Текст книги "Деревня Нура 3"

Глава 9

Один Никита все время ворочался на диване, иногда казалось, он скоро в диване просверлит дыру и провалится, потому как диван стал поскрипывать.

Голос беды все неотвратимее слышался сквозь унылые мысли, а белая смерть с каждым днем подходила ко мне все ближе и ближе. Я потихоньку теряла сон, страх плотным одеялом укутывал меня с головы до пят, боялась остаться наедине с собой, хотя в снах все тоже замерло, я не вижу больше Нуру, не вижу деда Мирона, не слышу бабу Дусю, точно, как и сейчас в деревне, в открытое окно не долетал сегодня ни лай собак, ни стрекотание сверчков, ни шелест листьев, ни один звук не нарушал ночную тишину, до глухоты в ушах.

– Ариш, ты спишь? – услышала я голос Никиты.

Но я не смогла ответить, страх тянул меня в омут сна, парализуя мой язык, я летела в глубокую пропасть. Чьи-то руки меня подхватили и не дали упасть, я огляделась и увидела, как баба Дуся держит меня за руки и тихо шепчет:

– Не бойся, я всегда рядом!

Словно огромный магнит меня притягивал к себе, и рука не удержалась за руку бабы Дуси, и снова меня понесло куда-то еще ниже. Вдруг я увидела, как навстречу мне шел дед Мирон с раскрытыми руками, ловя меня в свои объятия.

– Ну вот, скоро ты совсем будешь моя, – и стал смеяться.

Совсем рядом со мною вдруг раздался еще один голос, он тоже смеялся, странный и неживой. Девушка с голубыми глазами уставилась на меня и своим взглядом, хотела проникнуть в мое нутро. Потом протянула руку, мертвым голосом сказала: «Идем со мной».

Я послушно взялась за ее руку, она оказалась холодной и скользкой, как лед, который начинает таять. От неожиданности я одернула свою руку. А она спросила:

– Холодно? Так ведь я – это ты, теперь я живу в тебе, и в твоих жилах тоже течет холодная кровь, – и громко-громко расхохоталась, а глаза блестели и обжигали все мое тело колючим холодом.

Смех играл, как пламя костра на ветру, то громким, то низким, то утробным голосом. От ее безумного смеха у меня кожа покрылась пупырышками, и каждый волосок поднялся, а в желудке и в венах моего тела как будто действительно сейчас все застыло как лед, ледяной холод меня парализовал, мое сознание погружалось в черную тьму. Из последних сил я пыталась бороться с сонным оцепенением. Чьи-то теплые руки коснулись меня, и нежный голос зашептал:

– Милая, открой глаза.

Но мои веки, как железные шторы, опускались на глаза и не хотели разлипаться.

– Спать, спать, – слышала я голос девушки и следом ее хохот.

Нура залилась безумным смехом, на миг от меня отвернувшись, и оцепенение ослабло. Я соскочила и хотела бежать.

– Аришка, тебе кошмар снится, открой глаза, – услышала я голос Никиты.

Открыв глаза, я стояла ледяная, от холода колотило так, что не могла сомкнуть свои зубы.

– Сколько времени?

– Четвертый час только. Ты случайно не заболела? В доме жара, а тебя колотит от холода, – громким шепотом спрашивал Никита.

Он накинул на меня тонкое покрывало, принес с дивана и свое, завернул меня в них и прижал к себе.

– Нет, не заболела, просто кошмар снился. А ты чего не спишь?

– Сейчас будешь смеяться, крутился-вертелся, вроде, хочу спать, но что-то мешает.

– Что?

– Такое чувство, что возле меня кто-то стоит и пожирает взглядом, и от этого как-то не по себе.

– Никита, может, правда тебе и Максу и всем, кто утром приедет, лучше уехать в город, домой?

– Ага, тебя оставить одну? Молодец, хорошо придумала. А как мы потом будем в глаза друг другу смотреть, ты еще не придумала?

– Может, вовсе и не придется смотреть.

– Ты давай мне не хандри, ты сказала, будешь стараться, вот и старайся, а мы с Максом будем рядом, не знаю, кто еще к тебе в гости приедет, вот их можешь отправить назад, я даже могу отвезти их сам в город. Но я точно остаюсь.

– Спасибо тебе, Никита. Хотя за вас всех я больше всего и боюсь. Нура уже в доме, раз ты чувствуешь ее взгляд, сегодня я во сне коснулась ее рук.

– И что это значит?

– Теперь я поняла, почему дед, рассказывая легенду, всегда говорил, что каждые пять лет в деревню приходит беда.

– Почему?

– Что-то во сне мне показалось странным. Я в первый раз видела деда Мирона во сне таким, как сегодня, сегодня он был другой.

– Так, рассказывай сама, я не хочу вытягиваться по слову. Тем более, помню, что Макс сказал следить за словами.

– Никита, а где твой оберег?

– Как «где»? Ты же сама ночью у меня попросила снять и отдать его тебе. И сунула его мне под подушку.

Я побежала к дивану, подняв подушку, обнаружила, что оберега не было. Вместо него лежал маленький цветок дурмана.

– Здесь его нет, я ведь просила не снимать.

– Моя девочка, не злись, я ведь тебе отдал, а не кому-то другому.

– Ох, блин, кажись, потихоньку начинается.

– Может, за диван упал, сейчас посмотрю.

– Да не смотри, вот он.

Я смотрела на разорванный пустой мешочек, который лежал у входной двери.

– Ариш, я точно помню, что ты его под подушку положила. Ничего себе, честно, это не я его разорвал.

– Я знаю. Только тебе придется теперь уехать.

– Никуда я не уеду, даже не проси.

– Тогда быстро поехали, пока солнце еще не взошло полностью.

– Куда?

– Я покажу, нам нужна сон-трава и папоротник, сорванные ночью, через десять минут появится верхний край солнца, и тогда будет поздно. Поехали быстрее.

Никита в трусах, я в ночной рубахе неслись к автомобилю, машина завелась с пол-оборота, и мы помчались к холму, где я собирала травы для всех оберегов. Но для Никиты оберег делала сама баба Дуся. И я не знаю, будет ли мой иметь такую защиту, какую он получил от старушки.

Мы успели сорвать траву до появления первого солнечного света на горизонте.

– Королева моя, прости, кажется, я начинаю тебя подводить, да?

– Понимаешь, я не уверена в том, что мой оберег будет такой же сильный, как тебе дала баба Дуся. Поэтому да, одной возможности мы лишились.

– Какой возможности?

– Вытащить деда Мирона под солнце.

– Ну, давай пойдем к вашей бабе Дусе и попросим, чтобы она еще один сделала, я сам попрошу, раз накосячил.

– Нет, Никита, с того момента, как темная и светлая стороны со мной попрощались и назначили время встречи, я не имею права больше с ними пересекаться, то есть, ни с дедом Мироном, ни с бабой Дусей. Завтра в двенадцать ночи меня будет ждать дед Мирон.

– Ты говоришь, что темная и светлая сторона назначили время встречи, так к кому ты пойдешь первая? И почему именно завтра, а не послезавтра?

– Завтра день полнолуния, и он совпадает с лунным затмением, значит, Луна войдет в полутень Земли. Луна будет ярче и больше, чем обычно, а также будет заметна тень с одной стороны лунного диска. И, и… кажется, я… – и прикрыла рот рукой, боясь, что меня услышат.

– И-и, что ты-ы? – тихо переспросил Никита.

– Поехали домой, мне кажется, я догадалась, из чего сделан был твой оберег.

– Можно я буду молчать? А то боюсь еще накосячить, у меня куча вопросов, почему, зачем, как, что, где и так далее. Но задавать боюсь.

– Правильно, лучше молчи и хорошо запоминай. Твой оберег, даже если тебя сильно будет душить, не снимай, он тебя точно не задушит, уяснил? И если я умолять тебя буду, не снимай, потому, что я тебе его надела, а снимает с тебя Нура.

– В твоем обличии? Разве это возможно?

– Да, не забывай, она сейчас – я, ночью, конечно, когда мой разум дремлет или спит, она становится полностью мною. Днем пока она бессильна что-либо делать.

– Значить лучше тебя разбудить ночью, если ты начинаешь со мною разговаривать?

– Если у тебя хватит силы, то лучше разбуди.

– А если тебе по-настоящему понадобится моя помощь, как мне распознать, что это ты, а не Нура?

– В полдень покажу тебе один знак.

– Хорошо, а точно о нем не будет знать еще кто-то?

– Поэтому и покажу его в полдень. Чтобы он был виден только тебе. И еще, сегодня будет тяжелая ночь для всех, ты не выспался, поэтому постарайся поспать днем.

Мы подъехали к дому, мама уже не спала.

– Вы где были, да еще в таком виде?

– Ой, я что-то даже забыла, что в ночнушке побежала.

– А я не забыл, что в трусах, меня там, у холма, кажись, крапива обожгла, вся нога горит и чешется.

– Иди, холодной водой обмой хорошенько, может, иголочки еще остались, – сказала ему мама. – И скоро все пройдет.

– Мы завтракать сегодня будем? – с ходу спросил папа, выходя из спальни.

– У отца, похоже, нет режима – он с раннего утра давай завтракать и поздней ночью давай ужинать.

– Так ежели я тебя не подтолкну, ты и не накормишь нас, будешь на одном месте топтаться.

– Конечно же, потопчешься у тебя тут, – улыбалась мама.

– Ну, а вы, молодежь, куда ездили-то, ни свет ни заря? – спросил меня отец.

– Да у Никиты оберег ночью сняли, говорит, я была.

– Дочь, а мне показалось, он меня душил, но мать сонная ткнула своей рукой мне в бок, и сразу все нормально стало.

– Сегодня я Нуру держала за руку.

– И что это значит?

– Если я правильно помню из того, что говорила баба Дуся, к кому Нура прикоснется… Бог мой! – вскрикнула я и соскочила с места.

Метаясь по кухне вокруг стола, обдумывала ту мысль, суть которой я не понимала сидя у бабы Дуси. До меня вдруг дошло, что Нура готовилась быть демонессой, или же она была ею. И вся легенда была вымыслом деда Мирона. Почему люди не покидают деревню, да просто потому что она всегда возвращается только туда, где сама обитала и где она умерла, в другом месте она просто не может быть. Это закон потусторонних сил, нарушить который она не может. И чтобы деревня не вымирала, они с дедом Мироном притягивают всех, кто в ней родился и жил. И каждые пять лет они убивают выбранную ими жертву, чтобы подпитать свои силы. Но Нура нарушила закон потусторонних сил, она решила переродиться, и для этого она вышла раньше назначенного срока. Каким-то образом дед Мирон ей в этом помог.

– Дочь, чего ты бегаешь как ошпаренная, расскажи и нам, чтобы мы знали, что означает, если она тебя взяла за руку? – спросила мама.

Входная дверь открылась, вошел Макс, держа Надю за руку.

– Доброе утро! – прокричал он с порога. Я тут вам гостью привел, правда, она боится заходить, еле как втащил.

Все поздоровались.

– Привет, Надюшка! – встречая их и смотря Наде в глаза, произнесла я.

– Привет, Аришка, ты прости меня, скотину неблагодарную, – начала она и заплакала.

– Тссс, подружка, пошли ко мне в комнату.

Мы уселись на койку, минут пять она всхлипывала, потом положила голову мне на плечо и тихо сказала:

– Я не заслуживаю, наверно, твоего прощения, но поверь, я сама не знаю, что творила, что делала.

– Надюш, я не злюсь на тебя и очень рада, что ты пришла. А можешь мне рассказать, зачем к тебе приходил тогда дед Мирон, за день до того, как мы поехали в Покровку?

– С того самого дня все и началось, я ведь ничего не знала о проклятии нашем. Я этого старика, как и ты, любила по-своему, ведь он классный был дед, мы все любили сидеть с ним у костра и слушать сказки.

– Я помню, если честно, я и правда, наверно, плохая была подруга, раз не заметила в тебе перемен, как рассказал мне недавно твой дед.

– Ты самая лучшая подруга в мире, сегодня всю ночь не могла уснуть, как будто целый год спала в каком-то жутком сне, и вдруг проснулась с тем дождем, который смывал последние частички моего кошмарного сна. Вроде все помню, и в тоже время как будто наблюдала за всем со стороны. Я даже не знаю, как тебе это объяснить.

– Ты рассказывай, я пойму.

Когда я от тебя возвращалась, дед стоял у дверей, я думала, дома нет никого, поэтому деду Мирону дверь никто не открывает. Ну и открыла своим ключом, а там дед с мамой, от испуга сидят, обнявшись, и дрожат. Честно, мне тогда так смешно стало. Я ржала как сумасшедшая. Даже не слышала, что дед Мирон говорил моим, а они, как гномы послушные, только кивали головами и все. Потом дед Мирон как-то странно меня по лицу погладил и сказал: «Аришка тебе не подруга, запомни это, и все сделай, чтобы она отстала от тебя». Веришь, я даже послать его не смогла подальше, как будто язык онемел, а потом он ткнул мне фляжку и приказал: «Пей!» До сих пор помню, какая это была гадость, воняла, как будто мертвеца помыли и мне выпить дали, меня вывернуло, но то, что я увидела, меня в полный ступор загнало. Черные мелкие черви тут же покрыли все, что вырвало. И в доме появился смрадный запах. Дед Мирон улыбнулся и поцеловал меня в губы, представляешь? Как было противно, его вонючий рот до сих пор помню.

– А потом он к тебе приходил?

– Нет, не приходил, но я все время слышала его голос. Он заставлял меня поехать в Покровку, иногда я хотела согласиться с твоими доводами, но тут же слышала голос, который вместо меня говорил и уговаривал тебя. И там, на берегу, когда Толик меня обнимал и лез целоваться, он каким-то образом заставлял меня отвечать взаимностью.

– Поэтому я тебя не узнавала, все время была недотрогой, а тут поплыла, но я, честно, поверила, что Толик тебе очень понравился.

– Если бы ты знала, как я его ненавижу, – тихо произнесла она.

– Кого, Толика?

– Да, – коротко сказала она.

– Зачем же ты за него вышла замуж?

– По доброй воле я бы его лучше застрелила с дедовского ружья, не то чтобы замуж выйти, – плакала Надя и отвечала сквозь слезы.

– Тебя дед Мирон принудил, он повелевал твоим разумом.

– Там, в лесу, это был не Леня, это был дед Мирон, – рыдая, произнесла она.

– Ты видела там деда Мирона?

– Все это время я думала, что сошла с ума. Толик стоял, как трусливый кролик, прижавшись к земле, когда Леня меня ударил и стал срывать одежду, я брыкалась, орала, а он приказал Толику держать меня за руки, и эта тварь держал меня. Представляешь, держал меня и обливался слюнями. Пока Ленька меня насиловал, извращался при этом как мог, а Толик только успевал, то за ноги держал, то за руки.

– А причем тут дед Мирон?

– Когда Ленька привел меня в чувство и стал снова насиловать, все время заставлял смотреть ему в лицо, я видела не Леньку, это был дед Мирон, это он меня жестоко насиловал, его смрадный запах до сих пор в горле чувствую. А когда закончил, я только услышала, как он сказал Толику: «Хватить слюни лить, давай, трахни ее, и чтобы все излил в нее, а не себе в штаны». Больше я с той ночи ничего не помню.

– Я теперь понимаю, почему ты отрицала, что это было изнасилование. И забрала заявление. А ты помнишь, как ты ездила к бабе Клаве в Логиново?

– Помню, временами я как будто просыпалась, но как видела тебя, тут же слышала голос деда Мирона, который, как змей, охранял меня. Я не хотела рожать этого гаденыша. Это ведь отродье деда Мирона или Толика.

– Я понимаю тебя, Надя, но в первую очередь он твой, только твой.

– Ты никогда не сможешь меня понять, не испытав такого. Нет, я не желаю тебе этого, не дай Бог, я даже врагу такое не хочу желать.

– А Свету Калкину ты видела в городе?

– Нет, почему ты спросила о ней?

– Так просто, она, оказывается, тоже в городе жила, думала, может, вы общались.

– Я вообще ни с кем не общалась, особенно, когда приходила в себя и видела, как возле меня Толик вертится. У меня одна мысль в голове жила – убить его.

– А ребенка зачем ты отнесла на кладбище?

– А что мне оставалось делать? Ночью проснулась, а по комнате Толик ходит, хохочет, как полоумный, и какой-то бумагой машет. Говорит, тест на отцовство сделал, это не его ребенок, это ребенок от мертвеца. Скалит свой поганый рот и шепчет: «Ты родила от мертвеца, отнеси его к отцу. Он мне не нужен в доме». Я итак боялась на ребенка смотреть, а тут он из кроватки достал маленькое черное тело и сунул мне в руки. Он правда был мертвый. Толик сам довез меня до кладбища, там меня у ворот встретила женщина, она спросила, зачем я пришла, я ей сказала, что хочу, чтобы ребенка схоронили. Она обещала его похоронить. А вчера утром я услышала опять, как дед Мирон, мне шепчет: «Езжай в деревню, мертвое тело твоего сына земля не приняла, надо отдать воде». Какая-то сила меня потащила в деревню.

– Это сила деда Мирона. Надь, а сейчас ты слышишь чьи-нибудь голоса?

– Нет, после того как постояла под дождем, с меня как будто кошмар смыли. И впервые за все время почувствовала, что живая.

– Ну а на Ванюшку смотреть можешь?

– Не могу, как бы я сегодня ни пыталась, в нем вижу деда Мирона, и даже когда он плачет, то голосом деда Мирона. У меня от него неприятная дрожь по телу все время бежит, когда его пытаются ко мне поднести.

– Давай вместе пойдем и посмотрим на него.

– Нет, Аришка, не хочу, даже не проси.

– Знаешь, я ведь тоже не живая и не мертвая.

– Ариш, я понимаю, ты хочешь, как лучше, и сейчас все наговоришь, лишь бы меня убедить, я ведь тебя знаю, ты, как мать Тереза, всем хочешь добра.

– Нет, Надя, я сейчас серьезно, когда мне было два года, я утонула, и дед Мирон меня, типа, спас, но на самом деле взял в заложницы. Ты помнишь цвет моих глаз? – и я быстро отвернулась от Нади.

– Конечно, помню, светло-карие.

– А теперь смотри мне в глаза!

Я присела перед ней, она пристально посмотрела в них и вдруг толкнула меня от себя.

– К черту вас всех, зачем ты меня пугаешь, я ведь просто пришла извиниться перед тобой! – и бросилась бежать.

– Стой, стой! – хватая ее за руку, кричала я.

На помощь пришел Максим. Мы удержали ее и снова усадили на мою кровать, она дрожала.

– Надя, прости, я не хотела тебя пугать, но мне нужно было тебе доказать то, что я тоже сейчас не живая и не мертвая. Во мне сейчас отродье деда Мирона, его Нура.

– Ну-у-ра? – протяжно переспросила она. – Причем тут Нура?

– Притом, дорогая, что дед Мирон хочет ее оживить за счет моего тела.

– Как можно мертвяка оживить, да еще из сказки?

– Ты ведь тоже думала, что Ванюшка мертвый, правильно? И до сих пор веришь, что он от деда Мирона.

– Это совсем другое.

– У нас в деревне нет другого, все мы заложники ее. Чтобы им было чем подпитываться, им нужны наши души. Поэтому вся наша жизнь пошла под откос. Настало наше время, когда наши души понадобились деду Мирону и Нуре.

– Чушь какая-то.

– То, что ты рассказывала, я ведь тоже могу назвать бредом, но я поверила каждому твоему слову. Надь, у меня сегодня последняя ночь, потом я или умру, или верну свою душу и закрою дверь навсегда.

Она плакала и смотрела на меня. Потом обняла и тихо сказала:

– Лучше верни свою душу, но не уходи, а если я могу помочь тебе захлопнуть этих гадов там, где они должны быть, то я с тобой, как в детстве.

И крепко взяла меня за руку. Мы всегда с ней в детстве на подвиги шли именно так, крепко держась за руки.

– Тогда пойдем смотреть на Ванюшку. Иначе его душа тоже в опасности.

– Я боюсь, я к нему кроме отвращения ничего не чувствую.

– Потому что ты его видела глазами деда Мирона, а сейчас ты на него посмотришь глазами мамы. Поверь, он тебе понравится. Вон, Макс от него не отходит, целый день готов сюсюкаться с ним, так он ему нравится.

– А кто он, этот Макс?

– Макс, мой брат.

– Не звезди мне, еще скажи, родной, – улыбнулась она.

– Вот, наконец-то узнаю свою подружку Надю. Он, конечно, не родной мой брат, он названый брат, потому что у тебя, например, на шее висит оберег, чтобы сумел тебя сохранить от деда Мирона, а у меня оберег – сам Макс, ну как я его могу после этого назвать, что он, просто знакомый?

– Ты не врешь, правда, он – твой оберег?

Мы шли, держась за руки, мимо огорода, в сторону дома Багаевых.

– Правда, я с тобой честна, как и раньше.

– Аришка, мне так страшно.

– Надь, я забыла тебе сказать, что у тебя еще один есть оберег, кроме того, что висит сейчас на твоей шее, это твой Ванюшка. Ты береги его, он – твоя защита и от деда Мирона, и от всего злого люда, и даже от него зависит твое счастье.

– Врешь ты все, просто хочешь уговорить, чтобы я на него посмотрела, и мысли убить этого гаденыша у меня не было.

– Дура ты, Надя, сейчас увидишь его, и я уверена, ты никогда не сможешь о таком даже подумать.

– Но если не смогу на него глядеть, то обещай, что не будешь больше пытаться меня уговаривать. Обещай! Прям тут, у калитки.

– Хорошо, я обещаю! Но и ты обещай, что свою руку не будешь выдергивать из моей руки, обещаешь?

– Блин, как в детстве, когда ходили окна бить к Никонорихе – и добавила, – Ладно, я обещаю, что буду держаться за твою руку.

Во дворе стоял обеспокоенный дед.

– Вы куда, девоньки? – и преградил нам путь в дом.

– К Ванюшке в гости пришли, – улыбалась я.

– Хлопец спит, как и полагается будущему бойцу, – рапортовал дед.

– Дед, пусти нас, мы просто посмотрим на него, – попросила я.

Но дед заморгал, и по его лицу было видно, что в дом впускать он нас не хочет.

– Деда, все хорошо, пустите нас, – тихо сказала я ему.

– Боюсь, если Надюшка его опять к озеру потащит, что делать будем? – шепнул он, как будто Надя стояла в стороне, а не рядом со мною.

– Дед, не бойся, я уже не чокнутая, соображаю малеха, – уверенно произнесла Надя ему в ответ.

Дед нехотя посторонился. Надина рука крепко сжала мою. И мы вошли в дом, у дивана стояла коляска. Надя при этом зажмурилась.

– Надь, открой глаза, а то ты не увидишь, то, зачем мы сюда пришли.

Коляска зашевелилась, Ванюшка проснулся. Его глазки, как маленькие фонарики, смотрели на нас, ручки, протянутые вперед, будто просились на руки. Надя сжала мою руку до боли, но я терпела, я видела, как в глазах у нее наливаются слезы, как побледнела она, и мне казалось, еще секунду, и она упадет в обморок.

– Надь, ты видишь, как он похож на тебя. Он твой и только твой.

Она отпустила мою руку. И протянула руки к малышу.

Дед насторожился.

А я была спокойна как никогда, теперь я была уверена: Надя увидела свое отражение в Ванюшке.

– Ванюшка, а кто его назвал Ванюшкой? – вдруг спросила она.

– Мамка твоя, – тихо ответил дед.

– Мамуля моя – молодец не забыла мою мечту, – и взяла малыша на руки, сильно прижала к себе и тихо прошептала: – Прости меня, сынок, я тебя никому не отдам, клянусь.

Дед заплакал и присел на диван.

– Неужели Бог смилостивился над нами? – хриплым голосом проговорил дед.

Макс тоже пришел. Тихо стоял, подпирая плечом косяк двери, и глядел на нас.

Я повернулась и посмотрела на него, он загадочно подмигнул. И мы с ним вышли во двор.

– Максик, мне остается только похвалить тебя.

– За что?

– За то, как ты отпоил Надюшку от глаз деда Мирона.

– Ну так, по себе знаю, как это тяжко, поэтому старался. А может, я тоже будущий колдун?

– Давай пока без шуток, а так ты молодец, даже не ожидала, что такой результат получится.

– Ариш, знаешь, мне показалось, что сегодня в доме ночью кто-то был.

– Кто?

– Не могу объяснить, видел только тени, но конкретно чуял, как кто-то стоит за спиной, иногда даже было жутко.

– Макс, ты, главное, оберег не снимай, а к ночи сделаю защиту, только окна в доме не открывайте, даже если очень будет душно.

– А мне что, опять у них надо ночевать?

– Да, Максик.

– А как же ты?

– Я справлюсь, главное, чтобы дед Мирон своими силами не притянул в свой дом кого-то, кем начнет угрожать.

– Понял, может, мне у его дома стоять и всех отлавливать, кто к нему в калитку входить будет?

– Нет, у него магия сильнее, не забывай. А если сумеет с тебя сорвать оберег да в дом затащить, то точно наступит полный крах. Поэтому чем ты от него дальше, тем он слабее может сейчас на тебя влиять.

– Ты права, сейчас я вообще на себе ни взгляда, ни голса не слышу и не чувствую. А вдруг затащит из тех, кого мы не взяли в расчет?

– Из темной стороны если он и затащит, то это будет впустую, ему обязательно нужен кто-то со светлой стороны, а значит, нам сегодня нужно собрать много полыни, чтобы я смогла на нее наложить защиту. И уложить в светлой черте, где люди ходят на темную сторону, у почты, у магазина, у больницы и у кладбища.

– Ты нам с Никитой покажи, как выглядит эта полынь, мы тебе ее нарвем, а ты делай другие дела, чтобы время на это не тратить. А если Серега приедет, мы и его еще припрягем.

– Хорошая идея. Но Серега и Лена должны знать сначала правду, если мы их будем использовать без их согласия, то это нам обернется во вред, и если они не поверят, то их до семи вечера надо успеть отправить в город. В семь уходит последний автобус.

– Понял. А сейчас что делать? Слушай, я вообще не понимаю. Что за день рождения будет, если все знать будут, к чему все идет, только сидеть и дрожать, когда этот момент настанет? Может, легче отменить и всем гостям сказать, чтобы не приходили?

– Макс, ты что, я же пригласила всех тех, кто мне дорог, и они будут у нас с тобой на глазах, а если мы отменим, мы не сможем контроливовать ситуацию. А дед Мирон в первую очередь будет притягивать именно их, кто должен быть на дне рождения. Первая – это Надя, вторая – Света Калкина, с ней я тебя еще познакомлю.

– Это не ее бабка приходила к деду Мирону за травками для своей внучки?

– Ее, видешь, ты уже даже некоторых знаешь.

– Последний раз дед мне сказал в кулек добавить еще какую-то дребедень, когда бабулька придет, и банку поставил на стол, а я забыл и отдал бабульке кулек без той добавки, что дед Мирон дал в банке.

– Ах, вот почему я не нашла в ней ничего лишнего и заварила для Светы.

– И что, она, случайно, не отравилась?

– Нет, там все было в норме, и она ей даже помогла.

– Вот ни хрена я деда не пойму, то помогает, то порчу наводит, – ответил Макс.

– Если бы ты добавил то, что он наказал, кто знает, помогла бы эта трава или навредила.

Мы снова вошли в дом, Надя качала Ванюшку, а дед со счастливыми глазами смотрел на правнуков.

Я махнула рукой, что мне пора домой, Надя моргнула, что все хорошо. И мы с Максом пошли к нашему дому. У калитки стояли Лена и Сергей, переминаясь с ноги на ногу.

– Лена, – крикнула я и побежала к ней.

– Аринка, как же я соскучилась по тебе!

– Ты как себя чувствуешь после больницы?

– Да все супер, немножко еще криво хожу, а так все в норме.

– Привет, Серега, – улыбалася Макс.

– Здорово Макс, ты тут, походу, прижился? – удивленно сказал Сергей.

– Слушай, – зашептала Лена, – У тебя с Максом что, любовь?

– Нет, у нас с ним родственные узы, – громко сказала я.

Лена с Сергеем засмеялись.

– Поверим мы вам, родственички, – смеялась Лена.

– Ну ты, Макс, орел, все же сумел завоевать сердце девушки, – одобрительно произнес Сергей.

– Аришка, они нам не верят, может, выгнать их из деревни прямо сейчас?

– Да ладно, давай хоть чаем напоим, а то как-то не по-людски получится, – ответила я Максу.

– Блин, такая жара, в автобусе кондиционер не работал, еле выжили. А тут этот бессерчечный, зараза, собрался нас выгнать, – быстро говорила Лена.

Из дома вышел Никита.

– Всем привет, Сергей, ты? – удивился Никита, – Ариш, это и есть гости из города?

– Ага, знакомтесь.

– Ну, с Сергеем я тебя сам могу познакомить, – засмеялся Никита.

Он обнял меня. У Лены глаза полезли на лоб от удивления.

– Это моя подруга Лена, а Сергей – ее друг.

– А я Максим, – протягивая руку Никите, смеясь, говорил Макс.

– Да иди ты, – оттолкнул Никита Макса.

– Ребята, а это Никита, чтобы вопросов не было, сразу говорю. Мой жених.

– Ого, вот это поворот, – произнесла Лена.

– Никита Олегович, поздравляю! – официально сказал Сергей, пожимая при этом руку Никите.

– Какой я тебе Олегович, просто Никита. Серега, честно, не ожидал тебя увидеть, да еще с подругой, очень за тебя рад.

– Вот интересно, все друг друга знают, одна я здесь с севера. – Грустно сказала Лена.

– Ну давайте, проходите в дом, девушка с севера, – открывая шире калитку, произнесла я. – Вы позавтракать утром хоть успели? – спросила я Лену.

– Не-а, бабуля моя вчера пирожки напекла, мы их в дорогу взяли, в автобусе перекусили. Так что дорогая, я чай хочу до жути. Кстати, бабуля привет тебе огромный передавала, и еще она тебя с днем рождения поздравляет, ой, это я завтра передам, – засмеялась Лена.

– Спасибо твоей бабуле. И я очень рада тебя видеть здоровой и счастливой.

Она наклонилась ближе к моему уху и сказала:

– А Никита у тебя красавчик. Спецом прятала, чтобы не отбила его у тебя?

– Он, кстати, и есть хозяин моей городской квартиты.

Она присвистнула, все замолчали и смотрели теперь на нее.

– Вы говорите, мальчики, говорите, это мы тут по-девичьи удивляемся просто.

– Чему удивляетесь? – спросил Серега, – Может, мы тоже хотим удивиться.

– Наверняка удивишься, я тебе потом расскажу, – ответила Лена.

– Нам тоже расскажи, – заявил Макс.

– А может, я тебе удивляюсь и хочу про тебя посплетничать. Можно ведь, Максик? – кокетливо спросила Лена.

– Да про меня можно и вслух. Вам все можно, девчонки.

– Спасибо, почему-то я была уверена, что ты разрешишь, – ответила Лена.

На стол мы с Никитой и Максом выставили все, что можно.

– Как говорится у нас в деревне, чем богаты, тем и рады, – наливая чай для Лены, произнесла я.

– Ни фига себе вы наставили, а вот это что такое красивое и аппетитное? – тут же спросила Лена.

– Попробуй, называется фрита, это Никита нас сегодня таким шедевром угощал, он, я тебе скажу, мастер по заграничным блюдам, нам всем понравилось, специально вам по кусочку оставили.

– Давай, тем более, не наше, а что-то иностранное, – подавая мне тарелку, сказала Лена.

– Ой, Ленулька, я с тебя балдею. Обыкновенная яичница, только с грибами, – засмеялся Сергей.

– Да, а ты откуда знаешь, что такое фрита?

– В интернете рецептик как-то отыскал и пробовал готовить, мамуле своей решил праздник Восьмое марта сделать. Она оценила достойно.

– Надо же, Аришка, оказывается, мужчины сейчас больше разбираются в рецептах, чем женщины.

А сама пробовала поданную ей фриту осторожно, как будто ее хотят отравить. И тут же добавила:

– Да Сережик, ты прав, яичница с грибами, но я должна признать, очень даже вкусно.

– Вкусно, потому что все домашнее, – скромно добавил Никита.

– Никита, не скромничай, я ставлю оценку «пять», – и засунула в рот последний кусочек. – Аринка, а мы на озеро пойдем? – поменяла тему Лена.

– Вы с Серегой пойдете, а нам надо делами заниматься, мы еще не все приготовили на завтра.

– А гостей много будет? – спросила Лена.

– Завтра увидите.

– Ну, так я спросила, может, помощь нужна? Если что, мы Серегой готовы на подвиги.

– Нет уж, вы наши гости, поэтому отдыхайте. Но прежде мне надо вам кое-что рассказать. И вам решать, остаетесь вы или уедете.

– Сереж, тебе не показалось, что нам хотят дать пинка под зад, чтобы мы катились колбаской назад в город?

– Ну милая, давай послушаем для начала, – рассудительно ответил Сергей.

– Ладно, говори, мы во внимании.

– Начну с того, что ты, Лена, наверняка помнишь, я тебе говорила, что деревня у нас непростая?

– Конечно, помню, типа, с легендой.

– Да, так вот, раз деревня у нас непростая, поэтому, – я протянула им два оберега, заранее мною приготовленные. – Наденьте эти обереги, и прошу вас их не снимать.

– Ого, – взяв себе один и надевая на шею произнесла Лена, – Начало мне нравится.

Сергей надел молча, но в глазах читалось удивление.