Текст книги "Деревня Нура 3"

– Помните, там, в кафе, мы обещали говорить правду, потому что решили стать по-настоящему хорошими друзьями?

– Конечно, помним, Арина, что-то случилось? – спросил Сергей.

– Случилось давно, но конец всей этой беде должен прийти завтра.

И я рассказала им все, что можно было им знать. Они вдвоем сидели, переглядывались, не зная, верить в рассказаное или нет.

– Мне за Ленку страшно, может, ее отправить в город, а я останусь, и чем могу, помогу.

– Что, значит, Ленку в город? Дулю тебе, я тоже остаюсь. Ариш, только один вопрос.

– Какой?

– Как мы можем помочь, не просто сидеть и ничего не делать, как ты рассказывала, и не вмешиватся, а реально помочь, понимаешь?

– Спасибо, Лен, вам самое главное – не снимать обереги.

– В жизни не поверила бы в такую мистику. Но сейчас, глядя тебе в глаза, я правда вижу в них чужой взгляд. Голубые глаза тебе и правда не подходят, твои карие мне больше нравились, – тихо произнесла Лена.

– Арина, посмотри на меня, тоже хочу увидеть глаза Нуры, – попросил Сергей.

– А ты помнишь цвет моих глаз? – поворачиваясь к нему, спросила я у Сергея.

– Конечно, помню, светло-карие были. А теперь и вправду голубые, значит, последний раз ты не просто так интересовалась колдунами? Это о них ты хотела узнать?

– Да, совершено верно, и ты мне очень в этом помог, тот Мироний, которого ты отыскал, и есть наш дед Мирон.

– Ни фига себе, это сколько ему лет?

– Не знаю, он как Кащей из детской сказки, по ходу, бессмертный, но то, что бабке его было чуть больше 180, я прочла на табличке ее могилы.

Все присвистнули.

– Ничего себе, разве может человек так долго жить? – спросила Лена.

– Они колдуны, у них и отсчет годов, наверно, другой. Наверняка в их понимании она померла еще совсем юной, – ответил ей Максим. – Кстати, интересно, умирают они, как все, или по-другому?

– Нашел, что спросить, откуда мы знаем? – ответила ему я.

– Ладно, ребятки, я знаю, что Аришке надо кой-какие дела сделать, поэтому давайте ее отпустим?

– А можно мне с тобой? – спросила Лена.

– Вы на озеро идите, вам обещан был отдых.

– Но тогда не было таких обстоятельств, поэтому с отдыхом мы подождем.

– Для вас вообще пока ничего не меняется, одна только просьба – не снимать обереги. Ни в воде, ни на суше.

– Понятно, значит, мне с тобой нельзя.

– Прости, Лена, но правда нельзя.

– Да не извиняйся, раз нельзя, так, значит, прямо и говори, я не обижусь, честно. Мы не хотим тебе навредить.

– Спасибо за понимание.

– Ты, главное, береги себя и поставь раком всех, кто посягает на наш мир, – серьезным тоном произнесла Лена.

– Во, Ленка, ты молодчина, а то мне Аринка говорит, я грубиян, так я еще ни разу не пожелал вслух такой позы деду Мирону, – заулыбался Макс.

– Я, вообще-то, не грубинка, но меня сейчас просто распирает от злости за Аринку.

– Успокойся, моя милая, – обнял ее Серега и прижал к себе. – Давай отпустим ее, раз ей надо куда-то по делам.

– Ой, ты прав, беги, Аришечка, и помни: мы тебя ждем всегда назад.

– Да я с Никитой сейчас, так что не переживайте. Все будет хорошо.

– А, ну раз ты с таким джентельменом, то мы будем спокойны, – ответила Лена.

Мы с Никитой обошли холм и пошли в сторону леса.

– А что будем делать под тем дубом, куда мы идем?

– Баба Дуся мне говорила, что для тебя это может быть опасно, но я уверена, что оберег я тебе сделала такой же как она, ой, блин, вспомнила, вот балда.

– Что вспомнила?

– Блин, кажись, начинаю делать ошибки.

– Так, стой, и давай хорошо подумай.

– Никита, нам надо под этот дуб идти завтра, а не сегодня.

– Тьфу ты, а это важно, что мы только вышли с деревни, но до дуба не дошли?

– Очень важно.

– И как это можно исправить?

– Нарвем у холма полыни, только рви не от корня, а лучше верхушки.

– И этим мы исправим ситуацию?

– Этим мы не нарушим указание бабы Дуси.

– Хорошо, а полынь зачем?

– Для защиты жителей светлой стороны деревни.

– Бог мой, ты еще и за них в ответе, что-ли?

– Я сейчас в ответе за всю деревню.

– Бедная моя девочка, неужели все эти колдуны не могли для себя выбрать здорового мужика, чтобы хоть силы были примерно равны.

– Наверно, в колдовстве важно не тело и фигура, а сила влияния и сопротивления. Хотя точно не знаю.

– Из твоих уст это звучит как физика, а не колдовство. Любимая моя королева, может тебе поспать надо, я переживаю, что ты начала ошибаться.

– Наверно, это из-за радости, что увидела Лену. Помнишь, я тебе по телефону говорила, что боюсь заиметь новую подругу, это я о ней говорила.

– Я так и понял, когда увидел ее. Мне показалось, она хорошая девушка, и тебе правда будет хорошей подругой.

– Самая лучшая и любимая подруга у меня остается Надя.

– Опять ты о Наде думаешь, кстати даже времени не было тебя спросить, она что, опять приходила утром ругаться?

– Я не знаю, почему она тебе не нравится, ты просто ее плохо знаешь. Какую ты узнал ее, совсем была не Надя, потому что она уже была под воздействием деда Мирона. И не она, а я плохая подруга, что не заметила в ней этих перемен. А ведь знала ее с детства, знала, какая она недотрога, а в тот день она позволяла себя лапать, и знаешь я ведь поверила не Наде, а получается, поверила деду Мирону. Раз допустила беду к подружке, да еще и обиделась, а надо было ехать за ними. Мало ли, что она говорила.

– Если честно не понимаю, как дед Мирон мог на нее влиять, она натурально такая. Но я обещал о ней не говорить, все, я замолкаю, прости, что опять замолвил о ней слово.

– Ты мне веришь до конца, или все же сомневаешься в каких-нибудь словах?

– Верю до конца, моя королева.

– Конечно, поверить разумному человеку, в такое невозможно, но теперь я знаю, что и разумное тоже выходит за рамки необьяснимого. Надя – жертва деда Мирона, он своими извращенскими методами отдалял ее от меня. Потому что их род был проклят его бабкой. И она была бы Нуре преградой, а теперь, после того, что с ней сделал дед Мирон, она ему не страшна, не страшна и Нуре.

– Поясни мне, почему Надя была бы им преградой?

– Потому что она представляет для них угрозу, чем дольше Надя со мною, тем слабее Нура во мне.

– Значит, проклятие мешало?

– Думаю, да. Она проклята, но не была поругана, а значит, это как-то мешало им.

– Ты меня прости, моя девочка, может, я и правда не прав в отношении Нади.

– Еще как не прав. Я просто не могу тебе все рассказать, что случилось с Надей, поэтому ты думаешь о ней плохо. А она – очень классная подруга.

– Все, сдаюсь, верю что она – самая лучшая подруга.

– Кстати, хочу спросить про Леню. Ты мне говорил, что вы пару раз с ним встречались в городе на вечеринках.

– Ну да, виделись, я, если честно, его и не знаю, только видел пару раз. С нами обычно Толик разговоривал, а Леня стоял в стороне. А что? Почему ты его вспомнила?

– Просто мне интересно, кто такой Леня?

– Черт его знает, кто он есть на самом деле. Тем более, так исчез как будто и не жил в городе никогда. Я думаю, отец Толика постарался все улики подчистить.

– Или дед Мирон, – тихо ответила я, и бросив охапку полыни, крикнула: – Никита, сегодня третье или четвертое июня?

– Девочка моя, что с тобой? Сегодня четвертое уже.

– Бежим, Никита, нам надо в полдень быть у дуба.

Глава 10

Я не отвечала на вопросы Никиты, я бежала и старалась не слышать то, что мне шептал дед Мирон. В голове словно все перемешалось, я не сображала, зачем вообще я бегу к этому дубу и тащу за собой Никиту. Я почувствовала, как прохладный и нежный ветерок обдувал мне лицо, и голос бабы Дуси шептал громче деда Мирона: «Поторопись, детка».

– Никита, сколько времени?

– Без пяти двенадцать.

– У нас всего пять минут.

– А где этот дуб?

– За этими большими соснами.

– Давай руку, – крикнул он и потащил меня за нее, ускоряя мой бег.

Добежав до дуба, мы оба повалились в высокую траву, И глядя на ветку, я увидела две маленькие светящиеся фигуры, кувыркающиеся на ветке.

– Никит, ты их тоже видишь?

– Вижу, что это?

– Не знаю, но один раз ту, что зеленым светится, без рук, без ног и лысая, я уже видела во сне, Макс говорил тогда, что это дед Мирон.

– Тогда кто другая, что светится серебром?

– Не знаю, во сне, мне Макс сказал: «Приди сюда в полдень, и все увидишь сама».

– Смотри, они исчезли.

– Полдень, дуб полностью накрыт солнцем. Запомни мой знак, который действительно будет означать, что мне нужна твоя помощь. Наклонись.

Он наклонился, и я поцеловала его в губы.

– М-м-м-м, мне нравится этот знак, ты сейчас сладко-горькая. И полынью пахнешь.

– Запомни, Никита, Нура не целует, она облизывает жертву.

– Ты что, серьезно?

– Господи, не задавай ненужных вопросов, я ведь сюда не шутить бежала, а чтобы никто не видел живой знак о помощи.

– Прости, я идиот, все, молчу. Что дальше?

– Баба Дуся, прости, я не буду рисковать жизнью Никиты, но я догадалась, о чем ты мне говорила в ту ночь.

Подул опять легкий ветерок, словно гладил меня по щекам.

– Аришка, посмотри на меня! Я готов, милая, на все ради тебя, только говори, что надо делать.

– Уже не важно, она услышала и согласна.

– Кто она?

– Белый Ангел света. Ответила я ему.

– Ариш, с тобой все нормально? Ты странная какая-то.

– Все нормально, мой хороший. Баба Дуся и есть белый Ангел света. Смотри сюда, мы подошли ближе к широкому дубу.

Под широкой ветвью из небольшого холмика торчал старинный резной крест серебряного цвета, с левой стороны было выгравировано солнце, с другой полная луна, но на ней виднелся только маленький диск темной ее стороны. А в середине креста в круглой рамке висел старый портрет – голова, укутанная в белый платок, еле различимые черты лица, и только добрые глаза бабы Дуси сейчас четко смотрели на нас.

Ниже была выгравирована надпись:

Светлова Евдокия Демидовна

Родилась 05.06.1795 года

– Почему-то у бабульки даты смерти нет, – сказал Никита.

– Мы с ней родились в один день. Я спрашивала, сколько же лет деду Мирону, она не ответила, сказала, ответы я найду здесь.

– И что это значит? Могила есть, а даты смерти нет? – прошептал Никита.

– Пока не знаю.

– А может, здесь еще есть могила, давай посмотрим, – и Никита стал обходить старый дуб.

Раздался громкий хруст, как будто ствол дуба треснул, и земля под ногами качнулась. Я только услышала :

– Черт, – и все сразу стихло.

– Никита, все нормально?

Но в ответ стояла тишина.

Я глянула на портрет бабы Дуси, портрет раскололся, и глаз ее не стало видно. Я закричала:

– Никита, ты где? – И побежала в ту сторону, куда пошел Никита.

Там был еще один холмик с крестом, но крест был черного цвета, низко накрененый к могиле, и почему-то был в ногах, а не как у всех, в голове. Захоронение выглядело свежим. Земля была рыхлой и влажной, как будто совсем недавно ее засыпали, или же ее каждый раз кто-то перемешивал, выбираясь из могилы.

Страх постепенно сковывал движения, в горле пересохло до боли, что крикнуть громко не получалось, и я только выдавила еще раз жалобный стон:

– Никита, ты где?

Но в ответ тихо подул ветерок, и голос бабы Дуси зашептал:

– Воткни крест в голову.

Я схватилась за крест и потянула на себя, но крест был тяжелый, даже не шевельнулся, а наступить на свежий холм я боялась. Еле как я выпрямила крест и волоком потащила к изголовью, эти два метра для меня показались нескончаемым полем. Но приподнять и воткнуть его в землю сил у меня не было. И вдруг из-под земли я увидела торчащую руку, на которой были надеты часы Никиты.

Не спрашивайте меня сейчас, что это было. Страх полностью исчез, я повернула крест, где на табличке висел портрет деда Мирона, а снизу золотыми буквами было выковано:

Мироний II

Родился 05.06.1795 года

– Ах ты, гад, ты, значит, еще живой.

Собрав все силы я подняла крест и воткнула в изголовье могилы.

Земля шевельнулась и провалилась, в могиле, приваленый землей, лежал Никита.

Обьяснить вам, что в эту минуту двигало мной я не могу, я спрыгнула вниз и стала бить по щекам Никиту, крича изо всех сил:

– Я тебе не отдам его, гад, ты слышишь меня, не отдам!

Раздался тот ужасный смех деда Мирона, который я слышала во сне. По телу пробежала дрожь. Чтобы придать себе сил, я опустила голову – хотела посмотреть на Никиту, но вместо него меня держали две тонкие руки, а черные пальцы с длинными когтями, под которые забилась земля, с силой сжимали мою правую ногу. Я дернулась, но нога словно была в тисках.

– Аринка, – услышала я до боли знакомый голос сверху.

– Я тут, Никита, – и сильнее дернула ногой, но костлявая рука тянула меня вниз, глубже в могилу. Тогда я другой ногой пнула по одной руке и тут же ударила по другой, раздался тошнотворный хруст. Пальцы разжались. И я громче закричала:

– Никита-а-!

– Господи, Аринка, ты как туда попала? Он схватил меня за руки и быстро вытащил на поверхность.

– Где твои часы? – глядя на его руку, спросила я.

– Не знаю, я их утром не нашел.

– Они здесь, их нельзя оставить в могиле.

И я снова спрыгнула вниз, ногами я раскидывала землю, и накинец увидела серебристый циферблат – черные пальцы сжимали часы в своей мертвой руке. Я ногой пнула по руке, она хрустнула и выронила часы; схватив их, я крикнула Никите:

– Тяни быстрее.

Вопль мертвецов раздался по всему лесу. Земля вокруг зашевелилась.

– Бежим быстрее, – крикнула я Никите.

Он схватил меня за руку и тянул за собой, не давая сбавить темп.

Добежав до деревни, я оглянулась. Позади нас никого не было.

– Никита, все, стой, давай переведем дух.

– Ты мне обьясни, задыхаясь, спросил он, какого черта ты полезла в могилу? Только не говори, что так надо.

– Мне кажится, я пошла не тем путем.

Он взял меня за плечи, и глядя в глаза, тихо сказал:

– Соберись, девочка моя, ты же сказала, тебе нельзя ошибаться. А ты уже два раза подряд накосячила. И нафиг ты за этими часами прыгнула в могилу, они не стоят того, чтобы ты так рисковала.

– Дурак ты, Никита, я не часы доставала, я доставала из могилы тебя.

– В смысле, меня?

– Нельзя в могиле оставлять вещи или фотографии живого человека. Также нельзя с могил тащить что-то в дом.

– Суеверие?

– Нет, это правда.

– Сейчас придем домой, и ты, ляжешь спать, ты плохо выглядишь, под глазами уже черные круги. Тебе надо отдохнуть, хоть часик.

– У меня нет времени, давай возьмем ту полынь, которую мы с тобой уже нарвали, пока я буду готовить все, что мне нужно для ночи, вам придется с Максом еще нарвать, только уже не у холма, а у вон у той дороги, – и показала вправо, где у нас была почта. – Вдоль дороги есть небольшой овраг, полынь там растет пышно, думаю там ее много. И чем быстрее вы нарвете, тем лучше.

– Мы все сделаем, но я волнуюсь, переживаю за твои косяки.

– Пока не все потеряно. А где ты был там, на кладбище? Я ведь за тобой пошла.

– Ты совсем в другую сторону пошла. Я тебе кричу: «Иди сюда, здесь кладбище», а ты пошла дальше, за дуб, потом смотрю, тебя нет нигде. Бегаю, кричу, а ты не отвечаешь, случайно споткнулся у могилы бабы Дуси, и чтоб не упасть, зацепился за дуб, а там ты землю пинаешь, из могилы что-то тянешь.

– А ты не слышил там ничего?

– Нет, а что должен был слышать?

– Это хорошо.

– Что хорошего, я даже тебя не слышал?

– Значит, оберег правильный.

– Послушай, я думал, что ты должна к деду Мирону идти завтра, а получается, сегодня что ли?

– Я так закрутилась, или дед Мирон постарался и перемешал в моей голове все. Я тоже думала, что завтра, но я ведь родилась 5 июня, а не 6, и значит, сегодня после двенадцати ночи наступает мой день рождения. Ты знаешь, я сейчас поняла, как много из того, что говорила баба Дуся, у меня выпало с головы.

– Что именно?

– На кресте у деда Мирона я увидела ту же дату рождения, что и у бабы Дуси.

– У него тоже нету даты смерти?

– Нету, нам надо домой. Давай, быстрее дособираем траву, блин, мы коротко рвали, нам трудно будет уложить траву в охапку.

Никита снял майку, и предложил сделать мешок. Так мы и сделали.

Лена и Серега сидели в беседке под деревом.

– Ну наконец-то вы пришли. Мы уже сидим и дрожим от страха, куда все подевались, в деревне у вас так глухо, аж эхо слышно, даже жутко как-то. Ни собаки не лаят, ни кошки не бегают, ни котровы не мычат. Все вымерли в одочасье.

– Ты прям как бабулька наша, она тоже всегда нас встречала у калитки и ворчала, что оставили ее одну.

– Хочешь сказать, я постарела уже? – ответила мне Лена.

– Разве я могу такое сказать?

– Ну намекнула, да?

– Да нет, что ты, ты очень классно выглядишь, несмотря на то, что совсем недавно перенесла операцию.

– Ладно, ты тему не уводи в сторону. Где вы были?

– Траву ходили равать, полынь называется. Вон, почти мешок нарвали.

– За такое время можно было и пять нарвать, а вы полмайки притащили.

– Вот, сейчас как раз отправим наших мальчиков нарвать еще пять мешков.

– И чего мы с ней будем делать?

– Особо ничего, я на нее немного пошепчу, и раскидаем в некоторых местах и дома оставим небольшой пучок, – ответила я Лене.

– Слушай, Ариш, правду скажи, почему в деревне так тихо?

– Ты ведь знаешь, что если грядет, например, землятресение, то природа, птицы, звери нутром это чувствуют. Вот так и в нашей деревне все замерло перед полнолунием.

– Знаешь, иногда мне кажется, вы нас разыгрываете, но один момент, который меня полчаса напугал до жути, дает оснавания верить, Серега например ничего не слышал, а я слышала крик.

– Какой крик ты слышала?

– Это даже не крик, а скорее вопль, только не смейся, вопль мертвецов, как в кино ужасов. Меня даже передернуло от страха.

– Ты правда слышала этот звук?

– Вот тебе крест, – и Лена перекрестилась.

– Лена, а ты крещеная?

– Да, почему ты спросила?

– А крестик носишь?

– Конечно, у нас в роду все крещеные, и все носят освещеные крестики.

– Это хороший знак для нас. Так, ребятки, времени мало, надо правда много полыни собрать, я обратилась к Сергею, который стоял позади Лены. – Поможешь Никите и Максу, только Макс, наверно, у Багаевых, придется вам за ним зайти.

– Да не вопрос, только я не знаю, как полынь выглядит.

– Я уже знаю, на месте покажу, – ответил ему Никита.

– А мне что делать? – спросила Лена.

– А тебе лежать, ну, на худой конец сидеть и наслаждаться тишиной.

– Не, я лучше мальчишкам помогу полынь рвать. Можно?

– Можно, – вместо меня ответил Сергей, – Только не рвать, а рядом с нами быть. Давать ценые указания.

– О, это я умею хорошо. Аришенька, я с мальчиками, можно? – повернувшись ко мне, спросила Лена.

– Только, пожалуйста, не лезь в овраг.

– Да я ее не пущу туда, не переживай.

И они все трое пошли вдоль огорода к дому Багаевых.

Оставшись одна в доме, я достала из сундука узелок, который получила от бабы Дуси в последний свой визит к ней. И развязав узел, увидела в нем небольшие тряпочные мешочки, все были чем-то наполнены. Взяв первый мешочек, я высыпала его содержимое на тарелочку, по запаху я определила, что это сбор трав для крепкого сна. Осталось его только заварить и дать хорошо настояться. А потом, вечером, ближе к ночи, добавить всем в чай или в еду. Во втором мешочке лежало что-то непонятное, на ощупь напоминало капрон, серебристого цвета, замотано в тугой ролик. Но развернуть его можно, только когда я пойду к деду Мирону. Еще один был тот самый, что она мне давала для камня желания, после кладбища я его положила в узелок вместе с камнем, и еще один, из нежного голубого шелка, завязан был серебристой ниткой. Этот мешочек я не могу раскрыть, его она строго наказала открыть, только если я вернусь от деда Мирона.

Пока не приехал отец на обед, я быстро заварила снотворное и графин унесла к себе в комнату, поставила в шкаф, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не хлебнул из него раньше времени. Налив еще в три маленькие баночки, я побежала к Свете Калкиной.

– Здравствуйте, баба Матрена, Света дома?

– Здравствуй, Аришинка, дома она, дома, проходи.

– А вы что, все курей лечите?

– Да чего их лечить, видно, подохнут все.

– Не подохнут, пару дней еще отдохнут и начнут опять вам яйца нести.

– Та вам, молодым, лишь бы пошутковать, а я за них беспокоюсь, ни стого ни сего нестись перестали. Она подошла ко мне ближе и тихо шепнула: – А за внучу Светочку тебе спасибо, и мой низкий поклон тебе, ‒и бабушка налконилась.

– Бабуль, вы чего, какой поклон, мне даже стыдно стало, нукась выпрямитесь, это вам мой низкий поклон, что Светку, не смортя ни на какие прогнозы, не оставляли одну.

– Так она моя внучка.

– А мне подружка, одноклассница, землячка. Вон сколько раз она мне дорога.

На пороге появилась Света.

– Вы чего тут шумите, а в дом не заходите?

– Да твоя бабуля тут такое выдала, я от стыда чуть не сгорела.

– Она могет и не такое. Ну заходи, подруга.

– Светуль, а ты молоток, гляжу, ты прям цвести начинаешь.

– Все благодаря тебе и твоим травкам.

– Слушай, времени в обрез, я опять не с пустыми руками, вот баночка, в ней отвар. Ты обещала выполнять все, как скажу.

– Обещала, значит, выполню, говори, кого отравить надо?

– С дуба упала, никого травить не надо, а вот это ты должна в еду или в чай налить, и сама тоже, пожалуйста, выпей.

– А чего это?

– Ничего страшного, просто отвар.

– Не ври, ты не умеешь.

– Ладно, скажу правду, только обещай выполнить.

– Обещаю, если это не грозит моим смертью.

– Сегодня ночью вы должны крепко спать, сегодня полнолуние, дед Мирон обретает новую силу и будет вас призывать на помощь. Поэтому вам лучше спать и никого не слышать.

– А если не выпьем, что будет?

– Тогда вы окажетесь в его доме, он соберет всех тех, кто мне дорог. А я тебе уже говорила, что лучше умру сама, но вашу жизнь не возьму в замен.

– Я поняла, обещаю, всем налью и сама выпью. Только ты, пожалуйста, береги себя.

И она обняла меня.

– Свет, я очень на тебя надеюсь, не подведи.

– Раз обещала, сделаю, ты видела, моя бабулька в обереге. Знаешь, я думала, с отцом будет труднее всех, оказалось, с бабушкой. Пришлось сказать, что ты от деда Мирона силы принимаешь, сразу натянула и не снимает.

– То-то она мне в ноги поклонилась.

– Правда чтоли?

– Честно, ты, зараза, напугала бабульку, так она теперь и будет всем говорить, и вся деревня начнет кланяться.

Света засмеялась, а потом ответила:

– Не боись, подруга, моя бабуля дальше нашей калитки ничего не вынесит, в этом можешь быть спокойна.

– Ох, Светик, побью тебя, когда выздоровеешь полностью.

– Ну а днюха состоится?

– Конечно, обязательно приходи.

– Слушай, я слышала, Надюха вернулась?

– Вернулась, надеюсь, и она придет.

– Ну, тогда точно весело будет.

– Авось, так и будет, ладно, я побежала, не забудь, что обещала.

– Пока, Аринка, не переживай, не забуду.

Сбегала к тете Тане Левиной, пришлось обмануть слегка, что мамуля ей передала настойку для чая, ту самую, которую она добавляет в чай, и от нее именно чай получается вкусный. По идее, днем они не смогут его выпить, пока раздадут почту, а вечером за ужином могут запросто выпить и будут спать до утра как убитые вместе с дядей Аликом.

А к тете Кате и дяде Семену отнесу позже, эти люди суеверные, им не придется врать, они на все будут согласны, лишь бы полнолуние пережить, тетя Катя каждый месяц так говорит. Возвращаясь назад, я свернула к озеру, на наше с Надей место.

Я присела на бревно, которое лежало здесь, наверно, с моего детства. И всматривалась в кристально чистую воду и насыщеный цвет, в котором отражались высокие ели с косогора. Голубая вода озера в обрамлении изумрудных зарослей поистине создавали сказочную атмосферу, только добрая сказка, от которой остались лишь детские и воистину добрые воспоминания, закончилась год назад.

Никита, конечо, прав: может, из-за переизбытка накативших эмоций я плохо и мало спала ночью, возможно, это тоже повлияло на то, что я начала ошибаться. Я не должна была идти под дуб, если увижу на дереве кувыркающие фигуры. А я про это совсем забыла. Да еще провалилась в могилу, наверняка же это была могила деда Мирона. Получается, не я его вынудила выйти на солнце, а он меня заманил в тьму. Как я могу исправить ситуацию? Ответов не было, ход событий я уже не понимала и не контролировала, поэтому я должна усыпить всех, а не только одного Никиту. И к деду Мирону я уже не боялась идти, мне сейчас вперые за все время хотелось побыстрее покончить со всем этим дерьмом, которое лилось на меня долгое время. Я готова была сию же минуту пойти к нему и сдаться. Интересно и что бы он сделал? Просто вырвал бы мне сердце или душу, ну, как все это выглядит в их потустороннем мире? Как я могла отомстить за Свету, за Надю? Если сама ни фига не умела, и даже то, чему меня научила баба Дуся, все забыла. И я задала сама себе вопрос:

– Страшно ли мне умереть? – и тут же ответила: – Нет, не страшно, единственное за что мне страшно, это за моих родителей. Как они пережут горе. Да и вообще, смугут ли пережить? Отец в последнее время только и держится за сердце, а спрашиваю: «Болит?», отвечает: «Не болит, за тебя переживает». А значит, мне нужно бороться. А не сидеть здесь и киснуть. И тем более, сдаваться по доброй воле ради родителей, ради Нади и Светы я не буду.

Кинув камень в озеро, я сказала:

– Слышала меня, девушка с глазами неба? Я не сдамся, так что посторанись, твои голубые глаза, что сейчас светятся, вовсе не голубые, они карамельные. Запомни!

И быстро пошла домой.

У дома стоял джип Макса.

– Аринка, ты где была? Выбегая ко мне навстречу, кричал Максим.

– А где вся твоя бригада?

– Обедают, а ты где была?

– На озере, сидела и размышляла, может, легче сдаться деду Мирону.

– Я тебе сдамся…

Он не закончил, я его прервала:

– Да я пошутила, какой сдаваться, когда полыни целую машину нарвали.

– Ага, по ходу мы ее всю там оборвали. Разгружать надо?

– Нет, оставь в машине, только ты иди в дом, я тут сама поколдую.

Кивнув головой, Максим ушел в дом, я залезла в машину и стала приговаривать:

«…Закройте ризами нетленными, запечатайте округу замками, не пускайте ни страх, ни испуг над головами и домами, у всех, где лежит полынь. От всего злого, от змей, колдунов и колдуний, вертунов, вертуний, которые хотят украсть жизнь и погубить душу. Враг, сатана и вся нечистая сила, прочь с наших стежек-дорожек. Да будут мои слова крепки, а замки надежны. И исполнится все, как сказано было».

Сплела из шести веточек косичку и повесила себе на забор.

– Всем приятного аппетита.

– Да Никита твой и не ел еще, тебя ждал, да на диване заснул, – ответила мама.

– Мам, а ты уже все, отработала?

– Да, бабоньки наши меня отпустили. Коровы не доятся, так что работы на вечер не так много.

– У нас с тобой полный дом помощников, значит, готовить будем завтра. И до вечера успеем.

– Конечно, успеем, Аришка, а сегодня что-то еще надо сделать? У меня, блин, от этой полыни даже во рту горько, – заявила Лена.

– Ну, значит, враг в тебя никак не проберется. Ты ему уже ход полынью закрыла.

– А знаете, я помню, и моя бабуля, когда-то давно, правда, дома развешивала полынь. Тогда она мне сказала, чтобы моль не завелась. Наверно, обманула, или это правда?

– Почему не правда, – ответила я Лене, – очень даже правда. Только не стебли надо собирать, а цветочки и верхние листья, тоже пойдут. Полынь, кстати, не так опасна, как таблетки от моли. Все, что людям нюхать приятно, моль не любит. Особенно она не любит герань, лаванду и пижму. Полынь, кстати, тоже для нее отрава.

– Надо же, мне вот интересно, Аришка, откуда у тебя такие познания в травах? – спросила Лена.

– Если скажу правду, в жизни не поверишь.

– Скажи, мне до ужаса любопытно.

– Во сне прочла умную книгу о травах и все запомнила, а вот, что съела на завтрак, уже не помню.

Все рассмеялись.

– Врушка.

– Черт, я, кажись, заснул, – входя в кухню сказал Никита.

– Мы тебя разбудили? – спросила мама.

– Да скорее, голод меня разбудил, – ответил он маме и, тут же повернувшись ко мне, добавил: – Девочка моя, ты где гуляешь? Чуть с голода из-за тебя не умер.

Он поцеловал меня и уселся рядом.

– Ты же сам сказал, что мне надо отдохнуть, вот пошла и отдохнула.

– Правда, отдохнула, или просто говоришь?

– Правда, у озера на нашем месте сидела, там такая тишина.

– Никита, тебе суп наливать, или ты будешь гречку с мясом? – спросила мама.

– Мне все давайте, я все буду.

– Макс, как там Надя?

Он сидел, задумавшись, и мне показалась, что-то с ним не так.

– Да вроде нормально.

– А чего грустный такой?

– Не знаю, если честно, что-то беспокоит, а вот что, не могу понять.

– Ну-ка все покажите свои обереги, – приказала я.

Все вытащили из-за пазухи на общее обозрение свои мешочки. А у Макса его не оказалось.

– Макс, а где твой?

– Не знаю, может, когда полынь рвали, потерял. Шнурок, наверно, развязался. Честно, не заметил, когда его не стало.

– Ох, я так не успею за вами следить. Пожалуйста, следите за этим сами, каждый час проверяйте его на ощупь, все поняли? – и встала из-за стола.

– Ты куда? – взяв меня за руку, спросил Никита.

– Пойду делать новый оберег для Макса.

– Да поешь сначала, потом сделаешь.

– Нет, сделаю, потом поем, а ты ешь хорошо, а то правда помрешь от голода, и нам с мамой стыдно будет, что уморили тебя здесь голодом.

Поцеловав Никиту, я ушла в сарай, где все собранные мною травы для оберегов висели пучками на веревке.

– Аришка-а, – услышала я голос Нади.

– Надя, заходи, в дом Аринка сейчас придет, – звал ее Максим.

– Нет, мне неудобно, я здесь подожду.

– А ну-ка входи в хату, неудобно ей, глядите-ка. Наш дом – и твой дом, иль совсем забыла нас? – говорила мама.

Вернулась я быстро, подала оберег Максу, тот сразу же натянул на шею.

– Аришка, я к тебе, – вставая, сказала Надя.

– Блин, вы ей хоть поесть дайте. А то разрывается на все наши косяки, – серьезным тоном произнес Никита.

– Надь, что-то случилось?

– Случилось, но тут твой командир запрещает говорить, – съехидничала Надя.

– Никита, я обещаю, что поем, когда вернусь. Пошли, Надь, рассказывай.

– Я и тут могу сказать, садись и ешь, правда.

– Ну, тогда говори, – и стала есть суп, тарелку с которым мне сразу же подсунула мама.

– У Ванюшки температура, кажись, весь горит.

– Мерили температуру?

– Да, тридцать восемь и четыре.

– Кашель есть, носик забит?

– Да вроде все нормально, но горячий и все время плачет. Вот дед меня и послал к тебе.

– А, ну так, это ожидаемо было, вы только его не натирайте водкой, уксусом и всем прочим и не кутайте в одеяло, чтобы вспотел. Пока не надо ничего делать, сейчас у него иммунитет будет бороться со всеми вирусами, бактериями. Посмотрим, как дальше будет. Пить почаще давайте.

– Молоко?

– Молоко – это его еда, а пить – это вода, Надя.

– И откуда ты все знаешь, и от чего такая умная стала? – ответила она мне, улыбаясь.

– Я всегда умничала, забыла?

– Точно, забыла. Ну, тогда сама знаешь, если температура есть, то как-то фигово себя чувствуешь, а он даже сказать не может, как ему фигово.

– Прижимай его к себе и немножко качай, так ему будет лучше, чем в коляске.