Текст книги "На другом берегу (сборник)"

Утренние новости, которые я за чашкой кофе слушал в пол-уха, привлекли внимание одним из сообщений: «Журналист городского еженедельника за клевету и заведомо ложное искажение информации в целом ряде статей осужден и выслан из урбанизированной зоны». Фамилия его мне показалась знакомой. Вспомнил – мой одноклассник, работающий в издательстве, хвастался знакомством со знаменитостью.

В обеденный перерыв я позвонил однокласснику и спросил, про его ли кумира я слышал в утренних новостях. Приятель извинился, сослался на занятость и обещал перезвонить. Когда я вернулся с обеда, меня ждало сообщение без указанного обратного адреса. Оно начиналось предложением переснять текст на свой носитель или распечатать его, после чего стереть немедленно само письмо. Страниц было много, я читать не стал, оставил до вечера, тем более что понял, от кого послание.

Дома я уединился под удивленные взгляды жены, которая теперь больше молчала. Полученное сообщение было серией статей опального журналиста.

Начиналась серия памфлетом об образцовом фермере, в хозяйстве которого был порядок и строгий учет. Фермер добился практически безотходной технологии. Для успеха своего предприятия он строго вел отбор молодняка и безжалостно выбраковывал молодых животных, если они не отвечали стандартам. Он не пускал под нож молодых телят, но не из соображений гуманности, а потому что в них просто мало мяса. Их содержали отдельно от элитного стада и не давали им воспроизводить потомство. Их кормили стимуляторами для наращивания мышечной массы.

Основному стаду – дойному – предоставлялся исключительно богатый и разнообразный рацион питания. В коровниках поддерживались определенная температура и влажность, вовремя производились уборка, прививки и осеменение. Каждый дойный экземпляр должен был окупить затраты, принести запланированную выгоду, для чего был рассчитан оптимальный продуктивный период.

Главная же заслуга образцового фермера заключалась в том, что он открыл способ получения выгоды с «отработанного» стада. Это увеличивало его доходы, но не в два, а во много-много раз больше. И все потому, что фермер-новатор задействовал новейшие технологии достижений развитого общества. «Отработанных» коров изолировали, хорошо содержали, усиленно откармливали. Дело в том, что у них ведь в первую очередь отказали всего две функции – производство молока и самовоспроизводство. Но организм животного сложен и состоит из множества клеток, тканей и органов с различными функциями. Из коров-старушек получали вакцину после их заражения, секреты желез после их искусственного стимулирования, а также многочисленный материал для трансплантации. Известно ведь, что старую машину бывает выгоднее и проще продать по запчастям, чем целиком.

Тут к моему горлу подступила тошнота, и я резко встал из-за стола. Жена вскинула голову и вопросительно на меня посмотрела. Я спросил:

– Ты давно звонила родителям?

– Сегодня. Сказала, что ты хочешь их навестить. Мать обрадовалась, но боится, что ты можешь попасть на время карантина. Карантины объявляют достаточно часто и всегда – внезапно. Тогда ты зря потеряешь время. На зоне просят предупреждать о приездах родственников заранее.

– Света, я прошу тебя сказать им – никого предупреждать не надо. Что-то мне подсказывает, что для внезапно приехавшего поводов в отказе меньше.

Заставил себя снова сесть за компьютер. Остановился на следующем материале наугад. Это был анализ статистики. Автор статьи указывал, что официальная статистика хвастается возросшей на зонах средней продолжительностью жизни до восьмидесяти пяти лет. И это в то время, как вне зоны она на десять лет меньше. Но, во-первых, еще «до зон» ожидаемая средняя продолжительность жизни была объявлена от девяноста лет и выше. Почему же показатели, рассчитанные на основе резервных сил организма, росли до определенного периода, а потом – перестали? Во-вторых, почему нет вариаций и все случаи смерти на зонах происходят в районе восьмидесяти пяти лет – как по команде?

Я поймал себя на том, что отнимаю от числа 85 возраст отца, матери, свой, жены и … детей. Еще посмотрел материалы, вырывая глазами отдельные фразы: «Процессы старения не закодированы. Различная продолжительность жизни – результат влияния среды»; «…существовали сообщества, где возраст искусственно завышался, потому что стариком быть почетно». Было много статей по поводу того, что продолжительность жизни зависит от оптимизма и степени востребованности: «…большинство обитателей льготных зон находятся здесь вовсе не в силу проблем со здоровьем, а в силу своего низкого статуса в обществе». Были многочисленные примеры о людях, сумевших в преклонном возрасте совершить открытия, создать свои школы, направления, написать талантливые произведения.

Последние статьи оказались посвящены опытам в области исследования мозга как уникального компьютера при введении человека в определенное состояние транса, разработки механизмов для контроля работы мозга человека с помощью таблеток и электрических сигналов, а также механизмов стирания памяти и восстановления памяти. Опыты по стиранию памяти особенно интересны спецслужбам, так как смогут сделать сознание своих агентов защищенным от детекторов лжи вплоть до возможности формирования новой личности. В опытах очень важно участие людей, а не животных, поскольку именно люди способны описывать психические процессы и состояния словами.

Для данных опытов требовалось изучить механизм перевода кратковременного вида памяти в долговременный и стирать последний. При этом не затрагивать умственные способности. Механизм формирования памяти до конца не изучен. Память пожилого человека интересна своими особенностями – слабой кратковременной и устойчивой долговременной.

В настоящее время появилось новое направление работ, касающихся симбиоза сознания человека с информационной компьютерной средой, когда процессы жизнедеятельности переносятся в нее.

Я встал из-за стола, прошел мимо задремавшей жены на улицу. В нашем красивом садике под окнами сидели двое – Василий и незнакомая мне девушка. Они не заметили меня, и я было хотел сразу вернуться в дом, но замер, услышав доносившееся щебетанье:

– …не смогу остаться. Мама бы ничего не сказала, но бабушка… Ей семьдесят, а она во все вмешивается. С ней спорить бесполезно. У нее одни аргументы: стыдно, некрасиво, безнравственно. Мать ее жалеет и слушает. Нет, я своим детям так жизнь не отравлю. Я в 60 лет – на зону, сама без проблем поживу и им дам.

В это время звякнул колокольчик у калитки, ярче засветились фонарики вдоль дорожки к дому, потому что из уличной темноты навстречу к нам уже шел незнакомец. По сигналу, который одновременно прозвучал и в гостиной, вышла жена.

«Растерялся и покраснел», – с удовлетворением подумал я про Ваську, но тут спохватился, что не мог видеть при искусственном освещении ни того, ни другого. Впрочем, по голосу сына, похоже, что так оно и есть.

– Это моя одноклассница – Марина. Она уже уходит на остановку. Я провожу ее.

– Нет, – быстро ответила жена, – Вася, если вас заметят в позднее время, снимут баллы.

– За позднюю прогулку снимают не так много, не волнуйтесь, – ничуть не смутившись, пояснила Марина. – Да я и сама могу дойти.

– Нет, девушка, вы были в гостях у нас, а нам сейчас неприятности не нужны. Давайте мы проводим вас вдвоем с Васей.

Незнакомец терпеливо ждал. Я извинился, спросил, кого он ищет.

– Вас, – получил короткий ответ.

Услышав это, жена не стала задерживаться и повела ребят к калитке, шепнув, что Димка уже спит. Я предложил пройти в дом. Пришедший человек не внушал опасения, не был похож на чиновника, хотя держался немного напряженно. Войти он отказался.

– Давайте поговорим здесь. Меньше вопросов, если что…

– Слушаю вас.

– Зовут меня Костей. Я знакомый одного вашего одноклассника. Догадываетесь – кого? Он сегодня присылал вам электронное письмо.

– Какое письмо?

– Ну, да, конечно. Могу пересказать его содержание. Сам делал подборку статей.

– Понятно. Дальше.

– Дальше просьба. Автора выслали из Зоны проживания. Мы пытаемся по его просьбе переправить ему рабочие материалы. У вас скоро летняя каникулярная поездка с детьми. Вам только и нужно будет немного отклониться от маршрута, чтобы передать эти носители по адресу. Дальше их отправят контрабандным способом.

Костя протянул мне небольшой сверток. Я машинально взял, повертел в руках. Он ведь даже не спросил, согласен ли я. Это доверие или манипуляция?

– Костя, зачем они ему? Там, где он теперь, люди не живут, а выживают.

– Это вы просто не в курсе. Меня убеждали даже, что в Зонах освоения каннибализм возродился. А там – нормально. Коттеджей, – тут он оглянулся на наш дом, – конечно, нет, но помимо рудников и дорожного строительства уже есть все основные производства. Зависимость от городов падает. Работают школы, больницы, любительские театры. И печать есть, хотя жилье преобладает барачное. Слышали, что такое барак?

– Я слышал, я старше вас, а вот вам откуда это известно?

– Я там вырос.

Я онемел. Константин наслаждался моим удивлением. С детства я слышал, что «выселки» введены вместо мест заключения как акт гуманизма развитого общества. Условия проживания там очень суровые, но ведь нарушитель знает, на что идет. Чаще всего, семья «выселенца» распадалась, оставаясь в городе, но были и такие, которые добровольно отправлялись в ссылку. Молва их осуждала. Их дети будут лишены полноценного обучения. Без аттестата балльности ребенок из Зон освоения не может конкурировать с городскими выпускниками. Пройти все зачетные тесты экстерном и получить направление на работу по их результатам совершенно нереально. Костя с пониманием наблюдал за моими сомнениями.

– Влад, у нас с вами конфиденциальный разговор, поэтому я нарушаю подписку, данную мной при поселении в городе. Я обязан скрывать свое происхождение. Мне сочинили приемлемую легенду о детстве и обучении. Но ваш одноклассник считает вас надежным и умным человеком, заслуживающим правды. Знайте, что у нас там не сборище отморозков, а общество людей, гораздо более свободных и информированных, чем здесь. С техническим обеспечением трудно, комфорта мало, согласен. Но обучение – на уровне. Экстернат вполне одолим.

– Откуда у вас система индивидуальных оценочных тестов?

– У нас нет тестов. Есть учителя. Вы бы посмотрели на досуге список высланных из города, если найдете. Думаю, что это закрытая информация. Но по ту сторону она, естественно, известна. Среди ваших изгоев: профессора, писатели, инженеры, журналисты, врачи – люди часто преклонного возраста, но с опытом работы. В ближайшем времени мы осилим прорыв информационной спутниковой блокады.

– Вы хотите сказать, что «люди преклонного возраста» совершают больше преступлений, чем молодые?

Собеседник усмехнулся:

– Действительно, забавно получается. Стало быть, изменилось само понятие преступления. Что касается молодых, то их легче убедить, приманить материальными ценностями. Прибывшие к нам люди готовы лишиться комфорта, но не скрывать своей точки зрения и работать, что называется «за идею» – это их главное преступление.

– Вы так говорите, что спросить хочется, почему вы здесь, а не там. Простите, если обидел.

– Нет, не обидели. Я отвечу. Мои родители оказались вне города, когда мне было три года. Захотелось сравнить, понять, что я потерял, что приобрел. Не исключаю, что вернусь. Или вышлют. Мне пора. Идите в дом. Со второго этажа за нами, кажется, ваш сын подглядывает. Вы его не видите, а у меня глаз наметан. Какой смышленый парень – наблюдает по всем правилам конспирации.

В оставшиеся дни я разрабатывал маршрут нашего отпуска таким образом, чтобы он проходил ближе к родительской зоне, адресу для контрабандной передачи и отвечал рекомендованному школьному маршруту. Здесь вариаций было больше – у меня два школьника разных возрастных групп, и я обязан учесть интересы каждого.

После нескольких вариантов у меня все равно оставалось чувство, будто я что-то забыл. Я воспользовался старым приемом – походил бесцельно по комнате, пока не вспомнил, что именно нужно, и не потянулся к телефону. Связь с сестрой, как и с родителями, давно поддерживала лишь жена, периодически передавая приветы. Но тут был другой случай.

Сестра быстро ответила на мой вызов и, не давая мне возможности начать разговор, стала первой расспрашивать. Вопросы ее были о преимуществах и недостатках различных чипов. Моей племяннице три месяца – можно вживлять чип, который будет показывать очаги возбуждения, боли, беспокойства в мозгу. Родителям предлагают на выбор различные модели чипов.

– А зачем он вообще нужен? Ребенок здоров? – не выдержал я.

– Да, – неуверенно ответила сестра. – Только я волнуюсь, когда она капризничает и не спит. А говорят, что когда пойдут зубки, будет совсем страшно. Узнать, простуда это, животик или зубы, трудно – симптомы одинаковы. Из тех, кто со мной вместе рожали, многие уже своим детям поставили чипы и очень довольны результатом. Совсем не надо думать, чего хочет малыш, чип работает переводчиком.

– Но мы-то с тобой выросли без этого. Мальчишки мои – тоже.

– Это было раньше. Сейчас все по-другому. Тебе еще повезло, что у ребят нет проблем с обучением, могло быть все наоборот.

– Ты о чем? – насторожился я.

Сестра вздохнула от необходимости объяснять очевидное, и… вероятно, не только мне. Слишком уж заученными фразами она стала произносить:

– Чип работает как часть мозга. На экран можно вывести мыслительные образы, смотреть за усвоением материала, контролировать качество усвоения. Я всегда буду знать место нахождения ребенка. Можно подавлять раннее половое возбуждение и избежать проблем переходного возраста. Можно корректировать слабое зрение и слух…

– А еще можно, – прервал я, – использовать направленные сигналы для выполнения изменений внутри мозга.

– Влад, перестань повторять эту чушь! Чип во много раз улучшает процессы памяти и скорость обучения. Я не могу допустить, чтобы мой ребенок получал самые низкие баллы в классе, у меня его тогда просто заберут. Пожалуйста, не будем об этом. Это очень дорогая операция, мы сами волнуемся.

– Из-за ее стоимости?

У сестры дрогнул голос:

– Не мучай меня! Меня достаточно извел свёкор. Муж ему вторит. Но сейчас по-другому нельзя. Появились новые уникальные разработки в области операций на мозге. Они совершенно безопасны.

– Давно появились?

– Кажется, лет пятнадцать назад. Тогда чипы начали вживлять инвалидам. Говорят, что скоро эти операции приравняют к обязательным перед младшим звеном обучения. Тогда она станет еще дороже. А с нами – неработающий свёкор.

Мне вспомнился печальный взгляд мамы в то утро, когда она целовала меня перед отъездом. Разговаривать дальше я не мог. Сестра спросила о жене, детях. Я коротко отвечал: да, здоровы, да, в порядке, да, собираемся. Я так ничего и не сказал ей о поездке к родителям.

Дальнейшие события я пропускал через себя автоматически: подготовка к отъезду, остановки в музеях, которые уже видел, фразы экскурсоводов, которые уже слышал, приветствия знакомых в пути. Даже передача контрабанды никак меня не встряхнула. Ожидал увидеть человека, напоминающего Григория или Костю, но за калиткой типового пригородного домика оказался толстенький молчаливый мужичок, который кивнул в ответ на мою просьбу, взял посылку и удалился без церемоний.

Жена с мальчиками разместилась в отеле и оплатила новый самостоятельный пешеходный тур со звуковым сопровождением по комплексному изучению влияния – уж не помню, чего и на что. Все складывалось так, что моего отсутствия могли не заметить, если не придет сообщение с Льготной зоны. Но оно должно прийти, а там уж кто сложит все мои минусы», к какой категории меня отнесет и что предпримет в ответ? До сих пор я не предполагал, что могу покинуть касту благополучных и законопослушных обывателей.

Выйдя из отеля, я отправился на стоянку такси, проехал по скоростной дороге до пункта, откуда шло неширокое шоссе и ходил только служебный транспорт раз в три дня. Таксисту сказал, что еду к руководству зоны. Он не задавал лишних вопросов – вид у меня все еще был важный и внушительный. Через пять часов молчаливой езды из-за холмов появились нарядные домики в старинном духе. Окружающая поселение стена (выше человеческого роста) казалась естественным дополнением к избранному стилю. Мы подкатили к единственному входу. Я расплатился и отпустил машину, чтобы дороги назад не было.

В служебном кабинете мне навстречу поднялся вежливый молодой человек. Он не удивился, не возмутился, он был рад помочь, просто не знал, дадут ли врачи разрешение на внезапное посещение. (Кстати, чем вызвана такая срочность?)

И тогда я сказал правду. У меня большие проблемы с обучением младшего сына. Из-за его низкой «балльности» мне или придется оплачивать индивидуальное обучение или отправлять его в специнтернат, но тогда – оплачивать бесконечные отпуска и поездки к нему жены. В любом случае я больше никогда не увижу родителей. Я хочу увидеть их последний раз для очистки совести, для того, чтобы успокоить их на оставшееся время.

В лице молодого чиновника мелькнуло вполне человеческое сочувствие. Он посоветовал:

– Отправляйте сына, куда следует, не пробуйте другие варианты – разоритесь и сами попадете на Зоны для временных работников. Оттуда вы его точно навещать не сможете. С женой не спорьте, пусть думает, как ей нравится. Пускают туда не чаще положенного. Так детям легче привыкнуть к новой школе.

– А что с моим вопросом?

– Попробуем пойти вам навстречу.

Отсутствовал он недолго. Вернулся со свежей распечаткой и деловито начал уточнять:

– Вы должны находиться в каникулярном отпуске с женой и двумя детьми?

– Так и есть.

– Идея посещения Льготной зоны у вас возникла спонтанно или это спланированная акция?

Я замялся с ответом. Он продолжил, не дожидаясь:

– Маршрут вашего летнего путешествия случайно или намеренно прошел близко к нашему учреждению?

– Каюсь, не случайно. Я хотел сэкономить на поездке.

– Вы состоятельный человек?

– Да, и хочу сохранить этот статус. Меня пугают предстоящие изменения.

Мой собеседник удовлетворенно кивнул и снова вышел. На этот раз он отсутствовал недолго и вернулся вместе с девушкой в форме медицинского работника.

– Ваши родители извещены. Надеюсь, вы понимаете, что лишнее волнение может сказаться на их здоровье. Вероника проводит вас и даст основную информацию о нашем отделении.

Девушка начала давать информацию сразу за порогом. Я извинился:

– Можно чуть позже? Хочу запомнить, сестре пересказать. Устал с дороги, не воспринимаю.

– Мы можем предоставить вам буклет.

– Это еще лучше.

Вероника послушно замолчала и пошла вперед, указывая дорогу.

Наступал вечер, но было еще светло и жарко. Дорожка была обсажена цветущим кустарником, который почему-то совсем не пах. Ярко-голубое небо. Облака как на картинке. Стройная девушка в белом, идущая по дорожке к домику на холме. Рай да и только.

Дорожка вынырнула на главную улицу, по которой с мелодичным звоном прошел трамвайчик. Это был первый реальный звук в нашем коротком путешествии. Из окон на меня смотрело несколько пар глаз. Трамвайчик скрылся за поворотом, но внимательные глаза чудились мне в каждом выходящем на улицу окне. С лавочек в отдалении, с прогулочных дорожек за домами – казалось, все смотрели нам вслед. Все-таки противоестественно собирать так много пожилых вместе. Взгляд искал рядом с ними детей, внуков, на худой конец – собачек.

Родители уже ждали у дома, торопливо обняли меня и поспешили завести, будто боялись, что отнимут. Мама заплакала, и у меня сами потекли слезы – легко, как в детстве.

– Ты надолго? – спросил отец.

Я оглянулся на девушку. Она ровным голосом пояснила, что поскольку я не предупредил о своем приезде, гостевой номер не готов. Администрация надеется, что я покину городок сразу после свидания. Вечером уезжает с зоны служебная машина, потом придется ждать три дня, а ведь идет время специального – каникулярного – отпуска. У меня могут возникнуть проблемы с отчетом.

Мать переглянулась с отцом и послушно закивала головой:

– Не надо неприятностей, сынок, возвращайся к детям. Повидались – и слава богу! Тут немного тесно. Пойди с отцом в садик, посмотри, какие розы мы вырастили. Девушка мне поможет на стол накрыть. Ты же с дороги.

Отец встал, опираясь на палку, и вывел меня в небольшой внутренний дворик. Убедившись, что мы вдвоем, спросил, все ли в порядке. Времени было мало, и скрывать правду не имело смысла. Я ответил, что дома беда – Димку признали необучаемым со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отец не удивился:

– И ты того же мнения?

– Нет. Я не верю в это. Просто ему нужно больше времени и внимания. Но оказалось, что это стоит больших денег. Моих сбережений хватит от силы года на два. Прости, что говорю. Знаю – помощи ждать неоткуда.

Отец жестом остановил меня и протянул твердую визитку, которую, оказывается, все это время держал в кулаке.

– Возьми – это название юридической фирмы. Вижу, оно тебе знакомо – солидное заведение. Там по первому требованию тебе оформят оплату услуг на специальное образование.

– Папа, кто будет платить за это?

– Уже оплатила твоя теща. Она говорила, что это когда-нибудь понадобится.

– Она не была богатым человеком. Откуда?

– Не надо вопросов, нет времени. Здесь, на зоне, тоже есть разные способы для заработка.

– Папа, ты знаешь, что она пропала? Что с ней?

– Она дала согласие на участие в эксперименте. Такие безобидные вещи, как влияние рекламы или действие лекарств идут и без нашего ведома. Но для проведения некоторых нужно сознательное сотрудничество. Оплата идет лишь по результатам. Только не воображай себе средневековых пыток. Это научные, – запнулся он, – опыты…

– Она жива?

– По ее условиям в случае потери памяти или, как они называют, поведенческой неадекватности, должны были применить эвтаназию. Она просила не сообщать Светлане. Поэтому юрист будет работать только с тобой. Обещай мне… И держись при этой, – он кивнул в сторону кухни.

– А мама знает про Инну Олеговну?

– Конечно, мы встречались перед этим.

– Папа, вы сможете нас простить и вернуться?

– Вы не выгоняли нас, сынок. Вернуться не сможем – проблем вам добавим. А здесь хоть какая-то помощь от нас.

– Кому помощь? – не понял я.

Отец виновато отвел глаза.

– Папа, что вы еще задумали?

– Тише. Будь мужиком. Обойдемся без восклицаний. Сейчас методики отработаны, это ничуть не больно, кстати, и платят уже меньше, но нас-то с матерью двое. Тебе помогла теща, а твоей сестре некому помочь, кроме нас. Чип вживляется с целью управления и контроля – уж нам-то это хорошо известно.

– Я не смогу смотреть в глаза детям, когда они вырастут.

– Пусть сначала вырастут, иначе зачем было нам жить. И хватит об этом. Пойдем в дом.

На скатерти уже стоял чайник, лежали печенье и фрукты. И я сел глотать горячий кипяток и куски теста, которые застревали у меня в горле. Я делал глоток за глотком, пытаясь сдержать слезы, но они все равно потекли. Мама встала со своего стула, подошла и стала гладить меня по голове. Я уткнулся в нее, как в детстве. Мне захотелось насмотреться на ее лицо, но я продолжал прятать слезы. Отец начал покашливать. Вероника демонстративно встала.

Родители вышли меня провожать. Уже темнело, и они стояли вдвоем в золотистом квадрате света, падающего из окна. Пользуясь тем, что моя сопровождающая ушла вперед, я обернулся и спросил:

– Чем все закончится?

Мать впервые улыбнулась:

– Тем, что Бог все расставит по своим местам. Не кори себя. С нами все будет в порядке.

– Обещайте, что вы дождетесь, пока мы сможем вас забрать.

Отец тоже улыбнулся:

– Почему бы нет, если есть кого ждать?