Текст книги "Заботливая женская рука"

– Говори, да не заговаривайся! – рявкнул волк. – Тридевятое царство стояло и стоять будет!

– Не спорю, – ехидно кивнул еж. – А сюда вы зачем явились? И девиц притащили, симпатичных, кстати. Эх, где мой стандартный облик, я бы им показал. Да, я не представился. Антуан. Антуан Ежинский. А это еще кто? Инкуб? Настоящий? Первого поколения? Удивле-о-он… Неужели ваша матрица еще существует?

– Слушай, еж Антуан, – мрачно сказал инкуб. – Ты тут базар не городи. Нам с тобой болтать недосуг. Мы похитителя преследуем.

– Ну-ну, дело хорошее, – хитро сощурившись, бормотнул еж Антуан. – Тут, кстати, недавно пробегал мимо один подозрительный тип. Взъерошенный, нервный, постоянно оглядывался, будто боялся, что за ним погоня… Что странно, у этого типа было три руки. Не ваш фигурант будет?

– Он! – вскричали все. – Куда побежал?!

Еж потоптался раздумчиво на песке.

– Вообще-то мне никакой выгоды говорить вам об этом нету. Но я все-таки благородный. Поэтому скажу из сугубо альтруистических соображений. Он побежал к тем трем барханам. И если вы прямо сейчас рванете с места в карьер, как раз к завтрашнему вечеру его нагоните. Возможно.

– Спасибо за информацию, – вежливо кивнула ежу Скалли.

– Из спасибо колбасы не накрутишь, – неласково пробормотал еж и свернулся клубком. – Давайте, валите. У меня сезон спячки, между прочим.

– Тогда спокойной ночи, – как-то чересчур ласково пожелал ежу волк-богатырь…

Еж по имени Антуан Ежинский долго глядел вслед группе наших поисковиков и неприятно похрюкивал носом.

– Тридевятое царство, скажите пожалуйста, – проворчал он. – Давно пора было его прикрыть. Зона для самых тупых морферов. Отстойник. Кладбище бездарных идей…

Успокоенный тем, что царевич Филимон и иже с ним скрылись в дальних песках, еж принялся методично и оперативно раскапывать маленький барханчик, на котором доселе сидел так царственно. Можно было подумать, что еж Антуан, истомленный жестокой жаждой, ищет воду – подземный источник или какую-нибудь артезианскую скважину. Но то, что обнаружилось в зоне раскопа, на артезианскую скважину отнюдь не походило. Это был человек, и появись тут Скалли, она своим наметанным глазом дипломированного патологоанатома определила бы, что человек скончался примерно с полчаса назад и не от старости или тропической лихорадки, а насильственной смертью. А окажись тут сейчас еще и царевич Филимон, он бы опознал в скрюченном человечке своего недостойного повара Ерофея. В своих окостеневших пальцах покойник сжимал артефакт, который уже успел поднять столько шума, – вялую и безвольную руку.

Еж встал на задние лапки, а передними принялся тянуть драгоценную конечность.

– Давай, давай, рука драгоценная, – бормотал при этом он сварливым голосом. – Выбирайся на свет к своему новому хозяину и повелителю. Мне ты позарез как нужна. Есть у меня пара-тройка сотен желаний разнообразных, которые тебе придется выполнять. Ну ничего, не вспотеешь, выполнишь, на то ты, гы-гы, и артефакт. Вернешь мне облик мой прекрасный, подаришь власть над всей землею, всех врагов моих в прах обратишь… Буду я всесильный морфер, богоподобный князь, отомщу тогда некоторым дрянным представителям человечьего племени, в дурацкую ежиную шкуру меня заточившим! Берегись, негодяйка Лариса, и ты, толстая писательница Вера Червонцева, тоже пиши завещание! Грядет погибель ваша – морфер предивный, князь Ежинский! Грядет и не замедлит!..

Рука благодаря воистину нечеловеческим усилиям ежа вытянулась из пальцев покойного повара. Безвольно шевельнулась, вызвав у ежа Антуана нервную дрожь.

– Ты мне смотри не балуй! Вежливо себя веди! А то не погляжу, что артефакт, как вцеплюсь зубами! Поваришка Ерофей до чего матерущщий мужик был, а и его я завалил на раз! Теперь вот слушайся меня и повинуйся великому морферу!..

И тут в небесах, прямо над макушкой ежа, раздался тихий, но исполненный глубокого сожалеющего презрения глас:

– Вот до чего доводит мания величия с выраженным параноидальным синдромом!

– Да, начинаются необратимые мутации, – согласился другой небесный глас. – Плюс, конечно, явная энтропия духа.

Еж занервничал, нехорошо глянул на раскаленное пустынное солнце.

– Кто там озорует? – закричал он. – А ну заткнулись! Закусаю насмерть!

– Маньяк, – вздохнул один небесный голос.

– Само собой, – подтвердил второй.

А перед ежом Антуаном вдруг материализовался из жаркой пустоты давешний волк с неприятно янтарными глазами.

– А врать нехорошо, – тяжело сказал волк ежу и наступил лапой на руку-артефакт. – Красть нехорошо.

– Ты меня не воспитывай! – завизжал еж. – Песталоцци с хвостом! А ну пошел! Моя находка! Моя добыча! Не отдам!

– А придется, – заявил волк-богатырь, потому что это был, естественно, он, и никто другой.

– Убью! – истошно заорал еж, но, вместо того чтобы вцепиться набычившемуся волку в морду, кинулся к руке преткновения и впился в ее указательный палец острыми зубками, явно намереваясь утащить артефакт и тем подтвердить свое неоспоримое на него право.

Но и волк-богатырь был неробкого десятка. Он находчиво ухватил артефакт за другой конец и потянул на себя, полагая, что сил и энергии у него больше, чем у какого-то истеричного ежа, а значит, победа ему обеспечена.

И оба зверя стали тянуть несчастную руку, весьма похоже напоминая старинное русское развлечение по перетягиванию каната. Разумеется, у волка сразу обнаружились болельщики: царевич, инкуб, азартно вопящая Димка, Скалли и Молдер (кстати, это их печальные рассуждения слышал еж над собою совсем недавно) и, конечно, гоминид Чарли. Дело в том, что эта компания не поверила ежу, который так активно их спроваживал, и, пробежав десяток метров, вернулась. Тем более что и следов повара волк не обнаружил – они заканчивались как раз там, где еж восседал. Под прикрытием шапок-невидимок компания окружила ежа, понаблюдала за тем, как он выроет руку, и тут в дело вступил волкбогатырь.

– Тяни, Серега, тяни! – подзадоривал друга царевич Филимон.

– Аккуратнее! – вскрикивала Скалли. – Не забывайте, это бесценная вещь! А если вы ее повредите и она больше не сможет функционировать?!

– Бей ежа, спасай Тридевятое царство! – воодушевлялся инкуб Колосков, который до сих пор не мог простить себе, что вместо охраны артефакта и Трифона попал в такие сомнительные приключения.

Ну, о том, что и как вопила Димка Романцева, лучше не упоминать. Потому что даже самые интеллигентные девушки из приличных семей и с мощным образованием могут иногда кричать такое, что моментально вгоняет в краску московских таксистов, питерских ментов и уральских следопытов.

Увлеченные сим состязанием между ежом и волком, наши герои и не заметили, что в пустыне имели место произойти следующие события…

Небо как-то испуганно обесцветилось, словно юный хамелеон, еще не способный толково менять свою окраску.

Поднялся резкий ветер с запахом нагретого металла и ружейной смазки.

В отдалении завыли песчаные волки… И раздался грохот, подозрительно напоминающий гром среди вполне ясного неба.

Но не это главное. Главного пока наши герои, озабоченные проблемой «кто кого», не замечали.

Но скоро им представится таковая возможность.

Состязание закончилось самым неожиданным и неприятным манером.

Волк и еж, тянувшие на себя руку, похоже, переусердствовали. И несчастный артефакт, растянувшись примерно в два раза, наконец не выдержал такового уничижения и с противным звуком рвущейся резиновой покрышки лопнул. Вспыхнули яркие разноцветные искры и зашипели, исчезая в небе. Запахло мандаринами и крупными неприятностями.

Волк и еж – каждый с остатками (или останками?) руки в пасти – раскатились в стороны. Горестно выплюнули остатки (останки?) на песок и яростно завопили друг на друга:

– Ты, негодяй!

– Ты, бандит!

– Это ты виноват!!!

– Убью!!!

– Атас! – вдруг совершенно не по-царски завопил царевич Филимон. – Ребята, беда!

И конечно, он оказался прав.

Потому что иначе, как бедой, этих людей назвать было невозможно.

С десяток смуглых, закутанных в ватные халаты и грязные чалмы типов восседали на запыленных верблюдах и неумолимо целились в охотников за артефактами. Причем целились отнюдь не из луков и даже не из арбалетов…

– Деммит! – простонал приглушенно Молдер. – У них у каждого – молекулярный деструктор третьего поколения! Я всегда говорил, что арабские террористы связаны с инопланетянами! Вот и доказательство!

– Я не уверена, что это арабские террористы! – процедила Скалли сквозь зубы, не переставая мило улыбаться и заложив руки за голову.

– Откуда они взялись? – потерянно спросила Димка. – Может, это мираж? Инкуб, ты же говорил, у тебя сверхчувствительность, а сам…

– Казни меня, казни! – горько простонал инкуб. – Не почуял я их… О стыд, ты в тягость мне!!!

– Попробуем наладить контакт, – решил Молдер, нацепил на лицо самую прекрасную свою улыбку и воскликнул: – Салям! Мы мирные этнографы! Мы чтим традиции! Мы тут ненадолго…

– Недостойный пришелец! – раздалась искаженная английская речь, и к замершей в оцепенении группе подъехал на ослепительно белом верблюде старик в роскошном атласном халате. Голову его украшал кефье из золотого, с синими полосами шелка – точь-в-точь как у древних фараонов.

Типы с молекулярными деструкторами почтительно поклонились старцу, а тот явно был в гневе:

– Нечестивые иноверцы и осквернители песка священной пустыни! Кто вы такие и как посмели явиться сюда, где правит Длань Небесная и я, учитель Указал, покорный слуга этой Длани!

– Мы мирные люди! – начал было Молдер. – И нелюди. Мы преследовали похитителя, который в нашем мире украл у нас ценный волшебный предмет…

– Что за предмет? – нахмурился учитель Указал. Но, присмотревшись внимательнее к останкам руки, лежащим на песке, истошно закричал: – О горе нам! И горе вам, нечестивцы! Вы погубили ее! Вы осквернили ее! Смерть вам!

Молдер отметил, что учитель Указал как-то очень театрально воздевает руки. Но тем не менее старик выглядел впечатляюще. А еще сильнее впечатляли его суровые воины, смотревшие на «осквернителей» сквозь прицелы своих деструкторов.

– Взять этих негодяев! – приказал старик. – Отвести на базу и заключить в Место стенания. А потом я и жреческий совет решим, что с ними делать…

Воины кивнули.

– Руки за голову! – коверкая слова, приказал один нашим героям. – Сопротивления не оказывать. Сразу смерть. Идти по нашему приказу. Женщины и чудовища – вперед.

– Мы могли бы оказать сопротивление, – пробормотал йети волку. – Нас же много, мы сильные.

– А что толку?! – тоскливо взвыл волк. – Неужели ты не понял? Рука погибла! Наши желания никогда не исполнятся! Какой смысл сопротивляться! Пусть уж нас лучше убьют!

И он, опустив хвост, первым побрел туда, куда ему указывал прицелом смуглый воитель.

– Этого не может быть, – потерянно шептал царевич. – Ведь артефакт нельзя уничтожить…

– Может, отдать в починку? – с сомнением сказала Димка. Ей страшно не нравилось это приключение: попали неизвестно куда, захвачены в плен дикими типами в чалмах и на верблюдах. И от верблюдов, кстати, противно пованивало. Нет, это не приключения, это черт знает что!

– Ага, в починку! – проныл каверзный еж, про которого даже слегка подзабыли, подавленные неприятной сменой событий. – Что, у тебя рядом с домом стоит палатка «Ремонт артефактов»? Дура!

– Сам такой, – с ненавистью сказала Димка. Еж ей был крайне несимпатичен; чувствовалось, что это еж с крайне темным и подозрительным прошлым. Возможно, даже преступным. – Это из-за тебя она сломалась, схватил не свое…

Еж в ответ только выругался и предпринял попытку зарыться в песок, чтобы избегнуть плена. Но тут холеный белый верблюд старика Указала сделал то, что традиционно положено делать верблюдам. Еж возмущенно пискнул и более не подавал признаков жизни.

– Захлебнулся, – презрительно констатировала Димка. – Собаке – собачья смерть.

– Кхм, – намекнул волк.

– То есть ежовая, – исправилась Димка, впрочем, лучше не стало.

– Вперед! – рявкнул предводитель. – Слава Небесной Длани! Слава!

Пленники, покачиваясь от усталости и разочарования, зашагали вперед, подгоняемые злодеями на верблюдах.

Возле откинувшего лапки ежа и растерзанного артефакта остался только учитель Указал. Он концом посоха поддел один из обрывков руки, поднес его к глазам, внимательно рассмотрел, а потом отбросил с брезгливостью.

– Артефакт, – насмешливо сказал он и ударил пятками верблюда по бокам.

Верблюд неохотно двинулся в сторону бредущего в песках каравана. Старик Указал ехал и поглядывал на небо.

– Скоро грянет буря, – заявил он неопределенно. – И на этот счет у меня имеются кое-какие планы…

г. Кимовск, Тульская область, Россия

12 января, понедельник, 1:30

Трифон был счастлив.

Уже потому, что он спал и ему ничего не снилось.

Хотя, с другой стороны, реальность, в которую они с Олегом попали еще вчера, была гораздо неприятнее самых кошмарных сновидений.

А ведь как было дело…

…Увидев чудовищное количество вполне жизнеспособных конечностей, Олег и Трифон только переглянулись и пожали плечами. Причем Трифон видел, что Олега, разумеется, зрелище потрясло, но не до такой степени, как этих паразитов Гену и Юрика. Крепкие перцы вкупе с Гранечкой, увидев шевелящиеся и ползающие руки, принялись нервно икать, лица у них стали цвета мороженых пельменей. И Трифон ощутил себя хозяином положения. Не обращая внимания на дрожащие в руках Гены и Юрика пушки, он шагнул в комнату, причем ползающие по полу руки немедленно освободили ему дорогу, словно вежливые придворные перед монархом. Правда, пара особо назойливых ручек подергала Трифона за штанину: дескать, привет, милый, как дела, мы соскучились без твоего приятного мужского общества. Театр абсурда, одним словом.

Итак, Трифон шагнул в комнату, бросив через плечо Олегу и новоявленным бандитам:

– Проходите, располагайтесь…

Он осмотрелся. Если в квартире и был взрыв, то сейчас она выглядела так, словно после взрыва ее реставрировала не то что школа, а целая академия ремонтно-строительных работ. Чисто, красиво, стильно и аккуратно. Но главное даже не это. На диване мирно сидел скромного и задушевного вида мужичок с мятой газеткой в заскорузлых пальцах. Одет мужичок был по-свойски: в старые потертые джинсы, лохматый свитерок и валенки, подшитые сзади для крепости черными кожаными заплатками. Лицо мужичка имело ту приятную особенность, при которой мужчине можно дать как пятьдесят, так и сто лет возраста. Неизвестный был лысоват, но зато имелась у него высококлассная интеллигентская бородка стильного серебристо-седого цвета.

Мужичок глянул на вошедших ярко-синими глазами и сказал просто:

– Здорово, земляки.

– Здорово, – осторожно ответил Трифон. Присутствие в квартире незнакомца, конечно, настораживало, но не настолько, чтобы голову от страха потерять. Тем более что Трифону уже столько всего повидать пришлось, одни руки чего стоят. – А вы что тут делаете?

Незнакомец усмехнулся в бороду:

– Кроссвордик вот разгадываю. Ты, паря, не знаешь ли, кстати, японского писателя, автора романа «Золотой храм»? Шесть букв, вторая «и».

– Мисима, – вместо задумавшегося Трифона подал голос Олег. И надобно сказать, что Трифон этому тоже не удивился.

Незнакомец обрадовался просто как ребенок:

– Подходит! Вот спасибо! Кстати, хозяин, – обратился он к Трифону, – ты работу-то принимай.

– Какую работу? – удивился тот.

Мужик усмехнулся:

– Забыл уже? Немудрено, впрочем, коли такие чудеса у тебя в квартире творятся. Ты же мне сам заказывал стекло вставить и адресочек дал и размеры. Я пришел и вставил – вот, гляди.

И правда, стекла во всех окнах стояли целехонькие.

– А-а, – протянул Трифон, чувствуя все же некоторую натянутость подобного объяснения. – А как вы вошли? Квартира-то была закрыта…

– Нет, паря, это ты путаешь. Квартира у тебя настежь стояла распахнутая – как не дай бог всякому. Видать, рвануло тут что-то лихо – газ природный али телевизор ламповый. «Рекорд».

– У меня «панасоник», – отвлеченно заметил Трифон.

– Один пес, не люблю я энти телевизоры, всякий от них пустой разговор. Вот кроссворды – гимнастика для ума… Да, так вот. Прихожу я, значится, со стеклом, а в квартире у тебя ну чисто ураган какой прошел. И ни души. Соседка только чуть не со слезами мне рассказывает, как от энтого взрыва у нее со стены ковер слетел. Что делать, думаю. Надо хозяина подождать, ну и работу исполнить – деньги-то плачены, и не мое дело думать, в каком состоянии квартира заказчика находится. Может, это у тебя причуда такая – взрываться по выходным…

Слушавшие разговор Гранечка и крепкие перцы нервно хихикнули. Но с места не двигались, оружием зазря никому не грозили и только посматривали опасливо на кружащиеся вокруг руки… Очень напоминали кроликов в садке, поставленном среди волчьего логова. А мужичок продолжал:

– Стекло в гостиной-то я вставил за час – дело малое! Но ведь и другие окна повылетали. Непорядок. Я и решил: схожу к себе, возьму еще стеклышка да все окошки и починю. Человек мне спасибо скажет.

– Спасибо, – подавленно сказал Трифон. – Я теперь с вами не расплачусь…

– Э, сынок, что такое деньги для хорошего человека? Тьфу, и все! Сочтемся когда-нибудь… Так, работу я сделал. А потом сел на диван раскуроченный, сижу, жду.

– Один? – подозрительно глядя на изобилие рук, спросил Олег.

Мужичок хитро прищурился:

– Спервоначалу-то был один. А потом… – Он поманил к себе Трифона и Олега шишковатым пальцем и таинственно прошептал: – Потом они появились… Руки энти…

– Каким образом? – нервно сглотнул Трифон.

– Ох, да из-за языка моего! – всплеснул руками мужик. – С нонешнего дня зарекся я черным словом ругаться. Ведь как спервоначалу испугался-то! Как было-то? Сижу, кукую, скучаю. Глядь – таракан ползет по плинтусу, раскормленный такой, морда наглая, депутатская. А я их страсть не люблю – тараканов. Я в него прицелиться хотел, ан под рукой ничего нет! И ругнулся я со злости, но от души! И только выматерился – на тебе! – с потолка прямо на этого таракана падает такая вот рука и прихлопывает его намертво!

– А дальше?

– Ну, удивился я! И опять удивление свое нецензурно выразил. И тут – две руки падают! И начинают шевелиться и мусор выносить, стены мыть! Я их матерком – на! – четыре упали!

– А потом – восемь, а потом – шестнадцать… – добавил Олег.

– Истинно так! Я сначала не сообразил этой взаимосвязи-то! – заблестел глазами мужик. – А когда сообразил… Ну сам, поди, видишь, сколько их. Чисто лосось на нересте! Но слова против них не скажу плохого: ишь как они тут прибрались – загляденье. Не хуже поливальной машины – хоть иностранную делегацию принимай!

– Понятно, – потерянно оглядел трудолюбивую колонию рук Трифон. – Выходит, вы, отец, волшебник.

– Что ты, милый! – замахал руками мужичок. – Стекольщик я. Коля меня зовут. Во всем Кимовске меня знают – я всему честному люду окна стеклю… А как с энтими руками получилось – не ведаю. Может, у тебя в квартире аура такая? Реагирующая на неприличную брань?

– Может быть, – рассеянно заметил Трифон. – Олег, видишь, вот так моя рука и выглядела. Точнее, та, которая взяла на себя труд обо мне заботиться. А теперь я и не знаю, тут она или это так, одна видимость.

Одна из рук соскочила с люстры, которую драила до сумасшедшего блеска, и дернула Трифона за косички – видимо, для того, чтобы доказать, что она и еще сотни две ее товарок – не видимость, а вполне осязаемая реальность.

– И что же мне с ними делать? – Трифон спросил это жалобно, тоном этакого многодетного отца. – Куда девать этакую прорву?!

Вот тут, когда разговор пошел в деловом русле, Гранечка со своими перцами вышла из ступора и суровым тоном заявила:

– Мальчики, пакуйте товар.

– Не много ли ты на себя берешь, Аграфена? – мельком поинтересовался Олег. – Хоть бы разрешения спросила у Трифона. Все ж таки эти руки в его квартире прописались…

– Смолкни! – кратко потребовала Гранечка. Чувствовалось, что она снова обрела под ногами твердую почву. – Смолкни и ты, Трифон. И тебе, дед, лучше молчать, дольше проживешь.

– Ой ли, красавица? – приподнял одну мохнатую бровь стекольщик Коля.

– Граня, во что паковать-то? – возмущенно подал голос Юрик. – И они, суки, расползаются. Ой, царапается, подлюка! Щиплется!

– А вы не боитесь, что эти руки окажут вам сопротивление? – насмешливо поинтересовался Трифон.

Гранечка неуверенно ухмыльнулась в ответ, а Гена и Юрик внушительно подняли вверх свои пушки. Тут ринулись к ним несколько рук, умело оружие выхватили, разобрали его на составные и принялись друг дружке перекидывать – вроде как в пинг-понг играть. Патроны так и засверкали в воздухе золотыми рыбками…

– Вот, – с удовольствием сказал Трифон. – Это вам не морковка.

– Я все равно отсюда без товара не уйду, – твердо заявила Гранечка. – Мне эти руки заказал один толковый человек из Гонконга. Он, правда, одну только заказал, но я так думаю, что и от сотни-другой не откажется. И бабки солидные отвалит. Слышь, Олег, Трифон, хотите в долю? Не получилось по-плохому, давайте по-хорошему. Вам семь процентов – и руки мои, идет?

Олег хохотнул:

– Ну ты бизнесменка! Десять.

– Олег, ты что? – изумился Трифон.

– Он все правильно делает, – отрезала Гранечка. – Восемь.

– Девять.

– По рукам. Трифон, простыни есть? И наволочки?

– Олег, как ты можешь… Ну есть.

– Неси.

Трифон мрачно глянул на Олега и отправился в спальню – доставать из шкафа спальные комплекты. «Конечно, – думалось при этом ему, – бандит он и есть бандит. Почуял выгоду – вот и решил руки нагреть. На чужих, между прочим, руках».

В принесенные простыни и наволочки руки упаковались в два счета, несмотря на сопротивление. Видимо, чуяли подсознательно, что с бандитами шутки плохи – за непослушание и нахальное поведение бойких конечностей Гранечка пообещала прострелить Трифону башку. И руки смирились. Трифон и стекольщик Коля безучастно наблюдали за тем, как Граня, Гена, Юрик и даже Олег укладывают руки, уминают их в связке, словно брюкву…

– Кошмар какой-то, – пробормотал Трифон.

Мужичок кольнул его взглядом:

– Ты, паря, кошмаров-то еще не видал… Вот, помнится, как-то одной бабенке с улицы Революции 1905 года я окна стеклил, так и навидался и наслушался. У нее, понимаешь, прописался барабашка – стекла колотит почем зря. Она их вставит, через час – на осколочки!

– Ну и…

– Я энтого барабашку на месте преступления поймал, – горделиво ответил мужичок. – Страшненький был, что твой Фредди Крюгер, но я с ним справился, слово у меня есть заветное супротив барабашек…

– Смотрю, у вас для всего есть заветное слово: и для барабашек, и для… воспроизводства рук.

Мужичок хитро прищурился:

– Это верно. Такая вот у меня… харизма. Смотри-ка, – он указал на остальных, – пошабашили. Все до единой руки увязали.

– Ну и черт с ними, – сказал Трифон мрачно.

Гранечка, оглядев упакованный предполагаемый товар, слегка подобрела и сказала Трифону:

– Может, и ты с нами в долю?

– Нет, спасибо, – вежливо покачал головой Трифон. – Не тянет.

– Зря. Думаешь, Триша, вот какая Гранечка сволочь, да? Какая жадная до денег дура? Что ж, жадная. Но не дура. Я ведь давно чуяла, что в твоей жизни что-то нечисто – слишком спокойно ты, шоколадный парнишка, живешь. Слишком уверенно. Даже зависть взяла: я столько лет на гонконгскую мафию пашу как проклятая, и нету у меня уверенности в завтрашнем дне. А у тебя есть!

– Ты работаешь на гонконгскую мафию? – недоверчиво спросил Трифон.

– Да, дорогой, и давно. Потому и имидж у меня такой – забитая дурочка. Это я сейчас осторожность потеряла. Ну да ради такой прибыли и рискнуть не страшно.

Трифон заметил, что Олег в разговор не вмешивается и слушает его безучастно. Наверное, Олега, записного местного бандита, потрясла новость о том, что какая-то Гранечка оказалась крутой ставленницей мафии из далекого Гонконга!

– А откуда ты узнала, что у меня есть волшебная палочка, то есть рука?

– Наводку дали. Из клана старика Пеньчжуя пришло сообщение: русский парень Трифон Оглоедов получил право владения артефактом под кодовым названием «рука». А у русского парня этих рук оказалось просто немерено! Вот это удача! Бинго! Надеюсь, Триша, ты не в претензии за то, что мы тебя немного раскулачили?

– Ни в коей мере, – по-прежнему вежливо отозвался Трифон.

– Вот и хорошо. И все это останется между нами, я полагаю?

– Мы же разумные люди, – светски улыбнулся Трифон. – В милиции мне не поверят, если я заявлю, что кто-то украл у меня кучу шевелящихся конечностей.

– Молодец, Трифон, – похвалила Гранечка. – Я бы за тебя даже замуж вышла…

– Я недостоин. – Трифон был само смирение.

– Это точно, – кивнула Гранечка. – Так, ладно, мальчики, на выход с вещами. А вам – счастливо оставаться. И помни, Трифон, молчание…

– …золото. Удачи, Гранечка.

– Пушки пропали, жалко, – пробубнил Гена.

– Заткнись, – сказала ему Граня. – Не будь жадным. Продадим конечности – куплю тебе атомную бомбу. Вместе с бомбовозом.

И перцы, отягощенные узлами с пиратски захваченными конечностями, ушли, предводительствуемые Гранечкой.

– Олег, как ты мог? – возмущенно воскликнул Трифон, едва за компанией захлопнулась дверь. – Торговался с этой стервой из-за каких-то процентов! Где широта твоей натуры?!

– Моя натура, Трифон, не твоя проблема, – неожиданно весело подмигнул Олег. – Хорошо, что у меня с собой мобила есть. Я должен немедленно сделать пару звонков нужным ребятам и по нужному адресу…

И Олег ушел на кухню:

Трифон поглядел на стекольщика.

– Пойду я, наверно, – с некоторым сомнением сказал тот. – А то засиделся у тебя, а обед скоро…

Трифон понял намек. Загадочный стекольщик явно напрашивался на угощение. В иной ситуации Трифон бы вежливо выставил его за дверь, но сейчас было ему безразлично – дядя Коля ли тусуется в его квартире или весь хор Пятницкого. Возлюбленная пропала, артефакт украден, точнее, нагло отобран, денег нет, жизнь разладилась, уверенности никакой в завтрашнем дне…

– Пойдемте, – сказал он стекольщику. – Я пельмени сварю. Должны вроде оставаться в холодильнике…

Как ни странно, пельменями не побрезговал и Олег. Он вообще выглядел таинственно после того, как сделал свою «пару звонков». Трифон старался не встречаться с ним взглядом, поддерживал какую-то простецкую беседу с Колей-стекольщиком – то про брюкву, то про калийные удобрения. Но все как-то не клеилось, и это страшно Трифона раздражало – как камешек в ботинке.

Одна радость: Олег уговорил свою тарелку и распрощался, деловито бросив Трифону: «Увидимся». И исчез, предварительно забрав у Трифона куртку, потому что не с руки ему, конечно, было идти по городу (хотя бы и до стоянки, куда откатили его машину) в одной пижаме.

Трифон как-то потерянно сидел на стуле. Выключили его, будто иллюминацию на новогодней елке… Кстати, о елке. Трифон даже удивился – сколько его квартира нападений пережила и подозрительных визитов, не говоря уж про взрыв, а елка все так и стоит целехонька. Прямо заколдованная.

– Да, парень, – доевши пельмени, сказал стекольщик. – Чем-то ты здорово угнетенный, как я погляжу. Может, я за бутылкой сбегаю?

– Я не пью, – отмахнулся Трифон. – Нет, выпиваю иногда, но сейчас не хочется. И без того тошно.

– А чем тошно-то? – внимательно и проникновенно поинтересовался стекольщик. – Э, паря, ты не морщись. Мы с тобой не в Америке, чай.

– А что в Америке? – удивился Трифон.

– В Америке человек печальный никогда другому человеку на судьбу не пожалуется. Ежели только тот человек не психиатр…

– Не на что мне жаловаться, – пожал плечами Трифон.

– Ой ли? – прищурился стекольщик.

Трифон хмыкнул:

– До недавнего времени я думал, что у меня вполне приличная жизнь. Пока в ней не появилась… Рука.

– Это какая же?

– Да вот вроде тех, что эти придурки сейчас утащили.

– И чем же эта рука так тебя доняла, что сидишь ты сейчас смурнее ноябрьского вечера?

– Красивое сравнение, – отметил Трифон. – Нет, она особо не донимала, просто… Проникла в жизнь и все нарушила. Вроде нежданного гостя. И пришлось с ней считаться, но даже не это самое паршивое… За ней все, кому не лень, охотиться принялись, как будто эта рука невесть какое сокровище.

– Так, может, она и есть сокровище?

– Но не для меня! – горячо воскликнул Трифон. – Я ведь и без нее прекрасно жил и вполне был счастлив…

– Ну-ну, – принахмурился почему-то Коля. – Вона ты какой молодец. Самостоятельный. Сильный. Красивый. И счастливый.

– Разве это плохо?

– Спору нет, хорошо. Только скучно.

– Ну и пусть. Мне нравится скучать. Кому я мешаю своей скукой?

– А кого радуешь?

– А должен?

– Нет, конечно, – вздохнул Коля. – Только вот что я тебе скажу, паря. Бывает цельное стекло, звенит как родниковая вода и ясное как солнце. А бывает стекло с трещиной. И звук у него не тот, и блеск.

– Это намек? Слушайте, что вы ко мне пристали? Я вам исповедоваться должен в том, что я такой ужасный и скучный эгоист?

– Дурилка ты, – усмехнулся Коля. – Человек-то ты хороший. Только трусливый.

– Это как?! – возмутился Трифон.

– А просто. Жизнь менять боишься, любить боишься, приключений тоже боишься. А когда ты боишься – тебя не уважают.

– Мне этого и не надо.

– Надо, Трифон. Сам себя-то не обманывай. Я ведь тебя, Трифон, признаться, как облупленного знаю.

– Откуда? – изумился Трифон.

А еще он почувствовал, как мурашки у него побежали по коже. Потому что стекольщик вдруг на мгновение показался ему величавым, как средневековый король.

– Откуда вы меня знаете? – повторил Трифон. – Кто вы?

Стекольщик вздохнул и поднялся из-за стола:

– Не могу я тебе этого покамест сказать, Триша. Да и пора мне, засиделся. Но я с тобой не прощаюсь. Явлюсь в самом скором времени. А ты отдохни. И сам с собой побеседуй. На тему счастья и независимости. Или это… кроссворд порешай. На, держи.

И стекольщик сунул Трифону мятую газету.

Вышел вон и дверью…

…не хлопнул.

Остаток дня Трифон провел в каком-то оцепенении. Бродил неприкаянно по комнатам, вспоминал, как рука плескалась в ванной, а Димка принесла банку с капустой. Кстати, капусту он ведь так и не попробовал. И где теперь Димка? Она сказала, что в Москве, но это тоже может быть фантастикой… Как и рука, как и царевич Филимон… Трифон бездумно смотрел телевизор, шла как раз «Ирония судьбы», а потом от нечего делать принялся разгадывать кроссворд. И через некоторое время почувствовал себя таким уставшим, ненужным и почему-то несчастным, что даже не смог ответить на вопрос из четырех букв: «Обычно считается заботливой, если женская, и крепкой, если мужская». Отшвырнул газету и задремал на диване. А потом дремота перешла в крепкий сон. Сон без сновидений. И это-то было счастьем.

Однако всякое счастье когда-нибудь кончается.

Это счастье закончилось в половине второго ночи.