Текст книги "Бог-Император"

Он помолчал и пожевал челюстями. Казалось, что он просто с чавканьем, ритмично открывает и закрывает пасть.

– Бог-Император, отлучаясь последний раз, а случилось это несколько поколений назад, повелел нам, своим ближайшим и любимейшим слугам, задавать паломникам вопрос, на который ответит только посвященный. Задам тебе его и я, но только из уважения к памяти Бога. Итак, кто в молодости ходит на четырех ногах, в зрелости на двух, а в старости на трех? Бог-Император повелел спрашивать об этом только людей-паломников. Впрочем, только люди и совершают паломничество. Тебе понятен вопрос? Отвечай!

Сергей увидел, как с неба, игнорируя суету вокруг, упал ястреб. Запищал застигнутый врасплох сурок. Не мешая охоте, обры обходили гордую птицу.

В вопросе Бога, переданном через ящера-слугу, не было ничего сложного. Еще на заре человечества этот вопрос, по преданию, задавал людям Сфинкс. Лишь Сократ, древний философ, ответил: это человек. Человек во младенчестве ползает на четвереньках, в зрелом возрасте ходит на двух ногах, а в старости при ходьбе помогает себе палкой. Загадка давно стала общекультурной, и задавать ее было бессмысленно. Ответ знали. Мог, конечно, попасться невежественный паломник, но вряд ли – среднюю школу заканчивают все.

Сергей вспомнил Малинина с его лекцией о Боге-Императоре и подумал, что он ничем не рискует. Если звери захотят его прикончить, то убьют в любом случае.

– Ты готов отвечать? – пророкотал Величайший.

– Готов.

– Ну, так не заставляй нас ждать, собака!

– Ответ прост: это Боги. Боги, как и люди, породившие их, стареют и нуждаются в подпорках. Вначале, когда человек был молод, его боги бегали на четвереньках, как зверобоги Древнего Египта и Индии. В зрелости Боги воплотились в образы Зевса, Вишну, Христа, Аллаха, Будды, а потом исчезли, потому что пережили себя. Сейчас, когда человек стал всемогущим, Богам необходимы подпорки.

Вождь некоторое время молча разглядывал Сергея оранжевыми глазами, смотрел на набирающее высоту солнце, на суету за пределами площади, щелкал челюстями и, наконец, изрек:

– Какой же ты паломник, если говоришь такое.

Он повернулся и шагнул к входу в свою юрту, сверкающую в солнечных лучах золотым шитьем на зеленом блестящем шелке. Не успев зайти, он показался вновь.

Сергей отметил в этой его суете признак волнения, если вообще эта ящерица могла волноваться.

– Какой же ты паломник, если смеешь так оскорблять Богов? – загремел вождь. – Впрочем, ты единственный, кто ответил правильно. И это подозрительно, потому что Бог-Император, покидая нас, оставил нам эту загадку, скорее как пример парадокса, поэтому вряд ли он хотел бы услышать ответ. Тем более от тебя, от собаки!..

– Ты, слуга, не желаешь выполнить прямое распоряжение хозяина?

– Мы были его слугами, раб. Но, доверив нам дворец, он тем поставил нас на одну ступеньку с собой. Уже полвека мы с блеском исполняем его функции, тем самым уравняв себя с Создателем.

– Ты не можешь найти убедительный довод, чтобы нарушить волю хозяина. Проклятие Бога-Императора падет на тебя и твой народ. А проклятия Богов не всегда исполняются немедленно, но всегда неизбежны.

– Молчать, собака! Снять с него рубаху! – вдруг приказал Величайший и, подождав, распорядился: – Протяни левую руку!

К Сергею затрусил обр, один из свиты или охраны. Обр взглянул ему на руку и, повернувшись, объявил:

– Клеймо на месте.

– Ты, собака, трижды преступник. Ты преступник из-за неуважения к Богу, преступник, потому что клеймен собачьим клеймом, и потому, что первые два довода на самом деле излишни. Ты ответишь за свою богопротивную природу. И немедленно.

«Собственно, – подумал Сергей, – он руководствуется правилом любого правителя: ты виноват, потому что я убежден в твоей вине. Остальное прилагается». Беседа их была чем угодно, только не попыткой поиска справедливости. Он виноват, потому что он —человек.

– Ты хочешь убить меня? – спросил Сергей.

– Я? Нет. Этого хочет Бог-Император.

– Ну ты нарушаешь его волю.

– Тебе ли, не верящему в божественность Создателя, рассуждать о Его воле!

– Я не говорил, что не верю. Я говорил, что образ Бога стареет вместе с людьми.

– Это ересь. И я уверен, только люди способны на подобное богохульство. Вы порождение дьявола.

– Люди созданы по образу и подобию Бога. Вы видели Бога-Императора, он похож на нас, а не на вас.

– Ты начинаешь меня раздражать, – злобно щелкнул челюстями вождь, и слуги пригнулись, то ли в страхе, то ли в готовности бежать к пленнику. – Пускай похожи, но не значит богоравны, – продолжал вождь. – Бог, создавая вас без всякого оружия, вложил в вас инстинкт убийц. Вы обречены вести постоянную войну, потому что обязаны защищать свою собственность, без которой вы слабее лани, – у той есть хотя бы копыто, чтобы ударить. Поэтому вы такие злобные, подлые, жестокие. Поэтому вы враги всего, что живет. Вы – убийцы. И сейчас мы посмотрим, как ты сможешь убить. Если сможешь, – добавил он.

После некоторого шевеления вокруг, суеты и взволнованных криков привели обра. Сергей смотрел, как тот снимает с себя одежду. То же сделали и с Сергеем. Их поставили перед вождем. Они стояли рядом, обр был на голову выше Сергея, почти гигант.

Сергей впервые видел голого обра. Вся передняя часть тела – живот, горло, ноги – была покрыты желтоватой мелкой чешуей. Все остальное было как у людей. Только член прятался в общую кожистую сумку. Обр был мускулист и, вероятно, чудовищно силен. Однако, будучи намного меньше, Сергей имел более внушительные на вид мышцы – Уран сделал его за десять лет настоящим атлетом.

– Вот мы и посмотрим, что ты сможешь сделать без оружия. Я хочу, чтобы тебе отрывали по очереди руки и ноги. Голову тебе оторвут в последнюю очередь. Что же вы ждете? А ну-ка, начали, – распорядился Величайший.

И, оказавшись напротив обра, который, выставив руки перед собой, напряг все мышцы и мгновенно сделался в два раза толще, Сергей испытал сильнейшее раздражение. Глупо было все: и его пленение, и эти звери, угрожавшие его убить. Затем в нем вспыхнула ярость. Направлена она была, как это ни странно, против Бога-Императора, допустившего этот забавлявший его, видимо, бардак. Волкову надоело на своей шкуре испытывать упущения Всевышнего.

Его мысли прервал обр, метнувшийся к нему с громким ревом, который, как подумал Сергей, помогал ему вселять ужас в сердца жертв.

Обр сделал подножку, но Сергей быстро вскочил. Не выпрямляясь, гигант схватил врага за жесткие лодыжки и рванул. Не ожидавший этого обр потерял опору и тяжело рухнул спиной на утоптанную траву. И тут же, не вставая, сумел попасть ногой Сергею в грудь.

Волков отлетел в сторону, и, пока восстанавливал равновесие, обр вновь на него надвигался.

На этот раз противнику удалось схватить левую руку Сергея, повернувшись спиной, он зажал ее у себя под мышкой. Видимо, выполняя приказ хозяина, обр собирался оторвать противнику руку. Волков схватил его за шею правой рукой, но чтобы удавить его, ему просто не хватало роста. Обр все сильнее тянул руку, выкручивая ее в суставе.

Ничего нельзя было сделать. От беспомощности Волков пришел в еще большую ярость, и это помогло: он, ухватив противника за шею, сумел бросить его через левое бедро. Обр в полете отпустил его руку и, кувыркаясь, полетел в сторону вождя. Слуги остановили его и отбросили к человеку.

Сергей, не давая обру прийти в себя, ударил его ногой в живот, но тот поймал его ступню и попытался вывернуть. Спасая связки, Сергей упал на руки лицом вниз и пяткой лягнул врага в челюсть, тем самым высвободив ногу.

Обр еще не опомнился, когда Волков прыгнул ему на спину и обхватил руками за шею. Ноги Сергей заплел на ребрах врага и сжал что есть силы. Ему показалось, кости обра захрустели.

Зверочеловек взревел, закинул руки назад, схватил Сергея за голову и попытался перебросить через себя, но Волков удержался. Тогда обр сделал кувырок вперед, приземлившись всей тяжестью на противника. На мгновение Сергей потерял сознание, но и в беспамятстве захвата не разжал.

– Кончай с ним! – Сергей узнал раздраженный голос вождя.

Приказ, разумеется, предназначался обру, но исполнил его человек. Не понятно что – ребра или хрящи горла – поддалось раньше? Сергей услышал хруст, зверь задергался, мощные рывки участились и перешли в мелкие судороги.

Волков еще некоторое время вжимал обломки ребер внутрь мертвого тела, потом сумел перевалиться на бок и наконец выбрался.

Он медленно встал и повернулся к юрте. Вождь и его свита – кажется, значительно выросшая за это время – неподвижно стояли возле входа.

Сергей медленно пошел к ним, и свита стала полукругом, расходясь по обе стороны от вождя. Пасти у всех были открыты. Воины выставили вперед копья и мечи…

Сделав еще несколько шагов вперед, Сергей почувствовал, что земля вокруг него завертелась – он вновь потерял сознание.

Глава 7. СЕРГЕЯ СНИМАЮТ С КРЕСТА

Синее небо от зноя начало бледнеть. Солнце зависло в вышине, пекло и мучило этот мир. Сергей без одежды лежал навзничь на высокой горе из вещей и припасов, сваленных на длинной, как баржа, телеге. Внизу пронзительно скрипели медленно проворачивающиеся колесные оси, а вокруг свистели сурки, попискивали, едва перекрывая треск кузнечиков, скрывающиеся в траве птицы, а еще, где-то совсем близко, может, из скрытой балки, в которой протекал ручей, самозабвенно орали лягушки.

Сергей лежал на толстом деревянном кресте, веревки туго притягивали его запястья и лодыжки к брусьям. К счастью, его не прибили.

Проезжавший мимо погонщик объяснил, что ему послали медленную смерть. С точки зрения обров такая смерть была хуже всего, потому что могла затянуться на несколько дней, и если бы он не пререкался с вождем Арсуном, гибель от заражения крови быстро и без мучений настигла бы его. Предпочитая надеяться до самого конца, Сергей не жалел о предстоящих мучениях.

Вверху кругами плавал беркут, высматривая лису, волка или зайца – полуденный зной прятал его добычу.

Телега остановилась. Крест вместе с Сергеем стащили с вещей и прислонили к колесу высотой с него самого. Площадка для ног делала стояние на кресте вполне удобным. Сергей знал, что человек способен выдержать на солнце до трех суток. Его крест уже волокли трое обров, и длинный конец чертил в траве не скоро стираемую борозду.

Юрта вождя уже стояла на холме, и рядом со входом, несколько в стороне, его крест и врыли. Сергей с высоты трех-четырех метров мог видеть многое вокруг. Далеко, за рекой, вышка в поселении чадила черной ниткой дыма – дозорные Доброслава упреждали своих.

Огромная толпа обров скопилась километрах в трех от берега и метрах в шестистах от холма вождя. Обры не придерживались строя, стояли кто где придется, но все равно Сергей определил бы их число тысяч в двадцать пять.

В километре от пестрой толпы крокодилолюдей стояли конные воины Доброслава, разительно отличаясь от врагов. По сравнению с обрами их было мало. Они стояли темной молчаливой стеной, смотрели и ждали. В войске обров гудели рожки сотников, орали десятники, пели флейты – командиры пытались навести порядок, но внимание всех было поглощено ожиданием и чистым полем, где вдруг показался человек на коне. Он рысью неторопливо преодолел половину расстояния до вражеского войска и остановился, подняв копье. Он вызывал обров на поединок. В толпе разукрашенных пестрыми доспехами гигантов замелькали розовые пасти, от волнения многие забывали захлопнуть челюсти.

Наконец, раздвинув толпу, выехал верховой обр и стал приближаться к врагу. Человек подождал, пока обр не оказался ближе, и, опустив копье в сторону врага, приготовился к бою. Потом они медленно закружили друг против друга, и, когда, маневрируя, оказались ближе, Сергей узнал человека – это был Кочетов, обряженный в простой копытный доспех с железным шлемом на голове.

Обр сиял полированной медью лат. Опущенное забрало шлема легло длинным рылом на верхнюю челюсть, издали превратив бойца в огромное насекомое. Вместе с лорком обр на добрый метр был выше своего противника и казался громадным страшным муравьем.

Противники наклонили копья и разом прыгнули с места.

Когда до сближения оставалось метров двадцать, Семен Кочетов неожиданно метнул копье вперед. Скорость обоих всадников и броска сложились – копье вмиг преодолело расстояние и вонзилось в шею лорка.

Обры подняли жуткий вой, повсюду размахивали знаменами и значками на длинных древках. Успокоились, увидев, что обр не пострадал. Замедлив бег, лорк скоро упал, всадник ловко соскочил с седла, выхватил меч и трусцой поспешил к соскочившему с коня человеку.

Семен почему-то не вытащил меч, а копошился в сумке. Сергей не мог понять, что он делает. И только увидев, что Кочетов раскручивает ремень над головой, догадался – праща.

Обр, наверное, не знал о таком оружии. Он замедлил шаг, потом вновь побежал, и тут запущенный противником камень с такой силой ударил его в голову, что плохо закрепленный шлем слетел с головы.

Собравшись бросить второй камень, Кочетов вдруг передумал и вытащил меч. Возможно, от излишней самоуверенности он так и не воспользовался щитом, а просто поспешил к обру.

Широкое поле, высокое небо. У входа в юрту на переносном троне сидел вождь обров Арсун. Для него, как и для всех обров здесь, на поле был только обр, для людей – только человек.

Бойцы сшиблись: лязг, треск, сверкали полированные лезвия мечей… Потом Кочетов отступил, давая обеим сторонам увидеть чисто срезанные у самого лица челюсти… Обрубки приоткрылись, чтобы выпустить тоскливый рев, и тут же все кончилось: Кочетов снизу вверх срубил голову врага.

Взлетев в седло ожидавшего неподалеку коня, Кочетов уже возвращался к своим. Ему кричали, славили.

Выезжали новые пары. Иногда побеждал человек, иногда обр. Но вот одиночные всадники исчезли. У обров загудели бубны, захрипели рога, заорали мелкие начальники.

Войско Доброслава собралось в железный клин, сразу поразительно уменьшившись числом, замерло на месте и, медленно наращивая скорость, стронулось.

Солнце замерло в небе, время остановилось, сейчас ничего не было в мире, кроме вопящей, необузданной, огромной толпы обров и молчаливого твердого клина, вонзающегося в рыхлую плоть вражеской орды.

И, наверное, только Сергей, зависнув между небом и землей, успевший отрешиться от солнца и жажды, от всего суетного, мог трезво оценить разворачивающееся действие.

Войско Доброслава приостановилось метров за сто пятьдесят от обров и разом выпустило тучу стрел. Потом еще, еще и еще, словно жалящий рой пчел. Обры таяли, будто лед под струей горячей воды. И только расстреляв запас стрел, ощетинившийся копьями клин вновь начал разгон.

Колено с коленом, копье с копьем, всадники с жуткой силой врезались в обров и, словно разогретый нож в масло, пронеслись насквозь, повернули, вновь, уже в спину, ударили и продолжали, продолжали утюжить.

Обры не понимали, где враг, не видели, откуда шла смерть, чувствовали только – что-то неладно, и в страхе рассыпались в разные стороны, оглядеться, чтобы понять, что происходит.

Вождь Арсун гневно закричал со своего трона. Во все стороны побежали посыльные. Привели оседланного лорка. Величайший вскочил в седло и куда-то ускакал со свитой. Слуги спешно разбирали юрту. Сергей думал, что его сейчас прикончат.

Кто-то из полководцев на поле спешно собирал обров в одно место, бронированный кулак людей продолжал настигать разредившихся врагов.

Сергей откуда-то сбоку услышал дробный топот копыт, сотни три всадников летели к полю боя. Отделившись, часть бойцов налетела на холм, беспощадно вырезая визжащих обров. Кто-то остановился возле креста, Сергей узнал Радима. Обрезанные веревки падали, Радим балансировал, стоя ногами на седле. Сергей хотел слезть вниз, но почему-то падал… Сорвав с ближайшего обра плащ, Радим укутал Волкова. Помогли сесть на коня, кто-то остался помочь, остальные быстро покатились к полю сражения.

Но все уже затихало. Солнце, склонившись к закату, решило за сражавшихся. Подхватывая тела товарищей, обры беспорядочно отходили к своему лагерю. Ночью конница не бьется: и лошади, и лорки – дневные животные. Охотники шли в поле искать стрелы, брошенное оружие, тела своих и чужих.

Глава 8. НОЧЬ ТИХА, ПУСТЫНЯ ВНЕМЛЕТ БОГУ…

Сергей отлеживался весь вечер и часть ночи, но спал плохо. Страшно болело обожженное тело. Хорошо еще, что на кресте провел всего один день. Уже перевалило за полночь, и черный провал неба только-только начал светлеть, гася одну за другой звезды. Не зная, как еще пристроиться, чтобы унять боль, и уже не надеясь уснуть, Волков вышел из темной избы на воздух.

После освобождения из короткого, к счастью, плена его вместе с попутчиками привезли не в воинский городок Доброслава, а в одно из обычных селений, где правил старшина Ворон. Здесь оставалась только женская половина, потому что даже философ Малинин вполне сносно владел мечом и, значит, держать лишнего бойца в тылу было бы преступлением.

Сергея определили в маленькую баньку – может, как гостя, а возможно, по другим соображениям. Помнится с вечера, одурманенный солнцем, впечатлениями и неутолимой жаждой, он ощущал нежные касания, смазывающие его кожу чем-то прохладным.

Сырой ночной воздух остудил горевшее тело, и ему сразу показалось все не так уж плохо. На Сергее сейчас были короткие, очень легкие полотняные штаны. Босиком он прошел к тыну и по лесенке перебрался к дозорному внутреннему настилу. Никого здесь не было: все знали, если обры пойдут в леса искать селения, воевода Доброслав упредит.

Луна на небе сияла серебряным блюдом и, словно бы блистающей короной, окружила себя кольцом облаков.

Сергей достал сигарету и закурил. Мимоходом посетовал, что будет грустно, когда кончатся сигареты, потому что здесь он не видел курящих, и тут услышал позади себя шаги. Он не стал оборачиваться.

– Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит… – произнес женский голос.

– Ты сочиняешь стихи? – спросил он.

– Да. Правда красиво?.. И звезда с звездою говорит…

– Красиво…

– Как ты себя чувствуешь?

– Знаешь, сейчас гораздо лучше, чем думал. Кажется, вообще ничего не болит.

– Я рада. Вчера, когда тебя привезли, ты был совсем плох. Это надо же! С креста сняли… Хорошо, что мерзкие животные не прибили тебя, как Христа.

– Сначала хотели, но потом решили, что без гвоздей я буду дольше мучиться.

– Тебе повезло…

– Да, повезло. Михайлов не рассказывал, как я попал к обрам?

– Рассказывал, что это он ударил тебя, а когда ты потерял сознание, то оставил тебя обрам.

– Ну а вы как?

– Сережа! Ты действительно тот, за кого себя выдаешь?

– Кем же я еще могу быть?

– Не знаю. Можешь быть Колей, можешь – другим. Знаешь, что думает о тебе мой муж?

– Не знаю…

– Он говорит, что Бог-Император, выбирая претендентов на государственные должности, наделял их выдающимися качествами уже потом, то есть согласно должности. Валентин считает, что сами должности автоматически дают долголетие, силу, ум, здоровье…

– Может быть. Твой муж философ, кому же еще знать. Хотя, если явление поставить с ног на голову, ничего, в сущности, не изменится.

– Может быть. Но он говорил, что даже если ты не Орлов, а действительно простой уголовник, то само общение с Николаем, а потом твоя роль здесь, в нашем паломничестве, могли передать тебе ряд качеств, которых не бывает у простых смертных.

– Не знаю, может быть. Но это не значит, что со мной можно экспериментировать и что я кому-нибудь позволю надо мной проводить опыты.

– Нет, конечно. Но если ударить Михайлова ножом в сердце, он умрет. А если тебя?..

– Меня?..

– Извини, Сережа, но мы даже особенно за тебя не волновались. Мы знали, что ты выкрутишься.

– Вы его оправдываете?

– Ни в коем случае. Просто надо его понять. Он думает, что его брата убил ты.

– Но ведь…

– Да, конечно. Он больше не будет пытаться тебя убить. Знаешь, Доброслав хотел его на месте прикончить– ваш отряд привез Виктора уже связанным. Михайлов взял да сразу брякнул, что он тебя убил и все такое прочее. Доброслав ему мозги долго прочищал насчет какого-то братства, какого-то там единения. Что, кстати, за братство?

– Мы тайно побратались со здешними бойцами. Совершили обряд у идола Бога-Отца. Только ты не очень распространяйся, – это тайное знание.

– Хорошо, молчу. Я уважаю мужские игры. В общем, Доброслав Виктора не тронул, пока ты не решишь, что с ним делать.

– А если он еще меня грохнет?

– Не грохнет. Он сам сказал, что, если ты выживешь, он тебя до самой встречи с Императором не будет трогать.

– Очень хорошо. Надеюсь, больше никто не захочет трахнуть меня чем-нибудь тяжелым, а потом начать раскаиваться.

– Не говори глупости.

– Хорошо. А теперь честно скажи мне, зачем ты пошла в это паломничество?

– Зачем?.. Может, стало скучно. Когда все уже испытано-переиспытано…

– Ах ты, малышка!..

– Не называй меня малышкой. Если бы ты знал, сколько мне лет!.. Так что не называй меня этим дурацким словом.

– Скажи мне, Катенька, как тебе здешние жители?

– Ты имеешь в виду мужчин?

– Ну… мужчин, да.

– Железные… железные дети. Я чувствую себя старухой рядом с ними.

– Ты о чем?

– Понимаешь, они такие цельные. Настоящие античные герои без страха и упрека. Они глупы, молоды и счастливы, а я мудра, стара и несчастна.

– Да? А ты не замечаешь, как они на тебя смотрят?

– Ах, не напоминай. Все равно здесь время героев, а не таких циничных баб, как я.

– Не расстраивайся. Ты сама не знаешь, что говоришь. Да и какая ты циничная? «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит»…

– Ты запомнил? Но это не мои стихи, Сережа.

– Разве в этом дело? Спокойной тебе ночи, иди спать, еще есть время.

– Спокойной ночи, Сережа.

Волков поднялся, оставив ее одну, и вернулся в свою баньку. Немного погодя, она пришла к нему. Двери здесь, кажется, никогда не закрываются. Темный проем засветился светлой тенью, Сергей почувствовал ее запах, и куда-то ушла мучившая боль, напряжение, Михайлов, ударивший его по голове. И пусть она была циничной опытной светской львицей, давным-давно потерявшей последние иллюзии, все равно Сергей никогда не забудет, что она пришла к нему, когда он больше всего в ней нуждался, что она была теплой, нежной, податливой, но главное, что она пришла к нему…