Текст книги "Прощай, страна чудес"

Пока сержант, используя краткие минуты отдыха, дремал, солдаты топились в коридоре или в курилке. Или прогуливались перед зданием казармы, дыша свежим воздухом.

Садиться, а тем более ложиться на свои заправленные койки было нельзя. Постели должны были оставаться нетронутыми до самого отбоя.

Отдых кончился, и солдаты строем пришли на полосу препятствий. Теперь их ускоренно готовили к принятию военной присяги. Они овладевали приёмами обращения с оружием и стрельбе из него.

Между тем декабрь делал своё дело. Была вторая половина месяца. Горы постепенно теряли свой яркий лиственный наряд и приобретали скучные серые тона. Вот уже и тучи, обволакивая вершины гор, победили их первым снегом. С каждым днём снежная пелена спускалась со склонов всё ниже и ниже, захватывая ярус за ярусом. Наконец выпал снег и на приморской равнине.

В зимних шапках и в шинелях, мы должны были проползти двадцать метров туда и обратно по снегу, под натянутой колючей проволокой, волоча с собой за ремень десятизарядный симоновский карабин.

Солдаты выходили на старт по четыре человека. Гущин руководил занятиями. Солдаты преодолевали дистанцию, а сырой и противный снег набивался в рукава и за голенища сапог. Вытряхивать его было некогда.

Солдаты выполнили упражнение и встали в строй. И тут, стряхивая с себя снег и растирая красные от холода руки, Гетманенко неожиданно для всех заплакал.

– Чего это он? – недоуменно переглянулись солдаты. – Такой здоровенный парень, и захныкал. Снега, что ли, никогда не видел? Ручки себе застудил?

Всё знающий Дорошенко, понизив голос, приоткрыл тайну:

– Горе у него. Очень большая неприятность.

А случилось вот что. Пригласил ли Гетманенко свою жену приехать к нему на день-два или она сама это придумала, не имеет значения. В письме он подробно объяснил ей, что нужно сначала приехать в Баку, а там пересесть на поезд Баку – Астар и ехать до Ленкорани. Она же, хохлушка-простушка, засуетилась и влетела в вагон поезда Баку – Акстафá. А тут ещё аборигены, молодые парни, подначили:

– Сюда, сюда! Садись с нами, девушка! Веселее будет ехать!

Она села и поехала, а шутники скалили зубы и морочили ей голову разными баснями. Постепенно они выходили на своих станциях, а на их место садились другие. И те, прежние, успевали шепнуть новым:

– Эту дурёху можно дурачить сколько угодно. Она едет не туда и не знает об этом!

Наконец наша путешественница догадалась спросить:

– Скоро ли мы приедем в Ленкорань?

– Какая тут Ленкорань? – удивились пассажиры, люди более серьёзные. – Вы сели не на тот поезд!

Расстроенная туристка на ближайшей остановке выскочила из вагона и с обратным поездом пустилась в Баку. А оттуда сразу поехала домой. Вернувшись в родное село и отдышавшись, она написала мужу в полк о своих злоключениях.

Жаль было напрасно убитого времени и впустую потраченных денег. А ещё жальче было столь горячо ожидаемой и несостоявшейся встречи.

Вот и заплакал солдат…

Старый год сменился новым, как сменяются часовые на посту – строго и деловито. Эта смена не запомнилась ничем, словно это был обычный будничный день.

Праздником был объявлен день принятия военной присяги. Это было уже в середине января. Всё было обставлено строго и торжественно. Молодые солдаты выходили из строя по одному и, держа в руках текст присяги, громко прочитывали его. Затем ставили под ним свою подпись. Отныне она становились настоящими солдатами, которым можно было доверить боевое оружие. Командирам батальонов и рот не терпелось разобрать молодую сотню по своим подразделениям. А тут подоспел какой-то майор с предписанием от командования дивизии. Он заявил, что ему поручено взять у танкистов двенадцать молодых солдат для пополнения артиллерийского полка. Этот «покупатель» огласил свою заявку перед строем карантина:

– Кто из вас желает служить в артиллерии? Мне надо набрать двенадцать человек. Желательно, чтобы то были добровольцы.

Казюков первым сделал шаг вперёд:

– Я желаю! Запишите меня!

– Отлично, – одобрил майор, раскрывая блокнот. – Ваша фамилия? Имя? Отчество?

Двенадцать добровольцев набралось быстро. Будущим артиллеристам дали полчаса на сборы к отъезду. Фёдор сказал мне:

– Считаю, что мне выпал счастливый билет. Здесь я вроде как клеймёный, и это тёмное пятно будет тянуться за мной до конца службы. А там я буду новым человеком и начну всё с чистого листа.

– Фёдор – попытался я пошутить, – а если и там тебе встретится самодур типа Бежана?

– Ну что же, – в тон мне ответил он. – Я и его накачаю в дымину. Я отделаюсь пятью сутками ареста, а его посадят на пятнадцать и срежут у него лычки.

Я сказал:

– Избавь тебя бог от таких дел. Довольно с тебя и Бежана.

Когда нам теперь доведётся встретиться?

– Встретимся, – пообещал Фёдор. – Во всяком случае, встретимся дома. Надеюсь, ты ещё придёшь на нашу улицу Гармонную? Эльмира-то тебе пишет?

– Пишет, – ответил я, доставая из кармана письмо. – Вот, только что получил. Вот её слова: «Часто вспоминаю тебя и иногда вижу во сне. Успешно учусь на третьем курсе. Отслужишься, а тут и я получу диплом. Поступим на работу, поженимся и будем долго и счастливо жить…»

– Ну вот и отлично, – сказал Фёдор. – И моя Тоня пишет мне часто. Ни о каком институте она пока не помышляет. Поступила на баянную фабрику, осваивает специальность настройщика язычковых инструментов. Что ж, это тоже хлеб. Жить можно. Так что всё хорошее у нас ещё впереди. Отслужимся и вернёмся домой, и наши подруги нас дождутся…

– Обязательно дождутся, – поддержал я его. Мы с Фёдором верили, что это так и будет.

Команда из двенадцати человек, ведомая майором, вышла из ворот полка. Там их ждала крытая брезентом грузовая машина. Солдаты сели в кузов, и машина двинулась к центру города. Мы, провожающие, долго смотрели ей вслед.

Охота на рысь

Утренний сон у Вовки был невозмутимо крепок. Будильника у них дома не было, а просыпаться в ранний час самостоятельно он ещё не научился.

Мать уже встала, подоила козу и приготовила завтрак. Она подошла и тронула Вовку за плечо:

– Вставай, сынок. Пора. Уже шесть часов!

Вовка открыл глаза и сразу вспомнил неприятность, которая случилась у него вчера на работе. Он встал, быстро умылся и стал одеваться.

Сидя за столом, он торопливо ел варёную картошку с чёрным хлебом и запивал парным молоком из кружки. Мать приготовила ему в дорогу бутылку молока, тройку варёных яиц, хлеб и соль. Да ещё зелёный лук с огорода.

Когда Вовка вышел на улицу, уже совсем рассвело. Утро было ясное и по-осеннему зябкое. Поле за деревней, с которого свезли солому, стало казаться просторнее. Окрестные леса как бы стали ближе, и деревья в них уже были тронуты желтизной увядания.

Он направился в сторону шоссе, к автобусной остановке. Недавно там установили указатель с броской надписью: «Хлопьево». И если раньше все проезжающие видели у дороги как бы безымянную деревню, то теперь каждый мог прочитать её название. На остановке Вовка увидел двух деревенских парней – неразлучных Аркашу Громкова и Васю Серёгина. Эти ребята были значительно старше Вовки и уже успели отслужить в армии.

Аркашу, как всегда, было слышно издалека. Размахивая руками, он с жаром доказывал что-то своему товарищу. А тот, заложив руки в карманы куртки, слушал не перебивая. Вовка прислушался к разговору.

– Она где-то здесь рыскает, недалеко, – убеждённо говорил Аркаша. – Люди её видели. Говорят, что она скотину режет и на человека может напасть. Прыгает человеку на голову с дерева и впивается когтями. Когтищи у неё – как стальные крючья, а клыки – как шилья. Вот какая зверюга!

Вася спросил:

– И откуда она здесь взялась, эта рысь? Из Сибири, что ли, прибежала? У нас-то они не водятся.

– Ну да, как же, из Сибири! – многозначительно произнёс Аркаша. – Ищи дураков! Её специально к нам сюда забросили!

– Да кто забросил-то? Для чего? – недоверчиво спросил Вася. Аркаша усмехнулся чуть презрительно:

– Кто-кто! Да всё эти… Которых каждый день по радио ругают. С самолёта её спустили, чтобы нам вредить. И, может, не одну…

Только теперь друзья заметили Вовку, подошедшего с болтающейся в руке сеткой со свёртком из газеты. Аркаша обратился к нему:

– Воробей, а ты что же, работаешь теперь? Я слышал, что ты поступил на кураковскую стройку. Кем ты там работаешь?

– Каменщиком, – ответил Вовка и смутился. Надо было сказать: учеником каменщика. Из-за своей случайной оговорки он даже покраснел.

Но Аркаша не заметил его смущения.

– Видали, какой молодец! – похвалил он. – Поступил на строительство кураковского завода. Теперь все кому не лень едут работать в Кураково.

– Правильно делаешь! – Вася дружески подмигнул Вовке. – Не робей, Воробей!

Со стороны города подошёл рабочий автобус, так называемая коробочка. Шофёр остановил машину и открыл дверь, впуская всю троицу.

В автобусе Аркаша был шумнее всех. Его голос перекрывал голоса других пассажиров. Теперь он переключился на другую тему.

– Этот лётчик-то, которого весной сбили, он ведь летел на высоте двадцать тысяч километров. А его всё равно достали ракетой!

Тут даже невозмутимый Вася не выдержал:

– Что за чушь ты городишь! – возразил он. – Не двадцать тысяч километров, а двадцать тысяч метров. Огромная разница!

И все пассажиры поддержали Васю. Но Аркаша, заглушая всех, долбил своё:

– Нет, двадцать тысяч километров! Я сам слышал по радио!

Аркаша и Вася вышли возле совхозных ремонтных мастерских. Занятый своими мыслями, Вовка даже не заметил остановки. Он заметил только, что с уходом Аркаши в автобусе вдруг стало непривычно тихо.

Преодолев пологий и протяжённый подъём на холм, автобус достиг его вершины и покатил под уклон. Впереди на равнине во всю ширь открылась строительная площадка будущего завода.

Среди нагромождений разрытой земли поднимались колонны строящихся цехов; реяли в вышине стрелы башенных кранов, сверкали яркие огоньки электросварки. В воздухе висела белесоватая дымка. Загустевая, она при безветрии осаждалась на окружающую местность седой известковой пылью.

Известковый карьер действовал здесь с давних пор. Тысячи тонн известняка ежегодно вывозились отсюда по железной дороге. И всё равно этого камня залегало в земле ещё очень много. Строящийся завод должен был выпускать стеновые панели, используя местное сырьё.

Дело было затеяно большое и важное. Стройку объявили ударной комсомольской. Рабочих рук потребовалось много. На работу принимали всех без отказа, у кого руки-ноги были на месте и документы в порядке. Вот и Вовка Воробьёв, окончив семь классов и получив в шестнадцать лет паспорт, учиться больше не захотел и пошёл в строители.

В совхозных ремонтных мастерских рабочий день был в разгаре. Аркаша Громков очищал свой комбайн от грязи и половы, готовя его к зимней стоянке и ремонту. А Вася Серёгин на механическом участке работал на токарном станке, вытачивал детали. Вскоре к нему подошёл Аркаша, оглядевшись по сторонам, зашептал другу в самое ухо:

– У меня со вчерашнего дня осталась в бункере пшеница. И покупатель на неё уже есть, мешки передал. Осталось наполнить мешки и перебросить через забор. Одному мне не справиться, нужна твоя помощь. Как только шеф отлучится в контору, мы это дело быстро провернём. И к обеду у нас будет выпивка. Поможешь?

Глядя на сизоватую завивающуюся стружку, Вася ответил:

– Ну тебя с твоей пшеницей! Ещё попадёшь с ней в историю.

Да и получку сегодня дадут. Тогда и выпьем.

– Велика наша получка! – хмыкнул Аркаша. – Много на неё разопьёшься! Так, значит, не хочешь помочь?

– Не хочу. И тебе этого не советую.

– Ну и чёрт с тобой! – выругался Аркаша. – Обойдусь и без тебя!

– Индюк надутый! – злился он, выходя во двор. – Вот если выпить на халяву, это он не откажется. А как что-нибудь раздобыть, так это ему нельзя. Чистоплюй несчастный!

Аркаша и Вася жили по соседству. Они были ровесниками и дружили с раннего детства.

Вася рос единственным ребёнком в семье. Его отец работал в совхозе ветеринарным фельдшером. Он врачевал общественное стадо и не отказывался лечить личную скотинку жителей. За это его благодарили кто как умел. Однако, гордясь в душе своей интеллигентностью и начитанностью, наш ветеринар был почти трезвенником. У него была другая, более сильная привязанность – чтение художественной литературы.

По примеру отца Вася тоже пристрастился к чтению книг. Особенно любил он произведения о войне и морских путешествиях. Книжные представления об окружающем мире нередко заслоняли от него действительную жизнь. За это он был не раз осмеян Аркашей.

Аркаша, наоборот, рос в многодетной семье. Его отец и мать, трудясь в колхозе послевоенных лет, зарабатывали там сущие крохи. Пробавлялись кое-как своим огородом и коровой. Бедность была непроходимая. Одни и те же штаны и ботинки по очереди переходили от старших к младшим. Аркаша был не старшим и не младшим, а где-то посередине этой босой и полуголой компании. И когда однажды среди лета Вася имел неосторожность выйти на улицу в новых ботинках, Громковы встретили его презрительными ухмылками.

Серёгин-старший хотел, чтобы сын по его примеру стал ветеринаром. Но Вася, при его отвращении к химии и биологии, поехал вместе с Аркашей поступать в школу сельской механизации. Аркаша записался в группу трактористов. А Вася хотел стать электриком. По своей наивности он полагал, что тот, кто работает с электрическим током, называется токарем. Он так и написал в заявлении: хочу быть токарем. Его зачислили. Когда же он понял свою ошибку, было уже поздно: группы укомплектовали. Пришлось ему учиться на токаря.

Аркаша, при всей своей бойкости и шумливости, был трусоват.

Им с Васей было по тринадцать лет, когда оба они в предвечерний час забрели в окрестности соседней деревни Горынь. В горынской школе летом располагался пионерский лагерь. Там жили приехавшие из города школьники.

На краю леса горел большой костёр, и ребята под руководством вожатых занимались военно-спортивными играми. Васе захотелось подойти поближе и посмотреть на занятия своих сверстников, городских ребят. Но Аркаша охладил его пыл:

– Ты что, с ума сошёл? Как же мы туда пойдём, если у нас ничего нет?

– Чего ничего? – не понял Вася.

– А того! – объяснил Аркаша. – Вот если бы у нас были с собой ножи или кастеты, тогда другое дело. А так, если нас станут бить, чем мы от них отмахнёмся?

– Да с чего же они станут нас бить? – удивился Вася. – Мы же не собираемся никого трогать!

– Ну и что же, что не собираемся! Они первые тронут. Скажут: деревенские припёрлись, лупи деревенских!

Вася остановился в недоумении. Идти одному к пионерскому костру ему не хотелось, а стащить с места упрямца Аркашу было невозможно.

Вася остановил станок, разжал патрон и положил на стеллаж готовую, ещё тёплую деталь. Потом закрепил в патроне новую заготовку. Под монотонное гудение станка воспоминания потекли дальше.

В отличие от Васи Аркаша книг никогда не читал, но зато любил оружие. Он мастерил поджигные самопалы, один из которых почти всегда носил с собой. А ещё он любил интересные зрелища, и сам нередко был их устроителем.

Оба друга, уже шестнадцатилетние, зимним вечером пришли в Горынь. И другие хлопьевские ребята были с ними. И там, в чужой деревне, Аркаша начал шуметь и задираться. Товарищи пытались его утихомирить, но он продолжал дурачиться. И даже выстрелил разок в воздух из своего самопала. Только тут ребята заметили, что от Аркаши пахнет водкой.

Горынские ребята были дружны, и задиристых гостей у себя не терпели. Вооружившись кольями, они стали подступаться к пришельцам. Хлопьевским не оставалось ничего другого, как спешно уносить ноги. Резвее всех и впереди всех улепётывал по сугробам Аркаша.

Как и ожидалось, к концу дня в совхозе начали выдавать зарплату. Получив деньги, рабочие дружно направились к магазину. Аркаша как ни в чём не бывало предложил Васе пойти вместе со всеми.

В магазине было многолюдно и шумно. Мужики выходили на лужайку, расставляли на расстеленных газетах бутылки и раскладывали закуску. Аркаша с Васей вошли в долю и выпили в кругу товарищей по работе. Аркаша был весел и щедр и всем предлагал своё угощение. Вася ни о чём не спросил его, но по всему было видно, что краденое зерно Аркаша сбыл удачно.

На кураковской стройке трудовой день начинался обычным порядком. Автобус остановился возле здания управления, и рабочие начали выходить из него. С тяжёлым сердцем Вовка вышел вместе со всеми.

Вчера у него здесь произошла неожиданная и совершенно незаслуженная неприятность. Да что там неприятность – настоящий удар судьбы! На стройке выдавали зарплату, и кассирша ни с того ни с сего отказалась выдать Вовке деньги.

Выдача зарплаты ожидалась во второй половине дня. Самые нетерпеливые заранее заняли очередь в коридоре управления перед закрытым окошком кассы. Вовка тоже встал в очередь.

Ждать пришлось долго. В коридоре было накурено и душно. Народ теснился и нервничал. Наконец из города привезли деньги. Окошко открылось, и выдача денег началась.

Измятый и взмокший, Вовка наконец-то протиснулся к окошку. Он назвал свою фамилию и взял ручку, чтобы расписаться в ведомости.

– Воробьёв? – глядя в ведомость, спросила кассирша, красивая двадцатилетняя блондинка. Против Вовкиной фамилии значилась приличная сумма. Кассирша снова подняла взгляд на Вовку. Неужели этот худенький чернявый мальчишка мог заработать столько? Даже как-то не верится.

Ей был памятен случай, как в одной организации кассир неосторожно выдал деньги постороннему человеку, назвавшемуся чужой фамилией. А здесь, на этой стройке, собралась уйма ближнего и дальнего народу. И люди всё новые, никто пока толком не знает друг друга. Как бы тут не дать маху! Лучше повременить, разобраться во всём.

– Такой фамилии в ведомости нет, – сказала она, глядя Вовке в глаза.

– Как нет? – растерялся он.

– Нет – значит нет. Иди в бухгалтерию, разбирайся.

Вовку мгновенно оттеснили от окошка. Он вышел во двор, готовый заплакать от досады.

Тут он встретил Баранова, своего бригадира. Увидев расстроенное Вовкино лицо, бригадир спросил:

– Ты что, Воробей?

Вовка рассказал ему о своей беде. Баранов успокоил его:

– Ерунда какая-то. Твоё заработанное никуда от тебя не пропадёт. Пойдём к главбуху.

Дверь бухгалтерии оказалась запертой.

– Вот чёрт, – ругнулся бригадир, – рабочий день-то уже кончился. Ты завтра с утра мне напомни. Придём сюда и во всём разберёмся.

Пятидесятилетний Баранов был проходимец хороший. В том смысле, что прошёл многие стройки и цену себе знал. Он не только хорошо бригадирствовал, но умел и выжать деньгу из скуповатого начальства. Его худощавое горбоносое лицо придавало ему сходство с сидящим на скале орлом, поджидающим свою добычу. Баранов виртуозно орудовал мастерком, успевая присматривать за каждым своим рабочим. Когда кончался раствор или кирпич, он командовал:

– Без дела не сидеть! Хоть грязь ногами толчите, но будьте в движении! Чтобы было видно наше усердие. А за посиделки нам платить никто не станет!

Каменщики посмеивались над словом «толчите», но бригадира слушались, признавая его правоту.

И вот прямо с утра Вовка снова подошёл к окошку кассы. Тут и помощь бригадира не потребовалась. Без всяких проволочек Вовка получил свои деньги. Кассирша извиняющимся голосом сказала, что вчера она не могла выдать ему деньги из-за неточности в ведомости. Теперь эта неточность исправлена.

С успокоенной душой Вовка пошёл на своё рабочее место. Оно было в километре от основной стройплощадки, у края лесного оврага. Там строилась насосная станция. Идти туда нужно было через старую вырубку, уже успевшую порасти высоким кустарником.

«Надо пересчитать деньги!» – продираясь сквозь кусты, подумал Вовка. Расстелив на земле пиджачок, он присел рядом и стал перечитывать свою получку. У него была солидная пачка новеньких пятирублёвок.

Неожиданно из-за кустов, согнувшись под вязанкой хвороста, вышла пожилая женщина. Почти натолкнувшись на Вовку, она с полминуты остолбенело смотрела на него, а потом развернулась и кинулась бежать прочь. Вовка и сам был удивлён такой встречей и даже рассмеялся. Запрятав деньги в карман, он пошёл дальше.

«А ведь она приняла меня за грабителя, считающего в лесу свою добычу, – сообразил он. – Неужели я похож на грабителя?». Ему уже не было смешно.

Наступил обеденный перерыв. Каменщики собрались идти в столовую посёлка.

– Сегодня обещали привезти пиво, – оживлённо переговаривались они. – Как же можно упустить такой случай и не выпить кружку пива перед обедом! А ты любишь пиво? – обратились они с вопросом к Вовке, когда он, готовясь перекусить, среди штабелей кирпича развернул свёрток со своим домашним припасом.

– Нет, не очень, – соврал он. Ему было неловко признаться, что он никогда не пробовал пива. И всё же он вместе со всеми пошёл в столовую.

Навстречу из столовой вышли девушки в забрызганных известковым раствором спецовках. Среди них Вовка увидел Тамару из Горыни. Они с пятого по седьмой класс учились вместе в хлопьевской школе. С самого окончания школы они не виделись. И вот теперь неожиданно встретились.

Радуясь нечаянной встрече, Тамара сказала:

– Я работаю в бригаде штукатуров. И ты тоже работаешь здесь, на стройке? Вот не знала!

– Я тоже не знал о тебе, – ответил Вовка, смущаясь под её внимательным взглядом. Опустив глаза, он как бы впервые увидел свои разбитые ботинки, свои старые брюки, которые стали ему коротки. Он отметил про себя, что лицо Тамары обветрилось и похудело.

Словно угадав его мысли, она призналась:

– Очень трудно вставать по утрам на работу. Ещё не привыкла.

– Тамара! – осмелел Вовка. – Приходи сегодня вечером в наш клуб! Обещали привезти интересный фильм. Вы, наверное, ходите в кино в совхоз «Ударник»?

– Ходим, – кивнула она. – А сегодня возьмём и придём к вам в Хлопьево. Я подговорю наших девчонок.

В буфете столовой Вовка выпил кружку пива, и оно ему не понравилось. От него осталась только горечь во рту и немного закружилась голова.

Возвращаясь с обеда, рабочие загрузились в магазине бутылками с водкой и закусками. Сложив всё это под стенкой, они продолжили работу. Пить в рабочее время было нельзя, потому что начальство имело привычку устраивать внезапные проверки. И особенно в дни получки.

Выкладывать наружные ряды Вовке пока не доверяли. На внутренних было попроще. Он действовал мастерком, стараясь не отставать от старших товарищей.

С окончанием смены каменщики быстро умылись и переоделись. На штабеле кирпича была выставлена выпивка и закуска, и пир начался. Вовка направился было к остановке автобуса, но его задержали.

– Выпей с нами, – пригласили его. – Нельзя отчуждаться от коллектива. Тем более первую получку полагается обмыть.

Преодолевая отвращение, Вовка выпил стакан тепловатой водки. Почти не закусывая, он попрощался со всеми и поспешил на автобус.

Он не помнил, как добрался до дома.

Положил на стол заработанные деньги. Мать взяла их в руки и стала бережно пересчитывать. С ласковой укоризной глядя на Вовку, она спросила:

– Зачем же ты так набрался, сынок?

Она вышла замуж за Вовкиного отца за неделю до начала войны. Не успела обжиться с мужем, как его призвали в армию. Через два года он вернулся домой без ноги и с грудной болезнью, подхваченной в стылых болотах северо-запада. Болел, но не очень долго. Вовка появился на свет уже после его смерти.

– Ложился бы ты спать, сынок, – сказала мать.

– Нет, – возразил он, с трудом держа голову и пьяно глядя перед собой. – Я пойду в клуб. Мне обязательно нужно.

Мать не стала его удерживать. Уходя, Вовка взял с собой электрический фонарик. Это была единственная вещь в доме, привезённая с фронта отцом. Вовка очень дорожил ею. И не простой это был фонарик, а сигнальный. Он мог, когда нужно, светить красным, жёлтым или зелёным светом. Для этого нужно было передвинуть одно из цветных стёклышек.

Вовка успел в клуб за несколько минут до начала сеанса. В зале было многолюдно, и он с трудом нашёл себе местечко в заднем ряду.

В окружении подруг в клуб вошла Тамара. Стоя в полосе яркого света, она не могла видеть Вовку, а он видел её очень хорошо. Одетая в нарядное платье, она показалась ему ещё стройнее и красивее, чем была днём в рабочей одежде. А в глубине её карих глаз словно лучились две ясные звёздочки.

«Какая она красивая! – подумал Вовка, и ему стало стыдно себя. – Она пришла, чтобы увидеть меня, а я такой пьяный».

Свет в зале погас, и сеанс начался. Вовка плохо понимал происходящее на экране. От духоты его мутило и очень хотелось пить. Он встал и, низко пригибаясь, пробрался к выходу и вышел на улицу.

Он спустился в низинку к колодцу и долго пил родниковую воду. Потом стал умываться, плеская водой на голову и на грудь.

«Ничего, ничего, – успокаивал он себя. – Это у меня пройдёт. Я вернусь в клуб. Я должен туда вернуться. Сейчас только полежу немного».

Вася Серёгин, направляясь в клуб, зашёл за Аркашей.

– Пойдём, а то опоздаем, – поторопил он друга. – Фильм сегодня привезли французский, про войну. Называется «Мари Октябрь».

Но Аркаша особо не торопился. «Никуда она не денется, эта картина, – успокоил он Васю. – Главное – успеть на танцы. Все девки будут наши. У меня тут осталось, давай пока допьём».

И они допили. Около клуба они появились, когда сеанс уже подходил к концу. С улицы был хорошо слышен звук сильного динамика в зале. Друзья вслушивались в суматошные крики героев фильма и пытались представить себе происходящее на экране.

Прибежала ватага деревенских подростков. Перебивая друг друга, они возбуждённо загомонили:

– Рысь! Там, возле колодца, в кустах сидит рысь!

– Ну да! А вы не врёте? – спросил осторожный Аркаша. Вместе с Васей он вслед за ребятами приблизился к кустарнику за колодцем. Там, в зарослях, светился в темноте зелёный огонёк.

– Она! Зверюга! – крепко сжимая Васину руку ниже локтя, прошептал Аркаша. – Затаилась, гадюка! Надо её брать, пока она не натворила нам бед!

– Да как брать-то? – тоже шёпотом спросил Вася. – Вот если бы было ружьё!

– Так ведь ружьё есть у директора школы, – вспомнил находчивый Аркаша. – Надо вызвать его сюда!

Директор хлопьевской школы в этот час отдыхал дома. И ружьё, как всегда, висело на стене над его кроватью. На охоту уже давно не ходил и лишь изредка брал ружьё в руки, чтобы почистить и повесить его на место.

Услышав о рыси, хозяин потянулся за сапогами. Но жена решительно отобрала у него сапоги.

– Сиди уж, вояка! Ты своё отвоевал. Обойдутся там и без тебя. Дай им ружьё!

И директор вручил заряженную двустволку Васе, которого знал как человека спокойного и рассудительного.

С оружием в руках Вася приблизился к затаившейся рыси. Толпа любопытных следовала за ним. Зелёный огонёк светился на том же месте. Коварный хищник не спешил покинуть своё укрытие.

– Ты целься ей промеж глаз, – взволнованно шептал Аркаша. – Чтобы уж сразу наповал. А то если ранишь, она может кинуться.

Толпа выжидающе смотрела на Васю. Он понимал, что от него ждут подвига. Он поднял ружьё и тщательно прицелился. Аркаша тем временем незаметно, бочком отступал за спины ребят. Подальше от греха, подальше от этого опасного места!

Грохнул выстрел. В кустах раздался громкий протяжный стон, от которого вздрогнули все присутствующие. Это был не стон зверя, это был крик смертельно раненного человека.

Все в ужасе оцепенели. Кто-то догадался зажечь бумагу. С этим факелом люди подошли к кусту. Под кустом бился на земле Вовка Воробьёв. В его широко открытых глазах отразилась и невыносимая боль, и недоумение. Он судорожно глотал воздух. Из-под его ладоней, прижатых к левому боку, неудержимо лилась кровь, казавшаяся чёрной. Рядом лежал включённый фонарик, упираясь в траву пучком зелёного света.

Толпа ахнула и отшатнулась. Бумага догорела и погасла, и темнота ещё плотнее сомкнулась вокруг.

– Неужели это сделал я? – сжимая в руках ружьё, думал Вася. – Ведь я убил человека! Как же я теперь буду жить на свете?

Кто-то взял из его рук ружьё. Вася стиснул голову ладонями и запрокинул лицо вверх. Звёзды ярко светились на чёрном небе, каждая на своём положенном месте. А где-то на другом конце деревни спала Вовкина мать, и ей снился Вовка, рабочий человек, её единственная радость в жизни. И был он очень похож на отца, каким тот был в годы своей молодости.