всем этим параметрам подходил идеально.

Но вернемся к побудительным мотивам похода. Это просто банальная жадность, которую испытывают бойцы дружины Игоря к гридням Свенельда. «У Игоря царя в войске были варяги, когда в Константинополь войною ходил». И этих самых викингов, или варягов, в дружине Игоря чуть меньше, чем у варяжского воеводы, хоть и была она значительно расширена за счет местной славянской знати. Именно на мнение дружинников, которых все чаще именовали росами, без привязки к какому-либо роду племени, прежде всего и опирался Великий князь.

В договоре, который в недалеком будущем Игорь заключит с греками, среди его представителей есть имена скандинавские, славянские, болгарские, иранские, финские и даже тюркские. Главное – умение владеть оружием, не щадить себя и всегда быть готовым выступить против врагов князя. Это воинское братство, это опора трона, опора власти. И вот теперь дружинники князя выражают Игорю свое неудовольствие, предъявляют претензии, что их оклады намного меньше тех, что предлагает своим гридням Свенельд.

Возможно, что и Игорь уже пожалел о широте своего жеста в отношении воеводы, но дареное назад не отберешь. Себе дороже будет. Этот момент станет в жизни Игоря определяющим, хотя он сам еще об этом и не подозревает. Именно его попытка во всем угодить собственной дружине и приведет князя к гибели.

Но это его будущее, о котором никто, кроме волхвов и ведунов, знать не может. А они молчат, поумнели. Не лезут к Игорю с разными глупостями да советами ненужными, как лезли к Олегу. Зато Византия манит своей кажущейся доступностью, податливостью и огромным невостребованным богатством. Еще живы в людской памяти легенды о том, как князь Олег вернулся с юга под золочеными парусами. Да и разве забудется такое, особенно в среде северных разбойников, у которых все песни о добыче да удаче. Для них Вещий Олег – символ обоих этих понятий.

К тому же в летописи смутно отражен один существенный момент. Действительно ли после «ухода от власти их защитника» Вещего Олега византийцы отказалась платить русам или Игорь, наплевав на все договоренности, решил пойти и тряхнуть византийскую мошну на свой страх и риск. Скорее всего последнее, поскольку эти события в летописях освещены достаточно подробно, а летописцы однозначно отметили бы коварство ромеев. Что они, в общем-то, всегда и делали. А так…

А так все закончилось грандиозным разгромом княжеского флота и гибелью практически всей армии. Возвращение Игоря домой представляло жалкое зрелище. Лавров он не снискал, добычу не привез. Но Игорь всегда был упрям. Оскорбления он прощать не умел. Не так был воспитан. И в 943 году князь выступил в новый поход на недоступную и богатую Византию. Теперь уже обуреваемый не алчностью, а жаждой мести. Этот поход закончился бескровно и успешно. Договор был подписан, дань с Византии осталась прежней, как во времена Олега. Все было хорошо. Взятый откуп должен был заткнуть фонтан жадности Игоревой дружины надолго. Но не задалось.

Если приглядеться к договору Игоря с Византией повнимательнее, то в нем мы не увидим имя воеводы Свенельда. Скорее всего, именно он опять замещает князя в Киеве в качестве военачальника. Присматривает за порядком в стране и спокойствием на границах. Зато когда Игорь вернулся, варяг снарядил свою собственную экспедицию за добычей и трофеями.

Испросив разрешения у Игоря, Свенельд со своей дружиной отправился в рейд на богатейший город Бердаа, что располагался в междуречье Куры и Аракса. Про это путешествие русов в Азербайджан мы уже довольно писали. Поэтому вкратце дело было так:

«Прелесть добычи давала им смелость, мужество и терпение, которые в самом начале государственного бытия России ославили имя ее в Европе и в Азии» (Н. М. Карамзин). Свенельд с ходу захватил цветущий и непуганый город, воспользовавшись отсутствием хозяина, который воевал в далеких краях. Тех, кто пытался их остановить, русы просто перебили. Бердаа упал им в руки, словно зрелый плод. Таких богатств дружинникам еще видеть не доводилось. Ни древляне, ни уличи таким изобилием и разнообразием похвастаться не могли. Видимо, у Свенельда вообще была мысль захватить город, обжиться в нем и создать свое маленькое город-государство. Но это ему не удалось. До Олега мозгами Свенельд не дорос, а одной силы и храбрости в этом деле было маловато. Почуяв, что дело складывается совсем не так, как бы ему хотелось, Свенельд устроил кровавую баню местному населению и собрал с оставшихся горожан выкуп за жизни. Словом, выгреб и вытряхнул из города все, что мог, после чего спокойно отправился домой. Без жертв, конечно, не обошлось, но та добыча, которую бойцы Свенельда привезли на Русь, перекрыла все неудобства и людские потери с лихвой.

Вот чем варяг отличался от Игоря, жадность никогда не брала у него верх над разумом и осторожностью. Границу, когда нужно остановиться и отступить, сохранив при этом жизнь, богатство и даже честь, варяг чувствовал прекрасно. А вернувшиеся домой бойцы Свенельда кутили и куролесили вовсю, им и в голову не приходило держаться скромнее. Киевляне рты растяпили, разглядывая диковины и богатства, которые привезли воины удачливого воеводы из заморских земель. Даже здесь Свенельд умудрился раздобыть себе богатство большее, что взял Игорь у греков.

Для дружинников Игоря это стало последней каплей. И случилась для них сия неприятность в 945 году. «Корыстолюбие собственной дружины его не позволило ему наслаждаться спокойствием», – подводит итог Н.М. Карамзин. Характерно, что с этим выводом согласны практически все классические историки. Ни у кого никаких сомнений на этот счет нет и быть не может. Источники недвусмысленно говорят про жадность, жадность и еще раз жадность. Причем не Игоря, а его дружины.

Дружина дружно обращается к Игорю, давя на его совесть, а заодно обращаясь к его жадности: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам».

Игорь вновь идет на поводу своих бойцов. Но куда теперь ему их вести? Пока князь озадаченно чесал затылок, дружина сама нашла себе цель.

«В то же время войско Игорево Свинелдовой власти просили Игоря, чтоб велел им дать оружие и одежды или бы пошел с ними на древлян, где князь и они могут довольно получить. И, послушав их, Игорь пошел на древлян ради собрания дани».

«Древние Государи наши, по известию Константина Багрянородного, всякий год в Ноябре месяце отправлялись с войском из Киева для объезда городов своих и возвращались в столицу не прежде Апреля. Целию сих путешествий, как вероятно, было и то, чтобы укреплять общую государственную связь между разными областями или содержать народ и чиновников в зависимости от Великих Князей» (Н. М. Карамзин).

Жажда наживы осталась у викингов в крови, они обычно не разборчивы в выборе жертв, им главное деньги. Выбор же киевского князя объяснить трудно. Своим поступком Игорь покушался на владения и земли, а также дань, которая по его же велению принадлежала на законных правах Свенельду. Такие решения запросто могут привести к гражданской войне. Свенельд был горд, горяч и свиреп, мог и не стерпеть такого обращения. Видимо, расчет Игоря был на то, что дружина Свенельда понесла потери после похода и еще не восстановила прежние силы. К тому же сейчас варяжский воевода был на гребне удачи, славы и богатства. Его доход и так был безмерен. Только пленники, которых вывезли из Бердаа, должны были составлять круглую сумму. Но что бы мы ни говорили, как бы ни рассуждали, а ход мыслей Игоря уже не узнаем. Скажем одно: затея изначально была неверной, а решение князя – никудышным. Но Игорь был упрям. Переубедить его не удалось бы даже авторитетному Свенельду. Да и дружина нажимала на Игоря. Деньги давай! Что мы, оборванцы или княжьи мужи?