Текст книги "Тест Сегаля"

К тому же не злопамятная я на свою голову – этому легче, он во всех своих бедах меня обвинил и сидит бирюком в своей норе, мол, ничего ему без семьи не надо, лелеет воспоминания о каждой ссоре и размолвке. У меня же наоборот – как разводное письмо получила, выдохнула, порадовалась даже, с подружками в кафе сходила отметить – вроде как сбычу мечт. А потом оказалось, что и к подружкам уже запросто не зайдешь – у нас же все друзья общие были, семейные. Нет, никто из них не отвернулся, просто так получается, что они с мужьями все время – то по грибы вместе едут, то на винодельни, то на юг, то на север, словом – как мы когда-то. И что мне им, пятой спицей в колесе быть? Да и осуждают меня, наверное, за развод. Вслух не говорят, но я так чувствую. Вот сижу дома и вспоминаю, как мы так вместе ездили, как гуляли, как мечтали… Фотографии смотрю – там такие счастливые все время, и как на зло – ни одна ссора не вспоминается!

– О, это если ты хочешь, я могу тебе напомнить, грохот ваших канонад иногда и до меня долетал!

– Нет уж, избавь, – успокаиваясь, ответила Софа, вытерла слезы, промокнув глаза о плечо брата, и предложила сменить тему: – Кстати, а почему ты шлимазл два раза? Что мы твоих племянников сегодня без котлет оставили – понятно, но это раз, так где ты уже шлимазл второй раз?

– Да ерунда в общем, по сравнению с твоими майсами так и вовсе мелкий жемчуг.

– Так не пойдет, я тебе рассказала – и ты рассказывай, – строго сказала Софа тоном старшей сестры и им же добавила фразу из детства: – Сказал «а» – скажи и…

– Бэ-э-э! – поддразнил Марк и показал язык.

Он описал сегодняшний день – разговор с равом и отдельно, в деталях, случайную встречу на рынке.

– А что ты себя коришь? Ну не собака же ты на любое мясо кидаться. Ровню себе хочешь, чтоб на уровне глаз смотреть.

– Ну, вроде того, почувствовать бы это «на уровне глаз».

В этот момент дернулась дверная ручка и зашуршал замок.

– Кто это? – изумился Марк.

– Наверное, Ася пришла. Не волнуйся, у нее ключи есть, еще с того времени, как маму навещала. Ты же знаешь, что она иногда и ко мне приходит. Вот мамэ мне в наследство подружку оставила, одинокую, как я, хоть иногда вылезаем куда-нибудь вместе.

В этот момент дверь распахнулась, и, отпихивая соседскую собачонку, которая путалась в ногах и норовила прорваться к ним, в квартиру ввалилась Ася.

Обнявшись с Софой и засунув ей в руки сдобно пахнущий сверток, та повернулась к Марку и совершенно по-свойски сказала: «Привет!» Вполне на уровне глаз.

Мужчину такая израильская простота удивлять не переставала – не то чтоб они с Асей раньше не были знакомы, но на такой дружеский «привет» это явно не тянуло. «Добрый день» – понятно, «здравствуйте» – ладно, хотя бы отстраненный «шалом», но «привет»?

Марк довольно быстро распрощался с сестрой и поехал домой, по дороге размышляя над так зацепившим его приветствием.

Что, собственно, я о ней знаю? Что она из Свердловска, ей сорок три, в стране лет семь, развелась еще до репатриации, приехала с дочкой-подростком, сама девочку подняла, сейчас та в армии. По профессии врач, но диплом подтвердить не смогла – некогда было, надо было ребенка кормить, а потому, почти сразу поняв перспективы, переквалифицировалась в патронажную сестру. Последние четыре года навещала их маму и была единственной медсестрой, которая задержалась у мамы надолго, прежних та изводила своим совсем испортившимся под старость характером. Поссориться же с Асей не получалось даже у нее. Все. Ничего о ней как о человеке, все больше о функциях.

«А что она обо мне знает?» – подумал мужчина и поежился. Картина получалась не симметричной, его покойная мама и здравствующая сестра любили почесать языком, тем более о нем, гордости семьи. Ася же явно из тех, кто умеет слушать. Привыкнув быть хозяином ситуации, сейчас Марк чувствовал себя неловко, они явно не были на равных, причем исключительно в силу его, Марка, безразличия к людям и ее, Асиного, небезразличия. Снова серебро давило на стекло.

«Заклинаю вас, дочери израилевы…» – зазвучало откуда-то из глубины души. «Этого еще не хватало! Ша!» – скомандовал внутреннему голосу мужчина и на полную врубил радио. «You’re a woman, I’m а man!» – новенькими динамиками взвыла машина. «Надо бы поменять тачку на что-то более солидное, гештальт по белой „субаре“ я уже три раза закрыл, пора новую мечту мечтать!»

Дрожжевое с любовью

На выезде со Шпринцака, района, где жила Софа, вдоль окон машины проплыл ряд магазинов, что-то вроде микрорайонного торгового центра. Супермаркет, хозяйственный, овощной, «русский». «Русских» магазинов в Хайфе становилось все больше, и их экспансия Марка удручала. Он понимал, что многим новоприбывшим хотелось привычной еды, а кулинарная ностальгия посильнее грез о березках, да и сам не так давно перешел на кошерное, но ажиотаж вокруг свиной рульки его коробил. Несмотря на раздражавший запах, царивший в этих магазинах, мужчина иногда в них заходил купить чего-нибудь из молодости – рижских шпротов, конфет «Лайма», варенья.

Вот и сейчас неожиданно решив побаловать сестру, а заодно выполнить ту часть продовольственной программы, которая включала в себя мясо, Марк затормозил, припарковался и зашел сперва в супер за мясом, а потом к Мише за вареньем и конфетами. Положив добычу в багажник, он удивился, что предстоящее возвращение к сестре его ничуть не раздражает. Это было странно, ибо абсолютно противоречило его привычке, а она, как известно, вторая натура. Марк настолько никогда и никуда не любил возвращаться, что даже при необходимости пройти триста метров до магазина, обратно к машине шел по другой стороне улицы. Если же случалось забыть дома или на работе что угодно, включая кошелек, он скорее менял планы на день, но не шел обратно. Было в этом какое-то упрямство, протест, желание идти только вперед, не оборачиваясь.

Надо сказать, что ему действительно почти всегда это удавалось – он не вернулся в город детства, и его туда не тянуло, ни разу после отъезда он толком не был в Риге, короткие деловые поездки не в счет. В Ригу Марка тоже не тянуло, хотя это был город его молодости, становления, многих приятных воспоминаний. Девять лет прошло, но так и не возникло желания поехать в Латвию на пару недель, побродить в дюнах, заглянуть в любимые барчики «Шкаф» и «Под дубом», поностальгировать в «Молочнике», прогуляться от Булдури до Майори, по дороге крутанув со всей силы неповортливый медный глобус, завершающий Йомас, зайти в «Семь сестричек». Как ни странно, не тянуло и к оставшимся там людям. С другом он и так виделся, рижских знакомых и подельников с легкостью заменили израильские, разве что ниша хорошей еврейской девочки, что была взорвана Эсей, так и оставалась пустующей где-то очень глубоко внутри. Хотел бы он увидеть Эстер? Да и нет. Про «да» все понятно, «нет» же рождалось из опасений, что она изменилась и уже больше не та его девочка, так жадно поглощавшая пироженки из «Луны» и «Вэцриги», сидя на кровати, болтавшая ногами с крошечными и всегда идеально ухоженными пальчиками. Нет в ней, наверное, больше такой детскости и чистоты, да и вообще никогда не стоит возвращаться туда, где тебе было хорошо. Пока не вернулся – греешься воспоминаниями, а вернувшись, можешь удариться о реальность. Словом, воспоминания об Эстер тоже не были тем, что погнало бы его на холодный балтийский берег.

Сперва он отговаривался от поездок сверхзанятостью, потом отсутствием прямых рейсов, болезнью мамы и прочим, при этом всегда с удовольствием принимал у себя Алика. Тот минимум раз, а то и два раза в год приезжал недели на три, с толком и удовольствием путешествовал по стране, в предотъездный вечер на просторной кухне Марка под добрую чарочку увлажнялся глазами и последний тост поднимал за свое скорое воссоединение с Родиной на постоянной основе. В отличие от Марка, которого в Ригу не тянуло, и тот приезжал лишь при крайней необходимости, Алика в Израиль тянуло очень, но переезжать он не спешил, отшучиваясь анекдотом о незадачливых туристах, перепутавших туризм с эмиграцией.

Размышляя об этом, незаметно для самого себя Марк вернулся к родительской двери. Он все не мог привыкнуть, что за этой дверью он больше не был сыном, но за ней все еще чувствовались родные запахи, и это несколько примиряло его с потерей. Два поворота ключа, и он уже посреди кухни, выставляет на стол покупки. Ася все еще была у Софы, более того, именно она являлась причиной знакомых с детства запахов. Увидев на тарелке аккуратную стопочку блинов, Марк исключительно из вежливости поинтересовался, какое тесто и с чем. Ответ его вряд ли бы обрадовал, он любил блинчики на дрожжевом тесте со странной начинкой – яйцо и лук, а никакие другие просто за блинчики не считал. С икрой, с мясом, с семгой, с рисом, слоеные, жареные – это все были блины, блинчики же – только те, что с той самой нехитрой начинкой его послевоенного детства, которую мама готовила так вкусно, что, услышав о том, что завтра утром будут блинчики, вечером маленький Марик засыпал счастливым.

– На дрожжах, с яйцом и луком! – ответила Ася и окончательно сбила Марка с толку. Ее ответ слышался таким само собой разумеющимся, мол, что спрашивать, понятно же, можно подумать, что блинчики бывают с чем-то еще. – Как хорошо, что вы вернулись! Помогите нам бороться с урожаем, возьмите с собой половину блинчиков, Софа специально для вас побольше попросила сделать.

– Хм, блинчики забрать? Только если вместе с поваром!

Шуточка, в условиях офиса или вечеринки наверняка произведшая бы должное впечатление и реакцию, в домашней обстановке прозвучала пошловато, но опытный мужчина тут же нашелся:

– Я имел в виду предложить вас подвезти.

– Спасибо, но я привыкла пользоваться автобусом, расписание назубок знаю, вот сейчас закончу и успею на пятый, он через двадцать две минуты будет.

– Ася, если я просто возьму блинчики и ничего не дам вам взамен – это будет нечестная сделка, и в будущем мне неудобно будет воспользоваться таким щедрым предложением. Тем более что после всего сделанного для моей мамы и того, как вы опекаете мою сестру – это минимум, какой я могу для вас сделать.

– Хорошо, даешь честные сделки! По рукам! – легко ответила женщина и протянула Марку руку. – Хотя, боюсь, условия вам могут не понравиться.

– Условия?! – с деланым возмущением проговорил Марк. – Условия и правила я всегда определяю сам!

– Ну да, мальчик Ясям! – очень тихо и как бы в сторону сказала Ася.

«Да, значит, не час и не два обсуждала с ней мама мою скромную персону», – подумал Марк. «Ясям», детское сюсюканье от «Я сам», было их с мамой паролем. Мама утверждала, что это третье слово, которое младенец произнес после «Момэ» и «Тотэ», когда ему еще и года не было, потом выучил имя Софа. После этого и до самого опшерништ [40]40
  Ритуальное отрезание пряди волос мальчика, когда ему исполняется три года.


[Закрыть] мальчик вполне обходился комбинацией тех четырех слов, зато потом тараторил так, что слова из него сыпались, как фасоль из прорванного мешка. Мама его «Ясямом» гордилась до самой смерти, рассказывая всем желающим и не очень, какой ее Маричек умничка, аклейне хухем. Она всегда добавляла: «Это он с детства такой, у него третье слово было „Ясам!“», как бы умаляя свою заслугу в воспитании мальчика. В детстве же и в юности особенно сыну не перечила, не давила и требованиями не докучала, а если случалось это делать мужу, учителям, или добрейшему рэб Арону, всегда тихонечко им говорила: «Ви только не волнуйтесь, Маричек потом сделает/выучит/сдаст, это же такой ребьйонок, все „Ясам“!»

Услышав пароль, Марк даже передумал артачиться и только спросил, каково условие. Ася просто и по-домашнему объяснила: чтобы не заставлять такого занятого человека ждать, она просит его положить начинку из вон той мисочки в блинчик с той тарелки и завернуть, сейчас покажет как. Она тем временем пойдет переоденется и вынесет мусор.

Отказавшись от мастер-класса, который он не раз проходил ребенком, помогая маме, Марк взялся за дело и закончил только тогда, когда большая часть вкуснейшей начинки из вон той мисочки переместилась в вот этот желудок, минуя блинчики с тарелки. Впрочем, оказалось, что и блинчики частично съелись, вприкуску к начинке. Было очень вкусно, тепло и немного неловко.

Аккурат в этот момент на кухню снова выползла Софа. Нестарая, но грузная, она по квартире последнее время передвигалась медленно, словно таща на себе непосильную ношу. Ранее всегда говорливая, теперь она редко выдавливала из себя пару фраз и совершенно перестала смеяться. Видеть хохотушку Софку такой придавленной было выше его сил, именно поэтому навещать сестру Марк себя буквально заставлял. Как обычно в последнее время, женщина посмотрела по сторонам взглядом рассеянным, как бы не ожидающим ничего хорошего, и вдруг, уставившись на брата, она сперва нахмурилась, потом улыбнулась. Она улыбалась, продолжая хмуриться, словно надеялась, что сдвинутые жизненным ненастьем брови не позволят глупым губам легкомысленно подниматься в улыбке, придавят ее, придушат. Как ни странно, впервые за долгое время губы победили, и Софа рассмеялась свободно и заразительно.

Марк стоял в полном замешательстве, он не понимал, в чем причина столь внезапной перемены в сестре и хорошо ли это, а соответственно, как ему реагировать – смеяться вместе с Софой неизвестно над чем или по дороге осторожненько спросить Асю, часто ли с сестрой такое и чем оно чревато. Видно, подумал он об Асе слишком громко – на ходу цепляя ногой непослушный кроссовок, она держала в руках пакет с блинчиками для Марка и горшок с алоэ, подаренный ей Софой.

Перехватив пакет и наспех попрощавшись с сестрой, Марк проводил Асю к машине, галантно открыл ей дверцу, подал руку. Они были знакомы уже много лет, но их руки впервые знакомились сегодня. Им, их рукам, это явно было приятно – легко впорхнув на сиденье, почти не опираясь на руку Марка, Ася тем не менее не поспешила выдернуть из нее свою ладошку. Для мужчины это было так неожиданно, что он смутился.

Пока обходил машину и садился на водительское сиденье, он привычно взял себя в руки и, пристегнувшись, лишь деловито осведомился:

– Ася, напомните свой адрес, пожалуйста!

– Нельзя забыть то, чего не знал! – не без ехидства парировала та и добавила уже вполне миролюбиво: – Неве Шеанан, улица Ханита.

– Как, вы там живете?!

– Нет, там живете вы – ты и блинчики, им надо в холодильник, чтоб не испортились, а я оттуда на автобусе доеду, мне там недалеко.

«Неужели… и на „ты“ так легко сама перешла», – подумал было Марк, но тут же отогнал эту мысль, это было бы слишком…

Он не знал, слишком что было бы, если б Ася имела в виду проводить блинчики лично и посторожить их с Марком до утра. Ну, как минимум слишком неожиданно. «А она привлекательная!» – вдруг подумал он и снова удивился сам себе, ибо это определение не было из тех характеристик, которыми он обычно оценивал женщин, «солнышек» или «баб».

До Неве Шеанан он гнал как ненормальный, на ходу демонстрируя весь высший пилотаж езды, на который был способен. «Интересно, что она скажет, когда подъедем? Предложу кофечая, конечно, а она-то что? Сразу уйдет в „я не такая“, сделает вид, что не поняла, что имеется в виду, поднимется, выпьет напиток и уйдет? Нет, она интересная и сюжет должен быть интересным», – думал Марк, выходя на очередной обгон. По Яд ЛеБаним взлетел, как на ракете, покосился на Асю – обычно девушки при таких маневрах пугались, хотя бы делано, этой же хоть бы хны, наоборот – щеки порозовели, смотрит с азартом и любопытством.

– Ты водишь машину?

– Права есть, но за рулем не сидела с того момента, как мы сюда приехали. А ты круто водишь!

– Хочешь попробовать на мое место?

– Страховка открыта?

– Да, на любого водителя старше тридцати. Похоже, годится!

– Это было бестактно, но сделаю вид, что не заметила – очень хочется погонять. Давай!

Притормозив в ближайшем кармане, Марк поменялся с Асей местами и, едва успев пристегнуться, услышал: «Держись за шляпу». Машина рванула с места и понеслась, изумляя сонных обитательниц скамеек не менее сонного Неве Шеанана.

– Погнали на Кармель? – спросила Ася, и Марк лишь кивнул, боясь отвести взгляд от дороги.

– Ты мне только говори, куда поворачивать, я же здесь никогда не водила! – попросила Ася и плавно сбросила скорость перед ограничительным знаком. Преданная Марикова «субару» слушалась ее беспрекословно.

«Хм, так она пожалуй и у Барака тест пройдет, а там и меня захомутает», – заинтригованно подумал Марк, никогда ранее он не видел столь уверенной и ловкой езды, чтоб женщина управляла машиной так искусно и при этом с легкостью и удовольствием, а уж он-то на водителей насмотрелся. Строго говоря, они, водители, и были его основным рабочим инструментом – израильским бизнесом Марка как раз и была транспортная компания, ловко перехватившая в девяносто первом подряд на доставку новых репатриантов из аэропорта имени основателя государства по их первым адресам на новой родине. Заказчиком выступал Сохнут, дело было прибыльным, хотя и довольно хлопотным, а с ростом алии постоянно требовало расширения штата. Бараком же звали любимую овчарку мужчины, точнее овчара – суку дома Марк бы не потерпел.

– Пойдешь ко мне в водилы? – шутливо поинтересовался Марк, когда Ася остановила машину, виртуозно запарковавшись на тесной стоянке. За полчаса их пути непоздний южный вечер стремительно уронил солнце в море, а теперь обдавал приятной прохладой и сладким запахом дивных местных цветов.

– Вы, мужчина, определитесь, вам шоферка нужна, повариха или… – шутливо начала было Ася, но осеклась, подняв на Марка глаза. Внезапно она смутилась, и порозовевшие от куража щеки стали стремительно краснеть. – Поздно уже. Вечер. Мне домой надо. Тебе домой надо… – и напоследок добавила: – Блинчикам домой надо!

– Вообще-то я хотел позвать суперводилу в ресторан, но блинчики – это довод. Я только прошу тебя, пожалуйста, не откажи мне… не откажи им, блинчикам… проводи их до холодильника.

– Я подумаю, поехали! – отозвалась Ася и плюхнулась на пассажирское сиденье. Усталость этого дня, прошлой недели, последних месяцев и лет вдруг свалились на нее клубом душноватого хамсинового вечера, захотелось домой, под одеяло, чтобы выспаться, а потом подумать. Крепко подумать. Неожиданно для себя она задремала.

Осторожно открутив звук стереосистемы на минимум, чтоб не взревела, когда заводишь мотор, Марк тихо повернул ключ зажигания, завел двигатель, но ни опускать ручник, ни выжимать сцепления не стал – он просто замер, боясь потревожить сон сидевшей рядом женщины, и смотрел на нее.

Ничего примечательного. Да, довольно миловидная, привлекательная, как он уже отметил раньше, правильные черты лица, но внешность такая… неяркая, что ли, незапоминающаяся. Без вызова, без шика, без грома-молнии. Он даже не мог понять, чувствует ли к ней влечение. «Скорее нежность», – подумал мужчина и тоже смутился. На такое он не подписывался.

Протискиваясь через всегдашнюю пробку Центрального Кармеля, Марк периодически косился на Асю, не проснулась ли, но она спала так крепко, что и сигналы машин нисколько ей не мешали. Минут через сорок белая «субару» привычно въехала во двор его дома и утвердилась под навесом. Марк заглушил мотор, оставив окна приоткрытыми, но не спешил выходить – его спутница все еще сладко спала. Нарушил идиллию Барак, бесцеремонно гавкнув прямо в открытое окно пассажирки, та вздрогнула и, полусонная, потрепала пса по голове. Счастье, что в этот момент она не видела лица его хозяина, ибо тот оторопел от ужаса – Барак был дрессирован лучшими специалистами Израиля и без его, Марка, разрешения в лучшем случае просто не позволял к себе притронуться, в худшем – воспринимал это как попытку нападения и реагировал мгновенно.

– Сидеть! – рявкнул Марк, и тут Ася проснулась окончательно. – Никогда, слышишь, никогда так не делай! – сказал он, обращаясь уже к ней. – Это настоящий сторожевой пес, а не плюшевый мишка! Он никогда не позволяет чужим к себе прикасаться, никогда не берет еду ни от кого, кроме меня, никогда…

Марк осекся – аккурат в момент, когда он зачитывал ту часть инструкции по эксплуатации пса, которая касалась еды, тот жалостливо пялился на мешок с блинчиками и поскуливал.

В доме было прибрано и пахло магнолией – уборщица обожала этот запах и всю бытовую химию старалась покупать именно с ним. Чистотой блестел и холодильник – полупустым полкам это несложно.

– М-да, – удивленно протянула Ася, увидев минимум продуктов, населяющих кухню. – Ты голоден?

– Очень! – неожиданно для себя ответил Марк и привлек ее к себе.

Все произошло стремительно и страстно, они едва преодолели несколько метров, отделяющие открытую кухню от гостиной, которая так удачно подвернулась им мягким диваном. Позже хватило сил подняться в спальню. Кофе они тем вечером так и не попили, чаю тоже.

Ася отдавалась Марку бесхитростно и, на первый взгляд, безыскусно, не было в ней позы и жеманства. Особенного опыта тоже не было – это чувствовалось, но его отсутствие с лихвой компенсировала природная страсть, нежность и неуемное желание. «Как же давно я этого хотела!» – выдохнула она после первого их поцелуя, и он утонул в ее губах, руках, волосах, утонул во всей, отдававшейся ему без остатка и так же жадно принимающей его. Всего его, каким есть, безусловно.

Утро застало их разметанной постелью и множеством пропущенных звонков. Большая часть того множества была сосредоточена в телефоне Марка, в основном по работе и два от сестры, у Аси пропущенных было лишь пять, один от дочки и четыре от Софы. Не сговариваясь, оба стали перезванивать ей, но абонент был не в зоне. Спешный душ, звонок помощнице с просьбой выгулять Барака, прыжок в «субару», и через двадцать пять минут они уже стояли перед Софиной дверью с ключами наголо. «Хм, между прочим, сестра звонила Аське в два раза больше, чем мне!» – ревниво отметил про себя Марк и открыл дверь.

Дома у сестры тем временем хлопотали врачи скорой. Оказалось, утром Софа потеряла сознание и упала прямо в своей спальне, едва встав с кровати и сделав пару шагов. Как это получилось, она не понимала – вдруг закружилась голова, и сразу острая боль в локте. «Нет, не перелом, врачи говорят, что пусть сильный, но всего лишь ушиб. Нет, головой не ударилась, шейку бедра не сломала, и вообще зря я вас беспокоила, просто испугалась поначалу. Вас. Вас? Вас!»

Бригада медиков уже уходила, на ходу давая провожающей их Асе кучу рекомендаций, Софа же снова промокла глазами, усадила брата рядом с собой и вцепилась двумя руками в одну его правую, то сжимая, то гладя ее.

– Она как родная мне, понимаешь? Нет у меня ближе! Сирота к тому же – родители ее давно умерли. И муж тот еще поц оказался, только дочка у нее. Славная девчонка, Аська сама ее вырастила. Они обе хорошие. Ты не обижай ее, пожалуйста, слышишь? Как родную мне не обижай, как сироту не обижай и как мать моих будущих племянников, тьфу-тьфу-тьфу…

– Соф, сто раз просил за это «тьфу-тьфу-тьфу», ты перекрестись еще! Откуда в тебе столько суеверий, где ты такое видела? Точно не в доме наших родителей. И остальное все тоже глупости, никто никого не обижает и намерений никаких не имеет. Уж не знаю, что ты там себе подумала… Кстати, про дом родителей – вдруг знаешь имя родителей рэб Арона?

– Твоего рэб Арона?

– Да!

– Ой, кто ж теперь вспомнит! А зачем тебе?

– Хочу одну штуку сделать, ради его памяти, рав посоветовал. Ты же знаешь, как рэб Арон был для меня важен.

– Помню, как ты убивался, когда он умер. Аж слег, соседки шептались «малахольный», а момэ молилась с утра до вечера. Я до того дня ни разу не видела, чтоб она молилась, а тут от кровати твоей не отходила и все бубнила. Поищу тебе имена Ароновых родителей, есть у меня одна идея. Но и ты мою просьбу помни – Асеньку мне не обижай!

Оба глянули на Асю – стоя на Софиной кухне, та говорила по телефону, она выглядела встревоженной, разговор был на иврите.

– Все в порядке? – спросил Марк, едва та закончила разговор.

– Да-да, в порядке.

– Рассказывай! – потребовала Софа, и Ася рассказала, что на базе, где служит дочка, произошло нечто, о чем та и маме не рассказала, и вроде все живы-здоровы, но ближайшие две недели домой их не отпустят, поэтому она, Ася, очень извиняется, что вынуждена их покинуть, но сейчас ей нужно домой, собрать вещи для девочки, снеди какой прикупить, знала бы заранее – приготовила бы, но уже не успеет, надо поскорее выезжать к дочке, чтобы успеть застать ее на базе и передать вещи, пока их не вывезли на военную операцию.

Когда они спустились на улицу, Марк достал мобильник, позвонил в офис, предупредил, что его сегодня не будет, отдал ценные указания, сел в машину, жестом приглашая и Асю, но, к его изумлению, та категорически отказалась.

– Я отвезу тебя в магазин, а потом на базу к твоей дочке!

– Не надо, я вполне справляюсь сама. И вообще, Марк, я бы не хотела ничего менять, я не готова к этому пока и не знаю, буду ли когда-нибудь. К тому же мне несколько неудобно перед тобой, я как бы использовала тебя…

– В чем это? Я же сам предложил подвезти и руль сам дал.

– О нет, за рулем скорее ты использовал меня как водилу, а вожу я хорошо, знаю. Папа в детстве учил, он о сыне мечтал, получил меня, но я пацанкой росла, так что на рыбалку, по грибы, в гараж – все вместе. А потом он даже договорился с мужиками из нашего автоклуба, при ДОСААФ у нас был, так там меня вообще каскадеры учили. То, что ты вчера видел – это так, пробник, процентов десять от того, что я умею.

– Помилуй! – делано испугавшись, воскликнул Марк. – Я старый больной еврей, если вчерашнее ночное приключение было лишь десятой частью твоего потенциала, за пару десятков таких ночных заездов ты меня ухайдокаешь в тотал лост!

– Ну вот и я об этом, именно там я тебя и использовала, мне стыдно, извини.

– Да где же? В постели, что ли? Как это?

– Угу. Выходит, что, так получилось, мне это было очень-очень нужно. Прости. И отдельно прости за то, что это больше не повторится. Скорее всего. Я очень постараюсь, чтоб не повторилось.

– Не знаю, что ты там имеешь в виду, – огрызнулся Марк, теряя терпение. – Что бы это ни было, я готов быть использованным таким образом хоть каждую ночь.

– Окей, я рада, что вызываю у тебя хотя бы такой интерес, польщена, кланяюсь, целую пыль под твоими ногами, ваше высочество. А сейчас прости, мне надо идти.

Такое поведение изрядно озадачило Марка. Исполни ему подобное, скажем, Вика, он однозначно понял бы, что это некая женская военная хитрость. Под Асин профиль это совсем не подходило – в ней напрочь отсутствовала такая продуманность, да и на манипуляциях она пока поймана не была. Может, он обидел ее чем-то? Но чем? Надо бы потом разобраться, грех такую обижать, правда хорошая. Да и Софа расстроится. Шевельнулась было мысль послать все к чертям и провести день на море, благо вот оно, в пяти минутах пути, к тому же на работе не ждут, но на душе поскребывало, и Марк решил все же поехать в офис.

День выдался хлопотный, и он с нетерпением дожидался его окончания. Инстинктивно очень хотелось позвонить Асе, но хотелками Марк не руководствовался уже давно. Жить здравым рассудком, а не страстями было его выбором, сделанным еще тогда, в Риге, и ему это нравилось, да и в бизнесе было полезно. «Полезно», «целесообразно», «разумно», «практично» – подняв по периметру своего личного пространства частокол из подобных понятий, он успешно избегал душевных терзаний и прочего морального дискомфорта. Целесообразным же в этой ситуации казалось вернуться пораньше домой, плеснуть в бокал вина, а то и коньячку, подрезать немножко сыров, водрузить это все на журнальный столик, плюхнуться в кресло, вытянуть ноги, прикрыть глаза, расслабиться и подумать. Прошедшая ночь изрядно озадачила Марка, зацепила его и потребовала некоторых признаний самому себе. Признания же не складывались, как не складывался пазл прошлого вечера.

Внешне Ася была совсем не его типом, неяркая, даже довольно блеклая, всегда без косметики, с короткими волосами, с обычной, хотя и довольно женственной фигурой, полноватыми икрами – породистости Вики или изящества Эси там и близко не было. При этом сама она и весь ее облик были очень аккуратны, ногти не длинные, всегда ухоженные, приятная гладкая кожа лица, симпатичная стрижечка, но такое все земное, чуть ли не приземленное. По здравом размышлении шанса оказаться в одной кровати с Марком у нее не было, но, к счастью, со здравыми размышлениями тем вечером что-то пошло не так. Что это к счастью, Марк уже знал точно, было бы очень жаль не испытать того, что выпало ему прошлой ночью.

Отхлебнув коньяку, мужчина уставился на изгиб бокала, дарящий богатый букет вкуса дорогого напитка, и вспомнил изгиб тела, так удивившего и одарившего его накануне. «Она идеальный инструмент! – подумал он. – Для скрипки крупновата, на контрабас не похожа изгибом бедер, ее изгиб плавнее и мягче, как у гитары, только струн намного больше!» Эти струны были вчера в его руках и власти, идеально подстраивались под него, изгибались в такт его ритму, шли за его руками, куда бы он ни вел, всей декой следуя за подушечками его пальцев. То тающая и покоряющаяся, то вдруг взвиваемая страстью, она давала ему ощутить себя не просто хорошим музыкантом, нет, с ней он был виртуозом.

Она дарила себя щедро, и не было ничего, что ей хотелось оставить при себе, про запас, в чем отказать. Не то чтоб на своем мужском пути Марк не встречал раскрепощенных, либеральных и безотказных, это было другое. Те – давали и давали многим, Ася любила и была только для него, это чувствовалось. Она любила, жалела и безумно хотела именно его, причем хотела так сильно, голодно и заразительно, что в какой-то момент он потерял счет часам, ощущениям и звукам. Все слилось в восхитительную симфонию, где она была первой скрипкой, испанской гитарой, виолончелью, контрабасом, альтом и любым другим струнным инструментом, а он – маэстро, крутым дирижером, извлекающим восхитительные звуки, о способностях к которым он и сам прежде не ведал.

Все это будоражило и завораживало даже в воспоминаниях, но что с этим делать, Марк пока не знал. «Буду наблюдать!» – подумал он и поплелся на террасу. На ее деревянном настиле он любил иногда сиживать вечерами, любуясь на хайфский залив. Захватив из гостиной плед, Марк решил сегодня заночевать прямо здесь, на шезлонге – в спальню подниматься не хотелось, да и рав говорил, что в Суккот как раз принято спать в шалаше. «Чем не шалаш? Вон – даже звезды видно!» – рассуждал он, разглядывая небо в просвет между рейками перголы. Эту ночь ему предстояло провести одному, но сам себе виноват, наблюдатель хренов.