Текст книги "Мамочка, пожалуйста…Семейные расстановки – метод Берта Хеллингера. Источник любви: Теория и практика «семейных расстановок»"

Глава 7
Инцест

Инцест (от лат. incestum – кровосмешение) – брачно-половые отношения между ближайшими родственниками (отцом и дочерью, матерью и сыном, родными братом и сестрой). Инцест характерен для так называемого «первобытного стада», и в племенных обществах был, по существу, исключен правилами экзогамии. Известны допустимые случаи инцеста в раннеклассовых формациях (для египетских фараонов, например, считался предпочтительным брак с родной сестрой). В развитых классовых обществах считается аморальным. Кровосмесительные браки весьма неблагоприятны в генетическом отношении и запрещены законом в подавляющем большинстве стран мира.

(Википедия)

Если сравнивать историю Юли (см. предыдущую главу), которую отправили учиться на Кипр, с драматическими ситуациями женщин, о которых речь пойдет ниже, то, как это ни парадоксально звучит, можно сказать, что Юле повезло. Героини этой главы в детском возрасте подвергались насилию или сексуальным домогательствам со стороны взрослых членов семьи. Чаще это были отцы, но малолетних и несовершеннолетних детей могут насиловать и дяди, дедушки, отчимы, старшие братья.

Детство – это тот период, когда ребенок учится открываться миру, доверять людям, радоваться и любить, и если с ним происходит нечто странное, страшное и неестественное, это может навсегда травмировать его тело, душу и сломить дух.

На расстановки люди с запросом на тему инцеста практически не приходят. Во всяком случае, у меня таких запросов на расстановку не было. Эта болезненная тема может всплыть в ходе работы на любую другую тему – болезнь, психические и сексуальные расстройства, гомосексуализм, агрессивное поведение, стремление к суициду, недоверие к людям и миру.

А. пришла на расстановку с диагнозом рака груди. Она хочет выяснить причину болезни и остановить ее прогрессирующее действие. Женщине уже дважды делали операцию. Сейчас она проходит химиотерапию. Она замужем, у нее два сына. Больше всего на свете она боится родить девочку. Почему – не знает.

Сколько А. себя помнит, мама всегда болела. У нее было повышенное давление, болели распухшие ноги, она была грустной и раздражительной.

Папа, наоборот, был веселым, остроумным, ласковым. По вечерам он читал девочке сказки. Одной рукой он держал книжку, а другой ласкал промежность девочки. Ей было приятно. Иногда он просил ее широко раздвинуть ножки, рассматривал и ласкал ее «маленького зайку». Смущало А. только то, что он вздрагивал при звуке маминых шагов и шептал на ухо:

– Только не говори маме. Она не должна знать.

Однажды отец не устоял. Он навалился на нее всем своим телом. От дикой боли девочка вскрикнула.

– Ну что еще там? – послышался из кухни недовольный голос мамы.

– Все хорошо. Это А. балуется, – громко крикнул отец. Он приказал А. жестом замолчать и вышел. Ребенку было всего четыре года. Этот эпизод начисто исчез из ее памяти, лежал миной замедленного действия в подсознании.

Все расстановки такого типа идут будто по одному сценарию. Отстраненная, инфантильная, витающая в облаке своих проблем женщина и сексуально неудовлетворенный, агрессивный мужчина. Женщина своим поведением буквально подставляет ребенка вместо себя исполнять супружеский долг. Весь ураган общественного негодования обрушивается на голову насильника. Но в расстановках видишь, что мать является одной из основных причин и негласной виновницей происходящего.

РАССТАНОВКА

Мы поставили в расстановку А. и ее болезнь.

На роль болезни клиентка выбрала пожилую женщину. Заместитель болезни и молодая женщина отворачивались друг от друга, хотя между ними была сильная незримая связь. Женщина в роли болезни чувствовала усталость и сильную вину перед А.

Когда я спросила у клиентки, кто это может быть, она сжала челюсти и холодно ответила:

– Кто еще, кроме мамы? Вечно больная, уставшая и прибитая жизнью.

Заместительница болезни закивала головой:

– Да, я чувствую себя ее матерью, но мне почему-то стыдно смотреть в ее сторону. Здесь еще кого-то не хватает.

Я ставлю заместителя отца. В поле расстановки начинаются движения, похожие на танец. Отец делает шаг к жене. Она отворачивается и отступает. Дочь начинает дрожать, ей страшно, но мать прячется за ее беззащитной фигурой. Отец начинает злиться.

Жена: «Я ненавижу тебя и боюсь».

Муж: «Я чувствую обиду. И я хочу причинить тебе боль».

Жена: «Я не хочу видеть тебя. Я закрываю глаза на то, что ты делаешь с нашим ребенком».

Я прошу мать посмотреть на дочь.

Жена: «Боль в сердце. Твой папа изнасиловал тебя. Это я предоставила тебя ему».

А.: «Я чувствую себя растерянной. Это болезненно и тяжело для меня».

Жена (плачет): «Я беру часть ответственности за то, что случилось, на себя».

Муж, скрипя зубами, отходит в сторону.

А. (плачет): «Что вы со мной сделали?»

Муж – дочери: Я путаю вас. Я причинил тебе много страданий. Я не видел тебя».

А.: «Ты мой отец, и ты насиловал меня. Ты большой, я маленькая, и я невинна. Ты несешь ответственность за случившееся».

Муж – дочери: «Я не хочу видеть, что я сделал с тобой, я не хочу брать ответственность на себя».

Жена – дочери: «Я твоя мать, и я презираю мужчин. Это мое презрение и моя ненависть. Я несу это. Ты всего лишь ребенок».

А.: «Я уважаю твою ненависть и твое презрение. Это принадлежит тебе. Я всего лишь ребенок».

Муж: «Я запутался. Я не вижу тебя как ребенка, но моя запутанность не освобождает меня от ответственности. Я беру на себя вину и ответственность за то, что причинил тебе боль».

Жена – дочери: «Я большая, ты маленькая. Я не смогла защитить тебя. Я сожалею».

А. (вздох облегчения): «Это вы, не я. Вы должны отвечать за последствия, не я. Я ребенок, и я невинна».

Муж – дочери: «Я поступил с тобой жестоко. Я сожалею».

Я отвожу заместительницу А. на некоторое расстояние, разворачиваю ее лицом к отцу и матери и прошу, если это для нее возможно, слегка преклонить перед ними голову и сказать:

– И при этом вы остаетесь моими родителями.

Она повторяет фразу. По ее щекам текут слезы, но это уже слезы освобождения, смирение с судьбой.

В случае инцеста ребенок фактически теряет обоих родителей. Теперь он как отрезанный ломоть. Мама и папа – слабые, на них нельзя положиться. От них невозможно получить силу и поддержку для семьи и рода.

Хочу только напомнить, что главной задачей расстановки с такой семейной динамикой является освобождение невинного ребенка от вины, обиды и боли. Важнейший шаг в лечении насилия заключается во введении в расстановку матери, ибо инцест – это всегда треугольник отношений. Это никоим образом не умаляет вину и ответственность мужчины, но ребенок не должен нести эту ответственность за взрослых, и нужно в расстановке помочь ему отдать ответственность родителям.

Корни содеянного необходимо искать в прошлом семьи, в глубинных системно-родовых динамиках, но ответственность должны нести взрослые, а не дети.

Взрослые члены семьи должны признать факт насилия, признать и озвучить свою вину и взять ответственность за содеянное на себя. Только раскаяние родителей может возвратить ребенку маму и папу и помочь смириться со своей судьбой.

О. пришла на расстановку с вопросом, который мучает ее много лет. Почему ее мужья умирают? Первый погиб в Афганистане, второй разбился в автокатастрофе. Сейчас с неизлечимым диагнозом ее третий мужчина.

Как подступиться к этой теме – неизвестно. У этой женщины в семье, историю которой она на удивление хорошо знает, нет исключенных из семьи, нет убийств и убитых, нет даже разводов.

РАССТАНОВКА

Часто расстановка – это уравнение со многими неизвестными или игра в шахматы вслепую. Я решаю поставить О. и одновременно троих ее мужей. Женщина, замещающая клиентку, не видит ни одного из мужчин. Она долго смотрит сквозь всех мужчин в определенную точку, на того, кто здесь отсутствует. Ее лицо выражает одновременно муку и ярость.

Ничего не спрашивая, чисто интуитивно, я ставлю еще одного мужчину по направлению взгляда заместительницы. Женщина теряет сознание. Я еле успеваю ее подхватить. Брызгаю водой в лицо и вывожу из роли. В расстановку прошу стать клиентку. Она вначале пытается посмотреть на мужей, но ее взгляд как магнитом притягивает мужчина, введенный в расстановку последним.

Она тоже начинает оседать, как и ее заместительница, но в какой-то момент выпрямляется и, как стрела из лука, несется к мужчине с душераздирающим криком:

– Я убью этого гада!

Натыкается на первого мужа, стоящего на пути, и кричит:

– Чтоб ты сдох! Вы все такие же, как он.

Потом ее взгляд падает на второго мужа, и она, сверкая глазами, выплевывает слова из клокочущего ненавистью горла:

– Я ненавижу, ненавижу тебя!

Третьего она хватает за горло и трясет, как грушу, всхлипывая по-детски. Я осторожно освобождаю ее руки, глажу по голове и тихо спрашиваю:

– Девочка моя, сколько же тебе сейчас лет?

– Сорок один.

– Нет, той девочке, которой так больно?

– Одиннадцать.

– А что случилось, когда тебе было одиннадцать лет?

Женщина поднимает глаза на мужчину, который был введен в расстановку последним. На ее лице – шквал чувств. Это и страдание, и боль, и растерянность, и ярость, и бессилие, и ненависть.

– Я убью этого гада!

Делает несколько шагов вперед, падает навзничь и начинает рыдать.

В разгар жаркого лета их маленький домик на берегу моря превращался в общежитие или мини-отель. Близкие и дальние родственники, знакомые и знакомые знакомых приезжали на недельку-другую к ним, чтобы освежиться у моря и загореть. В двух комнатках было тесно и шумно.

В тот раз произошла накладка. У них уже гостила мамина студенческая подруга со своей взрослой дочерью, когда неожиданно, как снег на голову, свалился двоюродный брат папы, дядя Витя, со своей дочкой Валюшкой (Валина мама спилась и не жила с ними).

Что ж, в тесноте да не в обиде, тем более что дядя проездом, всего на пару дней. Папа О. был в командировке, поэтому взрослые женщины разместились в одной комнате, а Валюшу и О. (девочки были погодками 12 и 11 лет) положили на кровати в другой комнате, там же кинули на пол матрац и постелили дяде Вите.

Наплававшись и накувыркавшись в море, девчонки спали как убитые. Под утро О. приснился жуткий сон. Во сне девочка прыгнула с мостика в воду и наткнулась на ржавый металлический штырь. Жгучая боль пронзила тело девочки, она вскрикнула и открыла глаза. Но боль не ушла: казалось, что «штырь» между ног остался. Дядя от вскрика племянницы дернулся, свалился на матрац и притворился спящим.

Спросонья одиннадцатилетняя О. не могла разделить сон и явь, она ничего не понимала: почему дядя упал с кровати, почему ей так больно, почему мокрые трусики? Но неведомо откуда ударившая в голову догадка заставила девочку опрометью выскочить на улицу. Ей было страшно оставаться с дядей, притворяющимся спящим. Ведь это он проткнул ее только что ржавым штырем. Она чувствовала, что с ней произошло что-то гадкое, мерзкое, постыдное, непоправимое, о чем позорно говорить кому бы то ни было.

Девочка добежала до кромки моря и, споткнувшись, плашмя упала в воду. Между ногами запекло от соленой воды. О. сняла трусики, чтобы посмотреть, что наделал штырь, и с ужасом увидела кровь.

– Он убил меня! – пронеслась мысль в мозгу перепуганного ребенка.

Бедная девочка около часа прорыдала на берегу моря. Мокрая и дрожащая, с видом побитой собаки она вернулась в дом.

– О, вот и наша пловчиха вернулась, – крикнула из кухни мать. – А ну собирайся быстренько, поедешь с дядей Витей и Валечкой в деревню к бабушке.

– Я никуда с ним не поеду!

– А я сказала, собирайся, поедешь!

– Не поеду!

Мать наотмашь ударила дочь по лицу и только тогда увидела ее опухшие от слез глаза и взгляд замученного травлей зверька.

– Я убью этого гада! – вскрикнула девочка.

– Я убью этого гада! Я убью этого гада! – снова и снова повторяла О.

Во дворе послышалось чихание старенького «Запорожца». Дядя Витя поспешно уехал, даже не простившись. Больше они его никогда не видели.

О. долго вынашивала планы мести своему насильнику. При воспоминании о дяде Вите у нее сжимались кулачки, дрожали губы и горели глаза. То она представляла, как закроет дядьку в его хате и подожжет ее со всех сторон. То ей виделось, как она толкнет его на битую бутылку, и осколки стекла вонзятся ему в живот. То хотелось плеснуть этому гаду серной кислотой в глаза, а потом ею же облить его вонючий облезлый «штырь».

Мама так и не спросила, что с ней произошло, а О. испытывала парализующий стыд при упоминании об этом. Словно не ее изнасиловали, а она сделала что-то страшное, мерзкое и постыдное. Поэтому картинки мести были единственным способом, которым девочка хоть как-то могла облегчить свою боль и пережить потрясение.

Со временем О. вытеснила на задворки своей психики этот омерзительный клубок стыда, злости, ненависти и навязчивого желания убить или изувечить этого мужчину. Он затонул в глубинах ее бессознательного, покрылся тиной забытья, но каким-то непостижимым образом смертельные осколки этой мины убивали жизни тех мужчин, которые волею судьбы становились ее мужьями.

Я дала О. в расстановке возможность высказать все, что годами она носила в глубине своей души. Чтобы она случайно не навредила заместителю мужчины, мы поставили перед ним стул, по которому она колотила двумя руками, крича: «Чтоб ты сдох! Ненавижу, сволочь, подонок, скотина!» Это можно было назвать ментальной рвотой, после чего О. долго сидела, молча обхватив колени руками. Она чувствовала себя освобожденной и опустошенной.

После того как мужчина произнес фразу: «Теперь я вижу, какую боль и муку я тебе причинил. Это моя вина и моя ответственность. Я сожалею», – О. начала успокаиваться и увидела своих мужей. До этого она их не воспринимала и не видела как супругов – она путала их со своим обидчиком. Со словами раскаяния, любви и сострадания О. обняла каждого из них. Фраза, возникшая спонтанно: «Я в вас убивала его», – принесла женщине умиротворение и спокойствие.

Последнему, болеющему мужу О. сказала:

– Ты – это ты, он – это другое. Тебе не нужно умирать, чтобы я реализовала план своей мести. Я прошу тебя, останься!

В конце мы поставили мать О. Впервые за тридцать лет О. смогла сказать матери:

– В том, что случилось, есть твоя вина и твоя ответственность. Твое легкомыслие и недальнозоркость спровоцировали случившееся. Тебе отвечать за это. Я всего лишь ребенок. И ты не защитила меня.

Мать чувствовала себя виноватой. Да, она знала, но она не хотела этого знать и оставила дочь со своими переживаниями один на один.

– Я виновата перед тобой, моя девочка. Я струсила. Я не знала, как можно помочь тебе, и закрывала глаза. Мне жаль. Отольются волку овечьи слезы.

Вскоре умерла старенькая бабушка О., которая жила в той же деревне, что и дядя Витя. На поминках пожилая женщина, дальняя родственница Вали по матери рассказала О. историю, которая леденила кровь.

Оказывается, дядя был первый кобель на деревне, но ему этого было мало. Он насиловал и свою дочь Валю. Девочке, выросшей без матери, казалось, что так ведут себя все папы со своими детьми. Она никому не жаловалась, хотя ей было больно и противно. В 16 лет у нее появился мальчик. Отцу это не понравилось, он взбунтовался и не пустил ее на свидание.

Когда паренек зашел за девушкой, папаша, который был навеселе, взбесился.

– На фиг она тебе нужна, на ней пробы негде ставить! – он схватил дочь за волосы, поставил на колени, задрал юбку. Он пытался овладеть ею, не вынимая изо рта зажженную папиросу, на глазах влюбленного юноши.

Всегда послушная, робкая Валюша, задохнувшись от такого унижения, попыталась освободиться из цепких лап родителя. Он ударил ее кулаком, вскочил и начал бить ногами. Вдруг папироса выпала у него изо рта, из носа потекла струйка крови, и он рухнул на пол. Паренек стоял с чугунной сковородой в руках. Отец хрипел и пытался подняться на колени. Юноша схватил Валю за руку, и они, как ошпаренные, побежали за околицу, в поля. Неожиданно за их спинами стало светло, как днем. Кровавое зарево закрывало полнеба – это горела Валина хата.

Они побежали обратно, по направлению к деревне. Когда добежали до дома, балки перекрытия рухнули, огонь весело пожирал соломенную крышу. Здесь уже собралась вся деревня вместе с сельским фельдшером и участковым. Отец сгорел. Констатировали смерть от удушья в пьяном угаре.

Вся деревня, вышедшая гасить огонь, видела, как к концу пожара прибежали взволнованные ребята. Никто не заметил, как они выбегали из дома. Видела только эта женщина-рассказчица, но она никому ничего не сказала. Она на первых порах приютила после пожара Валю у себя, а потом помогла молодым людям уехать на заработки в Сибирь. Последняя весточка от Вали и ее мужа пришла из Мурманска. Они любили друг друга и жили в мире и согласии.

Выслушав повествование пожилой родственницы, О. вздрогнула всем телом. Она в подробностях вспомнила, как строила план отмщения, как мысленно поджигала хату и видела стропила, падающие на голову человека, испортившего всю ее жизнь. Воистину – мысль материальна!

И. пришла с запросом, касающимся ее отвращения к сексу и страха перед мужчинами. В поклонниках у И. нет недостатка. Влюбившись, она мечтает о семье и ребенке, но как только речь заходит о сексе, девушка начинает задыхаться, по спине бегают мурашки, ее тошнит.

И. – интересная миниатюрная брюнетка тридцати трех лет. Густая длинная челка закрывает пол-лица. Она смотрит на меня только одним глазом изумрудного цвета, который сияет блестящей драгоценностью на ее подвижном нежном личике.

На вопрос, почему, по ее мнению, ей так противен секс, И. каменеет, долго не может произнести ни слова, потом с ней начинается истерика.

Мы с И. встретились несколько раз. Работали с девушкой в индивидуальном режиме, используя телесно-ориентированные техники, сессии активного дыхания с элементами тибетских пульсаций, перепросмотр и только потом смогли сделать расстановку на примирение с матерью и получение женской силы рода.

Наш труд в одночасье увенчался успехом. Два с половиной года назад девушка вышла замуж за преуспевающего бизнесмена, который души в ней не чает, понимает с первого взгляда и одаривает ее и годовалого малыша подарками, заботой, вниманием и любовью. И. счастлива, хотя она, вспоминая историю своего детства, не верила, что счастье для нее возможно.

Лида летала от счастья, как на крыльях. Брат ее умершего два года назад мужа, Петр, сделал ей предложение. Он развелся с женой после странной смерти их тринадцатилетней дочки. Мужчина не побоялся взять Лиду с двумя детьми. Наконец-то, и в огороде будет помощник, и дочки будут расти не как байстрючки.

Шестилетняя И. и ее пятилетняя сестричка восторг матери не разделили. Их детское чутье подсказывало, что этот лоснящийся, потный дядька – в действительности страшный волк в овечьей шкуре.

Всегда сюсюкающийся с ними при матери отчим сразу стал приставать к малышкам в ее отсутствие. То резинку трусиков оттянет и больно ударит по животу, то за попу ущипнет, то подкрадется сзади и хлопнет над ухом в ладоши.

Однажды утром сонная И. сидела в туалете. Дверь резко открылась, ввалился дядя Петя и стал совать девочке в рот свой скользкий член.

– А ну надуй папе шарик! Видишь, сдулся, – похохатывал он, скаля желтые кривые зубы.

Девочка чуть не задохнулась, у нее начались рвотные спазмы, она пыталась отбиваться кулачками, но только еще больше раззадорила мерзавца. И. спасло возвращение мамы с сестричкой, которые ходили к врачу. Отчим в мгновение ока натянул штаны, схватил лопату и бегом бросился копать в огороде – бальзам на сердце мамы.

Дядя Петя теперь преследовал падчерицу на каждом шагу. И. стала похожа на раненного солдата во вражеском окружении, ее хрупкое тельце дрожало от ужаса и отвращения. Однажды отчим зажал ее в углу на кухне, когда мать стирала во дворе белье. Девочка вывернулась и с плачем кинулась к матери. Обхватив мать за ноги, попыталась сквозь всхлипывания донести до матери суть происходящего. Мать не дослушала. Она схватила из корыта мокрое полотенце и отхлестала ребенка, приговаривая:

– Ах ты дрянь неблагодарная, дядя Петя вас поит, кормит, а ты на него напраслину возводишь?!

И. поняла, что ее никто не защитит, хоть в петлю лезь. Она старалась не оставаться в доме с отчимом, когда не было мамы, а если даже оставалась – пряталась на чердаке или мерзла допоздна на улице. Ложась спать, девочка брала нож и клала его себе под подушку. Засыпала только тогда, когда раздавался храп отчима. Она готова была убить это чудовище!

Как-то в гости к Петру приехала сестра из дальней деревни. Мать пошла за сестричкой в садик. Когда сестра их папы и отчима, полная женщина с добрыми голубыми глазами, собралась уходить, И. опрометью выскочила вслед за ней на улицу. Увидев перепуганные глаза ребенка и его дрожащие губы, женщина остановилась. Девочка упала перед ней на колени, обхватила ее ноги и стала умолять:

– Тетечка, не оставляйте меня одну, не оставляйте меня одну с этим дядькой! Он меня мучает.

Женщина опустилась на колени. И, захлебываясь болью и слезами, выпалила ей всю историю своего годичного мытарства со своим новоявленным «папой». Женщина обняла и успокоила девочку. Потом поднялась и пошла к дому. Ее лицо, словно с плаката военных лет «Родина-мать зовет!», пылало праведным гневом.

– Так вот почему моя племянница повесилась! Ей было всего 13 лет… Это ты, сморчок гнилой, свел Ксюшу в могилу! А теперь над чужим ребенком измываешься? Как тебя только земля носит?!

Она схватила стоявшую у двери лопату и изо всех сил ударила ею по спине трусливо забившегося в угол брата.