Текст книги "На другом берегу (сборник)"

Я и вправду не жалел о потере должности координатора. После состоявшегося разговора болью пульсировала только одна мысль – о Светлане. Она всегда была капризна, нетерпелива, амбициозна? Или я сейчас приписываю ей несуществующие черты из-за нашего разлада? Меня уже ничего не связывало с этой женщиной, кроме жалости. Жену ожидала скорая инвалидность, небольшая пенсия не доработавшего до срока человека и остаток жизни дома или на Льготной зоне. Она не окончила бы старшее звено без моей помощи и, значит, была в группе риска. Ее судьбой было получение непрестижной и менее оплачиваемой работы да рождение единственного ребенка строго по медицинской рекомендации.

Тесты в наше время были большей частью предметные. Специальные тесты, выявляющие отклонения в психическом развитии, еще находились в стадии разработки. Свете повезло. Прав ли был я, когда стал заниматься с ней индивидуально и подготовил к выпускным экзаменам? Виноват ли я был в том, что дал согласие на рождение Димки?

На службу все-таки надо было возвращаться. Моя отпускная действовала до обеда. Только на рабочем месте все еще сидел другой оператор. Он показал мне новую повестку – приглашение к главе концерна. За годы работы шеф ни разу не удостоил меня вызовом. Все вопросы решались с начальниками меньшего ранга.

Секретарь административного корпуса посмотрел мой вызов, сделал короткий звонок и сказал, что меня уже ждут. Меня действительно ждали – глава концерна в кресле на одном конце длинного стола и примостившийся на стуле Григорий – на другом.

– Меня вызывали?

Шеф, наверняка знавший о моем визите в Дом Законов, произнес осторожную фразу:

– Ничего не хотите сообщить мне?

– Не понимаю, о чем вы. Поясните.

– Поясню. Вы – хороший специалист, и за все годы работы вы не получали взысканий. Вам планировали доверить новый пост и соответственно – повысить оклад. Но появились сигналы… Поймите меня правильно. Наш концерн дорожит своей репутацией. Если один наш инженер имеет адрес – Промзона, это расценивается как толерантность со стороны руководства концерна. Но если два – это можно расценить как тенденцию, как недостаточную финансовую поддержку своим ведущим специалистам. Поверьте, что нам жаль с вами расставаться…

Я впервые испугался по-настоящему. Новое трудоустройство нас с Димкой отбросит до состояния нищеты. Точнее – меня, потому что Димку отнимут. Снова искать выход мозг отказывался. Моя хваленая «стрессоустойчивость» дала трещину. И тут я услышал голос своего друга:

– Увольнять никого не придется, потому что это я меняю и адрес, и место работы. А его вы можете смело отправлять на повышение.

Шеф не ожидал такого поворота событий. Мне показалось, что он даже испугался.

– Конечно, это будет выходом из положения, но ведь вас столько лет устраивал наш концерн. Что-то произошло?

– Да. У меня вчера умер отец. Я меняю место жительства и работы.

Друг бросил на меня короткий взгляд и отвел предательски заблестевшие глаза в сторону окна.

За окнами концерна темным пятном выделялась на фоне огней мегаполиса Промзона, где нам с Димкой теперь предстояло вместе жить и… постараться стать счастливыми.

Если близкие люди с тобой, то не рекламное, а настоящее человеческое счастье, – оно разве зависит от зоны обитания?

Глава 3. Зона Освоения

Я сидел в пустой комнате перед работающим телевизором. Один… Когда дома находился Димка, вся жизнь наша вертелась на кухне. За маленьким тесным столом мы сидели, попеременно вставая к плите. Димка управлялся не хуже меня с простыми холостяцкими полуфабрикатами и отменно заваривал чай. Он, по примеру соседки Наташи, всегда покупал несколько сортов печенья и вафель малого размера и насыпал их в яркую плетеную корзиночку. В соседстве с чайником и бокалами, которые в нашей новой жизни увеличили свои объемы в три раза, стол производил впечатление изобилия. Мы садились за него и по утрам, и раза три за вечер. Чаем запивались не только блинчики, но и котлеты, вареные яйца, и бутерброды с рыбой. Чае-ужины готовил тот, кто первым проголодается, второй приходил на запах.

В прежней жизни для разных напитков существовали миниатюрные кофейные чашечки, пиалы, высокие тонкие бокалы и тарелочки с красивыми названиями – креманки, розетки и еще много всего, в чем разбиралась только жена. В нашей бывшей семье тоже ценился ужин.

Завтракать там приходилось по очереди, потому что время выхода из дома у всех членов семьи было разное. Каждый вставал в положенное время, доставал готовый завтрак и разогревал его. Обедали по месту работы и учебы – там тоже стандартный набор готовых разогретых блюд с пищевых фабрик. Другое дело – ужин. Собиралась наша семья, иногда спускались со своего этажа старики. Жена экспериментировала то с мясом, то с тестом, то с экзотическими коктейлями. Я любил все, что выходило из ее рук. Мы подолгу задерживались за столом. Блок для приготовления пищи сообщался со столовой, куда Света на тележке выкатывала свое очередное произведение. Сыновья восторженно шумели. Мать с отцом улыбались и одобрительно качали головой. Димка, как самый младший, разносил тарелки с кулинарными шедеврами по рангу: сначала дедушке и бабушке – основателям нашего дома, потом мне, потом старшему брату Васе и маме. Себе он выбирал «самый красивый» кусочек с самого начала и Света оставляла этому хитрецу его порцию в сторонке.

Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Димка позвонить не мог. У него свой кодовый ключ. Рука зашарила в поисках домового пульта, чтобы нажать кнопку открытия. Я усмехнулся своей старой ненужной привычке и сам пошел к двери.

Это была Наташа. Она шагнула к своей «соседской» табуретке и без предисловий начала не то спрашивать, не то – утверждать:

– Не пришел Димка?

– Нет.

– Своей бывшей не звонил?

– Не разговаривает она ни со мной, ни с моей мамой. У Васи с Мариной еще год стажировки. Приезжают раз в месяц. Представляешь ситуацию? Две одинокие женщины в огромном доме, и – не общаются между собой. Что там делать Димке? К тому же его бабушка обязательно заставила бы его позвонить мне.

Наташа облизнула и по-старушечьи вытерла пересохшие губы. Димка торчал у нее часами, если не спала ее маленькая дочка. Девочка слушалась его больше, чем свою маму, плакала, когда он уходил. Тот не стеснялся перед сверстниками своей привязанности к маленькому ребенку, даже гордился ею.

В Промзоне ходили упорные слухи, что я – отец Наташиного ребенка, а Димка – сводный брат. Верили, что мы с Димкой переехали жить напротив Наташи не случайно и ждали, что вот-вот сойдемся.

– Надо сообщить ей. Она же мать.

– После развода она возобновила лечение у психиатра. На работе с ней контракт не продлили. Она совсем одна. Все друзья – одноклассники или сослуживцы. Вызывают негативные ассоциации. Досрочная пенсия по инвалидности невелика. Путешествия она позволить себе не может. Во всех несчастьях винит меня и все, что со мной связано. Свекровь и Димку – в том числе.

– Хочешь, я сама ей позвоню?

– Только не это! Спровоцируешь очередной приступ. Она же считает нас любовниками.

– Тогда вот что можно сделать. Ты сядь. Попробую объяснить.

Я сел напротив и вежливо приготовился слушать. Я догадывался, что она собирается предложить, и ценил это. Когда я поселялся в домике, стоявшем напротив ее жилья, она призналась, что ждет ребенка.

Промзоны – поселения в черте мегаполиса. Санитары и уборщики каждого городского района и живут, и работают в строго ограниченном пространстве. Передвижения по мегаполису оплачиваются по льготному тарифу только в направлении «дом – работа» плюс некоторые коммерческие и развлекательные маршруты. Для большинства жителей Промзоны, где работа и дом территориально совмещены, передвижение в другой конец города – процентов двадцать месячного дохода. Да и зачем? Продукты второй категории, ширпотреб, стилизированный под модные брэнды, кратковременный азарт от игр – все это можно приобрести в сотне-другой метров от дома. При таком раскладе рано или поздно узнаешь про каждую примечательную личность на своем жизненном пространстве.

Наташин бывший был именно такой примечательной личностью. Его настоящее имя было мне неизвестно. У нас все называли его Алексом. Он вырос в Промзоне совсем другого района и, вероятно, даже другого мегаполиса. Он показывал хорошие успехи и надеялся на что-то. Он отказался от родителей, когда ему предложили выбирать между интернатом и домашним очагом. Уже перед распределением на стажировку ввели дополнительные тесты по медицинским показателям, и Алекс их не прошел. Это был сбой в системе отбора, который потребовал дополнительных исследований. После них ему вживили чип контроля над эмоциями. Сам я не видел, но Димка рассказывал, что в приступе гнева парня выключает общий и очень болезненный паралич, поэтому у него всегда с собой успокоительные средства. Их лучше принять при первых симптомах перевозбуждения. Он научился принимать их вовремя и делать гадости с улыбкой. Только иногда он позволял показать другим свой гнев и, за секунды до паралича, нанести точный удар.

– Ты слушаешь меня?

– Да, Наташа, прости. Сама понимаешь…

– Это человек с большими связями и возможностями. Я видела у него штучки, на которые никогда не заработаешь в Промзоне. Грабежи при контроле над ним исключены. Ты слышал про сталкеров? У них своя система слежения и сбора информации. Если есть такие места, где могут прятаться подростки, он должен быть в курсе.

– Ты говоришь как посторонний ему человек, а не мать его ребенка.

– Это знаешь ты, а он, по счастью, сомневается. Иначе – даже думать страшно. Я так благодарна тебе за то, что ты поселился рядом. Теперь ему вдвойне трудно признать ребенка своим.

– Почему? Насильно замуж тебя не выдадут, а помогать тебе – обяжут.

– Он станет помогать… до поры до времени. А потом – украдет девочку.

– Даже не думай об этом. Где он ее спрячет? Это невозможно.

– Для таких, как он – возможно. У них свое братство. Уведут ребенка, и никто ничего не узнает. Болтунов уберут без сожаления.

– Зачем молодому мужику без семьи маленькая девочка?

– Затем, что Вика может оказаться его единственным ребенком. Если он официально женится, рождение детей в семье при его наследственности запретят. И его дочке лучше жить безотцовщиной, чем подвергнуться генетической экспертизе. Пристальное внимание обеспечено на три поколения вперед. Уже во втором, скорее всего, проведут кастрацию.

Меня положительно преследовало это страшное слово, которое резало слух и отдавалось почти ощутимой болью в определенном месте. Я поспешил сменить тему.

– Как сталкеры принимают заказы?

– Проговорись, где надо, что ищешь помощь. Скоро тебя найдет незнакомый человек. Он выслушает, возьмет деньги, уйдет, и ты больше никогда его не встретишь. Заказ будет выполнен, но связи между посредником и исполнителем не установят.

– Слабо верится, что при современном уровне контроля цепочку связи и пути передвижения невозможно установить.

Наташа удивленно вскинула глаза и как-то странно на меня посмотрела. Впрочем, то, что она рассказала, лишний раз убедило меня в том, что о Димке никому не известно.

– Да кого волнуют их игры? Это же не массовое движение, а редкие одиночки. Та самая преступность, которая укладывается в допустимую статистику от одного до трех процентов и не выходит из Промзон в элитные кварталы. Не террористы. Работают осторожно, тихо. Кому надо – заплатят. Заказ возьмут не от каждого. От меня – возьмут. Поговорить с ним?

Я не мог отказаться сразу и обещал подумать. Объяснил, что нужно подождать результатов поиска официальными властями. Наташа пожала плечами и заспешила домой, где могла проснуться Вика. Но на прощанье посоветовала:

– Домой позвони срочно. Наведи разговор на Димку – так, чтобы потом можно было истолковать это как попытку узнать, не находится ли он где-то рядом.

– Думаешь, меня будут подозревать?

– Конечно. Согласись, в твоей судьбе так много странного, что это не может не вызвать подозрений. А ты же оправдываться не умеешь. Давай так. Смотри сюда, не отключайся. Видишь, я записываю телефон и название фирмы? У нас она популярна. Еще не подводила. Официально закажешь поиски сына. Неофициально – они подскажут, как защитить себя. Вплоть до того, что сфабрикуют алиби.

Я послушно взял записку. Наташе лучше не знать, что я уже обратился туда с подобной просьбой. Семья и знакомые должны быть искренне уверены в моей непричастности к исчезновению сына, иначе ареста не избежать.

Димка пропустил уже два школьных дня. На второй день приходящий учитель, как и положено, сообщил школьным инспекторам, что ребенок пропал из дома. Я дождался прихода полицейского, чтобы ответить на вопросы по поводу обстановки в семье, образа жизни и о вредных влияниях, которым мог подвергаться подросток.

Димка жил открыто и никогда не скучал. Конечно, он радовался, когда приезжали старший брат с женой и забирали его погостить в наш прежний шикарный дом, но он охотно возвращался ко мне – в хибарку на Промзоне. Целый вечер звучали рассказы о том, где живут и как стажируются Вася с Мариной. На стажировку в закрытую Стратегическую зону государства приглашались исключительно одаренные выпускники школ.

Теоретик Вася по-прежнему не любил рассказывать или расспрашивать, а вот прежняя гордячка Марина оказалась очень внимательной к мальчишке. Она привозила ему уйму подарков, хохотала до изнеможения, выслушивая его познания в области выбора подгузников и приучения ребенка к горшку, помогала выбирать развивающие игрушки для Наташиной дочери. Марина тоже верила, что Вика – моя внебрачная дочь. А Василий не верил.

Он страдал, видя, что мать стала равнодушна к Димке. В последний приезд ему удалось посадить их за общий стол. Света демонстративно молчала при сыне – предателе, который уехал жить с отцом. Вася неуклюжими казенными фразами начал спрашивать об учебе. Димка при этой больной теме стушевался. Марина, с ужасом увидевшая выражение злорадства на лице свекрови, поспешила взять инициативу в свои руки.

Она спросила, во что сейчас модно играть и получила воодушевленный рассказ об играх на пустыре «в терминаторы», после которых гордятся полученными синяками и ссадинами. Некоторые даже подрисовывают себе кровоподтеки, но Димке удалось и самому получить, и поставить приятелю настоящий фингал.

Марина поспешно сменила тему на то, как нравится ему обед. В ответ гость серьезно и основательно поведал и о своих успехах: как приготовить вечернюю запеканку из утренней недоеденной каши или сначала приготовить мясо и картофель для второго блюда, а потом, в той же кастрюле на том же бульоне, – суп из концентратов. Цене и качеству концентратов он посвятил целую главу своего рассказа, потому что в богатом доме, где он вырос, их пробовала только бабушка в молодые годы.

Света без слов удалилась из-за стола. Повеселевший и раскрепощенный Димка в дальнейшем рассказе о Промзоне выдал адреса и имена производителей подпольных спиртных напитков, абортов и продажи временных блокаторов для чипов слежения. Никто из наших не слышал о том, что блокаторы для чипов существуют. А Димка знал, что они еще недостаточно совершенны и при действии свыше трех часов чип все-таки сработает на болевой шок. Нужно успевать выбрасывать адреналин за более короткое время. Сын с невесткой констатировали, что в Промзоне Димка адаптировался гораздо успешнее меня и, помести его в прежнюю среду, он бы умер со скуки.

Бабушка спокойно относилась к рассказам младшего внука. При редких встречах, когда Света соглашалась уехать из дома, чтобы позволить мне навестить старенькую маму, я слушал успокаивающие фразы: «Лучше, когда ребенок выговаривается, а не таит переживания в себе. Его рассказы носят описательный характер, лишены агрессии, страха и напоминают приключенческое осмысление новой действительности».

Полицейский старательно фиксировал результаты опроса. Получалась неплохая картина. В моей полусемье царила хорошая психологическая обстановка. Ребенка не лишали встреч с родственниками. Не было явных финансовых проблем. Я имел возможность оплачивать мамино медицинское обслуживание и дополнительное образование для сына. Правительственная дотация распространялась только на основные образовательные предметы, поэтому возможность перехода в старшее звено исключалась без дополнительных платных услуг.

– Вы меня не слышите. Вы в состоянии отвечать?

– Простите. Повторите последний вопрос.

– Была ли у вас с ребенком беседа по поводу его предстоящей кастрации?

Мы оба внимательно поглядели друг на друга. Каждый хотел понять, в чем будет подвох. Я был готов к вопросу.

– Какая кастрация? Вы можете спросить учителей. Они подтвердят, что предварительные тесты за среднее звено мальчик прошел успешно. Нам говорили, что для перехода в старшее звено нет препятствий.

– Разве бывает старшее звено обучения в индивидуальном варианте?

– Нам обещали посещение на общих основаниях с дополнительными репетиторскими занятиями. Это разрешено и практикуется.

Собеседник стал дотошно уточнять, что и когда говорили учителя, видимо, сверяясь с их показаниями. Я послушно повторил старую версию про прикладную направленность в обучении. Подумал и рассказал, что с одним из преподавателей Дима стал обсуждать вопросы, связанные с религией.

– Вы думаете, что ребенок мог истолковать религиозные постулаты как призыв к суициду?

– Я так не думаю. У меня мать – верующий человек и часто повторяет, что даже уныние – тяжкий грех, не говоря уж о самоубийстве.

– У Димы наблюдалось уныние?

– Нет.

Инспектору надоело меня слушать. Он решил перейти в наступление.

– У вас на словах все гладко. Я готов допустить, что вы с сыном о кастрации не говорили. Но он, живя в Промзоне, разумеется, слышал о ней. Ребенок переживал, боялся. Вы должны были обратиться к психологу. Он бы доказал мальчику, что это – безболезненное облучение и вполне рядовая процедура.

– Мы не планировали кастрацию, повторяю. Его результаты не давали повода…

– Да бросьте вы! Вы же понимаете, что это абсурд – мальчик из Промзоны на индивидуальном обучении – и вдруг поступает в старшее звено. К тому же его мать – пациентка неврологического центра. Отец нормален с виду и на приличной работе, но уезжает на постоянное жительство из Жилой зоны в Промышленную. А вы кастрацию не планировали.

Я не ожидал, что он почти слово в слово повторит то, что чуть раньше мне довелось выслушать от Григория. Григорий позвонил мне с месяц назад и предложил встретиться. После смерти своего отца он поселился в Жилой зоне. Дочь перешла в старшее звено. Жене Лизе подыскали работу с небольшой оплатой и нестрогим медицинским контролем. В клинику неврозов семья обратиться не рискнула, боясь поставить под сомнение наследственность дочери. В генетическом аппарате всегда что-нибудь да отыщется.

Наша встреча была короткой. Бывший сослуживец сообщил мне, что по своим каналам познакомился со школьной информацией закрытого типа. Вопрос о Диме решен. Поскольку предварительные тесты показали его способность к обучению в старшем звене и последующей специализации, то с точки зрения общественной полезности надо дать возможность подростку закончить школу. Домашнее обучение будет лишь подспорьем к основному. Мальчик находится под защитой социальной программы. Его проживание в Промзоне можно считать временным и вынужденным после развода родителей.

Для полноты картины необходима была информация о Светлане. Все-таки та проходила неврологическое лечение. И тут обиженная мать сказала школьному инспектору, что рождение на свет этого больного ребенка было ее ошибкой, что в ее роду и раньше случались заболевания, связанные с расстройством нервной системы, что проявлением неадекватности младшего сына является его патологическая зависимость от отца.

Встреча подстегнула сомнения инспекторов, и дальнейшее обучение решено было продолжить только после химической кастрации. Это избавит общество от его возможных неполноценных потомков и окажет успокоительное воздействие в сложный период полового созревания подростка. Официально мне еще не сообщали о принятом решении – ждали выпускных тестов. Поэтому я смело смотрел в глаза представителю полиции, который продолжал возмущаться.

– У вас была хорошая семья, свой дом. И не надо было идти против правил. Сдали бы ребенка на спецобучение. Кастрацию ему провели бы до переходного возраста, когда такая процедура не носит травмирующий характер. Нет! Вы пошли наперекор. И что мы с вами получим? Когда мальчика найдут, он будет помещен в интернат, кастрацию проведут без вашего согласия, вопрос о старшем звене пересмотрят.

– Можно не произносить это слово слишком часто? Речь все-таки идет о моем сыне!

Собеседник резко набрал в грудь воздуха, чтобы ответить новой тирадой, но передумал. Он прокашлялся и, отведя глаза в сторону, произнес:

– Извините, конечно. Мне говорили, что он малышей любит. Так ведь физиологически он не пострадает. С его браком и последующим усыновлением ребенка в браке проблем не будет.

Я не стал отвечать. Тогда мой тиран встал, давая понять, что разговор окончен, но на прощание протянул мне пластиковый талон.

– Ваш нанятый частный детектив просил выписать вам пропуск в детский приемник-распределитель. Посмотрите мальчишек, поговорите с некоторыми. Может, его встречали. Отцу они скорее откроются.