Текст книги "Save me. Трилогия Моны Кастен в одном комплекте"

21

Руби

Я не спала ни минуты.

Вместо сна я всю ночь провела в размышлениях, что же произошло на вечере. Именно сейчас, когда мы с Джеймсом снова осторожно сблизились, произошел такой резкий откат назад. Больше всего меня огорчает то, что я не смогла собственными словами рассказать Джеймсу, что тогда произошло между мной и Реном. Еще на вечере я написала ему, что хотела бы объясниться, но он до сих пор не ответил. Могу понять, как он разочарован во мне. С другой стороны, его молчание сводит меня с ума.

Лежа в постели, я рассеянно смотрела на приглашение из Оксфорда, которое распечатала и повесила на доску над моим столом. Как всегда, при виде этой бумаги желудок сделал радостное сальто, но я думала и о том, что Джеймс сказал два дня назад.

Тот человек, которого ты узнала в Оксфорде… вот это и был я. Хоть бы у нас с тобой было больше времени, в которое я мог бы тебе это доказать.

При мысли, что теперь слишком поздно, у меня перехватило горло. Со стоном горечи я встала и оделась. Мне нужно немедленно покинуть эту комнату и на что-то отвлечься, иначе я свихнусь.

Я прокралась к Эмбер и, увидев свет под ее дверью, с облегчением вздохнула.

– Эмбер? – окликнула я.

– Входи, – позвала она, и я открыла дверь.

Сестра лежала на животе в кровати и улыбалась, глядя в телефон. Когда она заметила мой любопытный взгляд, щеки у нее порозовели, и она быстро сунула телефон под одеяло.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Читаю комментарии к моей новой записи, – незамедлительно ответила она. Если бы не этот ее румянец на щеках, я бы ей безоговорочно поверила.

– У тебя такой вид, будто я застукала тебя за чем-то неприличным, – сказала я, садясь на край ее кровати.

– Ну, на мне же спальная пижама. Что тут может быть неприличного? – спросила она, поигрывая бровями.

Я ответила на ее улыбку. Потом кивнула в сторону коридора:

– Пойдем со мной завтракать? Я не хочу предстать одна перед любопытными взглядами родителей. У них будет тысяча вопросов, как вчера все прошло.

Эмбер вздохнула, но выбралась из кровати и сунула ноги в шлепанцы. Тратить силы на переодевание она не стала. Так и пошла вниз в пижаме, на которой были изображены милые белочки и орехи. Свой телефон она крепко сжимала в руке, и я видела, как его экран то и дело вспыхивал. Уж не Киран ли ей пишет сообщения? Кажется, вчера они нашли общий язык.

– Доброе утро, – сказал папа, увидев нас в дверях кухни, и поднял вверх очки для чтения. Он как раз читал электронную книгу, которой пользовались мы все и на которой поэтому было записано множество разных книг. Смесь из современных романов, триллеров, фэнтези и английских классиков.

– Доброе, – ответили мы с Эмбер и подсели к нему за кухонный стол.

– Эй, – воскликнула мама, входя из кухни, – да вы уже встали. – Она взволнованно спросила: – А ты вообще-то хотя бы сомкнула глаза ночью, Руби?

Папа и Эмбер с любопытством посмотрели на меня.

Я отвела взгляд и взяла себе тост:

– Конечно, сомкнула!

– Ну, теперь я могу понять, как ты уработалась, – неожиданно сказала Эмбер. Я удивленно подняла нее глаза. – Никогда бы не подумала, сколько всего нужно сделать и организовать для такого вечера, и за всем нужно проследить. Тут с ума сойти можно.

Я благодарно ей улыбнулась:

– Ну что ты, продолжай.

Мама подвинула ко мне сливочное масло и яблочное варенье:

– Ну, расскажите же про ваш вечер.

– Все прошло по плану, – сказала я, намазывая тост. – Я довольна.

Мама уже привыкла к моим скупым ответам, когда дело касалось Макстон-холла, и тут же обратила свой взгляд к Эмбер. Но та под столом набирала сообщение в своем телефоне и даже не заметила, что мама с ней заговорила.

– А ты чего так ухмыляешься, Эмбер? – вдруг спросил папа за секунду до того, как я сформулировала тот же самый вопрос.

Она подняла на нас глаза:

– Я вообще не ухмыляюсь.

Папа только приподнял одну бровь, тогда как мама – несколько энергичнее – добавила:

– Расскажи нам о вчерашних впечатлениях.

Я надкусила тост, пожав плечами, и уставилась на Эмбер с таким же ожиданием, как и родители.

– Было очень круто, – начала, наконец, она с искренним воодушевлением. – Школа такая красивая, Интернет этого не передает. А в каких нарядах там были люди! Один лучше другого.

Она со вздохом налила себе в чашку чаю.

– И это все? Больше ничего не добавишь? – спросила мама.

Мне было удивительно, почему она с таким упорством допытывается. Неужели причина лишь в том, что мама почуяла единственный шанс хоть из кого-то выжать сведения о вечеринках в Макстон-холле? Или она беспокоится за Эмбер? То, что она разрешила Эмбер сопровождать меня, стоило нам недели уговоров. А может, за всем этим стоит какое-то другое объяснение?

Эмбер ничто не могло смутить. Она намазала тост маслом, прежде чем поднять голову.

– Я познакомилась с одним молодым человеком. Ведь ты именно это хотела услышать, да, мам?

Я рывком повернулась к ней и уставилась на нее:

– Ты имеешь в виду Кирана? Ну скажи, что это Киран.

– Кто, к черту, этот Киран? – включился папа, отложив электронную книгу в сторону. И посмотрел на нас с Эмбер.

– Один приятный мальчик из оргкомитета.

Мама с облегчением вздохнула:

– Слава богу. А я уже думала, что скоро у нас на диване будет лежать еще одна влюбленная букашка.

– Эй! Я не была влюбленной букашкой.

Мама и папа обменялись долгим взглядом, который был красноречивее тысячи слов.

– Ну, если ты так считаешь, дитя мое, – сказала мама, но уже без своей обычной улыбки. – Итак, Эмбер, расскажи нам об этом мальчике.

– Люди! – воскликнула Эмбер, с гневом глянув сперва на маму, а потом на меня. – Во-первых, вас это не касается. Во-вторых, я не обязана отчитываться ни перед кем из вас. И в-третьих, «познакомиться» вовсе не значит завести себе постоянного друга. Я, кстати, ему отказала и хочу сперва посмотреть, каков он вообще. Поэтому не делайте из этого никаких серьезных выводов.

Я уставилась на сестру.

– Кто это, Эмбер?

Эмбер ответила на мой взгляд высоко поднятыми бровями:

– Я тебе не скажу.

– Эмбер, я…

– Забудь про это, Руби. Не могли бы мы спокойно продолжить наш завтрак? – И она демонстративно откусила кусочек своего тоста.

Остаток завтрака протекал мучительно медленно. Папа через пару минут сделал попытку расслабить напряжение, но ему это не вполне удалось. В голове у меня роились мысли. Я мысленно пробегала все воспоминания последнего вечера и размышляла, когда же у Эмбер была возможность побеседовать с каким-нибудь парнем – не Кираном – дольше пяти минут. Собственно, это мог быть только он. Но тогда она бы не делала из этого тайны, разве не так?

После завтрака мы с Эмбер молча загрузили посудомойку и вместе пошли наверх. Перед тем как скрыться в комнате, она бросила в мою сторону легкую улыбку, на которую я устало ответила. Собственно, никакой стычки или ссоры между нами не было, однако я не могла избавиться от чувства, что вчера вечером случилось нечто такое, от чего я, вообще-то, должна была оградить Эмбер.

Я со вздохом открыла дверь в комнату как раз в тот момент, когда телефон запиликал. Я мгновенно схватила его с ночного столика. Дрожащими пальцами открыла сообщение:

Могли бы мы поговорить?

Я так быстро печатала ответ, что сенсорный экран телефона, не поспевая за мной, перепутал все слова, и мне пришлось начать все сначала.

Конечно. Когда и где?

Я считала секунды, когда Джеймс ответит, и замерла не дыша, когда телефон снова пиликнул.

Я бы выехал прямо сейчас. Можно к тебе зайти?

Я мгновение помедлила. Я еще ни разу не приглашала Джеймса в наш дом. Представить его сейчас моим родителям было бы важным шагом.

Однако в глубине души я чувствовала, что готова к этому. Я снова могла находиться в его присутствии. И его желание говорить со мной показывает, что ему, несмотря на все, что произошло вчера, так же плохо, как и мне.

И я написала ответ:

Приезжай.

После этого я побежала вниз с телефоном в руке. Родители сидели в гостиной. Папа опять углубился в электронную книгу, а мама принялась разбирать почту за неделю. Я осторожно подошла к ним и откашлялась.

– Ничего, если ко мне сейчас заедет Джеймс? – спросила я.

Нож для вскрывания писем так и замер в руке у мамы, и они с отцом ошеломленно переглянулись. У меня в ушах все еще звучали их слова про влюбленную букашку, и мне стоило некоторых усилий выдержать их испытующий взгляд.

– Милая, мы хотим для тебя только добра, – медленно начал отец. – И от нас не ускользнуло, как плохо тебе было весь декабрь.

– Ты была сама не своя, – тихо поддакнула мама. – И мне бы, вообще-то, не хотелось, чтобы ты встречалась с этим мальчиком.

Я раскрыла рот и снова его закрыла.

Мои родители еще никогда ничего не запрещали. Возможно, лишь потому, что до сих пор и нечего было запретить. Вся моя жизнь крутилась только вокруг семьи и вокруг Оксфорда. И во мне что-то вспыхнуло. Я думаю, это была смесь из возбуждения и гнева оттого, что они так сказали.

– Джеймс… – Я искала подходящее определение. Я не знала, как объяснить родителям, что произошло между Джеймсом и мной.

– Пожалуйста, просто доверяйте мне, – сказала я наконец и с мольбой посмотрела на них.

Они снова переглянулись.

Мама вздохнула:

– Тебе восемнадцать, Руби. Как мы можем тебе это запретить? Если этот юноша придет сюда, мы хотели бы с ним познакомиться.

Я кивнула. Вместе с тем я задумалась, не провела ли уже мама розыски в Интернете о Джеймсе и о Бофортах. Такая мысль раньше не приходила мне в голову, однако меня не удивило бы, если ее скепсис по отношению к нему основан именно на этом – в конце концов, я ведь знаю, что можно нарыть о Джеймсе онлайн.

– Парень вегетарианец? – вдруг спросил папа и вопросительно посмотрел на меня.

Вопрос меня озадачил.

– Я не думаю.

– Хорошо. Просто я хотел приготовить спагетти болоньезе. Джеймс приглашен.

Это все, что сказал папа. После этого он снова уткнулся в книгу.

– А это отличная мысль, – признала мама и широко мне улыбнулась. Она очень старалась не казаться такой напряженной, но искры скепсиса проскакивали в ее глазах. Она мельком погладила отца по руке, потом взяла очередное письмо и вскрыла его.

Разговор на этом закончился, и я выбралась из гостиной. Но пошла на кухню, потому что оттуда было видно, какие машины сворачивают на нашу улицу. В детстве мы с Эмбер всегда сидели на разделочном столе и высматривали наших родственников, когда ждали их в гости.

Прошло десять минут, и из-за угла выехал «Роллс-Ройс». Я мгновенно бросилась в прихожую. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы первым Джеймса встретил отец, он наверняка будет смотреть на него неусыпным аргусовым оком.

Я открыла дверь еще до того, как Джеймс вышел из машины. На улице было свежо, и я переступала с ноги на ногу, чтобы согреться, но это не помогало. Я перестала прыгать, когда Джеймс появился в поле зрения. Он открыл деревянную калитку и поднял голову. Увидев меня, он едва заметно притормозил. Лишь на краткий миг замедлился его шаг, но потом он прошел через палисадник и поднялся на наше крыльцо, остановившись передо мной.

– Хей, – сказал он хрипловатым голосом.

Я бы так и обняла его за одно это жалкое слово. Было время, когда меня бесило, что он приветствует так всех подряд, но сейчас мне это слово показалось прямо-таки интимным. И почти нормальным человеческим словом.

– Доброе утро, – ответила я и открыла перед ним дверь. Кивнула, приглашая его войти.

Тот момент, когда он, слегка кашлянув, переступил порог нашего дома, показался мне безумно значительным. А Джеймс ведь и не знает, что он первый парень, которого я привожу к себе домой. Первый, кто значит для меня так много и кому я – даже теперь – доверяю настолько, что могу представить его родителям.

Вид Джеймса в нашей маленькой прихожей мне непривычен, но, с другой стороны, самой удивительно, почему я до сих пор так страшилась этого момента. Сейчас же это воспринималось совершенно естественным.

Джеймс был в сером пальто в сдержанную клетку, в черных брюках из какой-то мягкой ткани и в скромном шерстяном пуловере того же цвета. Его кожаные туфли тоже были черными. Светлые волосы с рыжеватым оттенком как всегда растрепаны и слегка вились, как будто он только что принял душ и высушил их на воздухе. Как бы мне хотелось дотронуться до них.

– Снимешь пальто? – спросила я вместо этого.

Джеймс рассеянно кивнул, осматриваясь. Взгляд его, как нарочно, остановился на позорных детских фотоснимках меня и Эмбер. На одном мы танцевали в саду, на другом срывали яблоки, а на третьем беззубо улыбались, сидя в лягушачьем бассейне у тети. Джеймс внимательно изучил их, пока стряхивал пальто с плеч.

Мне приходилось специально концентрироваться, чтобы не слишком явно на него пялиться. Оттого, что в последние недели я себе это строжайше запрещала, теперь это казалось особенно искусительным.

Я сосредоточилась на том, чтобы тщательно повесить в гардеробе его пальто, и потом направилась в гостиную. Джеймс последовал за мной, но перед тем, как открыть дверь, я быстро оглянулась и взглянула на него снизу вверх:

– Ты не вегетарианец?

Джеймс заморгал. Уголок его рта дрогнул, и он медленно покачал головой:

– Нет, не вегетарианец.

Я с облегчением вздохнула:

– Вот и хорошо.

Когда я нажала на ручку двери и мы с Джеймсом вошли в гостиную, желудок у меня нервно трепыхался.

– Мама, папа, это Джеймс, – представила я своего сопровождающего.

Джеймс шумно набрал в легкие воздуха перед тем, как подойти к моей маме и протянуть ей руку:

– Рад с вами познакомиться, миссис Белл.

– Привет, Джеймс, – сказала мама и тепло улыбнулась ему. – Называй меня просто Хелен.

От ее недавнего скепсиса не осталось и следа, и я уже раздумывала, то ли она такая выдающаяся актриса, то ли проявляет такую мягкость к Джеймсу, зная, как, должно быть, тяжело он пережил смерть матери, и жалея его.

– Понял, – выпалил Джеймс. – Хелен.

Папе не так хорошо удавалось скрыть свою подозрительность. Взгляд его был холодным и презрительным, и можно было ожидать, что он расплющит руку Джеймса, пожимая ее. Но Джеймс и бровью не повел.

К счастью, мама перебила этот неприятный момент.

– Мы были бы рады пригласить тебя пообедать с нами, Джеймс, – сказала мама. – Чтобы мы могли лучше познакомиться.

Я закрыла глаза и с трудом удержалась от того, чтобы стиснуть себе пальцами переносицу. Мне хотелось надеяться, что моя семья не слишком перегрузила Джеймса.

– С удовольствием, – ответил он, не помедлив ни секунды. – У меня нет никаких планов.

– Чудесно, – сказал папа без всякой дополнительной интонации.

После этого установилось мучительное молчание, и я поспешно схватила Джеймса за локоть, чтобы увлечь его вверх и вызволить на свободу. Правда, уже на лестнице я сообразила, что сделала только что: я же прикоснулась к Джеймсу, как будто в этом не было ничего особенного. Как будто мы постоянно это делаем, потому что мы близки друг другу.

И я быстро его отпустила.

– У меня там не прибрано и все такое, – заявила я, когда мы остановились перед дверью моей комнаты.

Джеймс отрицательно помотал головой:

– Ничего страшного. Ведь я же просто свалился тебе как снег на голову.

Я кивнула и открыла дверь. Пропустив Джеймса вперед, я вошла за ним следом. Было как-то странно находиться с ним в этой комнате, такой интимной и защищенной от всех посторонних. Я автоматически чувствую себя здесь расслабленно, но вместе с тем во мне была эта досадная неуверенность в том, что нам принесет этот разговор – и весь этот день.

Мои мысли перебил какой-то легкий шум.

Точнее говоря, хриплый смех.

Я обернулась к Джеймсу. Его смех звучал странно, как будто он уже целую вечность не находил ничего, над чем можно было бы посмеяться. Наткнувшись на мой удивленный взгляд, он сделал рукой жест, обводя всю мою комнату:

– Как же должна выглядеть эта комната в прибранном виде, если сейчас она считается неприбранной, а, Руби Белл?

Приятное тепло расползлось у меня в животе и потом распространилось по всему телу, и я поневоле улыбнулась.

Мне страшно нравилось видеть здесь Джеймса.

А видеть его смеющимся было настоящее счастье.

Меня окатило волной страстного желания. Эта волна гнала к нему, но я оставалась там, где была, и медленно захлопнула за нами дверь. От щелчка замка улыбка Джеймса угасла.

Какой-то момент мы просто стояли и смотрели друг на друга.

– Я очень сожалею о вчерашнем, – начала наконец я. Джеймс медленно покачал головой. – Следовало сказать тебе об этом раньше. Это…

– Руби, – тихо перебил он. – Ты не должна передо мной отчитываться.

Он был прав. Я это знала. И все же как бы мне хотелось повернуть время вспять, чтобы избежать такой ситуации, как вчера.

– Почему ты так быстро убежал? – осторожно спросила я.

Он тяжело сглотнул.

– Меня просто напрягла вся эта ситуация. Мы с Реном уже давно так не ругались.

– Я знаю, что дружба с Реном много значит для тебя, – тихо сказала я. – Мне очень жаль.

Джеймс подошел к письменному столу и провел пальцем по корешкам книг, которые лежали там стопкой всю последнюю неделю.

– Тебе не за что извиняться. И я пришел сюда, вообще-то, не для того, чтобы говорить с тобой про Рена.

– А про что же тогда? – прошептала я. Понятия не имею, куда подевался мой голос.

Он коротко взглянул на меня, потом снова стал сосредоточенно рассматривать хаос на моем письменном столе.

– Ты знаешь, отчего Рен так разъярился? – спросил он.

Я отрицательно помотала головой и сделала те два шага, которые были нужны для того, чтобы оказаться рядом с ним:

– Нет.

– Он разозлился, потому что решил – ты стала для меня важнее всего остального. Важнее нашей дружбы.

Джеймс сделал короткую паузу, прежде чем продолжить:

– И в этом он прав.

Джеймс все еще стоял у моего письменного стола. Он не смотрел на меня, когда произносил эти важные слова.

– Джеймс… – прошептала я.

Он повернулся ко мне. Я увидела в нем те же эмоции, какие завладели и мной.

В этот момент я почувствовала такую невероятную симпатию к нему, что пришлось отвернуться. Я осторожно подняла руку и отвела прядь спутанных волос со лба Джеймса. Потом приложила ладонь к его щеке. Кожа была такой теплой под моими пальцами, и, когда я пустила их странствовать по его телу, Джеймс перехватил их своей рукой.

Совсем недавно мы стояли так же. Я прикасалась к его щеке и, собрав все свое мужество, исповедовалась, что не хотела бы его потерять. Тогда он отвел мою руку от своего лица и отвернулся.

Сейчас все было совсем не так.

Джеймс крепко прижал мою ладонь и закрыл глаза. Когда я погладила теплую кожу большим пальцем, дрожь прошла по всему его телу. Он снова открыл глаза, и я перестала дышать.

– Я больше не хочу, чтобы между нами что-то стояло, Руби, – полушепотом сказал он.

Я едва смела дышать, потому что Джеймс был так близко. Его полные значения слова повисли в воздухе, и в эту секунду мне стало ясно, что я чувствую то же самое.

Я не хотела больше быть в разлуке с ним.

Я не могла больше сердиться или скорбеть.

Я хотела наконец снова ощущать то наслаждение, какое мы с Джеймсом дарили друг другу. Я хотела наконец снова говорить с ним, писать ему и делиться с ним своими страхами и тревогами.

Я хотела любить его.

Даже после двух месяцев всеохватывающая тоска по нему не исчезла. Напротив, она становилась все сильнее день ото дня. И не было против нее никакого средства.

– Я тоже, – прошептала я.

Он издал тихий отчаянный стон и в следующее мгновение прижал меня к себе. Тесно обвил руками, в то время как мои глаза защипало и слезы потекли по щекам. Джеймс бормотал что-то, погрузившись лицом в мои волосы. И, хотя я не понимала его лепет, в глубине души вполне осознавала значение произнесенных слов.

Джеймс

Я не знаю, как долго мы стояли так. В какой-то момент я прислонился полусидя к столешнице, а Руби привалилась ко мне. Сердце в груди билось так сильно, что я был уверен: она должна его слышать. Она обхватила меня за талию и зарылась лицом в мои ключицы. Слезы ее постепенно иссякли, но я все еще чувствовал на себе их влагу.

Я глубоко вдохнул и ощутил родной сладкий запах Руби. У меня не укладывалось в голове, что все это происходит в реальности. В эти секунды моя жизнь больше не была грудой обломков. Просто все ощущалось так, как надо. Я мог бы простоять там всю оставшуюся жизнь.

– Мне очень не хватало тебя, – пролепетал я через некоторое время, шевеля губами у ее лба. Я бы пустил их странствовать по всему телу, но запретил себе это. Я не буду никого целовать. Не сейчас, не сегодня. Я пришел сюда не для этого.

– Мне тебя тоже, – ответила она так же тихо, и сердце сделало большой скачок.

Я гладил спину Руби, сперва большим кругом, потом маленьким. Легкая ткань ее блузки была такой нежной на ощупь. И такой подходящей для нее.

– Я сожалею о том, что сказал, когда был здесь. Я ни в коем случае не хотел на тебя что-то взваливать.

У меня возникло такое чувство, что я непременно должен это повторить.

– Мне тоже очень жаль. Нельзя быть такой подлой.

Я тут же отрицательно помотал головой:

– Это было не подло. То, что ты сказала, было правильно. Я не должен быть тебе обузой. Так отношения не работают, – ответил я.

При слове «отношения» Руби подняла голову и немного отстранилась. Ее чуткий взгляд был устремлен на меня, и следующие слова вырвались сами собой:

– Это так… Когда я тебя вижу, кажется, что все в моей жизни идет правильно. Мне кажется, будто я дома – по-настоящему дома, я имею в виду. Я так себя никогда не чувствовал, Руби. Ни с кем. Ты даешь мне чувство, что я не один. А это то, чего мне не хватало больше всего. Этого чувства… быть цельным.

Руби прерывисто вздохнула.

– Я даже не знаю, имеет ли это вообще смысл, – добавил я.

– Это имеет смысл, – ответила Руби. – Конечно же, это имеет смысл.

– Я не хотел бы, чтобы ты чувствовала себя под давлением.

Руби разглядывала мое лицо. Я был уверен, что щеки у меня такие же пунцовые, как и у нее. Мне стало жарко, и я тоже боролся со слезами. Но Руби смотрела на меня не так, будто находила ситуацию глупой.

Наоборот, ее зеленые глаза излучали тепло, которое пронизывало до мозга костей. Она смотрела прямо в душу, и я знал, что она все понимает.

Такова уж Руби: находит решения для самых трудных задач. Она находит смысл, где его, собственно, вообще нет. И теперь она находит во мне что-то такое, что заставляет ее обвивать меня руками.

– Я этого не сделаю, – прошептала она. – Теперь больше никогда.

В следующий момент она привстала на цыпочки. На один удар сердца заглянула мне в глаза. И потом поцеловала меня.

Какой-то момент я вообще не знал, что со мной творится, и вцепился одной рукой в край письменного стола, в то время как мои пальцы сами собой крепче вонзились в ее спину.

Руби придвинулась еще ближе, пока между нами вообще не осталось никакого промежутка.

Совсем не для этого я шел сюда. Но вот она целует меня, и ее руки на моем теле, и ее близость сводит с ума…

– Джеймс? – Руби слегка отстранилась и смотрела на меня неуверенно. Только в этот момент мне стало ясно, что я был настолько потрясен этой ситуацией, что не ответил на ее поцелуй.

– Я…

Глаза Руби вдруг расширились, и она отдалилась от меня. Тяжело сглотнула и помотала головой:

– Извини. Я думала… Мне не следовало…

– Руби, – выдавил я. Очнувшись от своего оцепенения, я снова притянул ее к себе обеими руками. Потом наклонился к ней, прогнал из головы все мысли и целовал девушку, которую люблю, впервые за последние два месяца.

Я просунул руку под ее затылок, а другой рукой обнимал ее за талию, чтобы крепче притянуть к себе. Руби простонала у меня во рту.

О боже.

Как же мне этого не хватало.

Ее движений. Ее красивых губ. Ее легкого стона, когда соприкоснулись наши языки.

Я гладил ее затылок, ниже до шеи. Кожа у нее была такая мягкая и теплая. Мне хотелось целовать ее всю. Руби тяжело дышала, как будто у нее были те же мысли.

Этот звук вырвал меня из транса. Тяжело дыша, я отодвинулся от нее.

Хотя мы были сейчас так близки, как не были уже очень давно, к большему мы не готовы. По-прежнему оставалась граница, которую нельзя преодолеть с ходу, и Руби спрятала лицо у меня на шее, и я знал, что она думает о том же самом.

Я гладил ее спину – секунды, минуты, часы. Казалось, что в этот момент существуем только мы вдвоем. Только мы на целом свете.

Не знаю, сколько мы так стояли, но когда, наконец, разомкнулись, казалось, что прошла вечность.

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Руби разгладила челку, а я свой пуловер. Было очевидно: мы оба не знаем, что делать дальше.

Я откашлялся:

– Мне надо…

– Как дела… – в тот же момент начала Руби, и мы оба тихо рассмеялись.

– Говори ты первая, – сказал я.

Руби улыбнулась:

– Я хотела спросить, как дела у Лидии. Вчера вечером я ее не видела.

– У нее все хорошо. Время от времени еще случаются приступы тошноты, поэтому она пропустила вчерашний вечер.

Руби озабоченно наморщила лоб:

– А все остальное в порядке, ведь так?

Я кивнул:

– Да, пожалуй, все нормально.

Как приятно было сознавать, что при Руби не нужно следить за речью и можно говорить все как есть. Она знает все наши тайны, и нет ничего, что я не мог бы с ней обсуждать. Даже не знаю, стоит ли мне ей когда-нибудь показывать, как много это значит.

Неожиданно Руби схватила меня за руку и потянула к кровати. Желудок нервно подпрыгнул, потому что какое-то время я вообще не понимал, что бы это могло значить. Но Руби уселась на кровать скрестив ноги и указала на место рядом с собой. Во мне заиграло чувство разочарования и одновременно облегчения, и я сел рядом с ней.

– Как у тебя дела с ответом из Оксфорда? – спросила она.

Тепло внутри сменилось на ледяной холод. Я взглянул на Руби с испугом.

– О'кей, это, пожалуй, и было ответом на мой вопрос, – сказала она и одарила понимающей улыбкой.

– Ты же знаешь, как я отношусь к Оксфорду.

– Звучит так, будто у тебя особые отношения с университетом.

Я поднял бровь:

– Кто бы говорил. Думаешь, я не заметил, как ты изрисовала сердечками распечатанный ответ из Оксфорда? – сказал я, указывая на ее настенную доску над письменным столом.

Руби уставилась на меня, застигнутая с поличными. И потом улыбнулась:

– Ну хорошо. Застукал. Но ты так и не ответил на вопрос.

Я немного подумал.

– Я в восторге, что ты радуешься положительному ответу. Просто порадуйся за нас обоих, – ответил я как можно более дипломатично.

Руби закатила глаза. Прежде чем я среагировал, она схватила одну из подушек и влепила мне ею по голове. В первый момент я лишь растерянно заморгал, но потом быстро обернулся к ней:

– Так всегда делает Лидия. Ей я не могу дать сдачи из страха навредить. Но уж с тобой-то… – и я тут же схватил подушку и швырнул ее в Руби. – С тобой другое дело.

Она среагировала быстрее, чем я мог ожидать. Схватив эту подушку, она ударила меня ею два раза подряд. Третьего удара я не допустил, крепко удержав ее запястье.

Щеки Руби раскраснелись, дыхание участилось, а волосы растрепались. Все во мне так и взывало наклониться к ней и целовать.

Я быстро отпустил ее. Откашлялся и отсел подальше.

– Но ты примешь приглашение Оксфорда? – спросила Руби после паузы.

Я кивнул:

– Да. А тебя и спрашивать не нужно, так?

Я рискнул взглянуть на нее, когда жар, душивший изнутри, немного схлынул. Руби смотрела на меня ласково, и хотя было заметно, что она себя сдерживает, я понял, как она рада мне.

– Разумеется, я приму приглашение. – Она помедлила. – Я, правда, задумываюсь, что делать, если мне не дадут стипендию. Я уже собрала всю информацию о возможностях поддержки, но на эти программы каждый год подают заявки так много студентов, поэтому я не знаю, велики ли мои шансы. Без поддержки я не смогу позволить себе учебу. – Было прямо-таки больно видеть, как радость уходит из ее глаз, сменяясь страхом. – И тогда даже не знаю, что я буду делать.

– Я не сомневаюсь, что шансы у тебя хорошие, – уверенно сказал я.

– В любом случае я буду бороться до конца, – решительно сказала она, и в этот момент у меня не было сомнений, что Руби сможет всё, за что ни возьмется.

– Мама всегда прилагала усилия к тому, чтобы «Бофорт» ежегодно поддерживал разные проекты. Наверняка среди них есть и стипендии. Я разузнаю, если хочешь, – осторожно предложил я Руби. Появился страх перейти границу дозволенного. Надеюсь, что этого не произошло.

Руби помедлила, но я с облегчением увидел, что выглядит она скорее задумчиво и вовсе не находит мое предложение наглым.

– Да, было бы круто, – сказала она, наконец. – А как обстановка у вас дома?

Взгляд ее стал совсем мягким, когда я заговорил о маме, поэтому меня не удивила внезапная смена темы.

Я немного подумал, прежде чем что-то ответить.

– С Лидией все хорошо, а отец… есть отец. Я мало его вижу, и с самого декабря мы почти не разговаривали.

– Звучит не очень хорошо, – пробормотала Руби.

Теперь я пожал плечами:

– Так лучше. Я все еще злюсь на него. Ни я, ни Лидия никогда не забудем, что он не сказал нам о том, что случилось с мамой.

– Я никогда не дралась, но думаю, что тоже набросилась бы на него.

Представив эту сцену, я не мог сдержать ухмылку. К сожалению, это длилось недолго.

– Меня злит, как он обращается с Лидией, – сказал я со всей серьезностью. – Как раз сейчас, когда на нее навалилось столько разных проблем.

– А что он делает? – спросила она, нахмурившись.

– Отец постоянно дает понять, что она дура, и это зверски бесит. А то, что Оксфорд одобрил ее поступление, он не хочет даже принять во внимание.

Руби скривила рот:

– Все, что ты о нем рассказываешь, просто бесит. Неудивительно, что ты рад, когда его нет дома.

Обычно я ненавижу такие разговоры. Как правило, я меняю тему или ухожу от нее, но с Руби получается так естественно – сидеть на кровати и разговаривать о проблемах моей семьи.

Я думаю, к такому бы я привык.

– О чем ты думаешь? – вдруг спросила Руби.

Я только помотал головой. В горле застрял комок, как я ни старался подать голос, не получалось.

– Джеймс? – неуверенно окликнула Руби.

– Я просто рад, что мне можно быть здесь, – хрипло ответил я.

В следующий момент Руби подобралась ближе. Она положила свою ладонь на мою, и мы сплелись пальцами.

– Я тоже рада, что ты здесь, – прошептала она, и все мое тело залило теплом.

– Я отсюда не уйду так быстро, – заявил я, взглянув на наши сплетенные руки. – Поэтому настройся на это.

Руби

У нас с Джеймсом было еще минут десять покоя перед тем, как Эмбер преувеличенно громко постучалась в дверь и принесла нам снизу кексы, с которыми послала ее мама. Джеймс спрыгнул с кровати, словно укушенный тарантулом. Когда моя сестра снова уходила, она с многозначительным взглядом оставила дверь нараспашку, в ответ на что я лишь закатила глаза. Ведь мы с Джеймсом всего лишь разговаривали, а не набросились друг на друга голые.