Текст книги "Чёрная кошка, или Злой дух"

– У нас отныне с тобой будет раздельный бюджет. Всё равно готовить мне ужины времени и сил тебе недостаёт, и ты материально независима, а я безработный ублюдок… Словом, я хочу, чтобы ты знала – ты свободна. Если хочешь, давай разведёмся. Я удерживать тебя в сложившейся ситуации… ну, не вправе. Или, если хочешь, можем пока, месяц-другой, пожить отдельно. Соберёмся с мыслями – нужны ли мы дальше друг другу… – Пролепетав на одном дыхании весь этот банальный вздор, Андрей передал супруге пачечку любовно перевязанных белой тесёмкой тысячерублёвых ассигнаций. – Здесь сто пятьдесят тысяч. Пересчитай, пожалуйста.

– Я не собираюсь подавать на развод. И никогда не собиралась, – с плаксивой интонацией в дрогнувшем голосе ответила Нина, но руку за стопкой с деньгами всё же протянула. – Если хочешь, сам уходи, но это будет исключительно твоя инициатива.

Пересчитывать наличку она не удосужилась, по инерции слепо доверившись мужу. И пошла спрятала свой ненужный трофей где-то в горке глаженого белья.

Андрей призадумался. Уходить из семьи ему тоже, как и Нине, было утомительно и страшно, но возможная будущая жизнь с Галиной в некоем подобии гражданского брака начинала представляться ему всё более реальной, начинала выглядеть для него отличным шансом что-то изменить в себе, в своём однообразном лузерском существовании.

Я посчитал, что его ухода допускать нельзя. Я подумал, что если успею быстро стать Андрейке по-настоящему нужным и полезным, то смогу его остановить, смогу бесповоротно предотвратить реализацию его безумных планов. Я запрыгнул к нему на колени, чего не делал без его разрешения никогда прежде, и стал ласково, трудолюбиво, умиротворяюще лизать его ладони; пусть, думал я, мужик покайфует малость, с меня-то не убудет, зато он найдёт удачное применение своим деятельным рукам и те от отчаянья не бросятся либо онанировать, либо поспешно собирать хозяйские чемоданы, чтобы перенести их в другое жильё, туда, где уже не будет моей верноподданной Нины.

Андрей в задумчивости, лишь на первый взгляд кажущейся отстранённой, механически поглаживал меня от выпуклого, большущего лба и, вдоль длинной спины, до кисточки распушившегося хвоста, грубовато почёсывал за ухом – мм-м, немыслимое тактильное удовольствие! – и при этом интенсивно размышлял. Я пристально уставился своими строгими зелёными глазами в его бездонно карие, такие грустные нынче, сфокусировав гиперболоидной мощи взгляд на условной точке где-то между его редких и некрасивых бровей, в самом центре переносицы, и неожиданно для себя обнаружил, что вот уже почти час провожу с Андреем диковинный сеанс глубокого гипноза. Мне показалось, что я владею этим искусством в совершенстве; может, в какой-либо из прошлых жизней я был фокусником или гипнотизёром?..

Мой хозяин закрыл глаза, но он отнюдь не спал – продолжал тихонечко наглаживать мою мягкую, такую притягательную и приятную на ощупь чёрную шёрстку, а я тем временем, вольготно расположившись у него на затёкших коленях, словно какой-нибудь забубённый кришнаит упрямо твердил про себя одну и ту же священную мантру: «Не уходи из семьи. Не уходи из семьи. Не уходи из семьи».

Я мысленно пытался внушить ему, что, если уйдёт от Нины, новую престижную работу он никогда больше не найдёт, а Галина, как только у него закончатся средства, без сожаления покинет его. Он завершит свою постылую скучную жизнь одиноким и больным бомжем, а Нина встретит ещё нового, импозантного, достойного супруга.

Так раскатывал я, как горячие угольки, непослушный его мозг, и Андрей, тяжело вздохнув, под прессом моего кошачьего внушения неприкаянно-обречённо подумал, что это он сам решил повременить с окончательными выводами.

Результат моих усилий по скорейшему возвращению Андрея на путь истины превзошёл все ожидания. Даже в шкуре беззащитной кошки я умею добиваться всего, чего захочу! Или, напротив, как раз потому, что я сейчас кошка, я и добиваюсь желаемого? Об этом стоило пошевелить извилинами на досуге…

Так или иначе, загипнотизированный мною Андрей довольно неприветливо встретил Галину, когда она появилась у нас для ночного свидания в очередной раз. Девушка, впрочем, не подметила разительной перемены в настроении пылкого ранее любовника – она была вполне самодостаточна и эгоистична. Практически валясь с ног от усталости (ей пришлось в этот день поработать сверхурочно, подменяя загулявшего коллегу-курьера, а потом вечером писать сложные контрольные сразу на двух семинарах в институте), она едва пригубила бокал пива, чмокнула моего хозяина в жёсткую щёчку, на автопилоте разделась догола и, не принимая душ, рухнула в приготовленную для неё постель.

И почти моментально напрочь отключилась! И, натурально, с оглушительным треском захрапела!!! Восемнадцатилетняя-то деваха!..

Не сомневаюсь, Андрей понимал, что девчонка просто вымоталась и слишком устала, что физические нагрузки прошедшего дня оказались для неё чрезмерно велики, что она в принципе уже привыкла к нему и оттого только позволила себе быть невнимательной. В сущности, Галя привыкла к нему настолько, что полностью и окончательно раскрылась перед ним, представ такой, какая она есть на самом деле. Строптивая, милая, наивная, иногда чёрствая, но не по годам серьёзная – словом, естественная, готовая уже доверчиво принимать, но пока не делиться своим чувством. Андрею было жалко её, какие-то смутные напоминания о нереализованном до сих пор отцовстве слабо зашевелились в его грешной душе, но уже через минуту в нём уверенно победил уязвлённый самец.

Ранее сориентированный мною, мой хозяин размышлял приблизительно так: «Кой чёрт мне нужна девица, которая любит секс ровно так же, как моя жена, – то есть почти никак или очень мало? Лишь потому, что она телом свежа и летами юна? Но какой смысл менять шило на мыло? Я, словно при спящей жене рядом, сижу сейчас в кресле и маюсь от изнурительного вожделения, а любовница знай себе сопит в обе завёртки, и наплевать ей на мои муки…»

Андрей выпил две бутылки пива, съел пакетик солёных орешков, затем сходил в душ. Галечка дрыхла, как говорится, без задних ног, отвернувшись к стене, правда уже не всхрапывала. Андрюха привалился к её голой спине, такой красивой, такой женственной, такой манящей, и, забыв обо всём на свете, опять счастливый, виртуозно овладел девушкой. Она сладко пискнула во сне, когда он кончил, и не поднялась, чтобы подмыться.

Ночью и утром он ещё дважды в чудовищном темпе, будто вбивая сваи или намереваясь освободиться от чужих, кем-то навязываемых ему мыслей, слился с нею. Галина отзывалась на вспарывающие её обмякшую плоть размеренные толчки как-то вяленько; девушка явно чувствовала себя утомлённой и разбитой, видно было, что жестокая ночь любви даётся ей с превеликим трудом.

Ещё перед свиданием они договорились, что наутро отправятся в ближайшую церковь, кажется она называлась «Утоли моя печали», с тем чтобы купить Галине православный крестик. Она должна была носить его не снимая. Трусоватый Андрей тем самым хотел лишний раз подстраховаться от возможных проявлений таинственного родового проклятия, якобы наложенного (кем – неизвестно) на семью Галины по женской линии, от которого, или от чего-то там ещё, странного и необъяснимого, все мужчины, связавшиеся по доброй воле либо, тем более, уже связанные кровными узами с женщинами этой семьи, умирали так нелепо и скоропостижно, не своею смертью.

Конечно, Андрея не устраивало, что абсолютно любое интимное свидание с Галиной обязательно заканчивалось, если не предварялось, приобретением им для неё той или иной вещицы, пускай совсем недорогой и безвредной. Денежные накопления его неумолимо таяли, прихода новых средств не было вовсе и пока не предвиделось, так как не находилось приемлемой работы по специальности, и Андрюша всё крепче и туже задумывался, как и чем он сможет удерживать девушку, когда у него закончатся последние деньги. Объективно получалось, что Галина отдаётся ему не за деньги в виде наличных купюр, но за деньги, овеществлённые в том или ином товаре.

Разумеется, в действительности это было не так, даже я вынужден был это признать, но выглядело именно подобным образом. Андрей, оглушённый собственным стремительным падением в порочную нищету, не желал замечать, что для Гали его дешёвые подарочки суть не оптимальный способ поправить её материальное положение, а лишь достоверный знак серьёзности и глубины его отношения к ней, что он давно уже стал для неё чем-то большим, нежели удобная и безотказная копилка с мелкими монетами.

Сейчас он разозлился на юную любовницу не на шутку. Галина безапелляционно настаивала на том, чтобы нательный крестик был куплен для неё золотой, и только золотой. И на золотой же цепочке. Она раскапризничалась, будто малое дитя. Похоже, этот традиционный символ христианской веры ей понадобился не с тем чтобы надёжно оборониться от подлых происков нечистого, а только чтобы мимолётно похвалиться перед матерью и подружками-сокурсницами. Андрей, бессильно горячась, доказывал девушке, что крестик для повседневного ношения необходим исключительно медный или серебряный – от такого больше проку, он верней защитит обычного мирянина от греховных соблазнов и внешних угроз. Но Галина осталась непреклонной: золотая вещь дороже, а значит, и лучше.

Перед встречей Андрей отложил на покупку, насколько я понял, рублей триста, полагая, что этого за глаза хватит на медный крестик и серебряную цепочку; теперь же ему пришлось выудить из загашника две с половиной тысячи – и то он не был уверен, что их будет достаточно для покупки атрибутов, которые в духовном отношении равно бесценны.

В храме стоял сизый полумрак, дверь на улицу открыли нараспашку, так как внутри было душновато. Андрей бодро и решительно подошёл к застеклённой церковной лавке, расположенной непосредственно в помещении храма; Галя задержалась, разглядывая строгие лики образов. Мой хозяин солидным тоном попросил золотой крестик, женщина по ту сторону прилавка предложила ему на выбор три-четыре конфигурации.

Не успел он всмотреться, какая предпочтительней, вдруг набежал народ, сразу человек десять сгрудились в немую и, как ему показалось, внутренне осуждающую его за нерасторопность и дороговизну покупки, суровую очередь. Он тихо позвал на подмогу Галину, и та быстро указала, какой крестик ей симпатичней.

Настал черёд выбирать цепочку. Всё так же молчаливая, толпа за спиной Андрея не пошелохнулась, но отчего-то продолжала воздействовать на него угнетающе. Ему малодушно помстилось, что люди, стоявшие кто за копеечной свечкой, кто ради того чтобы подать поминальный список, вот-вот в открытую резко и раздражённо поторопят его, словно в каком-нибудь переполненном покупателями гастрономе в советские времена…

– А цепочку вам какую? Тоже золотую? – равнодушно спросила служительница храма.

– А чёрт его знает! – Нервы Андрея были на пределе, и он сам не заметил, как с его уст сорвалось богохульное слово.

– В храме нельзя так выражаться, – мягко упрекнула служительница.

– Простите, – убито произнёс Андрей и, сердясь, обратился к любовнице: – Выбирай скорей.

То, что он совершил невольное и глупое святотатство прямо посреди православного храма, интуитивно навело его на мысль, что крестик вряд ли поможет Галине. Но эта отстранённая мысль быстро и беспамятно утонула в чувстве стыда, тяжёлой волной накрывшем его с головой. Уж если он свободно чертыхается перед святыми иконами, значит, дела его совсем никуда!.. Значит, его вроде бы не досаждающая никому связь с Галиной в действительности-то бесконечно опасна и предосудительна с точки зрения вечности…

Он угрохал на крестик и цепочку все деньги, что были у него с собой, даже сотни не осталось. Галина по-детски обрадовалась обновке – она воспринимала эти принадлежности личной веры прежде всего как занятные или необычные украшения к одежде, и Андрей стал корить себя теперь не только за мнительность, побудившую его прийти в храм не ради молитвы, а для чего-то иного, но и за гнусную уступчивость перед этой девочкой.

Они расстались, как всегда, у входа в метро. Она чувствовала себя совершенно счастливой и сама поцеловала его в губы, впервые так откровенно и по-свойски.

– Звони. Надеюсь, через неделю увидимся, – беспечно сказала она.

Прошёл месяц, если не больше.

Андрей не звонил Галине. Он затаился, я видел, что он яростно придумывает житейски правдоподобный повод, чтобы безболезненно расстаться с девушкой. Для себя же он честно и чётко обозначил причины, по которым не хочет далее встречаться с ней. Эти причины он вразнобой перечислил и подробно обосновал при следующем телефонном разговоре с любителем потрындеть Копыловым.

Первое. (Впрочем, это я поставил данный мотив его расставания на первое место – сам Андрейка-то постарался представить Юрию нижеуказанную причину лишь как взятую «до кучи». ) Страх смерти – вот оно, то главное, из-за чего мой хозяин решился на разрыв с такой неординарной девушкой, как Галина. Красивый крестик на её шейке, а раньше вычурные колдовские пассы над её головой, истово производимые нестарой, привлекательной ведьмой, – это всё здорово, конечно, но как проверить, действенны ли эти обереги и процедуры при защите от того страшного, кошмарного и неведомого, что так несправедливо, но фатально обрушивалось на всех мужчин, вступавших в половой контакт с женщинами из Галиной семьи? Проверить можно было одним-единственным способом – продолжая спать с девушкой, развивая и углубляя отношения с ней. Однако рисковать дальше мой Андрюша побоялся, видно, не очень-то он и верил в предпринятые им самим меры предосторожности.

Во-вторых, пострадало его мужское самолюбие, ведь он вынужден был постоянно идти на уступки девушке, которая по возрасту могла бы быть его дочерью. Фактически Галина манипулировала им, заставляя его поступать так, как хочется именно ей, а не ему. Он не смог простить ей того, что она оказалась твёрже характером, в их паре она была пусть теневым, но бесспорным лидером. Взрослый мужик не в силах был этого перенести.

В-третьих, разбились в пух и прах его инфантильные мечты найти в Галине образец животной чувственности. Да, она была прелесть как хороша собой (я бы сам не отказался, вернись ко мне человеческий – мужской, естественно – облик, надолго забыться в её неловких и робких объятиях), но именно чувственности-то в ней не ощущалось вдосталь; в этом смысле Галя была вполне заурядной девушкой, каких миллионы.

Но Копылову-то Андрей представил ситуацию так, что надумал бросить Галину не по этим, мной беспристрастно отмеченным и тщательно скрываемым им основаниям, а ввиду того что она завзятая «мешочница», то есть видит смысл жизни только в пошлом, мещанском потребительстве, и ещё по чрезвычайно веской причине отсутствия у них «общих духовных интересов». Что было, между прочим, бессовестной, оскорбительной ложью: Галина мечтала стать киносценаристом и часто пересказывала снисходительно слушавшему её Андрею причудливые, фантасмагорические сюжеты, с завидной регулярностью приходившие ей на ум. По окончании своего халтурного коммерческого вуза она хотела немедля поступать во ВГИК. Шмотки она и вправду обожала, подтверждаю, – но где на нашей планете найдёшь правильную бабу, принципиально равнодушную к ним? Говорят, даже Крупскую подло оболгали астенические большевистские историки – Надежда Константиновна совсем не дура была приодеться понарядней, когда выпадала такая оказия.

Увлечённый процессом изыскания удобного и вместе с тем в моральном плане безупречного способа избавиться от неожиданно опостылевшей любовницы, Андрей редко задумывался, почему Галина-то не звонит ему. Вдруг с ней стряслась какая неприятность, требуется его мужская помощь? Ну, Андрей, судя по его самоуглублённо-рефлектирующему виду, вряд ли задавался этими посторонними, отдающими дурной благотворительностью вопросами.

Я искренне удивлялся: неужели первая же моя, отчаянно-неуклюжая попытка отворожить его от априори интересной девушки посредством дилетантского кошачьего гипноза так сильно изменила его отношение к ней? Ведь ещё недавно он вынашивал идею о постоянном сожительстве с нею и об уходе от Нины!..

Галина позвонила ему спустя полтора месяца. Сама.

– Андрей, извини, ради Бога, долго не звонила тебе, не обижайся, пожалуйста, со мной случилось несчастье, я расшибла голову и провалялась почти три недели в больнице. Десяток швов на темя наложили, чуть до трепанации дело не дошло, врач попался идиот, хотел подвести меня под инвалидность, мама сказала, что будем подавать на него иск в суд… – пулемётом застрекотала явно соскучившаяся по его обществу девушка.

– Как это произошло, ну, этот несчастный случай? – похолодев, спросил мой хозяин.

– Вечером, выходя с последней лекции, вдруг о чём-то задумалась и поскользнулась на институтской лестнице, ударилась черепушкой о мраморный парапет, ну, сотрясение мозга, кровищи море, всякое такое… Увезли на «скорой». Мать говорит, что обязательно посадит того гада, который меня недолечил… Но у меня теперь, ты знаешь, стоит только сосредоточиться и заняться какой-нибудь умственной работой, сразу башка начинает раскалываться от боли… И в висках гудит, и в затылке… Увидимся, покажу тебе, как меня изуродовали отечественные эскулапы, – невесело рассмеялась Галина.

– Мой тебе совет – не лезь ты в эти сутяжные дела, – наставительно откликнулся Андрей. – Последнее здоровье потеряешь, а справедливости так и не добьёшься. Возможно, я отстал от жизни, но что-то не могу припомнить, чтобы у нас в стране врача, осуждённого за профессиональную ошибку, упрятали за решётку… Да, приговоры были, но, кажется, так никто и не сел.

– Мать говорит, по суду с него можно будет слупить сколько-то денег.

– Не факт. Но даже если и так, ты успеешь окончательно угробить здоровье в бесконечных судебных заседаниях.

– Может, я его уже угробила… Вероятно, придётся взять академический отпуск, чтобы прийти в себя, – грустно предположила Галина.

По искривившемуся в жутковатой гримасе лицу Андрея я догадался, что до него только в эту минуту дошло, что беда с девушкой приключилась и в самом деле нешуточная.

И тут, мне показалось, его словно осенило. Он каким-то кружным путём подбирался к неизбежному для себя решению о том, как ему поступить с ней… Ведь именно в эту ослепительно-гаденькую секунду он вдруг точно понял, что пресловутая Маша Д. никакая не ясновидящая, а лишь артистичная жуликоватая бабёнка, которая водит за нос доверчивых пентюхов вроде него. Она «поставила защиту» Галине от всех напастей «на четыре года»? А тем не менее его сладкая девочка теперь плоха на голову – ещё неизвестно, психически нормальна ли Галя после перенесённой тяжелейшей травмы?..

Андрей вспомнил, что с Галиной и прежде, ещё до их бессмысленного визита к вкрадчивой шарлатанке колдунье, случались всякие недоразумения и абсурдные происшествия, но он легковесно относил её живописные рассказы об этих странных событиях на счёт её богатой фантазии и детского желания разжалобить его.

По словам Галины, однажды после утомительного семинара на неё набросились завистливые однокурсницы, не простившие ей сданного раньше них зачёта; студентки сбили её с ног, оттаскали за волосы, одна даже заехала по позвоночнику металлическим каблучком. В другой раз за ней по полупустому в поздний час вагону метро гонялся пожилой эксгибиционист огромного роста. Он, расстегнув засаленную ширинку, ошалело размахивал мерзкой волосатой елдой, словно занервничавший милиционер резиновой дубинкой перед носом превосходящего его физически хулигана, и Галю стошнило прямо на сиденье, когда извращенец приблизил безобидное своё орудие к её глазам.

Ещё она падала на улице в гололёд – отбила копчик; ещё не вписалась как-то раз в поворот, когда каталась на роликах, и разбила коленку в кровь, мало того, на коленную чашечку, давшую трещину, потом накладывали шов; ещё подралась на кафедре с сексуально озабоченным преподавателем, внаглую ухватившим её за грудь; ещё на плечо ей угодила сосулька размером с половник, и Галина затем неделю отлёживалась дома…

Но всё это было до знакомства с ним, Андреем, и он высокомерно проигнорировал нескончаемый мартиролог её жизненных передряг.

– Тем не менее, – гулко прокашлявшись, противным менторским тоном наконец изрёк он, – ты не звонила мне всё это время. Я считаю это проявлением эгоизма, даже эгоцентризма с твоей стороны. Выходит, я нужен тебе только чтобы обеспечивать тебя новыми шмотками. Ты невнимательна ко мне. Я не мальчик, чтобы со мной так поступали. Думаю, нам надо расстаться. Пусть это послужит для тебя хорошим уроком – взрослых мужчин нужно уважать и любить, а не вертеть ими как тебе вздумается.

Галина подавленно молчала. Андрей дал отбой. По-моему, для девушки разрыв с ним был настоящей ментальной катастрофой. И дело даже не в том, что её бросили, когда она так нуждалась в моральной поддержке, сочувствии и внимании.

Определённо, она уже свыклась с мыслью, что в её жизни появился постоянный мужчина, и пусть он несвободен, но он заботлив, рад редким встречам с нею, всегда готов выслушать её и понять, а если надо и посоветовать, ведь он значительно старше. Любви к Андрею, конечно, у Галины не было и в помине, но она уже сильно нуждалась в нём, в его обществе, и могу поклясться (хоть сам я человек, мужчина, но, обретаясь до сих пор в теле кошки, обладаю всеми её, не превзойдёнными ни одним животным, качествами – в частности, неимоверными чутьём, то бишь обонянием, и интуицией, или даром оценивать и предвидеть), что девушка не только не изменяла моему хозяину, когда разворачивался их укромный роман, но даже не думала об этом.

Она удивительно жёстко, практически доходя до личных оскорблений, отшивала всех кавалеров, возникавших на её горизонте после знакомства с Андреем (откуда я мог знать это? не иначе как особое кошачье чувство), поэтому для неё слова моего хозяина о прекращении их связи должны были стать нокаутирующим ударом. Она, мне кажется, особенно даже не вдумывалась и не вслушивалась в крайне неубедительную, инфантильную аргументацию своего теперь, оказывается, бывшего любовника о мотивах разрыва, она поняла только одно, главное: её незаслуженно бросили, бросили раз и навсегда…

Мне остаётся констатировать, что Андрей хладнокровно предал её. Но раньше он предал супругу, наставив ей разнообразных ветвистых рогов, своим количеством способных украсить головы целого стада парнокопытных. (Или так говорить неправильно – рога наставляют только несчастным доверчивым мужикам, тогда как для обманутых в лучших чувствах женщин предназначены какие-то другие, специфические аксессуары?) А ещё раньше, напомню, он равнодушно предал меня, лишив радостей физической близости с котами, чёрт бы их побрал. Короче, милый мой Андрюха стопроцентный предатель по жизни.

Я на него не в обиде, повторюсь, – я давно принимал его таким, какой он есть. В конце концов, он предал не только Галю, Нину и кошку «Тину», как полюбилось окликать меня моим дорогим фрикам Котиным, – он исключительно жестоко предал прежде всего себя самого. Ведь только с Галиной его непутёвая жизнь могла бы получить иной тренд; пусть, разведясь с Ниной, существовать в бытовом смысле ему стало бы стократ невыносимей, пускай он разочаровался бы со временем даже и в Галине, но, только уйдя к ней, Андрей мог начать дышать, чувствовать, жить как-то иначе, чем прежде; его обязательно ждали бы открытия и находки, озарения и перемены, может, и несчастья также (куда же без них!), но это была бы жизнь мятежного и свободного человека, а не жизнь комнатного растения, к которой он вернулся, бросив Галину.

И наоборот, в моих интересах было, чтобы Андрей не ушёл от Нины, ведь я по-братски любил его нестервозную безгрешную жену и желал ей добра, – в моих, утверждаю, но отнюдь не в его.

В общем, зря он меня послушался и расстался с юной чистой девушкой. Но он сделал свой выбор, и тут уж я ничем не мог ему помочь. Да и не хотел, понятно. Мне же пора было позаботиться о собственной жизни, о своём будущем.

Признаться, бесхлопотная и размеренная кошачья жизнь смертельно мне прискучила. Меня в последнее время всё чаще стали одолевать замечательные фантастические виденья, может быть, из моего далёкого прошлого: будто я взрослый человек, высокий и плотно сложённый мужчина, у меня восхитительно-нормальные, не отрезанные, слава Богу, яйца и стандартный фаллос, в состоянии эрекции достигающий двенадцати-пятнадцати сантиметров (не то что у бедолаги Андрюхи), я абсолютно здоров, радуюсь жизни каждую минуту и вольно дышу. Навязчивые эти видения, естественно, преследовали меня лишь во сне, и я полюбил спать часто и помногу.

Мои хозяева даже встревожились, отчего это их Тина стала почивать по шестнадцать часов в сутки; посовещавшись, они пришли к мнению, что я уже довольно-таки старая кошка, вот и посыпохиваю себе без зазрения совести. Как там у Юрия Карабчиевского: «Пока я жив – и радуюсь погоде, пока здоров – и от кошмарных снов ещё меня спасает пробужденье…» Вот и мне всё упорней и настойчивей думалось, что, может, нынешняя моя животная жизнь – это как раз кошмарный сон, а то необычайное, что в текущем месяце мне всё назойливее и нагляднее снится, – это те милые картины, которые я увижу сразу после моего подлинного пробуждения, это та явь, из которой я был когда-то нечаянно и несправедливо исторгнут (ну, может, и справедливо, какой прок сейчас в этом копаться; даже если вполне заслуженно – я уже, уверен, с избытком отработал свой кармический должок) и в которую теперь по праву возвращаюсь…

Ведь я за всё время пребывания в семье Котиных фактически ничем не обнаружил себя, ничем не выдал, что я человек, а не кошка. По чести сказать, отчасти я им и не был – пока я привыкал к существованию в кошачьей шкуре, я попутно находил и развивал в себе многие неповторимые, прекрасные черты и удобные житейские преимущества этого вида животного мира, о каких род человеческий и не подозревает. Хотя мне очень легко было запутаться: то, что со мною происходило в минувшие шесть лет – это сон или всё же явь? И насколько достоверно и правдоподобно пережитое мной? Не сбрендил ли я часом?

Как бы то ни было, всё время знакомства с Андреем меня не покидала уверенность (даже в те, самые чёрные, дни, когда он вёл себя недостойно по отношению ко мне), что благодаря этому, как его ни оценивай, неординарному персонажу я узнаю тайну своего происхождения. Мало того, где-то в глубине души я верил, что именно с помощью этого интеллектуально одинокого человека я пойму цель своего пребывания в настоящем воплощении, то есть зачем я живу на свете в физической оболочке кошки, а не попугая, например, или там волка. А самое главное, я убеждённо рассчитывал, невесть отчего, впрочем, что Андрей каким-то волшебным образом поможет мне вернуться, рано или поздно, в исконно присущее мне человеческое состояние, стать самим собою. Как это случится, я тогда не догадывался, но осознавал, что моя первоначальная вражда, а затем крепкая дружба с мужем Нины – это всё неслучайно, это как-то должно аукнуться в моей дальнейшей земной жизни.

Между тем, став опять безнадёжным маргиналом, будучи в бессчётный раз грубо выдворен из любимой профессии, мой Андрей кинулся с тоски пописывать новые повестушки, а заодно взахлёб читать современную художественную литературу, каковую находил в Рунете; однако и исторической, философской или эзотерической он, по-моему, не брезговал. О посторонних женщинах, будто смертельно надорвавшийся старпёр, Андрюша теперь даже не грезил.

Как-то днём, вскоре после того как Андрей уже порвал с Галиной, я по-хозяйски забрался на подлокотник его кресла, умостившись в котором он самозабвенно читал книгу Николая Фробениуса, весь словно растворённый в умном и изощрённом тексте, и на открытой так кстати странице разглядел из-за его напряжённо застывшей спины поразившую меня краткую цитату из Сведенборга: «С помощью фантазии злые духи могут превращать своих собратьев в животных. Несчастные не могут вернуть свой прежний вид, пока кто-нибудь видит их в этом мерзком обличье». Я сразу подумал, что сказано это как будто про меня. И специально для меня…

Возможно, я некогда существовал в образе одного из таких злых духов. Был злым-презлым, сеял вкруг себя чёрное зло, в чём и находил своё высшее предназначение. Меня мои друзья подставили, предали, как прежде предавал их я, и превратили то ли из человека, то ли из духа в животное… в кошку… в чёрную кошку… Всё вроде бы сходится! Но ведь тогда и решение проблемы должно быть таким же, какое приводится в книге.

Ах, он сказочно изобретательный придумщик и утончённый мистификатор, этот малоизвестный современный норвежский писатель! Что если Фробениус сам сочинил эту, возможно ключевую и спасительную для моего будущего, безупречно точную формулу, искусно стилизовав её под уклад мышления и уровень осведомлённости великого духовидца и теософа? Может, сам Сведенборг крепко бы удивился, узнай он, что его авторству приписывают столь многозначительное и обязывающее заявление. Нет, не заявление, конечно, а неоценённое величайшее открытие, позволяющее людям понять механизм перехода от жизни к смерти, из одной белковой оболочки в другую, из одного вида живой материи в иной, подчас неожиданный.

Я помолился, ну, не мяукая вслух, только мысленно (со стороны это смотрелось так, что, сидя на узкой подлокотной жёрдочке, я просто, профилактически послюнявив наждачным языком левую лапку, намылил ею заспанную мордочку), чтобы подлинным автором волшебной формулы оказался всеведущий Сведенборг.

Сам я подтвердить или опровергнуть его авторство, увы, оказался не в состоянии: к безмерному стыду своему, я дотоле не прочитал ни одного печатного труда знаменитого мистика, хотя, конечно, был наслышан об его энциклопедической просвещённости и, если угодно, уникальной посвящённости.

Меж тем для меня установление принадлежности опубликованного эзотерического открытия одному из двух учёных мужей было принципиально важно: я готов принять эту случайно подсмотренную мною формулу как руководство к действию, однако если её вывел шутник Фробениус, то нетрудно догадаться, что это литературный розыгрыш и никакой силы она не имеет. Впрочем, выбора-то у меня нет: в любом случае надо испытать, получится ли у меня перевоплотиться, если я последую рекомендации то ли одного, то ли другого скандинава.

Итак, рассуждал я спокойно и здраво, начиная эксперимент, меня, после того как Андрей перестал ходить налево, видят только два живых существа – он и Нина. Значит, если я надёжно и максимально надолго спрячусь от них, абсолютно перестав контактировать с ними, то, согласно счастливо вычитанному мною в книжке утверждению Сведенборга (я пока бездоказательно поверил, что это было его, а не пересмешника Фробениуса изречение), смогу вернуть себе прежний облик, каким бы тот ни оказался.