Текст книги "На другом берегу (сборник)"

5

Следующий день принёс печальные новости для семей пропавших, но немного успокоил меня. Из тайги вернулся член поисковой группы. В указанном Димкой месте нашли следы костра. Котелок обнаружили на дне реки. Палатку отнесло ниже по течению. Крови и признаков борьбы не наблюдалось. Следов диких животных не нашли. Группа собиралась провести в лесу ещё дня два. Посёлок терялся в догадках. Блаженный предрекал, что все мы скоро пойдём вслед за пропавшими мальчиками, потому что тёмные сущности ненасытны и им потребуются новые жертвы.

Я заканчивал работу, как всегда проверяя приход-расход продукции. Хозяин мог потребовать отчёт в любой день и час. Чутьё меня не обмануло. Звонок в дверь, и начальник зоны нарисовался в глазке. Он вошёл, оглядывая помещение.

– Гостей не было?

– Нет.

– Совсем никого?

Я догадывался, что он рано или поздно вернётся к начатому им же разговору. Он никогда ничего не забывал. Именно поэтому я несколько раз прогнал про себя варианты ответов. Они должны были звучать убедительно.

– Юрка тару приносил.

– Знаю. Комитетский прихвостень, шестёрка. Что спрашивал?

– Ерунду всякую про галлюциногены.

Лицо начальника не дрогнуло, но мне показалось, что он напрягся.

– Что именно его интересовало?

– Спрашивал, так ли действует наркотик, как водка.

– Ну, вот, я же говорил, что ты им только для этого нужен. А ты что ответил?

– Правду. Я не специалист. Даже формула вещества мне не расскажет об особенностях его синтеза. В городах наркомания давно перестала быть проблемой. Ранние симптомы зависимости диагностируются и лечатся. Я удивлён, что у нас спирт является мерой поощрения.

Хозяин немного расслабился, присел перед столом и придвинул к себе тетрадь учёта. Он внимательно пролистал последние страницы, время от времени поднимая вверх глаза и что-то припоминая. Достал блокнот, выписал себе несколько цифр. Подошёл к полке с бутылками, взял одну, поболтал содержимое, посмотрел на свет, открыл пробку, понюхал. Я подал ему прозрачный стакан, наблюдая, как он «снимает пробу». Он выпил, крякнул, достал из кармана конфетку, кинул её в рот. Потом, будто вспомнив наш разговор, серьёзно ответил.

– В Жилых зонах зависимый человек – источник опасности для тысяч людей. Он, к примеру, пожар может устроить по недосмотру. У нас тут зона поражения меньше, наблюдающих глаз больше. Но главное даже не в этом. Знаешь, в чём цель и смысл нашей жизни?

– Ну, Вячеслав Сергеевич, это философский вопрос. На него каждый ответит по-разному.

– Философия – это для городов. Здесь у всех одна цель и один смысл – давать сырьё. Каким способом – не важно. Чем дешевле, тем лучше. Пьяный меньше думает. Водка его расслабит, вылечит и успокоит. Главное – растянуть стадию привыкания во времени, чтобы работоспособность не падала.

– Жестоко.

– Брось, Степаныч! В городах вас вместо спирта одаривали побрякушками и тряпьём, а цель оставалась той же. Работаешь – получай. Не работаешь – подыхай.

– По-вашему, выхода нет?

Хозяин хищно улыбнулся, и на мгновенье мне показалось, что передо мной сидит Алекс. Тот самый пират Алекс, который тайными маршрутами за вознаграждение вывез из мегаполиса Димку и меня. Хозяин плеснул себе ещё немного водки, выпил не закусывая.

– Есть один выход. Его изобрели давно. Можно стать организатором работы.

– Вы думаете, это выход? С организаторами могут расправиться ещё быстрее, чем с исполнителями.

– Ты не прав. Расправляются с посредниками. Организаторов не достать.

Я, помнится, гадал, прислан ли он начальником из города или родился здесь. Мне показалось, что теперь я знаю ответ.

– Вячеслав Сергеевич, вы родились на Выселках?

– Да. Я был обречён стать рабом, но не захотел. Я выбился. Пока в посредники. Но своё последнее слово я ещё не сказал. Держись меня, Степаныч. Ты и твой парень будете в порядке. Только не обманывай меня, ни со спиртом, ни с информацией.

– Я же не против. Только скажу откровенно – в тёмную играть не хочется. Вы мне сотрудничество предлагаете, но не всё говорите.

– Что ты хочешь узнать?

– Да, в общем, ничего, но раз я услышал про зону Отчуждения, то лучше бы вы сказали, что это не моё дело, чем то, что её нет.

– Нет её. Забудь. А, впрочем, ладно…Чтоб тебе было спокойней, скажу. Сам видишь, что контингент у нас разный. Откровенные бандиты попадаются. Убийцы, насильники, грабители. Здесь нет успокоительных чипов: блокада не даёт им возможности функционировать. Восемь лет назад мы собрали эту мразь, завезли к северу, в горы, на дальнюю шахту. Дорог нет. Хочешь – беги, вязни в болотах. Хочешь – на жизнь зарабатывай. Необходимое сбрасывали с вертолёта.

– А как забирали продукцию?

Хозяин запнулся. Вопрос ему явно не понравился.

– Забрали, когда всё кончилось. Думаешь, они ужились? Сами друг друга и перебили, скоты. Вся история. Я был там, когда зону закрывали. Вспоминать противно.

Что ж… рассказ звучал вполне правдоподобно. Я сам слышал, что на Выселках стало жить гораздо спокойнее, чем раньше.

– Я, кстати, пришёл тебя предупредить. Приедет человек с другой зоны. Приготовь на первое время литров двадцать неразведённого. Прослышали про твой фирменный продукт. Ты ж у нас специалист. Хотят покупать.

И вдруг без перехода.

– Что было в твоей посылке? Журнал смотрел? Зачем тебе его прислали?

Я заранее подумал и об этом. У него не могло быть доступа к информации о моей прежней жизни. Если делать официальный запрос – придётся признавать своё участие в нелегальном проживании сбежавших из Мегаполиса.

– Есть у меня предположение. Я был разработчиком одного изобретения. Его не признали, но на основе разработки возникла фирма – втайне от меня, в другом городе. К настоящему времени она выросла в крупный концерн, который я в судебном порядке могу разорить. Там в журнале есть реклама его продукции. Думаю, это приманка.

– Степаныч, с большими суммами не шутят. Проморгал – молчи. Зачем ты высунулся?

– Не я, куратор моей работы.

– Понятно. Тебе ходу назад нет.

– Это так. Меня удивляет, почему прошла посылка. Мне обещали, что вычислить нас с Димкой будет невозможно.

Собеседнику не очень хотелось отвечать мне.

– Посланий к уехавшим никогда не берут. Разве что попросит человек, который не сотрудничает с властями. У него всё равно есть право посещения любых объектов. Легче выполнить его просьбу, чем пустить на поиски.

– Какой человек?

– Координатор.

Хозяин вышел, не прощаясь. По традиции бутылку со снятой пробой я мог оставить себе. Я перелил содержимое в мелкую тару. Димка реализует.

6

Не понравился мне этот визит. За два года проживания на Выселках ко мне не было столько внимания, как в последние два дня. Я стал важной фигурой в игре комитета против начальника зоны с его возможной командой, о которой я не знал ничего. До сих пор считалось, что у них распределены сферы влияния. Руководство зон занималось производством, отдав комитетам разрешение спорных вопросов общения.

И почему вдруг спустя два года меня стал искать город через координатора? Моё досье и раньше интересовало координаторов, но ведь я отказался войти в Совет. Я знал, что мой бывший сослуживец Григорий был координатором, но, прощаясь со мной, он ни словом не намекнул на возможность встречи.

Пожалуй, визит к Веронике не стоило откладывать. Я прошёл мимо своего барака, направляясь к ней. Решил не говорить о том, что знаю её надуманную роль. Она была не одна. У окна с вынутой внутренней рамой возился маленького роста мужичок в чёрной униформе работника нефтяной вышки. Мы поздоровались. Он объяснил, что в перерывах между сменами, подрабатывая, плотничает. Вероника заторопилась в магазин, объявив, что на двоих мужчин у неё нет продуктов. Мы остались вдвоём. Старичок отложил своё занятие и присел к столу. Я – напротив. Мне показалось, что сидящим он не стал ниже. Как, интересно, он справлялся с рамами?!

– Второй вечер я здесь. Ну, что, Андрей Степаныч, знаешь, от кого я пришёл?

– Назвать?

– Не надо. Меня зови Тимофеем Ильичом. А послан я рассказать тебе одну историю, которая со мной приключилась. Слушай и не сомневайся. Не шутки шутить пришёл. Так вот. Есть у меня в лесу охотничья избушка. С братом покойным срубили. Он большим любителем охоты был. Я – так, балуюсь иногда. Год назад по весне потянуло меня в лес. Солнышко уже грело, а снег большой лежал. Охотничьи избушки запираются только для вида. Любой войдёт при желании. И нашёл я у себя незнакомца. Слабый он был очень, умирал. Какие оставлены в домике припасы, съел. Вместо воды снег употреблял. Дров из поленницы мало сжёг, видно, топить не всегда силы были. Я с ним несколько дней провёл. Очень он боялся в одиночестве умереть. Жалко, похоронить его не смог – земля мёрзлая. Пришлось в костре кремировать.

– Откуда взялся парень в тайге? Потерялся?

– Не спеши. Назвался он Саней. Рассказал он мне перед смертью, что работал в Зоне Отчуждения. И было их там человек восемьдесят. В основном – мужчины. Женщины тоже встречались, только их там как женщин никто не воспринимал. Возраст – от подростков до стариков. Жили как скот, в одном большом бараке – глухом, герметичном, без окон. Мороза не чувствовалось. Ложились вповалку для согрева, но почти не общались между собой. С утра их отправляли в шахту. Оттуда на поверхность они таскали вагонетки с рудой. Кормили два раза в сутки питательной смесью – утром и перед сном. Утром после приёма смеси наступал прилив сил, двигательная активность возрастала даже у стариков. К вечеру падало настроение, появлялась тоска смертная. Снималась она только вечерней смесью, которая считалась главной наградой за труды. Она вызывала сказочные видения, эйфорию. Продержаться при таком питании и работе, по слухам, можно было года два-три. Саня мой оказался покрепче остальных. Для побега он отказался от приёма вечерней дозы и сделал запас утренних. На том и сбежал. Охрана слабая, потому что наркоманы от дозы не уйдут. И болота кругом. На избушку мою случайно набрёл. Она ему жизнь и продлила. Говорил, что благодарен он судьбе за то, что человеком умирает.

Я вспомнил про интерес к галлюциногенам со стороны комитетчиков и тревогу по этому поводу начальника. Ай да хозяин – организатор работы! Не всю правду ты мне рассказал! Восемь лет назад ты провёл первый эксперимент.

В дверь осторожно вошла Вероника. Тихо прошла к столу, поставила чайник, стала раскладывать по тарелкам сыр, хлеб, колбасу. Тимофей Ильич не сводил с меня глаз.

– Что, не веришь?

– Верю.

– Тогда послушай главное. Сказал мне Саня ещё одну вещь – будто командовали ими не люди.

– А кто? Инопланетяне?

– Именно.

Я попробовал засмеяться, но меня не поддержали. Оглянулся на Веронику. Она не удивлялась. Слышала уже, что ли?

– Тимофей Ильич, может, он бредил? Если его кормили наркотическими смесями, если он шёл по тайге и заболел, то он этот мир другими глазами воспринимал.

Старичок не собирался спорить.

– Может, и так. Только я потом в ту сторону несколько раз ходил. Летает там иногда аппарат. Не наш. Бесшумно летает. Полёт плавный, медленный. Самое интересное – не днём летает, ночью.

– Вы его видели?

– Огни на нём видел. В темноте больше не разглядеть. Ближе подойти не смог. Расстояние не близкое, болота кругом, и страшно, чего скрывать.

Вероника принесла чайник, разлила кипяток по бокалам, села с нами за стол. Тимофей Ильич попросил налить ему покрепче, старательно сделал себе бутерброд, размешал сахар ложечкой, с удовольствием стал пить мелкими глотками. Я есть не мог, стал глотать напиток. Старичок сделал паузу, потом продолжил.

– Я мало кому про Саню рассказывал. Только одно я как-то понял. Сектант про Зону Отчуждения знает. Подругу свою спроси, пусть тебе расскажет, о чем мне говорила. Спасибо, хозяйка, вы теперь переговорите, я пойду окно доделаю. И завтра ещё разок приду – покрашу, это чтобы без подозрений на встречу с тобой.

– Подождите, Тимофей Ильич.

– Чего?

– А как Саня описывал их внешний вид? И что ещё про них говорил?

– Долго говорить парню было тяжело. И я мог что-то перепутать. Особых отличий он не называл. Жили чужие в подземном бункере, который по подземелью сообщался с посадочной площадкой их грузового корабля. Показывались к рабочим в нашей униформе – «глухих» комбинезонах, рабочих куртках, которые сидели на них «мешком», стало быть, они мельче людей. Лица у них бледно-серые, со впалыми щеками, безбровые, глаза напоминают кошачьи. Держаться стараются в отдалении, откуда могут вполне сойти за людей.

– А общались они как?

– С кем? С нашими? Зачем им общаться? На поверхности два-три, тьфу, чуть не сказал – человека, вели учёт. Сделал план – получай свою порцию и иди отключаться. Не сделал – ползи в шахту. Не издевались, но наказать могли. Относились, как к рабочей скотине. Ты дальше Веронику послушай.

Я посмотрел на Веронику. Обычно она встречала меня нарядной, но в простом одеянии выглядела даже привлекательней. Когда-то в таком виде – стареньких джинсах и облегающем свитере я встретил её на улице посёлка.

– Не знаю, Вероника, чем большим ты сможешь меня напугать.

– Смогу. К сектанту, знаешь, бегают не только мужики, но и женщины, потому что на самогон выменять можно что угодно. Собираемся мы по нескольку человек. Говорят, те, кто ходит к нему поодиночке, там и остаются. К своему гарему он никого не подпускает. Но я слышала, что со своими женщинами он разрешает спать за определённую плату. Потом они рожают детей.

– Гадость какая! Сколько же человек в секте? Думаешь, всех их можно прокормить обменом на самогон? Не видел, чтобы в тайгу шли обозы с продуктами.

– Смотря, чем кормить.

И Вероника поведала, как сектант, давно на неё заглядывавшийся, предложил ей посмотреть комнату, которую отведёт ей в случае согласия. Девчонки зашептали: «Соглашайся. Больше товара отпустит». И она согласилась с условием, что он не пойдёт за ней следом.

Жил и принимал гостей сектант в землянке, стены которой были выложены брёвнами. За другой дверью – той, что напротив входной, неожиданно открылся длинный коридор. Не понятно, от какого источника питания, но свет горел повсюду. Она по счёту отыскала названную комнату, больше напоминавшую склад с дорогими вещами. Посмотрела, пошла обратно. Из соседней двери выглянуло бледное личико девочки лет десяти. У неё в руках была чашка с вязкой коричневатой смесью, которую девочка прихлёбывала.

– Ты здесь живёшь? – шепотом спросила Вероника.

– Да, пока за мной не придут демоны, – так же шепотом ответил ребёнок.

– К детям Бог посылает не демонов, а ангелов.

– Если меня возьмут демоны, то Бог быстрее увидит меня, пожалеет и спасёт. Поэтому надо уйти с ними в лес. Но меня ещё туда не берут. Я – маленькая.

И девочка быстро исчезла за дверью.

– Саня упоминал, что на шахте работали дети сектанта, – подал от окна голос Тимофей Ильич.

– Дети, специально зачатые для рабства, заблудившиеся охотники, хулиганы с разных зон – это что же – конвейер? И всё безнаказанно происходит в наше время? – ужаснулся я.

Вероника молчала. Её работник ловко спрыгнул с подоконника. Когда он поставил на место раму – мы не заметили.

– Неизвестно. Вот почему-то же ищут тебя. Комитет узнал, что тобой интересуется координатор. Нашим на такую связь не выйти. Хозяин тебя стеречь будет.

– Осторожней с ним надо. У него информаторы кругом.

– Знаем. Потому к тебе сначала с Юркой подкатились. При нём ты отказал. Знать о тебе буду только я. Витька может передавать новости через сына. Ребята, которые приходили с Колей, знают, что он просто отвечает за переговоры с тобой. Официально глава комитета – другой человек. Только я не молодой, настоящего лидера вижу. И думаю, что вопрос очень важен, если решил сам Колян с тобой переговорить.

– Понимаю.

– Теперь о Юрке. Сколько он запросил за товар, предложенный твоему сыну?

Я, уже ничему не удивляясь, назвал величину нашей кассы, которую выпросил сын.

– Вот гаденыш! Погрел-таки руки. Ладно, это даже к лучшему. Деньги у него в ближайшие сутки исчезнут, а твой сын пусть скажет, что агрегат не заработал и потребует всю сумму назад. Он вынужден будет отказаться от возврата, станет молчать.

Я ещё не видел приобретения сына. Понял, что оно пришло от комитета. Агрегат, так агрегат.

– Вы в комитете, Ильич? Нет? С чего тогда вам такое доверие?

– А с того, милый, что моя история мне приговором обернётся, если я говорить начну. А сейчас иди, подумай. Вижу, что муторно у тебя на душе. Сам пережил такое. Тебе починить что-нибудь надо?

– Нет, Димка справляется.

– А ты и со мной договорись. Повод для встречи будет.

– Ну да. Новый замок на входную дверь.

– Вот и ладно. Сделаю, как буду свободен.

Я оглянулся на Веронику. Она улыбнулась, но не подошла на прощанье, как раньше это делала.

7

Через сутки вернулся Димка с поисковой бригадой. Если кто и ждал результатов поиска, то не я. Печальные известия озвучены ещё до выхода из тайги поисковой экспедиции.

Ребятам-поисковикам сегодня разрешили не выходить на работу. Димка сидел посреди комнаты грязный, усталый и злой. Я с удивлением рассматривал на его лице щетину. Таким небритым я его никогда не видел. Он был аккуратным парнишкой.

Глядя на сына, я засомневался, начинать ли разговор с утра, или отложить до конца дня, но всё-таки начал выкладывать новости, начиная с плохих. Он внимательно выслушал новую версию исчезновения его друзей и даже встрепенулся:

– Значит, они ещё могут быть живы?

– Ты даже не удивился. Мне говорили, что это секретная информация.

– Про конкретного очевидца – да, но слухи ходили. Про инопланетян. Про снежных людей. Про медведя-людоеда. Понимаешь, количество пропавших людей за последние десять лет выросло настолько, что не укладывается в рамки случайности. Комитет не мог обойти эту тему. С него обыватели спрашивают.

– Ты веришь в инопланетян?

– Я ещё в городе слышал, что контакт произошёл давно, но умышленно скрывается. В курсе разве что Совет Координаторов.

– Почему скрывают контакт?

– Трудно сказать. Может, потому, чтобы оппозиция не искала в них потенциальных союзников. Это вызовет раскол общества и мнимые надежды на обмен достижениями и улучшение жизни. Зачем кому-то издалека украшать жизнь землян? Я бы на их месте пообещал много, дал бы кое-что немногим, ресурсами бы подзаправился. Чем у себя соблюдать нормы, платить налоги, организовал в глухомани производственный конвейер, поставил трудиться на нём отбросы общества. Прямая выгода!

Я с уважением посмотрел на сына. Его долго сравнивали со старшим братом. Тот был хорошим математиком, программистом и аналитиком, но рассуждать вслух не любил. Димка, напротив, с детства говорил много и охотно. И мы снисходительно терпели его болтовню. Эх, кто из нашей семьи смог бы так адаптироваться здесь, как удалось ему!

– В последнем разговоре со мной хозяин назвал себя посредником. Как ты думаешь – все начальники зон с ним в теме?

– Если есть сговор – должны происходить встречи. И, наверное, они уже состоялись, раз комитет ведёт своё расследование.

Я спросил, как могло получиться, что в комитет нашей зоны вошёл Юрка.

– Рисковый парень. Горластый. Сильный. Живёт весело.

– Нужно жить весело?

– Конечно. Ты говоришь, он продал мне агрегат по наводке?

– Да что за агрегат? Ты обещал показать.

Сын достал из стенного шкафа коробку. На первый взгляд его покупка выглядела как обычная игровая приставка с функцией просмотра фильмов. Их можно заказать в центральном офисе. Вещь дорогая, почти бесполезная в условиях зоны, где после десятичасового труда люди приходили в бараки для приёма пищи и короткого отдыха. Юрка утверждал при продаже, что это компьютер с функцией отправки и получения электронной почты. Поговаривали, что спутниковую блокаду территории научились преодолевать здешние специалисты.

За время своего проживания в зоне Освоения я с удивлением замечал, как сужается мировоззрение попавших сюда людей. В конторе лежали несколько рекомендованных периодических изданий, но их мало кто читал. Светские новости городов казались менее интересными, чем прогноз погоды на сезон. День состоял из ряда физических действий, приёма пищи, бытовых операций. В минуту отдыха к книгам тянуло больше, чем к фильмам, которые и до конца не удавалось-то досмотреть, потому что человек просто засыпал.

– Ты понимаешь, Дима, что вещь пришла к тебе не просто так? С одной стороны – средство связи, с другой – адрес.

– Адрес? Какой адрес? – удивился сын.

Я положил перед ним журнал на нужной странице, наблюдая за выражением его лица. Он коротко взглянул на меня, когда увидел свадебную фотографию своей матери, долго, отвернувшись и наклонив голову, рассматривал две урны на аллее. Похоже, что его тоже обрадовал малыш – сын Васи и Марины. Приписку с рекламным адресом он не разглядел, мне пришлось отчеркнуть ногтем фразу «для отдалённых районов».

– Папа, зачем мы им?

– Не понял. Что значит – зачем? Ты разве не скучаешь?

– Мне просто некогда. Не обижайся. Я на месте. Здесь меня не записывают в неполноценные. Я не вернусь в город.

– Конечно, не вернёшься. Таких денег и возможностей у нас не появится.

– Даже если появятся. Меня здесь всё устраивает, только бы ты не страдал. Тебе здесь тяжело? Скажи честно.

Похоже, он давно хотел задать этот вопрос, но боялся утвердительного ответа.

– Не в том дело. Просто, в городе я мог для тебя сделать что-то, а здесь ты прекрасно обходишься и без меня. Зачем я тебе?

Димка растерялся.

– У меня больше никого нет. В городе были ещё бабушка и Наташа, а здесь – только ты.

– А брат?

– У брата своя семья. Слушай, а может, ты хочешь жить с Вероникой? Я найду обмен – две комнаты рядом. Одна – вам, вторая мне.

– Я никогда не думал о Веронике, как о жене. Я даже толком её не знаю.

– Ты не знаешь, как она сюда попала?

– Нет. А ты знаешь?

Димка знал всё. Вероника прибыла на зону на пять лет раньше нас. В городе она росла в очень обеспеченной семье, прекрасно училась, была единственной и любимой дочерью. У неё было много поклонников, а она выбрала тихого одноклассника, который преданно ухаживал за ней с начала обучения.

К окончанию старшего звена выяснилось, что она беременна. Родители могли бы попросить ребёнка в опеку до окончания стажировки дочери. Но тут выяснилось, что будущий отец, скорее всего, не пройдёт выпускные тесты. Родители запаниковали и стали уговаривать её избавиться от возможного неполноценного ребёнка. Вероника (или как тогда её звали?) предложила своему парню бежать. Он вроде бы согласился, но потом испугался покидать город и выдал её.

Парня отправили в спецшколу, а Веронику поймали, накачали успокоительным и, с разрешения родителей, сделали аборт. После этого она затаилась. С месяц послушно ходила на занятия, но тайком искала сталкеров, и при первой же возможности выкрала у отца кредитки и оплатила побег.

Я с грустью слушал сына и думал о собственном эгоизме. Я плохо разбирался в женщинах. Будущую невестку Марину я считал легкомысленной. А вот Вася сразу понял, что её поведение – показное, а чувства – настоящие. Может быть, меня любила Наташа и ждала решающего шага? Может быть, от моего невнимания страдала Света? Теперь вот Вероника подбросила мне ребус со своей ролью, на которую я купился.

– Странно, что ты хочешь меня женить. Что бы это значило?

– Зря смеёшься. Для меня бы это значило, что ты тоже не думаешь о возвращении в город.

– Я уже не думаю о возвращении в город. На переезд отсюда в Жилую зону одного человека работают два поколения его предков. Не только физически, заметь, интеллектуально. Если туда сможет вернуться кто-то из нас, то это будет разве что твой взрослый ребёнок.

– Я должен ждать этого, чтобы больше его никогда не увидеть!? У взрослых ошибочные представления о счастье детей. Меня бы спросили. Я правду с десяти лет в себе вынашиваю. Счастье – это когда рядом родители.

Нет, он не запнулся. И не сказал «папа», потому что мы оба понимали, какое единственное слово может считаться синонимом понятия «счастье ребёнка».