Текст книги "Затерянные в Шангри-Ла"

7. Тарзан

Во время одного из походов к месту катастрофы Макколлом залез на дерево и осмотрел окрестности. В нескольких милях он заметил какую-то прогалину. С помощью компаса, обнаруженного в хвостовом отсеке самолета, лейтенант проложил курс на эту прогалину. Состояние ран его спутников не улучшалось, воды оставалось очень мало, еды, кроме нескольких леденцов, вообще не было. Им нужно было добраться до прогалины как можно быстрее – как только Маргарет и Деккер окрепнут для похода. Обычно тем, кто пережил авиакатастрофу, советуют оставаться возле самолета – так их легче найти. Но на Новой Гвинее обычные правила не действовали. Макколлом понимал, что если они останутся на месте, в густых зарослях, то их ждет верная смерть. Шансы на спасение были призрачны даже на открытом месте.

Джунгли Новой Гвинеи превратились в огромное кладбище неизвестных солдат. В апреле 1944 года, когда жена пропавшего без вести американского пилота пыталась получить какую-то информацию, командир ее мужа прислал ей удивительно развернутое письмо: «Каждый полет над островом – это полет над высокими горными массивами. Склоны гор почти до самых вершин покрыты густыми джунглями. В этих джунглях можно разместить целые полки – и их никто не увидит. Сколь бы тщательными ни были поиски, шансы найти самолет минимальны. У нас уже происходили подобные случаи, и информации об экипажах и самолетах найти не удавалось. Погода и горная местность забирают больше жизней, чем боевые действия».

С начала войны на Новой Гвинее разбилось более шестисот американских самолетов – некоторые погибли в боях, но многие потерпели крушение из-за погодных условий, механических повреждений, ошибок пилотов, горных вершин, прячущихся в облаках, и неточных карт. Сотни японских, австралийских, английских, новозеландских и голландских самолетов погибли на этом острове. Некоторые удалось найти, но большинство осталось навсегда погребенным в густой зелени дождевых лесов. К 1945 году на Новой Гвинее пропало самолетов больше, чем в любой другой точке мира.

В ноябре 1942 года американский транспортный самолет «Си-47» доставлял солдат и амуницию в другую часть острова. Самолет разбился в горах на высоте девяти тысяч футов – практически в таких же условиях, что и «Гремлин Спешиэл». Поисковые экипажи вылетали один за другим, но найти самолет, носивший имя «Летучий голландец», так и не удалось.

Из двадцати трех человек в тот раз уцелели семнадцать. Но у всех были серьезные ранения. Когда стало ясно, что помощь не придет, восемь самых крепких решили выбраться из джунглей. Они разделились на две группы по четыре человека. На пятый день похода первая группа наткнулась на узкое ущелье, по которому текла быстрая речка. Перейти реку не удавалось. Солдаты попытались перебросить через реку срубленные деревья. Двое утонули. Два других сумели добраться до миролюбиво настроенных туземцев, которые переправляли их из деревни в деревню. Через тридцать два дня они были на базе союзников. Второй группе повезло больше. С туземцами они встретились через десять дней и через месяц уже выбрались из джунглей.

После возвращения выживших при крушении «Летучего голландца» поиски раненых, оставшихся на месте катастрофы, возобновились, но безуспешно. Тогда командование привлекло к поискам туземцев, которым пообещали солидную награду. Через шестьдесят дней после катастрофы группа туземцев наткнулась в джунглях на груду полуразложившихся тел. Они нашли единственного выжившего – армейского капеллана. Он ослеп от недоедания и весил, словно маленький ребенок. Капеллан лежал в центре круга голой земли – питался он съедобным мхом, который находился в пределах досягаемости. Туземцы попытались накормить его бананами, но он умер у них на руках. Туземцы оставили тело на месте катастрофы, а на базу принесли его Библию – в доказательство того, что они действительно нашли место крушения «Летучего голландца».

Спустя немало времени поисковая экспедиция все же добралась до места катастрофы. Спасшиеся вели дневник на задней двери грузового отсека, делая записи углем. Первые записи напоминают военные отчеты – всего несколько слов: когда произошла катастрофа, когда отправились две группы самых крепких, как оставшиеся пытались запустить воздушный шар, чтобы привлечь внимание спасателей, какую еду удалось найти. Пять дней выжившие писали о том, как делили одну шоколадку и одну банку томатного сока.

Когда еда, томатный сок и сигареты кончились, записи стали более личными. В них сквозит надежда, страх, а порой мрачный юмор. В пятницу 27 ноября 1942 года, через семнадцать дней после катастрофы: «Ведра, полные воды, этим утром… мы все еще держим голову высоко». Через два дня: «Похоже, мы слабеем». Однако следом: «Но надежда еще осталась». На другой день: «Все еще держимся на мечтах о еде». В понедельник, 7 декабря, в годовщину Перл-Харбора: «Год назад в этот день началась война. Да, тогда мы о таком не думали…» Через два дня, месяц спустя с момента катастрофы: «Всего тридцать дней назад. Мы держимся, но было бы неплохо, если бы нас, наконец, нашли». Через неделю выжившие стали думать о Рождестве: «Воображаемая еда больше не помогает. Ребятам лучше бы поторопиться – осталось шесть дней на покупки». Через шесть дней: «Сегодня рождественский сочельник. Счастья всем домашним!» Еще через шесть дней: «Сегодня умер Джонни». Записи оборвались через два дня, спустя семь недель после катастрофы. Последняя запись была сделана в Новый год. Трое выживших написали свои имена: Пэт, Март и Тед. Через несколько дней туземцы обнаружили место катастрофы. Последним умер слепой, истощенный, питавшийся одним мхом капеллан, капитан Теодор Бэррон, которого друзья звали Тедом.

Наступил вторник, 15 мая 1945 года. С момента катастрофы минуло двое суток. Днем лейтенант Макколлом объявил, что изменил свое решение. Ждать, пока Маргарет и Деккер почувствуют себя лучше, нельзя. Надо отправляться на замеченную Джоном прогалину.

Одежда и повязки на ожогах постоянно были влажными, что не способствовало заживлению ран. Макколлом боялся, что со временем Маргарет и Кену станет только хуже. Они и так двигались очень медленно, словно пробираясь сквозь густое желе. И неудивительно – ведь они страдали от ран, недосыпа, голода… Кроме того, люди находились на значительной высоте, в условиях разреженного воздуха.

Для туземца джунгли – рай, полный плодов и кореньев, птиц и мелкой дичи. Но для американцев все это было такой же загадкой, как меню на китайском языке. Единственной едой, на которую они могли полностью положиться, были леденцы «Чармс».

Макколлом собрал все припасы в мешок из желтого брезента. Мешок поменьше он приготовил для Деккера, а Маргарет дал ведро, найденное в хвостовом отсеке самолета. В ведре лежал ее паек: две банки воды и несколько леденцов, завернутых в целлофан.

Лейтенанту пришлось вернуться к телу Лоры Бесли – это было необходимо. Он развернул брезент и стащил с тела летный костюм, который отдал девушке, чтобы она согрелась. Когда Маргарет прибыла в Голландию, она сразу же укоротила свою форму. Теперь точно так же поступил лейтенант – карманным ножом он отрезал по двенадцать дюймов от рукавов, чтобы Маргарет могла надеть этот костюм и не запутаться в нем.

Когда Макколлом принес ей костюм, Маргарет сразу поняла, что он снят с тела ее лучшей подруги. И все же она обрадовалась – костюм и ботинки Лоры отделяли жизнь от смерти. У Маргарет все еще оставалось шелковое белье, которое она сняла после катастрофы, собираясь использовать его для перевязок. Она разорвала трусики пополам и перевязала ноги, чтобы жесткий костюм не царапал обожженную кожу.

ОТЛОМИВШИЙСЯ ХВОСТ «ГРЕМЛИН СПЕШИЭЛ» (ФОТОГРАФИЯ ПРЕДОСТАВЛЕНА АРМИЕЙ США)

В дневнике Маргарет сожалела о том, что перед уходом они не произнесли молитвы, не поставили крест и никак не обозначили место гибели своих товарищей. Ведь среди них был даже брат лейтенанта Макколлома. Ей было бы легче, если бы они хотя бы почтили их память минутой молчания. Но тогда их единственной мыслью было побыстрее добраться туда, где их могли бы заметить с воздуха.

– Идем, – скомандовал Макколлом.

Джон шел первым, за ним Маргарет, за ней Деккер.

Им нужно было подняться с выступа, на котором они провели две ночи, и пройти мимо разбившегося самолета. Джунгли были настолько густыми, что большую часть пути пришлось ползти на четвереньках. На некоторых участках любой неверный шаг мог привести к смертельному падению в глубокие расщелины. В других приходилось карабкаться по крутым скалам. За мучительные полчаса они сумели отойти от самолета всего на двадцать пять ярдов.

Маргарет попыталась связать волосы в пучок. Распущенные пряди цеплялись за все ветки и лианы. Приходилось постоянно останавливаться и распутывать их. В отчаянии Маргарет сгребла волосы в хвост и взмолилась:

– Макколлом, пожалуйста, отрежь их!

Перочинным ножом Джон с большим трудом отрезал густые волосы Маргарет. Надо сказать, что Макколлом постарался на славу – он сумел сделать ей настоящую прическу (в дневнике Маргарет написала: «довольно унылый боб длиной дюйма три»). Они двинулись дальше, но джунгли были безжалостны.

– Ради бога, Макколлом! Мне нужно от них избавиться! – воскликнула Маргарет.

Лейтенанту пришлось еще раз поработать ножом.

Из-за ожогов каждый шаг давался Маргарет нелегко. Еще тяжелее приходилось Деккеру. Из-за черепной травмы у него кружилась голова. Он еле держался на ногах, но не жаловался.

Когда они выбрались из зарослей и грязи, их ожидало настоящее чудо – по крайней мере, так показалось Маргарет. Перед ними змеилось пересохшее речное русло – узкая тропинка через горы. Представляете, какой тяжелой была дорога через джунгли, если каменистая тропка показалась людям настоящим чудом? Тропка круто уходила вниз. В некоторых местах приходилось карабкаться, скользить, катиться по каменистому склону. Тропа была очень неровной. Даже на самых гладких участках из-под ног то и дело сыпались камешки. Кое-где на пути встречались здоровенные валуны и поваленные деревья. И все же это была тропа.

«Глупо было думать, что мы могли выбраться из этих густых зарослей, вооруженные одним лишь карманным ножом, – написала Маргарет в своем дневнике. – Речное русло позволило нам всего лишь проделать часть пути по более-менее открытой местности. И потенциально мы могли найти воду».

Даже двигаясь по речному руслу, они каждые полчаса останавливались и отдыхали. После двух привалов заметили, что из крохотных горных ручейков, впадающих в русло, по которому они двигались, сочится ледяная вода. Сначала их это обрадовало. Маргарет и Деккер страдали от жажды. Они решили напиться при первой же возможности, как только воды станет достаточно. Макколлом возражал, опасаясь бактерий, живущих в воде. Но спутники его не слушали. Чем ниже они спускались, тем более широкими делались притоки. И скоро воды было больше, чем хотелось: по щиколотку. А потом идти по руслу стало страшно – быстрое течение могло сбить с ног.

В трудных местах приходилось просто садиться и скользить. Скоро все промокли насквозь. На крутых участках появлялись водопады высотой от двух до десяти футов. К речному руслу вплотную придвигались джунгли, поэтому кое-где в водопадах лежали поваленные деревья. Иногда они использовались как лестницы или шесты и помогали преодолевать поток. Там, где бревен не было, вперед шел Макколлом. Он спускался и стоял под ледяной водой, а Маргарет спускалась по его плечам. Потом он переносил ее на более мелкое место. Когда Маргарет оказывалась в безопасности, лейтенант возвращался, чтобы помочь Деккеру.

Они подошли к двенадцатифутовому водопаду – слишком высокому и крутому, чтобы преодолеть его обычным образом. Маргарет и Деккер сели на берегу, а Макколлом углубился в джунгли, поискать обходной путь. Но заросли оказались слишком густыми, поэтому он вернулся с новым предложением.

Джон ухватился за толстую лиану, свисавшую с дерева, росшего прямо у водопада. Испытав лиану своей тяжестью, он повис на ней, разбежался, оттолкнулся и перелетел через водопад. Испробовав дно, он отпустил лиану и крикнул, чтобы Маргарет и Кеннет последовали его примеру.

Первой решилась Маргарет. Она ухватилась за лиану и взмыла в воздух. Она перелетела водопад, и Макколлом поймал ее. Затем тот же трюк повторил Деккер.

Оказавшись в безопасности, сержант с сильным западным акцентом проворчал:

– Никогда не думал, черт побери, что мне удастся превзойти Джонни Вайсмюллера!

Деккер вспомнил знаменитого киноактера, сыгравшего роль Тарзана. Путешествия с дерева на дерево с помощью лиан были главным трюком приключенческого фильма. Маргарет рассмеялась, не заметив важной детали – ей в этом фильме досталась роль Джейн.

Они продолжили путь по джунглям. С каждым шагом Маргарет чувствовала себя все хуже. Она замерзла, промокла и устала. У нее ныло все тело, в глазах стояли слезы. Но гордость не позволяла ей заплакать.

Иногда они слышали над головой шум самолетных двигателей. Когда звук приближался, Макколлом начинал изо всех сил размахивать сигнальным зеркалом. Но он знал, что в таких густых джунглях эти попытки совершенно бесполезны. И все же каждый пролетавший над ними самолет вселял в них уверенность, что армия их не оставит.

Макколлом планировал, что они будут идти до обеда, пока не спустится туман и не начнется дождь, а потом сделают привал. Но джунгли, окружавшие русло, были настолько непроходимыми, что на берегу нигде нельзя было прилечь. Они шли, пока имелись силы, а потом остановились, хотя выбранное место было далеко от идеала.

Макколлом расстелил один кусок брезента на влажной почве, а другой закрепил, как навес. Они съели несколько леденцов, затем прижались друг к другу, чтобы согреться и уснуть. Макколлом лег посередине, чтобы помочь Деккеру и Маргарет в случае необходимости. Деккер подумал, что молодой лейтенант ведет себя, как старая наседка, но оценил его заботу и не стал спорить.

Устроенный лагерь неуклонно сползал вниз. За ночь они несколько раз скатывались в ледяную воду. И каждый раз вытягивали из воды брезент, выбирались сами и снова пытались заснуть. Утром обнаружили, что их сон тревожило что-то еще. Отправившись в путь, они заметили, что не одни в джунглях – на грязи четко отпечатался след человеческой ноги. Пока американцы спали, к их лагерю подходили туземцы. Вдали слышались странные лающие звуки.

Трое выживших полагали, что они были первыми белыми людьми, чья нога ступила в эту часть горных джунглей Новой Гвинеи. Но они ошибались. Эта честь принадлежала богатому американцу, зоологу-любителю, который семь лет назад совершил экспедицию на Новую Гвинею в поисках неизвестных науке животных и растений.

Но экспедиция 1938 года закончилась печально – она привела к вспышке насилия. И такая же судьба могла ожидать трех американских солдат, уцелевших после катастрофы «Гремлин Спешиэл».

8. Джентльмен-путешественник

В течение года до катастрофы «Гремлин Спешиэл» полковник Рэй Элсмор создал себе репутацию самопровозглашенного первооткрывателя долины. Однако, хотя об этом никто не подозревал, для Новой Гвинеи Элсмор был тем же, чем Роберт Фалкон Скотт для Антарктиды. Скотт был убежден, что является первопроходцем и первооткрывателем Южного полюса. Но, добравшись до цели своего путешествия, он обнаружил, что его опередил давний соперник, Роальд Амундсен. Другими словами, Элсмор открыл Шангри-Ла вторым и даже третьим, если считать майора Майрона Граймса.

Истинным первооткрывателем долины был Ричард Арчболд. Этому юноше посчастливилось родиться в очень богатой семье. В отличие от Элсмора и Граймса, Арчболд достиг долины по земле.

Своим богатством этот путешественник был обязан деду, Джону Д. Арчболду, президенту компании «Стандард Ойл», партнеру Джона Д. Рокфеллера. Благодаря семейному состоянию Ричарду Арчболду не приходилось задумываться о постоянной работе. И это было очень приятно, поскольку учился он весьма своеобразно. Тощий, застенчивый, неуклюжий мальчик с неприятным взглядом и резкими манерами сменил несколько частных школ. Когда он учился в Аризоне, его любимым предметом было природоведение. Потом он поучился в колледже Хэмилтон в Нью-Йорке и Колумбийском университете, но так недолго, что степени получить не успел.

Больше всего Арчболд любил природу и путешествия. В 1929 году отец Ричарда, надеясь найти для сына полезное занятие, согласился финансировать совместную британско-французско-американскую научную экспедицию на Мадагаскар. У старшего Арчболда было одно условие: он даст деньги, если в экспедиции примет участие его непутевый двадцатидвухлетний сын. Организаторы экспедиции деньги с удовольствием взяли, но никак не могли придумать, что делать с молодым Арчболдом – высоким, по-прежнему тощим, относительно симпатичным юношей с копной вьющихся черных волос, густыми усами и любовью к галстукам-бабочкам.

Сначала было решено сделать Арчболда фотографом. Потом один из научных руководителей предложил:

– А не хотите коллекционировать млекопитающих?

Арчболд с радостью согласился. Еще в семейном поместье в Джорджии он был страстным коллекционером и учился на собственных ошибках. Оказавшись на Мадагаскаре, Ричард мужественно терпел укусы пауков и москитов, неудобства жизни в полевых условиях и репутацию богатенького сынка. В этой экспедиции он понял свое призвание. Ричард мечтал стать биологом-исследователем.

Вернувшись с Мадагаскара, Ричард узнал, что его отец умер. Он получил наследство и квартиру на Манхэттене у Центрального парка. Работу он нашел буквально напротив собственного дома – в отделе млекопитающих Американского музея естественной истории. Дед Ричарда был одним из главных попечителей этого музея.

На том же пятом этаже в кабинете, расположенном напротив кабинета Ричарда, работал молодой орнитолог из Германии, Эрнст Майр, которому было суждено стать легендой эволюционной биологии. Новый знакомый Ричарда посоветовал ему сосредоточиться на Новой Гвинее – сам Майр провел там несколько месяцев, изучая местных птиц. Арчболд потратил значительную часть наследства на организацию, финансирование и участие в нескольких крупных экспедициях под эгидой музея. Не собираясь довольствоваться малым, он хотел провести «полное биологическое обследование острова». В отличие от Майра, который работал в обществе нескольких ученых-исследователей, Арчболд организовал целую научную армию, которой предстояло справиться с амбициозной задачей.

Два первых путешествия на Новую Гвинею увенчались явным успехом. Первую экспедицию Арчболд организовал в 1933 году, вторую – в 1936 году. Благодаря солидному бюджету нью-йоркский музей обогатился множеством новых растений и животных. Но логистические проблемы, связанные со значительными размерами острова, угнетали Арчболда. Еще больше ему не нравилась суровая, пересеченная местность и отсутствие вьючных животных.

Наполеон говорил, что успех армии зависит от ее желудков. Те же слова справедливы и для крупной научной экспедиции в экзотические страны. Экспедиции Арчболда на Новую Гвинею во многом зависели от эффективного снабжения – то есть на остров нужно было перебросить тонны продовольствия и всего, что понадобится ученым, которые на долгие месяцы будут полностью оторваны от цивилизации.

В отсутствие лошадей, мулов, быков и верблюдов, при невозможности использовать грузовики единственным выходом были носильщики. Но Арчболд быстро понял, что на туземцев рассчитывать нельзя. И одной из причин того был страх – не перед белыми людьми, а перед другими племенами. На острове проживало множество племен и кланов, которые постоянно воевали друг с другом. Стоило туземцу-носильщику покинуть родную территорию, как он мог стать жертвой любого соседа.

Арчболд понял, что лучший способ научного изучения Новой Гвинеи – это воздушный. Он стал пилотом и начал покупать самолеты. В начале 1938 года он приобрел самый большой частный самолет в мире – первый коммерческий вариант патрульного бомбардировщика, который использовался в американском военном флоте. Размах крыльев этого самолета превышал сто футов. Он мог брать на борт значительный груз, а дальность перелета превышала четыре тысячи миль. Для целей Арчболда он подходил идеально. Кроме того, самолет был «летающей лодкой». Оборудованный понтонами, он мог взлетать и садиться на воду, что позволяло использовать его на высокогорных озерах и реках Новой Гвинеи. Арчболд оборудовал свой самолет специальным навигационным и коммуникационным оборудованием и дал ему название на местном языке – «Гьюба» (так туземцы называли бурю). Получив самолет в свое распоряжение, Арчболд мог доставлять припасы, людей и собранные материалы. Можно было организовывать третью, самую амбициозную экспедицию на Новую Гвинею.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ РИЧАРД АРЧБОЛД НА ПОНТОНЕ «ГЬЮБЫ». ОН ВЫСАДИЛСЯ В ТОМ МЕСТЕ, КОТОРОЕ ЗАТЕМ СТАЛО НАЗЫВАТЬСЯ ЗАЛИВОМ ЧЕЛЛЕНДЖЕР В ГОЛЛАНДИИ. 1938 (ФОТОГРАФИЯ ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНА БИОЛОГИЧЕСКОЙ СТАНЦИЕЙ АРЧБОЛДА)

Арчболд получил разрешение и заручился поддержкой голландского правительства, поскольку собирался изучать именно голландскую часть острова. Правительство рассчитывало получить более глубокие знания о собственной колонии, причем не только о флоре и фауне, но и о людях, ее населяющих, и природных ресурсах.

В апреле 1938 года команда Арчболда разбила базовый лагерь в Голландии. В экспедиции участвовало почти двести человек: ученые из Американского музея естественной истории, семьдесят два даяка-носильщика с соседнего острова Борнео, два повара, запасной пилот, штурман, радист и два механика. Голландское правительство выделило около шестидесяти солдат под командованием капитана и трех лейтенантов. Кроме того, голландцы отдали экспедиции тридцать политзаключенных (преимущественно противников колониального режима), которых тоже можно было использовать в качестве носильщиков.

Главная задача экспедиции заключалась в сборе млекопитающих, птиц, растений и насекомых на разных высотах – от уровня моря до суровых пиков высотой в тысячу двести футов в самой малоизученной части Новой Гвинеи. Ученые собирались исследовать северный склон Снежных гор – одного из нескольких горных массивов острова. Имея самолет, даяков-носильщиков и заключенных, которые переносили припасы, Арчболд и его коллеги собрали великолепную коллекцию, в которой были кенгуру-древолазы, трехфутовые крысы и ранее неизвестная певчая птица с длинным клювом мухоловки. Но самое удивительное открытие ученые совершили утром 23 июня 1938 года.

Арчболд вел самолет к Голландии. Он возвращался из разведывательного полета. Самолету пришлось пробиваться сквозь густые облака, окружавшие вершину могучей горы, носившей имя голландской королевы Вильгельмины. Впереди Арчболд увидел широкую, плоскую, явно заселенную долину, которой не было на его карте. Судя по всему, о существовании долины знали только ее обитатели. Арчболд оценил размеры долины как сорок миль в длину и десять миль в ширину. Позже, с истинно патрицианской небрежностью, он назвал это удивительное событие «приятным сюрпризом».

Голландский солдат, летевший вместе с Арчболдом, назвал долину Грооте Валлей, то есть Большой долиной, и Арчболд объявил, что таким и будет ее название.

По оценке Арчболда, в долине проживало около шестидесяти тысяч человек, хотя впоследствии оказалось, что их вдвое больше, учитывая туземцев, которые жили в окрестных горах. Даже по оценке Арчболда, эта долина оказалась самым плотно населенным регионом в Голландской Новой Гвинее. Арчболда можно сравнить с ботаником, который в 1938 году изучал шмелей на американском Среднем Западе и наткнулся на Канзас-сити.

В это было трудно поверить. Новая Гвинея была островом удаленным, но отнюдь не неизученным. Ученые побывали во многих внутренних районах острова, а альпинисты поднялись на самые высокие его горы. Экспедиции 1907-го, начала 20-х и 1926 года подбирались к Большой долине Арчболда и даже контактировали с кочевыми племенами, но саму долину никогда не видели.

Экспедиция Кремера 1921 года достигла долины Сварт, расположенной неподалеку. Антрополог Дениз О’Брайен, которая изучала долину Сварт сорока годами позже, писала, что, встретив Кремера и его спутников…Туземцы «поразились светлому цвету их кожи – такими должны быть призраки или духи. Но среди них не было женщин. В конце концов, они решили, что духи прячут женщин в контейнерах – в тех, где они несли и готовили еду. Иногда женщины духов выходили из контейнеров. Туземцам они напоминали змей, которые скользили по земле, но мужчинам-духам казались настоящими женщинами». Естественной реакцией туземцев был страх, который еще больше усилился, потому что после ухода ученых в племени разразилась эпидемия жестокой дизентерии.

Даже если бы ученые, двигавшиеся по суше, не заметили бы эту долину, пилоты военных или коммерческих самолетов не могли не заметить территорию в три сотни квадратных миль, с сотнями деревень и десятками тысяч мужчин, женщин и детей – не говоря уже о свиньях. Однако долину не заметили самые знаменитые авиаторы мира. В июле 1937 года, за год до открытия Арчболда, Амелия Эрхарт пролетала над этой частью Новой Гвинеи, пытаясь совершить кругосветное путешествие. Последняя ее остановка была в городе Лаэ, в восточной части Новой Гвинеи. После этого ее самолет исчез где-то в Тихом океане. Но даже она не увидела Большой долины.

В конце 30-х годов большинство антропологов считало, что все крупные населенные центры нашей планеты уже открыты, нанесены на карту и в большинстве случаев модернизированы миссионерами, капиталистами, колонизаторами или всеми тремя вместе. Никто не сомневался, что в джунглях Амазонки и других уголках земли еще сохранились первобытные племена. Но люди, населявшие Большую долину Арчболда, были крестьянами-воинами, они жили в крупных деревнях на открытой местности, прямо под облаками. Сто тысяч человек ухитрились спрятаться на ровном месте. Спустя шестьдесят лет зоолог Тим Флэннери, крупный специалист по Новой Гвинее, объявил, что Арчболд «в последний раз в истории нашей планеты сумел открыть огромную, никому не известную цивилизацию, которой еще только предстояло вступить в контакт с западной цивилизацией».

Можно предположить, что долина ускользнула от внимания картографов в силу необычного сочетания различных факторов. Когда Арчболд описывал свое открытие для журнала «Нэшнл Джиогрэфик», редактор попытался придать его рассказу какой-то смысл, написав: «Джунгли в этой части Новой Гвинеи настолько густые, а горы настолько высокие и неприступные, что исследователи проходили по лесу в нескольких милях от самой густо заселенной долины острова, даже не подозревая о существовании в этом месте цивилизации». Горы действительно играли в жизни долины очень важную роль. Они не позволяли исследователям попасть в долину по суше и мешали летчикам. Способствовал тому и образ жизни туземцев. Они были вполне самодостаточными крестьянами, а не охотниками-собирателями, которые ради пропитания и получения всего необходимого совершали огромные переходы. Туземцы Большой долины жили оседло, вели войны между собой. Большинство людей проживали свою жизнь практически на одном месте, почти не удаляясь от родной хижины.

Когда Арчболд увидел долину впервые, плохая погода не позволила ему изменить курс или снизиться, чтобы рассмотреть все получше. Но в последующие недели он совершил несколько разведывательных полетов, фотографируя долину и заставляя свиней и их хозяев в ужасе прятаться, где попало, – точно так же, как поступил шесть лет спустя полковник Элсмор.

Главный ботаник экспедиции Арчболда, Л. Дж. Брасс так описывает то, что им удалось увидеть с воздуха: «Люди жили в компактных, очень упорядоченных, чистых, огороженных плетнями или стенами деревнях от трех до пятидесяти домов в каждой. Жилища были двух типов. Они имели двойные стены из досок и соломенную крышу. Полов в домах не было. Мужские дома были круглыми, от десяти до пятнадцати футов в диаметре, с коническими крышами. Женские дома были длинными и узкими. Повседневная одежда мужчин состояла из одного лишь гульфика. Некоторые прятали волосы в сетки, сплетенные из веревок. Женщины носили либо короткие (чуть ниже ягодиц) юбки из тех же веревок, либо плетенную из веревок набедренную повязку. У всех женщин на голове была одна или несколько сеток для волос. Из оружия и инструментов у туземцев имелись луки, стрелы нескольких видов, копья, каменные топоры и каменные тесла».

Туземцы почти не заинтересовали Арчболда, а вот методы обработки почвы показались ему очень необычными. В отличие от всех остальных племен Новой Гвинеи, туземцы долины выращивали сладкий картофель – основной источник углеводов. У них были четко обозначенные поля, целый лабиринт дренажных систем и мощные ограды. Арчболд говорил, что эти поля напомнили ему сельскую местность где-то в центральной Европе.

Помощники Арчболда разбили лагерь в пятнадцати милях к западу от долины, на берегу озера Хаббема, где мог садиться и взлетать самолет. Однажды к чужестранцам пришли два туземца. «Один из них явно занимал высокое положение, – пишет Арчболд. – Другой, помоложе, играл роль телохранителя – он постоянно был начеку. Они уселись на свои мешки спиной к долине, держа в руках луки и стрелы. А мы сели напротив, спиной к нашему лагерю».

Арчболд подарил туземцам раковины каури – небольшие, жемчужно-белые, очень гладкие ракушки, которые в Африке и других странах, имеющих океанское побережье, использовались в качестве денег. Он предложил им сахар, сигареты и сушеную рыбу. Туземцы дары приняли, но через какое-то время вернули их назад – Арчболд истолковал такое поведение, как «знак независимости». Однако он заметил, что старший сделал несколько затяжек сигарой, которую ему предложил голландский офицер, капитан С. Дж. Тееринк. Через пятнадцать минут туземцы покинули лагерь исследователей.

Позже Арчболд отправил в долину две группы. В каждую входили голландские солдаты, носильщики-заключенные и даяки, которые должны были собирать образцы флоры и фауны. Одну группу возглавлял капитан Тееринк, другую – лейтенант Дж. И. М. Ван Аркен. Группы вошли в долину с противоположных концов и должны были встретиться в середине.

В августе 1938 года две группы отправились в долину, переходя от деревни к деревне. Если бы чужестранцы были представителями племен, живших в других частях долины, им вряд ли удалось бы проделать этот путь безопасно. Скорее всего, их встречали б копьями и стрелами. Но белые исследователи и их носильщики были настолько странными и необычными, они были настолько далеки от межплеменных войн, что туземцы относились к ним с осторожным любопытством, а женщины и дети попросту прятались. Исследователи заметили, что среди туземцев распространен каннибализм, но хорошо вооруженные голландские солдаты понимали, что им-то бояться нечего. Иногда туземцы не советовали ученым идти в соседнюю деревню – клали палочки на их пути, изображая град стрел, или просто перегораживали дорогу, становясь плечом к плечу. Языковой барьер не позволял капитану Тееринку и лейтенанту Ван Аркену получить точные объяснения, но Тееринку казалось, что подобное поведение является, скорее, знаком защиты, чем враждебности. Туземцы не хотели, чтобы их враги, жившие в соседних деревнях, причинили вред новым знакомцам.