Текст книги "Черный Ангел, или В плену таланта"

Глава №8
Город Канск. Твори добро.

Не заметила, как добралась до Канска. Еще в дороге решила, что поедет сразу на фазенду к бабуле. В Канске на вокзале засомневалась, решая, может быть махнуть в стекляшку. Сидела на автостанции, пропустила уже два автобуса в направлении фазенды. Рядом пристроилась какая-то крашеная девица, ей было скучно, она решила убить время болтовней. Повернулась к Маше и приоткрыла накрашенные губы. Стала внимательно всматриваться в черты лица.

– Извините, где я могла вас видеть?

Маша повернула голову к девице, хотела оборвать беседу, приняв ее реплику за дежурную. Удивленно смотрела на девушку, в которой узнала дочку секретарши из офиса «Снегурочка». Она встречалась с ней раза два, за последний год приезда в Канск. Девушка продолжала.

– Вы кого-то мне сильно напоминаете. Только ваши глаза меньше, что ли? Нет не меньше, а просто другой макияж. Волосы, волосы.

Девица округлила глаза в восторге, зажала накрашенные губы ладошкой, оставляя на пальцах отпечаток ярко красной губной помады.

– Вы были «Золотой Ангел» Петра Анатольевича. Ой, у вас траур? Вы поседели? Ой, вы перекрасились, мамочки…

Маша по-прежнему смотрела на девицу, которая начала ее веселить. Настроение было отвратительное, а девица развеселила.

– Как тебя зовут? – спросила Маша.

– Алеся. Я так вами любовалась, всегда, когда вас видела у нас. Я подкрасилась, видите? Золотой? Да? – улыбчиво интересовалась Алеся, явно чего-то не договаривая.

Алеся трепала в пальцах рыжую прядку реденьких волос. Маша загладила волосы гелем, в гладкую укладку, не одна волосинка не выбивалась из прически по всей голове. Закрутила в тугой узел хвост, спрятала все локоны, когда хотела, она была незаметной, сейчас в Канске она хотела быть незаметной. Девушка её узнала, а другие люди, не обращали на Машу внимания. Она выглядела, как девушка приятной наружности и только, чтобы быть «Ангелом» на земле, надо чувствовать в себе столько сил, чтобы понимать, как легко можно сдвинуть горы с места, а главное иметь желание быть «Ангелом», только тогда другие, это заметят и тебе скажут, что ты Ангел. Уметь одеться до мелочей правильно и парить над землей, летящей походкой. Уметь вовремя махнуть шифоновым шарфом, чтобы серебристая отсрочка заблестела искрами, в кружащемся движении, чтобы облако шифона создавало впечатление таинственности. Не нужно иметь криминальный талант, чтобы, сколько лет тобой восхищался мужчина, деятель культуры, генеральный директор завода, политик. Нужно разбить в дребезги народную мудрость, прошедшую через века: «не заменимых людей не бывает». Бывает и она тому живой «Ангел» не мог Петр Анатольевич заменить ее, да только сам ушёл из жизни или помогли уйти. Итог: прикипел к ней душой, а она привыкла, что в её жизни есть он, точнее был он. И люди, которые его окружали, прикипели к Маше, что с Антоном? Где он? Подумала и решила расспрашивать у девицы.

– Алесенька, а кто сейчас генеральный директор объединения «Снегурочка»?

– Как кто? Лариса Всеволодовна Горохова. Она была держателем 50% акций, со смертью Петра Анатольевича ей перешло еще 20%. Обывателям или вкладчикам, точнее акционерам, осталось 30%, которые не дают право голоса и все вопросы и управление взяла на себя она. Вот и генеральная она, так мама сказала. Вы же ее помните? Она ой, Лариса Всеволодовна оставила маму при офисе. Да она оставила много рабочих при должностях. Сказала, что ее муж умел подбирать кадры. – трещала без умолку Алеся.

Не понятна причина ее разговорчивости или боль души маскировала болтовнёй, или выкладывала информацию, которая всем бала доступна, а что-то тайное томит ее сердечко. С кем же связанно это тайное с Петром Анатольевичем? Маша сразу уловила в Алесе эту особенность, болтать о второстепенном и прятать тайное на смак, точнее на потом. Узнать о тайном, Маша могла, только у постороннего человека, которым как ей показалась, была Алеся. Прийти к Ларисе, и попросить рассказать о трагедии, о смерти ее мужа, не реально, есть шанс нарваться на грубость. Не могла сказать Ларисе, как ценила в Петре Анатольевиче, то, что он её ценил и любил. Поэтому ее очень обрадовала словоохотливая Алеся.

– Алеся, пойдемте в какое ни будь кафе. Посидим спокойно, вы мне все расскажете. Мы ведь не чужие люди.

Алеся встрепенулась, будто сболтнула что-то лишнее. Ее глаза наполнились слезами, она встала с задумчивым видом.

– Пойдемте в кафе, конечно не чужие, – проговорила расстроенно.

Маша не удивилась перемене в поведении девицы, что-то подобное она ожидала, но увидеть в девице столько гордости, грации не рассчитывала. Алеся казалась простушкой, как обманчива внешность, пока человек не двигается, подумала: «на фотографию смотришь и не угадаешь потенциал человека, а тут пошла и оказалась хищницей, что же девочка в тебе не так?». Пожала плечами, накинула лямку от сумки на плечо и легкой походкой отправилась догонять Алесю. Поравнялась с девицей и какое-то время они шли рядом и молчали.

– Здесь за углом есть неплохое кафе, там хорошая кухня. И мало народу, но дорогое, – Алеся покосилась на Машу.

– Я могу позволить себе заплатить за наш пир. Ты не возражаешь? – скромно спросила Маша, ей не хотелось спугнуть доверие Алеси.

– Не возражаю, спасибо!

Так ясно, Алеся содержанка, лишние деньги у нее в кармане не валяются, чтобы позволить себе пир, да еще заплатить за меня. Маша тряхнула головой, подумала, всякая глупость лезет на ум, но какое мне дело до Алеси и ее страданий. Они зашли в кафе. Оно действительно было очень уютным, в помещении царил полумрак. Фиолетового цвета портьеры наполняли спокойствием сознание.

– Здесь очень уютно, – заметила Маша.

– Да, нам всегда нравилось проводить здесь время.

Маша обратила внимание на два слова, «нам» и «всегда», но промолчала. Захочет Алеся, скажет кто эти «нам» и как «всегда».

– Алеся, а как погиб Петр Анатольевич? – после того как сделали заказ, спросила Маша.

– Его расстреляли в подъезде городской квартиры, когда они… – На слове «Они» Алеся сглотнула комок в горле. Не приложив усилие, взяла себя в руки. – Поднимались вверх по лестнице, Петр Анатольевич шел первый по ступенькам, убийца стоял на площадке третьего этажа, стрелял почти в упор. Его откинуло к стене. Вся стена была залита его кровью. Он умер там в подъезде. Хоронили его в закрытом гробу. Лица ведь не было, – замолчала, тяжело вздыхала. У Маши стучало в голове «они» кто «они»?

– Алеся ты сказала «они». Кто был с Петром Анатольевичем?

Алеся стеклянными глазами смотрела на Машу, но точно, ее не видела. Она ушла в себя. Маша не нарушала ход ее тягостных мыслей, достала сигареты, вытащила одну и бросила пачку на стол. Алеся вышла из ступора. Протянула руку, взяла сигарету, Маша подставила ей огонек. Алеся глубоко затянулась, выпустила густые клубы дыма.

– Хорошо, я должна тебе все рассказать. Я страдаю, я мучаюсь. Я готова была тебя убить, я тебя ненавидела все эти два года. – она перевела дыхание.

Ого, подумала Маша, два года меня знает, эта девица. Я ни сном, ни духом не ведала, о ее существовании. Алеся продолжила уже спокойно, монотонно, все с самого начала.

– Когда я познакомилась с Антоном, я почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Он мне помог устроиться на работу к Петру Анатольевичу. Раньше-то мама не могла меня пристроить, а я еще училась. Антон замечательный, я люблю его. Мы встречались три месяца. Антон говорил, что весной поженимся. На новый год появилась ты. Антон сказал, что должен быть на новый год с Петром Анатольевичем. Он мне врал, я вас видела в зимнем саду в офисе, вы занимались любовью. Я кинулась к Петру Анатольевичу, я думала, он не знает о вашей связи, а он все знал, он меня утешил. Сказал, если я хочу остаться с Антоном, я должна забыть то, что видела. Никогда не ревновать Антона к его «Ангелу», я не знала, что делать и как поступить? Я так любила Антона. – она смахнула слезинку с щеки, которая оставила дорожку, пробороздив по напудренной мордахе. – Я Антону так и не сказала, что видела вас. Я покрасила волосы в золотой цвет, я стремилась быть похожей на тебя. Я все для этого делала. Я не была собой все эти два года. Антон тянул с нашей свадьбой. Я видела тебя четыре раза за эти два года. Я так тебя ненавидела, ты мне мешала, стать счастливой. Ты мне мешала быть той, кто есть я, быть собой, ты мне мешала. А сейчас Антона нет, он умер, два месяца назад его похоронили. Я могу тебя простить.

– Спасибо, – прошептала Маша. Хотя себя виноватой не чувствовала, просто сказала спасибо и все, так говорила из вежливости.

– Антон поднимался с Петром Анатольевичем по лестнице и его зацепили пули от очереди «Калашникова», что стреляли из «Калашникова», сказал следователь. Я осталась сиделкой возле него, он умер на моих руках. Он редко приходил в сознание, говорил мне спасибо, а когда метался в бреду, он звал тебя. Он признавался в любви тебе, называл «Золотым Ангелом». Он безумно тебя любил, – замолчала.

– Бред какой-то, творится последнее время, – проговорила Маша.

– Да, для тебя это бред, – разозлилась Алеся, но быстро взяла себя в руки. – Маша, наверное, ты права, я ведь два месяца хотела тебя найти, но не знала, как. Я верила, если ты появишься, Антон не умрет, он твердил, что ты Ангел.

– Видишь земля, такая круглая значит, «Космическая кухня» сварила нас с тобой в одном котле. Алеся, а где их похоронили?

– На одном кладбище, на центральном – это второй километр за городом, а то здесь есть еще «Лесной массив», там тоже кладбище.

– А может быть, съездим на кладбище. Цветы отвезем и помянем? Как тебе мое предложение? Ты куда ехала?

– Я ведь с матерью Петра Анатольевича живу в одной деревне, домой ехала. С работы уволилась, там мне все Антона напоминает, тяжело и правда, поехали на кладбище.

Они вышли из кафе. Оставили Машину сумку в камере хранения. Зашли в супермаркет Маша купила бутылку «Кагора» – принято поминать красным вином. Взяли такси, и вышли они у ворот Центрального кладбища. Кладбище было изолированное. По центральной аллее разместились аккуратные клумбы. Березы вперемешку с кленами шелестели листвой. Ухоженные могилы растянулись на километр, здесь хоронили богатых, знаменитых, политиков и «новых русских». Все остальные покоились на «Лесном массиве».

– Лариса Всеволодовна помогла похоронить Антона здесь, грустные нотки звучали в голосе Алеси. Девушки медленно брели по аллее. Маша из дали заметила свежую могилу с огромным количеством венков, мотнула в ту сторону головой.

– Петр Анатольевич там?

– Да, Антон на другой стороне аллеи, не далеко, – отозвалась Алеся.

Они направились в сторону могилы Петра Анатольевича. Сели на аккуратную лавочку. Выложили на столик содержимое пакета. Маша открыла бутылку, наполнила пластиковые стаканчики.

– Пусть земля вам будет пухом, – сделала пару глотков. Алеся молчала. – Вы для меня очень много сделали за долгие годы нашей дружбы. Я потеряла не просто друга, я похоронила вместе с вами часть себя. – Машу не волновало, что Алеся стала свидетелем её откровенности.

Слезы текли из глаз девушек. Они плакали молча без рыданий. Не утешая друг друга, и не мешая горю, по капелькам освобождалось существо каждой из них. Около часа они посидели у могилы Петра Анатольевича.

– Пошли к Антону, – Маша взяла Алесю за руку и потянула.

– Пошли к Антону, – отозвалась Алеся.

Алеся встрепенулась, не забирая руку у Маши, так и дошли они, до могилы Антона держась за руки. Оперлись об оградку, взявшись руками, не спешили заходить внутрь. Каждая вспоминала свои драгоценные чувства, которые она пережила с Антоном, что сохранит в памяти, самое нежное и светлое, не одна из них не сомневалась.

– Прости Антон, прости, – не зная, за что просила прощение Маша. Слез не было, они высохли час назад на могиле Петра Анатольевича. Зато Алесю прорвало, она зарыдала в голос, упала на колени, плакала, всхлипывала.

– Как хорошо, что нет грязи, – мелькнуло в Машином сознании.

Алеся согнулась в маленький бугорок, плечи вздрагивали, руками обхватила голову. Маша стояла тупо глядя на фотографию Антона. Опустошенные страданием, поздним вечером девушки добрались в деревню. Маша направилась сразу к бабуле. Алеся пообещала утром заглянуть на огонек.

Маша подумала, какой «огонек» утром, но выяснять не стала, пошла по знакомому двору. Огляделась по сторонам, следы запустения кругом не обнаружила. Клавдия Игоревна переживала потерю единственного сына. Микро инфаркт случился у неё, когда отмечали девять дней. Поминали в городской квартире, было много народу, одни уходили, другие приходили. Утомленная суетой присела в дальней комнатке на стул, в которой Маша любила работать, да так и не встала. Хорошо Варвара не захотела отпускать ее одну, в город напросилась с ней. Потеряв подругу из виду, потихоньку без паники и суеты, пошла, искать её по квартире, комнат-то было много. Увидела Клавдию Игоревну, сидящую на стуле, хотела уйти прикрыть двери, не мешать отдохнуть, да синие губы не понравились. Подошла тихонько дотронулась до плеча, Клавдия Игоревна рухнула, мешком картошки на пол. Не испугалась Варвара, а что бояться мертвого, живых надо бояться. Пошла спокойно, вызвала скорую и вернулась к Клавдии Игоревне, прихватив стакан воды и подушку с дивана – авось, окажется живая. Намочила кончик платка в стаканчик, стала протирать лицо, ожидая скорой помощи. Клавдия Игоревна уже в скорой помощи пришла в сознание. Пожаловалась, что бок болит, наверное, отлежала, подумала Варвара, она в скорой с ней была. В больницу приехала Лариса Всеволодовна, через три недели увезла старушку, выписанную из больницы на фазенду.

– Не буду, я старенькая жить с тобой, умру в деревне, к сыну не переехала, и тебе мешать не стану, – отказалась Клавдия Игоревна, когда Лариса предложила переехать ей в город.

Лариса Всеволодовна бабулю не бросала, шофер приезжал раз в неделю, привозил всё необходимое, ведь после Петра Анатольевича осталось хорошее наследство, и рабочее производство холодильных установок.

– Можешь спать Ангелочек, утром поговорим. Вижу, дорога тебя очень измучила. Утром все расскажу. – провожая Машу, которая умылась теплой водой, в спальню, говорила бабуля.

Маша не возражала, она ведь все знала или многое. Рухнула на постель и отключилась. Утро началось в двенадцать дня, в пору обедать. Бабуля сидела за столом, подперев голову, сухоньким локоточками и задумчиво смотрела в окно.

– Ангелочек мой, хорошо спала деточка. Сон долгий, значит боль забрал. Алеська, часиков в десять заходила, мы чайку с ней попили, она то мне сказала, что вы ездили на кладбище. Вот и не бужу тебя, вареники вон под стыли.

– Спасибо бабуля, вы добрейший души человек, – Маша обняла бабулю за плечи. Прижалась щекой к седой голове. – Пойду, пол часика прогуляюсь, и будем обедать, ладно?

– Иди деточка, посиди в саду в тенечке, лето на дворе.

Оглянулась задумчиво, стянула плед с кресла, пошла в сад. Облюбовала место под яблоней столовкой, ранний сорт уже в конце июня, небольшие яблочки сладко-кислые, желтые с красной рябинкой, радует своей свежестью вкус гурманов. Подобрала пять яблок и улеглась на расправленный плед.

Человек должен пережить горе, посмаковать боль, пожалеть или не жалеть себя, решить, как ему будет житься без тех, кто ушёл из его жизни, чтобы потеря перестала ныть в душе. Маша съездила на кладбище, сознание приняло факт потери, поверило в утрату. Нужно освободить место в душе для других людей и событий. А потерянных людей, перенести глубже в архив памяти. Маша сейчас, старательно все вспомнила, старалась воспроизвести в памяти все мельчайшие детали всех встреч. Пересчитала, сколько их было, этих встреч, загнула пальцы на руке, десять, десять, пальцев не хватило. Уронила руку на плед, я всегда буду благодарна, всем кто был в моей жизни. Спасибо Анатольевич, очень много хороших воспоминаний в моей душе о тебе. Задремала, или провалилась в сон. Увидела во сне широкую улицу, в какой-то деревне, по краям дороги растут кусты малины, усыпаны ягодами. Прошла улицу до половины, увидала, ключ бьет из-под земли. Вода красивая, чистая, хрустальная струится из земли. Возле источника сидит Егорка, весь перепачканный малиной. Наклонилась к сыну, хотела умыть его, а он растворился в руках. Открыла глаза спокойно, видение не удивило, я виновата перед сыном, для себя решила. Все понятно из Канска сразу, еду в Казахстан. Заберу сына в Стрежень. Один идиот, Артур, мог мне мешать жить. Сейчас его выгнали из Стрежня, больше мне ничего не мешает забрать сына, выйти и замуж. Замуж, за кого мне выйти замуж? Заулыбалась. Думала о «Салюте», но выйти замуж лучше за Славку, Игоря как кандидата в мужья не рассматривала.

– Ура! Ко мне вернулся вкус к жизни, – проговорила вслух, потому что заметила какое вкусное яблоко, она кушала с удовольствием, последнее яблоко, первых четыре даже не заметила, как проглотила.

Встала, сгребла плед. Обратила внимание, какой красивый сад летом – это, тоже реальный знак, того что жизнь продолжается, если замечаешь красоты окружающего мира. Насобирала букет красивых полевых цветов. Зашла в дом и поставила на обеденный стол, уставленный вкусностями.

– Бабулька, пока я валялась в саду, ты наготовила столько вкусностей.

– Что ты деточка все это стояло на столе, когда ты выходила от сюда, – бабушка улыбалась.

Маша засмущалась, что не заметила всего этого раньше. Пожала плечами.

– Вкус к жизни ко мне вернулся только сейчас. Значит, два часа назад я была роботом или механическая кукла.

– Да Ангелочек, я заметила ты серая какая-то.

Маша рассмеялась, она понял, что бабуля не поняла ее, что она поменяла цвет волос не заметила. Бабуля улыбалась.

– Вот и настроение с тобой хоть, не много, поднялось. Ты хоть звони мне иногда, ладно? Нет сыночка моего, а ты мне не чужая, не закружит жизнь, да и закружит помни у тебя есть я.

– Буду звонить обязательно и приеду к тебе с моим маленьким Егоркой, – пообещала Маша.

– Я знаю, у тебя есть сыночек, бери его и приезжай. Можешь?

– Пока могу бабуля, а что завтра будет, я не знаю. Жизнь такие сюрпризы выдает, – грустно проговорила Маша.

Город Алматы. Вкус к жизни.

Машина жизнь действительно с сюрпризом. Она потеряла двух человек, двух друзей, нет, пожалуй, трех – Антона, Петра Анатольевича и Сашку, дорогих ее сердцу людей, потеряла без возвратно, нет больше возможности их обнять и попросить прощение у Антона и Сашки ведь, каждый из них хотел быть с ней рядом, каждый хотел, чтобы она стала его женой. Может быть и четверых потеряла, Даниила она больше не увидит, а если больше никогда не увидеть – это значит, тоже потерять навсегда. Стала свидетелем гибели Мишеля, знала, как убивается Жанна, до сих пор гадала, как сама тогда выжила. Жизнь подкинула встречу с мерзавцем Артуром. Ну, все хватит истерить и загонять себя в тупик, надо хвататься за ниточку вкуса к жизни и не упускать свой шанс. Маша подумала: «чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».

– Решение принято, еду в Казахстан за сыном, – проговорила Маша в слух, стоя в аэропорту города Красноярска.

Маша купила билет до Алматы, летела в Казахстан. Ей было все равно как дела в Стрежне. Приеду разберусь для себя решила. Решение принято, которое зрело целый год. В июне 1993 года Маша спустилась с трапа самолета в маленьком аэропорту города Стрежень. И первую фразу, которую она произнесла на земле севера, запомнила навсегда.

– Ого! Какая пустыня!

Потому что дул ветер, разгоняя по бетонным плитам горки песка. Теперь Маша знала город Стрежень – это не пустыня. Она за два года обросла знакомыми, купила квартиру, машину и торговую точку. Жизнь замечательна, я не у разбитого корыта, привезу сына и буду жить. Так рассуждала Маша, когда спускалась с трапа самолета в городе Алма-Ате. Почему она уехала с Алма-Аты год назад, оставила сына свекрови? Она не хотела об этом ни говорить и не думать. Все оставила в прошлом.

Заехала в огромный «Детский мир» взяла две большие клетчатые сумки и стала в них сбрасывать все, что, по ее мнению, могло привлечь внимание ребенка, которому пять с половиной лет. От города Алма-Аты до Талгара двадцать километров. Душа трепетала. Дорога шла мимо предгорья, на высоких склонах разместились яблоневые сады. Самая великолепная пора года – это лето. Цвел шиповник розовыми, желтыми и белыми островами. Маша всегда не понимала, а почему он не перемешивается. Куст розовый, два куста белых и три желтых, почему таким не может быть остров цветущего шиповника? Она задавала себе подобные вопросы всегда, не нуждаясь в ответах. «Ладно в следующий приезд отвечу на вопрос, почему шиповник не перемешивается?» – рассуждала Маша. Еще найдутся и другие вопросы, на которые нет ответа или ответит время.

Таксист подрулил, прямо к большим железным воротам, такие ворота у всех в деревнях, через них во дворы въезжают машины. Никто не торопился перед Машей распахнуть ворота и двери. Таксист помог затащить сумки в калитку, отклонился и отбыл восвояси. Маша уселась на крылечко, она знала, наверняка, хоть десять лет пройдет, жизнь обитателей этого дома не изменится, как было всё, так и останется. Они как ходили на работу работали рабочими, так и будут ходить, и работать, за зарплату батрача на «дядю». Свекровь Александра Михайловна добрейший души человек, воспитала троих детей без мужика. Жили вдвоем с матерью, которую звали баба Нюра и растили троих детей, две одинокие женщины, молодая и старая. Какими правдами или неправдами, но Маша однажды, стала женой Викентия. Родила сына Егора и сейчас, он жил у свекрови, уже год, пока она покоряла Стрежень и другие места необъятной Родины. Покорила и приехала за сыном. Никто ей не собирался возражать, приехала хорошо, не приехала ну, и ладно. Заберешь с собой сына хорошо, оставишь тоже хорошо.

Вот и села на крылечко, не боясь злой собаки в чужом дворе, а двор ей стал действительно чужой. Подумала, заберу сына и никогда не вернусь в этот чужой дом. За спиной заскрипела дверь. Егорка разглядывал женщину, сидевшую на крылечке. Детское сердечко стучало, он ведь чувствовал, что она ему не чужая.

– Егорка ты умный малыш, твоя мама приедет и заберет тебя, только ты меня слушайся. —так всегда говорила бабушка Шура.

– Ну, слушаю, говори, говори, баба, я же слушаю, – отзывался малыш.

Баба Шура очень любила Егорку, он был копией своего отца, то есть ее сына, а какая мать не любит своего ребенка? Тем более народная мудрость гласит: «дети на время, а внуки навсегда». Случается, в жизни, но редко если мать бросит детей. Свекровь редкой не была, она была трудолюбивой, всю жизнь работала на птицефабрике – птичницей. В меру была коммунистка, в меру воровала комбикорм, и раз в год резала трех или четырех поросят, которых откормила ворованным комбикормом. Так и жила всегда и будет жить до скончания века. Потому что, она порядочная и не пьющая, поэтому глобальные перемены ей не грозили, мировая политика не интересовала, лишь бы яйца в сумке не разбились, которые украла на работе и несет домой, чтобы детей накормить. Егорка высунулся на половину из двери.

– Я тебя знаю, – детский голосок прозвучал, слезы сами хлынули из глаз, как я его люблю, как я соскучилась. Резко оборачиваться, не стала, подумала, может напугать.

– М…М… – утерла слезы.

Егорка решил, что его не услышали, весь вылез из двери на крыльцо. Встал рядом с сидящей Машей, положил ей на голову свою детскую пухлую рученьку и повторил свое признание.

– Я тебя знаю ты моя мама. «Я же тебя ждал», – произнес букву «Ж» очень мягко, так как могут произносить только дети.

Маша очень аккуратно взяла его в руки, усадила на коленки, прижала к груди, она не плакала, не могла пугать ребенка. Когда теряешь близкого человека слезы горькие, когда катятся от счастья, они сладкие, со вкусом нежности и любви.

– Как я могла жить без тебя так долго? – она заглянула ему в лицо, провела по щёчке, залюбовалась своей кровиночкой.

– Ты не плач, возьми меня с собой, – сказал Егорка.

Маша поняла, понятливая свекровь научила его, просится с ней, она всегда говорила ребенку, что мама приедет и заберет его…

– Я приехала за тобой. Мы вместе поживем у бабушки три дня и поедем в аэропорт. Ладно? – Маша смотрела на малыша, в груди трепетала любовь.

– Хорошо, будем жизнью заниматься, – отозвался сынок.

Маша безумно любила своего сына, он с детства выдавал умные фразы, которые потом повторяли взрослые. У него были белокурые, кучерявые волосы длиной доходили до плеч. Большие Машины глаза, а все остальное как из зеркала скопировано с его отца. Маша по-прежнему, прижимала его к груди.

– Маша заходите в дом, – раздался за спиной голос свекрови.

Свекровь Машу не любила, но, по крайней мере, уважала и не скрывала своего уважения. Своему сыну всегда говорила.

– Ох, бросит тебя Машка, пропадёшь.

Маше все равно, что будет с Викентием, она его бросила.

– Егорка давай затащим сумки в дом.

– Мама, а что там? – любопытничал малец.

Детское любопытство интересная штука, взялись за ручки в вдвоём, и Маша затащила сумки и сынишку, который тянул ручку, создавая эффект помощи. Весело рассмеялась, какой у неё помощник растет. Вдохновилась уверенностью в том, что быть вместе – это счастье.

– Егорка открывай сумку, вытаскивай игрушки. Выбери себе одну любимую. Возьмёшь ее с собой в Стрежень, а остальные отдадим Олежке.

– Мама ты, что он их умотает, – выразился Егорка, немного кривляясь по-детски.

– Мы уезжаем навсегда, оставим Олегу подарки, – отозвалась Маша.

– А бабушка с нами?

Сердечко ребенка еще не от кипело от бабушки, да и бабушка слышала разговор матери с сыном, стояла и плакала в дверном проеме, а возражать не хотела, до пенсии осталось совсем не много, пенсия работяги маленькая, на неё Егорку не хватит, маленькие детки, малые беды, большие дети и горе рядом.

– Нет, сынок. Ей нельзя оставлять своих курочек, а то они умрут, – на том и порешили, бабушка останется с курочками. Они уедут, но Егорка будет приезжать на каникулы.

– Егорка пошли к деду. Посмотрим, как Влад с Алькой живут. Подарки отнесем.

В городе Талгаре жили родители Маши. Отец цыган, на него похожа Маша, но в паспорте у неё написано русская. Маша в душе хранила великую благодарность дочери к своему отцу. Она любила этого огромного человека, а огромный он был во всем: огромный рост метр девяносто восемь сантиметров, огромная красота брюнет с глазами неба, огромный ум, сколько Маша его помнила, работал в начальстве. И детям дал замечательные гены, которыми Маша гордилась.

– Спасибо папа, что твоя кровь течет в моих жилах, – Маша обняла своего отца.

– Перелетная «Пташка» ничто тебя не удержит на одном месте, – пожурил отец с любовью.

– Ну, папа.

– Ладно, не буду укорять, все молчу. Сама уже мать вон сынишка, такое чудо, разбирайся в своей жизни. Тебя в клетку не посадишь, все равно ускользнёшь.

Дед любил Егорку, который взбирался, на его колени и раскачивал его большой живот.

– Дед, а мы с мамой завтра улетаем на самолете. Там мама сказала лес, в лесу нет волков, грибы и круши. – лепетал Егорка, его переполняли эмоции по поводу отъезда, и он всему миру хотел об этом рассказывать.

– Егорка что такое круши? – дедушка участливо расспрашивал ребенка, пряча улыбку.

– Тихо дед, мама идет, она сказала не говорить, тайна, – Егор подставил ладошку к губам деда, давая понять, что больше ни одного слова не произнесет.

Так и решили, «круши» тайна, тем более кроме самого ребенка значение его слов никто не расшифрует. Двойняшки Ольга и Владимир были Машины брат и сестричка. Она их очень любила, и когда Влад стал проситься с Машей, она уступила его просьбам. Взяла Влада и Альку с собой, отцу они сказали, что поедут только на лето, по-другому, он бы их не отпустил.

– Ведь нельзя же сидеть всю жизнь в Казахстане, – уговаривал отца Влад.

Веским аргументом стало то что, Маша показала документы на квартиру и машину, которые оформлены на нее.

– Папа ну, неужели тебе не стыдно, что ты детям набрасываешь путы. Да им по четырнадцать лет, но и я ведь взрослая. Я не послушалась тебя уехала и все, сейчас я счастлива, я все заработала сама. Ну, папочка, – дети приставали, кружили вокруг отца, в конце концов, он уступил, махнул рукой.

– Ладно, езжайте, но помните, вам надо учиться, девять классов это не образование, а у вас всего по восемь.

– Жизнь и Машка, лучшие учителя, – в один голос закричали двойняшки и умчались, собирать вещи.

– Много с собой не берите, только необходимое, там оденемся, во все новое, ясно? Я не хочу обременять нас тасканием вещей.

Захлопали дверки шкафов. Дети шумно, что-то обсуждали, но Машу это уже не волновало, она осталась с отцом один на один. Отец сидел грустный.

– Папа, ну почему такая печаль в твоих глазах?

– Дочь я чувствую, что тебя теряю. Мне кажется, что я вижу тебя в последний раз. Скорее всего, поэтому я и отпускаю детей с тобой, что бы они как-то могли тебя остановить, что-то другое происходит в твоей жизни, чем в наших жизнях. Ты как-то по-другому живешь, я это «как-то» могу определить, так, что ты живешь с размахом, наверно, быть рядом с тобой боязно.

– Пап ну, что за бред. Я купила торговую точку, я же тебе объясняла. Выручка хорошая. Я могу позволить себе ездить за границу.

Они все выяснили. Вечером пришла Света сестра Маши, да их было четверо у этого отца, и все они любили друг друга. Со Светой они встретились очень трогательно. Света узнала, что, Маша забирает детей с собой, она обрадовалась.

– Пусть хоть дети мир посмотрят. Сидим все, как прикованные в Казахстане. – Света искренне радовалась за двойняшек.

Обняла двойняшек, на прощание, надавала им кучу советов, даже если они им не пригодятся, она как старшая сестра должна учить их жизни. Никто не плакал, все радовались. Маша заметила, как натянута радость отца. Скрывает боль души, подумала Маша, отогнала все грустные мысли. Отец отвез их в аэропорт. Впереди ждала дорога. Взлеты и посадки. Радостное возбуждение, суета детей радовали глаз. Любовалась сыном, какое счастье видеть сына, наблюдать за ним и слышать детский лепет. Стоя на взлетной полосе, Маша вздохнула, полной грудью обняла Влада с Алькой.

– Дети, как я счастлива, что вы со мной, я, наверное, устала быть одна, – проговорила Маша, обнимая детей.

Эти слова были последние, которые она произнесла на земле Казахстана, а впереди короткий отрывок счастья, возвращение детей в Казахстан, разлука, криминал, она не приедет в Казахстан. Долгие годы она будет ждать встречи, задавать себе другие вопросы.

– Когда я буду счастлива? Когда закончится срок терзания? Сколько отмерено мне быть в скитании?