Текст книги "Блондинка в Париже"

Секс на телескопическом погрузчике

Как строят свой график работающие мамы с детьми? Я знаю. Это то же самое, что пытаться упаковать ватное одеяло в спичечный коробок. Когда Натка была маленькая, а я только-только затеяла бизнес, ничто не вызывало во мне большего раздражения, чем факт наличия в сутках всего двадцати четырёх часов.

Мне требовалось гораздо больше. Я ощущала себя балериной, которая крутит фуэте на канате, натянутом между двух небоскрёбов, и при этом ещё жонглирует сотней фарфоровых тарелок.

Теперь дочка выросла, и я превратилась в «дистанционную маму». Натка во Франции, и всё, что от меня требуется, – отправлять каждый месяц деньги и контролировать по скайпу процесс духовного созревания ребёнка. Это занимает пять минут в день.

Семейный быт тоже виртуозно мною организован: мы с Вольдемарушкой не только не расписаны, но даже и не проживаем вместе. Идею любимого мужчины посадить женщину на короткий поводок я придушила на корню. Натка вздыхает – она боится, что я из-за своего пренебрежения институтом брака потеряю Володю. А она так его любит!

А я-то как его люблю!

Мой Вовочка.

Но речь сейчас не об этом. А о том, что в настоящее время я нахожусь в невероятно благоприятных условиях для занятия бизнесом. Не сравнить с тем, что было раньше. Почему же мне постоянно не хватает времени?

Я чёткая и организованная, весь день расписан по минутам. Но моё идеальное расписание рушится, словно карточный домик, из-за всеобщей расхлябанности. Складывается ощущение, что большинство людей не понимает: время – дороже денег, это единственное, что нельзя вернуть. Можно поправить здоровье, вновь заработать потерянные средства, восстановить испорченные отношения… Но с временем этот фокус не пройдёт. Бесценное, невосполнимое, оно исчезает в чёрной пропасти, разверзнутой рядом с каждым из нас.

Убивать собственное время и воровать чужое – национальный спорт россиян. Сегодня три моих заказчика опоздали, а два других перенесли встречу. Налоговый инспектор целых семь минут разговаривала по телефону с сыном – а ведь я сидела у стола с документами наготове!

Таким образом, мой элегантный и тщательно разработанный еженедельный план превращается в конспект биолога, наблюдающего за семейкой сурикатов: все бегут туда, потом все бегут сюда, потом все носятся по кругу, потом на одно мгновение замирают, выпучив глазки и оттопырив ушки, и потом снова куда-то бегут…

А спать я ложусь в четыре утра – разгребаю завалы. Хотя по графику должна отправляться в кровать ровно в полночь…

Вот и сейчас мне ужасно хочется спать. Но я обязана дочитать историю американской сиротки Энни. Сколько сюрпризов ещё меня ждёт?

«…Мне не хватало смелости. Шли годы, а я всё никак не решалась расправиться с Элизабет. Кроме того, я настолько привыкла быть рядом с ней в роли прибитой и затюканной родственницы, что уже и не представляла, как буду жить на свободе. А тётя тоже не смогла бы справиться без меня, за все эти годы я превратилась в её правую руку, в безотказную и безгласную служанку.

Мне нравилось видеть, как она стареет. Элизабет давно перевалило за пятьдесят, вся её жизнь сосредоточилась на разнообразных косметологических процедурах – лишь бы замедлить старение. Но надо признать, она по-прежнему оставалась очень красивой. Её красота – теперь уже зрелая – сияла и завораживала. Особенно, когда был сделан макияж, когда на лице блистала её волшебная улыбка. Стоит только удивляться, насколько она умела казаться тем, кем на самом деле не являлась. Прирождённая актриса, она всегда работала на публику. Все считали её очаровательной дамой, блестящей собеседницей, душой любой компании. Надев одну из своих сокрушительных улыбок, Элизабет наповал сразила очередного кандидата и вновь вышла замуж…»

Не успела я одолеть страницу, как раздался телефонный звонок. И так как моё сердце вдруг затрепетало, сразу поняла – звонит Володечка.

Точно! Это был он – мой бесподобный наездник, увлекающий меня в гонку по раскалённой пустыне, мой искусный волшебник, способный разметать по вселенной скопление галактик и заставить их сверкать и искриться в черноте под сомкнутыми веками, мой умелый палач, превративший сладострастный процесс раздражения нервных окончаний в высокое искусство…

Едва услышав родной голос, я начала стремительно наливаться краской – вспомнила нашу парижскую ночь. Заявление о вступлении в возраст гиперсексуальности Константинов подтвердил делом. Я боялась, что мы влетим на кровати в соседний номер – проломив стену. Даже Эйфелева башня за окном покраснела, наблюдая за нашими кульбитами…

Вот бы повторить!

– Привет!

– Привет, мышка. Ужасно по тебе соскучился.

Мышка? Хм… На что он намекает?

Что я незаметная и бесцветная?

– Ещё бы ты по мне не соскучился… А ты сейчас где? Работаешь в Дюнкерке?

– Уже нет. Переместился немножко северо-западнее.

– Но там же Ла-Манш!

– Нет, дальше.

Понятно.

Я думала, Володя во Франции, а он уже усвистел в Англию.

– Ты такой стремительный. Давай, я буду называть тебя челябинским метеоритом.

– Тогда уж екатеринбургским. К Челябинску я отношения не имею.

– И где ты конкретно?

– В Ростере. Графство Стаффордшир.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Деревушка между Бирмингемом и Манчестером.

– Уже понятнее. А как тебя туда занесло?

– Так я ж сориентировался. Думаю, раз очутился в Дюнкерке, надо и в Ростер заодно заскочить.

– Да уж, ближний свет!

– Пятьсот километров.

– И что там в этой деревушке?

– Завод по производству телескопических погрузчиков. И штаб-квартира компании. Они мои партнёры.

Мне понадобилось три секунды, чтобы включить ноутбук, лежащий рядом на кровати, открыть на экране пару картинок с изображением телескопических погрузчиков и выяснить, что мировым лидером в производстве симпатичных агрегатов является известная английская компания, чья штаб-квартира располагается в городке Ростер графства Стаффордшир.

Всё верно.

Милый предоставил достоверную информацию.

Не то, чтобы я шпионю… Но проверить никогда не помешает. Учитывая неуловимость моего друга – сегодня он в Ханты-Мансийске, а завтра уже в Брюсселе – а также не забывая о его гиперсексуальности.

Да, но что я выяснила? Самые общие факты. Володя заявил, что поехал в Ростер к английским партнёрам, производящим телескопические погрузчики.

Но я же не знаю главного. Как англичане принимают русского коллегу? А если подогнали ему для тестирования погрузчик с рыжеволосой красоткой за рулём? С этакой английской розой, свежей, как утренняя роса. Белоснежная кожа, нежный румянец, пышные рыжие кудри, веснушки на точёном носике, приоткрытый ротик с влажными пухлыми губками…

Убила бы эту стерву!

Всё бывает, когда занимаешься бизнесом. Лично я давеча была готова танцевать ламбаду перед Геннадием Ильичом, лишь бы он заключил со мной контракт.

Не заключил, скотина.

– Так вот, я это… – нежно проворковал любимый, – звоню узнать, не околачиваешься ли ты где-нибудь поблизости. В каком-нибудь Лондоне или, там, Дублине.

– Я дома.

– А-а… Жаль. А то могли бы повторить наш парижский марафон.

– Так уж и марафон. Скорее, спринт.

– На что ты намекаешь? – заволновался Константинов. – Вроде бы неплохо получилось! Ты осталась довольна. Нет, не осталась? Что, слишком быстро?

Мужчин можно только пожалеть. Даже завоевав полмира, построив самую высокую башню, создав восхитительную картину, изобретя лекарство от страшной болезни или заключив контракт на телескопические погрузчики, они всё равно будут переживать, достаточно крепко у них стоит. А если достаточно крепко – то надолго ли? А вдруг недостаточно долго? А если и долго, и крепко, но с лёгким боковым уклоном, наподобие Пизанской башни? Тогда как? И вообще, хорош ли диаметр? Про длину и говорить не стоит – мужчины, похоже, рождаются с линейкой в руках, и сразу начинают измерять и сравнивать, измерять и сравнивать…

Нам, девочкам, все эти мучения, к счастью, неведомы.

– Слишком быстро – в том смысле, что ты сразу же умчался. Бросил меня одну, – успокоила я страдальца. – А так хотелось поваляться с тобой в кровати до самого утра. Или даже до полудня.

– Мы работаем. И ты, и я.

– Вот зачем, спрашивается, ты требовал, чтобы я сидела дома, если сам отсутствуешь шесть дней в неделю? Хотел превратить меня в Пенелопу!

– Тебя, пожалуй, превратишь! Где сядешь, там и слезешь. Ты такая независимая, самоуверенная… Тебя даже не волнует, чем я тут, в Ростере, занимаюсь.

– А я знаю. Ты устраиваешь ралли на телескопических погрузчиках с голыми рыжеволосыми мисс. Гоняете по пересечённой местности.

– Вот именно! А ты нисколечко не волнуешься. И не ревнуешь!

Не ревную?

Да я даже погуглила!

Отыскала это английское захолустье на карте!

– Но я всё равно тебя люблю. Наверное, ещё и за это – что ты так не похожа на нормальную женщину.

– Господи! – возмутилась я. – У меня клыки, что ли, из пасти торчат, и шерсть зелёная на груди растёт?

– С зубами и сиськами у нас всё в порядке, – заверил Константинов. – Но ведь ты наглая! Эгоцентричная! Самовлюблённая! В общем, для того и звоню, чтобы сказать, что я тебя обожаю.

– И я тебя обожаю. А когда встретимся?

– Надеюсь, в субботу.

– Володь, а что ты сейчас делаешь? У вас ведь часов десять-одиннадцать?

– Ты не поверишь. Спать собираюсь. Что-то я в конец умотался. Последние трое суток же поспать не удалось. Некоторые девушки грязно домогались меня в Париже.

– А теперь домогаются рыжеволосые английские нимфы.

– Не нужны они мне. Ленка, надеюсь, ты сейчас голая? У тебя ведь три часа ночи.

– На мне только ноутбук, – обрадовала я сексуального маньяка. – Тебе повезло. Хочешь, я расскажу, что может делать в три часа ночи одинокая женщина гиперсексуального возраста?

– Да! – заорал Константинов. – Очень!

– Итак… Сначала я ложусь в центр моей двуспальной кровати, так как, несмотря на её размеры, она абсолютно пуста. До безысходности. Удобно устроившись, я не спеша начинаю… Кстати, а ты будешь конспектировать?

– Я уже, уже, – сдавленно прошипел в трубку любимый. – Конспектирую. Ты, главное, не останавливайся.

Нормандские угодья

В начале девятого Настя уже сидела в офисе. Каким-то волшебным образом она пришла раньше меня. Вот именно: волшебным образом! Ведь теперь моя помощница – прежде такая незамысловатая – превратилась в сплошную загадку. Сейчас, вспоминая некоторые пассажи из книги «Наука ненависти», я смотрю на неё другими глазами…

В кабинете витал аромат кофе и ванили. Настя вспарывала ножом пухлые булочки, мазала маслом, а потом отправляла их в рот, сладострастно прикрывая при этом глаза. И запивала всё кофе из большой кружки, сопя, как енот.

Не выношу, когда офис превращают в столовую!

На экране Настиного компьютера висела розовая заставка «Пышек» – девушка напряжённо переписывалась с подругами, сравнивая показатели: кто сколько граммов потерял или прибавил за последние сутки.

Увидев меня в дверях, Настя едва не подавилась. Она испуганно заметалась и попыталась прикрыть грудью булки и маслёнку.

– Леночка, только ногами не бей! – заголосила она. – Я не думала, что ты так рано! Хотела всё убрать к твоему приходу.

– Ладно, не суетись. Завтракай, – милостиво разрешила я и опустилась в директорское кресло.

– Подожди минутку, налью тебе кофе.

– Давай.

Настя, сделав вывод, что сегодня я настроена миролюбиво и не буду её убивать за крошки на клавиатуре, расслабилась.

– Катя-Умница берёт надо мной шефство! – радостно объявила она.

– Вроде бы, мы это уже проходили? Она уже брала над тобой шефство.

– Но теперь я точно дойду до конца! – с воодушевлением воскликнула Настя. – В смысле, похудею. Каждый день буду делать фотоотчёт.

– Мало у тебя здесь селфи в трусах и лифчике! – я кивнула в сторону экрана.

Подруга не стеснялась выкладывать в сетевом дневнике полуобнажённые фото, чтобы получить от соратниц комментарии следующего свойства: «О, да, да, Настя, очень заметно, что ты похудела на двести двадцать три грамма! Ты боец! Так держать!». Правда она обнажалась в закрытых записях, доступных только узкому кругу посвящённых.

– Нет, Лен! Это будут фотографии еды. Прежде, чем что-то съесть, я должна сфотографировать продукт и выложить картинку в дневнике.

– Боже, – пробормотала я. – Ты собираешься уволиться?

– Нет! – испугалась Настя. – Почему?

– Вряд ли у тебя останется время на работу. Отщёлкать за день миллиард снимков – это колоссальный труд.

– В том и заключается смысл фотоотчёта. Я не могу ничего положить в рот, пока не сфотографирую еду и не опубликую фото. А пока буду фоткать – успею подумать, нужна ли мне эта шоколадка или бифштекс.

– Гениально!

– А Катя-Умница будет комментировать мои записи в реальном времени, анализировать состав белков-жиров-углеводов, давать советы.

– Она тоже решила уволиться?

– Лена!

– Работнички! И сколько человек по стране мается подобной фигнёй?

– Это не фигня! – обиделась Настя. – У меня проблема, как ты не понимаешь! С любой диеты я срываюсь через два часа. Может, хотя бы этот метод поможет.

– Сомневаюсь.

– Что ты так переживаешь? Долго ли сделать снимок и выложить его на своей страничке? Пять сек!

– Надо же, какая ты, оказывается, ловкая! А когда я попросила поменять картридж в принтере, ты занималась этим сложнейшим вопросом целых два дня.

– Господи, Лена! Ты теперь всю оставшуюся жизнь будешь попрекать меня этим картриджем! Ну, забыла я про него, забыла! Я уже сто раз извинилась!

– Хорошо… А эти булки с маслом почему не фотографируешь? Ты их четыре штуки умяла!

– Мы начинаем в девять утра, – быстро взглянув на часы, сообщила Настя. – Это я как будто ещё за вчерашний день ем.

– Вот оно что! О’кэй. Но предупреждаю: если твоё увлечение фотографией будет мешать работе, вылетишь отсюда, как пробка от шампанского.

– Спасибо, я очень ценю твою поддержку и деликатность. Уверяю, я приложу все усилия, чтобы сохранить место. Мне здесь нравится. Только работа и отвлекает меня от постоянных, выматывающих мыслей о еде. Я боюсь накосячить, чтобы не разозлить тебя, ты же сразу начнёшь орать, как фашист в концлагере. Поэтому я стараюсь сосредоточиться на работе и бывает, что на целых полчаса забываю о еде.

– Чудесное сравнение! Мерси, – скривилась я.

– А ещё мне нравится всё время находиться рядом с тобой. Ты уникальная. Ты – мой кумир.

– Хитренькая лиса. Ладно, убери тут всё. Пора приниматься за работу.

…Я задумчиво присматривалась к Насте, пока она наводила порядок на своём столе. Мне она всегда казалось незамысловатым экземпляром. Но если подумать… Каким-то загадочным образом она втёрлась ко мне в доверие – ко мне, ярой противнице такого понятия как «женская дружба»! Года не прошло, а я уже сама совершенно серьёзно называю её подругой. Настя постоянно рядом – весёлая, заботливая, полезная, готовая петь дифирамбы.

Как же это вышло? И что действительно скрывается за милой улыбкой и всеми этими восторгами в мой адрес?

Человек отправляет робота на Марс, расшифровывает код ДНК, запускает адронный коллайдер, превращая повседневность в научно-фантастический роман. Единственное, что ему не под силу, – понять, что на самом деле творится в душе другого человека.

***

Светлана – мой юрист. Я бы назвала её совместителем, но Света утверждает, что она «на аутсорсинге». Да пожалуйста, пусть именует себя как угодно, лишь бы документы правильно оформляла.

Сегодня Света приехала в офис перед самым обедом, поэтому вскоре наша харизматичная троица – гендиректор, ведущий консультант, юрист – загадочным образом очутилась в кафе неподалёку от офисного центра. Загадочным – потому что две трети коллектива активно худели, и посещение кафе было им противопоказано в принципе.

Я не худела, поэтому спокойно заказала греческий салат и кофе. А эти две клуши вцепились в тарелки с утробным рычанием, так, словно провели пару недель на воде и хлебе.

– Света, проконсультируй Настю насчёт наследства.

– А в чём проблема?

– Настя ничего не делает. Её прекрасная тётя Изабель Бриссон, увы, покинула этот мир в апреле. Сейчас на дворе сентябрь, а у Насти ещё и конь не валялся.

– Серьёзно? Вот прямо-таки совсем не валялся?

– Ни одной справки не сделала.

– И чего же ты тянешь, Настя? – удивилась наш юрист. – Тебе даётся шесть месяцев на то, чтобы собрать необходимые документы и вступить в наследство. А если не успеешь – потом придётся восстанавливать права через суд. Конечно, ты их восстановишь, никто у тебя наследства не отберёт. Но ведь это лишние нервы, время и деньги. Зачем всё усложнять?

– О-о… – проныла Настя. – Бегать по инстанциям… Собирать бумажки… А что изменится? Изабель меня вырастила, детей у неё не было, и других наследников тоже нет. Я единственная… И вообще, давайте не будем о грустном.

– А какова цена вопроса? Какое имущество осталось?

– Настя живёт в квартире Изабель, – пояснила я.

– Я там всю жизнь прожила! – возразила подруга. – Если по справедливости, она и мне тоже принадлежит, потому что Изабель купила эту квартиру, продав две других – собственную и квартиру моих родителей.

– Но по документам квартира принадлежала Изабель, а не тебе, – возразила я.

– А кроме жилья? – спросила Света.

– Ещё было два автомобиля. Хотя один из них – новенький джип – угнали прямо от дома. Как раз в ту ночь, когда Настя ждала в гости подружку.

– Да, я помню эту историю, – кивнула Света. – Симпатичный был джип, «ниссан», кажется?

– Да, – вздохнула Настя. – Симпатичный. И дорогой. И совсем новый.

– Он тебе подходил.

– Недолго я на нём каталась.

– Да уж, не повезло! Значит, белый джип угнали, а сейчас ты рассекаешь на красной «тойоте».

– Угу. Езжу на «тойоте». Почему бы не оставить всё как есть? Разве мне нельзя жить в квартире и пользоваться автомобилем без оформления всех этих бумаг? Никто не будет претендовать на имущество, потому что других наследников нет.

– Ты уверена? Всегда из ниоткуда вдруг возникают алчные родственники, седьмая вода на киселе, и жаждут сорвать куш, – сказала я. – Квартира-то у вас с Изабель очень хорошая, большая. Дом кирпичный, не панельный. Да и «тойота» совсем новая.

– В любом случае, насколько я понимаю, Настя – первая в очереди, – сказала Светлана. – Вернее, если говорить официальным языком, она наследник второй очереди по праву представления.

– Чего? – испугалась Настя. – Только что сказала, что я первая, и вот уже вторая!

– Наследники первой очереди – это дети, супруг и родители.

– Детей у Изабель не было. Супруг – Леонар Бриссон – умер. Её родители – тоже. Моя бабушка Таня скончалась в 2006-м. А дедушка Петя умер в 1976-м, я ещё и не родилась тогда.

– Это он был роскошным красавцем? – спросила Света. – Ты мне как-то рассказывала про какого-то невероятного деда?

– Нет, не он. Роскошным красавцем был мой прадед Василий Дементьев, отец бабы Тани, дед моей мамы и тёти Изабель.

– Давно бы уже фотографию показала!

– Принесу как-нибудь. Баба Таня, мама и Изабель в результате получились красотками. А мне, к сожалению, от породы Дементьевых ничего не досталось.

– Ты тоже хорошенькая, – успокоила Света. – У тебя носик ничего, глазки, волосы неплохие.

– Что значит – глазки? – обиделась я. – Хочешь сказать, у Насти малюсенькие такие горошинки? Да у неё чудесные огромные карие глазищи. А волосы не просто «не плохие», а шикарные.

Настя посмотрела на меня с благодарностью и некоторым удивлением.

– Да, да, я согласна, глаза чудесные, волосы шикарные! – закивала Света. – Но только ты, Настя, ужасно толстая. Прости уж, подруга.

Моя помощница смущённо улыбнулась и уткнула взгляд в тарелку.

– Давайте мы продолжим разбираться в кругах наследования. Итак, с первой очередью мы разобрались – ни одного наследника не осталось в живых. Наследники второй очереди – братья и сёстры, дедушки и бабушки.

– Единственная сестра Изабель – моя мама – погибла в автокатастрофе, – чуть слышно произнесла Настя. – А Изабеллины дедушки и бабушки, естественно, давно уже все на том свете.

– Следующая очередь наследования – твоя. Даже если вдруг появятся какие-то родственники, они в любом случае тебе не конкуренты.

– Значит, можно ничего не делать? – обрадовалась Настя.

– Нельзя, – отрезала Света. – С квартирой всё равно надо решать вопрос. Не надейся, что будешь и дальше в ней жить, и тебя никто не будет трогать. Например, на чьё имя налоговая будет начислять налог на имущество? Сразу же всплывёт, что владелец умер. И, как ни крути, тебе придётся собирать документы. Да ещё и оштрафуют потом.

– Слышишь, что тебе юрист говорит? – строго посмотрела я на подругу.

Настя уныло жевала бифштекс.

– Если честно… Я боюсь официально заявлять свои права на наследство, – наконец выдавила она.

– Почему?! – удивились мы со Светой. – Вот это новость!

– Потому что моя тётушка была та ещё авантюристка! Не женщина, а новогодний фейерверк! Она постоянно затевала какие-то прожекты. Открывала и закрывала фирмы. Жить спокойно не могла…

– Яркая была женщина, – вставила я. – Энергичная. Когда мы с ней встретились, я сразу ощутила в ней родственную душу.

– …но всегда прогорала, никогда не оставалась в плюсе, – грустно закончила Настя.

– Лена, я знаю, пару лет назад ты тоже капитально прогорела? – некстати вспомнила юристка. – У тебя же раньше была крупная фирма… Как же она называлась…

Когда я проводила параллель между собой и Изабель, я имела в виду присущую нам обеим неутомимость, жажду новых впечатлений и очарование! Но Света предпочла вспомнить о моём провале.

Язва мексиканская!

А я ей зарплату плачу!

– Вот я и боюсь… – продолжила Настя. – Вдруг потом всплывут какие-нибудь миллионные долги. Невыплаченные кредиты или что-то ещё. Мне страшно!

– Ерунда какая, – возмутилась я. – Зря ты так говоришь. Изабель бы с тобой так не поступила.

Настя развела руками.

– Надо же, – удивилась Света. – Ты боишься долгов… А я-то думала, Изабель была весьма обеспеченной дамой. Выгодно выходила замуж, используя свои внешние данные.

– Нет, это не так. Замуж-то она, конечно, выходила… У тёти было три официальных брака, плюс между замужествами – энное количество бойфрендов. Но Изабель всё время напарывалась на бездарей и неудачников. Только последний, третий муж был хорошим… Леонар Бриссон. Такой интеллигентный и обходительный мужчина. Он очень мне нравился. Правда, я его видела всего два раза. Ездила туда к ним, когда у Леонара была ремиссия.

– Ты говорила, последние пять лет Изабель жила с ним во Франции. Может, здесь, в России у неё и нет никаких долгов?

– Она жила на два дома. Во Франции скучала, поэтому сюда приезжала каждый месяц. И постоянно что-то затевала, то одно, то другое. Кстати, с Леонаром моей тёте тоже не очень-то повезло. Правду же говорят: не родись красивой, а родись счастливой.

– А что не так с Леонаром?

– Но он же всё время болел.

– Да, это грустно… – вздохнула Света. – А денежек ей он оставил? Он был богат? Вдруг у Леонара было состояние, бизнес, акции, семейные драгоценности?

Настя равнодушно пожала плечами.

– Он оставил Изабель поместье в Нормандии.

– Поместье?! В Нормандии! И ты молчишь?! – хором воскликнули мы со Светой.

– Наверное, это зáмок? Во Франции куда ни глянь, везде замки… Например, в долине Луары, – мечтательно произнесла юристка. – И этот замок теперь достанется тебе. Обалдеть! Целый замок! Что-то вроде шато Амбуаз или Шенонсо?

– Хренонсо! – с горечью воскликнула Настя. – Девочки, вы такие смешные. Фантазия у вас, как у голливудских сценаристов. Сейчас я вам покажу этот замок, у меня есть фотки.

Она достала смартфон и стала листать фотографии.

– Вот, полюбуйтесь.

Мы со Светой уставились на экран. Среди пыльных зарослей виднелся одноэтажный дом из серого камня, довольно непритязательный и обшарпанный. Коричневая черепица на крыше потрескалась и заросла мхом, в двух местах зияли дыры.

Света хмыкнула:

– Да это же сарай какой-то!

– Лучше бы Леонар вообще ничего не оставлял, – удручённо покачала головой Настя. – А тётя тут же уцепилась, загорелась. Сказала, что отремонтирует дом и превратит его в конфетку. Она показывала мне папку со счетами – привезла её с собой в апреле… За неделю до того, как произошло несчастье… Там ещё и долгов хватает – отопление, электричество. Налоги не уплачены, кровлю, вон, побило во время урагана, надо дыры заделывать… Изабель сидела с калькулятором, считала. В целом, вместе с ремонтом получается сто шестьдесят четыре тысячи евро.

– Что?! – изумилась Света. – Да вся эта рухлядь столько не стоит!

– Откуда ты знаешь, сколько стоит поместье в Нормандии? – возразила я. – А земельный участок есть?

– Угу. Полгектара.

– Тут надо разбираться, нанимать оценщика. Чтобы понять, какова настоящая ценность имущества.

– Вдруг ты сможешь выгодно продать дом?

– В таком состоянии, как сейчас, с дырами в крыше и кучей долгов – вряд ли, – сказала Настя. – Не знаю, ничего не могу сказать. Но связываться с этой обузой мне совсем не хочется.

– А я видела такую интересную передачу, – вспомнила Света. – Тоже про нежеланное наследство. Одна семейная пара получила целый зáмок, с крепостными стенами, башенками, сторожевой башней. И что же? Им очень тяжело содержать эту махину. Они теперь вкалывают по двадцать часов в сутки и с грустью вспоминают те времена, когда жили на маленькой ферме. Сдают комнаты, водят по замку экскурсии. И всё равно даже в ноль не выходят. Постоянно в глубоком минусе. Но и продать этот средневековый замок нельзя, потому что владелец – настоящий граф, наследник старинного рода. Поместье принадлежало его семье в течение четырёхсот лет, это историческая ценность, между прочим. И для графа сберечь фамильную реликвию – вопрос чести. Представляете, каково бедному мужику? Что ему делать? Признать поражение, объявить себя банкротом и продать родовое гнездо? И в Википедии напишут, что спустя четыре столетия именно он продал фамильный замок. Позор!

– Круто мужик попал!

– Поэтому они с женой, надрываясь, тащат непосильный воз. Вот и Насте надо сто раз подумать – нужен ли ей ветхий дом в Нормандии?

– Но дом – не фамильный замок. Его вполне можно продать!

– Вопрос – купят ли? Особенно сейчас, когда везде экономический кризис.

– Да, – кивнула Настя. – Никто эту развалюшку не купит. Я даже денег за ремонт не отобью.

– Я знаю одного ловкого француза-риэлтора, – сказала я. – Его зовут Жан-Поль, живёт в Монпелье. Продаст что угодно – и покосившийся сарай, и шато с гнилыми коммуникациями, и чудесную виллу на краю оползающего оврага. К тому же, он блестяще владеет русским языком.

– Небось, ещё и хорош собой? – заинтересовалась Света.

– Девочки, не отвлекайтесь, – напомнила Настя. – Мы говорим не о мужчинах, а о наследстве.

– Очень хорош.

– От наследства ты отказываешься.

– А что делать? Ведь прежде, чем выставить дом на продажу, я должна оформить его в свою собственность. Уплатить долги и налоги. Отремонтировать. Зачем мне эти проблемы? Не собираюсь добровольно совать голову в гильотину.

– Возможно, Настя права, – сказала Света. – Недавно я помогала оформить наследство на домик в деревне. Наследники сначала радовались, а потом подсчитали расходы и прослезились. Они заплатили налогов и пошлин гораздо больше, чем номинальная стоимость имущества. Лучше бы и не связывались.

– Хорошо, представим, что я выставила дом на продажу. А вдруг он будет продаваться целых три года? Где взять деньги на его содержание в течение этих трёх лет?

– Всё это пустые разговоры, – сказала я. – Гадание на кофейной гуще. Надо пригласить компетентного специалиста для оценки дома и всех расходов.

– Угу, пригласить компетентного специалиста, – пробормотала Настя. – Там, во Франции. И заплатить ему пару тысяч евро за работу. Да и самой туда слетать несколько раз. Напомни-ка, Леночка, какой у меня оклад?

– Хороший, – отрезала я. – Отличный.

– Но не настолько, чтобы разбрасываться тысячами евро! Мне эти деньги сначала надо заработать. У Леонара Бриссона остался младший брат, Жильбер. Пусть забирает себе дом в Нормандии и делает с ним всё, что угодно…

Жильбера Бриссона, высокого и представительного господина лет шестидесяти, я видела на похоронах. Настя сказала, что именно он оплатил все расходы, но забрал к себе во Францию урну с прахом Изабель, заявив, что покойные супруги при жизни ясно выразили ему своё желание – быть похороненными вместе.

В крематории во время траурной церемонии Настя рыдала на моём плече. Я сгибалась под тяжестью её туши, совала ей один за другим носовые платки и тихо скрежетала зубами от злости.

Вот такая я чёрствая!

Нет, мне, конечно, понравилась Изабель, и я сожалела о её трагической гибели. Но почему я вдруг оказалась единственной подругой Насти? Почему именно я должна была утешать её в горе и слушать рыдания? Вот ещё! У меня своих забот по горло. И в крематории она вполне могла бы повисеть не на мне, а на какой-нибудь давней подружке. Настя наваливалась так, что у меня трещали кости. А мы с ней к тому моменту были знакомы всего восемь месяцев. Не такой уж большой срок, чтобы превратиться в закадычных друзей…

Господин Жильбер, увидев, как самоотверженно я утешаю страдалицу, и вовсе записал меня в близкие родственники. Он довольно сносно говорил по-английски, поэтому мы смогли немного пообщаться.

– Нет, я Настина начальница. Она у меня работает.

И портит всё, к чему ни прикоснётся!

Сухопарый Жильбер скорбно взирал на меня с высоты своего роста. У него было тонкое интеллигентное лицо, проницательные серые глаза.

– Все так любили Изабель, – обескураженно пробормотал он. – Она была яркой, очаровательной… Как же так? В январе – брат… Но мы были готовы. Всё давно к тому и шло… Если бы не Изабель, мой брат прожил бы меньше. Она подарила ему эти пять лет, поделилась с ним своей энергией, своим жизнелюбием… И вдруг – это жуткое известие. Я потрясён… Как нелепо! Её сбила машина… Но почему?!

– Просто несчастный случай, – вздохнула я. – У нас такое сплошь и рядом. Да и у вас во Франции, наверное, тоже.

– Но это же несправедливо!

– Жизнь – ужасно несправедливая штука, мсье Бриссон. Вы и сами это прекрасно знаете…

***

– Лен, а, Лен! – позвали меня девушки. – Ты о чём-то задумалась.

Не стала посвящать их в подробности. Насте только напомни о похоронах, тут же разразится рыданиями. Включается мгновенно, словно нажали кнопку.

– А на чём мы остановились?

– Я говорю, что если нормандский домик достался в наследство Изабель, а после Изабель – Насте, то Жильбер не сможет так просто забрать себе имущество. Всё равно придётся сначала оформить документы на себя, а уж потом подарить дом Жильберу, – объяснила Света. – Это, конечно, круто – взять и подарить дом в Нормандии. Словно у тебя их куры не клюют. Нет, ну скажите, круто?

– Было бы круто просто получить в наследство миллион евро, – заметила я. – Без всяких этих сложностей. Что же Леонар о жене не позаботился?