Текст книги "Блондинка в Париже"

Строптивая наследница

Понадобилось семь минут – пока я спускалась по трапу самолёта, ехала в автобусе и шла по мокрому асфальту к зданию аэропорта – чтобы окоченеть. Из ледяной тьмы, расцвеченной сверкающими каплями дождя, в толпе таких же озябших спин, я нырнула в зал прилёта. Настя – крупная, яркая, с гривой вьющихся каштановых волос – держала в руках шерстяной палантин и неизменный стакан горячего кофе.

Она тут же начала укутывать меня.

– Приветик, путешественница! Умчалась в свой Париж в одном плащике. А у нас едва ли не снег!

– Привет, – простучала в ответ моя челюсть, а я с подозрением уставилась на подругу.

Как она вокруг меня прыгает!

Но почему?

Это услужливость подчинённой или искренняя забота настоящего друга?

– Что? – испуганно посмотрела на меня Настя.

За год нашего сотрудничества она накопила богатый негативный опыт общения с нервной начальницей и теперь всего боится. Я всегда чем-то недовольна. И как потом выясняется – вполне справедливо!

– Нормально слетала? – тонким заискивающим голоском спросила Настя. – Все вопросы утрясли с Шарлоттой?

– Угу.

– Ты так внезапно улетела!

– Надеюсь, ты без меня не напортачила?

– В принципе, всё отлично.

– В принципе? – нахмурилась я.

– Если мелкие недоработки. Но всё можно исправить.

– Что можно исправить?! – взвилась я. – Скажи мне сразу, что ты натворила?

– Криозамораживатели не пришли, – осторожно сообщила Настя. – Для репродуктивной клиники.

– Вот чёрт!

– Директор клиники в бешенстве.

– Я тоже. Это был пробный заказ, и мы облажались. Теперь можно не рассчитывать на долгое и выгодное сотрудничество.

– Но я не виновата!

– Придётся завтра звонить в клинику, объясняться.

– Я уже объяснялась изо всех сил, но директор там какой-то… неуравновешенный.

– Ладно, позвоню ему завтра.

– Но это ещё не всё, – опустив глаза, чуть слышно произнесла Настя.

Я молча испепелила её взглядом.

– Транспортные накладные для Тюмени…

– Что опять?! Ты же их переделала!

– Хотя я их и откорректировала после твоей истери… твоего замечания… но, всё-таки, каким-то невероятным образом одна… то есть… четыре ошибочки туда закрались… И надо же… На посту к водителю прикопались. Груз задержали на семьдесят два часа. Вот же фигня, согласись! Сколько раз мы отправляли оборудование с липовыми накладными, и никто ничего не проверял… А тут… Машина стоит в Ишиме… Даже не знаю, как так получилось. Я же перепроверила сто пятьдесят раз.

– Настя, я тебя убью, – глухо пообещала я.

– Завтра утром отправлю в Ишим нормальные документы. Не переживай, это не смертельно, я всё исправлю!

– Да что ты за человек такой?!

Хотела бы я знать!

Кто она на самом деле?

Я пристально посмотрела на помощницу. Та старательно изображала невинность, мол, подумаешь, ерунда какая, слегка напортачила. Тугие розовые щёки, мерцающие карие глаза – не понять, что таится в их глубине.

А если это она переехала машиной любимую тётушку?

Вот эта улыбчивая аппетитная толстушка. Взяла и размазала по асфальту – отомстила за издевательства… Нет, не могу в это поверить.

Но вдруг?

А теперь она выбрала новую цель – свою зловредную начальницу. И будет долго-долго копить обиды, будет терпеть мои наезды и оскорбления, упиваясь собственным унижением… Чтобы в один прекрасный день, всё хорошенько просчитав, с хрустом, как мокрицу, раздавить меня автомобилем!

– Прости, Леночка, – прокряхтела сзади Настя. Она за мной не успевала. Подгоняемая неприятными мыслями, я неслась по стоянке. – Прости! Это больше не повторится! Я буду очень внимательна! Буду проверять по двадцать раз! Не обижайся, прошу тебя!

…Красная «тойота» поджидала на разрисованной полосками и стрелками парковке. Мокрый асфальт, отражая огни жёлтых прожекторов, переливался в темноте, как расплавленное золото.

Едва сев за руль, Настя привычно расслабилась, перестала суетиться, её движения стали спокойными и уверенными. Мотор нежно заурчал, словно пригревшийся ласковый котяра.

Мы неслись в темноте, преследуя красные огни впереди идущей машины.

– А чем вообще занимался Леонар Бриссон?

Настя, вероятно, удивилась моему вопросу, но она была рада уйти от темы испорченных накладных и потерянных криозамораживателей.

– Да чем он занимался? Болел!

– А до того, как заболел?

– Работал в какой-то компании управленцем… Изабель мне говорила, но я не помню. Я особо не вникала.

– А Изабель? Она вникала?

– Тоже не очень.

– Но как же так? Она же считала себя бизнес-леди и сама постоянно что-то затевала. А дела мужа её не волновали?

– Вот именно. Ей хватало собственной лихорадочной деятельности. О, Изабеллушка была лихая предпринимательница. Постоянно устраивала цирк с конями.

– Мне она слёту впарила партию бракованного оборудования.

– Вот-вот, – вздохнула Настя. – Чудесные времена. Изабель была жива. И Леонар тогда ещё тоже… Очень приятный мужчина… Всего два раза с ним виделась, а впечатлений – на всю жизнь. Завалил меня комплиментами и подарками. Надарил шарфов, часов, шкатулок… Все очень изящное, дорогое… Он так на меня смотрел…

– Как?

– Ну, так…

– Как на малышку? – подсказала я.

– Точно! На меня всегда все смотрят, как на бегемота. А Леонар смотрел, словно я была маленькая девочка.

– Он ведь был в два раза тебя старше. Так, наверное, в детстве смотрел на тебя отец?

– О-о… Да! Лена, ты буквально читаешь мои мысли. Ты можешь быть чуткой, когда захочешь. Но гораздо чаще ты бываешь фурией.

– Не отвлекайся. Мы говорим о Леонаре.

– Чудесный был старик. А как он любил Изабель!

– А она его так же сильно любила?

– Не думаю. Наверное, поменьше.

– Если бы сильно любила, не сбегала бы от него каждый месяц в Россию.

– Она не сбегала! – обиделась Настя. – Не так-то легко день и ночь сидеть у постели умирающего. Изабель требовалась разрядка.

– Она выглядела довольно весёлой, когда мы с ней встречались. Вовсе не убивалась из-за того, что муж того гляди отправится на тот свет.

– Да, Изабель мне говорила, что нельзя грузить людей своими проблемами и портить им настроение нытьём. Поэтому она всегда улыбалась.

– А вдруг Леонар, всё же оставил твоей тётушке что-то, кроме гнилого домика? Даже если Изабель ещё не успела оформить наследство, всё равно, ты – наследница. Тебе надо встретиться с Жильбером в Париже и выяснить этот вопрос.

– Лен, ты что? Никуда я не поеду! И права качать не буду. Конечно, ты деловая дама до мозга костей. И если есть возможность пополнить банковский счёт, ты не успокоишься, пока этого не сделаешь. А я не такая.

– У меня обострённое чувство справедливости.

– А если по справедливости? Предположим, у Леонара остались какие-то сбережения. Но я-то тут при чём? Как я могу на что-то претендовать? С какой стати?

– Потому что твоя тётя Изабель пять лет была замужем за Леонаром. Возможно, она подарила ему дополнительные пять лет жизни. Ведь он её любил? Любил. И это его поддерживало.

– Но я не Изабель! Я Леонару жизнь не продлевала.

– Ты наследница.

– Не знаю, меня это совсем не волнует, – Настя пожала плечами. – Квартира и машина, вот, что мне нужно. Если я смогу и дальше жить в своей квартире и ездить на этой машине, – она похлопала по рулю, – то ничего больше и не надо. И дом в Нормандии мне тоже не нужен. И, пожалуйста, давай оставим эту тему.

– О’кэй, давай оставим, – кротко согласилась я.

Не удивлюсь, если Настя водит меня за нос. Постоянно подсовывает этот нормандский домик, чтобы отвлечь внимание. Говорит, что наследства никакого нет, а на самом деле там миллион евро. Или даже три. Или тридцать три.

И тётю она укокошила не только из ненависти, а ещё чтобы заграбастать себе наследство Леонара. Теперь она выжидает, тянет время и ломает передо мной комедию. Если у следователя вдруг возникнет подозрение, что племянница причастна к гибели Изабель, я должна стать главной свидетельницей – буду рассказывать всем, как убивалась бедная девушка, как долго не могла прийти в себя после смерти тётушки, какое удивительное равнодушие проявляла к вопросу наследства…

Но если никаких миллионов нет и в помине, остаётся одна только ненависть к Изабель, искусно спрятанная, убаюканная обещанием возмездия…

Настя не знает, что я прочитала её дневник. Пусть переделанный, с другими именами и географией – но всё же… И теперь я обязательно докопаюсь до сути, потому что роль дурочки – не для меня.

… – А давай заедем куда-нибудь перекусить? У меня в холодильнике шаром покати. В Париже так металась, даже пообедать не успела. В самолёте дали зелёные макароны.

– Тухлые?! – испугалась Настя.

– Нет, со шпинатом. Здоровое питание. Вот, поворачивай, здесь есть чудесный ресторанчик.

Вскоре мы уже отрывались по полной программе в декорированном под крестьянскую избу уютном зале маленького заведения. Несмотря на поздний час, Настя без тени сомнения заказала себе эскалоп, два оливье и вареники с творогом. Предлагая где-нибудь перекусить, я вовсе не собиралась ввергать подругу в пучину разврата. Но спустя десять минут она уже нежно похрюкивала над тарелкой, поедая двойную порцию салата.

– Настя, что с машиной?

– С ней всё в порядке, – удивилась подруга. – Ты же видела, она в отличном состоянии. Ездить на ней – сплошное удовольствие.

– Тебе на чём угодно ездить – удовольствие, лишь бы за рулём сидеть. Но я имею в виду не «тойоту», а «ниссан».

Обрадованная встречей с едой, Настя вмиг заскучала и сникла, едва речь зашла об угнанном джипе.

– Никаких новостей. Машину не нашли.

– Когда ты узнавала?

– Так… Когда же… Две недели назад им звонила.

– И ничего?

– Не-а… Девушка, девушка, а мой эскалоп не готов? – уцепилась Настя за официантку.

– Эскалоп интересует тебя гораздо больше, чем судьба угнанного автомобиля, – прокомментировала я.

Настя виновато похлопала глазками:

– Я есть хочу, – призналась она. – А машина… Если честно, я и не надеюсь, что её найдут. И раньше тоже не надеялась.

– Вероятно, надо было проявить настойчивость? Предложить гаишникам вознаграждение?

– Я это не умею, – скривилась Настя. – Если они всё-таки найдут машину – это будет похоже на чудо. Нет, не верю. Чудес не бывает. Моё мясо, а? – вновь прицепилась Настя к официантке. – Эскалопчик. Свининушка.

– Уже несу! – ответила девушка.

Через мгновение перед Настей поставили огромное блюдо. Алчная девица тут же схватила приборы и принялась пилить эскалоп на кусочки. Сочная отбивная всецело завладела её вниманием. На меня она даже не смотрела.

– Ты долго ждала меня?

– В аэропорту? Вовсе нет, – промычала Настя. Набила себе щёки, как хомяк. – Я только подъехала, купила кофе, и сразу объявили твой самолёт.

Подруга с упоением жевала, а я пристально её рассматривала, подперев подбородок рукой.

В тот вечер, десятого апреля, Насти, скорее всего, не было дома. Она сама и «угнала» от дома джип, чтобы реализовать своей жестокий замысел. Бросилась к машине, как только Изабель вышла из квартиры. Сделала круг по ночному кварталу, разведывая обстановку. Увидела на обочине одинокую фигуру жертвы…

А мне заливает, что до утра просидела дома! Как она может так нагло врать? Но не очень-то Настя позаботилась об алиби. Должна была организовать себе парочку свидетелей, готовых подтвердить, что всю ночь с десятого на одиннадцатое апреля она никуда не выходила.

Но как бы она это сделала? Тогда бы ей потребовался свидетель-сообщник. А это – дополнительный риск. Она и так очень сильно рисковала…

– Лен, а почему ты постоянно расспрашиваешь? Тебя что-то напрягает?

О, знала бы она!

В этой странной истории меня напрягает абсолютно всё!

– Скажи, а, кроме сайта «Пышки на диете», ты где-нибудь ещё ведёшь дневник?

Настя поперхнулась, застыла. Я не сводила с неё глаз.

– Так что?

– Н-н-нет… Нет.

– Может, раньше вела? – продолжала допытываться я. – Перешла на сайт «Пышки на диете», завела там новый дневничок, а старый закрыла? А?

– Не-а, – отказалась Настя, моргая. – Не было такого. Почему ты спрашиваешь?

– Так бывает. Одна социальная сеть, другая, третья. Они множатся, дневники дублируются. Потом это надоедает.

– «Пышки» – моя стихия. Там я в кругу единомышленников.

– Но на этом сайте тебя все знают в лицо, наверняка, твоим подружкам известна твоя фамилия, твой адрес. А я тебя спрашиваю о совершенно анонимном дневнике, где ты можешь писать всё, что тебе вздумается. Раньше такие дневники писали от руки и прятали подальше от посторонних глаз, держали где-нибудь под матрасом или в сундуке. А сейчас ведут в сети блог и выставляют его на всеобщее обозрение – замаскировавшись ником и аватаркой.

– Да нет… – повторила Настя. – Мне вполне хватает «Пышек». А ты вообще дневник не ведёшь. И лишнего веса у тебя нет, – очень логично закончила она дискуссию.

– Точно, – согласилась я.

Настя вновь уткнулась в тарелку, избегая моего взгляда. Точно такое испуганное выражение на её лице возникало всякий раз, когда я вдруг выясняла, что в кулере закончилась вода, в катридже – порошок, авиабилеты не заказаны, платёжки не оформлены и так далее.

А ведь она должна быть хорошей актрисой, подумала я. Ведь столько лет она носила маску, и Изабель даже не догадывалась, что племянница её ненавидит… Почему же сейчас ей не удаётся меня обмануть? Куда испарилось её актёрское мастерство? Или просто не успела подготовиться? Не ожидала от меня таких вопросов?

Но я-то знаю, что Настин дневник не только существовал, но и послужил основой для книги «Наука ненависти».

– А у меня горе, – вдруг сообщила Настя.

– Что случилось?

– Катя-Умница почему-то закрыла свой дневник. Ушла в подполье – да так резко. Никого не предупредила, ничего не объяснила. Может, у неё что-то случилось?

– Ушла в подполье?

– Просто так дневники не закрывают. Наверняка, у неё что-то произошло.

– Да, интересно, что?

– Не знаю. Но моя фотодиета накрылась. Катя не сможет меня курировать, так как она исчезла.

Подскочившая официантка забрала со стола до блеска вылизанное Настей блюдо из-под отбивной и мою тарелочку с недоеденным зелёным салатом.

– Принесите счёт.

– Ой, а я думала, мы ещё на десерт чего-нибудь закажем! – вскинулась Настя.

– Заказывай, – разрешила я. – Всё равно с диетой ничего не получилось. Катя впервые закрыла дневник?

– На моей памяти – да. А мы с ней общаемся уже полтора года.

Я подождала, пока Настя закажет официантке кофе по-венски, торт и три шоколадные конфеты.

– Ручные конфеты! – радостно объявила подруга.

– В смысле, приручённые? Не кусаются?

– В смысле, сделанные вручную! Ой, Лена, тебе полезно летать в Париж! Ты оттуда такая добрая вернулась. И за криозамораживатели меня не убила, и за грузовик не распяла, и десерт разрешила заказать.

– Сама себя не узнаю.

Но я не добрая, а задумчивая. Размышляю: неужели Катя-Умница ушла в подполье из-за моего письма? Чего же она так сильно испугалась? Может быть, она просто не любит выяснять отношения?

А зря. Я вот очень люблю выяснять отношения – это позволяет добиться полной ясности и расставить все точки над i. Я, например, могла бы устроить девицам очную ставку и узнать, кто из них лжёт: Настя, которая клянётся, что всю ночь просидела дома в ожидании подруги, или Катя с её заявлением, что она никогда не ездит в командировки.

Клетчатая рубаха Джеймса Бонда

– А, это опять вы… – радушно поприветствовал следователь Николай Денисович, когда после получасовой охоты я застигла его у входа в здание и с боевым кличем спрыгнула на юношу с мраморных ступеней крыльца.

На лице парня возникло то же самое выражение, какое было у Бориса, когда я налетела на него в Париже в бизнес-центре Дефанса.

Мужчины перестали мечтать о встрече со мной, придётся признать этот факт. Но сейчас я не стану разбираться, каким образом вылетела из номинации «обворожительная незнакомка» и попала в категорию «надоедливых баб». Я тут сугубо по делу, плевать мне на эмоции капризного следователя!

Про Бориса Лантье, увы, не могу сказать то же самое. Почему-то мне на него не плевать. Всё равно сидит заноза в сердце и царапает, царапает. Никак не избавиться от мыслей о недоступном парижанине!

– Надеюсь, вы пришли, чтобы сообщить мне какие-то факты, а не затем, чтобы снова закидать дурац… пустыми вопросами? – скривился Николай Денисович.

Мы так и стояли у крыльца. У следователя зазвонил телефон, и когда юноша достал его из кармана модной стёганой куртки, я увидела, что сегодня его драгоценный гаджет любовно упакован в футляр голубого цвета.

В прошлый раз был оранжевый.

– А вопрос у меня один. Где водитель, сбивший Изабель Бриссон? Никаких новостей? Расследование продвигается?

– Побойтесь бога, Елена Владимировна, мы с вами разговаривали в прошлую пятницу. Ещё и недели не прошло. И вы надеетесь, что за это время что-то изменилось?

– Учитывая, что до этого ничего не менялось целых пять месяцев.

– Вот именно! – раздражённо бросил Николай Денисович. – Чего вы от меня хотите? Такие дела можно раскрыть только по горячим следам. И только по указке свыше. Или при активном участии родственников. Племянница Изабель Бриссон никакой настойчивости в апреле не проявила. Но я понимаю, она и сама была убита горем. А вы, Елена Владимировна, насмотрелись по телевизору высокотехнологичных детективов, где по пылинке вычисляют формулу ДНК убийцы, его адрес и номер банковского счёта. Мы такими возможностями не располагаем. Всё, что у меня есть, – кипа бумаг, исписанных неразборчивым почерком. Прошло пять месяцев. Забудьте. Уже никого невозможно найти.

– И никто ничего не видел?

– Никто. Ничего.

– Хорошо, не буду к вам приставать. Я уже заметила, что моё присутствие угнетающе действует на вашу психику.

– С моей психикой всё в порядке.

– Рада, что вы, хотя бы, запомнили моё имя, – кротко заметила я. – До свидания!

– Прощайте.

– Нет, постойте! – схватила я за рукав юношу, уже готового мчаться от меня прочь. – Хотя бы покажите место, где нашли Изабель.

– А вы не знаете?

– Откуда мне знать? Где-то неподалёку от её дома. Мне племянница сказала. Но расспрашивать подробнее я боюсь, Анастасия сразу начинает рыдать.

Николай Денисович затосковал. Он беспомощно оглянулся – надеюсь, не в поисках тяжёлого предмета, чтобы стукнуть меня по голове. Мимо проходили коллеги следователя и здоровались с моим пленником.

– Умоляю, Елена Владимировна, да как же я вам покажу! У меня нет времени кататься с вами по городу!

– В чём проблема, мы же не в девятнадцатом веке живём! – я достала айфон и развернула на экране карту города. – Просто пальчиком ткните – и все дела. Я сразу же от вас отстану.

– Честно? – смягчился Николай Денисович, в его голубых глазах засияла надежда.

– Век воли не видать! – улыбнулась я в ответ.

Следователь увеличил карту, подвигал её вправо-влево и нашёл нужный участок:

– Вот здесь.

– Спасибо.

– Не понимаю, как это может вам помочь.

– А вдруг?

***

Шарлотта позвонила из Парижа в тот самый момент, когда я на скорости десять километров в час приближалась к месту трагедии. Я не спешила, представляя, что повторяю сейчас маршрут убийцы. Сзади нетерпеливо сигналили, но я не обращала внимание. Кому надо – пусть обгоняют, а у меня расследование.

– Леночка, привет! – по-русски сказала француженка.

Я постаралась не ударить в грязь лицом:

– Бонжур, мон амур! – бодро ответила я.

Исчерпав наши познания, мы с облегчением перешли на английский, и речь полилась рекой.

Несмотря на то, что вчера я несколько часов разгребала завалы в шикарном офисе Шарлотты в небоскрёбе Дефанса, сегодня коллега набросилась на меня с тысячей новых вопросов. Я поняла, каково сейчас было Николаю Денисовичу. Но в отличие от следователя, я без запинки отвечала на любой вопрос заказчицы. Она словно обстреливала меня теннисными мячиками из пушки, а я металась по корту, и ощущала, как от мощных ответных ударов вибрируют струны на ракетке.

Втянувшись в ритм разговора, я, к радости других водителей, увеличила скорость и вскоре уже птицей летела по дороге. Когда мы разобрались с деталями, мне очень захотелось спросить у Шарлотты, как прошла её встреча с Борисом Лантье, и удалось ли им совместными усилиями сделать сайт компании ещё лучше. Но я быстро себя одёрнула.

Вот, мне уже хочется о нём поговорить… Обсудить его внешность, манеры, повадки, таланты…

Это ужасно.

Я веду себя, как влюблённая семиклассница! Скоро начну записочки передавать этому вредному парижанину… Нет, не хочу… Пусть сидит в своём Париже и не высовывается!..

Завершив разговор с Шарлоттой, я сделала круг по микрорайону и вернулась на нужную улицу. Неподалёку возвышался из глубины дворов фешенебельный дом Изабель и Насти, а по другой стороне дороги тянулся ряд серых панельных пятиэтажек.

Дорога, утыканная фонарными столбами, проходила как раз под окнами этих невзрачных коробок, построенных в семидесятые годы. Небольшая полоса зелени отделяла дома от проезжей части.

Я заехала во двор, припарковалась и, недолго думая, взяла в оборот местное население – начала расспрашивать, не видел ли кто-нибудь из окна или с балкона, как десятого апреля поздно вечером на дороге за их домом автомобиль сбил женщину.

Конечно, пришлось ответить на вопрос, почему я начала поиск свидетелей сейчас, а не в апреле.

– Я помощник депутата! – На двери подъезда висела листовка, и с неё избирателям по-отечески улыбался солидный мужчина – я постучала пальцем по белозубой улыбке.

Быстро образовалась группа поддержки. Многие помнили то трагическое происшествие под окнами их дома.

– Разве её сбили вечером?

– Да нет, утром!

– По нашей дороге все летают, как дикие!

– А я видела, скорая и полиция в пять утра приезжали!

– Конечно, ни знаков, ни переходов! Вот и летают!

– Я, кстати, письмо губернатору на сайт писал, чтобы нам тут светофор поставили.

– Неужели она пролежала на дороге всю ночь?

– Кошмар какой!

…Целых три часа было потрачено на хождение по подъездам и этажам. Попутно я по телефону решала производственные проблемы: извинялась перед репродуктивной клиникой за облом с криозамораживателями, объясняла Насте, как доставить в Ишим исправленные транспортные документы, консультировала перспективного клиента, нуждавшегося в партии японских оптоволоконных бронхофиброскопов.

Несмотря на активную поддержку жителей дома, через три часа бесплодных метаний я была вынуждена признать, что работа следователя или оперативника не так уж и проста. Мне-то казалось, это управлять собственным бизнесом трудно. А распутывать убийства – сущая ерунда, если не лениться, не зависать в интернете и поменьше играться с чехлами для смартфона.

Когда, расстроенная неудачей, я садилась в машину, то заметила неподалёку мужчину в клетчатой рубахе и джинсах. Он нерешительно на меня посматривал, мялся, балансируя на белом бордюре.

– Тепло сегодня, – улыбнулась я ему. – Настоящая золотая осень, правда? А вчера-то какой холод был, а?

Тонкий психологический подход возымел действие.

Мужик пошкрябал грязными ногтями небритую щёку, спрыгнул с бордюра и подошёл поближе.

– Вы там искали… – негромко сказал он. – Вы зайдите ко мне… Второй подъезд, сороковая квартира.

Повернувшись спиной, мужик направился в сторону дома, жёлтые листья шуршали у него под ногами, а яркое солнце заливало двор.

Я поняла, что необходима конспирация, поэтому выждала целых десять минут, прежде чем отправилась вслед за потенциальным информатором. Наверное, он не хотел, чтобы нас видели вместе.

Рассматривая грязную дверь на пятом этаже, заляпанную странными пятнами, не поддающимися идентификации, я успела подумать – а не прибьют ли меня сейчас? Вдруг клетчатая рубаха позарилась на мою сумку, набитую бесценными сокровищами – тут и ноутбук, и планшет, и смартфон, и крутые наушники, и ключи от джипа, и косметика, и портмоне с деньгами и банковскими карточками…

Да за эту сумку я и сама кого угодно прибью!

Пусть только сунутся – покрошу в капусту!

Константинов утверждает, что мне можно участвовать в чемпионате мира по боям без правил: я вполне на уровне. Только надо предварительно замахнуть пару стопочек текилы.

Расправив плечи, я смело вошла в квартиру.

– Вы там про дэтэпэ спрашивали, – хрипло уточнил мужик, впуская меня. – Я всё видел.

В прихожей пахло табаком, перегаром и какой-то кислятиной. Но не разлагающимся трупом – и это успокаивало. Я постаралась скукожиться, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не задеть. Под ногами что-то хрустело, скудная мебель стояла криво, словно ей хотелось прилечь на пол, обои лоснились от грязи.

– Как вас зовут?

– Лёхой.

– Что вы конкретно видели, Алексей? – строгим голосом учительницы спросила я.

Мужчина замялся, насупился.

– Вы не из полиции? – хмуро спросил он.

– Нет! Я – подруга пострадавшей… Полиция ничего не сделала, они никого не нашли. Вот поэтому мне приходится самой ходить по квартирам, расспрашивать.

Алексей заметно расслабился. Очевидно, с полицией его связывали яркие, но сложные отношения. Я успела его рассмотреть и удивилась, какой богатый природный материал пропадает. Если этого парня отмыть, побрить и приодеть – получится мужик на загляденье. А если вылечить от алкоголизма и поменять ему зубы – то и вовсе Джеймс Бонд.

Но кто с ним будет возиться? Проще уж выписать из Голливуда настоящего Джеймса Бонда.

– Знаете, Алексей, если я найду свидетеля, то буду безумно ему благодарна. В разумных пределах, конечно же. Вы что-то видели, да?

– И денег дадите? – не поверил несостоявшийся Джеймс Бонд. Вероятно, он собирался помочь мне на безвозмездной основе.

– Только если вы ничего не придумаете. Эротические фантазии меня не интересуют. Мне нужны факты.

– Я стоял на балконе. Курил. Тогда, вечером, в апреле…

– Покажите – где? – сразу потребовала я. И мы прошли в полупустую комнату с облезлым топчаном у стены. Около лежбища была организована выставка разнообразной стеклотары и пластиковых бутылок, в углу громоздилась куча из рваного тряпья, мятых рекламных газет, одноразовых тарелок и прочего хлама.

С балкона пятого этажа – сейчас, в сентябре – дорога почти не просматривалась, так как её загораживали деревья – их золотисто-красные кроны пылали в лучах осеннего солнца.

– Было темно, мокро и холодно. Где-то половина двенадцатого, но машины гоняли вовсю. Вдруг слышу: прямо подо мной – очередная машина, а потом удар и визг тормозов… На следующий день полицаи ходили, опрашивали… Но мне с полицией лучше не связываться. Я затихарился, не открыл им…

Алексей умолк.

– И это всё? – расстроилась я и посмотрела вниз. – Вы ничего не рассмотрели? Я понимаю, что высоко… Но в апреле ещё и листвы на деревьях не было, вполне можно было что-то увидеть. А почему вы сказали – удар, а потом визг тормозов. Не наоборот?

– Нет. Наверное, эту женщину вообще не заметили. Сначала её снесли, а уж потом по тормозам вдарили.

– Как же – не заметили? Но мне сказали, по вечерам у вас дорога хорошо освещена, фонари горят.

– Да, фонари горели, я помню… Но откуда мне знать, что там было. Может, водитель вообще не на дорогу смотрел, а в телефон?

– Вы машину-то видели?

– Да.

– Что за машина?

– Джип «ниссан». Белый.

Нет, только не это!

Моё сердце упало.

Неужели сейчас я попытаюсь убедить себя, что такое совпадение возможно: кто-то угнал джип, принадлежащий Изабель, и сразу же, отъехав всего на сто метров от дома, на ночной улице налетел на хозяйку угнанного автомобиля? Или это был другой «ниссан» – не тот, что принадлежал Изабель?

Сколько можно?!

Я не сказочница и не автор научно-фантастических романов. Мне, хоть тресни, не убедить себя, что подобные совпадения возможны!

– А как же вы отсюда, с пятого этажа, разглядели, что это был именно «ниссан»?

– Да я бы и с десятого разглядел. Машинка заметная, и шильдик крупный на радиаторе, – уверенно ответил Алексей. – От удара её развернуло… машину-то… Она поперёк дороги встала…

– И вы не побежали вниз, чтобы оказать помощь? Не позвонили сразу же в «скорую»?

Алексей замялся.

– Понимаете… Там бы у меня фамилию спросили, адрес… Потом полиция бы ко мне припёрлась… Но нет, вы не думайте, я не изверг! Я сразу же помчался вниз, к месту аварии. Женщина… подруга ваша… Она в кусты отлетела… Досталось ей капитально. И она уже была мертвой… Абсолютно!

– Вы же не врач, чтобы на глаз определить. А вдруг она ещё была жива?

– Нет, – вздохнул Алексей. – Нет. Шея вот так вот была у неё… И глаза закатились… Вся переломана, как кукла… Она не шевелилась, не дышала, честное слово! Да ей и дышать было нечем, у неё, наверное, и рёбра, и лёгкие превратились в фарш. Ой, простите! – смутился он. – Лучше бы я вам это не рассказывал.

Да, мне трудно было соединить нарисованную им жуткую картину с образом Изабель. Я запомнила её другой – живой, красивой, полной очарования.

– Вы подумали: пусть лежит, пока её другие не найдут, – упрекнула я Алексея.

– Да, – понуро опустил он голову. – Понимаю, свинство, конечно, с моей стороны. Но мне и о себе надо подумать. Мне в полицию никак нельзя… А ей всё равно уже ничем нельзя было помочь. Я и решил – пусть лежит пока…

– А дальше что? Может, вы ещё что-то видели? Скажите, а белый джип сразу же уехал? Когда вы вышли на дорогу, его уже не было?

– Уехал. Но я её видел.

– Кого?!

– Дуру эту долбаную. В смысле, водителя. Купила права, корова!

– Водителя? – упавшим голосом повторила я. Алексей отбирал у меня последнюю надежду.

– Я ещё на балконе был. Из «ниссана» вылезла толстуха в плаще. Кинулась в сторону – посмотреть на жертву. Потом постояла минуту посреди дороги. Она, конечно, была в ступоре. Видимо, соображала, что ей делать. И решила смыться – втиснулась обратно в машину и рванула с места.

– Толстуха? – чуть слышно прошептала я.

– Ага. Очень толстая баба. А волосы у неё длинные. Красивые, каштановые. Так они блестели под фонарём…

– Ох… – выдохнула я.

– Вам плохо? – засуетился мужик. – Присядьте.

Он придвинул ко мне заскорузлый от грязи стул.

– Нет! – закричала я и сразу же пришла в себя. – Не надо. Вот, возьмите!

Мужчина с явным удовольствием взял протянутую купюру.

– Спасибочки. Так много… Вы дайте поменьше. Нет? Надо же, а я и не рассчитывал… Поверьте, вашей подруге уже ничем нельзя было помочь, правда! Она умерла сразу же… Даже не знаю, какая там была скорость у джипа, но… Простите меня!

– За что?

– За то, что полиции ничего не сказал. Может, они бы нашли эту толстуху. Но вам, наверное, от этого легче не стало бы. Человека-то не вернёшь. А я никак не мог тогда, в апреле, перед полицией светиться.

– А сейчас можете?

– Тоже не хотелось бы. Если что – мы с вами не разговаривали.

…Сев за руль, я довольно долго не двигалась с места, наблюдая сквозь лобовое стекло, как взмывают над асфальтом листья. Солнце уже садилось, добавляя розовых оттенков всем краскам дня. Воздух был наполнен запахом сухой листвы, дыма и бензиновой гари.

Телефонный звонок – а за ним второй, третий, четвёртый – вырвали меня из прострации. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение и чёрные мысли.