Текст книги "Большое драконье приключение"

Черные бездны ее глаз обратились к нему.

– Ты уезжаешь?

– Да, – ответил он. – Мне стало здесь тягостно и скучно.

Губы ее слегка скривились.

– Как я завидую твоей свободе, Брик, – сказала она.

– На кой черт мне свобода, в которой нет… тебя!

Ее плечи вздрогнули, она поспешно отвернулась, а эта дрожь стала сильнее, мельче, неудержимее… Брик застыл в полной растерянности, а через несколько секунд осознал, что она смеется.

– Я думала, ты… ты никогда не дойдешь.

– Как ты заметила меня?

– Да я ждала тебя! Ждала, глупая, что ты объявишься. И сегодня… Брик, ведь сегодня последняя ночь. Завтра моя свадьба.

– Завтра? – ахнул он. – Нет!

– Не мне это решать…

– Дигэ, я видел его и говорил с ним. Не ходи за него, такой, как он, тебе не нужен.

– А за кого прикажешь идти?

– За меня, – прошептал Брик. – Если хочешь.

Она покачала головой.

– Отец мог бы согласиться тогда, сгоряча. А сейчас слишком многое уже решилось. Рухнет слишком много чужих планов.

Брику почудилось, что вот теперь-то свинцовые воды отчаяния сомкнутся над его головой.

– Укради меня, Брик, – сказала она. – Право, я не вижу другого способа быть с тобой.

Пора бы уж ему узнать цену этой аристократической сухости, увидеть, что полыхает за ней. Страсть светилась в глазах стоявшей перед ним девушки, как свеча в ночном окне, но ни в голосе, ни в манерах, ни в жестах не мелькнуло ничего, что могло бы быть истолковано пренебрежительно. У него перехватило дыхание. Такая… такая женщина!

– Ты не шутишь? – только и смог сказать он. – Собирайся.

Разумеется, это было величайшей глупостью на свете. Теперь к разъяренным Готорнам прибавятся еще более разъяренные Эгерхаши и Степачесы, жаждущие его крови, но сейчас ему на всех их было наплевать.

Через две минуты она была готова. Она давно уже была готова. Еще пару минут она потратила, чтобы черкнуть записку отцу, и протянула ее Брику – ознакомиться. Это было теперь его правом. «Не извиняюсь, – писала она. – У меня одна жизнь, и я не собираюсь тратить ее на Степачеса. Если это ошибка, то – моя собственная. Попробуй понять, отец». Да, она не будет начинать новую жизнь со лжи.

Всю ночь они мчались прочь от города, и только на рассвете, в глухом лесу, Брик остановил коней и снял с седла измученную Дигэ. Она, конечно, была крепкая, но все же не мужчина. Свет заходящей луны округло обегал ее щеку. Брик убедился, что она устроена удобно, и шевельнулся отойти в сторону, чтобы поискать местечко для себя. Она удержала его за руку. Он, честно говоря, не мог похвастать, что это было первое девичье к нему прикосновение, но точно – первое, проникшее в кровь.

– Затем ли ты крал меня, – укоризненно сказала она, – чтобы спать отдельно?

На ее темном платье было десять медных пуговиц, как десять маленьких лун, и прикосновение Брика к каждой было, как лунное затмение. Целуя ее, он, помнится, прошептал:

– Господи, будто в первый раз…

6. О ПЕРЕВОСПИТАНИИ ТРУДНЫХ ПОДРОСТКОВ

Вокруг плясал рой огненных мотыльков, и он откуда-то знал, что должен переловить их всех. И вот он лежал в темноте и ловил их по одному, а когда последний мотылек был пойман, он ощутил, что лежать ему неудобно. Тогда он сел и обнаружил, что тьма перестала быть кромешной. Сильно болела и кружилась голова, а откуда-то справа неслись странные царапающие звуки. Они раздражали его неокрепшее сознание, и он поискал глазами их источник.

Может, это было последствием контузии, а только он рассмеялся. То, что он увидел в рассеянном сером свете, походило на заднюю часть застрявшей в узком лазе кошки. Только очень уж эта кошка была велика, и вместо шерсти покрыта плотно пригнанными стальными чешуйками. Толстые задние лапы упирались в землю, чудовищные когти оставляли на камнях глубокие борозды, видимая часть туловища раскачивалась и выгибалась, могучий хвост был напряженно вытянут.

– Сэр, – сказал вполне человеческий голос, раздраженный и жалобный одновременно, – не будете ли вы столь любезны поскорее очухаться и помочь мне?!

Спотыкаясь о булыжники и прочие части осыпавшегося свода, Санди побрел к выходу и протиснулся в щель между драконьим боком (дракон в этот момент выдохнул) и тем, что с натяжкой можно было бы назвать косяком входной двери пещеры. Он почему-то совсем не удивлялся. В самом деле, если уж драконы и вправду существуют, почему бы им не говорить по-человечески?

Выбравшись на волю, он глубоко вздохнул, с удовольствием и хрустом потянулся и огляделся. Красивый вид из окна подобрала себе эта рептилия! Далеко внизу, в тумане, текла река, шелковым блеском зеленели луга, мрачно клубились массивы лесов, тут и там пробиваемые лентами просек, и все это он видел сейчас с птичьего полета. Затем он обернулся к корчившемуся рядом дракону.

– А почему я должен помогать тебе?

– Но мне же больно!

Против этого довода возразить было нечего. В самом деле, бедолага дракон находился в самом незавидном положении. Приподнимая среднюю часть гибкого туловища над землей, он понемногу высвобождал из завала свою корму, но шея его была по-прежнему плотно прижата к земле упавшим деревом, и, по-видимому, он уже достиг критической точки своей пластичности – петля, образованная его позвоночником, больше не стягивалась.

– Между прочим, – сказал дракон, кося в сторону ваганта желтым глазом, в котором Санди отразился во весь рост, – я ничего плохого тебе не сделал.

– Неужели? – Санди нащупал на затылке шишку.

– Надо быть полным кретином, чтобы работать с такими энергиями в замкнутом пространстве!

– Что-что? Какие такие энергии?

На страдальческой физиономии дракона изумление сменилось выражением хитрющего довольства.

– Да это я так, к слову, – заявил он. – Не бери в больную голову.

Санди в этот момент действительно интересовался другим вопросом, а потому последовал мудрому совету дракона.

– А не опасно будет тебя освободить?

– Не опасно, ничуть не опасно, – уверял дракон. – Боже упаси любого дракона причинить вред такому, как ты!

Санди спустился немного вниз, к их с Бриком бывшему лагерю, и вернулся с пилой.

– Не дергайся, – предупредил он дракона, устраиваясь верхом на его шее. – А то башку отпилю.

Дракон замер. Санди принялся за работу.

– Что я вам сделал? – спустя несколько минут заныл дракон. – Приехали тут… двое на одного… Я вас не трогал!

– А чего ты хотел? – Санди прекратил пилить и свесился вниз, заглядывая в драконьи глаза. – Чего ты добивался, когда крал принцессу?

– Чего-чего! Поживи тут один, без живого слова! Без живой души, и все тебя боятся. Вы, люди, небось заводите себе живность: кошек там, собак, опять же канареек всяких.

– Так ты ее завёл?

– Ну… Она мне понравилась. И цвет такой приятный… – дракон осекся. – Так ты пилишь?

– Пилю, – отозвался Санди, давясь со смеху. – Завел, значит, себе принцессу. Ну, и где она? И мой друг?

– Уехали вдвоем, и слава богу! Ух! Слезай теперь, сейчас она сама переломится.

Дракон пошевелился, напрягся, сосна вздрогнула, хрустнула и распалась на два отдельно взятых бревна.

– Всё? – спросил Санди.

– Не… Там сучок был, он мне чешую пробил и шею пропорол. Перевязать надо, как ты думаешь? Кровь ведь течет…

– А чем? – поинтересовался Санди, обозревая эту необъятную шею.

– Вон там, на горочке, у меня мох растет. Он целебный, нарежь его полосами и замотай.

Санди пожал плечами и отправился нарезать мох мечом, нашедшимся на пороге пещеры. Когда он вернулся, дракон уже благополучно вытащил свою заднюю часть из завала, и пока Санди обматывал его шею мхом, не проявил ни малейших признаков агрессивности.

– Есть хочешь? – спросил он.

– А ты? – поинтересовался в ответ подозрительный Санди.

– Да нет, я ел пару недель назад.

– ?!..

– Ты что, на самом деле ничего о драконах не знаешь? Дракон хочет есть примерно раз в три месяца. Зато уж тогда у него разыгрывается поистине драконий аппетит. Там, в пещере, наверно, от принцессы что-то осталось. То есть, мне же приходилось ее кормить!

– Чем ты ее кормил?

– Мясом, разумеется. Люди ведь плотоядные.

– Мясом? Только? Да ты бы ее замучил! Берешся заводить принцесс, а сам даже не знаешь, чем их кормят!

– Я так понимаю, – осведомился дракон, – ты вегетарианец?

Санди давно уже чувствовал зверский голод, а потому быстро остыл.

– Нет, – буркнул он. – Тащи!

Потом, когда Санди пообедал, а заодно, кажется, и позавтракал, и поужинал, они сидели рядышком у входа в пещеру и любовались расстилающимся внизу видом – нахохлившийся в своей повязке из мха, словно в трогательном пушистом шарфике, дракон и Санди, полулежавший, опираясь на локоть.

– Сколько времени прошло? – спросил он.

– Четыре дня, – вздохнул его собеседник. – Они очень переживали за тебя, твой друг всё пытался тебя откопать. Ну, а потом увёз, наконец, принцессу. Еле я дождался, пока они уберутся. Трое суток притворялся трупом, не шевелясь и почти не дыша, а иначе твой энергичный друг мигом добил бы меня. Трое суток лежать неподвижно и чувствовать, как из тебя вытекает жизнь… И думать о смерти… Это такой ужас! Однажды осознать, что тебя – не будет! Было с тобой такое?

Санди перевернулся на живот, чтобы удобнее было смотреть в драконьи глаза.

– В детстве. Как правило, такое переживают в детстве. А в двадцать лет кажешься себе бессмертным. Э-э… Ну-ка, признавайся, сколько тебе лет?

– Двести, – быстро сказал дракон. – Ну… немного меньше… Сто семьдесят.

– Это ты примерно в каком возрасте? Только без обмана.

– Ну… – дракон застеснялся. – Честно?

– Я жду.

– Я моложе тебя. По вашим меркам, мне где-то лет… шестнадцать.

Санди фыркнул.

– Я давно заподозрил что-то в этом роде. Как тебя зовут?

Дракон напыжился.

– Родители нарекли меня Сверкающим, Подобно Чаше Из Лунного Серебра! Между прочим, я из очень знатного драконьего рода.

– Сверкающий, Подобно Чаше Из Лунного Серебра… – Санди критически оглядел стальной корпус дракона. – Это длинно. Я буду звать тебя Сверчком. Идет?

– Валяй! Принцесса Дигэ тоже была со мной не слишком вежлива. Всё ругала меня… звероящером… домой просилась. Хорошо, что я от нее избавился – с тобой интереснее.

– Ей ведь тоже было у тебя не слишком хорошо, верно?

– А чем плохо? Я ее кормил!

– Оставим в стороне вопрос о рационе принцесс. Ты лишил ее свободы. Она ведь гордая, правда? Ты можешь летать, куда захочешь… А запри я тебя или посади на цепь – ты бы мигом заболел. Ты же не спросил у нее, хочет ли она у тебя жить.

– А она спрашивала своих канареек, которые живут у нее в клетке?

– Если бы Дигэ пожила тут у тебя подольше, ей стало бы скучно… плохо… Она могла бы перестать есть… и умерла бы… Тебе было бы ее жалко?

Сверчок всхлипнул.

– Конечно! Она такая красивая, такая нежная, мягкая… Нет, я не дал бы ей умереть. Если бы я увидел, что ей совсем плохо, уж я бы отнес ее обратно.

– Расскажи мне о себе, Сверчок, – попросил Санди.

– А что тебе интересно?

– Ну, где, к примеру, твои родственники?

– А! – Сверчок махнул передней лапой. – Далеко. Я сбежал из дому. Не нравится мне с драконами. Жадные они, и любви меж ними нет. На всё им наплевать, кроме дорогих и красивых вещей. Вот и хапают, хапают всю жизнь, грабят, из-за них убивают даже… А на что им всё это, кроме как свалить в кучу, сесть сверху и хвастаться перед соседями?.. Гнездо, где я вылупился из яйца, было высоко в горах, и семья наша славилась богатством, древностью и подвигами. На счету моих предков много сожженных и разграбленных городов и убитых героев. Не знаю, в кого я такой получился. Может, мама где на стороне гульнула… чего там, с драконихами тоже случается. Может, мутация какая вмешалась зловредная, а только не могу я есть тех, кто одарен языком и интеллектом. И поговорить по душам меня тянет. Наверное, я – последний из Великих Романтиков. Сначала они надо мной смеялись, сверстники меня били, тычки отовсюду сыпались. Я обозлился! С виду-то я такой же, как все. Ну, чтобы их всех достать, взял и выкрасил гребень в красный цвет.

– Ну, и чего добился? – с интересом спросил Санди.

– Да ничего путного. Родственники стали меня стыдиться, а знакомые перестали здороваться. Ну… я и улетел. Нашел тут уютное местечко с красивым видом… живу вот. Знаешь, мне здесь хорошо, только поговорить не с кем. Не бросай меня, ладно? Ты ведь не принцесса, ты и сам уйти можешь, я ничего не смогу сделать, если ты захочешь уйти, а мне так одиноко!

– А как ты думаешь, мои друзья переживают? Если Брик думает, что я погиб, он, наверное, места себе не находит? Мне кажется, я должен как-то сообщить, что со мной всё в порядке.

Сверчок улыбнулся. Нет, серьезно, это была самая настоящая, не лишенная обаяния улыбка. Единственным не прикрытым броней местом на его теле был нос: мягкий, нежный, розовый, по форме напоминающий кошачий. От него под углом в шестьдесят градусов наклонно расходилась раздвоенная верхняя губа, тоже как у кота или зайца, а зубы были хоть и драконьи, здоровенные и устрашающие, но белые – видимо, по молодости и из-за отсутствия вредных привычек. Выражение глаз у Сверчка было самое дружелюбное, а потому и улыбка вышла искренней. Вообще, как заметил Санди, мимика у него была богатая.

– С одной стороны, он, может, и переживает. Ему плохо, конечно, и всё такое. Но… знаешь, мне кажется, ты там будешь мешать. Видишь ли, когда я тут валялся трупом, мне показалось, что у них с принцессой что-то может получиться. Ты не обратил внимания, они ведь здорово подходят друг другу?

Санди пожал плечами.

– Почему бы и нет? – задумчиво сказал он. – Брик, в сущности, гораздо лучше, чем сам о себе думает. Пора бы уж и ему повзрослеть. Может, и правда, не стоит встревать сюда. Любовь ведь дело тонкое, а, Сверчок? Они были бы красивой парой, как ты думаешь?

– Я мысли не умею читать, – признался дракон, – но кое-какие сильные чувства драконы улавливают. Физиология у нас такая, а у вас, людей, энергетика мощная. Так вот, этот твой приятель принцессе очень понравился. Я все-таки к ней не совсем равнодушен, мне бы хотелось, чтобы у нее личная жизнь сложилась.

– Ну что ж, дай-то бог. – Санди поднялся. – Исчезнем на время.

– Да тебе не будет скучно! – обрадовался Сверчок. – Я буду твоим другом.

– А не думаешь ли ты втихомолку, что теперь ты меня завёл?

– Считай, что ты сам меня завёл, если тебе обидно.

– Ладно, – сказал Санди. – Ты сам напросился. Я тебя изучать буду.

– Итак, от носа до хвоста без малого пятьдесят футов. Ты ведь будешь еще расти?

– Буду, – заверил Сверчок. – И в ширину тоже.

– Ага. Диаметр в талии – восемь футов. Поднимись на ноги. Спасибо.

– Сейчас что измеряешь? – поинтересовался дракон.

– Высоту в холке. Да, здоров ты, брат. В холке ты будешь пятнадцать футов. Эй, а это что?

– Крыло, не видишь, что ли.

Крыло было перепончатое, мощное, натянутое на длинные толстые кости и защищенное мелкими стальными чешуйками. Санди тут же загорелся измерить размах крыльев Сверчка.

– Та-ак, – бормотал он. – Тип – позвоночные, класс – рептилии, отряд – перепончатокрылые…

Сверчок покорно терпел все эти измывательства, поворачиваясь и поджимая лапы, как ему было указано.

– Всё? – рискнул, наконец, спросить он.

– Снаружи, пожалуй, всё. Ну, Сверчок, теперь пора узнать, как ты устроен внутри.

Сверчок перепугался, глаза его отразили чувство глубочайшего обманутого доверия.

– То есть как?

– А так. Мне вот интересно, как это ты огонь выдыхаешь. Ты ведь выдыхаешь? Давай рассказывай.

– А, ну если ты на слово мне поверишь, то это еще ничего.

– Помилуй бог, Сверчок, что ты обо мне подумал?!

– Да так, разное всякое. Огонь, значит? Ну, я так думаю, внутри у меня горит огонь. То ярче, когда я, скажем, голоден, или зол, или испуган, или завёлся, или испытываю еще какое-то сильное чувство, то слабее – это если я сыт, спать хочу, или мне нос чешут.

Санди поднял руку и почесал розовую бархатку драконьего носа, достигавшую полутора футов в диаметре. В таинственном огненном чреве дракона родился утробный низкий звук, схожий с ревом отдаленной лавины.

– Ты что?

– Это мне приятно, – томно протянул Сверчок. – Еще, пожалуйста.

– Пожалуйста, мне не трудно. Сверчок, а где огонь? В желудке или в легких?

– Не знаю, право, – отвечал разомлевший Сверчок. – Но, я надеюсь, ты не будешь меня резать?

– Нет-нет. Выдохни немного огня.

– Вот смотри, – стал объяснять дракон, – если я выдыхаю носом, получается дым. Или это пар?

Из его ноздрей закудрявились две тоненькие струйки дыма.

– А если я выдохну ртом… Отойди в сторонку…

Из разверстой пасти Сверчка полыхнул двадцатифутовый огненный язык.

– Ого!

Довольный произведенным эффектом, Сверчок аккуратно затоптал дымящуюся траву.

– Знаешь, я подумал и решил, что это все-таки в желудке. Но вообще-то, я не совсем уверен, что у меня есть вся эта требуха. Я же только наполовину зверь, а наполовину – машина.

Вечерело. Вход пещеры был обращен на запад, и вид на садящееся за реку солнце открывался чудесный. Огненное полотнище заката становилось всё уже, будто кто-то, спрятавшийся за горизонтом, скатывал его в трубочку.

– По-моему, – рассудил Сверчок, – у нас был трудный день. Завтра приведем в порядок пещеру – надо же нам где-то жить, а сегодня переночуем под открытым небом. Сегодня ясно, а я люблю звезды. Они красивые, хоть им на нас наплевать. Как принцесса Дигэ.

– Ты ворочаешься во сне? Раздавишь еще…

– Не беспокойся, можешь устраиваться поближе. Я теплый.

А когда Санди уютно свернулся где-то в области левой передней лапы, Сверчок спросил:

– А ты мне о себе расскажешь? Мне тоже интересно.

Глядя в небо и чувствуя рядом с собой толчки драконьего пульса, Санди рассказал свою историю.

Он был подкидышем. Его подбросили в монастырский приют Бычьего Брода, когда ему было несколько недель от роду. Его появление там было отмечено страшным пожаром. Кое-кого из детей монахи успели вывести, но старая крыша рухнула слишком быстро, погребая под собой многих воспитателей и воспитанников. Страшнее трагедии тихий Бычий Брод не помнил. А утром следующего дня среди еще горячих углей и дымящихся балок абсолютно невредимым обнаружен был он.

Вскоре после этого его усыновила пожилая бездетная чета. Муж был профессором в местном Университете, жена вела домашнее хозяйство. Поскольку при пожаре сгорели все метрики, да никто из оставшихся в живых не был к детям настолько близок, чтобы определить крещеное имя именно этого младенца, на свой страх и риск профессор назвал его Александром – в честь Александра Великого. Мать не могла нарадоваться на никогда не болеющего, ничего не теряющего, аккуратного, как не всякая девочка, малыша. Профессор первым обратил внимание на то, что подобное поведение для мальчика совершенно ненормально. В голову достойного мужа науки частенько приходили мысли, далекие от официальной церковной доктрины, а потому соображения свои он от жены скрыл, а вот с Санди – к тому времени уже пятнадцатилетним – поделился и посоветовал насчет всего этого держать ухо востро, а язык – на замке. Санди провел несколько экспериментов над собой и, проанализировав статистические данные, перепугался. Теперь он действительно не знал, что он такое. В остальном он был совершенно нормальным и пользовался всеобщей симпатией. Ему вовсе не хотелось попасть на костер или подвергнуться гнусному издевательству под названием «изгнание беса»…

– И правильно, – вставил Сверчок. – Ты не обидишься, если я предположу, что ты, видимо, нехристь? Крещение – это, если я правильно понимаю, обряд посвящения христианскому богу, после чего тот имеет на тебя какие-то права, и ты вынужден играть по его правилам. Ну, как и все другие боги. А не будучи крещеным, ты можешь сам выбирать себе богов, или считать, что их вовсе нет, или себя объявить богом.

…Профессор овдовел, а когда Санди исполнилось восемнадцать, умер и сам, по-доброму, тихо. Он ведь был уже совсем старый. Он оставил Санди свой коттедж в Бычьем Броде, а декан на похоронах твердо обещал наследнику любую кафедру на выбор; благо, мозги у парнишки были, и все это признавали. Но такая карьера показалась Санди чуточку скучноватой, а потому он сдал коттедж в аренду и отправился в столичный Университет. Остальное известно, а потому ограничимся сообщением, что Санди поведал Сверчку в сжатом виде содержание предыдущих глав данного сочинения. Он и не подумал скрывать что-то от дракона: ну, посудите сами, кто поверит драконьей болтовне, да и трудно представить, что Сверчок отправится его закладывать.

Утром Санди первым делом спустился к реке, и пока он с наслаждением купался, дракон крейсировал в рассветном небе над его головой, совершая в порядке разминки разные головокружительные трюки. В Сверчке чувствовались еще юношеская угловатость и некоторая неуклюжесть, вызванные неравномерностью развития отдельных частей тела, но летал он хорошо, с видимым удовольствием, то паря в потоке поднимающегося от земли теплого воздуха, то кувыркаясь на фоне зари, что выглядело очень необычно и не было лишено театральности, то пикируя вниз и только у самой земли расправляя крылья и взмывая вверх с чем-то очень похожим на торжествующий смех.

Дракон плюхнулся на песочек пляжа и принялся кататься там, начищая чешую до блеска.

– Как жаль, что я не птица, – вздохнул Санди, подходя к нему.

– Полетать хочется? – лукаво спросил дракон. – Ну, садись. – И наклонил шею.

– Ни боже мой! Ты меня уронишь.

– Не уроню, – спокойно ответил Сверчок. – Садись давай. Я обещал, что тебе не будет скучно. И не будет.

Санди покачал головой. Мысль полетать верхом на драконе казалась настолько дикой, что требовала времени, чтобы свыкнуться с ней.

– Что ты любишь больше всего? – поинтересовался Сверчок.

– В каком смысле?

– Ну… что тебе больше всего нравится? На что ты сильнее всего реагируешь? Что вызывает наибольший восторг?

Интересный вопрос. Санди задумался.

– Наверное, красота, – неуверенно предположил он. – Или какой-то благородный жест. Чье-то исключительное мастерство.

– Это слабовато, – сказал дракон. – А власти ты не пробовал?

– Власти? – удивился Санди.

Дракон утвердительно кивнул.

– Это упоение, – сказал он. – Неужто не знаешь? Садись, я пронесу тебя над землей.

– Да как же на тебе, таком здоровом, сидеть?

– Когда-то, – начал вместо ответа Сверчок, – в той стране, где сравнительно недавно я вылупился из яйца, жили могучие волшебники. Они могли очень многое. Не было у них власти лишь над смертью и над земным тяготением. С первой никому из нас сладить не суждено, а для победы над вторым они вывели могучих и почти неуязвимых крылатых зверей, наделили их интеллектом и нарекли драконами. Со временем волшебников становилось всё меньше, а драконов – всё больше, они вырывались на свободу, активно размножались и вскоре совсем одичали. Временами они воевали со своими прежними хозяевами, и обе стороны несли тяжелые потери. Драконы перестали гордиться своей исконной службой, но по сути своей созданы были они довольно ограниченными и свободу понимали лишь как право творить зло и копить бесполезные сокровища. Это я к тому, – добавил Сверчок, возвращаясь из далекой страны памяти, – что я – потомок рода, выведенного специально для верховой езды. У меня там, на шее, пониже повязки, есть такая седловина. Так что забирайся смело, не то всю жизнь будешь плакать об отказе.

И Санди решился. Дракон низко наклонил к нему шею и для удобства подставил лапу.

– Устроился?

– Ты только чешую не топорщи. Штаны мне порвешь.

– Не буду, – заверил Сверчок. – Держись за гребень. Ну… поехали!

Он длинными неуклюжими прыжками разбежался по пляжному песочку, за спиной у Санди раздалось хлопанье, будто разворачивались паруса, а потом земля стала уходить вниз, и сильный свежий ветер ударил ему в лицо. Не успел он оправиться от первого приступа восторга, как ландшафт внизу стал игрушечным, испуганные птицы брызнули во все стороны прочь от могучего конкурента, поднимавшегося по широкой плавной спирали всё выше и выше.

– Нравится? – усмехнулся Сверчок, оборачиваясь. – Я чувствую.

– Неплохо, – подтвердил Санди. Он вдруг подумал, что ведет себя так, будто летать на драконе – дело вполне естественное. Гораздо удобнее, чем ехать на лошади.

– Вот, смотри, – сказал Сверчок, зависая в теплой воздушной струе. – Перед тобой карта. То есть под тобой. Все пашни, пастбища, замки, монастыри, деревни. Хочешь развлечься на каникулах?

– О чем это ты?

– Попробуй себя в роли короля. Ну, или там наместника провинции. С той только разницей, что они хапают только для себя, будто драконы, и сами – несвободные люди, а ты – волен, как птица… И справишься ты лучше.

– Может, – отозвался Санди, – я не умен, только я не понимаю, к чему мне это.

– Когда летаешь так высоко, много видишь, – объяснил Сверчок. – Например, вон там, в кустах, обнимается парочка, и, я полагаю, им мы не нужны. А вон там, на дороге, если я не ошибаюсь, какой-то скандал, и в нем принимают участие вооруженные люди. Понимаешь, Санди, ты сильный, а сильный должен употреблять свою силу на добро или зло. Так что ты как хочешь, а я намерен спуститься.

И прежде, чем Санди успел согласиться или возмутиться драконьей логикой, Сверчок спикировал на дорогу. При виде его вооруженная налоговая инспекция – а это именно она разбойничала в деревне – с поспешностью, выдававшей горький опыт, нырнула в канаву и благоразумно переползла оттуда в кусты. Сверчок мягко приземлился на дорогу и с видом скучающего денди выпустил вслед беглецам клуб дыма. Крестьяне, конфликтовавшие с официальными лицами, были не столь тренированы, а потому их уважение к дракону выразилось в падении ниц.

– Да встаньте же, – не выдержал цивилизованный Санди. – Разве не видите, что он ручной?

Сверчок недовольно покосился на него, но промолчал.

– И вот, ваша светлость, – сказал один мужик похрабрее, – я ж говорю им, мы уже платили за лето, у нас бумаги есть, мы же не виноваты, что в тот раз его милость прилетел голодным и всё у них отобрал и съел, а они снова пришли и говорят, что раз монастырь своего не получил, мы, оказывается, снова должны, а где это такие законы, чтобы два раза за одно платить, они-то там, в монастыре, чай, не бедные, а земля, видите какая, она ж не два урожая в год даёт, тут только чертополох хорошо родится, а корова у нас одна, тёлку мы еще по весне продали, а жена у меня зимой шестого родила…

– Всё ясно, – сказал Санди. – Никуда не денешься. Забирай свою корову, а если придут еще, пали костер с тремя дымами и говори, что дракона вызываешь.

– А нам тоже можно животину забрать, ваша светлость? – робко спросили двое других.

Санди кивнул, и крестьяне мигом похватали свою живность, оставив на телегах лишь две бочки, судя по запаху, с вином.

– Это не наше, – отреклись они. – Чужого нам не надо.

Боясь, как бы «его светлость» и «его милость» не передумали, они поспешили вернуться в деревню, и вскоре на проселке остались только вагант со своим драконом.

– Это называется – рэкет, – сообщил Санди Сверчку. – Ты зачем людей пугаешь?

Сверчок ощерился.

– Простые люди должны чего-то бояться, – сказал он с вызовом. – Когда они ничего не боятся, они становятся злыми и наглыми.

– Это от недостатка образования, – возразил Санди.

– Ха! Напугать легче, чем возиться с образованием, к тому же страх даёт плоды немедленно. Впрочем, если твоя светлость недовольна, еще не поздно отобрать скотину обратно и свистнуть тех придурков, что засели в кустах.

– Нет, это было бы психологически неверно и навредило бы нашему имиджу, – рассудил Санди. – Кроме того, я здорово не люблю эти монастыри… да и прочую шушеру, что толкует с мирным населением, бряцая оружием. В этом отношении я настоящий обыватель. И налоги, на мой взгляд, должны быть разумными. Живи и жить давай другим.

– Мне нравится этот лозунг. Как насчет того, чтобы воплощать его в жизнь?

– Погоди-ка, – решился вдруг Санди.

Он прошел по дороге несколько ярдов и крикнул:

– Эй вы, там! Когда вернетесь в монастырь, скажите вашим мракобесам, чтобы поимели совесть! Иначе спалю ваш гадюшник.

Несколько минут назад он смотрел на землю сверху вниз, как дракон, и оттого стал смелым, свободным и сильным. Он подождал несколько секунд, пока из кустов не донеслось дрожащее «да, сэр», а потом вернулся к Сверчку.

– Эй, что ты делаешь?!

Дракон, давно тревожно шевеливший чувствительным розовым носом, тихонько подобрался к оставленным на подводе бочкам. Пользуясь отлучкой Санди, он, отважившись, одним ударом хвоста вышиб у одной из них днище и окунул туда длинную морду. На окрик Санди он с виноватым видом вынырнул из бочки. По розовому носу стекали рубиновые капли. В воздухе разлился терпкий пряный аромат. Бочка была пуста.

– Ох, – только и смог сказать вагант, пытаясь наскоро раскинуть сорокаведерную бочку крепкого вина на фунт веса дракона за вычетом брони.

– Сверчок, как ты себя чувствуешь?

– Хор-р-ро-шо! – пророкотал дракон. – Эх! Мой огонь р-раз-гор-рается!

– Ну еще бы!

– Эх! Хор-р-ро-шо! Залезай! Вот сейчас-то полетаем!

– Жадина, – выразительно сказал ему Санди, пытаясь отвернуть мысли дракона прочь с опасного направления. – Ни капельки не оставил. Не по-товарищески это.

– Нет проблем! – завопил Сверчок.

– Постой!

Но было поздно. Дно вылетело и из второй бочки.

– Во! Угощаю!

Санди, зажмурившись, вдохнул винный аромат.

– Нет, – грустно сказал он. – Я не варвар. Такое вино нужно пить из хрустального бокала, крохотными глотками, сидя ненастным вечером у камина в компании с молчаливым другом.

– Так пропадать ему, что ли? – возмутился заметно хмелеющий Сверчок. – Ну ладно, пусть будет сюрприз для прохожих. Залезай, и полетели.

– Ну нет, – решительно заявил вагант. – Я еще не спятил, чтобы летать на пьяном драконе. Увидимся у пещеры.

Он развернулся к Сверчку спиной и зашагал прочь. Пройти ему удалось всего несколько шагов: путь преградил толстый бронированный хвост, гребень на котором был угрожающе растопырен.

– Дай дорогу, – не терпящим возражений тоном приказал Санди.

– Я так понимаю, – сказал Сверчок, – ты выказал мне неуважение. Или ты сию же секунду залезешь мне на шею, или я за себя не отвечаю.

Со стороны эта ситуация выглядела чудовищно комичной: хрупкий невысокий юноша, стиснув зубы и кулаки, обменивался яростными взглядами с драконом. Сами знаете, каково это – спорить с пьяным. А потому Санди, вздохнув, взобрался Сверчку на шею.

Дракон, пошатываясь на каждом шагу, разбежался и, тяжело хлопая крыльями, взлетел. Неприятности начались сразу же, как только он оторвался от земли. Хмель, как и следовало ожидать, подействовал на систему его координации. Несколько раз он чуть не задел верхушки высоких деревьев, потом, потеряв вздымающийся воздушный поток, камнем полетел вниз и еле выровнялся у самой земли. Его постоянно заваливало на бок.