Текст книги "Звезды. Неизвестные истории про известных людей"

Борис Моисеев

Борис Михайлович Моисеев родился 4 марта 1954 года в Могилеве. После окончания школы уехал в Минск, где окончил хореографическое училище. Работал в Харьковском академическом театре оперы и балета имени Лысенко: вначале артистом балета, затем хореографом-постановщиком. Работал главным балетмейстером Литовского театра «Тринитас». Создал танцевальное трио «Экспрессия», которое работало в Театре песни Аллы Пугачевой, в клубах Франции, Италии, США. Начал сольную карьеру, создал собственный театр. Российский поп-певец, танцовщик, хореограф. Заслуженный артист России.

1

Я родился в марте. Город моего детства – Могилев. Я родился в городе, который был неоднозначен в истории Белоруссии, в истории войны. Это город, который очень долгое время держал оборону. Этот народ славится своей неописуемой скромностью и деликатностью.

Мы очень бедно, скромно жили в коммунальной квартире. Но в то время люди могли сопереживать и помогать друг другу. У мамы не было стеснения прийти к соседке и попросить денег взаймы. Моей маме было очень трудно. Отец ушел из семьи. Мама работала на кожевенном заводе по двенадцать, шестнадцать часов в сутки. И часто брала меня с собой. Однажды она меня завернула в одну из кож, и я чуть не попал в большой барабан, где кожу красят.

Меня воспитывал двор – огромная семья. Мы жили в подъезде военных, где маме дали комнату в огромной коммунальной квартире, в которой было пять семей. Люди были добры друг к другу, мама тоже многим помогала. Она очень хорошо готовила, и люди просили ее печь пироги для праздничных столов, она это с удовольствием делала. Она была очень добрая, сердечная женщина. К ней приходили тетки со всего двора, чтобы слушать советы: как жить, как любить.

2

Я давал концерты в подъезде. Я пел репертуар Кобзона, а еще очень много занимался организационной работой. Всегда хотел быть начальником, лидером, быть впереди. И дети меня любили и участвовали в моих шоу, в моих маленьких дворовых концертах.

У меня детство прошло без игрушек. Во-первых, это было дорого, и мать старалась скорее покупать продукты и одевать нас, чем баловать игрушками. Нас было трое мальчишек, и мы не очень страдали без куколок и платьиц. Мы больше нуждались в хлебе, в еде, в одежде.

Моя тетка жила в Петербурге, и каждое лето, когда она приезжала в Могилев, привозила одежду от моего двоюродного брата. Ту, которую он не доносил, я донашивал. И конфеты. Я и сегодня люблю эти конфеты – карамель с повидлом. Они так и назывались – «Ленинградская».

Школа для меня была театром. Я что хотел, то и вытворял. И совершенно не учился. Только выступал на всех праздниках, в разных ипостасях – я и певец, и танцор, и руководитель – маленьким ребенком я уже руководил кружками. Я и пионервожатым был.

Школа стояла напротив моего дома. Я выходил из дома в восемь утра, когда уже начинался урок. Любил опаздывать, любил, чтобы на меня обращали внимание. И было совершенно неважно – на меня кричали, не кричали, ругали, не ругали. Я приходил после учителя. Старался хорошо одеваться: школьные пиджачки, форма у меня превращались в дизайнерскую одежду. Я сам перешивал пиджаки, мог носить кашне. Такой я был свободный ученик. И школа это принимала, и учителя на меня сильно не реагировали. Я заявлял всем и всегда: «Я буду артистом, и мне ваша математика не нужна».

3

Я сам пошел в балетное училище, но нужно было все время экономить. Мать мне давала пять копеек на автобус, я собирал эти деньги, чтобы купить подарок маме или себе. Приходил заниматься во Дворец культуры рано лишь потому, что было светло. Я боялся темноты, а нужно было идти через кладбище. Или ты идешь через кладбище, или ты едешь на автобусе. Я шел днем через кладбище, а потом мы с мальчишками шли через кладбище вечером, чтобы не платить эти пять копеек, а собирать. И когда я собрал восемьдесят копеек, то пошел в магазин «Галантерея» и купил парфюм «Быть может» – маленький флакон, который стоил совсем мало денег. А мама мне за это из заводской столовой принесла два пирожка с повидлом. Я ждал ее на углу дома, зная время, когда она придет. Чтобы быстро съесть два горячих пирожка, пока они не остыли.

Я пугал всех, что иду топиться. Я пугал маму, чтобы она меня жалела, чтобы не ругала за двойки. Двоек у меня было очень много. И один раз я попытался утопиться с огромным тазом. Почему с тазом – и сегодня не могу понять. После этой попытки утопить себя, я больше никогда не подходил к Днепру. Я могу быть на море, но никогда не пойду плавать. Потому что я тонул, я знаю, что это такое.

4

Главный праздник был, конечно, 1 Мая. И я обязательно ходил с мамой на парад. А вечером, когда городская самодеятельность давала большой гала-концерт, я всегда принимал в нем участие. Была знаменитая оперетта «Севастопольский вальс», под эту музыку мы танцевали матросскую сюиту. И мне доверили станцевать в этом номере соло. Мне было лет шесть. Я вышел, споткнулся и улетел в оркестровую яму. Так началась моя карьера на сцене.

В детстве слова «любовь» у меня в мозгах не было. Любовь проходила мимо меня. Сколько себя помню, кроме карьеры, кроме сцены, я ничего не мог себе разрешить. Я никогда не стремился влюбляться. У меня была сильная, вечная и, наверное, до конца дней, любовь к моей стране, к моему городу, к моей матери. Это моя главная любовь.

Наш дом послевоенный, достраивали его немецкие пленные, которые в нем же и жили. И были там огромные крысы. Единственные животные моего детства. У нас никогда не было кошек и собак. Однажды мы с мамой принимали невесту брата, она впервые пришла к нам в дом, мы вели светскую беседу, и вдруг откуда ни возьмись из темной комнаты появляется крыса. Она вышла в центр комнаты и смотрит на нас. Мама была в шоке, я закричал. Потом мама взяла подушку, кинула в эту крысу, и крыса погибла. И мне ее стало так жалко… Я попросил маму, и она положила ее в обувную коробку. Мы всем двором хоронили крысу на кладбище, через которое я ходил учиться танцевать.

Старший брат уехал в Клайпеду учиться в мореходном училище, когда я был совсем маленьким. Средний брат тоже уехал учиться, в Екатеринбург, потом в Москву. Детство мое прошло без братьев. Как-то все рано разбежались, разлетелись.

5

Я получал образование на улице, был уличный мальчик, ходил домой только спать. Я даже не поднимался наверх поесть. Мне всегда было лень. Я маме кричал снизу, и она мне спускала в контейнере еду. Все хотели схватить мой контейнер, и я прыгал выше всех. После этих прыжков меня прозвали «Птичкой». Эта кличка у меня осталась и в училище, и в театре.

Я боялся мальчишек и немножко сторонился их. Боялся обид, ведь меня некому было защищать. Я дружил с девчонками. У меня был большой ансамбль песни и пляски из девочек. Мы вместе готовились, вместе выступали, вместе ели. И однажды на Новый год, когда мать украсила огромную елку шарами и гирляндами, ко мне пришли девчонки – и соседские, и мои родственницы. И мы думали – что же делать, нужно играть Новый год, надо готовить костюмы. Зайчиков, белочек, Деда Мороза, Снегурочку. А мама заготовила вишневую настойку. Я всем девочкам налил по хорошему стакану настойки, и мы дико напились. Тут елка рухнула, и из осколков игрушек мы сделали себе костюмы. Наступил вечер, пришла мама, принесла мне в подарок красивую ночную сорочку и конфеты. Но я ничего не получил, мне достался только угол. Я стоял коленками на горохе. А потом, когда наступил вечер, она меня простила, обняла и взяла к себе в кровать. И это для меня был самый большой приз, удача – я спал с любимой мамой.

6

Я хотел быть артистом, так и случилось. Вначале я учился в Могилеве. Это было частное балетное училище. Мама мне сшила балетные туфельки. Я был очень внимателен к фильмам. Помню все первые концерты, которые видел в жизни. У нас долго не было телевизора, он появился в начале 1970-х. У нас не было денег. Я в основном слушал радио. И в одной из программ радио «Маяк» я услышал интересную историю про певца Робертино Лоретти. Был такой знаменитый мальчик, который пел знаменитую песню «О, соле мио!» Я слушал о нем программу: он родился в Италии, в очень бедной семье, сам всего достиг. Прошло много лет, я был членом жюри одного конкурса, и вдруг туда приезжает Робертино Лоретти. Я ему говорю: «Вы в детстве были мой кумир № 1, и благодаря вам я стал артистом». Он был очень тронут. Не ожидал такого.

Когда мне исполнилось 14 лет, я уехал в Минск. Меня приняли в училище, и я знал, что мое детство кончилось. Поезд из Могилева в Минск приехал очень рано, часов в пять утра. У меня был маленький чемоданчик. Я уснул. Пока я спал, чемоданчик украли. А там были документы, одежда для хореографии, небольшие деньги. Так я пришел в большую, взрослую жизнь.

Стас Намин

Стас Намин родился 8 ноября 1951 года в Москве. Был курсантом Суворовского военного училища. Один из основателей рок-музыки в стране и один из первых московских хиппи. Окончил Московский государственный университет. Создал группу «Цветы». Им написаны хиты «Летний вечер», «Юрмала», «Мы желаем счастья вам», «Ностальгия по настоящему». Стас Намин организовал самый большой в стране поп– и рок-фестиваль в Ереване. Окончил Высшие сценарно-режиссерские курсы Госкино СССР. Музыкальный центр Стаса Намина объединил всех запрещенных тогда музыкантов. Его усилиями снят первый в стране видеоклип, организован первый телемост с США, Международный рок-фестиваль в Лужниках, первый Международный поп-фестиваль в Парке Горького «Единый мир». Позже открылся Государственный театр музыки и драмы под руководством Стаса Намина. Российский композитор, продюсер, президент «Корпорации Эс-Эн-Си».

1

Мой родной город – Москва. По отцовской линии мой дедушка и два его брата были из горного селения Санаин в Армении. В семье родилось трое мальчиков, один из которых стал изобретателем самолетов «МиГ», другой занимался политикой. А третий брат играл в домино и все время смеялся над этими двумя, он очень был симпатичный и остроумный человек. А у деда моего, который занимался политикой, родилось пять мальчиков, из которых четверо стали летчиками, а пятый – писателем и журналистом. Один из них погиб на фронте, мой отец тоже был ранен на фронте.

А у мамы намешаны разные крови. Русские – князья Преклонские, родственники Пушкина, есть армянская, грузинская кровь, даже откуда-то взялась сербская. Материнская линия очень красивая.

Я ездил с отцом по гарнизонам. Он был военным летчиком. Мы жили под Мурманском, в деревне Алакурти, потом в деревне Рось – это Белоруссия. Еще отец служил в Германии, городок назывался Рехлен. Судя по рассказам мамы и папы, я был хулиган и очень трудный мальчик. С уроками у меня было плохо. Я убегал куда-то. Отец летал на истребителях «МиГ», а я бегал на полигон собирать патроны – идиотизм. Однажды отец меня дико напугал, он сделал пикировку прямо на меня, а это же сверхзвуковой самолет. Вот такие были странные, непослушные деньки в детстве.

2

Мне было одиннадцать лет, а в этом возрасте мальчики никак не реагируют на то, что им говорят родители. Ну, Суворовское училище – так Суворовское училище. У деда было пятеро сыновей, и четверо из них были военными. А среди внуков никто по военной линии идти не собирался. Решение было принято: я строптивый, у меня непростой характер, мягко говоря. Значит, меня исправит военная служба. Мама, конечно, была взволнована, она была против моего отлучения от дома, но аргумент был внятный – и Пушкин, и Лермонтов, и вся русская интеллигенция имела военное образование. Семь лет я провел в Суворовском училище.

Там была интернатская жизнь. Вся неделя проходила внутри этого заведения. Если ты хорошо себя вел всю неделю, тебя могли отпустить в увольнение на субботу и воскресенье, и ты мог одну ночь провести дома. Но у меня почти никогда так не складывалось, и я уходил в самоволку. Мы передавали записки через забор: так общались с девушками, когда не удавалось уйти в самоволку. Бегали знакомиться с девчонками в детский парк, дрались с местной филевской шпаной. Наматывали традиционно ремни на руки – и шли в бой.

3

В знаменитом «Доме на набережной» жило много молодежи моего возраста. В этом доме репетировала «Машина времени» – у Юры Борзова была огромная квартира. Его папа был маршалом морской авиации. Кроме того, там жил Гриша Орджоникидзе, который играл у нас на басе. Этот дом был основной рок-н-ролльной репетиционной базой. А играли мы на вечеринках, в школах, нам даже что-то платили. Это была странная эпопея, связанная с нашим сумасшествием на почве рок-музыки.

Во дворике были еще и знаменитые «Дары Кремля», или, как их называли, «Цена молчанию», – в то время тому, кто играл в режимные игры, выдавали паек. Мы жили на десятом этаже, а в том же дворе, но с другой стороны, жила семья Орджоникидзе. И я очень дружил с Гришей Орджоникидзе, мы вместе играли разную музычку, вместе хулиганили. У моего папы была коллекция оружия. Все летчики были бравые. Он был охотник и гонщик, очень быстро ездил на машинах. Я взял у него винтовку, позвонил Грише, говорю: «Ты сейчас в какой комнате?» Он говорит: «Вот в этой». Я ему: «Тогда ты в ту не заходи, я сейчас дырочку тебе в стекле сделаю. А потом зайди, посмотришь: я правильно попал?» Он говорит: «Какую дырочку?» Я: «У тебя там никого нет в той комнате?» И выстрелил. Он заходит туда – дыры в стеклах. Мы так хулиганили. А потом дохулиганились до того, что большой компанией на даче устроили стрельбище. Рядом были охраняемые государственные дачи. Нас захватил Комитет государственной безопасности: нам вывернули руки и увезли. Были допросы в подземельях. Когда они выяснили, что это просто хулиганство, то у нас отобрали ружья. И музыка кончилась.

4

Когда Гагарин полетел в космос, я смотрел по телевизору прямую трансляцию. Картина была настолько сюрреалистическая и трогательная, что я расчувствовался и всю ночь клеил из фольги ракету. На Воробьевском шоссе есть гостевые особняки. Я узнал, что туда после полета приезжает Гагарин. Я узнал это через КГБ-шников, которые знали меня с детства. Склеив ракету, я перелез через забор туда, куда его привезли. И неожиданно вошел в особняк к Гагарину. Спросил: «А где Гагарин?» С лестницы спустился Юрий Гагарин. Взял у меня ракету в подарок, расчувствовался. В ответ он мне подарил открытку, на которой написал: «Обещаю тебе, что ровно через столько лет, сколько тебе сейчас, мы вместе полетим в космос!» Я начал считать: мне было девять лет, 9+9=18. Я очень хотел в космос. Обрадовался: стало понятно, кем я буду в жизни. Ведь у меня не было никакого явного призвания, я не понимал, чего мне надо в жизни.

Я решил, что Институт иностранных языков, а потом МГУ – это гуманитарные заведения, которые дают хорошее образование. Я поступал, как все поступают. А перешел в МГУ, потому что очень плохо учился. Семь лет я провел без девчонок, только в самоволках их и видел. А на переводческом были одни девушки. И все до одной красавицы. Я не знал, как учиться. На первом этаже был сачкодром, где мы собирались и решали, куда идем. Подниматься на второй этаж на занятия случалось редко. Мы собирались в институте для того, чтобы сориентироваться, как дальше действовать. Потом оказалось, что надо еще сдавать экзамены. В течение года это не приходило в голову. И когда стало ясно, что выйти из этой ситуации будет сложно, я решил начать жизнь заново. И перевелся в МГУ с потерей года.

5

МГУ связан не только с учебой, но и с музыкой. У меня была странная ситуация с музыкой. Мама имела классическое образование, и в доме бывали великие музыканты: Коган, Шнитке, Свиридов, Бабаджанян. Мама близко дружила с Рихтером, с Ойстрахом, с Шостаковичем. Я тоже видел этих людей, но это никак не было связано с моим будущим. А потом мама решила внедрить в меня музыкальную линию, и моим первым учителем стал Бабаджанян, который занимался со мной на фортепиано. Все время, как только он отворачивался, я начинал играть джаз. Я по сей день не умею играть джаз, поэтому я не знаю, что я там играл.

А потом случилось страшное – я услышал рок-н-ролл. Взял гитару, тогда были только семиструнные, поэтому мы седьмую струну – самую толстую – загибали спичкой за гриф. А оставшиеся шесть мы настраивали правильным образом. Первую группу – «Чародей» – я сделал в Суворовском училище, это был 1963 или 1964 год. Мы играли что-то непонятное, но поражали всех на вечеринках. Мы сделали группу во дворе, где я жил, в доме на набережной. Наша группа репетировала в подвале. Мы ее очень смешно назвали – «Политбюро», потому что у нас была куча фамилий, которые ассоциировались с политикой. А потом, когда поступил в иняз, меня пригласили в группу «Блики». Я с ними играл год, но они уже заканчивали иняз, а я только поступил. Я понимал, что они уйдут, и не будет никакой группы. И параллельно начал делать свою группу «Цветы». Сначала в «Цветах» было четыре человека, и где-то на конкурсе студенческих ансамблей мы завоевали право выпустить гибкую пластиночку в фирме «Мелодия».

Елена Образцова

Елена Васильевна Образцова родилась 7 июля 1939 года в Ленинграде.

Выпускница Ленинградской государственной консерватории имени Римского-Корсакова. Лауреат Ленинской и Государственной премий СССР. Лауреат Международного конкурса имени Чайковского.

Народная артистка СССР. Звезда мировой оперной сцены.

1

Санкт-Петербург – город, где я родилась, училась и где прошла вся моя бессознательная жизнь. Меня все называли Лялька. Я была совсем малюсенькая, но помню, как меня клюнул петух. Меня позвала мама, я побежала, а за мной погнался и клюнул в ногу петух. Это воспоминание у меня осталось на всю жизнь, хотя мне было 2,5 года. А потом, когда началась война, мы бежали в бомбоубежище и на лестнице наткнулись на труп. Мы привыкли к трупам, было не страшно, но надо было через него перепрыгнуть. А мне было никак этого не сделать. И помню, мама сказала: «Смотри, не наступи». Мы сидели дома, началась бомбежка, и мы решили, что наш дом развалился. А развалился дом напротив. Когда меня приносили в бомбоубежище, я жутко орала: «Мне воченно хочется хлебца!» И все говорили: «Уберите эту крикуху, опять ее принесли». Я думаю, что я там и начала петь, я там «разорала» легкие.

Случилось так, что надо было уезжать по «Дороге жизни», а лед уже местами треснул. Две машины перед нами упали в воду. В наш грузовик набили столько людей, что мы стоя ехали до Вологодской области. Машина не останавливалась, боялись, что она превратится в мишень и в нас попадет бомба. Мама меня прижимала телом прямо к кабине. А я все съезжала, съезжала. Я боялась, что сползу вниз, а там на меня наступят люди. Потом мы приехали в Вологодскую область. Хозяйка нам почему-то дала очистки от картошки. Я такая маленькая была, а подумала: «Надо же, мы так голодали, а нам картошки не дали, а дали очистки». Хотя все были счастливы до потери сознания.

Во время блокады приехал папин брат и привез нам бутылку водки и банку тушенки. Я помню, что мама все спрятала от нас и сказала, что откроем, когда будет Новый год. Когда наступил Новый год, мама с Тасей сделали из налима такой большущий пирог. И уже просто невозможно было ждать, но мама с Тасей налили по рюмочке водки и пошли поздравлять хозяйку. А мы с сестрой Марьяшкой допили всю водку, съели весь пирог и всю тушенку. Я сидела на окне и пела: «Завертелись, закружились провода, мы такого не видали никогда!» Нас спасла водка, иначе у нас бы был заворот кишок, мы могли бы умереть от этого пирога. А водка нас спасла.

2

На улице Маяковского, 38 была квартира нашего деда. У нас было десять комнат, а когда мы приехали из эвакуации, осталось только три. Папа, папин брат и папина сестра – оставили по одной комнате каждому. У нас не было никакой мебели, только между окон остался мой слон в колясочке. И мама сказала: «Раз слон остался, ты будешь счастливая». У меня вообще не было никаких игрушек. Этот слон, который остался между окон, потом тоже пропал. Но у меня был маленький бобка, который до сих пор живет со мной. Он старше меня, потому что мамочка его купила, когда я у нее сидела в животике. И потом я с ним уже не расставалась. Это единственная в моей жизни игрушка, с которой я выросла.

Потом папа выкупал нашу мебель у соседей, которые въехали к нам непонятно откуда. Главное, что он взял обратно наш альбом с пластинками. Папа в 1937 году был в Италии и купил пластинки, на этой музыке я выросла. Я даже уроки делала под музыку. Я не закрывала рта. И отец все время говорил: «Боже, как она поет, прямо, как ножом по стеклу». У меня был очень высокий голос тогда. А потом я увидела трофейный фильм «Большой вальс», там была одна певица, и я сказала: «Я буду такая, как она, и у меня будет такой же красивый муж». После этого я уже совсем не закрывала рта, и меня все звали «артистка». А потом начались фильмы с Лолитой Торрес, тут я окончательно влюбилась в пение и сказала: «Я буду только такая, как она».

Совсем недавно я была в Аргентине и пела в Театре Колон. Ко мне подошла какая-то толстая тетка и сказала: «А я Лолита Торрес, я прочитала в твоем интервью, что ты из-за меня начала петь».