Текст книги "СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий"

27 мая 1915 года: «Заседание Особого совещания. Одна болтовня, потеря времени и много потраченной бумаги на журналы заседаний».

Чем закончилась эта история – всем хорошо известно.

&

Важно оговориться: выводы и концепции, описываемые нами – не есть попытка провозглашения авторского манифеста или неких концепций государственного развития. Мы лишь концентрируем и формулируем тенденции, выполняя исследовательскую функцию.

Вывод же из них прост и отчетливо присутствует в общественном запросе – ради обеспечения реальных перспектив выживания и права на дальнейшее развитие русской цивилизации, система должна измениться. Как стратегически – тема отдельной книги. Оперативно-тактически – избавиться везде, где можно, от привычных схематозно-потребительских моделей и их носителей.

Вот только любое подобное очищение имеет несколько нюансов:

1. В целом система сохраняется, так как очищение – это не трансформация.

2. Критически важен формат такого процесса. Речь не может идти о механическом ужесточении наказания. Россия до СВО пережила серии мощных антикоррупционных кампаний. В тюрьмах побывали олигархи, федеральные министры, губернаторы, депутаты и сенаторы, множество генералов от силовиков.

Это практически никак не влияет на системные процессы. Так, в своё время одной из самых коррупционных сфер долгое время являлись сервисы пенсионного фонда, паспортных столов, ЖКХ. Силовики бодро выполняли план по посадкам, но через некоторое время принципиальные сменщики коррупционеров шли под новую уголовку.

Ситуация на низовом уровне взаимодействия с населением изменилась только после появления МФЦ – многофункциональных центров оказания услуг.

Поэтому решения должны носить системный характер. Это, естественно, не отменяет закручивания правоохранительных гаек, что должно быть не самоцелью, но сопутствующим процессом.

3. Банально – но у процесса должна быть идеологическая составляющая. Идеальный образ будущего в общественном сознании должен превышать рациональный расчет обогатиться здесь и сейчас.

И речь именно о будущем, потому что попытки скомпилировать подобие идеологии из рефлексий по прошлому без основ завтрашнего дня, конечно, представляются удобными и безопасными для власти, но не дают реальной жизненной силы в общественно-государственный двигатель. Если, конечно, не в этом цель.

&

Но у истории с потенциальной трансформацией системы есть и другие варианты прочтения. К примеру, в такой логике:

Стали нередки требования мобилизации экономики. Посмотрим на это на примере потребности резкого увеличения выпуска столь нужных артиллерийских снарядов.

Часто раздаются призывы к национализации предприятий, что, якобы, должно повлечь рост снарядного производства в интересах фронта.

Это, в нынешней системе, совершенно не так.

К примеру, как известно, для артиллерийских порохов в первую очередь нужен хлопок, которого в России в нужных объемах нет (как в достаточном количестве льна и технической конопли).

Более того, национализация в отсутствии возможности от имени государства (под санкциями) проводить какую-либо внешнюю деятельность, окончательно останавливает развитие – финансовый оборот в блоке, а это как остановка крови в организме.

Сталин смог перестроить экономику благодаря закупаемым на Западе прямо со специалистами заводам и оборудованию. У России сейчас такой возможности нет.

Оборудования для резкого роста производства тоже нет – станкостроение в кризисе.

Но самое главное – нет кадров, о чём уже было указано.

А значит надо как-то (и никто не знает, как, а те, кто знают, к власти допущены не будут) перестроить систему образования, отказавшись от тех же универсальных имитационных моделей, за которые сейчас хлещут армию.

Далее – промышленность обеспечивается деньгами, а значит смена промышленной модели – неизбежная смена финансового обеспечения, отход от привычной монетарной модели Центробанка. Будет ли новая финмодель эффективнее старой – совсем не факт.

Как следствие, смена экономики и промышленности – смена элит, а кто согласится уничтожить сам себя?

В этой истории, как мы уже выяснили, много других составляющих-логистические ёмкости, связанность территории, проблемы производительности труда и т. п., но общая картина ясна. Тем более что в целом наращивание выпуска снарядов позволяет удовлетворить критический дефицит и в этой промышленной логике, что и будет в определённой динамике сделано. Большого избытка не будет, но потребности будут в целом закрыты.

Более того, должна быть альтернативная и целостная модель конечного результата трансформации, её базис. Представить такую, не умозрительную, а действительно функционирующую модель, кардинально отличающуюся от имеющейся, при сохранении всех ключевых факторов в существующих условиях довольно сложно.

В сухом остатке осталось кнутом и пряником «утраивать-учетверять выпуск» имеющимися силами и работягами (из тех, кто не на фронте), скромно умалчивая, сколько это от реальной потребности.

&

Процесс неизбежно упирается и в то, что Владимир Путин за годы правления провел множество экспериментов: призывы к удвоению ВВП, нацпроекты, попытки интегрировать любые силы: губернаторы-коммунисты, Рогозин, Глазьев и прочие от патриотов, Белых, Кудрин и многие другие от либералов, назначение президентских полпредов из активных рабочих, и спецпредставителей президента от простых электронщиков. Было всё.

Более того, неоднократно предпринималась попытка суверенизации элиты, в связи с чем в прошлом появлялись такие персонажи, как «православные олигархи» братья Ананьевы, банкир Пугачев и прочие… Но всё заканчивалось банальным воровством, казусом банка «Пересвет» и т. п.

Большинство экспериментов оказались неудачными, а те, кто был удачным, и сформировали нынешнюю систему.

С чего бы тогда то, что было неудачным в мирное и жирное время, станет удачным в экстремальное военное?

Слом старой системы должен происходить под гарантии более эффективной новой. Таких гарантий нет ни у кого.

Соответственно всё, что остается – сжать зубы и всячески сохранять то, пусть и корявое, но хоть как-то работающее.

Пик кризиса – не время для изменений. А поэтапный постепенный набор скорости (пусть даже скорости стояния на месте), возможно, позволит из проворовавшихся чиновников и бизнеса выжать хоть какую-то пользу, постепенно заменив их и нарастив при этом экономический и промышленный потенциал, обеспечив в такой связи консолидацию общества вокруг «СВО как борьбы с новым ковидом».

Или любой, кто хоть чем-то руководил, не закрывал глаза на хитроватых и вороватых подчиненных, если они давали результат, в отличие от хороших, но бесполезных и безынициативных?

То, что вся нынешняя модель направлена на генерацию этой безынициативности – отдельный разговор о выборе между общественной стабильностью и потрясениями.

Важная ремарка – под трансформациями системы мы имеем в виду её содержательное изменение. Мы сознательно выводим за рамки наших размышлений механизмы этих изменений – перспективы и способы обновления политической власти, внутриэлитные коллизии, потенциальный новый курс действующего руководства и т. п. Это темы уже политического анализа, от которого мы решили в нашей работе, по возможности, воздерживаться.

&

Вот те два реальных альтернативных варианта развития страны в условиях СВО как текущая база для комплексного обеспечения Спецоперации. Время покажет, какой выбор сделан.

При этом мы осознаем, что наши призывы к наращиванию российских возможностей должны базироваться на политических решениях о дальнейшей судьбе СВО и «после-СВО». Тотальная мобилизация экономики и общества действительно влечет множество рисков, но, с другой стороны, может стать мощной основой для запуска процессов развития и позитивной общественной трансформации. Баланс этих рисков и возможностей, что бы кто ни говорил, в полном объёме просчитать почти невозможно, можно лишь попытаться выделить несколько сценариев.

Тактика по обособлению Спецоперации от ряда общественно-экономических российских сфер, с одной стороны, не дает быстрых ответов. С другой – формирует вопрос о рамках и образе той цели, которой должна завершиться операция. Этому мы посвятим завершающую главу.

Глава 13
Образ Победы

&

Клаузевиц: «Политическая цель войны выдвигается на первый план».

Владимир Путин: «Некоторые общественные деятели говорят, что нужно набрать ещё около миллиона, но это зависит от того, чего мы хотим».

Затянувшийся характер СВО неизбежно формирует общественный вопрос о том, по каким причинам обладающая несоизмеримо большей военной мощью Россия столкнулась с трудностями успешного завершения операции.

Риторический прием публичного объяснения такой ситуации массированной помощью Украине со стороны Запада не учитывает контраргумент: на момент появления первых сложностей с операцией, отвода войск из-под Киева, Сум, Чернигова и других направлений – помощь со стороны Запада не носила столь массированного характера, была довольно фрагментарной и не такой принципиальной (мобильные противотанковые комплексы, стрелковое оружие, транспорт, отдельные виды связи и т. п.).

Ещё не было ни танков, «хаймарсов», «эскалибуров» и «топоров», не было ещё тотального вливания денежных средств, не было ни массовой переподготовки личного состава, ни бронированных кораблей, современной ПВО, и многого другого тоже ещё не было. Даже «Старлинк» был поставлен уже после начала СВО.

Мы здесь и сейчас за скобки выводим невоенный аспект – работу спецслужб, политиков, смысловых модераторов, культурную экспансию, дипломатическое искусство, роль финансово-экономических заинтересантов, кулуарных экспертов, информационное противоборство. Хотя ещё раз подчеркнем – именно эти сферы несут первоочередную ответственность за эффективность СВО.

В этой связи своевременный уход в тень напомнил известную байку с проверкой противопожарной безопасности в воинской части. Там комиссия описала в акте несколько десятков недостатков пожарного щита: дырявое ведро, ржавая лопата, кривой багор, просроченный огнетушитель, некондиционный лом, старая противопожарная агитация и т. д. Выслушав всё это, прапорщик просто снял щит со стены, выкинул за забор, и комиссия написала лишь один пункт недостатков – «нет пожарного щита».

Так и у нас. Мы просто не видим публичных результатов этой работы. Вероятно, этому будет посвящено отдельное исследование.

Но раз уж случилось так, что нынешний приоритет оказался отдан военной составляющей, рассмотрим её повнимательнее.

&

Нужно понимать, что концепция любых боевых действий всегда должна основываться на объективных оценках потенциала противника и отдельно – собственного. Этот важнейший вывод довольно очевиден, но, к сожалению, он стал таковым уже по прошествии времени. Подобные оценки нельзя делать в моменте, нельзя исходить из текущего состояния – такая аналитика является некачественной.

Поэтому необходимо взвесить динамические потенциалы, перспективы и конечные цели.

&

Что имеем в виду: на момент начала СВО было очевидно, что российский военный и экономический потенциал в разы превосходит украинский.

Данные оценки, однако, были сделаны без учета перспективного наращивания возможностей противника, вероятно, не в достаточной мере были взяты во внимание транзакционные, политические, экономические и даже психологические составляющие. В итоге оказался недооценен потенциал украинской армии и готовности общества противника к мобилизации. А теперь Россия должна адекватно перенастроить свой с тем, чтобы преодолеть увеличивающуюся угрозу.

При таком утверждении мы, конечно же, опять за скобками оставляем возможный план блицкрига и версии быстротечного захвата ключевых украинских центров, поддержки формирования там пророссийской власти и, как следствие, отсутствия изначальной необходимости к полноценным боевым действиям.

Этому вопросу мы уделили место в первой версии книги, и, возможно, уделим более глубокое внимание в следующих наших работах.

На это ещё раз повторим уже ранее сказанное: единственная задача армии – во время войны воевать, во время мира готовиться к войне.

Если кто-то придумывает другие задачи армии – он делает это за счет двух главных.

В этой связи, как говорят в самой армии: «если готовишься к войне – парадом пройти сможешь всегда. Но если готовишься к параду – тебе, скорее всего, конец».

Поэтому даже если предположить, что армия в начале СВО выполняла в большей степени функции силового тарана для других процессов, то и в этом случае она должна и обязана быть в нормальном боеспособном состоянии.

&

Кто-то спросит: в чём же проблема, если Россия, по всем международным военным рейтингам занимает 2-е место, и сохраняет его даже спустя почти полтора года после начала СВО, а Украина находится лишь во второй десятке?

Проясним для начала базовые позиции.

Как, и по какому принципу составляются военные рейтинги?

Универсальным военным международным рейтингом считается “Global Firepower”, который служит определением того, насколько анализируемая страна способна как защищать себя, так и атаковать противника.

В этом случае важны все составляющие армии: сухопутные войска, авиация, флот (хотя при формировании конечной цифры с тех стран, у кого нет флота, баллы не снимаются).

При его расчете берется во внимание около 60 параметров применительно к той или иной армии, в том числе численность личного состава, количество военной техники, разнесенное по видам, величина военных расходов, географические нюансы, степень развития транспортной инфраструктуры и т. п.

Примечательно при этом, что данный индекс не учитывает фактор ядерного оружия, вопросы политического и военного управления.

&

Каждый год индекс, с учетом конъюнктуры и обстановки меняется. Например, в 2023 году были добавлены факторы природных ресурсов (которые теперь включают природный газ и уголь), а также повышено внимание к общим границам и количеству приграничных стран.

Первая пятерка на 2023 год:

1. Соединенные Штаты занимают 1-е место, оценка Pwrlndx* 0,0712 (оценка 0,0000 считается «идеальной»);

2. Россия, оценка 0,0714;

Российская военная мощь рассчитывается при условии оптимальной готовности в 75 %.

3. Китай, оценка 0,0722;

4. Индия, оценка 0,1025;

5. Великобритания, оценка 0,1435.

Украина находится на 15-м месте с оценкой 0,2516.

Некоторые сравнительные цифры по рейтингу (нужно учитывать, что суммируется именно совокупный потенциал НАТО, а не отдельных входящих в нее стран):

Давайте теперь разберемся.

Что говорит рейтинг на 2023 год?

У России за год военный бюджет увеличился с 64,2 до 82,6 млрд долл., у Украины – с 5 до 30 миллиардов долларов.

Но важный нюанс: в рейтинге полноценно не учитывается западная военная помощь, которая за 2022 год уже составила для Украины дополнительно около 25 миллиардов долларов. То есть соотношение 82 российских миллиардов к не менее чем 55 украинским.

Кроме того, до сих пор в рейтинге учитывается не реальный, а номинальный золотовалютный запас – 432,7 миллиарда долларов. В то время как 2/3 российских запасов из него заморожены.

Что касается расчёта военных ресурсов, то также не учитываются потери в ходе СВО. Версии публичных цифр известны, но мы не будем их приводить.

Ещё один нюанс – логистическая связанность. Более года в России закрыт ряд аэропортов, логистика затруднена, снижен товаропоток.

С другой стороны, российская система ОПК получила стимул к развитию, и, помимо убыли техники и вооружения, происходит её восстановление и, возможно даже, некоторый прирост. По этой причине говорить только о потерях неверно.

Причём нужно учитывать, что если в условных расчетах за общий показатель брались цифры по принципу «на вес», то есть, к примеру, танков на консервации, вне зависимости от реальных оценок их боеготовности, то теперь этот потенциал наращивается в привязке к конкретным боевым действиям.

Даже снимающиеся с консервации танки старых образцов, такие как «Т-55», нередко, востребованы как ЗОП (закрытая огневая позиция), и вполне соответствуют тем же 55-м, под западными брэндами поставляемым Украине (к примеру, только Словения поставила Украине таковых 28 единиц под маркой «M55-S»). Вопрос только в форматах модернизации, навигационном и оптическом оборудовании, системах связи, которыми они снабжены.

Если рассматривать СВО под углом таких показателей, то на Украине действительно происходит военная операция, а не война просто потому, что задействован лишь определенный сегмент военного потенциала, без подводных лодок, космических сил, на небольшой по отношению к общим границам территории. По этой причине общественно-политические оценки и механические расчеты иногда так сильно отличаются.

&

Нужно при этом понимать, что указанный индекс хоть и главенствует в расчетах, но не является единственным и безапелляционно характеризующим реальные боевые возможности. Он – скорее совокупный интегратор ресурсов.

В Китае оценивается так называемая комплексная мощь государства (КМГ), которая определяется как всестороннее развитие всех потенциалов с целью достижения своих стратегических целей, осуществляемое с учетом международного взаимодействия. То есть акцент на государственные цели, а ресурсы – лишь инструмент достижения.

Нет внятных целей – ресурс вторичен.

&

Ещё в 50-х годах прошлого века директор центра международных исследований Принстонского университета, советник правительства США Кнорр определял национальную военную мощь как понятие, включающее в себя экономические возможности, административную соревновательность и способность страны к военной мобилизации.

Другим подходом американского правительства стал такой расчет: мощь государства равна сумме территории, населения, индустриального базиса, размеров военных ресурсов, помноженной на ядерные возможности.

В ЦРУ США с 70-х годов существовала методика расчета совокупной мощи государства через формулу: сумма численности населения и размера территории, расчета экономических возможностей, военной мощи, умноженная на сумму коэффициента национальной стратегии и воли по достижению целей национальной стратегии. Отдельно были разработаны методики расчета каждого показателя.

В дальнейшем такой подход получил развитие в небезызвестной корпорации “RAND”, «американской фабрике мысли», где дополнительный акцент делался также на ВВП, научном и технологическом потенциале и общественной консолидации, отношениях в звене «государство-общество», качестве образования.

Полагаем, что подход, в котором рассматриваются не только суммы потенциалов, но и общественные настроения, идеология – наиболее правильный и при оценке перспектив СВО.

В этой связи необходимо особый акцент сделать также на общественных и элитарных ожиданиях образа реализации Спецоперации.

Мы сознательно в финальной главе объединили темы военного потенциала и образа Победы. Нам эта взаимосвязь кажется довольно очевидной.

Мы увидели, что в своём потенциале Россия обладает некоторыми вполне ощутимыми преимуществами даже по отношению ко всему коллективному Североатлантическому альянсу. Но потенциал – это всего лишь возможность, и большое искусство – перевести его в реальность. Иначе останется лишь сожалеть об упущенных перспективах, как в известном анекдоте про человека, который угадал в телевикторине все буквы, но не смог прочитать слово.

Поэтому наша задача – сформулировать базу для сценарных вариантов.

Поговорим об этом.

&

Клаузевиц: «Политическая цель, являющаяся первоначальным мотивом войны, служит мерилом как для цели, которая должна быть достигнута при помощи военных действий, так и для определения объёма необходимых усилий».

Несомненно, ключевым вопросом успешного развития и завершения СВО остается проблема желаемого образа победы в операции.

Сейчас у некоторых публичных персонажей стала популярной риторика, которую можно с полным основанием признать неософистической, когда, с помощью игры словами, логема «война – победа» противопоставляется логеме «операция – процесс».

Такой подход неприемлем, в первую очередь, из-за цены вопроса, которую платит общество. Тот же, кто считает, что цена невысока – должен принести для права на такую позицию не общественную, а личную жертву.

Более того, такой подход неприемлем и с практической, прикладной точки зрения. Отсутствие внятного образа победы резко понижает мотивацию собственных бойцов и общества, а у врагов добавляет решимости. И наоборот – ясные и понятные цели, зачастую, действуют в отношении врага не хуже оружия. Падает мотивация, появляются сочувствующие. Подобная диспозиция – лишь инструмент удобства вариативности политических решений в ущерб их качеству.

Наиболее циничные носители «процессной» идеологии нередко оперируют тем, что статистическая гибель от операции не превышает (пока) показателей эпидемии ковида, потери для экономики (в моменте) не столь ощутимы, зато происходит консолидация общества, чистка (условная) элиты, оздоровление информационного пространства, а растянутость во времени гарантирует России, с учетом ресурсов, долготерпения отложенную во времени победу в будущем.

В этом смысле шок прошел и некоторыми выяснилось, что у Спецоперации как механизма общественного управления есть масса плюсов. Теперь стало понятно, как управлять общественными процессами в её обстоятельствах. А вот образа первого дня после операции нет.

&

Разберемся с моделями образа победы в СВО.

В начале очертим укрупненные варианты, без привязки к ресурсам, политическим и военным факторам. Постепенно, двигаясь от благих пожеланий к перспективной реальности, постараемся детализировать ключевой вопрос.

Если попытаться сформулировать общественные российские ожидания, то сценариев несколько:

Первый. Полное поражение Украины. Та самая безоговорочная капитуляция противника по модели 1945 года.

Правда и здесь возникает несколько развилок. Во-первых, Украина может стать неотъемлемой частью России. Здесь есть ряд более частных, но не менее важных вопросов с технологией реализации этой цели, но начинать нужно именно с неё.

Во-вторых, Украина может стать обособленной территорией с неким квази-государственным статусом и отдельным правительством, о чём, вероятно, до сих пор грезят определенные силы.

&

Сценарий полной победы – наверное, самый ожидаемый в обществе, но не факт, что самый ожидаемый в части российской элиты.

Тем более, что на разных политических уровнях были вполне публично озвучены контраргументы: прагматичные расчеты, связанные с финансовой невозможностью полноценного выполнения социальных обязательств перед населением Украины ввиду экономической несамодостаточности этой территории, неподъемные затраты на её восстановление; недостаточные административные ресурсы для управления огромными территориями, дефицит чего видим уже сейчас; потенциальное протестное противоборство, вливание большой массы не вполне лояльного электората, неприученного к управлению методами традиционной внутрироссийской модерации; внешние риски.

2. Второй сценарий; интеграция в Россию только той части Украины, которую принято называть Новороссией, с территорией, включающей, в том числе, Николаевскую, Днепропетровскую, Харьковскую, оставшиеся части Херсонской и Запорожской областей, Одесскую область и, вероятно, Приднестровье.

&

Пока, напоминаем, мы рассматриваем теоретическую модель. В таком случае Украина перестает иметь выходы к морям, и по законам геополитики теряет тот стратегический интерес к ней, которым обладает сейчас.

Вероятно, это более прагматичный и содержательный вариант, если не учитывать тот факт, что оставшаяся территория Украины неизбежно продолжает сохранять жесткую конфронтацию с Россией, и, обладая поддержкой Запада, накапливает ресурсы для дальнейших боевых действий, истощения России.

3. Третий сценарий: столь любимое многими представителями российской элиты состояние «ни туда, ни сюда» то есть алгоритм «38-й параллели», когда фиксируется статус-кво примерно по сегодняшней линии боевого соприкосновения.

Тогда формируется ситуация замораживания по образцу Донбасса после 15-го года и двух минских соглашений, с сохранением тлеющего уровня силового конфликта, что поддерживает тонус внутриобщественной мобилизации и консенсуса, снимает напряжение потенциальных протестов.

Или выработка новых условий, основных на текущей обстановке, которая, конечно же, проистекает из базовых предпосылок.

Элита, вероятно, ищет здесь пути некоего сосуществования в режиме тлеющего перемирия с Западом и ожидания того, что новые потенциальные обособленные от России конфликты Запада, в первую очередь, с Китаем понизят градус противостояния.

Такой подход некоторым представляется предпочтительным и целесообразным даже просто потому, что именно в нём, в фиксации обстановки, отложения на завтра того, с чем невозможно справиться сегодня, зачастую привыкли решать проблемы, которые нельзя преодолеть коротким замахом. «Подождем-поживем, дождемся окна возможностей, кому надо – пусть воюют».

Более того, именно подобный вариант удобен для клановых систем, потому что тотальное напряжение общества для обеспечения сокрушительной победы, как мы выяснили в предыдущей главе, уже сейчас требует пересмотра подходов ко всему народному хозяйству. Известный снарядный и прочие голоды – это демонстрация на грани предельной ёмкости текущих возможностей.

&

Нет смысла обвинять кого-то в этой связи в компрадорстве, просто, потому-то, свойством любой благополучной, устоявшейся системы имманентного филистерского характера без трансцендентного стимулятора является энергосберегающий режим существования.

Несомненно, в России есть огромный потенциал для роста – только вопрос в том, что для этого роста, как мы уже выяснили, нужно изменить структуру даже не просто промышленности, а всей связанной с ней финансовой системы, транзакционных процессов, подходов к государственному и корпоративному управлению, нормативной базе, и, конечно же, кадрам.

Что, естественно, ставит под вопрос незыблемость современных крупных российских собственников, заинтересованных высших российских чиновников, и в целом влечет трансформацию сложившихся финансовых, промышленных, и прочих моделей общественной жизни, провоцирует потенциально значительные общественные турбулентности.

&

Продолжим рассмотрение версий финала Спецоперации.

Вряд ли теперь уже приемлемы возможные в начале СВО варианты отдельных «народных республик» из новых частей Украины, к примеру, тот же альтернативный киевской власти проект «Южной Украины», что в начале СВО, при её краткосрочном режиме, давало бы несомненные преимущества, но теперь уже не несет реального содержания.

Существуют и другие, намного менее позитивные для России сценарии, но все они сводятся к фактическому прямому или опосредованному поражению в Специальной военной операции, либо через некие компромиссы по оставлению освобожденных после 24-го февраля 2022 года территорий, либо с оставлением за Россией только Крыма, либо Крыма и Донбасса. Не хотелось бы увидеть подобные варианты на практике, ибо уже сейчас заплаченная цена огромна, и ещё более огромны негативные последствия для будущего страны.

И у этих сценариев тоже, вероятно, есть свои лоббисты, которые в моменте презентуют их, как действия в рамках текущих потенциалов по модели «политика – это искусство возможного», не фиксируя это, как поражение, будучи уверенными, что контроль над средствами массовой информации и общественными объединениями позволит снять напряжение общества.

Правда, существует ещё более мягкий вариант версии «приморозки», обосновывающийся не фиксацией ситуации, а её растягиванием под более удачные долгосрочные обстоятельства, к примеру, в такой логике: уже в следующем году случится новый виток газового кризиса, но в этот раз у Европы не будет столь больших запасов, как в прошлом.

Ожидается, что Германия и Франция перестанут поставлять с нового 2024-го года оружие Украине под предлогом, что у них нет больше запасов, а новое вооружение нужно для оснащения их собственных армий.

Следующий, уже традиционный расчет на столкновение США с Китаем, когда США тоже не смогут поставлять в достаточном объеме оружие Украине. И тогда Россия сформирует и обучит за два-три года новые соединения и, оснастив их собственным и китайским вооружением, начнет новое большое наступление для захвата Левобережной Украины и Причерноморья.

Здесь важно, чтобы такие сложные расчеты с большим полем плохо прогнозируемых факторов не дали результат сродни расчетам по скоротечности Спецоперации.

Клаузевиц: «Если нет ни воли, ни достаточных сил для крупных решительных действий, всё же может существовать определенное намерение произвести стратегическое наступление, направленное, однако, на какой-нибудь менее важный объект.

Если оно удалось, то с достижением цели всё приходит в состояние покоя и равновесия. Если же встретятся те или иные затруднения, то общее продвижение вперед затухает ещё раньше; на смену ему выступают случайное наступление и стратегическое маневрирование».

&

Итак, каковы же цели операции, каков финальный образ победы?

С момента начала СВО возникло несколько трактовок её целей и задач, что требует обобщения и анализа.

1. 24 февраля 2022 года Президент России Владимир Путин выступил с Обращением, в котором объявил о проведении «специальной военной операции с целью демилитаризации и денацификации Украины» (выделяем поле целеполагания).

2. В сентябре 2022 года Владимир Путин назвал главными задачами Специальной военной операции «демилитаризацию и денацификацию Украины, а также освобождение Донбасса и защиту независимости России».

То есть цели были расширены с демилитаризации и денацификации, дополнены освобождением Донбасса и защитой независимости России.

3. 25 января 2023 года. «Защита людей и самой России от угроз, которые ей пытаются создать на её же исторических территориях, является целью специальной военной операции». Об этом Владимир Путин заявил на встрече со студентами, приуроченной к Татьяниному дню.

Президент объяснил, что целью Запада является ослабление России вплоть до её уничтожения. Именно по этой причине Украина была превращена в антироссийский плацдарм.

Владимир Путин добавил, что за всем этим последовало бы наступление на Крым. Именно поэтому Спецоперация стала единственным правильным решением.

Таким образом, Президентом определена цель Запада – уничтожение России, из которой проистекает контрцель России – защита от уничтожения, противостояние, которое локализовано на Украине, а также защита Крыма.

Спецоперация в таком случае – инструмент этого противостояния.