Текст книги "На другом берегу (сборник)"

– Папа, скажи ему, – взмолился Вася.

А что я мог сказать? Что мы должны спастись, заведомо обрекая на смерть Веронику и Витю, Ивана Петровича и моего собеседника-ботаника Игоря Трофимовича, Николая, Тимофея Ильича, Егора-Артёма, ребят из Димкиной бригады, соседей по бараку? Я не знал всех жителей посёлка так, как знал их, например, Димка. Но даже незнакомые, они сейчас оказались для меня «своими», а те далёкие благополучные и сытые из города – «чужими». При грамотном подходе гости из космоса легко могли бы развернуть движение сопротивления, почувствовав наше презрение к городам, граничащее с ненавистью. Но они пошли другим, самым простым и древним путём. Думаю, небольших наркотических добавок в пищу будет вполне достаточно, чтобы население Выселок стало управляемым быдлом. Достаточно сговориться с надсмотрщиками. Похоже, детали уже обсуждаются, и я видел, как хозяин повёз «серых» на одно из тех «совместных производственных совещаний», про которые мне говорил Артём.

Вася ждал моего ответа.

– Скажи, есть ли другие варианты … уничтожения?

– Есть. Но они практически неосуществимы.

– Назови хотя бы один.

– Пожалуйста. Твой друг Григорий предлагает послать добровольца в колонию, в Зону Отчуждения. Тот должен сделать пленным людям радиационные метки, например, способом добавок в пищу. Если питание под контролем, он предлагал мазь с большой степенью проницаемости. Лёгкое касание или рукопожатие оставит метку на сутки. Эти метки дадут другое свечение или совсем его «выключат». «Засвеченными» останутся лишь чужие. Метки в посёлке сделать можно под видом, скажем, вакцинации, но у нас нет подхода к руднику пришельцев и возможности послать туда специального человека. Мы не знаем, к чему его готовить, какими параметрами должен обладать этот доброволец. Времени мало. У нас нет никаких сведений о колонии.

– Сведения о колонии есть у нас, – сказал я.

– И доброволец со всеми параметрами тоже, – добавил Димка – Как скоро вы сможете приготовить состав? Нужно увеличить срок его действия хотя бы до двух суток. Может, вшить микро-контейнеры под кожу, чтобы потом вытащить их, как занозы?

– «Вы» – это кто? С кем вы держите связь, папа?

– С комитетом, если тебе это что-то говорит. Комитет собрал сведения о Зоне Отчуждения. Там в шахтах на положении рабов до сотни людей, а может, уже и больше. В пищу им добавляются наркотические добавки. Мне рекомендовали связаться с координаторами для совместных действий. Люди из комитета организуют в посёлке всеобщую вакцинацию без подозрений.

– Но вы гарантируете секретность операции?

– Да! – ответил я.

– И вы полностью уверены в действиях вашего добровольца?

– Да! – спокойно сказал Димка.

– Я думаю, что смогу убедить Совет Координаторов. Все варианты операции уничтожения готовились параллельно. Состав для меток уже готов. Понадобится некоторое время для доработки. Постараемся всё успеть за сутки. Вариант с контейнерами мне нравится. Покроем их анестезирующим и ранозаживляющим составом. Медики помогут с инъекцией для укрепления организма. Добровольцу придётся обходиться без еды несколько суток.

– Это не проблема для него, – смог улыбнуться Димка, – Как мы тебя найдём?

– Вам не стоит привлекать внимания. Я сам найду и вас, и членов комитета. В центральном офисе есть люди, которые помогут.

Мы с Димкой встали. Младший был на удивление спокоен, и вслед за мной крепко обнял брата. Он напомнил мне забрать медицинские документы, принять вид пациента. Никого из персонала клиники не удивило застывшее выражение моего лица. Сюда приезжали издалека для уточнения очень серьёзных диагнозов. Мы отошли на несколько десятков метров, не оглядываясь на окно, из которого, наверняка, смотрел нам вслед Вася.

– Ты можешь выйти из роли, папа, – напомнил Димка, – Что молчишь? Скажи что-нибудь.

– Я понял сразу. Ты решил пойти туда.

– Я тоже понял сразу, что ты не улетишь с Васькой. Значит, и мне есть кого защищать среди «наших» нескольких сотен … обречённых.

– Постарайся не осуждать брата. Он делает своё дело. Ему доверяют.

– Ну да, он генетически предрасположен к гениальным открытиям. Во мне те же гены. Наш учитель говорит, что человек иногда больше, иногда меньше, чем его генетическая программа. Его с детства считали умным, а меня – неполноценным. Как в сказках про старшего и младшего сына. Я всё время думаю, почему ты выбрал меня? Мне казалось, что все любили его больше, чем меня. Даже мама выбрала его. А ты из-за меня от семьи отказался. И ты останешься со мной для уничтожения, разве нет? Значит, ты меня любишь больше? Почему? Что во мне такого?

– Ты, Димка, не понимаешь простых вещей, но не потому что дурной, а потому что молодой. Поймёшь, когда станешь отцом. Вася взрослел, ты оставался ребёнком. Общество, в котором родители бросают детей, обречено. И те и другие будут несчастны.

– Наша мама – несчастна?

– Я уверен, что да. Получается, я выбрал не просто тебя, а возможность быть в этой жизни счастливым. Если честно, передо мной и выбора-то не стояло. Я просто знал, что по-другому нельзя. Если ты не вернёшься, что мне останется?

– Я вернусь.

В понедельник планёрка впервые началась без хозяина. Мы долго ожидали его в приёмной. С годами я терял остроту зрения, но слух мой при этом обострялся. Я хорошо слышал, как начальник нефтеразведки шептал соседу:

– Говорю Вам, он начал позволять себе лишнего. Сам учил меня, как «знать меру», да только водка-голубушка и не таких молодцов обламывала. Я который раз вижу, как он мучается после выходного.

– Нас он за ровню не считает, один пьёт?

– Говорят – уезжает к соседям.

Через полтора часа ожидания в дверь приёмной прошмыгнула жена хозяина. Маленькая и худенькая, она змеиным взглядом уставилась на секретаршу, быстро оглядела собравшихся и прошла к заместителю по охране порядка. Из её рук наш главный «охранник» получил записку с указанием и тоскливо посмотрел, как женщина уходит. Секретарша облегчённо вздохнула и торжествующе оглядела присутствующих. Зам пригласил нас к себе.

Совещание прошло вымученно. Охранник объявил, что начальник зоны предполагает возможную задержку и, скорее всего, будет только завтра. Я подумал, что он не может вернуться утром, как обычно, потому что уехал с контактёрами. Направить их в тайгу можно будет только ночью. И началось… На все вопросы, задаваемые на планёрке, звучал один ответ: «А как обычно велит Вячеслав Сергеевич?» Накачанные мышцы явно мешали заму думать.

В середине совещания к нам в кабинет вошла секретарша. Сегодня, определённо, посёлок управлялся с помощью записок. Зам прочитал про себя очередную, потом сделал оповещение для нас. В связи с обнаружением нового сверхактивного штамма вируса у клещей, не исключающего возможность передачи бытовым путём, срочно объявлялась дополнительная вакцинация. График прививок уже составлен с учётом всего населения посёлка, включая новорождённых. Санитары с вакциной будут после обеда и планируют провести всю работу за два-три дня, начиная с тех, кто выезжает в лес. Их работу сегодня приказано прекратить на три часа раньше.

Ещё час мучений, и мы разошлись по рабочим местам. Пользуясь объявлениями зама-силовика на планёрке, я заявил ему, что половина рабочего дня утрачена. Для моего производства нет смысла выходить на остаток времени до обеда. Вячеслав Сергеевич разрешал мне в таких случаях работать без обеда и уходить с работы раньше. Охранник печально закивал. «Такой случай» имел место всего один раз, но при возможной проверке сойдёт за правду.

Я сидел в своей «одиночке», выжидал приемлемого времени, чтобы уйти домой, и прокручивал про себя весь разговор со старшим сыном. Молодых претендентов в координаторы выдерживали с десяток лет. Считалось, что не только сумма знаний и способностей, а и опыт приводит к мудрости. Действительно, чрезвычайная ситуация вызвала нарушение традиций. Должность придала Василию черты деловитости. Далеко за годами остался мой рассеянный талантливый мальчик, гордость семьи. Димке никогда не быть координатором, но выражение «гордиться сыном» теперь применимо именно к нему. Интересно, могут ли работать координаторы в Зоне Освоения? Зачем им находиться тут, если здешняя категория жителей лишена права голосования? Разве что в центральном офисе? Как сказал Вася – там «есть люди, которые помогут».

Я ещё раз проверил записи в тетради выдачи. Продукции требовалось всё больше. Начальник зоны поговаривал о строительстве второго цеха, о необходимости дать мне помощника по производству или даже двух. Но вдруг словно забыл о своих намереньях. Или у него появились другие…

Димка, как и я, пришёл с работы раньше не на три часа, а практически на половину рабочего дня. Официально – старая делянка у его бригады закончилась, а назначить новую без хозяина не решались. Но было, оказывается и неофициальное объяснение. Наша поездка в центр была замечена комитетом. В тайге у Димы произошла встреча с Николаем. Упомянув о комитете, Димка с усмешкой вытащил пластиковую валюту.

– Узнаёшь? Наша. Забрали у Юрки. Можешь вернуть долг Веронике. Я же знаю – тебе неудобно.

Николай предупредил, что во время вакцинации Димке введут нужные препараты. Какие – не сказал. Очевидно – не посвятили. Но он был в курсе Диминого маршрута. У комитета были сведения о дороге в Зону Отчуждения. Ясно было и то, что контактёры не ограничивались поставкой рабочей силы от хозяина и сектанта, а прихватывали по дороге каждого, кто попадался, чтобы восполнить «естественные потери». Добровольцу оставалось развести костёр поярче и ждать ночью рабовладельцев по пути их следования.

– Тебя ждут на вакцинации?

– Я уже оттуда. Посмотри руки – ничего не видно. Микрокапсулы загоняли под давлением специальным пистолетом. Здесь незаметный волосок – видишь. Он прочный. За него можно потянуть и достать капсулу. Есть ещё несколько.

– Это больно?

– Пустяки! Не бледней. Послушай, тебя должно успокоить то, что я пойду не один.

– Кто идёт с тобой?

– Витёк. Хотел идти Николай, но его уговорили остаться. В случае возникновения беспорядков он один сможет что-то предпринять. У него все нити.

– Отдохнёшь?

– Попробую, но недолго. Нужно выйти до темноты. А что? Двое рыбаков, пользуясь отсутствием начальника, решили устроить внеплановый отдых. Выглядит убедительно. У меня хорошие новости. Но я хочу, чтобы ты узнал их сам. Иди в больничку. Там ждут и спирта и твоего присутствия.

Димка забрался под одеяло, а я поплёлся отпускать спирт и «прививаться». У меня, конечно, был «НЗ» для экстренных случаев, который я по инструкции мог отпустить по своему усмотрению, но такого случая никто не помнил.

В больничке я понял, что спирт не так уж и нужен. Санитары сначала укололи меня, потом указали на дверь палаты, куда они станут заходить «за дезинфекцией». Я вошёл туда и поставил бутыль рядом с мерным стаканчиком на столе. Палата оказалась проходной. За второй дверью в костюме санитара сидел Вася. Мы оглянулись на дверь и торопливо обнялись.

– Зачем ты здесь? – спросил я. – Когда успел? Может, ты не улетал в город?

– Улетел и вернулся. Не смогу жить, если ты будешь считать меня подлецом.

– О чём ты, Вася?

– Ты думаешь, я не понял, кто этот доброволец, который пойдёт в Зону Отчуждения? Координировать действия я смогу отсюда.

– Но спутниковая блокада…

– Блокаду сняли ещё вчера. Это решение Совета Координаторов.

– На время операции?

– Навсегда. Это не всё. Ночью прошло срочное заседание Совета. Была официально признана дискриминация в отношении части населения Земли. Когда всё закончится, молодёжь с Выселок сможет на льготных условиях проходить тестирование и получит возможность трудоустройства в городе. Недостаток рабочих в заготовительных отраслях будет восполнен недолгой трудовой повинностью молодых и сильных в старшем звене. Принята программа, которая, надеемся, приведёт к ликвидации раскола между зонами. Ты сможешь вернуться, или жить здесь, но навещать внука. Мы с Мариной мечтаем об этом.

– И всё это ты успел за одну ночь? Как же ты держишься?

– Мне ввели те же поддерживающие препараты, на которых будет жить Дима в ближайшие сутки. Неприятных ощущений от них нет, чего не скажешь о ваших комарах. Как вы их терпите? Я с ног до головы облил себя отпугивающим средством, но всё равно на улицу выйти не могу. Здесь прячусь, где работают отпугиватели.

– В конце лета их меньше. Можно терпеть. Весной трудно. А Димку и не кусают, кажется. Ты знаешь, что он пойдёт с товарищем?

– Да, парню тоже ввели состав. На орбите ждут спутники для уничтожения корабля, если контактёрам удастся бежать. Корабль будет жаль. Он может рассказать о цивилизации пришельцев. Мы же не знаем особенностей их организма, способов защиты и подачи сигналов бедствия. Операторы начнут работу завтра ночью. Мы тоже будем в зоне обстрела.

– Неожиданно, – подвёл итог я и посмотрел в окно на свой посёлок. Никто, кроме единиц, не знал о нависшей над ними угрозе. Но все чего-то ждали. Это прямо в воздухе витало.

– Не совсем неожиданно, – возразил мне Вася. – Вопрос о дискриминации населения Промзон и Выселок мы поднимали и раньше, но все обсуждения блокировались Советом Организаторов, который считал, что изолированное и склонное к агрессии меньшинство нужно отвлекать физическим трудом.

Я не поверил своим ушам. Сколько газетных уток на эту тему было опровергнуто, сколько шуток лично я отпустил по поводу мифического тайного правительства. Вася вкратце передал мне ту часть истории его создания, которая была доступна. Когда пришельцы впервые стали высаживаться в северных районах планеты, они наладили контакт с некой группой, которая представляла собой наиболее информированные структуры – более информированные, чем их собственные правительства. Переговоры держались в секрете. Результатом стал надгосударственный Союз избранных. Предположительно, сейчас их последователей около сотни.

Всю информацию о пришельцах они засекретили и стали подавать под соусом фантастики вперемешку с ужасами. Прилёты корабля фиксировались астрономами и некоторыми очевидцами, попадая в разряд НЛО. Рьяные уфологи таинственно исчезали. Случаи контактов сформированное «общественное мнение» относило к разряду курьёзов и психозов.

Пришельцам тем временем отвели несколько отдалённых участков для приземления и обмена. Группа, ведущая переговоры, за короткое время получила столько золота, что смогла без труда выдвигаться во власть, покупать научные открытия, манипулировать политикой, экономикой, нравственностью. После первых десятков лет эйфории, конфликтов, спровоцированных, чтобы утвердиться в своей абсолютной власти, после строительства закрытых подземных и подводных городов, искусственных островов, околоземных отелей, к организаторам пришло понимание ответственности за судьбы людей. Захотелось изменить планету, потому что даже самое комфортабельное уединение воспринимается как тюремное наказание.

Нельзя построить остров Счастья или улицу Порядка, город Справедливости или страну Нравственности. Чтобы жить без страха за жизнь и здоровье близких, свободно передвигаться и быть в гуще событий, понадобилось всего-то изменить мир вокруг себя.

Группа посвящённых объединилась в тайный Совет Организаторов, который провозгласил цели: контроль за порядком и стабильным развитием общества, исследования в области генетики, медицины (особенно – долголетия), социологии, культуры, спорта. Изучались способы влияния на рождаемость, проявление и подавление агрессии, управление поведением, особенностями восприятия и многое другое. Технологии позволяли избранным иметь аппарат работников, который не «сливал» секретную информацию, потому что она попросту стиралась из памяти. Почти одновременно в мире стали свертываться программы по освоению дальнего космоса как дорогостоящие и не дающие практической отдачи проекты. Космические полёты людей попали под запрет, как антигуманные. Космос изучался автоматами-роботами, информация с которых проходила через специальные фильтры.

Члены тайного Совета ввели строгие правила этики личной жизни, чтобы избежать деградации от пресыщения. Они могли жить уединённо, могли незримо находиться среди людей, наслаждаясь игрой «в обычного человека», но в отличие от координаторов напрямую влияли на судьбы как близких, так далёких и незнакомых. Их число не менялось. Жили они долго, но бессмертия ещё не достигли. Со смертью одного посвящение проходил другой. Организаторы могли вступать в браки, иметь множество детей и внуков, но только одного, отвечающего нужными качествами, по завещанию называли своим истинным наследником – наследником власти.

Организация координаторов избегала клановости и преемственности. Организаторы, наоборот, провозгласили власть наследственной элиты, которая рождается и воспитывается для управления. Члены двух Советов Земли: одного – отобранного на основе законодательной базы координаторов и другого – искусственно созданной элиты, которой почти случайно досталась секретная информация, никогда не встречались. Тайное правительство Земли присылало рекомендации или запреты, в случае несогласия с которыми Совет Координаторов испытывал такое противодействие на всех уровнях, которому противостоять был не в силах. Некоторые активные члены Совета трагически погибали. Конечно, смерть их наступала в результате несчастного случая, но очень вовремя.

Если у координаторов был кодекс чести, то организаторы признавали любые методы воздействия. Их предшественники, вышедшие из разведывательных структур, заложили в сообщество принцип тотальной слежки и сбора любой информации за каждым появившимся на свет. Любая карта в колоде может оказаться очень кстати в нужный момент, если есть возможность шантажа, угроз, подкупа, применения секретных психотехник, тайного управления глобальными сетями.

Я почувствовал иронию в названиях «координаторы» и «организаторы». Фактически их нужно было поменять местами. Первые, выдвинутые «из низов», пытаются организовать жизнь по принципам добра и справедливости. Вторые сверху поправляют их «по своему усмотрению». Пожалуй, стоило скрывать такую правду. Пусть элитный отпрыск с детства обучается управлению, но мне противно жить и осознавать себя пешкой в его игре.

Теперь Организаторы понимали, что их накопления могут быть нейтрализованы любым количеством всеобщего эквивалента, который поступит к другой группе. Последнюю ждёт такой же «дикий» период искушений, который прошли их предки, но только гораздо дольше и болезненнее, потому что стартовые позиции бывших глав разведывательных организаций и надсмотрщиков разные. Необходимость не допустить падения собственной цивилизации, к которому они приложили руку, сохранить хоть часть своего влияния и защитить свой образ жизни впервые вынудила Совет Организаторов вступить в равный диалог и предложить финансирование проектов Стратегической зоны.

– Они показались Вам?

– Собраться за такое короткое время вместе невозможно. Срочное совещание проходило у экранов. Они впервые реально вышли на связь, мы их видели, но картинку-то можно показать любую.

– Они знают язык контактёров? Какую-то ещё информацию, которая могла бы помочь?

– Наверняка знают, но готовы выдавать её по мере появления конкретных проблем. Ты мог представить такое?

Я отрицательно покачал головой. Земное общество много лет шло к власти, которая будет лишена коррупции, к власти людей достойных, образованных, психически здоровых. Какая ирония! Лучшие представители человечества должны оглядываться на горстку, чья цель – собственное благополучие и ощущение могущества. И Димка будет рисковать жизнью ради них?

– Вася, что будет, если у Димки не получится? Пленные ребята на руднике погибнут на его глазах?

По лицу старшего сына пробежала тень, но голос зазвучал с обычной интонацией.

– Он справится. Ты же веришь в него? А ты ещё ни разу не ошибался.

Санитары натёрли мне место прививки мазью, которая должна вызвать через несколько часов покраснение и отёк. Это даст повод ещё раз навестить больничку. Дальше сидеть в отдельной палате было опасно. Народ маленького посёлка глазастый и подозрительный. К тому же я хотел провести последние часы с Димкой. Нет, я не должен называть их «последними» даже про себя!

У барака на скамеечке меня ждал академик. На мгновение я залюбовался им. Лето подходило к концу. У нашего барака, как у некоторых других, любители разбивали клумбы, делали композиции из таёжных коряг. Можно было только удивляться желанию «бесполезного» для выживания труда, да восхищаться умению оставаться людьми в условиях наказания. Мне ещё в школе казалось, что человек выделился из животного мира не тогда, когда изготовил каменный топор или стрелу, а когда повесил себе на грудь бусы, раскрасил себя татуировкой, а стены своей пещеры – рисунками. И вот сидит Иван Трофимович на скамеечке у цветущих растений – седой, задумчивый, торжественный. Ни дать, ни взять, старичок, уважаемый коллегами, любимый детьми и внуками.

– Вы заходили к нам?

– Постучал, но мне не открыли. Решил подождать.

– Димка спит. Подниметесь?

– Нет. Поговорим здесь.

Мы сели на широкую деревянную скамейку перед входом в барак. Я решил – если Димка заснул, можно поберечь тишину в нашей комнате и немного передохнуть со старым приятелем. Тепло ещё держалось, а вот свет уже нет. Вечер опускался быстро, хотя ещё недавно такие часы по праву назывались дневными.

– Я отвел Ивана Петровича в больничку. Там сейчас бригада из центра. Пусть присмотрят. Ему очень плохо. Он сказал, что все мы можем не пережить ближайшие сутки.

– Вы верите Блаженному?

– Я верю растениям. После тех дней, когда у него начинались приступы, растения трогались в рост, но не как обычно. У них непропорционально разрастались отдельные листья, появлялись утолщения на стволе, как будто опухоли на здоровом теле. Или вдруг обычные овощи мутировали и выбрасывали тонкие воздушные корни. Как будто помощи просили. Как будто им воздуха не хватало.

– Вы никогда не рассказывали об этом.

– Хотелось понять природу изменений.

– Поняли?

– Возможно. Это результат волнового и вибрационного воздействия. Я принёс вам материалы моих последних исследований. Там всё – опыты, фотографии и мои соображения об источнике и его влияния на земные организмы.

Я увидел в его руках накопитель и вспомнил, что в последнее время академик зачастил в школу, но думал, что он готовится к началу школьного сезона. А он, значит, всё это время работал на школьном компьютере, где есть преобразователь голоса в письменность. Академик вложил мне в ладони накопитель и слегка сжал их.

– Это новое направление в целом ряде наук. Там есть и авторские учебники. Годом раньше составил их для ребят, которые предрасположены к ранней стажировке и отсроченному окончанию старшего звена. Отдайте на рассмотрение координаторам, а пока – по ним сможет подготовиться к выпускным тестам ваш сын. В пояснительной записке приведены результаты пробного тестирования Димы и ещё нескольких учеников. Если специалисты признают выводы, то я прошу в пояснительной записке, в знак уважения ко мне, засчитать ребятам окончание старшего звена.

Знал, что нужно благодарить, но все фразы казались сейчас фальшивыми и застревали в горле.

– Там стратегически важные сведения. Вы передайте их по тому каналу, которому доверяете.

– Постойте, вы что-то знаете о последних событиях?

– Да. Комитет консультировался со мной. Я не люблю отвечать голословно, да меня, признаться, самого заинтересовала ситуация. Это мой последний труд. Я торопился, но результаты проверял тщательно. В течение года на жителях посёлка отрабатывались способы волнового воздействия. Я считаю, что они готовят мощный парализующий удар. После всем выжившим введут психотропные вещества. Но я нашёл способ нейтрализовать воздействие.

Собеседник наблюдал за мной.

– Вижу, Андрей, вы меня понимаете. Там ещё письмо моей семье. Мне хочется, чтобы они простили меня.

Мне показалось, что я ослышался.

– Разве не вы должны простить или не простить их за то, что здесь оказались?

– Нет-нет, вы меня идеализируете, вы же ничего не знаете.

– Я знаю, что вас хотели запихнуть на Льготную зону, а вы решили остаться свободным.

– Это всё красивые слова, Андрей. Они были молодыми и жадными, хотели жить лучше и поступить так, как принято в обществе. А я дал волю своей гордости и красиво хлопнул дверью перед родными. Я мог остаться с ними в Обитаемой зоне и дождаться, пока с возрастом к ним придёт понимание. Это я их бросил. Я повесил на них чувство вины до конца жизни. Вы же сына не оставили. Вы решились на побег, а мне надо было всего-то решиться на проживание в некотором отдалении. Мне пора. Спасибо вам за всё, Андрей. Вы были для меня настоящим другом.

Мы встали со скамейки. Я пожал ему руку и ответил:

– Я остаюсь вашим другом. Давайте не будем играть словами.

Он улыбнулся и не стал спорить.

Дома Димки не оказалось. На столе лежала записка: «Не будем прощаться. Я скоро вернусь».