Текст книги "Save me. Трилогия Моны Кастен в одном комплекте"

14

Руби

Я прочитала письмо.

Потом еще раз.

Потом третий.

Я перечитывала его снова и снова, пока буквы не начали расплываться перед глазами, и мне не пришлось часто моргать.

– Мамочки, – пролепетала я.

Мама отозвалась вопросительным восклицанием. Она сидела рядом со мной за кухонным столом и рассеянно листала каталог домашнего оборудования.

– Мамочки, – повторила я, на сей раз громче, и подвинула ноутбук с открытым письмом.

Тут она оторвалась от каталога:

– Что?

Я задержала дыхание, энергично указав на ноутбук. Мама скользнула взглядом по экрану. Она замерла и посмотрела на меня, потом снова на экран. В следующий момент она зажала себе рот ладонями.

– Нет, – приглушенно выдохнула она.

– Да, – возразила я. – Думаю, да.

– Нет!

– Да!

Мама вскочила и бросилась меня обнимать:

– Я так рада!

Я прижалась к ней и зажмурила глаза, попыталась сделать так, как делала в детстве: сосредоточилась на том, чтобы запомнить этот миг навеки. Я запомнила запах мамы, шум огня в печи, аромат свежеиспеченных лепешек и невероятную радость, захлестнувшую с головой, когда я поняла, как близко подобралась к заветной мечте.

– А я-то как рада, – лепетала я у нее на плече.

Мама гладила меня по спине:

– Ты это заслужила, Руби.

– Мне придется искать стипендию, – сказала я, не выпуская ее из объятий.

Она прижала меня к себе еще крепче:

– Об этом подумаем потом. Не сейчас. А теперь…

Звонок в дверь перебил ее на полуслове.

– Откроешь? – спросила она. – Наверняка это Эмбер забыла ключ. Сразу и обрадуешь ее такой новостью.

Я кивнула и повернулась так стремительно, что коврик скользнул под ногами, и я ударилась плечом о гардероб. Но даже это не помешало мне распахнуть дверь с такой сияющей улыбкой, что…

…она мгновенно заледенела.

За дверью стоял Джеймс. Он как раз пытался причесать рукой растрепанные волосы и тоже замер посреди движения. Щеки у него слегка разрумянились, а изо рта вырывались в морозный воздух облачка его дыхания. На нем был серый костюм в клетку и черный галстук. Казалось, он только что с важного совещания или, наоборот, по пути туда.

Я хотела захлопнуть дверь у него перед носом.

И вместе с тем мне хотелось броситься ему на шею.

Может, даже хорошо, что я была не в состоянии что-нибудь сделать. Я только смотрела на него, чувствуя, как сердце от его вида колотится все чаще.

– Я… – начал он, но тут же потерял голос.

Я вспомнила тот день, когда он вот так же приехал под тем предлогом, что привез мне платье для Хэллоуина. Тогда в нем происходила такая же борьба с самим собой – чувства рвались из него наружу, но что-то не позволяло ему дать им волю.

– Я больше не могу, Руби, – вдруг вырвалось из него. Он мотал головой, глядя на меня вверх с нижней ступеньки. – Я больше не могу.

Голос у него был прерывистым и усталым. Печальным. Как будто случилось что-то непоправимое и назад возврата нет.

Одно было ясно, что сейчас ему невыносимо в одиночку. Но вместе с тем я злилась, что он явился сюда. Я – последний человек, к которому он может пойти, когда у него проблемы. Зачем он испортил такой важный момент моей жизни? Я только что получила одобрение из Оксфорда, черт возьми. Мне полагается плясать по всему дому, а Джеймс своей болью утягивает меня вниз, на дно. Между нами все кончено, и именно он виновен в этом. И нам незачем делать два шага назад и судорожно хвататься за то, что больше не существует.

– Чего ты не можешь?

– Я только что с совещания «Бофорт». Лидия беременна. И меня приняли в Оксфорд. Я… я просто схожу с ума.

Грудь Джеймса вздымалась и опускалась так часто, как будто он только что пробежал марафон. Возможно, так он и чувствовал себя. Я знала, как ужасно он страдает под давлением, которое на него оказывает отец, и в этот момент вид у него был такой, что он вот-вот сломается.

Я набрала в грудь воздуха.

– Понимаю, как тебе, должно быть, плохо. Но… я не тот человек, к которому ты должен обращаться, когда тебе плохо, – ответила я как можно мягче.

Он быстро взбежал по ступеням крыльца и встал передо мной. В глазах его было темно, во взгляде – отчаяние. Таким я парня еще не видела.

– Я больше не могу без тебя. Ты единственный человек, кто меня действительно понимает. Ты мне нужна. И я хочу за нас бороться, потому что я весь твой. Я всегда буду твоим, Руби.

Я вцепилась в дверную раму и в полной растерянности смотрела на него. Тело мое разрывалось от надежды, ярости и боли, это была такая хаотическая смесь, что сердце колотилось как безумное, а мысли путались.

Я не могла поверить ушам. Словам, которые он только что сказал.

Я не могла поверить, что он снова пытается сорвать мою жизнь с петель.

Внезапно ярость пересилила все остальные чувства. Как он посмел явиться к нам в оргкомитет? Как он посмел испортить мне такой момент?

– Нет, – с трудом произнесла я. И помотала головой: – Нет.

– Руби, прошу тебя, я…

– А ты не хочешь знать, что нужно мне, Джеймс? – перебила я его. – Мне необходим покой. Мне нужно время для себя, чтобы преодолеть то, что было. Я хотела бы, чтобы ты когда-нибудь был счастлив и понял, что не можешь позволить отцу определять твою жизнь. Вот только помочь тебе в этом я не могу.

Он покачал головой:

– Мне лучше, когда ты со мной. Тогда я просто… счастлив.

– Это не моя работа – делать тебя счастливым, черт возьми! – крикнула я.

Джеймс вздрогнул и отступил на шаг назад. Он едва не упал с верхней ступеньки и упал бы, если бы я его не поймала в последний момент. Он уставился на меня, и в глазах у него застыл такой шок, что я перестала дышать.

– Джеймс, – хрипло сказала я.

Он снова покачал головой:

– Нет, ты права. Мне… не надо было сюда приходить.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и сбежал по лестнице вниз. Быстрым шагом пересек наш дворик до калитки. Открыл ее, вышел и еще раз оглянулся на меня. Глаза у него были остекленевшие, как будто в них стояли слезы – то ли от моих слов, то ли от резкого ветра, не знаю. Не успела я ничего сказать, как он повернулся и ушел.

Джеймс

Яркие огни плясали в такт по лицам моих друзей, басы грохотали в ушах, сотрясая все мое тело.

Я сидел в ложе на удобном диване и смотрел, как неподалеку Алистер, Кеш и Сирил танцуют с группой девушек. Рен, как и я, остался сидеть. Я думаю, ребятам достаточно было только глянуть на мое лицо, чтобы решить не оставлять меня одного в этот вечер. Как будто я был несчастный маленький ребенок.

– Эй, ну ты как? – проревел мне в ухо Рен.

Я поднял брови. Обычно Рен последний, кому может прийти в голову говорить о чувствах. Как раз наоборот. Мы с ним оба только крепчаем под натиском проблем. И так было всегда. Поэтому мы и лучшие друзья.

– Не смотри так. А то я начинаю за тебя беспокоиться.

Я почти не слышал слов, но взгляд его был достаточно красноречив. Когда я пришел к ним в клуб, всем было ясно, что со мной что-то случилось. Сирил, не говоря ни слова, тут же сунул мне в руки стакан джина с тоником, но я до сих пор, час спустя, так к нему и не прикоснулся. Хотя желание залпом осушить этот стакан было велико. Может, это приглушило бы слова Руби у меня в ушах.

Это не моя работа – делать тебя счастливым, черт возьми!

Я мог понять ее гнев, у нее было право орать на меня. Поехать к ней – это короткое замыкание, которое я и сам потом не мог себе объяснить.

Я ненавидел эту ситуацию. Я ненавидел то, что в ту среду поехал не к ней, а к Сирилу, и с тех пор не проходит дня, чтобы я не мечтал о машине времени, чтобы отмотать назад все, что тогда произошло. Ведь вместо того, чтобы поговорить с Руби, я со своими друзьями продолжал жить по принципу «все забыть немедленно, чего бы это ни стоило».

Я отвернулся от Рена и уставился в стакан. Гремящей музыки было недостаточно, чтобы заглушить мои мысли, и некоторое время я боролся с собой. Я посмотрел на остальных. Сирил и Алистер танцевали с двумя девушками, а Кеш неподалеку от них привалился к стене и прихлебывал свой напиток. Я подумал, стоит ли мне встать и пойти к нему. Казалось, что все мое тело налито свинцом. Даже нагнуться и отставить на маленький деревянный столик нетронутый напиток стоило мне почти всех моих сил.

– Вся моя проклятая жизнь идет под откос, – сказал я наконец. Не знаю, расслышал ли меня Рен. Помимо того, что музыка оглушительно гремела, внутри у него уже было какое-то количество алкоголя. Но его темно-карие глаза смотрели внимательно, когда я продолжил: – И я не могу с этим ничего поделать.

Кажется, он меня услышал, потому что немного подался ко мне, обнял за плечо и слегка пожал его:

– Ты делаешь то, что делал всю свою жизнь, нет?

– Что именно?

Уголки губ Рена скривились в мрачную улыбку:

– Ты оставляешь все по-старому. Если я и научился чему-то от тебя за последние годы, так лишь этому.

Я нервно сглотнул. Он продолжал:

– Всякий раз, когда я уже готов сдаться, я вспоминаю твою науку. В последние дни мне это сильно помогало.

Я снова посмотрел на стакан джина с тоником. И спросил себя, что означает «оставлять все по-старому» в моем случае. Забыть Руби и делать вид, что ничего не было? Или бороться за нее?

– Я знаю, что в настоящее время на тебя много чего свалилось, но сейчас, вообще-то, тебе не мешало бы спросить, что в последние дни творится со мной, – сказал он.

Слова Рена заставили меня взглянуть на него.

– Что? – растерянно спросил я.

Он выдержал мой взгляд. Потом резко выдохнул и потер затылок:

– Ладно, ничего. Забудь. – Он встал и кивнул в сторону танцпола, где наши друзья тонули то в синем, то в фиолетовом свете. Движения их расслаблены, как будто их не касалась ни одна тревога в этом мире.

Сколько себя помню, мы всегда были большими мастерами по этой части: делать вид, что нам всё нипочем. Как будто жизнь – лишь игра, в которой ничто не длится долго и не имеет значения. В последние недели я понял, что мы предавались иллюзии. На самом деле каждый уязвим и каждому есть что терять.

Я отрицательно помотал головой, но Рен не признавал никакого «нет». Он схватил меня за руку, поднял с дивана и потащил на танцпол. Ребята нам обрадовались, расширили круг, чтобы мы могли к ним примкнуть. Я пытался какое-то время двигаться в такт, но ничего не получалось.

Я хотел было извиниться перед ними и объявить, что я все-таки ухожу, но тут кто-то, подтанцовывая, обнял меня сзади за живот. Я, нахмурившись, оглянулся – и увидел лицо Элейн Эллингтон.

– Джеймс! – крикнула она сквозь музыку, улыбаясь мне. Ее светло-медовые волосы вились, обрамляя слегка разрумянившееся от танца лицо. Я без промедления отбросил от себя ее руку и ушел с танцпола, вернувшись в нашу ложу. Добравшись туда, я почувствовал себя выбившимся из сил. Я заказал себе воды и упал на диван.

Вид Элейн подействовал как удар кулаком в солнечное сплетение. Воспоминания о том вечере в бассейне у Сирила, которые я и без того таскал глубоко внутри тяжким грузом все двадцать четыре часа в сутки, вдруг снова обрели силу, и меня обдало волной тошноты.

Но я плохо знал Элейн и не принял ее в расчет. Вскоре она явилась ко мне и села рядом, закинув ногу на ногу:

– Что это было за странное приветствие? – спросила она, прочесывая пальцами свои локоны. Глаза ее весело поблескивали. Она сидела так близко, что мы почти соприкасались. Она придвинулась еще ближе. Все мое тело закаменело, когда в нос ударил запах ее духов. – Я лишь хотела тебе сказать, что соболезную тебе в связи со смертью твоей мамы. Если хочется поговорить или что-то вроде того, я всегда для тебя открыта. – Она положила ладонь мне на колено, и ее рука медленно поползла по моей ноге вверх.

– Элейн, прекрати, – сказал я твердым голосом и стряхнул ее руку. Сам при этом отодвинулся, строго глядя на нее.

– Я сделала что-то не так? – удивленно спросила она.

Я отрицательно помотал головой.

– Нет. Это я все делаю не так, – ответил я.

Элейн повела бровью:

– Да что это с тобой?

Я пожал плечами, но ничего не ответил.

Она долго смотрела на меня, потом помотала головой:

– Да, раньше ты был лучше.

– Мне очень жаль, – произнес я. – Был, но больше не могу.

Она отодвинулась.

– Жаль, – сказала она, вставая. – С тобой всегда было так весело.

Она ненадолго замерла на месте, словно ждала, что я задержу ее. Но поскольку я не шелохнулся и тупо смотрел перед собой, она, ни слова не говоря, вернулась на танцпол.

Я откинулся назад и уставился на клубный потолок. Мне впервые бросилось в глаза, что там были маленькие огоньки, призванные, по-видимому, изображать звезды. Я машинально полез в карман брюк, чтобы достать портмоне. Я быстро раскрыл его и вытащил бумажку, спрятанную за моим удостоверением личности. В последние недели я избегал заглядывать в этот список – из страха, что он добьет меня. Я поднял эту бумажку вверх, поэтому маленькие звездочки с потолка чуть ли не просвечивали его. Пункт за пунктом я читал, что мы с Руби тогда вместе написали. Я тяжело сглотнул и почувствовал, как першит в горле.

В моей жизни еще не было никого, кто бы так интересовался мной, как Руби. В моей жизни еще не было никого, о ком бы я думал первым делом, проснувшись утром, и чье лицо стояло бы у меня перед глазами, когда я засыпал. И не было еще никого, кто бы хотел осуществить мои мечты.

Все, что произошло, изменило меня. Я больше не был прежним. Но, если и осталось какое дело, за которое я хотел бороться, это была Руби.

С этой мыслью я покинул клуб.

15

Руби

– За Руби! – громко воскликнул папа.

– И за Лин! – добавила я и широко улыбнулась подруге.

– И за Лин! – хором повторили мама, папа и Эмбер.

Это была папина идея – устроить дома маленькую вечеринку в честь Оксфорда и вместе с Лин выпить за наш успех. Когда мы с мамой сказали ему об этом, он нам сперва не поверил на слово и потребовал, чтобы мы показали ему письмо. Читая его, он то и дело бормотал «нет», только чтобы потом так крепко обнять меня, что и спустя четыре часа мои ребра все еще напоминали об этом.

– Я не могу поверить, что нас приняли, – шепнула я Лин поверх моего бокала с шампанским.

– Я тоже не могу поверить.

Мысль о том, что ближайшие три года я проведу с подругой, выпустила на свободу целую стайку взволнованных бабочек у меня в животе. Я так радовалась, что это ощущалось как нечто невозможное.

– Придется нам теперь поднапрячься, Лин, – сказала я.

– Но хотя бы один вечер вы можете просто порадоваться? – рассердилась на нас Эмбер.

Мама с папой смеялись, пока мы с Лин обменивались покаянными улыбками.

– Ты права, – сказала я.

– Но ведь еще многое может пойти наперекосяк? – спросила Эмбер.

Лин отставила бокал с шампанским на стол и взяла себе начо, единственную закуску, какую мы успели приготовить на скорую руку.

– Мы должны все предметы сдать на отлично, только в этом случае нам обеспечено твердое поступление.

– А я еще должна попасть в список стипендиатов, – тихо добавила я, пытаясь подавить в себе панику, которая поднималась во мне при одной этой мысли. Наша консультантка по поступлению в Макстон-холле не раз заверяла меня, что мои шансы на стипендию выше среднего и она бы на моем месте даже не волновалась об этом. Но это легко сказать, но нелегко сделать.

У Лин побледнели щеки, и она отложила надкушенный начо к своему бокалу.

– А что, если я получу по какому-то предмету плохую оценку? Тогда моя бабушка возьмет назад свое обещание поддержать меня в учебе.

– Девочки, вы должны сейчас праздновать, а не впадать в смертельную тревогу! – Мама сидела напротив меня и Лин в своем любимом кресле в цветочек и качала головой, глядя на нас.

Мы с Лин обменялись озабоченными взглядами, потом одновременно взяли бокалы и отпили по глотку.

– Вас бы, наверное, не взяли, если бы не были уверены, разве не так? – усмехнулась Эмбер. Она не была потрясена моим поступлением и пыталась радоваться, но я все равно замечала, как ее печалит предстоящий отъезд. Хотя Оксфорд и недалеко отсюда, есть все-таки разница, разделяет нас коридор или двухчасовая поездка на поезде. Эмбер ненавидит перемены, и я уверена: если бы решала она, мы бы так навсегда и остались в этом доме до конца своих дней.

Но, даже если ее настроение в ходе дня сказывалось и на мне и я при мысли об отъезде тоже печалилась, все-таки радость от поступления была намного сильней. И с той минуты, как здесь появился Джеймс, я решила, что никто и ничто не испортит эту радость.

После того как бутылка шампанского опустела, мы с Лин оставили родителей перед телевизором, а сами пошли наверх ко мне в комнату.

– О черт, – вырвалось у Лин, когда я закрыла за нами дверь. Ее взгляд был прикован к телефону, и она села к моему письменному столу, не поднимая глаз.

– Что? – спросила я.

– Ничего.

Ее ответ последовал так быстро, что я насторожилась:

– Что случилось?

Она пожала плечами:

– Сирила, кажется, тоже приняли.

Я помедлила и потом прошептала:

– Джеймса тоже.

– Правда? Тогда половина компании Бофорта переместится в Оксфорд. Алистер и Рен тоже запостили в «Инстаграме» приглашение. – Лин все еще тыкала пальцем в телефон. Я заглянула на дисплей и увидела фото полуобнаженного парня, в котором без сомнений опознала Сирила.

О'кей, я не выдержу этого больше ни секунды. Уже не первый месяц я подозревала, что между Лин и Сирилом что-то есть, но об этом никто не знает. То, как они ведут себя друг с другом, само по себе красноречиво. Долгое время я думала, что они чураются друг друга, но теперь не сомневаюсь, что между ними проскакивает искра, когда они вступают в перепалку.

– Что это ты делаешь? – осторожно спросила я, усаживаясь на кровать, скрестив ноги.

Она взглянула на меня, застигнутая врасплох:

– Ничего.

– Ты сейчас два раза подряд так быстро ответила мне «ничего», что я не верю ни одному твоему слову.

Лин закусила нижнюю губу и снова уткнулась в телефон. Щеки у нее побагровели.

– Лин, поди-ка сюда, – сказала я и энергично постучала по кровати рядом с собой. Она скептически глянула на то место, куда указывала моя ладонь, но потом все же встала и затопала ко мне. Пока она усаживалась, откинувшись на изголовье кровати и обнимая обеими руками колени, я смотрела на нее с ожиданием. Она завела черную прядь волос себе за ухо. Казалось, подруга не знает, с чего ей начать.

– Ты не любишь говорить о таких вещах, – мягко сказала я. – Но мне всегда можешь рассказать все, что тебя тяготит.

Лин тяжело сглотнула:

– Да что там рассказывать, – прошептала она.

Она казалась чуть ли не робкой – такое выражение у нее на лице вообще было в новинку. Лин, всегда такая сильная, уверенная, готовая отстоять свои взгляды и убеждения, теперь выглядела иначе. И то, что я видела на ее лице, вызвало настоящую тревогу.

– Сирил нравился мне с тринадцати лет.

Я выпучила глаза:

– Что, правда?

Она медленно кивнула.

– Когда я пришла в Макстон-холл, на некоторых предметах мы с Сирилом сидели за одной партой. Он… не всегда был таким, как сейчас. Тогда он был внимательным и милым. Он легко мог меня рассмешить. Я не могу объяснить, чем именно он меня привлек, но нравился он мне с самого начала.

Она немного помолчала, уставившись на свои колени. Хотелось сказать ей что-нибудь ободрительное, но я сдержалась. Она впервые рассказывала о своей личной жизни, и я должна была дать ей время подумать обо всем, не перебивая.

– Правда, Сирил всегда, сколько я его знаю, был влюблен в Лидию, поэтому мне уже тогда стало ясно, что у нас с ним ничего не выйдет. И все равно меня убило, когда между ними что-то началось. Они никогда не показывали этого официально, но ты ведь знаешь, как быстро по школе разносятся слухи. После того как она его бросила, я… утешала Сирила. Мало-помалу и… – Она беспомощно пожала плечами и крепче вцепилась в колени.

Вид у нее был такой несчастный, что я не понимала, как такое вообще могло от меня ускользнуть.

– Это было что-то случайное или потом повторялось? – осторожно спросила я.

Лин помотала головой и горько засмеялась:

– Мы спим уже два года регулярно, раз в пару недель.

У меня раскрылся от удивления рот. Я не могла поверить, что она так долго могла утаивать это.

– Я… Об этом хоть кто-нибудь знает?

Лин снова отрицательно помотала головой:

– Нет. Мне ясно, что для Си существует только Лидия. И это нормально, но как раз поэтому я не хотела, чтобы это выходило наружу. Я хотела сохранить за собой хоть каплю достоинства, а мы ведь никогда нигде не показывались вместе. – Она немного помолчала. – Кроме того, ему сейчас и без того несладко.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– С тех пор как умерла Корделия Бофорт, он больше никак не объявлялся. Вероятно, потому, что слишком занят тем, что утешает Лидию. – Она пожала плечами. – Он игнорирует мои сообщения и в школе все время ходит за ней по пятам.

– Я… – Я сама себя перебила, помотав головой. – Не странно ли было для тебя праздновать Сильвестр вместе с Лидией?

Лин грустно улыбнулась:

– Я не имею ничего против Лидии, она мне симпатична. Она же не виновата в том, что кому-то нравится именно тот парень, который безнадежно в нее влюблен.

– Даже не знаю, что на это сказать.

– Не так уж это и плохо, Руби, правда. Мне хотелось бы только одного: чтобы он был честен со мной. Мне кажется, я не заслужила этого молчания с его стороны. Он мог бы просто сказать, что Лидия дала ему шанс.

– Не думаю, что причина в этом.

Она снова пожала плечами:

– Мне должно быть все равно. Я ведь не могу признаться, что так смертельно в него влюблена.

Хотя тон у нее был легкомысленный, но печальный взгляд выдавал ее ложь.

– Сирил просто свинья, если он тебе не отвечает, и ты не знаешь, куда себя деть, – сердито сказала я.

– Я знаю, что это так и выглядит. Но мы оба понимали, на что идем. Он мне никогда ничего не обещал, так же как и я ему. И он действительно умеет быть на высоте – уверенный в себе, ироничный. И нежный… – Лин покраснела и уткнулась лицом в ладони.

– А ведь это тянет на большее, чем просто нечто телесное, Лин.

– Я знаю! – простонала она, глядя на меня сквозь пальцы. – Я заметила это только теперь, когда мы уже целую вечность не виделись за пределами школы. Я по нему скучаю.

Последние слова она произнесла с таким отвращением, что я поневоле улыбнулась.

– А вы еще никогда это не обсуждали? По-настоящему, я имею в виду, – мягко спросила я.

Она отрицательно помотала головой и снова покраснела:

– Честно говоря, мы вообще почти не разговариваем, когда видимся.

О боже.

– Мы с тобой так давно дружим, и я ничего про это не знала. Какая же я тебе подруга после этого?

– Ты прекрасная подруга. Я просто не хотела никому про это рассказывать, потому что… ах, не знаю почему. Таинственность что-то привносила в наши отношения. Но теперь, когда для него все это ушло в прошлое, я сама не своя. – Она глубоко вздохнула. – Мы во многом очень похожи с тобой, Руби. Мы обе не хотели заводить серьезных отношений, пока не поступим в Оксфорд.

И действительно, это было одно из многого, что связывало нас с Лин.

– А теперь и Джеймс, и Сирил тоже приняты в Оксфорд, – пробормотала я.

– Да.

Какое-то время мы сидели молча, думая каждая о своем. Когда я перевелась в Макстон-холл, то потеряла всех друзей из прежней школы. После этого я решила заводить лишь поверхностные знакомства и не идти ни на что большее. Я хотела вкладывать свою энергию только в то, что потом окупится.

Но все изменилось, когда я познакомилась с Лин. Хотя я и боялась, что эта дружба тоже окажется непрочной, но с готовностью пошла на риск, и этот разговор мне многое прояснил.

Я взяла Лин за руку и слегка ее пожала:

– Со мной ты можешь говорить обо всем, Лин. Всегда. Я хочу, чтобы ты это знала.

Такого я еще никогда ей не говорила, и мне на удивление трудно далось произнести эти слова. Не то чтобы они были неискренними, но слишком много значили для меня.

– Спасибо. Взаимно, – сипло сказала Лин, явно тронутая. Она повернула ладонь так, чтобы наши пальцы сплелись. – Я, кстати, говорю серьезно. Ты тоже всегда можешь поговорить со мной о Джеймсе. Или о чем угодно другом.

Я покусывала внутреннюю сторону щеки и думала про тот момент, когда Джеймс стоял перед моей дверью и говорил мне все эти вещи.

Я всегда буду твоим, Руби.

От его слов земля ушла из-под ног. Он выглядел при этом так решительно, как будто в его жизни не было ничего важнее, чем заполучить меня назад.

– Джеймс был здесь днем, – начала я спустя некоторое время.

Лин крепче сжала мою руку и вопросительно посмотрела на меня:

– Чего он хотел?

Я пожала плечами:

– Он сказал, что я ему нужна. И что я единственный человек, кто его понимает. И что он мог бы быть со мной счастлив.

Лин ахнула:

– И что?

Я снова неопределенно пожала плечами.

То, что я ему сказала, я говорила со всей серьезностью. Я не обязана делать Джеймса счастливым. И тем не менее я теперь раскаивалась, что так накричала на него. Ему явно было худо, и, возможно, я и впрямь единственный человек, способный понять, что с ним творится. В Оксфорде он сказал, что еще ни с кем никогда не говорил о своих страхах перед будущим, и я могла представить себе, что с ним творилось после заседания в компании «Бофорт». И тем не менее… мы больше не вместе. Он не должен взваливать это на меня. Я не могу быть в его жизни единственной, кто придает ей смысл. Это не цель отношений.

– Я хотела бы ему помочь, но вместе с тем не знаю, могу ли, – прошептала я.

– Я понимаю, – ответила Лин. – Но… я вижу также, как он смотрит на тебя на наших собраниях. Я думаю, он твердо решил вернуть тебя.

Я помотала головой:

– Это сейчас он хочет. Джеймс непостоянный человек. Через две недели опять случится что-нибудь, что выбьет его из колеи, – и он исчезнет, переменится или сделает что-то такое, что сломает между нами все, а я к этому просто не готова. Я не хочу, чтобы он еще раз ранил меня.

Последние слова вырвались так резво, что Лин посмотрела на меня с удивлением.

– Это как раз то, что в тебе восхищает.

Я растерянно моргала:

– Что?

Она одарила меня легкой улыбкой:

– Я прекрасно видела, как тебя доконала эта история с Джеймсом. Как сильно ты болела за него и за его семью. Ты подставила ему плечо после того, как он глубоко ранил тебя, – и теперь ты остаешься сильной и можешь сосредоточиться на себе самой. Я считаю, что это достойно удивления.

По ее словам, все выглядело куда более героически, чем мне самой казалось. Я дрожа выдохнула:

– Я сказала ему несколько грубых слов.

– А у тебя все еще есть к нему чувства? – внезапно спросила Лин.

Теперь вздрогнула от неожиданности я.

Я подумала о том, что сказала ему на Сильвестр. Я не могу просто так взять и разлюбить Джеймса. Такие чувства не исчезают, как бы сильно я этого ни хотела.

– Да, – шепотом выдохнула я.

Лин печально улыбнулась мне:

– Глупо, что от этого не получается избавиться, да?

Я согласилась.

– Ну и пусть. Я считаю, что сейчас нам самое время вернуться к цели нашего вечера: будем праздновать.

Она горячо закивала и в последний раз сжала мою ладонь перед тем, как выпустить ее:

– Ты права.

Я подтянула к себе ноутбук и открыла сайт Оксфорда. В следующие часы мы разглядывали общежития, проходились по форумам и написали список дел, которые хотели бы сделать вместе, как только нас запишут в Оксфорд.

Но, как бы я ни старалась отвлечься, слова Джеймса весь вечер звучали в голове.