Текст книги "Карты, деньги, две стрелы"

– И что теперь будем делать? – флегматично вопросил капрал, наконец сводя взгляд с небес на землю.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

Иглонос хрюкнул, сладко потянулся и, решив показать, какой он весь положительный и нужный, бойко направился к логову химеры и скрылся в нем. Ну и что он там забыл?

Иассир вздохнул:

– Иглоноса, естественно. Я не знаю, почему он так привязался к вам, но не уверен, что местные жители положительно воспримут такую ручную зверушку. Как минимум вам очень долго придется объяснять, что он домашний и безопасный. Для начала убедите в этом себя.

Ответить я не успела. Прежде всего потому, что не находила слов, а уже после этого – потому что мне помешали. В кустах рядом с милезом что-то зашуршало, и из зелени выглянула лохматая мужская голова. В волосах неизвестного запутались веточки, а на щеке красовалась свежая ссадина.

– Вы что здесь делаете? – зло зашипел пришелец на агуанском. – Уходите немедленно!

– Извините? – непонимающе прищурился капрал, нащупывая рукоять меча.

Незнакомец огляделся по сторонам, не увидел никого, кроме нас двоих, и торопливо зашептал:

– Мы охотимся за химерой. Где-то здесь поблизости ее логово.

– За этой, что ли? – Милез равнодушно мотнул головой в сторону выхода из пещеры, из которой иглонос, радостно скалясь во всю пасть, как раз вытаскивал за хвост тушу. Змеиная голова свесилась набок, вывалив язык, лапы иглоноса путались, но наша лабиринтная находка была счастлива по уши.

– Великий Кернос, – слабо простонал мужчина. – Это… это ваше?

Возражать было бессмысленно, тем более что иглонос бросил свою находку и, подбежав ко мне, радостно ткнулся носом в спину.

– Наше, – кисло согласился милез.

Собеседник потрясенно выдохнул и медленно вышел из кустов. Я разглядела копытца и ахнула: агуанин! Нет, действительно агуанин. Когда он заговорил на этом языке, у меня возникли какие-то подозрения, но я подумала, что он нас за представителей той расы принял.

Моего потрясения местный житель как будто и не заметил. Покосившись на иглоноса, он поинтересовался:

– Не кинется?

– Нет, – наконец собралась с мыслями я, к счастью так и не произнеся при этом просящееся на язык «надеюсь».

– То есть вы… эту химеру…

– Мы, – не стал спорить капрал. – Эту химеру.

Меня так и подмывало уточнить, что мы тут в принципе ни при чем, но разочаровывать агуанина не хотелось. Я промолчала.

А тот вдруг крутанулся на месте и, поспешно пробормотав:

– Подождите, не уходите, я сейчас! – метнулся в кусты. – Э-э-эй! – завопил он. – Все сюда! Химера мертва!

Вернулся он примерно через полчаса. Да не один, а в сопровождении еще десятка агуан: все как на подбор крепкие, мускулистые и с дрекольем. Впереди вышагивал пожилой мужчина лет шестидесяти, полностью седой, даже шерсть на ногах белесая.

– Вот! – радостно выдохнул наш новый знакомый. – Они химеру уничтожили!

Нас пригласили в деревню. Капрал, надо сказать, был против. Я так подозреваю, он опасался, что сейчас кто-нибудь присмотрится к его волосам и цвету кожи и начнет возмущаться по поводу полукровок. Но, похоже, местные жители были настолько рады смерти химеры, что им было совершенно все равно, кто это сделал: даже если бы Вечный Змей вдруг решил помочь, не стали задавать вопросов.

Лошадь, тянущая телегу, на которую погрузили тушу убитого монстра, фыркала и косилась по сторонам. Изредка ее взгляд падал на трусившего рядом со мной иглоноса, и бедное животное в страхе вставало на дыбы: агуанам приходилось все время удерживать кобылу, чтобы та не понесла.

Судя по разговорам, химера поселилась в лесу около месяца назад. Пришла невесть откуда, облюбовала местечко и принялась по ночам навещать близлежащую деревню: резала кур да овец. А потом и за их хозяев принялась.

Сегодняшняя охота долженствовала положить конец бесчинствам зверя. И надо же было такому случиться, что мы столь удачно выполнили всю грязную работу. Ну ладно, не мы, я даже руку не приложила, но сам факт!

Агуане собирались устроить праздник по поводу избавления от чудовища, и мы должны были присутствовать на этом мероприятии в качестве почетных гостей.

Я следила за прыгающим вокруг телеги иглоносом – я же так и не придумала, как его называть! – а потому не сразу заметила, что капрал Иассир о чем-то шепчется с тем самым агуанином, который нас нашел. Наконец милез договорился, кивнул и отошел от собеседника.

– О чем вы разговаривали, капрал? – заинтересовалась я.

– Узнавал, нет ли в их деревне лавки готового платья: вам бы надо переодеться в дамское.

– Вы с ума сошли? – вспыхнула я.

Полукровка посмотрел на меня с недоумением.

– Я не буду переодеваться! – Кажется, я выкрикнула это чересчур громко. На меня начали оглядываться, так что продолжать пришлось уже на несколько тонов ниже: – Не буду я переодеваться, слышите, капрал?

– Но почему? Вам же так будет удобнее.

– Да потому что это непристойно! – прошипела я, косясь на агуан.

– Что именно? – нахмурился Иассир. Он действительно ничего не понимает!

– Пока я путешествую с вами, я не могу быть в женском платье!

– Но почему?

– Да потому, что это непристойно! Неприлично женщине путешествовать наедине с мужчиной! Неприлично, и все! Я же не полковая маркитантка! Одно дело, когда на мне мужской наряд, – окружающие, может, и не догадаются, кто я, и совсем другое, когда женский. Это просто неприлично! Вы обо мне подумали? О моем имени в конце концов?

Судя по округлившимся глазам капрала, такие мысли ему даже в голову не приходили.

– Извините, госпожа де Шасвар, – хрипло обронил он и отвернулся.

Обиделся, что ли? Но я ведь ничего такого не сказала!

Копыта лошади застучали по щелястому мосту над рекой. Чтобы не быть столкнутой телегой в воду, пришлось чуть отстать. Зря. Лучше бы это была телега… Потому что уже в следующий момент игривый иглонос проскакал за повозкой и походя задел меня мордой. Задел совсем легонько, но этого было достаточно, чтобы я отлетела к самому краю моста, не удержалась…

Когда вода сомкнулась над головой, было совсем не страшно. Просто стало нечем дышать, грудь сжало тисками, а потом все померкло в глазах.

Я сидела на краю телеги, катящейся по проселочной дороге, мрачно косилась на лежащий рядом труп химеры и плотнее запахивалась в позаимствованное у Фелана одеяло. Раздеться, чтобы высохнуть, не было возможности, а сидеть просто так, на летнем ветерке – крайне прохладно.

Рядом с телегой вышагивал мрачный, обнаженный по пояс и насквозь мокрый капрал. На щеке его красовался отпечаток ладони…

Для меня все произошло быстро. Потеря сознания, поцелуй, пощечина… Причем моя рука, отвесившая оплеуху обнаглевшему капралу, сработала сама, безо всякого участия разума. И пусть офицер потом оправдывался, что это просто дыхание рот в рот: мол, госпожа де Шасвар, я вас из воды вытащил, вы были без сознания, не мог же я вас раздевать и делать массаж сердца, тут чужие, – но я-то все понимаю!

Нет, это просто уму непостижимо! Я серьезная замужняя дама! А он с поцелуями полез! Да мы знакомы всего три дня! Да как он вообще посмел!

А еще у него губы потрескались…

О Мать Расвета! Магьярне Калнас Матильда, о чем ты вообще думаешь? Ты замужем! Слышишь – замужем! И пусть Шемьен сто раз негодяй, бабник, картежник и пропойца, но ты-то, ты!

Взгляд бездумно бродил, цепляясь за все подряд и выхватывая ненужные детали: чирикающего стрижа на ветке дерева, перекидывающихся короткими фразами агуан, мускулистую спину ушедшего вперед милеза – чуть ниже левой лопатки старый шрам. Странно, эту цепочку на шее у капрала я раньше не замечала. Интересно, что за кулон он носит? Может, образок какой-нибудь?

А Шемьен стройнее и изящнее…

Капрал Иассир словно почувствовал мой взгляд. Остановился, обернулся, и я поняла, что шрам – от сквозного ранения. Как же он выжил?..

Ой, Матильда, Матильда, Матильда, да что же ты творишь?! Он же раздет по пояс! Как ты вообще можешь на него сейчас смотреть?! Он же раздет! Это же неприлично! Он не брат тебе, не муж и вообще никто!

Я поспешно отвернулась, но капрал все-таки успел отметить мое внимание. Усмехнулся своим мыслям и ускорил шаг.

Я прижала ладони к горящим щекам, чудом не упустив одеяло. Мать Рассвета, что же со мной творится?

Убеждать себя, что я серьезная замужняя дама, становится все труднее. Зато в голову полезли полные упрека мысли, что капрал и вправду просто делал искусственное дыхание… Ну вот где моя совесть? Он меня спасает, а я пощечины раздаю!

Но терзаться мыслями и сомнениями пришлось недолго. Уже через несколько минут мы въехали в деревню агуан.

Селение мало отличалось от подобного в Унгарии: невысокие домишки, играющие в пыли дети, спешащие по своим делам взрослые. Все как у нас. Только жители босиком, а вместо ступней у них – козьи копыта.

Прибывших тут же окружила толпа. Восхищенно охали женщины, мужчины щупали бездыханное тело химеры и опасливо поднимали губу на львиной голове, рассматривая острые клыки, а дети прыгали вокруг иглоноса, совершенно его не боясь. Капрал уже несколько раз останавливал шалопаев, норовящих погладить подземного жителя. А я… Если меня не просквозило в пещере Фелана, то теперь я просто замерзла: зуб на зуб не попадал.

К счастью, местные жители все-таки догадались, что еще чуть-чуть, и один из их чудесных избавителей просто-напросто окоченеет. Меня буквально стащили с телеги и повели куда-то в глубь села.

Уже через пару минут я сидела укутанная в несколько одеял в доме у местного старосты и пила остро пахнущий горячий настой трав. Дом старосты был выбран потому, что в нем единственном имелась комната, которую можно выделить приличной даме.

Сейчас же в этой самой комнате, всю обстановку которой составляли кровать да пара сундуков у стены, находилась я одна. Даже милез куда-то пропал. Кстати, действительно, куда он успел подеваться? Неужели так обиделся за пощечину? Так я же не специально, он сам виноват! Незачем было так себя вести!

Ох, Матильда, Матильда… Так – это как? Он тебя спасал, а ты…

Особо заволноваться я не успела: в дверь тихонько постучали.

– Войдите!

В комнату заглянул Иассир:

– Госпожа де Шасвар, не спите?

– Да входите уже, капрал, – вздохнула я.

– Я вам одежду принес. Чтобы было во что переодеться. – Капрал положил на край кровати коричневый сверток, отступил на шаг и продолжил: – За иглоноса не переживайте, он внизу, я вроде убедил его посидеть спокойно… Ну и нам придется остаться здесь до утра: вечером будет празднование в честь победы над химерой, а утром решим, что делать дальше.

Он уже собирался выйти, когда я наконец решилась. К тому же мысли о том, какая я негодяйка, преследовали меня уже давно.

– Капрал, подождите!

Иассир остановился, держась за ручку двери, оглянулся:

– Да, госпожа?

– Капрал, я… – Очень трудно подобрать слова. – Капрал, я хочу извиниться перед вами!

Как же у меня горят щеки!

– Извиниться, госпожа?

Нет, он точно надо мной издевается. Но остановиться я уже не могла:

– Извиниться, капрал. Я была не права. Я действительно была не права, когда дала вам пощечину. Тогда, возле моста. Простите меня.

Губы офицера тронула легкая улыбка:

– Все в порядке, госпожа де Шасвар.

У меня камень с души упал. И сразу появились новые вопросы:

– Капрал, скажите, а это не опасно? Ну, то, что мы остаемся у агуан? Вы были против общения с Феланом, а сейчас… – Я не договорила, но, по-моему, и так понятно.

– Вы забываете об иглоносе, – хмыкнул милез. – Плюс им в самом деле хотелось избавиться от химеры. Они нам благодарны, и оснований беспокоиться нет. Переодевайтесь, госпожа, нас еще ждут на деревенский праздник. Для вас ничего другого из одежды не было, – бросил он напоследок и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Я потянулась за вещами, принесенными милезом, взгляд упал на сохнущий на спинке кровати мой мужской наряд… и до меня дошла вся двусмысленность моего положения. Вечный Змей, до чего докатилась!

Я осторожно развернула принесенный капралом сверток.

– Трын одноглазый!

Уже его ругательства переняла. Чудесно. Хотя ругаться было с чего – это действительно оказалось женское платье. Алое. С щедро расшитой нижней рубашкой и глубоким декольте.

Ну вот что прикажете теперь делать?

Иглонос ткнулся носом мне в ногу, намекая, что он голоден как собака, а тайком спущенный под стол окорок ему всего на один зуб. Я стащила со стола колечко колбасы и подсунула под самый нос зверю. Тот обвил лакомство длинным языком, клацнул зубами и радостно хрюкнул. Ну хоть кто-то счастлив во время этого празднества.

Хотя нет, я, конечно, преувеличиваю. Селяне отмечали уничтожение химеры с размахом. Едва начало смеркаться, зажглись многочисленные фонари и факелы, на улицу вытащили столы, из сундуков извлекли белоснежные скатерти. Вино лилось рекой, деревенский оркестр наяривал что-то быстрое, веселое, залихватское, молодежь уже кружилась в танце.

А мне было грустно. Я и сама не могла понять, что со мной. Разумеется, причина не в том, что сейчас я в женском наряде, совсем нет. Моя репутация окончательно погибла за эти дни: если я когда-нибудь попаду в приличное общество, ни в одном доме меня не примут.

Хотя надо сказать, это самое платье, дирндль, я надела совершенно зря: одно дело, когда какие-то крестьянки носят широкую юбку до пола с ярким фартуком и блузу с корсетом, и совсем другое, когда в подобное одевается урожденная кнесна. Нет, проблема не в качестве ткани, отнюдь. Вопрос в том, какое декольте на этой самой блузке. Я уже и ворот пыталась посильнее стянуть, и платочек искала грудь прикрыть… Бесполезно! Мне оставалось только краснеть за свой наряд.

Зато местные девицы чувствовали себя в таком туалете вполне нормально.

Ойкнув, я почесала ногу: обувь агуане принципиально не носили, мои сапоги сохли вместе с костюмом, так что на деревенский праздник я пришла босая, а комары здесь просто озверевшие – кусаются так, что терпеть невозможно.

Мимо промчалась в удалом танце молодая пара. Юноша обхватил обеими руками свою спутницу за талию, девушка положила ладони на плечи партнеру. Я проводила их тоскливым взором и отвернулась. На душе было пакостно.

Кто-то коснулся моего плеча. Я оглянулась:

– Капрал? Что-то случилось?

В отличие от меня милез рискнул обуть мокрые сапоги. Да и вообще остался в своем мундире, решив, видно, что одежде проще будет высохнуть прямо на теле.

Капрал провел ладонью по голове крутящегося рядом иглоноса, и тот радостно осклабился, разве что хвостом по-собачьи не завилял.

– Разрешите пригласить вас на танец, госпожа?

Танец? Под эту музыку? Но ведь она такая быстрая. Да и то, что мужчина обнимает свою партнершу за талию, – это так неприлично… Еще и вырез на моей блузке…

Я поспешно отвела взгляд от кружащейся под звуки скрипки пары.

– Не уверена, что это хорошая идея.

– Понимаю, – в голосе полукровки зазвучало такое искреннее сочувствие, что иначе как издевкой его не назовешь, – вы не умеете танцевать.

– Только если вы не умеете ангажировать, капрал! – вспыхнула я.

В карих глазах Иассира сверкнула усмешка. Он вытянулся во фрунт и, браво щелкнув каблуками, склонил голову в поклоне:

– Позвольте мне иметь счастье пригласить вас на танец, госпожа де Шасвар?

Глава восьмая

Айден

Это с самого начала была плохая идея. Я не про танцы – хотя они, кажется, всю деревню насмешили… Да, у меня хорошая зрительная память, и Арлета мне кое-какие основные движения показывала. Но кнесна де Шасвар, очевидно, привыкла к совершенно другим увеселениям. Она краснела, бледнела, зажималась, не попадала в такт и каждый раз, стоило мне опустить взгляд ниже ее носа, пыталась одной рукой подтянуть повыше вырез платья. Надо полагать, веселые агуанские пляски не доставляли ей ни малейшего удовольствия. А согласилась она на них исключительно из гордости… Чтоб ее, гордость эту.

Зря я взял кнесну с собой. Надо было оставить у Рокуша. Или у Дуна. Или у Фелана, в конце-то концов! Что, в Фирбоуэне все девственницы на корню перевелись? Ну помыкался бы чуть подольше, небось не рассыпался бы. Так ведь нет. Захотелось господину офицеру попроще да поприятнее… Вот и получайте теперь. Высокородную гордячку, которая скорее предпочтет утонуть, чем «опозориться у всех на глазах». Вот со страху мне на шею прыгать – так это не зазорно. А подумать о том, как я сам себя чувствую? Да, я полукровка. Да, в академиях не обучался. Да, меня собственный отец стыдится. Но что я теперь, табуретка бездушная, что ли?

Я криво усмехнулся – Матильда, в очередной раз закусив губу, потянулась к вырезу на блузке. Бросьте, капрал, эта девушка думает только о себе. Причем не тогда, когда надо, а уже после. Интересно, кого от кого я невольно спас – ее от загадочного жениха или наоборот? Да, кнесна – очень красивая женщина. Но терпеть перепады ее дворянского настроения – адский труд. Если бы не единорог… Я скосил глаза на пунцовые щеки своей партнерши и мысленно вздохнул. Кого я обманываю? Ведь не в единороге дело. Она мне нравится. Сам не знаю, почему, честное слово, – красавиц я видал и полюбезнее.

Рука кнесны снова соскользнула с моего плеча и метнулась к злополучному корсету. Ну все, хватит! Это не танец, а каторга какая-то.

Я не стал дожидаться, когда музыканты закончат плясовую. Аккуратно «дотанцевал» запыхавшуюся Матильду до нашей лавочки у стола, поклонился, буркнул пару соответствующих слов и, извинившись, отошел. За мной, чем-то увлеченно чавкая, поскакал иглонос. Надо ему, что ли, имя дать. А то так и будет безымянным бегать, с нашей-то удачей…

Музыканты, надувая щеки, старались вовсю, извлекая из своих деревянных дудочек развеселую мелодию. Простенькую, но красивую. Интересно, а что-нибудь другое они играть умеют? Я остановился неподалеку, ожидая перерыва. Он, судя по всему, должен наступить очень скоро – рядом с помостом, на пеньке, трудяг дожидались кувшинчик вина и нехитрая закуска. К которой, роняя слюни, уже вовсю мостился наш нахальный подземный найденыш.

– Брысь, паршивец! – шикнул я, щелкнув зверя по носу.

Тот прижал уши и подхалимски завертел хвостом. Впрочем, бросать на пенек нежные взгляды не перестал. Он, интересно, всегда такой голодный? Я топнул ногой и состроил свирепую рожу:

– Брысь, кому сказал! Нельзя! Чужое!

– Гры-ы? – на всякий случай уточнил иглонос.

– Уши оборву! – пообещал я.

Зверь тяжко вздохнул, облизнулся и, смешно переваливаясь, потопал к столу. Понятно. К кнесне де Шасвар побежал, не иначе как жаловаться. Она и посочувствует, и угостит. А я, изверг такой, только гавкать горазд. Чувствую, скоро мои спутники объединятся и начнут активно против меня дружить… Я посмотрел на кнесну. Она понуро сидела на лавочке, поджимая под себя то одну, то другую ногу. Мерзнет, что ли?.. Или… Да она же босая! А я ее танцевать потащил – по земле да по сосновым иголкам! То-то ей, бедняжке, не до веселья. Я смущенно опустил глаза и почесал в затылке. Обувь моей спутницы сушилась на распорках у огня, агуане ботинок в принципе не носят… Ну ничего. Сейчас что-нибудь придумаем.

Провозился я долго. Чуть ли не час. Пока отловил наконец кого-то из агуанок постарше, пока объяснил, что от нее требуется, пока уговаривал, пока ждал… А потом еще пришлось для главы деревенского «оркестра» за вином бегать: гость я не гость, убил химеру или нет, а забесплатно старый пройдоха и копытом о копыто не ударит. Но пытаться отвязаться от капрала Иассира, когда ему дурь в голову стукнет, – гиблое дело! Я таки своего добился. И, надеюсь, не зря.

Агуане, похоже, собирались плясать всю ночь. Уже совсем стемнело, над верхушками деревьев показалась ущербная луна, вокруг маленькой площади зажгли второй ряд факелов. Кнесна де Шасвар, грустнея с каждой минутой, сидела все там же, на лавочке, машинально почесывая за ухом блаженствующего иглоноса. Тот зевал во всю пасть. Судя по валяющемуся возле когтистой лапы огрызку кекса, милый зверек сожрал все, что было на нашем участке стола, и теперь стоически пытался не заснуть. Я обернулся к музыкантам, сделал предупреждающий знак их главе и, выдохнув, направился к своим спутникам. Точнее, к спутнице – этот обжористый дурень интересовал меня не больше, чем воинский устав позапрошлого столетия.

– Вы не замерзли, госпожа?

Матильда подняла на меня глаза:

– Нет. Вечер теплый.

– Ну вот и чудненько, – заулыбался я, выуживая из-за пояса тонкую, как паутина, шаль. Не знаю, из чего ее плетут агуанские мастерицы, но таких узоров я еще нигде не видел. – Держите. Это вам. Тепла от нее никакого, но ваша истерзанная блузка скажет вам спасибо.

– Капрал Иассир! – Она опять покраснела.

Я пожал плечами:

– Не нравится? Ну ладно. Тогда Арлете подарю… Зря я, что ли, две монеты за этот пустячок отдал?

Провокация удалась – кнесна, бросив взгляд на свое декольте, вцепилась в подарок мертвой хваткой:

– Ну что вы! Мне… мне нравится! Правда! Спасибо. А кто такая Арлета?

– Моя старая приятельница. Может, вы ее в таверне видели. Она тоже из агуан.

– Подавальщица?

Мне показалось или госпожа де Шасвар недовольно сморщила нос? Зря. Меня пусть ругает как хочет, но друзей в обиду не дам. Я уже открыл было рот, чтобы высказать все, что думаю о заносчивых кнесовых дочках, но передумал. Чего от нее еще ждать-то? Она ведь другой жизни, считай, и не видела. Опять же воспитание… А, боги с ним, с социальным неравенством! Такой славный вечер. Теплые летние сумерки, мягкий ветерок приносит аромат диких роз, стаканчик вина, распитый с музыкантами, приятно греет кровь… И на меня снизу вверх смотрят самые прекрасные глаза из всех, что я когда-либо видел. Смотрят вопросительно, с легкой обеспокоенностью.

И правда, я что, пялиться сюда шел? Сейчас ведь опять по морде схлопочу – за недостойное разглядывание. Я прокашлялся и церемонно опустился перед кнесной на одно колено. Она удивленно моргнула:

– Что…

– Тсс! – заговорщицким шепотом перебил я. – Госпожа де Шасвар! Первая попытка произвести на вас впечатление не удалась, но я настойчивый. Не окажете ли честь…

«…стать моей женой?» – издевательски хохотнул внутренний голос. Я едва успел прикусить язык. И, подумав, молча протянул недоумевающей девушке сложенные лодочкой ладони. В них, матово поблескивая атласными лентами, лежали мягкие кожаные туфельки. Я такие на одной танцовщице в Эгесе видел во время выступления. Понятно, что в них особо по лесу не походишь, но на один-то танец хватить должно?

– О! – сказала кнесна. И захлопала длинными ресницами. По ее щекам опять разлился румянец.

– С размером не угадал, да?

– Угадали, – невнятно пробормотала девушка, кончиком пальца коснувшись атласной ленты. – Но откуда? Здесь же не носят…

– Говорю же – я настойчивый. – Подмигнув дочери великого кнеса, я со значением изогнул бровь. – И очень расстроюсь, если вы не согласитесь дать мне еще один шанс.

– Капрал Иассир, – зеленые глаза взглянули на меня уже с откровенным испугом, – вы с ума сошли? Какой шанс? О чем вы?

– О танце, разумеется, – ухмыльнулся я. – После недавней бодрящей пощечины ни о чем другом я даже не заикаюсь. Удар у вас, кстати, хорошо поставлен. Это комплимент, если что.

Матильда снова моргнула. Потом посмотрела мне в лицо и с подозрением прищурилась:

– Вы смеетесь надо мной, да?

– И в мыслях не было. Так я смею надеяться? Или катиться в произвольном направлении?

– Капрал! – Не сдержавшись, она фыркнула. – Ну что вы за человек! Я совершенно не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда… Зачем вы туфли убираете?

– Мне показалось, они вам не понравились.

– Я таких никогда не носила. – Кнесна, отряхнув стопы от приставших иголок, сунула ножки в туфельки. Затянула ленты на щиколотках, осторожно встала на землю и расплылась в блаженной улыбке. – Такие мягкие! И как по мне шили.

– Замечательно. – Я легко поднялся с колен и, отвесив зардевшейся девушке очередной полагающийся поклон, протянул ладонь: – Прошу вас.

За спиной, повинуясь жесту моей левой руки, нежно запела свирель. К ней присоединилась тонкоголосая флейта. Потом подключились скрипки. Глава «оркестра», хоть и жмот несусветный, дело свое знает.

– «Осенний вальс»? – Кнесна ушам своим не поверила. – Здесь?

Спрятав улыбку, я пожал плечами:

– В жизни нет ничего невозможного. Ну так что, госпожа? Рискнем еще раз? Может, мое воспитание оставляет желать лучшего, но по части танцев меня еще никто не упрекал!

– Вы сама скромность, господин офицер, – хихикнула Матильда. Но руку тем не менее навстречу протянула.

– Что есть, то есть.

Праздник грозил затянуться до утра. Кажется, давно перевалило за полночь, а разошедшиеся не на шутку агуане все плясали и плясали. Я так понимаю, наш пока безымянный питомец оказал им не просто большую, а прямо-таки огромную услугу, прикончив химеру.

Слева от площади, почти скрытый за пышными кустами, изгибался над нешироким ручьем каменный мостик. Со всех сторон его оплетали гибкие стебли ползучих роз. Мы с кнесной, восстановив свое реноме в глазах благодарных зрителей, сбежали сюда полчаса назад и сейчас сидели рядышком на гладких перилах, болтая ногами. Несмотря на позднее время, спать не хотелось. Танцевать, впрочем, тоже – за прошедший час мы исполнили весь бальный репертуар (а вальс – так вообще три раза на бис) и порядком выбились из сил. Обжористый иглонос храпел тут же, за нашими спинами, прикрыв лапой морду.

– И все-таки, – Матильда, сорвав с ветки розовый бутон, посмотрела на меня, – где вы взяли эти туфли, капрал?

– Сшил.

– Сами?

– Да нет, на заказ. – Я весело хмыкнул. – Я, конечно, кладезь достоинств, но уж скорняк из меня точно никакой.

Я потянулся и отогнул чуть в сторону разлапистую ветку:

– Вон видите ту старую агуанку, в зеленом платке? Она в центре круга пляшет.

– Вижу.

– Ее работа. Я только эскиз набросал. По памяти.

Помолчали. Кнесна, потеребив в пальцах благоухающий цветок, улыбнулась:

– Спасибо. Это был чудный вечер… А где вы научились так вальсировать? Я, признаться, до сих пор под впечатлением.

– Приятно слышать. – Я усмехнулся. – Просто мой учитель фехтования в прошлом был весьма неплохим танцором. Он утверждал, что у меня отменное чувство ритма. Ну и дал дюжину-другую уроков. Так сказать, вспомнил молодость. Хорошо, отец об этом так и не узнал.

– Хорошо? – Девушка наморщила лоб. – Почему?

– Генерал Ференци считает, что воину «эти глупые кривляния» без надобности. Может, и так, не знаю… А мне нравится.

– Генерал Ференци?.. Ференци Шандор? – Матильда захлопала глазами. – Он ваш отец?!

Я нехотя кивнул.

– Не знала, что у него есть дети. Я думала, он и женат-то никогда не был.

– Может, и не был, – выдавил я, глядя в землю. – Он мне про мать ничего не рассказывал. Надеюсь, вы не погубите свою репутацию окончательно, якшаясь с бастардами?

Получилось несколько ехидно. Но кнесна де Шасвар на мой тон не обратила никакого внимания. Она, кажется, и слово «бастард»-то не расслышала.

– Ничего не понимаю! – после паузы сказала девушка. – Генерал Ференци – старый друг и сослуживец моего отца. Он часто бывал у нас дома. Почему же я вас там ни разу не видела?

– И не увидите. Для всех я – всего лишь воспитанник нашего доблестного генерала. Может, кто и догадывается, конечно. Но во всеуслышание назвать полукровку сыном, да еще таскать его по светским раутам, – это уж слишком. В свете нынешней политической ситуации.

– И вас это устраивает? – с недоверием спросила Матильда.

Я пожал плечами:

– А почему нет? Мне нравится моя служба. А что до балов и тому подобного – так мест для танцев в Эгесе предостаточно.

– Я же не о вальсах. Ваш отец… он…

– Он меня вырастил и дал образование, – сухо отозвался я. – Большего я от него требовать не могу. Не желает официально признать меня своим сыном – да и пес с ним. Какая разница? Это его личное дело.

Я поморщился. Матильда, кажется, приняла это на свой счет. Она смутилась, опустила глаза и сказала официальным тоном:

– Простите. Я не хотела лезть не в свое дело.

– Да при чем тут вы, – махнул я рукой. – Ладно, не забивайте голову. В конце концов я на отца не сержусь. Мог бы и мне приемным сказаться, но ведь все-таки не стал. Разве что… О маме я из него так и не смог вытянуть ни словечка. Ни имени, ничего. Даже фамилия моя – всего лишь название отцовского имения. Ему за заслуги в войне когда-то пожаловали крохотный кусочек приграничной территории. А «де Иассиром» называться – для милеза слишком много чести.

– Это несправедливо, – помолчав, тихо заметила кнесна. И добавила, словно забывшись: – А я маму почти не помню. Так, обрывками. Она умерла, когда мне было десять. Папа даже проводить ее не позволил. Наверное, боялся меня расстроить. И тоже говорить о ней не любит. Тяжесть утраты, я так думаю.

– М-да, – невесело хмыкнул я. – Отцы у нас с вами, госпожа, – всем на зависть! Ну да и боги с ними. Не желаю я себе такой хороший вечер воспоминаниями портить.

– Я тоже. – Девушка решительно встряхнулась и посмотрела на сладко спящего иглоноса. – Вы не думали, капрал, как нам его назвать? Нехорошо получается, ведь он нас так выручил – и до сих пор без имени бегает.

«Нам», «нас»… И почему эти слова так греют душу? Эх, капрал Иассир, ничему вас жизнь не учит. Опомнитесь! Кто она и кто вы? Милез, простой унтер, скорее всего бастард, пусть и бастард героя войны. И дочь великого кнеса. Богатая, знатная, красивая… такая красивая… и эти глаза…

– Пушок? Дружок? Бублик?..

О чем это она? Какие такие бублики? Есть хочет, что ли?

– Пончик? Клубок?.. Ой, нет, Клубок уже у Фелана есть.

Тьфу ты, она же про иглоноса. Имя подбирает. Только все почему-то с гастрономическим уклоном.

– Сахарок? Кекс?

Наш любитель вкусно покушать хрюкнул во сне и открыл один глаз. Кнесна де Шасвар, обрадованная таким успехом, захлопала в ладоши:

– Кекс! Тебе нравится, да?

Иглонос облизнулся и внимательным взглядом уставился на ее руки. Угу, кексы ему, вне всякого сомнения, нравятся. Только, кажется, вовсе не в плане имени. Теперь понятно, почему старина Пем назвал своего зубастого питомца Изюмчиком. Иглоносы же за вкусняшку мать родную продадут!

– Лучше бы уж тогда Колбаской его назвали, – хохотнул я. – Или Окороком!.. Ближе к правде. Ах ты, зараза!

Это наш обжора, расслышав слово «окорок», подорвался с камней и со всего размаху ткнул меня мордой в бок. Я зашатался на перилах, но усидел.

– Брысь, паршивец! – делая вид, что не слышу хихиканье кнесны, прошипел я. – Ты что, себе за правило взял хозяев купать? И так из-за тебя…

Чуть не брякнув: «…во второй раз ни за что по морде получил», я запнулся и сердито закончил:

– …одни неприятности. Брысь, сказал! Лезешь под руку.

Зверь, плюхнувшись на упитанный зад, с интересом склонил башку набок. И вопросительно гыркнул. Я поднял брови: