Текст книги "Тест Сегаля"

Как ни странно, наблюдения последующих месяцев показали, что Ася не кокетничала, заявляя о намерении ничего не менять. Это было удивительно, на ее месте многие воспользовались внезапно возникшим плечом, машиной, кошельком и прочими бонусами, прилагающимся к мужчине. Она соглашалась только на один. Точнее – на всю симфонию, которую они нередко исполняли у него дома. За это время она подружилась с Бараком, помощницей Марка по дому и приручила сам дом, в котором стало намного комфортнее и уютней. Он только через месяц догадался спросить, как зовут ее дочку. Не от безразличия, просто в их разговорах она гораздо чаще занимала его как рассказчика, ей было важно о нем все, и рассказывать ей это все было очень интересно, ведь она уже много знала о нем от Софы и мамы. Сравнение показаний было милым, иногда смешным, еще реже – конфузило, но всегда было теплым и добрым. Она вообще вся была теплой и доброй. И очень страстной – с течением времени эта страсть не испарялась, а лишь становилась взаимней, осознанней, необходимей.

Однако на сближение жизнями Ася не шла. Спустя почти год с их первой ночи, так и не понимая, с чем связано это нежелание, Марк сделал ей предложение. Ну как предложение – переехать к нему предложил и заодно оставить работу. Оба предложения Ася отвергла, одно по причине того, что дочку перевели служить поближе, и она хочет, чтобы ту встречал теплый дом, а не пустая квартира, чтоб постирано ей было, приготовлено. А об уходе с работы и речи быть не может – достаточно того, что она не может быть врачом, не хватает еще бросить медицину ради великой чести быть содержанкой. Причем выдавала ему все это Ася без обиняков и довольно резко, никогда раньше Марк не слышал ее такой и даже не предполагал наличие этой опции.

Сам он иногда бывал несколько резок с ней – если сильно устал на работе или пытался обсудить с ней политику – Асю сей предмет не интересовал совсем, а очень правый Марк не понимал такого безразличия к судьбам родины. Ну и из-за кашрута пара-тройка инцидентов случилось – Марк давно ел только кошерную еду, Ася была от этого далека и по незнанию запорола ему некоторое количество посуды. Впрочем, с этим предметом она довольно быстро разобралась, а о патриотическом долге он замолчал, как только узнал, сколько смен в месяц Ася на добровольных началах пашет на скорой и что у них там за служба. Впрочем, и это не мешало ему иной раз побурчать на тему ее занятости, когда смена на скорой выпадала ночная. Она никогда не огрызалась и не осаживала его, мягко улыбалась и предлагала что-нибудь вкусное или приятное иначе.

Удивившись ее внезапной жесткости, Марк потребовал объяснений. Именно так – потребовал. Ася же неожиданно для него взбрыкнула еще резче и, возмутившись такой постановкой вопроса, просто ушла, хлопнув дверью. Во дворе еще долго лаял Барак, как бы призывая ее одуматься и вернуться, но Ася шла по вечернему Неве Шеанану и остужала пылающие негодованием щеки солеными каплями слез неразделенной любви.

«Ничего, остынет – позвонит, – подумал он тогда. – Ладно, не позвонит еще пару дней – сам наберу! – размышлял он несколько дней спустя. – Почему же она не отвечает и не перезванивает?!» – волновался он через неделю. За это время он был у сестры неожиданные для той три раза, все надеялся застать Асю у нее, но не срасталось.

Избавление пришло откуда не ждали, буквально дней через десять.

Эся-Эстер, дубль два

– Прости, брат, меня пытали, и я не выдержал! – шутливо вещал в телефонную трубку Алик.

– Ну колись уже, где у нас случилось?! Тебя выкрали инопланетяне, и ты разболтал им секрет наших ювелирных гешефтов? Или Березовский предлагает миллиард за наши электротовары?

– Да какой там Березовский и какие гешефты, кризис из России такой неслабый дует, как бы не смело. Тут другое. По твою душу у меня допытывались.

– А! По мою можно! Пока я здесь, они там могут меня хоть избить.

– Не надейся, то ли душа у тебя такая ценная, то ли другой какой орган, а только собирается до тебя экспедиция аж в Израиль.

– «Эспедисия, однако, батса бум!» – заржал Марк, вспомнив анекдот их юности, но Алик его веселья не разделил и только озадаченно пробурчал:

– А вот это пожалуй! Уж в мозг так точно! Эстер в Израиль едет. Телефон твой спросила.

– С чего это? А ты ей что?

– А чего я? Сказал, что наизусть не помню, поискать надо, то-се, но ей же когда чего надо – танк. Сказала, малого везет Израиль показать, и дело у нее к тебе важное, отлагательства не терпящее, и так слишком надолго она его отложила. Так сказала.

– Интрига!

– Ну, это она всегда умела. Ты это, брат, будь осторожнее. Не знаю, что она там задумала, кстати, летит только вдвоем с сыном. Как же не хочется, чтоб она опять тебя припутала.

– Обломается, я ж уже опытный пользователь! Не парься, что номер мой дал, я разрулю. Забеременела она в восемьдесят пятом, в восемьдесят шестом малой родился, не помню, как зовут. Мы с ней тогда уже не общались, но имя мне кто-то сказал, Рига ж – она как большая деревня. Не суть, как бы его ни звали – кинд еврейский, большой уже, хочет Израиль посмотреть – его право, чем смогу – помогу.

– Да никто там его желаний не спрашивает, как ты не понимаешь? Она там всем рулит и прет как лось, напролом. Тревожно мне за тебя. Подъехать? Так сказать, для моральной поддержки штанов? – участливо предложил Алик.

– Умаешься подъезжать, прямых рейсов сейчас нету, да и есть кому мне штаны поддержать, – сказал Марк и в очередной раз подумал, как не хватает ему Аси, вспомнил, как зол на такое пренебрежение с ее стороны, и не без злорадства сказал вслух: – Ну вот и посмотрим, чей козырь старше!

Не успел он распрощаться с другом и положить трубку домашнего телефона, как зазвонил мобильный. На экране высветился многоциферный заграничный номер. Поднеся телефон ко рту как микрофон, под непрекращающуся трель звонка мужчина проорал меркьюревское: «Show must go on!», откашлялся и принял звонок.

Следующие минут пятнадцать трубка ворковала и вибрировала, начав с будничного «Хай, Марк!», как будто расстались они только вчера. Нет, не расстались даже, просто он проводил ее до трамвая… Хотя какой там трамвай, судя по преувеличенно англокартавому «Р» его имени, провожать надлежало до пентхауса на каком-нибудь Манхэттене.

Мужчина принял игру и ничем не выдавал своего смятения, ну вроде так и надо. Задавал дежурные вежливые вопросы, типа как добрались-где остановились-как им нравится Израиль, впрочем, вопросы были довольно быстро пресечены предложением встретиться за дружеским обедом. Именно так, «за дружеским».

– Эстер, а мы дружим? – не удержался он.

– Оу, Марк, не будь нудным, take it easy, это всего лишь короткое приключение, которое…

– А, то есть все-таки не дружеский обед, а приключение? – парировал Марк.

– Oh, my God! Ты опять хочешь быть равнодушным, как тогда, в парке? О нет, я этого не перенесу! Имей сострадание – я перелетела через океан не для того, чтобы столкнуться с холодностью. Израильские люди – бренд тепла, так где же фирменное израильское гостеприимство?!

– А я думал, ты прилетела не загорать, а показать сыну Израиль, – снова не удержался Марк, но тут же добавил примирительно: – Окей, я понял, что должен перед гостьей из Америки отвечать за все израильское гостеприимство и в твоем лице отблагодарить сверхдержаву за оказываемую нам военную помощь и многомиллиардные кредиты на абсорбцию алии!

– О да, мы поддерживаем алию! – вновь заворковала Эстер. – Я всегда посещаю благотворительные ужины в пользу Израиля!

– Как это мило, то есть вы за Израиль едите? Могу себе представить – на тарелке из дорогого фарфора под серебряным куполом вышколенный гарсон выносит вам блюдо. Подходит, торжественно водружает на стол и замысловатым жестом поднимает купол, а там – вуаля, манная каша, с комочками и склизкой пенкой. Гарсон жестом фокусника извлекает из манжета серебряные приборы, становится на колено и начинает по ложке запихивать в гостей кашу. «За маму!» «За папу!» «За Израиль!» А вы, гости, мужественно это едите, глотая слезы. Я поражен вашим самопожертвованием, мадам! – заржал Марк. Впрочем, Эся не осталась в долгу и ответила:

– Примерно так, но это не точно, а точнее процесс питания капиталистов месье сионист сможет наблюдать завтра в 19:00 в ресторане дорогого тель-авивского отеля…

Разговор Марку понравился не очень, да и какой это разговор – пикировка. Кроме того, ему показалось, что Эстер разговаривала с ним как-то чуть ли не снисходительно. Вроде бы выступает в роли просителя – дело у нее к нему, поговорить надо и все такое, но манера разговора такая развязная, нагловатая, самоуверенная через край. Это не очень было похоже на манеру общения Эси – нежную, порой даже смущенную.

«Однако за время пути щеночек успел подрасти», – вдруг вспомнил Марк и предстоящую встречу ждал с нетерпением. Изменения, произошедшие в когда-то самой любимой, желанной и почти «той самой еврейской девочке», интриговали, и он был уверен, что скучной их встреча точно не будет.

Уже вечером, дома, он вдруг подумал, что несколько месяцев, с момента их первой с Асей ночи, не носит с собой презервативы. Ася предохранялась как-то иначе, он даже не вникал как, она просто сказала тогда: «Ни о чем не волнуйся, я защищена!», он и не волновался, а на других женщин с той ночи больше не смотрел. Не то чтоб решил себе что-то, зарок дал и прочее дикое, нет, оно само так получилось – без надобности стало. На всякий завтрашний случай положил в карман пару штук – мало ли что, все ж за гостеприимство всего Израиля отдуваться предстоит! В том, что предстоит, он даже не сомневался, было в тоне Эси что-то такое многообещающее.

Разумеется, он сразу узнал ее, хотя изменилась она за прошедшие несколько десятков лет капитально: взгляд, походка, поднятый подбородок. Американская мечта – шикарная, пафосная и довольно искусственная: подтянутое лицо; гладкий обездвиженный инъекциями лоб; красивые, но скупые на мимику глаза; идеальные крупные локоны, тонированные под натюрель, противоестественно ослепительные челюсти, постоянно обнажаемые, дабы предъявить активы окружающим. «Я успешна!» – кричали фарфоровые зубы. «Да, мы в порядке», – солидным блеском добавлял карат среднего пальца. «Мне за пятьдесят, а кто даст?» – игриво вопрошало откровенное декольте. «Фсссе!» – шуршали резинки чулок, когда Эстер, недвусмысленно глядя Марку в глаза, закладывала ногу на ногу.

«Разодетая – скорее раздетая, чем одетая!» – некстати вспомнил Марк рассказ пожилого ювелира. Ее платье на бретельках с глубоким разрезом и впрямь напоминало комбинацию, хотя сейчас такое действительно было в моде.

Разговор не очень-то клеился, да и к чему клеить то, что само липнет. «Интересно, что ей от меня надо и как ее теперь называть? Эсю мадам явно переросла, а Эстер… красивое имя, только не родное – я никогда не любил Эстер, я любил Эсю, но ее больше нет. И была ли? Ладно, авось хоть в постели не придется много разговаривать!» – подумал Марк, увлекаемый дамой в номер того самого отеля, где с шиком, но наспех они только что поужинали. Номер заранее побеспокоилась снять Эстер.

За прошедшие годы она немало изменилась и в постели. Природную страсть заменила отменная техника, а почти детская раскрепощенность, так милая тогда Марку, теперь стала продуманной развратностью, которая дарила немалое физическое удовольствие, зажигала, распаляла, но не грела. Как любовница Эстер явно знала себе цену и наверняка даже пользовалась спросом. Однако в силу возраста ли, или вдруг невесть откуда взявшейся самокритичности, Эстер странным образом стеснялась своего тела.

Ее фигура выглядела отменно. «Оу, у меня чудесный фитнес-тренер, Дейв, ему двадцать девять, а массажист Майкл просто бог!» При этом хозяйка отменной фигуры явно не собиралась позволить телу наслаждаться и жить в его неидеальное удовольствие – она постоянно отслеживала, не образовалась ли складка на животе, если сесть так, не будет ли грудь выглядеть отвисшей, если лечь этак, и нет же, только не она сверху – под этим углом лицо кажется таким старым. Что интересно, ее это не отвлекало и выполнялось почти на автомате, Марка же постоянно сбивало. Отдельно бесили чулки.

Да, тогда в Риге восьмидесятых чулки заводили его безумно, впрочем, его тогда заводило многое. Эстер это запомнила и многозначительно шуршать резинкой о резинку начала еще в ресторане, а позже закинула ногу на ногу так, что ажурное плетение верхней части чулка открылось полностью и уже было готово показать соседей сверху – крошечные кружевные трусики в тон. В ресторане это выглядело увлекательной, хоть и чересчур откровенной игрой, в кровати же чулки явно мешали, но дама была уверена в их неотразимости, а посему снимать их отказалась категорически. Она выдавала себя Марку с шиком, но без особой страсти.

Не то от нервов, не то от дискомфорта, а может, просто от виски, которого было немало, верный боевой соратник Марка ушел в несознанку, скукожился и перестал сотрудничать. Владелец саботажника расстроился не сильно – оно, конечно, перед Америкой неудобно, но продолжения банкета абсолютно не хотелось. Приторно наворковывая всякие непристойности, Эстер приступила к реанимационным мероприятиям, а мужчина закрыл глаза и мысленно был далеко от происходящего – этой почти чужой женщине он изменял с Эсей, любовью его молодости. Накопленное желание к той взяло свое, и с этой, чужой, он вновь стал безудержным, как тогда, с любимой. Впрочем, эмоциональный заряд довольно быстро иссяк, и Марк продолжил, что называется, на автопилоте.

Закончив очередной тур этого безумного танца, Марк встал с постели и подошел к окну. Душная влажная ночь приморского города волнами билась о набережную так же бесстрастно и бессмысленно, как пару минут назад в Эстер бился Марк.

– У тебя есть сигареты? – спросил он.

– О, к сожалению, да!

– Почему к сожалению, и дай мне, пожалуйста, одну, я давно бросил, а вот сейчас покурил бы.

– К сожалению потому, что у нас это давно не cool, удел низкого социального класса – эмигрантов и ну… ты меня понимаешь. В моде здоровый образ жизни, и тренер мой – он просто бог, а, я уже говорила, так вот – мало кто знает, что я курю. Видишь – у нас уже есть общая тайна, – пропела Эстер, извлекая из сумки пачку длинных сигарет.

Марк затянулся, но никакого удовольствия не почувствовал.

«Сигареты такие же фальшивые, как она, – подумал он. – Дорогие, тонкие, как зубочистки, пафосные и совершенно безвкусные». Его размышления прервал не ко времени деловой монолог Эстер:

– Завтра, о, уже сегодня, у нас полно дел – я познакомлю тебя с сыном, проверю, все ли готово к предстоящему туру по стране, позвоню своему агенту…

– Дарлинг, а агент-то тебе зачем, ты вроде не звезда Голливуда?

– Зря ехидничаешь, детка, между прочим, мой будущий бывший муж имел неплохие связи в богемной тусовке и мог мне устроить кастинг в Голливуде, да. Я не там только по собственному нежеланию, ну вот так не повезло Голливуду. А агент – это менеджер, помогающий мне с билетами, путевками, резервациями и прочими подобными хлопотами – словом, турагент. Надо заказать тебе билет, причем желательно нашим же рейсом и insurance [41]41
  Страховка (англ.).


[Закрыть], обязательно insurance – это в Америке самое главное.

– Эммм, ты, конечно, хорошо без меня меня женила, Эстер, но вообще-то так дела не делаются, у меня тут бизнес на секундочку, и Софа, сестра, последнее время болеет.

– Не знала, что у тебя есть сестра.

– Ничего, ты вообще немного обо мне знала, имя-фамилия, место работы, где пироженки тебе покупаю и что полезное могу достать. Три с половиной года мы говорили в основном о тебе. О твоих зловредных коллежках Поле и Регине, о муже, свекре, свекрови, родителях, о ваших отпусках и прочих бытовых радостях.

– Оу, давай не будем вспоминать плохое? Это было так давно, я была совершенно незрелой.

– Действительно, нечего в этом копаться. Послушай, мне сейчас надо уехать, давай все остальное обсудим позже? – предложил Марк, спешно подбирая свое белье и одежду, разметанные по немаленькому полю боя гостиничного номера.

– Сейчас?! – изумилась Эстер.

– Да, извини, не рассчитывал, что наш ужин так затянется, надо ехать.

– Ну во-о-от, а во сколько ты вернешься?

– Даже не знаю, что тебе сказать, пока доеду до дому, пару часов посплю и на работу, потом к сестре, вечером после всех дел наверняка буду мертвый, так что…

– …извини, дорогая, прошла любовь, завяли помидоры, – шутливо продолжила вместо него Эстер.

– Ну, если тебе так больше нравится!

– Мне так совсем не нравится, и я знаю еще одного человека, которого это расстроит. Мы с нашим сыном послезавтра, точнее, уже завтра уезжаем в Эйлат, и я надеялась, что сегодня ты покажешь ему Тель-Авив, а завтра мы вместе поедем в Иерусалим.

– Ага, опять без меня меня женили. А рассказать мне о своих грандиозных планах ты не могла? Я с удовольствием показал бы парню город, но свободный день надо планировать заранее, я же тебе объяснил, что и так неслабо загружен, а сейчас, когда болеет сестра…

– Но чем ты ей можешь помочь, ты же не врач?!

Очевидно, взгляд, который Марк бросил на Эстер после этих слов, был настолько недобрым, что та сочла за благо быстренько расплакаться. Она сидела на развороченной кровати, лила слезы и метала в него обвинения. «Дежавю!» – подумал Марк. «Не-а, не дежавю, и вправду было, – ехидно отозвалась память. – Рига, ваша первая встреча в постели, тогда ты был виноват в том, что испортил хорошую девочку».

Между тем девочка провела указательными пальчиками под нижними веками, убедилась, что тушь ее не подвела и можно бы продолжать плакать, но зритель уже почти одет и вот-вот улизнет, поэтому план простой – оглушить и утащить под одеялко, там разберемся.

– Тем не менее я надеюсь, что ты все же окажешь честь своему сыну, Даниэлю, и послезавтра покажешь ему Иерусалим, – почти официально произнесла она.

Сработало, Марк присел на кресло.

– Моему сыну? А где его отец?

– Его отец – шлимазл, который никогда ничего не мог сам, даже сына себе сделать! Я давно мечтала ему об этом сказать, а тут и случай подвернулся. Его партнер по гольфу сейчас со скандалом разводится с женой – ему соседи настучали, что когда к жене приходит садовник, с их территории раздаются странные звуки, не похожие на урчание газонокосилки, зато похожие на те, что раздаются, когда к той приходит тренер. Муж недолго думая нашпиговал дом и сад камерами, а дней через десять уже мог подавать на развод без компенсации. Так вот, вместо того, чтоб, теряя свои брендовые тапки с помпончиками из лебяжьего пуха, нестись к адвокату, его дура не нашла ничего лучше, чем начать оправдываться, и одним из доводов было «сейчас многие так делают, а тренер у нас с Эстер общий».

Но я-то оправдываться не стала, наоборот, сказала ему все, что за столько лет накопилось. В том числе и это, про сына.

– Зачем?

– Больно хотела сделать, чтоб понял, как мне было с ним плохо…

– А тебе было плохо?

– Ну как-то же я оказалась тогда с тобой в постели! Я ж не гулящая какая-то была, ты у меня, между прочим, всего третьим мужчиной был!

– Хм, а тогда говорила, что вторым. Ты извини, мне сейчас действительно надо ехать, но я обязательно тебе позвоню. – Торопливо чмокнув даму в обиженно отвернутую щечку, Марк вышел в коридор с таким облегчением, будто не номер гостиничный покинул, а ристалище.

Приморское шоссе обдавало свежестью, и казалось, что доносит брызги ночного прибоя, что позволяло выключить кондиционер, открыть окна и гнать свою белую лошадку, наслаждаясь темпом, воздухом и безлюдностью ночного шоссе.

«Чулки эти похабные – интересно, это у нее от глупости, комплексов или манипуляция такая, типа кости, кинутой голодной собаке? – думал Марк по дороге в Хайфу.

И сына своего зачем-то приплела. Мыльная опера – „Санта-Барбара“, сага „Династия“ и „Беверли-Хиллс“ в одном флаконе! Щи с „Шанелью“ и сироп с соплями. Я-то ей зачем?! Вроде и не деньги ей нужны, она, кажется, меня вообще чуть ли не за нищеброда приняла. Штат любовников у нее явно тоже и без меня имеется. В мужья, что ли, вывезти хотела? Бывшему отомстить или, наоборот, спровоцировать его на примирение. Импорт я ей, мать ее!»

Марк был в бешенстве, которое отлично маскировало недоумение и обиду. Обидно было за потерянное время и душевные силы, за собственную ставшую столь явной неразборчивость, за родителей, так и не дождавшихся от него внуков. Потери свербили, но куда больше болела недополученная прибыль – не встреченная им Хорошая Еврейская Девочка, не случившаяся жена, нерожденные дети. «Ее Данику восемнадцать, и до этого мы с ней крутили несколько лет. Это же сколько потерянных лет моей жизни! А если парень и правда от меня – получается, она и сына у меня украла. Нет, об этом просто не сметь думать: кто его вырастил – тот ему и отец, с меня и так хватит позора. Боже, какой же я идиот!»

Отдельно злился Марк на друга, тот тоже молодец – такую свинью ему подложил. «Пытали его», как же, не мог отвертеться или спросить его, Марка, согласен ли он, чтоб Эстер получила номер его мобильного. Впрочем, самокритичности ради, Марк не сомневался, что на тот момент номер дать непременно бы согласился, хотя бы из любопытства. Что ж, наверное, надо было испить эту чашу до дна, чтобы закрыть эту тему раз и на всегда. А Алик, ну что Алик, это все равно что Асю винить из-за нашей размолвки, ведь не будь мы в ссоре, точно ни за какими приключениями я бы не поехал.

«Надо наконец с ней поговорить по-человечески, с Асенькой, тяжело без нее, как будто чего-то важного не хватает. Вопрос, рассказывать ли ей про это недоразумение с Эстер. С одной стороны, ни одной женщине это приятно не будет, и если сам не расскажу – она никогда не узнает».

Наверное, утаить было бы правильно, все равно никаких последствий история с Эстер иметь не будет, это Марк знал уже совершенно точно, тем более нет причин нарушать покой любимой женщины. С другой – и это он понимал столь же отчетливо – начинать настоящие отношения со лжи очень не хотелось. И с кем? С Асей, совершенно открытой перед ним и принимающей его всегда и всяким.

Не может быть, чтобы она не поняла его и сейчас, а если и не поймет – ну не судьба, значит, и здравствуй, привычное одиночество, «Сгорел сарай – гори и хата!». Назад в одиночество он совсем не хотел, но был так вымотан, что более оптимистичных моделей развития событий мозг в этот момент не предлагал.

«Мужа бы ей хорошего, любящего, надежного! – с нежностью подумал Марк, подъезжая к дому. – Надежный-то я точно, а вот могу ли кого-то любить, если настолько не люблю себя, что сегодня… А что, собственно, было сегодня? Последняя нота прошлой любви. Точка. Логичное завершение и свобода. Да, я могу любить, могу и хочу, а если и не умею – то научусь, ради нее я хотел бы научиться любить правильно, так, чтоб ей было хорошо. Если тебе хорошо – то и мне хорошо», – под эти размышления в урну у дома полетели так и не распакованные предметы индивидуальной защиты. Не пригодились – предусмотрительная бывшая любовь позаботилась и об этом.

Марк же позаботился о том, чтоб, едва войдя в дом, пристально оглядеть себя в зеркало, удовлетворенно отметить, что на видных местах не осталось страстных следов чуда американской стоматологии, снял с плеча волос Эстер и под краном умылся с мылом – руки, лицо, шея, еще раз лицо, чтоб ни запаха, ни воспоминания.

Едва закончив самые неотложные дела, Марк таки не сдержался и позвонил Алику – оторвался на нем от души. Тот не совсем понимал, в чем уж таком страшном виноват, ну подумаешь, телефон без разрешения сдал, так не чужому же человеку. Вместе с тем никогда за многие годы их знакомства Алик не слышал друга таким злым и разочарованным, а потому довольно быстро собрал в кучу мысли, извинения и обещания прилететь первым же рейсом, благо накануне между Ригой и Тель-Авивом наладилось прямое и вполне регулярное авиасообщение. Марк лишь раздраженно рявкнул на это предложение.